Медсестры Второй Мировой войны

222 сд
http://smolbattle.ru/threads/222-сд.4908/page-2#post-633237

Четверть роты уже скосило:
Распростёртая на снегу,
Плачет девочка от бессилья,
Задыхается: "НЕ могу!"

Тяжеленный попался малый,
Сил тащить его больше нет:
(Санитарочке той усталой
Восемнадцать сравнялось лет.)

Отлежишься, обдует ветром,
Станет легче чуть-чуть.
Сантиметр за сантиметром
Ты продолжишь свой крестный путь.

Между жизнью и смертью грани -
До чего ж хрупки они..
Ты приди же, солдат, в сознанье,
На сестренку хоть раз взгляни!

Если вас не найдут снаряды,
Не добьёт диверсанта нож,
Ты получишь, сестра, награду-
Человека опять спасешь.

Он вернется из лазарета-
Снова ты обманула смерть,
И одно лишь сознанье это
Всю-то жизнь тебя будет греть.

Юлия Друнина



Я принесла домой с фронтов России
Веселое презрение к тряпью -
Как норковую шубку, я носила
Шинельку обгоревшую свою.

Пусть на локтях топорщились заплаты,
Пусть сапоги протерлись - не беда!
Такой нарядной и такой богатой
Я позже не бывала никогда...

Юлия Друнина

 

Да, "характерные" фотографии. Групповая, судя по погонам и зелени с цветами, - после мая 43г.
Кому-то суждено было вернуться, кому-то нет.

Посмотрел Ваши сообщения, вижу - интересуетесь 222сд. Если знаете - напишите о 391-м медико-санитарном батальоне 222сд: каким объемом средств доставки раненых в ближайшие госпиталя фронтовой зоны располагал батальон (по штату или фактически

 

Моя двоюродная бабушка – Ветёлкина Елизавета Леонидовна, родилась 21 октября 1922 года в деревне Ищеино Кинешемского района Ивановской области в семье крестьянина. В 1940 году окончила 9 классов кинешемской средней школы №2. Внезапно начавшаяся война круто изменила её жизнь.

В самом начале войны она поступила на курсы медицинских сестёр. После окончания курсов 20 июля 1942 года была мобилизована Наволокским райвоенкоматом на фронт.

Елизавета Леонидовна служила в 120 стрелковом полку 69-ой Севской дважды Краснознамённой орденов Суворова и Кутузова стрелковой дивизии 65-ой армии в должности санинструктора медицинской службы. Участвовала в сражениях на трёх фронтах: Калининском (Ржевское направление), Центральном, 2-ом Белорусском. От самой Курской Дуги прошла с боями Украину, Белоруссию, Польшу, дошла до Германии. Форсировала реки Сож, Десну, Днепр, Западный Буг, Нарев, Вислу и Одер.

Особенно запомнилось Елизавете Леонидовне форсирование Днепра. Это был решающий рубеж. Надо было закрепиться на правом берегу реки, чтобы наладить переправу через Днепр. Под сильным артиллерийским и минометным огнем противника она оказала помощь 32 раненым бойцам. За этот подвиг была награждена медалью «За отвагу».

Война закончилась для Елизаветы Леонидовны в июне 1945г. в Германии в городе Росток.

Домой в Кинешму она вернулась 13 ноября 1945 года по демобилизации на основании Указа Президиума Верховного Совета СССР от 25.09.1945г.

За службу бабушка Лиза получила 12 благодарностей Верховного Главнокомандующего И.В.Сталина и Благодарственное письмо, подписанное Маршалом Советского Союза К.К. Рокоссовским.

Награждена:

ОРДЕНОМ «ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ II СТЕПЕНИ»

МЕДАЛЬЮ «ЗА ОТВАГУ»

МЕДАЛЬЮ «ЗА ПОБЕДУ НАД ГЕРМАНИЕЙ»

МЕДАЛЬЮ «20 ЛЕТ ПОБЕДЫ В ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЕ 1941-1945 ГГ.»

МЕДАЛЬЮ «40 ЛЕТ ПОБЕДЫ В ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЕ 1941-1945 ГГ.»

МЕДАЛЬЮ «50 ЛЕТ ВООРУЖЁННЫХ СИЛ СССР»

МЕДАЛЬЮ «60 ЛЕТ ВООРУЖЁННЫХ СИЛ СССР»

ЗНАКОМ «25 ЛЕТ ПОБЕДЫ В ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЕ 1941-1945 ГГ.»


