Немецкие зверства в ПМВ

Бельгийские открытки о немецких зверствах



Бельгия приняла на себя первый удар кайзеровской армии в годы Первой мировой. Большая часть страны была оккупирована. Конечно же, ужасы немецкой оккупации Бельгии не идут ни в какое сравнение с тем, что творили немцы два с лишним десятилетия спустя на советских оккупированных территориях. Но, тем не менее, согласно официальным данным за годы Первой мировой жертвами немецких оккупантов стали пять с половиной тысяч мирных граждан Бельгии. Для небольшой европейской страны — более чем внушительная цифра. Поэтому немецкие зверства были популярной темой на страницах бельгийской прессы и в первые послевоенные годы. И не только прессы — военным преступлениям германцев посвящались даже почтовые открытки. Предлагаю вашему вниманию подборку из пяти открыток, выпущенных в 1919 году.

Расстрел заложников в Динане.




Грабежи и мародерство.



Разврат и пьянство.



Издевательства над беззащитными ранеными.



Ещё....

 

У знакомого брал почитать брошюру о немецких зверствах в ПМВ тех еще времен .Акты комиссий, фото с лагерей военнопленных, интересно!

 

Цитата(сапрон @ 15 Июня 2013, 19:57)
У знакомого брал почитать брошюру о немецких зверствах в ПМВ тех еще времен .Акты комиссий, фото с лагерей военнопленных, интересно!

Да , то же подобное читал.Жуть(

Открытки взяты отсюда. Источник:

http://web.archive.org/web/20070905161541/...Heroique_01.htm

 

Немецкие зверства глазами французской прессы




Мягкий французский юмор: "Я всегда ношу два пустых чемодана, руки заняты и мне не надо их приветствовать"



Французы, мобилизованные на рытье немецких траншей. "Мужайся, друг. Мы копаем для них могилы"





Яйки, млеко, брод". Подпись под картинкой - "Первая встреча", но бравый немецкий солдат, судя по всему, говорит знаменитую фразу про продукты питания, в которых он остро нуждается...



Заложники перед расстрелом



Здесь был мой дом



Это все, что осталось от Дома Божия



"Она сумасшедшая?". "Нет, просто боши заперли ее в подвале и сожгли ее дом"



Пленные оккупанты





Мы все равно не будем рабами



Так мы узнали, что такое голод



Отомстите за нас



Запись в ряды бельгийского Сопротивления



источник: http://web.archive.org/web/20110518205314/...en_Jonas_01.htm

 

Текст,почитайте:

Документы о немецких зверствах в 1914–1918 гг.


Пытки и издевательства над русскими ранеными и военнопленными солдатами

№ 5. Как немцы допрашивали пленных


(Из материалов Чрезвычайной следственной комиссии){1}


I Ефрейтор пехотного полка Василий Водяной, 24 лет, был захвачен в плен германскими войсками 27 апреля с. г. вблизи г. Ш...{2} во время производившейся им разведки.
Под угрозой выколоть глаза и отрезать уши германский унтер-офицер в лесу, в присутствии двух нижних чинов, потребовал от Водяного сообщения сведений о расположении русского штаба и численности русской пехоты.
Ввиду последовавшего со стороны Водяного отказа дать эти сведения, унтер-офицер, вытащив с бранью кинжал, отрезал Водяному сперва мочку левого уха и верхний край правого, а затем, сказав Водяному "мы тебя научим говорить", сжал руками его горло, после чего Водяной лишился сознания.
Очнувшись от обморока, продолжавшегося несколько часов, Водяной почувствовал, что у него отрезан язык.
Несмотря на боль от полученных ранений, истекая кровью, Водяной пополз на удачу из лесу и вскоре наткнулся на русский разъезд, который доставил его в один из штабов русской армии.
Изложенное Водяной подтвердил под присягой при допросе его членом Чрезвычайной следственной комиссии.
Председатель Чрезвычайной следственной комиссии первоприсутствующий сенатор Алексей Кривцов.
ЦГИА, ф. 601, д. 1429, л. 15.


II


Младший урядник ...ского казачьего полка Иван Пичуев, 33 лет, был захвачен в плен 2 сего{3} мая около местечка О. германскими войсками.
[18]
Ввиду отказа Пичуева дать сведения о расположении и численности русских войск, Пичуева подвешивали сперва за руки, а затем за ноги вниз головой. Но так как и после этого Пичуев не сообщил требуемых сведений, то германский офицер и один из нижних чинов подрезали Пичуеву правое ухо, отрезали верхнюю часть левого и на правом бедре вырезали 4 продольные, параллельные борозды в виде 2 лампас и обещали кроме того на следующий день повесить.
3 мая, вечером, Пичуеву удалось бежать из германского плена и благополучно достигнуть расположения русских войск.
Изложенное Пичуев подтвердил под присягой при допросе членом Чрезвычайной следственной комиссии.
7 мая Пичуев был освидетельствован врачами в Московском Серафимовском этапном лазарете Российского общества Красного Креста в присутствии полковника американской национальной гвардии Роберта Кормика и пленного германского офицера Теодора Раабе.
Председатель Чрезвычайной следственной комиссии первоприсутствующий сенатор Алексей Кривцов.
ЦГИА, ф. 601, оп. 1, д. 1929, л. 20, СК.


III


Старший урядник казачьего полка Иван Ефимов Зиновьев, 23 мая 1915 года, недалеко от Тарнова, во время боя, был ранен шрапнелью в левое бедро и вслед затем взят в плен германцами.
На следующий день, в помещении германского штаба, Зиновьев был подвергнут допросу в присутствии 8 германских офицеров и двух докторов. К каким воинским частям принадлежали допрашивавшие, Зиновьев не мог определить, но заметил, что петлицы на их воротниках были зеленые и что у одного из них на фуражке имелась цифра "21". Ввиду того, что на все вопросы о численности и расположении русских войск Зиновьев отзывался незнанием, офицер-переводчик, со словами: "говори, русская свинья", несколько раз ударил его кулаком в лицо. Затем Зиновьева перевели в другую комнату, в которой кроме шкафа и стола стояла еще динамо-машина. Тут его раздели донага и положили на стол. Осмотрев предварительно его рану, доктора стали ощупывать у него икру левой ноги и о чем-то переговариваться с офицером,
[19]
который вслед за тем приставил иголки от проводов электрической машины к указанному докторами месту. Однако Зиновьев, несмотря на действие тока, упорно не отвечал на вопросы, с которыми офицер, прерывая временами ток, продолжал к нему обращаться. Пытка эта продолжалась полчаса и во время нее один из докторов наблюдал у Зиновьева за пульсом. То же повторилось на второй и третий дни, причем ток под конец пускался настолько сильный, что Зиновьева, как он выразился, "всего сотрясло". На четвертый день Зиновьев снова был подвергнут допросу, но, он, однако, несмотря на ругань и угрозы, что с него "сдерут шкуру", продолжал упорствовать. Не добившись ответа, офицер-переводчик принес накаленную докрасна железную палку, толщиною в палец, и велел посадить Зиновьева на стул. Доктора взяли его за руки, а офицер поднял ему ногу и стал водить по ступне раскаленным железом. Через некоторое время один из докторов, наблюдавший у Зиновьева за пульсом, махнул рукой, и пытка прекратилась. Однако, причиненные ожоги вызвали настолько сильную боль, что Зиновьев потерял сознание и пришел в себя только в сарае, в котором он содержался.
В ту же ночь он бежал из плена при помощи подготовленного в предыдущие дни подкопа и присоединился к русским войскам.
Изложенное удостоверено показанием Зиновьева, данным им под присягой судебному следователю Минского окружного суда при допросе его последним по поручению Чрезвычайной следственной комиссии, и медицинским освидетельствованием его в 258 полевом запасном госпитале, где у него были усмотрены следы ожогов и укола.
ЦГИА, ф. 642, д. 901, л. 118, СК.


