Поиск этой деревни был трудным, со второй попытки получилось найти место, где находилась деревня и памятник.
Интересное кино и познавательное. Одно замечание ... купите стабилизатор изображения на камеру, а то от дергания в глазах дурно и всех красот не рассмотреть.
Ютуб при заливке ролика автоматически предлагает свой стабилизатор. Пользуйтесь, если то необходимо, вещь полезная и главное бесплатная.
Извините. Снимал в 50 -ти км. о дома. На работе специально брал отгул. Ехал в неизвестность, бродил часа два неизвестно где. Местные жители говорили, что это место вообще найти не реально. только со второй попытки, сравнивая спутниковую карту и карту РККА 1941 года, я понял, где искать. И только со второй попытки было найдена место сожженной деревни.Жара, слепни и всякая надоедливая комара, весь мокрый от пота. Извините, не асфальт, как получилось. Но все-таки спасибо за Ваши замечания. нужно снимать классное видео.
Вот за изыскания Ваши, Вам поклон и уважение, а на счет техники, это уже я как привереда ответил. Захотелось не просто интересности и красоты, но и соответствующего оформления. Вы снимайте и давайте на обозрение всякую интересность, а стабилизация, это и в инете решаема, вот Земляк и подсказку наладил. Репортаж Ваш для души.
Зинаида ЛАШУК Смоленский мальчик из огненной деревни Правда, №126, 11 ноября 2016, C.6 Детство и фашизм! Несовместимые понятия. Но всё это было! Из памяти не вычеркнуть всего того, что пришлось пережить в раннем детстве людям, которых теперь называют бывшими несовершеннолетними узниками фашизма. Сегодня, проводя очередную перекличку в нашей семье - окружной организации бывших несовершеннолетних узников фашистских лагерей, мы не услышали голоса нашего товарища по несчастью, соратника и единомышленника, активного члена нашей организации Семёна Яковлевича Самуйлова. УХОДЯТ ветераны-фронтовики, а вслед за ними - "дети войны". Вот ушёл из жизни и этот великолепный человек, человек-легенда, человек, переживший трагедию в детстве, но не сломавшийся. Он всю свою жизнь посвятил делу служения родному народу, делу воспитания достойной молодой смены. Семён Яковлевич много раз рассказывал, как ему, 12-летнему мальчику, единственному из всей деревни, удалось чудом выжить. Под одну крышу в сарае, вспоминал он, немцы загнали 458 человек, заведомо обречённых на смерть. Это были жители его родной деревни Чёртовка и беженцы из Вяземского, Тёмкинского и других районов Смоленской области. Как только в сарай привели последнего жителя деревни, началась стрельба. Пути к бегству оказались отрезанными - сарай загорелся. Вход был завален телами: раненые, убитые, старики, дети. Люди кричали, умоляли о спасении... Семья Семёна Самуйлова была самой большой в деревне: пять братьев, две сестры, мать и бабушка. Под градом пуль и в огненном аду оказались они все. Не было тогда в Чёртовке только отца, Якова Самуйлова: ушёл на фронт. В какой-то момент Семён со старшим братом решились бежать. Чудом нашли щель в дверях сарая и смогли выскочить на улицу. Брат Семёна выбежал первым, но его заметили фашисты. Пулемётная очередь достала мальчика. Он погиб мгновенно. Семён упал рядом с ним... Всю ночь он пролежал на снегу, боясь пошевелиться. В тот страшный день он потерял 22 родственника... В шесть утра пришли наши войска. На санках мальчика отвезли в соседнюю деревню. Промёрзшего до костей, его долго отогревали на печке. Потом начальник прифронтового штаба принял решение отправить Семёна в город Козельск. В детский дом. А параллельно с подразделениями, освободившими Чёртовку и спасшими маленького Семёна, шли войска, в которых служил его отец. "Он приехал на третий день после трагедии, - вспоминал Семён Яковлевич. - Мы пришли к месту, где сожгли наших родных. Нашли маму. Одежда на ней сгорела, но лицо каким-то чудом осталось почти нетронутым. Её можно было узнать. Сложно описать словами, что творилось с моим отцом. Он схватил её, прижал к себе и держал так очень долго. Я никак не мог его оттащить. А у меня самого ни одной слезинки не пролилось. Шок..." Когда окончилась война и отца демобилизовали, Семён был направлен в Москву, в ремесленное училище. По окончании его он четыре года прослужил в армии, на Украине. А когда вернулся, окончил сначала техникум, а потом и институт по экономической специальности. Даже журналистикой занимался. В общем, учился 22 года подряд! Жизнь у Семёна Яковлевича, как говорится, сложилась. В столице он получил квартиру, работу, обзавёлся