Елизавета Леонидовна умерла 10 марта 2000 года.

 

Медсёстры 168 дивизии Ленинградского фронта


"Добровольцы военфельдшеры Таня Нефитова (слева) и Вера Заонегина.
Волховский фронт. Август — сентябрь 1941/ Фото: Александр Устинов"

"Добровольцы военфельдшеры Таня Нефитова (слева) и Вера Заонегина.
Волховский фронт. Август — сентябрь 1941/ Фото: Александр Устинов "
Заонегина Вера Ивановна 1921г.р., в РККА с 03.08.1941 года. Место призыва: Новгородский РВК, Ленинградская обл., Новгородский р-н . Пройдёт всю войну. Будет контужена 25.12.1941. в районе дер. Велья ( ныне Чудовский район Новгор.обл).
Скорее всего в аннотации ошибка. "Таня Нефитова" - Тоня Неофитова.
Неофитова Антонина Николаевна
Последнее место службы 170 кав.полк (?) 54 А
Воинское звание фельдшер
Причина выбытия убит. Мгинский район Ленинградской области
Дата выбытия 28.09.1941

 

Подвиг медсестры: Мария Цуканова
14 августа 1945 г.


Памятник М. Н. Цукановой на территории Морского госпиталя Тихоокеанского флота


Мария Никитична Цуканова родилась 14 сентября 1924 г. в деревне Новониколки (ныне – Омская область) в крестьянской семье. Отца Маша не знала, он умер за несколько месяцев до ее рождения. Воспитывали девочку мать и отчим. После окончания неполной средней школы работала телефонисткой и санитаркой в госпитале поселка Орджоникидзевский Красноярского края, затем работала на заводе в Иркутске и одновременно училась на курсах медсестер. В 1942 г. по просьбе Цукановой ее направили служить на Тихоокеанский флот. Она стала санинструктором в 335-м гвардейском отдельном батальоне морской пехоты, входившем в состав 13-й бригады морской пехоты.

После начала войны с Японией часть, в которой служила гвардии ефрейтор Цуканова, получила задачу десантироваться в корейском порту Сейсин. 14 августа 1945 г. начался тяжелый бой за город. В течение дня Цуканова вынесла с поля боя 51 воина. А когда наклонилась, чтобы подобрать 52-го, Марию буквально насквозь прошила пулеметная очередь. Не оставив поля боя, Цуканова из последних сил подобрала автомат раненого и, в упор выпустив несколько пуль по подбегавшим к ней японцам, потеряла сознание.

В плену Марии довелось пройти через нечеловеческие муки. Добиваясь от девушки сведений о составе десанта, японцы резали ее тело ножами, выкололи глаза. Но так ничего и не добились. Мария Цуканова ушла из жизни непобежденной.

14 сентября 1945 г. М. Н. Цукановой посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза. Героиню похоронили в братской могиле во Владивостоке. Памятники М. Н. Цукановой установлены во Владивостоке и Иркутске, ее имя носят улицы в Омске, Иркутске и Барнауле, сопка возле корейского города Сейсин.

 

Тамара Константиновна Старкова (1912 -2001) – военный хирург с сотрудниками эвакогоспиталя № 1585
(во втором ряду, в центре). 1945 г.

"...Сентябрь 1943 года. После операции надо раненого отнести в палату, а санитаров около нет. Медицинская сестра Галя Мацак и я укладываем раненого на носилки и беремся за них. Госпиталь располагался в нескольких зданиях, нашего раненого нужно было отнести в небольшой домик на этом же дворе. Галя шла впереди и вдруг споткнулась у порога, не могла сразу перешагнуть, а дальше пошла, прихрамывая. Остановились. Я спросила:
- Ты ушиблась, Галя? Передохнем?
Она стояла лицом ко мне, смущенно улыбаясь.
- Нет, я не ушиблась. Разве Вы не знаете? Я немного хромая, я на протезе. Он немного сломался и трет. Болит немного.
Я недавно прибыла в этот госпиталь и не всех хорошо знала, не замечала, что Галя прихрамывает. Смотря на круглолицую, румяную, всегда веселую, с ясными и ласковыми голубыми глазами девушку, трудно было поверить, что она на протезе, который причиняет ей боль. Протез сломался, и Галя его сама отремонтировала, но что-то было неладно. У Гали оказались кровоточащие потертости, но она не жаловалась, боясь, что ее освободят от работы хотя бы на время.
До конца войны мы работали с Галей вместе в одном отделении и даже в одних палатах. До конца войны она была одним из лучших работников госпиталя. И Галя была активным донором, сама предлагала взять у нее кровь раньше, чем это было можно. Галя умела уговорить беспокойного раненого, успокоить его перед операцией, ласково и внимательно выхаживать потом. Не один из выписывающихся в часть выздоравливающих раненых мечтал жениться на Гале, зарегистрироваться сейчас.