№ 6 Варварское умерщвление раненых


I


...Рядовой 82-го Дагестанского полка Порфирий Олиферовский, после боя 3 октября 1914 г. под Ивангородом, раненный ружейной пулей и лишенный возможности двигаться, остался в окопе вместе с другими ранеными и убитыми. Ворвавшиеся, после отступления наших сил, в окоп германские солдаты, на глазах Олиферовского, перекололи штыками всех раненых. Сам Олиферовский не был добит лишь потому, что германцы сочли его мертвым.
[20]
Рядовой 102 Вятского полка Павел Крещенко-Кравченко, после боя 26 августа 1914 года, раненный, остался лежать на поле сражения; на его глазах германские солдаты, взяв в плен остаток роты, к которой принадлежал и Кравченко, выстроили пленных и расстреляли всех. Лежа на поле в течение почти двух суток, Кравченко был свидетелем того, как германские солдаты разыскивали среди раненых русских тех несчастных, которые были еще живы, и закалывали их штыками.


II


Раненный в бою 26 августа в Восточной Пруссии рядовой 169 Новотрокского полка Гавриил Савушинский, не будучи в состоянии подняться и страдая от нанесенного ему поранения, заметил, что недалеко от него лежит тяжко раненный однополчанин. Савушинский окликнул последнего и попросил его сделать перевязку. Раненый подполз к Савушинскому и общими усилиями им удалось имевшимися при них бинтами из индивидуальных пакетов кое-как перевязать рану. Когда перевязка была окончена, на раненых наехал германский конный разъезд; заметив лежавших на земле раненых, офицер подъехал к ним и со словами: "а, русский, вот тебе Берлин" - выстрелил из револьвера и наповал убил однополчанина, помогавшего Савушинскому в перевязке...


III


...После боя под Леценом рядовой 302 Суражского полка Макар Хвостенко, раненный ружейною пулей, остался на поле сражения. Вскоре появились германские солдаты, которые прикладами и штыками добили всех раненых. Видя неминуемую смерть, Хвостенко "прижался к земле", притворился мертвым и этим спасся...


IV


...Рядовой лейб-гвардии Кексгольмского полка Леонтий Музыка был очевидцем того, как немецкие солдаты, увидев лежавшего на земле в ожидании перевязки тяжело раненного казака, подошли к нему и стали требовать, чтобы он встал и показал им "казацкий вид". Обессиленный раненый не мог исполнить требуемого, и германские солдаты со смехом стали бить его кулаками и ногами и
[21]
глумились над несчастным до тех пор, пока он не смолк навеки.
Рядовой 93 Иркутского полка Александр Федоров был принесен во двор одного из домов в Инстербурге для перевязки. Недалеко от него лежали два раненых казака. Германские солдаты окружили последних, били и глумились над ними и, наконец, палками и прикладами ружей добили их тут же на перевязочном пункте, на глазах у Федорова.
Рядовой лейб-гвардии Кексгольмского полка Иосиф Дашкевич был поднят немецкими санитарами на третий день после окончания боя под Лодзью и вместе с тремя другими русскими ранеными отнесен в ближайшую усадьбу. Раненых поместили в хлеву, где стоял скот, бросили на навоз, и, несмотря на просьбу сделать хотя какую-нибудь перевязку, чтобы защитить раны от загрязнения, немецкие санитары удалились, оставив раненых не только без всякой медицинской помощи, но и без присмотра. Вскоре хлев, в котором были помещены раненые, загорелся от артиллерийского снаряда. Немцы, не спеша, вывели скотину, вынесли имущество, не представлявшее особой ценности, и, лишь когда огонь уже значительно распространился, выволокли из пылавшего здания Дашкевича и еще одного из раненых; двое других остались в хлеву и заживо сгорели.
ЦГИА, ф. 601, д. 1429, л. 39-40, СК.



V


...7 августа 1914 года, под Гумбиненом, во время атаки германцев на русские позиции, лежавший на поле сражения раненым в обе ноги старший унтер-офицер{4}... пехотного полка Алексей Смердов, 25 лет, видел, как германцы всех оставшихся в окопах раненых русских, в том числе командира его роты Богданова и полуротного - подпоручика Роговского, кололи штыками и застрелили; той же участи едва не подвергся и сам Смердов, которого хотел заколоть какой-то германский рядовой, остановленный, однако, германским унтер-офицером, снявшим, в свою очередь, со Смердова казенные вещи: часы, бинокль, свисток и компас - и оставившим затем его в покое.
В тот же день, когда отступавшие густыми колоннами германцы, проходя мимо Смердова, застрелили, на его глазах, до 30 человек, лежавших на земле наших тяжело
[22]
раненных, к Смердову подошел германский санитар с повязкой Красного Креста на левой руке и в ответ на просьбу Смердова знаками перевязать ему ноги вынул из кармана револьвер и произвел в него два выстрела: первая пуля ударилась в землю, в двух шагах от Смердова, а вторая - попала в правую руку и раздробила кость этой руки, которой Смердов более уже не владеет.
Изложенное удостоверено судебно-медицинским освидетельствованием и показанием Смердова, допрошенного под присягой в качестве потерпевшего судебным следователем 5 участка города Петрограда.
ЦГИА, ф. 642, д. 901, л. 119, СК.



VI


В ночь на 24 июня 1915 года неприятель на фронте Сохачев - Боржимов выпустил на русские окопы удушливые газы, вследствие чего некоторым из наших частей пришлось отступить, причем в окопах осталось несколько десятков тяжело отравленных газами. Скоро, однако, временно покинутые окопы были вновь заняты русскими войсками, и тут выяснилось, что германцы всех отравленных убили, а некоторых предварительно подвергли истязаниям.
Трупы этих солдат были найдены с разбитыми черепами, с распоротыми животами и с многочисленными штыковыми ранами. Из акта, составленного тогда же подполковником 22 Сибирского стрелкового полка Астафиевым и подписанного свидетелями-очевидцами изуродованных трупов, видно, что среди последних были обнаружены: трупы солдат, которым в разные части тела и, между прочим, в глаза были вбиты русские патроны, труп солдата с обнаженными ягодицами и с воткнутым в задний проход штыком, 20 трупов с распоротыми животами, труп с отрезанной головой и труп офицера (капитана Горленко), у которого с левой руки была содрана кожа, в виде ремня, шириной 2 сантиметра и длиной 15 сантиметров...
Случаи, когда отдельные германские и австрийские солдаты нападают да беззащитных, оставленных на поле сражения раненых и добивают их, представляют еще более распространенное явление. Сообщения об этих преступлениях постоянно и в большом количестве поступают в Комиссию, которой, путем допроса свидетелей-очевидцев, в настоящее время уже установлены следующие факты:
[23]
13 августа 1914 года, в Восточной Пруссии, во время боя у дер. Клин, германский солдат, на глазах поручика 93 пехотного Иркутского полка Константина Кононова, штыком заколол лежавшего на земле раненого солдата Енисейского полка...
В тот же день, рядовой 7 Ревельского полка Ефрем Ященко, участвуя с своим полком в составе 23 армейского корпуса в бою под Мазурскими озерами, был ранен в ногу и остался лежать на поле сражения. На следующий день, утром, пришли германские солдаты и, производя уборку трупов, подошли к лежавшему поблизости от Ященко раненому русскому солдату. Последний знаками стал просить германцев дать ему пить, они ответили на это бранью, а затем, отойдя на несколько шагов от раненого, выстрелили в него из винтовок и убили. После этого они напали на Ященко и стали бить его прикладами.