семьёй, но забыть случившееся в Чёртовке не мог. Однако трагедия его не сломала. Ужас, пережитый в детстве, кажется ещё больше усилил у него любовь к жизни. Он любил свою семью и свою работу, всей душой любил Советскую Родину. На пенсию ушёл с должности заместителя начальника конструкторско-технологического отдела машиностроительного производства Всероссийского института лёгких сплавов. Но не мог он сложа руки сидеть на пенсии. Семён Яковлевич ещё активнее взялся за общественную работу. Возглавил организацию бывших несовершеннолетних узников фашизма в нашем Западном административном округе Москвы, проработал в этой должности более десяти лет... И вот мы простились с этим замечательным человеком, достойно представлявшим своё поколение "детей войны". Но память о нём, о его делах, память о войне, которую он пронёс через всю жизнь, стараясь на примере своей судьбы воспитывать молодёжь, остаётся с нами и, я уверена, останется в будущем. Поколение "детей войны" продолжает борьбу против фашизма и его пособников! Преемник дела С. Я. Самуйлова в окружной организации бывших несовершеннолетних узников фашизма Зинаида ЛАШУК. г. Москва. "Вот что творили эти изуверы..." Из письма С. Я. Самуйлова руководителю красных следопытов Первооткрывателями необыкновенной судьбы Семёна Яковлевича Самуйлова стали на смоленской земле в своё время красные следопыты Тумановской средней школы имени Героя Советского Союза К. И. Молоненкова, которыми уже много лет руководит талантливый педагог и подлинный энтузиаст краеведческой работы Эмилия Степановна Гайдукова. Приведём здесь фрагмент из адресованного ей письма Семёна Яковлевича. ДА, МНЕ ПРИШЛОСЬ быть очевидцем чудовищных злодеяний фашистов, их разбоя и насилия на временно захваченной нашей земле. Никакое воображение не могло бы представить себе, что сделали фашисты у нас в деревне. Было 18 домов и 25 общественных построек. За неделю они сожгли все дома. До войны Чёртовка была самостоятельным колхозом, где работали трудолюбивые люди, жили все зажиточно. Многие семьи были многодетными. После себя фашисты оставили обгоревшие трупы женщин, стариков и детей. Перед моими глазами была страшная картина опустошения, полное разорение деревни, кровавые следы разбоя. Было это с 7 на 8 марта 1943 года. Фашисты согнали всех наших жителей и беженцев из Вяземского, Тёмкинского, Гжатского и Тумановского районов - 458 человек - в овин. Поставили три пулемёта и стали стрелять, а подожжённый ими сарай загорелся. Наша семья как-то попала в середину толпы. Все мы стояли вокруг матери. После первой пулемётной очереди она сказала: "Ну вот и всё". Я помню, крепко-крепко обняла меня и поцеловала. Затем стала прощаться с другим, третьим и... всё... Потом я потерял мать среди метавшихся в огне. Слышал крики: "Спасите! Помогите!" Но каратели оставались неумолимы. Пытавшихся спастись расстреливали из пулемётов, а дети, которые не имели возможности выскочить, сгорели внутри овина. Кого придавило, кто сгорел живым. Мне удалось вместе со старшим братом выбежать из этого пылающего сарая и отбежать на метров семь-восемь. Аркадий попал под пулемётную очередь и был убит, а я упал около него. Фашисты думали, что они меня тоже убили. Лежу лицом вниз, притаился. Фашисты ходят рядом, слышу, как хрустит снег у них под ногами. Стараюсь не шевелиться, не выдать себя. Прошло часа два. Когда всё прекратилось - стоны, крики - и пожар утих, фашисты ушли в соседнюю деревню Добринку. Всю ночь, порою теряя сознание, я пролежал на снегу. Вдруг слышу русскую речь. С трудом приподнял голову... В 6 часов утра 8 марта пришли наши войска и спасли меня. Из другого овина выползла женщина с сыном. Это была Топоровская Матрёна Андреевна (жила потом в Гагарине, а сын подорвался на мине). Вот что творили фашисты, эти настоящие изуверы, на нашей земле... Моей деревни нет, но меня постоянно тянет туда. Бывая там, я словно вижу этих 458 человек, сожжённых заживо. Каждый из них - это стёртая с земли личность. Стоя там, на клочке земли, политой человеческой кровью, я стараюсь не нарушать тишину, которая хранит в себе плач, стон и адскую боль горевших людей. Прошло много времени, но я не смогу забыть того, что увидел и пережил. Я помню пулемётные очереди, которые длились, пока билось сердце каждого погибшего. Я видел горевших людей, метавшихся внутри овина. И чем больше времени уходит от того трагического дня, тем почему-то труднее всё это переносить. Всё это останется во мне...