После окончания войны Галя вышла замуж и покинула госпиталь раньше других. Она стала Галиной Ивановной Ермолаевой, в настоящее время живет в Черкасской области, работала в дет. яслях, теперь на пенсии. Мы встречались несколько раз. Галя приезжала ко мне в Тамбов, ждет к себе в гости. Мы переписываемся. Галя – настоящий советский человек. Человек с большой буквы. ..."

(Воспоминания Т.К. Старковой, 1986 г.)

 

1 октября 1943 года санитарный инструктор батальона 730-го стрелкового полка (204-я стрелковая дивизия, 43-я армия, Калининский фронт) старшина медицинской службы Константинова Ксения Семёновна около деревни Шатилово Руднянского района Смоленской области, оказавшись в окружении врага, смело защищала раненых бойцов. Была тяжело ранена и схвачена гитлеровцами. Подоспевшие бойцы выбили немцев и обнаружили труп Константиновой зверски замученной и прибитой колом к земле. Недалеко от неё валялось 12 немецких трупов.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 4 июня 1944 года за образцовое выполнение заданий командования и проявленные мужество и героизм в боях с немецко-фашистскими захватчиками, старшине медицинской службы Константиновой Ксение Семёновне посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.

 

В книге Роберта Диамента " Северный флот в боях за Родину" под фотографией текст: " В боях на сопках Заполярья медсестра-санинструктор 3 батальона 125 полка морской пехоты сержант Нина Степановна Буракова спасла более 150 морских пехотинцев. Награждена орденом Боевого Красного Знамени. 1943 год".






Ветеран Великой Отечественной войны - Аниса Сафиевна Зенкова. Она - Великой войны, бывшая старшая операционная сестра медсанбата 160-й стрелковой дивизии.

"Наша дивизия наступала, форсировала несколько рек, в медсанбат поступало очень много раненых. Часто не было электричества, оперировали при свете автомобильных фар и даже при свечах.
Не раз мы были под бомбежкой, медперсонал тоже нес потери. Однажды во время авианалета осколок бомбы зацепил и меня, тут же наложили три шва, остался на память шрам на бедре"





92 года исполнилось Марии Михайловне Рохлине. Она бывший санинструктор 95-ой гвардейской Полтавской ордена Ленина Краснознамённой стрелковой дивизии, участница Сталинградской битвы и боев на Курско-орловской дуге.

"К смерти привыкнуть невозможно. Всякая смерть индивидуальна. Физически индивидуальна, и психологически. Никогда не забуду солдатика, на которого наткнулась на дороге, когда перевозила в укрытие очередную партию раненых. Я услышала его истошный крик, спрыгнула с повозки, подбежала. Лежит парнишка молоденький, светленький, лицо еще детское совсем. А живот осколком распорот. Он зажимал живот и кричал. И чем сильнее он кричал, тем дальше выползали наружу его кишки. Он их собирал руками, пытался втиснуть обратно. Я встала перед ним на колени, стала помогать собирать вываливающиеся внутренности. А к ним уже земля липнет. Кишки теплые, белые и шевелятся. Перистальтика еще работала. Через несколько минут он умер у меня на руках. Ну как к такому можно привыкнуть?"

 

МИЛОСЕРДИЕ К ВРАГУ
Война глазами советских медсестёр

Спойлер

«Только остановимся... Поставим госпиталь, загрузят нас ранеными, и тут – приказ: эвакуироваться. Раненых кого погрузим, а кого – нет. Не хватает машин. Нас торопят: "Оставляйте. Уходите сами". Ты собираешься, они на тебя смотрят. Провожают глазами. В их взглядах все: смирение, обида... Просят: «Братцы! Сестрички! Не оставляйте нас немцам. Пристрелите». Такая печаль! Такая печаль!! Кто может подняться, тот идет с нами. Не может – лежит. И ты никому из них уже не в силах помочь, боишься глаза поднять... Молодая была, плачу-плачу...