29 августа 1914 года, под Равой-Русской австрийский солдат-пехотинец, проходя мимо лежавшего на поле сражения раненного в ногу русского солдата, ударил его штыком в грудь, вследствие чего потерпевший тут же на месте умер...
В августе 1914 года, в Восточной Пруссии раненный в ногу разрывной пулей рядовой 29 Черниговского полка Петр Домбровский, лежа на поле сражения, увидал, что два германских кавалериста догоняют русского безоружного и раненого солдата, который, хромая, с трудом передвигался по направлению к русским окопам.
Доскакав до раненого, германские солдаты зарубили его шашками. Видя, как неприятельские воины поступают с русскими ранеными и опасаясь как бы и его, Домбровского, не добили кавалеристы, он взял лежавшую рядом с ним винтовку и стал стрелять в упомянутых германцев. Один из кавалеристов упал, будучи, по-видимому, сражен пулей, другой же ускакал в ближайший лес...

В первых числах сентября 1914 года, близ города Ораны, казаки 2 Донского казачьего полка Григорий Савостьянов и Елизар Трофимов неожиданно наткнулись на части германского уланского 12 полка. Уланы открыли стрельбу, вследствие чего казаки поскакали по направлению к своему взводу, но по дороге Трофимов был ранен и свалился с лошади. К нему, на глазах Савостьянова, подъехали три германских улана, спешились и добили Трофимова, стреляя в упор и нанося удары ружейными прикладами...
ЦГИА, ф. 642, д. 901, л. 69, СК.
[24]


№ 7. Отравление германцами русского пленного офицера


В средних числах февраля месяца 1915 года отряд русских разведчиков в составе одного офицера и трех нижних чинов пытался у занятого германцами села Дмисевичи, Августовского уезда, перейти по льду реку Неман, но открытый неприятелем огонь вывел из строя всех нижних чинов, а офицера ранил. Раненого германцы захотели принести к себе и послали за ним несколько местных жителей во главе с одним из своих солдат, который во время переноски раненого отобрал у него часы, кошелек и сапоги. Принесенного с реки раненого поместили в доме местного крестьянина Станислава Кравчика, где находились германские офицеры, солдаты и какой-то чин с повязкою Красного Креста, по-видимому, врач. Здесь, несмотря на то, что раненый офицер сильно страдал и стонал, германцы никакой помощи ему не оказали, а, положив его на полу, на соломе, они начали о чем-то между собою переговариваться и пересмеиваться, видимо, довольствуясь страданиями русского офицера. Затем к нему подошел врач и начал всыпать в рот какой-то белый порошок. Раненый пытался сопротивляться и отмахиваться руками и ногами, но один из солдат, сидевший на стуле, поставил свои ноги на его руки, а другие солдаты навалились на его ноги. Таким образом, несмотря на сопротивление несчастного, порошок ему в рот был всыпан, отчего он минут через 20 и скончался в страшных мучениях. После этого германцы выбросили труп скончавшегося под забор. На следующий день в село вступили русские войска, подобрали тело убитого и похоронили его за Неманом.
Изложенное удостоверено показаниями очевидцев Станислава Кравчика и Анны Ядешко, допрошенных, по поручению Чрезвычайной следственной комиссии, с предупреждением о присяге судебным следователем Сувалкского окружного суда.
ЦГВИА, ф. 2122, оп. II, д. 409, л. 190 - 191, СК.
[25]


№ 8. Сожжение русских раненых офицеров и солдат


I9 октября 1914 года штабс-капитан Думбадзе, поручик Сперанский и вольноопределяющийся Ротванд и Израилевич обнаружили в дер. Хилички, Варшавской губ., на месте бывшего расположения германских войск, обуглившийся труп русского солдата с связанными ногами. Под трупом сохранились остатки костра, большое количество гильз от разорвавшихся патронов, а в теле, под истлевшими частями одежды, были обнаружены несколько застрявших пуль.
По клоку мундира и шинели, уцелевших на животе, по лежавшим у тела металлическим частям винтовки № 123859 и истлевшим предметам снаряжения можно было определить, что труп принадлежал русскому нижнему чину - стрелку, заживо сожженному германцами.
Поименованными лицами был приглашен для осмотра трупа подпоручик Столяренко, который и донес о виденном по начальству, а вольноопределяющимся Ротвандом произведен с трупа фотографический снимок.
ЦГИА, ф. 642, д. 901, л. 8, СК.


II


18 февраля 1915 года, в бою у поселка Новые-Дворы, Ломжинской губернии, германцами были взяты в плен 30 русских раненых, которые были помещены ими в особый дом. В последнем они оставались два дня без пищи и без медицинской помощи, причем находившиеся в поселке германские санитары давали им только пить воду. Когда же, на третью ночь, германцы ушли из поселка, то подожгли этот дом, заложив предварительно в его крышу патроны. Заметив дым и услыхав взрывы, раненые, кто только мог, стали выползать из дома через оказавшуюся незапертою дверь, но спастись удалось лишь десяти лицам, остальные же, большею частью тяжело раненные, заживо сгорели.
Изложенное подтвердил под присягой при допросе его, по поручению Чрезвычайной следственной комиссии, судебному следователю Елецкого окружного суда один из спасшихся - рядовой{5}... полка Александр Андреев Трясцин.
ЦГИА, ф. 642, д. 901, л. 116, СК.
[26]


№9. Признание врага


1915 г., июля 6/19. - Из телеграммы Петроградского телеграфного агентства на имя Николая II


Действующая армия, 6 июля. Один из пленных австрийских офицеров, лейтенант пехотного полка, на опросе его 6 июня 1915 года сообщил следующее: "Наша австрийская дивизия уже второй месяц действует совместно с германцами. Чаще всего нашему полку приходилось иметь своими соседями прусскую гвардию. Если бы русские солдаты знали, какие невероятные мучения, какая страшная и позорная смерть ожидает многих из них, они не сдавались бы тогда живыми в плен. Я расскажу вам несколько случаев, свидетелем которых я был сам или о которых слышал рассказы от своих офицеров и солдат.