Когда уже наступали, мы ни одного нашего раненого не оставляли. Даже немецких раненых подбирали. Ия одно время с ними работала. Привыкну, перевязываю, как будто ничего. А как вспомню сорок первый год, как своих раненых оставляли и что они с ними... Как они с ними... Мы видели... Кажется, ни к одному больше не подойду... А назавтра иду и перевязываю...»

«В моей палате лежали двое... Лежали – немец и наш обожженный танкист. Я захожу к ним:

– Как себя чувствуете?

– Я хорошо, – отвечает наш танкист. – А этот плохо.

– Это же фашист...

– Нет, я ничего, а ему плохо.

Уже они не враги, а люди, просто два раненых человека рядом лежат. Между ними появляется человеческое. Не раз наблюдала, как это быстро происходило...»

……………………

«А нам привезли на перевязку эсэсовцев... Эсэсовских офицеров.

Подходит ко мне сестричка:

– Как мы их будем перевязывать? Рвать или нормально?

– Нормально. Это раненые...

И мы их перевязывали нормально. Двое потом убежали. Их поймали, и чтобы они не убежали еще раз, я им пуговки обрезала на кальсонах...»

Наталья Ивановна Сергеева, рядовая, санитарка

«Вот не скажу, где это было... В каком месте... Один раз человек двести раненых в сарае, а я одна. Раненых доставляли прямо с поля боя, очень много. Было это в какой-то деревне... Ну, не помню, столько лет прошло... Помню, что четыре дня я не спала, не присела, каждый кричал: "Сестра! Сестренка! Помоги, миленькая!" Я бегала от одного к другому, и один раз споткнулась и упала, и тут же уснула.

Проснулась от крика, командир, молоденький лейтенант, тоже раненый, приподнялся на здоровый бок и кричал: "Молчать! Молчать, я приказываю!" Он понял, что я без сил, а все зовут, им больно: "Сестра! Сестричка!" Я как вскочила, как побежала – не знаю куда, чего. И тогда я первый раз, как попала на фронт, заплакала.

И вот... Никогда не знаешь своего сердца. Зимой вели мимо нашей части пленных немецких солдат. Шли они замерзшие, с рваными одеялами на голове, прожженными шинелями. А мороз такой, что птицы на лету падали. Птицы замерзали. В этой колонне шел один солдат... Мальчик... У него на лице замерзли слезы... А я везла на тачке хлеб в столовую. Он глаз отвести не может от этой тачки, меня не видит, только эту тачку. Хлеб... Хлеб... Я беру и отламываю от одной буханки и даю ему. Он берет... Берет и не верит. Не верит... Не верит!

Я была счастлива... Я была счастлива, что не могу ненавидеть. Я сама себе тогда удивилась...»

Тамара Степановна Умнягина, гвардии младший сержант, санинструктор

«Под Сталинградом... Тащу я двух раненых. Одного протащу – оставляю, потом - другого. И так тяну их по очереди, потому что очень тяжелые раненые, их нельзя оставлять, у обоих, как это проще объяснить, высоко отбиты ноги, они истекают кровью. Тут минута дорога, каждая минута. И вдруг, когда я подальше от боя отползла, меньше стало дыма, вдруг я обнаруживаю, что тащу одного нашего танкиста и одного немца... Я была в ужасе: там наши гибнут, а я немца спасаю. Я была в панике... Там, в дыму, не разобралась... Вижу: человек умирает, человек кричит... А-а-а... Они оба обгоревшие, черные. Одинаковые. А тут я разглядела: чужой медальон, чужие часы, все чужое. Эта форма проклятая. И что теперь? Тяну нашего раненого и думаю: "Возвращаться за немцем или нет?" Я понимала, что если я его оставлю, то он скоро умрет. От потери крови... И я поползла за ним. Я продолжала тащить их обоих... »

Ольга Васильевна Корж, санинструктор кавалерийского эскадрона

«Мы заняли большую деревню. Дворов триста. И там был оставлен немецкий госпиталь. В здании местной больницы. Первое, что я увидела: во дворе вырыта большая яма, и часть больных лежит расстрелянная – перед уходом немцы сами расстреляли своих раненых. Они, видно, решили, что мы это будем делать. Поступим так, как они поступали с нашими ранеными. Только одна палата осталась, до этих, видно, не дошли, не успели, а может, бросили, потому что они все были без ног.

Когда мы вошли к ним в палату, они с ненавистью смотрели на нас: видно, думали, что пришли их убивать. Переводчик сказал, что мы раненых не убиваем, а лечим. Тогда один даже стал требовать: мол, они три дня ничего не ели, их три дня не перевязывали. Я посмотрела – действительно, это был ужас. Их давно не смотрел врач. Раны загноились, бинты вросли в тело.

– И вам их было жалко?

– Я не могу назвать то, что испытывала тогда, жалостью, жалость – это все-таки сочувствие. Его я не испытывала. Это другое... У нас был такой случай... Один солдат ударил пленного... Так вот мне это казалось невозможным, и я заступилась, хотя я понимала... Это у него крик души... Он меня знал, он был, конечно, старше, выругался. Но не стал больше бить... А крыл меня матом:

«Ты забыла, ё... мать! Ты забыла, как они... ё... мать...»Я ничего не забыла, я помнила те сапоги... Когда немцы выставили перед своими траншеями ряды сапог с отрезанными ногами. Это было зимой, они стояли, как колья... Эти сапоги... Все, что мы увидели от наших товарищей... Что осталось...

Помню, как пришли к нам на помощь моряки... И многие из них подорвались на минах, мы наткнулись на большие минные поля. Эти моряки, они лежали долго. Лежали на солнце... Трупы вздулись, и из-за тельняшек казалось, что это арбузы. Большие арбузы на большом поле. Гигантские.

Я не забыла, я ничего не забыла. Но я не могла бы ударить пленного, хотя бы потому, что он уже беззащитен. Вот это каждый решал для себя, и это было важно».

Зинаида Васильевна Корж (сестра Ольги Васильевны Корж) также санинструктор кавалерийского эскадрона:

«В бою под Будапештом. Это была зима... И я тащила, значит, сержанта раненого, командира расчета пулеметного. Сама я была одета в брюки и телогрейку, на мне шапка-ушанка. Тащу и вижу: черный снег такой... Обугленный... Я поняла, что это глубокая воронка, то, что мне и надо. Спускаюсь в эту воронку, а там кто-то живой – я чувствую, что живой, и скрежет какого-то железа... Поворачиваюсь, а немецкий офицер раненый, в ноги раненый, лежит, и автомат на меня наставил. А у меня волосы из-под шапки выбились, сумка санитарная через плечо и на ней красный крест. Когда я повернулась, он увидел мое лицо, понял, что – это девушка и вот так: "Ха-а-а!" У него, значит, нервное напряжение спало, и он этот автомат отбросил. Ему безразлично стало...

И мы втроем в одной воронке – наш раненый, я и этот немец. Воронка маленькая, ноги у нас вместе. Я вся в их крови, кровь наша смешалась. У немца огромные такие глаза, и он смотрит на меня этими глазами: что я буду делать? Фашист проклятый! Автомат он отбросил сразу, понимаете? Эту сцену... Наш раненый не соображает, в чем дело, за пистолет хватается... То тянется и задушить немца хочет... А тот на меня смотрит... Я эти глаза и сейчас помню... Перевязываю нашего, а тот лежит в крови, он истекает кровью, одна нога у него перебита совсем. Еще немного, и он умрет. Хорошо это понимаю. И, не окончив перевязывать нашего раненого, разрываю ему, этому немцу, одежду, перевязываю его и накладываю жгут. А потом уже опять возвращаюсь к своему. Немец говорит: "Гут. Гут". Только это слово повторяет. Наш раненый, пока не потерял сознание, что-то мне кричал... Грозил... Я гладила его, успокаивала. Пришла санитарная линейка, вытащила их обоих... И погрузила. Немца тоже. Понимаете?»

Лилия Михайловна Бутко, хирургическая медсестра

«Жалею... Я не выполнила одну просьбу...

Привезли в наш госпиталь одного немецкого раненого. Мне кажется, это был летчик. У него было перебито бедро, и началась гангрена. Какая-то взяла меня жалость. Лежит и молчит.

Я немного немецкий язык понимала. Спрашиваю его:

– Пить дать?

– Нет.

Раненые знали, что в палате немецкий раненый. Он отдельно лежал.
Я иду, они возмущаются:

– Так вы врагу воду несете?

–Он умирает... Я должна ему помочь...

Нога вся у него синяя, ничего уже нельзя сделать. Заражение моментально сжирает человека, человек сгорает за сутки.
Даю я ему воду, а он на меня смотрит и вдруг говорит:

– Гитлер капут!

А это сорок второй год. Мы под Харьковом в окружении.

Я спрашиваю:

– Почему?

– Гитлер капут!

Тогда я ему в ответ:

– Это ты так думаешь и говоришь сейчас, потому что ты здесь лежишь. А там вы убиваете...