1. В конце апреля и в мае, при отходе русских к реке Сану и далее, ко мне неоднократно прибегали мои солдаты чехи, поляки и русины и с ужасом докладывали, что где-то поблизости германские и частью австрийские солдаты немцы занимаются истязанием русских пленных, замучивая их до смерти. Сколько раз я бросался по указанному направлению и видел действительно ужасные картины. В разных местах валялись брошенные обезображенные, изуродованные трупы русских солдат. Находившиеся же поблизости германские солдаты каждый раз мне объясняли, что они лишь исполняли приказания своих начальников. Когда я обращался к германским офицерам с вопросом, правда ли это, то они мне ответили: "так следует поступать с каждым русским пленным и пока вы, австрийцы, не будете делать того же, вы не будете иметь никакого успеха, только - озверелый солдат хорошо сражается и для этого наши солдаты должны упражнять свою жестокость на русских пленных..." Я видел десятки таких случаев на небольшом сравнительно фронте, но сколько таких истерзанных трупов русских пленных разбросано по всей Галиции, страшно подумать. Их сотни тысяч.

2. В деревне Сурохув, что в 5 верстах к востоку от Ярославля{6}, я сам видел, как немцы заперли в деревянный сарай 9 человек русских пленных и потом подожгли его со всех сторон. Несчастные мученики пробовали выламывать
[27]
доски, чтобы вырваться из горящего строения, но тем, кому удавалось просунуться в образовавшуюся щель, немцы со смехом разбивали головы длинными дубинами и вталкивали окровавленные трупы в огонь. Видевшие это крестьяне, хозяева горевшего сарая, сначала умоляли германцев прекратить муки несчастных пленных, но потом принуждены были замолчать. "Если вы будете заступаться за этих собак и изменников, отдавшихся в наши руки, то мы вас прибавим к ним в сарай", - отвечали им германские солдаты.

3. При переходе в мае месяце тыловых частей германо-австрийской армии через реку Сан, на мостах получилось большое скопление обозов и войск, дороги оказались забитыми, а тут еще навстречу прибыла огромная партия русских пленных, которых и без того множество толпилось у переправ. Германцы рассвирепели, и их офицеры отдали нечеловеческий жестокий приказ: "Бросать этих мерзавцев в Сан". Я увидел потрясающую картину, картину, которая никогда не изгладится из моей памяти: озверелые солдаты, немцы, сбрасывали русских пленных с мостов в реку, а сопротивляющихся сбивали штыками и прикладами. Вскоре немцы увидели, что большинство сброшенных спасается, выбираясь на берег. Тогда было приказано пленных прикалывать и раненых или их трупы сбрасывать в Сан. Не одна сотня несчастных русских была переколота и потоплена в реке.

4. Несколько дней спустя денщик мой со слезами на глазах рассказал мне, что он видел, как немцы заставили раненного в руку русского пленного нести на спине германского раненого солдата. Русский повиновался, но вскоре выбился из сил и, показывая на свою залитую кровью руку, просил одного из здоровых германцев сменить его. Видевший это германский офицер приказал своему солдату убить русского, что тот и исполнил со словами: "Да, ты уже не годишься".

5. Как-то прибежал ко мне мой взводный унтер-офицер с просьбой спасти русского пленного, жестоко истязуемого германцами. Я поспешил в указанном направлении, но было уже поздно: предо мною лежал обезображенный труп с простреленной грудью, находившиеся поблизости солдаты рассказали мне, что это был русский телефонист, отказавшийся отвечать на предлагавшиеся ему вопросы о местах расположения русских войск...

6. Германские офицеры постоянно приучают своих и наших австрийских солдат к жестокости на русских пленных,
[28]
раненых и трупах убитых. Я сам, своими глазами, видел, как германцы заставили наших улан упражняться в рубке раненых и убитых русских солдат, застрявших в болоте. Я с ужасом смотрел, как уланы, осторожно подползая к болоту, рубили головы русских, из которых наверное многие были еще живы, так как бой на этом месте закончился только два дня назад. Все рассказанное я подтверждаю своим офицерским словом и готов повторить когда и кому угодно.
Директор-распорядитель Оскар Ламкерт. ЦГИА, ф. 601, д. № 845, л. 5 - 11.


№ 10. Германские зверства в русском окопе



1915 г., августа 23. - Статья из газеты "Известия Штаба XI армии"


В Чрезвычайную следственную комиссию доставлены новые акты о зверствах германцев. На фронте Г-н и Б-в{7} выяснилась следующая потрясающая картина. Германцами был пущен удушливый газ в окоп, занимаемый одним из Сибирских стрелковых полков. По проходе газа были посланы наши разведчики. Вот что они показали: прапорщик Ник. Егоров увидел в окопе несколько трупов наших солдат с раздробленными черепами, колотыми ранами в живот, шею и грудь. Животы у многих были распороты, у одного трупа было вбито несколько патронов в спину. У всех были выворочены карманы, снята обувь, похищены вещи из походных мешков, а винтовки разбиты. Младший унтер-офицер Павел Пирог видел у трупа в глазах забитые патроны, у троих трупов были вбиты патроны в грудь; у пятерых горло было перерезано, по-видимому, германским штыком-пилою. Тот же Пирог показал, что он застал одного нашего стрелка в сознании, который говорил ему, что в окоп приходили германские солдаты, человек двадцать, и они надругались над ранеными и прикалывали их. Стрелок Андрей Казарин видел у трупа глаза, проколотые штыками, у другого трупа были спущены верхняя одежда и белье и штык запущен между ягодиц и там оставлен; у некоторых было перерезано горло. Младший унтер-офицер Матвей Орешкин видел забитые патроны в пятку ноги, в спину. Младший унтер-офицер Гордей Газдученко видел у 20 трупов проколотые глаза. Антон Квятковский
[29]
показал, что показали и другие, и кроме того добавил, что он видел, как у одного трупа живот был разрезан и внутренности выворочены. Кроме нижних чинов, истязаниям в этом окопе подверглись также два прапорщика.
ЦГВИА, ф. 2148, оп. II, д. 1306, л. 18 об.


№ 11. Кровавая расправа с пленными



1916 г., октября 15. - Телеграмма генерала Самойло генерал-квартирмейстеру при верховном главнокомандующем генералу Пустовойтенко


Минск, 15 октября. Докладываю генералу-квартирмейстеру армии 2, на основании донесения начальника штаба корпуса 10, [который] донес, что 6 октября в болоте на участке позиции у ф. Городище найден был лежащим наш нижний чин, оказавшийся старшим унтер-офицером 14 роты 124 пех. полка Григорием Авдеенко, у которого были отрезаны уши и язык. По доставлении его на заставу он знаками показал, что был захвачен немцами, повидимому, во время разведки и уведен в их расположение, где его допрашивал офицер и за отказ дать показания приказал отрезать ему язык и уши. Затем он бежал и вышел на нашу позицию. По приказанию главнокомандующего западным [фронтом] об обстоятельствах пленения указанного нижнего чина и бегства его из плена производится расследование. О результате расследования будет донесено дополнительно. 2268/1248Р Самойло.
Дешифрант. ЦГИА, отд. Дипломатической канцелярии, оп. 617, д. 37, л. 144.
[30]
--------------------------------------------------------------------------------

{1}В дальнейшем ссылки на материалы Чрезвычайной следственной комиссии будут даваться сокращенно: "СК".
{2}Так в подлиннике.
{3}1915 г.
{4}Пропуск в подлиннике.
{5}Пропуск подлинника.
{6}По-видимому, город Ярослав. - Сост.
{7}Так в подлиннике.