Он:

– Я не стрелял, я не убивал. Меня заставили. Но я не стрелял...

– Все так оправдываются, когда в плен попадают.

И вдруг он меня просит:

– Я очень... очень... прошу фрау... – и дает мне пакет фотографий. Показывает, что вот его мама, он, его братья, сестры... Красивая такая фотография. На обратной стороне он пишет адрес: – Вы будете там. Будете! – И это говорил немец в сорок втором году под Харьковом. – Так вы бросьте, пожалуйста, это в почтовый ящик.

Он написал адрес на одной фотографии, а там был полный конверт. И я эти фотографии долго с собой возила. Переживала, когда при сильной бомбежке я их потеряла. Конверт пропал, когда мы уже вошли в Германию..»

Нина Васильевна Ильинская, медсестра

«Помню бой...

В том бою мы захватили очень много немецких пленных. Были среди них раненые. Мы перевязывали их, они стонали, как наши ребята. А жара... Жарища! Нашли чайник, дали попить. Место открытое. Нас обстреливают. Приказ: срочно окопаться, сделать маскировку.

Мы стали копать окопы. Немцы смотрят. Им объяснили: мол, помогите копать, давайте работать. Они, когда поняли, что мы от них хотим, с ужасом на нас оглядывались, они так поняли, что, когда выкопают ямы, мы их поставим у этих ям и расстреляем. Они ожидали... Надо было видеть, с каким ужасом они копали... Их лица...

А когда увидели, что мы их перевязали, напоили водичкой и в окопы, которые они вырыли, сказали им прятаться, они не могли в себя прийти, они растерялись... Один немец заплакал... Это был немолодой человек, он плакал и ни от кого не прятал свои слезы...»

Вера Иосифовна Хорева, военный хирург

«Война кончалась...

Вызывает замполит:

– Вера Иосифовна, придется вам работать с немецкими ранеными.

А у меня к этому времени уже были убиты два брата.

– Не буду.

– Но, понимаете, надо.

– Я не способна: у меня погибли два брата, я видеть их не могу, я готова их резать, а не лечить. Поймите же меня...

– Это приказ.

– Раз приказ, тогда я подчиняюсь. Я  военный человек.

Я лечила этих раненых, делала все, что надо, но мне было трудно. Притрагиваться к ним, облегчать боль. Тогда я нашла у себя первые седые волосы. Именно тогда. Я им делала все: оперировала, кормила, обезболивала, – все как положено. Одно только я не могла делать – это вечерний обход. Утром ты перевязываешь раненого, слушаешь пульс, одним словом, действуешь, как медик, а во время вечернего обхода надо поговорить с больными, спросить, как они себя чувствуют. Есть ли поправка. Вот этого я не могла. Перевязать, прооперировать – могла, а говорить с ними – нет. Я так и замполита сразу предупредила:

– Вечернего обхода я делать им не буду...»

Екатерина Петровна Шалыгина, медсестра

«В Германии... В наших госпиталях уже появилось много немецких раненых...

Помню своего первого немецкого раненого. У него началась гангрена, ему ампутировали ногу... И он лежал в моей палате...

Вечером мне говорят:

– Катя, иди посмотри своего немца.

Я пошла. Может, кровотечение или что. Он проснулся, лежит.
Температуры нет, ничего.

Он так смотрит-смотрит, потом вытаскивает маленький такой пистолетик:

– На...

Он говорит по-немецки, я уже не помню, но я поняла, насколько хватило запаса школьных уроков.

– На... – говорит, – я хотел вас убивать, но теперь ты убей меня.
Вроде того, что его спасли. Он нас убивал, а мы его спасли. А я не могу сказать ему правду, что он умирает...

Ухожу из палаты и неожиданно замечаю у себя слезы...»

 

Попова Галина Филипповна (25.10.1924 – 17.10.2009). Родилась в селе Староалександровка Бузулуксого района Оренбургской области, в крестьянской семье.
В 1943 году Галина Филипповна добровольно вступила в ряды Красной Армии. Райвоенкомат направил её на курсы медсестер в город Уфу. В июле 1943 года в период учебы курсы были направлены в действующую армию на стажировку.
В декабре 1943 года в боях за город Радомышль (Житомирская область) Галина Попова с группой бойцов попала в плен, но вечером того же дня сумела бежать. Благодаря помощи местных жителей, влилась в партизанский отряд, принимала участие в боевых операциях, а после освобождения города снова вернулась в ряды Красной Армии.
Летом 1944 года Галина Попова была направлена в 248-й стрелковый полк на должность санинструктора стрелковой роты. За две недели боёв Галина вынесла с передовой 18 раненых бойцов, за что была награждена медалью «За отвагу». 20 июля 1944 г. под Ковелем в одном из рейдов за ранеными Галина была тяжело ранена разрывной пулей в ногу.
Вернулась в строй 12 декабря 1944 года и была направлена для прохождения службы в Войско Польское, в 38-й артиллерийский полк 7-й пехотной дивизии 2-й Польской армии в должности фельдшера артиллерийского дивизиона.
Окончание войны Галина Попова встретила 11 мая 1945 года в Чехословакии вместе со своим мужем Алексеем Николаевичем Добрыниным, советским офицером, также проходившем службу в Войске Польском.
За боевые подвиги Галина Филипповна Попова (в замужестве Добрынина) была награждена орденом Отечественной войны I степени, медалью «За отвагу», двумя медалями Польской Народной Республики — «За Одру, Ниссу, Балтик» и «Победа и Свобода», а также знаком Грюнвальда.

 

Расскажу немного от первого лица.
Бабка жены моей, Чернышева (Лещукова) Лидия Григорьевна, 1926 г.р. в 17 летнем возрасте была призвана и до 1946 года была медсестрой в пока неустановленном эвакогоспитале. С 1943 г на фронте, из разговоров установил лишь два госпиталя - один в Смоленске, прямо в Кремле, и потом в каком-то форте под Кенигсбергом. Как и все оставшиеся в живых на 1985 г, была награждена орденом ВОВ по случаю 50 летнего юбилея
http://podvignaroda.mil.ru/?#id=1522217914&tab=navDetailManUbil
Умерла б.Лида в прошлом, 2015 году, но я успел что-то да услышать... И многое ни капельки не совпадает с официальной историей... Тут поподробнее.

...Как-то спросил, мол, баба Лида, а ты как там бойцов то раненных таскала, тяжело поди??? А она глаза выпучила, и такая - Ты дурак, внучек??? Кто нам их даст таскать то??? И дальше продолжила.... Уходила она на войну девкой красивой, видной! 75 кг была! (она на мою жену, внучку значит свою, все ворчала, мол надо ж такой худой быть, кто тебя замуж возьмет ) А вернулась - едва 50 кг было, хоть плач, худоба -стыдно! Голодали очень сильно в прифронтовых госпиталях, первый раз наелась лишь в Кенигсберге, уже под конец войны. Да еще кровь сдавали как недорезанные. Вот и шатались сами, на ногах не стояли! А таскали раненных санитары, как она говорила - из нестроевых, мужики крепкие, под 50 лет, чаще всего сельские! Им же, санитаркам и медсестрам, если надо было перетащить кого в палате, или умершего вынести, а санитаров под рукой не было, вчетвером в носилки впрягались, ревели, но тащили! Так что брехня все это, что в фильмах кажут твоих, внучек!
...Баба Лида чай всегда пила странным образом - нальет себе чая, и 8-10 ложек сахара, реально, как еб..нет туда! После нее в кружке всегда сантиметр сахара не растворившегося на дне был! Спросил - чего так! Оказалось память с войны осталась, вот как голодали! У меня у самого дед хлеб всегда в сухари превращал и в кармашке таскал, сядет во дворе - погрызет... И рассказала баба Лида вот что - у них отделение было госпитальное, где-то на ж.д. узле, около Смоленска, принимали с эвако.поездов раненных.... От голода и постоянной сдачи крови многие уже падали в обморок. А у них старшина был, вроде как не врачебный, хозяйственник что-ли... Выведал он, что рядом со станцией развалины - вовсе не развалины, а продуктовый пакгауз, сожженный еще в 1941 году... Заставлял их разгребать развалины и копать землю на пепелище, складывать ее в бочки. И заливали водой! Там сахар был, он во время пожара в землю ушел, вот ее водой размешивали - получался какой-никакой, а сахарный сироп... Жижу сливали и пили! Подбежишь к бочке, кружкой зачерпнешь и пьешь... Радость, говорит, у девок была - неописуемая! Так и осталась привычка к люто сладкому питию!
... У бабы Лиды отца призвали, хоть он нестроевой, ему уже под 60 лет было, бабка говорила что председатель - из кулаков, своего сына отмазал, а его послал. Ну вот как-то так! Пропавший без вести как в извещение было, ей мать отписала уже в 1944 году. Я его нашел по ОБД, оказывается погиб он, и недалеко от нее, 03.10.1943 в д.Вязовики, Руднянского р-на. Но не суть... Смысл в том, что еще на войне она уже про отца знала, что убили его, потому как пропал без вести - это с ее слов уже приговор! А тут немчуры нагнали раненной, полный грузовик, и им приказали заниматься раненными немцами... А они, девки, все в отказную, мол не будем и все тут, это ж - фашисты! Пока по башке не получили от военврача какого-то там ранга! На том и сошлись. Но немцев, она говорит, на дух до последних дней не переваривала. Терпеть их не могла!
... Рыдала, говорит, всю войну! От слез даже с глазами что-то было, бегала по врачам, закапывали какие-то капли, чтобы сбить раздражение. А чего рыдала? Из-за умерших раненных! Девка ведь, еще ребенок по сути! Говорила у нее две палаты было в отделение, пульмонология! Спросил - большие палаты то? Ага, говорит, то ли спортзал какой, то ли конюшня! В каждой - человек по 300. Т.е. грубо говоря - 500-600 человек, на смену в 10 девчонок, помимо мед.персонала! Набегаешься за смену, с ног валишься... Утром приходишь - а этого и этого уже нет, на их местах уже другие... Уже унесли. И так каждый день! Короче, оплакивала каждого, аж до нашатыря. Врачам, говорит, легче, у них поточность, они ни лиц, ни фамилий не запоминали...
... Ну а после войны уже полный п...здец наступил! Думала приедет домой героем! Ага! Мать из дома выгнала, в то время отношение к женщинам фронтовикам такое было! Уехала из деревни Пышмы в Свердловск, там замуж вышла за фронтовика, тот напьется и ее бить - опять же прошлое! Сбежала и от него. И уже в 1950 г вышла второй раз замуж.