.............................


Зверское обращение в концлагерях с русскими военнопленными

№ 12. Что такое немецкий плен


1915 г., июнь, не позже 10 (28). - Из отчета Чрезвычайной следственной комиссии


В пути к концентрационным лагерям


Взятых в плен русских воинов, у которых обыкновенно германские солдаты и даже офицеры отбирали шинели,
[30]
сапоги и все ценное, направляли в глубь Германии, причем путь до ближайшей железнодорожной станции пленные, в том числе и легко раненные, шли пешком. В продолжение этого похода, длившегося иногда несколько суток, пленным не выдавалось никакой пищи и они были вынуждены питаться сырым картофелем, брюквою и морковью, вырывая овощи из полей, мимо которых они проходили, и подвергаясь за это ударам со стороны конвоиров. Старший унтер-офицер 21 Сибирского полка Рафаил Кочуровский был свидетелем того, как германский солдат выстрелом из винтовки наповал убил пленного за то, что последний, выйдя из строя, бросился подымать валявшуюся на дороге полусгнившую брюкву...
...Пленных везли в предназначенных для перевозки скота вагонах, грязных, вонючих, пол которых был покрыт густым слоем навоза. В такой вагон нормально помещали от 80 до 90 пленных. Переполнение вагона вызывало такую тесноту, что сесть или лечь не было никакой возможности. Пленные в течение всего пути вынуждены были стоять, поддерживая друг друга. Перед отправлением поезда, вагон наглухо запирался, и естественную надобность пленные отправляли тут же в вагоне, пользуясь для этого фуражками, которые затем выбрасывались через маленькое оконце, служившее вместе с тем и единственной вентиляцией. Воздух в вагоне, по единогласному показанию всех вернувшихся на родину пленных, был ужасен. Люди задыхались, впадали в обморочное состояние, многие умирали. Голод был постоянным спутником пленных: кружка скверного кофе из ячменных зерен и небольшой кусок хлеба в течение двух-трех суток - вот все, чем должны были довольствоваться пленные. Муки голода при остановках на станции, когда вагоны открывались и пленные демонстрировались местному населению, были еще ужаснее ввиду того, что на станциях имелись питательные пункты, и германские солдаты, на глазах у наших проголодавшихся пленных, утоляли голод и жажду...


Работа пленных


Широко эксплуатировали германцы принудительный и даровой труд военнопленных; их заставляли производить разнообразные работы как в самом лагере, так и вне его расположения; наиболее тяжелые и грязные работы поручались русским пленным и отчасти англичанам, к французам относились снисходительнее.
[31]
Очистка выгребных ям и отхожих мест в лагере лежала на исключительной обязанности русских, причем бочки с нечистотами вывозились за пределы лагеря самими пленными, которые, за отсутствием в лагере лошадей, заменяли последних. Пленных, партиями в несколько сот человек, заставляли рыть канавы для осушки болот, рубить лес, носить на себе бревна, копать окопы и т. п.
Наиболее тяжелы были работы по осушке болот и обработке полей. С 6 час. утра до 8 часов вечера, с одним кратким перерывом для обеда, пленные, стоя по колено в воде, без сапог, в одних рубахах, рыли новые и углубляли старые канавы для дренажа болот; многие, обессилевшие от холода и голода, падали тут же на месте работ и не могли уже более подняться без посторонней помощи.
При исполнении полевых работ, пленных, при помощи особых приспособлений, по 14 - 16 человек запрягали в плуги и бороны, и они целыми днями, заменяя рабочий скот, вспахивали и уравнивали поля. Рядовой 99 Ивангородского полка Петр Лопухов со слезами на глазах рассказывал, как его вместе с другими пленными запрягли в плуг, а шедший за плугом немец подгонял их длинным ременным бичом{1}...
Обращение с пленными во время этих невыносимых по трудности работ было возмутительное; конвоиры неустанно следили за тем, чтоб ни одна минута трудового дня не оставалась неиспользованной. Усталого, присевшего отдохнуть пленного немецкий конвоир-наблюдатель немедленно вновь подымал на работу ударами палки, приклада и нередко штыка. Не желавших исполнить ту или другую работу избивали до потери сознания, а иногда и насмерть. Рядовой 27 Сибирского стрелкового полка Яков Каличкин был очевидцем того, как целая партия русских пленных была избита за отказ рыть окопы под Калишем. Сознавая, что окопы воздвигаются немцами в целях обороны, пленные отказались от исполнения работ и жестоко поплатились за это ослушание; их по 4 человека выводили из строя, клали ничком на землю и избивали палками, предполагая, что эти истязания заставят пленных подчиниться требованию. Тем не менее и несмотря на то, что во время этой экзекуции около 10 человек было забито насмерть, пленные остались тверды на своем решении, и германцы должны были признать, что они не в силах заставить русского солдата рыть окопы против своих братьев.
[32]
О таком же избиении пленных за отказ рыть окопы свидетельствует рядовой 323 Юрьевецкого полка Дмитрий Кузнецов.
Ни истощение, ни болезнь не освобождали пленного от работы; с наступлением утра из барака выгонялись все, и те, которые не выходили немедленно по первому окрику, будь это больной или здоровый, подвергались жестокому избиению. Рядовой 23 пехотного полка Антон Снотальский был очевидцем того, как в лагере Шнейдемюлле германский солдат выстрелом из ружья наповал убил пленного, который от слабости не мог идти на работу и хотел вернуться в барак.


Дисциплинарные наказания


Не говоря о резиновых палках, хлыстах из жил и нагайках, которыми в изобилии снабжены были наблюдавшие за пленными германские фельдфебели, унтер-офицеры и солдаты, в лагерях применялся целый ряд жестоких и унизительных дисциплинарных наказаний, налагаемых за самые ничтожные проступки, а иногда и без всяких достаточных оснований. Пленных на весьма продолжительные сроки лишали горячей пищи и оставляли на хлебе и воде; заставляли по нескольку часов подряд стоять с поднятыми вверх руками, в каждую из которых вкладывали по 4 - 5 кирпичей; ставили голыми коленями на битый кирпич, принуждали бесцельно, до полного истощения сил, таскать тяжести вокруг барака и т. п., но излюбленными и наиболее часто применяемыми были наказания, по характеру своему напоминающие средневековую пытку.
Провинившегося веревками или проволокой привязывали к вбитому в землю столбу настолько высоко, что ноги едва касались земли. В таком положении подвешенного оставляли в течение двух, трех и даже четырех часов; минут через 20 - 25 кровь приливала к голове, начиналось обильное кровотечение из носа, рта и ушей, несчастный постепенно ослабевал, терял сознание и повисал на сдерживавших его от падения веревках и проволоках.
По словам пленных, испытавших эту пытку, она была ужасна; веревка и проволока впивались в тело, причиняя невыносимое страдание, а затем в течение продолжительного времени, после освобождения от столба, наказанный "не мог придти в себя". Все тело ныло и болело, и наступала такая общая слабость, что возможность сделать хотя бы малейшее движение какою-либо частью тела была совершенно исключена.
[33]
Нередко пленных растягивали на бочке и били палками и хлыстами из жил до полной потери сознания.
Вот еще одно из наказаний, изобретенное немецкой культурой, наказание, на первый взгляд не тяжкое, но в высшей степени мучительное, по словам тех, кто имел несчастие испытать его на себе. Подлежавших наказанию выводили на площадь, ставили спинами друг к другу и крепко связывали, обвивая туловище веревкой от шеи до ног. Связанных таким образом оставляли стоять до тех пор, пока один из них не терял сознания и, падая, не увлекал другого...


Издевательства над пленными


Жестокость, доходящая до зверства, глумления и беспричинное убийство были нормальным явлением в концентрационных лагерях.
Ефрейтор 109 Волжского полка Алексей Рычков рассказывает, что 8 ноября 1914 года значительное количество русских пленных было выведено из барака и выстроено на площади. Прибывший для производства прививок германский врач приказал пленным, несмотря на низкую температуру воздуха, снять рубахи и голыми ждать очереди. Один из пленных не выдержал холода и накинул рубаху. Взбешенный врач бросился на ослушника и толстой камышевой палкой избил его до крови.
Рядовой л.-г.{2} Стрелкового полка Сергей Скрыпов был очевидцем того, как германский солдат ударом тесака отрубил одному из наших нижних чинов четыре пальца правой руки за то, что пленный, желая обойти лужу, выдвинулся из строя.
Рядовой 56 Артиллерийской бригады Дмитрий Калугин был до крови избит за то, что, чувствуя недомогание, отказался идти на прогулку и вернулся в барак.
Ефрейтор 4 Копорского полка из вольноопределяющихся Александр Асмус был очевидцем того, как германский часовой рассек штыком голову пленному за попытку получить вторую порцию супа.
Рядовой 1 Туркестанского полка Абдул Давлетхузин был избит до крови за то, что, видя беспомощность умирающего своего товарища, помог последнему подняться. Озверевший часовой не ограничился избиением Давлетхузина, но попутно избил и умирающего.
[34]
Рядовой 255 пехотного Калужского полка Василий Кобяков был очевидцем того, как в лагере "Стендаль" один из наших пленных подвергся избиению палками, лишению пищи и подвешиванию к столбу за то, что, не будучи в силах перенести муки голода, прогнал собаку от данной ей пищи и с жадностью сам съел то, что было дано животному.
Ефрейтору 108 Саратовского полка Владимиру Стома германский часовой нанес тесаком удар по плечу и причинил рану лишь за то, что Стома, идя за пищей выдвинулся из строя.
Зауряд-прапорщик 88 Петровского полка Михаил Венсков был очевидцем того, как германский солдат пристрелил русского пленного за то, что он передал кусок недоеденного хлеба другому пленному.
Лагерь в Шнейдемюлле был разделен на четыре части и переход из одной в другую, равно и переговоры между пленными, содержавшимися в разных частях, были запрещены. За неисполнение этого правила один из русских пленных был убит германским часовым на глазах
[35]
рядового 255 Аккерманского полка Василия Штемберга, рассказавшего об этом возмутительном случае.
Один из русских пленных, найдя у ограды лагеря выброшенную за ненадобностью гнилую брюкву, поднял ее и стал есть вопреки запрещению часового. Последний выстрелом из винтовки убил пленного наповал. Тело убитого положили в гроб и поставили последний на середине лагеря с надписью на русском языке "убит за неповиновение часовому". После этого пленники были выведены из бараков и их в течение двух часов для назидания заставили ходить кругом гроба и лежавшего в нем покойника. Свидетелем изложенного факта был, между прочим, рядовой 218 Горбатовского полка Александр Кузнецов.
Когда в лагере Шнейдемюлле разнеслась весть о поражении германских войск под Варшавой, среди русских пленных царило радостное оживление. Обозленные неудачей германцы заставили пленных раздеться догола и продержали их на морозе в течение нескольких часов, издеваясь над ними и мстя таким образом за неудачу на боевом фронте. Об этом случае, которому по его жестокости не хотелось бы верить, рассказывает лично подвергшийся этому глумлению рядовой 291 Трубчевского полка Семен Яшенин.
Старший унтер-офицер 87 пехотного полка Павел Самсонов был очевидцем того, как в лагере "Фридрихсфельд" часовой двумя выстрелами из винтовки убил русского пленного за то, что последний, перейдя в другую часть лагеря, выпросил у пленного француза кусок хлеба.
Один из русских пленных взял с воза несколько штук сырого картофеля и стал ими утолять голод. Увидевший это германский часовой, на глазах рассказывавшего об этом случае рядового 208 Дорийского полка Федора Вострякова, ударил пленного штыком в бок; на следующий день раненый скончался.
Рядовой 170 Молодеченского полка Наполеон Ядвиршись удостоверяет, что в Шнейдемюлле семьдесят русских пленных, работавших в лагерной кухне, были по очереди растянуты на бочке и избиты палками за то, что один из них дал кусок мяса русскому пленному; из числа избитых около 25 человек умерло.
Ужасом дышит от рассказа крестьянина Варшавской губернии Петра Шимчака, бежавшего из германского плена. Допрошенный под присягою Шимчак показал следующее:
"В августе 1914 года я был задержан во время плавания моего в качестве матроса на судне, шедшем под
[36]
английским флагом из Дании в Англию. Как русского подданного, меня не отпустили, а, продержав в Гамбурге в тюрьме, в одиночном заключении, в течение семи дней, отправили в лагерь для военнопленных близ Берлина, в Целе, где уже было много пленных англичан, французов и бельгийцев. В этом лагере был небольшой дворик, на котором обыкновенно наказывали провинившихся пленных. Однажды в лагерь были приведены четыре пленных казака, которых я узнал по нашитым на брюках лампасам желтого цвета. Их вывели на дворик, поставили саженях в полутора от стены барака, и через щель в стене я имел возможность наблюдать за всем происходившим. Привели первого казака, положили его левую руку на небольшой деревянный столбик, и один из германских солдат штыком-ножом последовательно отрубил половину большого и среднего пальцев и мизинца. Я хорошо видел, как под ударами штыка-ножа куски пальцев отлетали и падали на землю. Немцы подняли их и положили казаку в карман шинели, и казак был отведен в барак, где имелся резервуар с проточной водой. Был приведен второй казак и немцы прокололи ему дырки в раковинах обоих ушей, причем вращали конец штыка-ножа в разрезах с очевидной целью увеличить размер дырок; после этого второй казак был отведен туда же, куда отвели и первого. Третьему приведенному затем на место пытки казаку германский солдат ударом штыка, нанесенным сверху вниз, отрубил кончик носа, который повис на куске кожи. Казак стал знаками просить, чтоб ему отрезали неотсеченный кусок, и тогда один из солдат дал казаку в руку, которую держали другие солдаты, перочинный нож, и казак сам отрезал висевший кусочек носа. Наконец, привели четвертого. Что именно хотели сделать с ним немцы, неизвестно, так как казак быстрым движением вырвал у близ стоявшего немца штык и ударил им одного из германских солдат. Тогда все немцы, их было человек 15, бросились на казака и штыками закололи насмерть, после чего выволокли тело за пределы лагеря. Какова была судьба остальных трех казаков, я не знаю, заканчивает свой рассказ свидетель Шимчак, но думаю, что и они были добиты, так как я не видел их более".
На глазах рядового Киевского Гренадерского полка Сергея Демина, в лагере Виттенберг, в ночь на 8 мая 1915 года, были расстреляны семь русских пленных за то, что они обратились к комендатуре лагеря с требованием об улучшении пищи.
[37]
Рядовой 22 Нижегородского полка Артемий Шнейер рассказывает, что одного из его однополчан ежедневно привязывали к столбу в течение двух недель за то, что в одном из писем, адресованных в Россию, он описал тяжелое положение пленных в Германии.
В лагере Шнейдемюлле, в 12-градусный мороз, производивший проверку офицер приказал пленным выйти из бараков в одних рубахах без одеял, которые заменяли пленным отнятые у них шинели. Один из русских пленных, не дождавшись окончания проверки, бросился бегом в барак, но не добежал, так как был убит наповал пулей, которую ему вдогонку пустил из револьвера офицер, производивший проверку.
Об ужасном случае издевательства над беззащитным врагом рассказывает рядовой 102 Вятского полка Павел Крещенко-Кравченко. Один из русских пленных, грузин по происхождению, задумал совершить побег, но был пойман и возвращен в лагерь. Немцы надели ему цепь кругом шеи и загнали в собачью будку, в которой несчастный не мог ни сидеть, ни лежать. При каждой смене часовых, вновь занимавший пост солдат вытягивал пленного за цепь из будки и, нанеся несколько ударов, загонял обратно. Эта пытка длилась в течение двух недель.
Рядовой 116 Малоярославского полка Антон Ростовский был очевидцем того, как германский офицер избил, а затем зарубил шашкою русского пленного за то, что он отдал честь с нарушением установленного для этого порядка.
В часы досуга германские солдаты доставляли себе оригинальное развлечение: объявляли, что будет выдана дополнительная порция пищи, и когда голодные пленные бросались к кухне, на них натравливали целую свору собак, которые бросались на пленных и разгоняли их под дружный хохот германских солдат; иногда пленным обещали выдать лишний ковш супа или кусок хлеба при условии, что они подставят спины под удар хлыста; измученные и голодные солдаты наши нередко покупали этою дорогою ценою лишний кусок хлеба, бросаемый им как собакам.
Такова была сила голода{3}…
В своем бесчеловечном отношении к пленным германцы не делали исключений и для служителей алтаря.
Рядовой 107 пехотного полка Митрофан Руденко был
[38]
очевидцем того, как германский солдат бил по щекам взятого в плен православного священника и плевал ему в лицо. В лагере Альтграбов комендант лагеря Вебер, встретив престарелого дивизионного священника, остановил его и, сделав замечание за недостаточно низкий поклон, неоднократно ударил рукою по лицу.
ЦГИА, ф. 601, д. № 1429, л. 37 - 49, СК