Ну вот что запомнил, как смог - пересказал!

 

23 октября 1943 года

Указом Президиума Верховного Совета СССР санитарке 1 стрелковой роты 835-го стрелкового полка 237-й стрелковой дивизии Марии Захаровне Щербаченко присвоено звание Героя Советского Союза
В ночь на 24 сентября 1943 года Мария Щербаченко вместе со своим подразделением переправилась через реку Днепр в районе села Гребени Кагарлыкского района Киевской области. За 10 дней вынесла с поля боя и оказала первую медицинскую помощь 112-ти раненым бойцам. Тяжело раненых сама лично переправляла через реку до ближайшего медпункта.

 

Санинструктор бригады морской пехоты Нина Марухно оказывает помощь бойцу бригады. Кубань, 1943 год.



ЗАЩИЩАЛА РАНЕНЫХ
ДО ПОСЛЕДНЕГО ПАТРОНА



20 ноября 1942 года геройски погибла в бою

Качуевская (Спирина) Наталья Александровна - санинструктор 105-го гвардейского стрелкового полка (34-я гвардейская стрелковая дивизия, 28-я армия, Сталинградский фронт), гвардии красноармеец. Герой России

Родилась в 1922 году в Москве. Русская. Училась в средней школе № 85 имени Ф. Энгельса. Десятилетку окончила с отличием и поступила на актерский факультет ГИТИСа, стала ученицей народного артиста СССР М.М. Тарханова.

Наташа была студенткой второго курса, когда началась война. В 1941 году она возглавляла одну из концертных бригад, постоянно выезжавших на фронт. В 1942 году, окончив курсы санинструкторов, она добровольно ушла на фронт, стала санинструктором 105-го гвардейского стрелкового полка.

20 ноября 1942 года в ходе контрнаступления 28-й армии южнее поселка Хулхута Наталья Качуевская навечно обессмертила своё имя. Во время неравного боя с гитлеровскими автоматчиками, прорвавшимися в тыл наших войск, она спасла жизнь двадцати раненым бойцам. Когда враги стали окружать овраг, где находились раненые, Наташа бросилась им навстречу и взрывом гранаты уничтожила подступавших фашистов. В этой схватке она погибла.....

 

Сандружинница Зорина Н., награжденная орденом Красного знамени, перевязывает раненого бойца на поле боя



"…Снайпер-санинструктор, Циля (Лиля) Михайловна Бененсон, вынесла с поля боя 145 раненных бойцов и командиров, 117 суток провела на передовой в снайперских засадах и уничтожила более 50 фашистов".

 

Шумская Полина Афанасьевна, 17.12.1917 г.р., военный медик, ст. лейтенант