№ 13. Расстрел за отказ рыть окопы для немцев


1917 г., мая 16. - Показание канонира 2 батареи 15 Мортирного артиллерийского дивизиона Никиты Малюженко, бежавшего из германского плена в Швейцарию


27 сентября 1916 года в лагере Гермерсгейм было собрано 2 000 пленных русских солдат для отправки на фронт рыть окопы. Узнав об этом, пленные заявили, что они не согласны ехать на эту работу. На это заявление немцы объявили им, что они просить их не будут, а просто пошлют, и приказали им собирать свои вещи. Наши пленные не стали собирать вещей. Тогда об этом было доложено коменданту лагеря, который вытребовал роту солдат, каковая прибыла через полчаса. Пленных выстроили, а роте было приказано взять на изготовку. Пленные вновь ответили отказом. Тогда был дан один выстрел в воздух. Пленные запели гимн. Комендант рассвирепел и приказал солдатам стрелять и колоть наших пленных. Результатом этого побоища оказалось: 6 человек убитых, 60 человек тяжело раненных и 80 человек легко раненных. Несмотря на все происшедшее, наши пленные были отправлены на фронт рыть окопы...
ЦГВИА, ф. 2000, оп. II, д. 6791, л. 35.
[39]


№ 14. Смерть царствует в лагерях для военнопленных


1917 г., октябрь 12 (25). - Из сводки показаний воинских чинов, возвратившихся из германского плена


Положение русских солдат в германских лагерях нисколько не улучшается. Их попрежнему кормят плохо, а работать заставляют не по силам, ввиду чего, напр., в лагере Хойберге и Шнейдемюлле, ежедневно умирает по 50 человек. Последнее время в особенности плохо кормили в лагере Гаммерштейне и Альтдаме. Обращение с пленными самое жестокое, даже русских офицеров принуждают чистить клозеты. Пленных бьют палками, прикладами, воловьими жилами, садят под арест, оставляют без пищи, подвешивают к столбам, травят собаками и даже убивают. Нередко практикуются и истязания, напр., в лагере Бяндруне пленных раздевали и голых обливали кипятком, или ставили их под холодный душ и в течение полчаса лили им на лицо холодную воду. Заставляли без фуражек и с тяжестями бегать подолгу на солнцепеке.
В лаг[ере] Трая на пленных пахали землю и, запрягая в телеги, возили на них провиант, причем дорогой били палками и кололи штыками, понуждая бежать быстрее...
ЦГВИА, ф. 2000, оп. II, д. 7954, л. 50-51.
[40]
--------------------------------------------------------------------------------

{1}Так в подлиннике.
{2}Лейб-гвардии. - Сост.
{3}Так в подлиннике.


..........................................

Насилия и издевательства над мирным населением


№ 1 Разгром города Калиша


1914 г. - Из записки ревизора Калишско-Петроковского акцизного управления инженера-технолога З. И. Оппмана


... В ночь с 19 на 20 июля (с 1 на 2 августа) по получении губернатором телеграммы об объявлении войны, последним поездом, отошедшим около 4 часов ночи, успели покинуть Калиш лишь официальные лица и некоторые чиновники. Все жители города за полным отсутствием экипажей и подвод волей-неволей должны были с семьями оставаться в Калише...
В тот же день пополудни калишане извещены были о приближении к городу германских войск первым появившимся в городе немецким уланом, который в бешеном галопе проскакал от рогатки к Европейской гостинице и обратно, упав при этом два раза с лошади: улан был совершенно пьян и страшно перепуган; остановившись на рогатке вместе с другим подъехавшим к тому времени к рогатке уланом, он, еще не оправившись от испуга, стал сейчас же делиться своими впечатлениями с окружившей его толпой, причем рассказал, что он с товарищем должны были первыми прискакать в город по выпавшему жребию и шли, по их мнению, на верную смерть.
Спустя полчаса после появления в Калише 2 прусских уланов, вошел в город германский разъезд во главе с
[11]
офицером. Навстречу разъезду вышли на главную Броцлавскую улицу с белым флагом президент города и 3 видных обывателя, знающих немецкий язык. Офицер беседовал с делегатами города около 15 минут, приставляя поочередно дуло своего револьвера к виску каждого из них, в это же время все солдаты разъезда держали в руках револьверы и пики направленными в сторону делегатов... В понедельник утром 21(3) на всех углах появились объявления коменданта Пройскера, в коих жители призывались к спокойствию; им предлагалось открывать торговлю, так как жизнь и целость имущества жителей вне опасности. В этот же день комендант ввел в городе военное положение, прекратил действие обывательской милиции и по городу стали ходить усиленные наряды солдат - дом телефонной станции, например, охранялся нарядом из 30 солдат... Затем началось обстреливание городских улиц пулеметами... и расстрел всех мужчин, живущих в домах, из которых якобы... были сделаны выстрелы в немецкие войска. Убито и расстреляно более 100 человек, в том числе много возвращавшихся из Ласка запасных...
... С утра во вторник 22 (4 августа) посыпались на город одна за другой репрессии:
1) Расстреливались все лица, имеющие при себе какое-либо оружие, а равно лица, у которых оружие найдено было на квартире, несмотря на то что 24-часовой срок сдачи оружия, указанный в объявлении Пройскера, еще не истек; расстрелян был губернский казначей Соколов, уничтоживший до прихода немцев наличные суммы казначейства;
3){1}Комендантом Пройскером наложена была на город контрибуция в 50 000 рублей; днем раньше в понедельник тем же Пройскером конфисковано около 30 000 рублей, хранившихся в Магистрате наличными;
4) Объявлено было распоряжение коменданта, что если кем-либо из жителей будет причинен малейший вред хотя бы одному прусскому солдату, например будет брошен камень, то каждый десятый мужчина в городе будет расстрелян, город подвергнется бомбардировке, а заподозренные дома будут гранатами сравнены с землей, окна во всех квартирах приказано было освещать до утра...
Взяв заложников, Пройскер решил выйти с войсками из города и расположиться лагерем в нескольких верстах от Калиша ближе к прусской границе. Заложникам приказано было идти впереди войск, а во время обстрела
[12]
заподозренных домов им приказано было ложиться ничком на землю - над их головами стреляли. Повторялось это несколько раз и в конце концов больной сердцем и растяжением жил на ногах богатый фабрикант Генрих Френкель не мог самостоятельно подняться. Комендант сейчас же велел ближайшему солдату заколоть штыком Френкеля и сбросить тело его в ров; затем вдове убитого, пожелавшей взять его труп, делались всевозможные препятствия до вымогательства включительно (потребовали за выдачу тела 60000 марок). Дорогой перстень с бриллиантами исчез с пальца убитого.
Лишь только войска с заложниками покинули Калиш, началась бомбардировка города в наказание якобы за пролитую кровь прусских солдат; сделано было около 70 пушечных выстрелов, причем повреждены главным образом верхние этажи зданий. Пушечные ядра пробивали насквозь четыре стены подряд... Обстреливались одинаково как частные дома, так и больница, церковь и костелы. Все жители города в паническом страхе попрятались в подвалы, откуда многие, боясь возобновления бомбардировки, не выходили несколько дней, терпя холод и голод...
С утра в пятницу 25 (7) через Калиш стали проходить саксонские войска, пехота и уланы, сопровождаемые пресловутым 155 полком во главе с комендантом Пройскером. Часть войск направилась по Ставишинскому шоссе, другая часть, пройдя по городу, возвращалась в прежний лагерь. От стрельбы из пушек, винтовок и пулеметов повреждены были многие телефонные столбы, и телефонные провода в большом количестве застилали улицы. Лошадь одного молодого офицера так запуталась в проволоку, что упала на передние ноги; офицер, не отдавая себе отчета о происшедшем, выстрелил из револьвера. Выстрел послужил поводом к всеобщей панике; опять началось обстреливание окон домов, некоторых открытых магазинов и расстрел людей, случайно проходивших по улицам. Стреляли из пулеметов по всему городу. Солдаты врывались в дома и в магазины, грабили, поджигали и вырезывали целые семьи - женщин, детей и старцев. Убито и ранено несколько сот человек. В здании магистрата, где по приказанию коменданта собрались городские служащие, зарублены были топором на смерть городской кассир Пашкевич и три сторожа. На Бабиной и Броцлавской улицах лежала масса трупов людей, детей и даже лошадей. В общей свалке и панике немцы опять стреляли по своим и потеряли убитыми и ранеными много солдат (не менее 12).
[13]
Населением города овладел панический страх в ожидании мести тевтонов, которые не заставили себя долге ждать. Вскоре костром запылало красивое здание магистрата и начались пожары в разных местах города. Небольшие, оставшиеся в городе отряды войск, подобрав своих раненых и убитых и побросав, по свидетельству очевидцев, убитых солдат своих в огонь, быстро удалились из города. В 8 3/4 часов началась по городу пушечная пальба (пулями, гранатами и шрапнелью), продолжавшаяся непрерывно до 5 1/2 часов утра. Сделано было в город свыше 400 выстрелов, после каждого выстрела раздавался шум обваливающихся частей зданий и истерический крик женщин и детей.
Наконец, в 5 1/2 часов утра в субботу 26 июля (8 августа) пальба прекратилась и все как будто замерло кругом. Однако тишина продолжалась недолго. Внезапно во все окна и ворота по Броцлавской улице с неистовым криком и шумом стали вламываться рассвирепевшие немецкие солдаты и, врываясь во все квартиры с криком "руки вверх", арестовывали всех попавшихся мужчин, женщинам и детям приказано было забиться в один угол и стать на колени. Когда жена моя подскочила к солдатам и стала по-немецки упрекать их за то, что они издеваются над детьми и хотела отбить от них моего 12-летнего сына, которому также приказано было поднять руки вверх и следовать за всеми арестованными, то подоспевший к тому времени офицер ударил ее так сильно прикладом ружья, что она упала на пол и сейчас же получила горловое кровотечение. Арестовано было более 700 человек, в том числе много подростков и старцев; арестован был также в числе других 80-летний старик, ксендз Виктор, монах-реформат. Все арестованные сейчас же были обысканы самым тщательным образом по несколько раз, меня ругали площадной бранью за то, что нашли в кармане две полных коробки спичек... После обыска всех нас окружили сильным конвоем солдат и, приказав все время держать руки вверх, повели в свой лагерь. Дождь шел проливной, а многие из арестованных были в одном лишь нижнем белье, без сапог. По дороге нам было объявлено, что нас ведут на расстрел в наказание за пролитую кровь немецких солдат; кто не в состоянии был идти скоро, того ударяли прикладами ружей и ранили штыками так, что многие истекали кровью. Когда мы прибыли в поле около лагеря, там только что кончилась экзекуция расстрела 19 мужчин, взятых в тот же день из
[14]
заподозренных домов. Всех нас поделили на несколько партий и рядов, по 10 человек в ряд, приказано было смотреть лишь вперед, с одной стороны недалеко от нас стали на колени немецкие солдаты с направленными к нам ружьями, с другой стороны поставлен был все время молившийся старик-ксендз. Офицеры давали какие-то поручения солдатам. Словом, полная картина расстрела. Продержали нас под страхом ежеминутного расстрела около часу, затем каждой из партий в отдельности приказано было отправиться в один из трех недалеко находящихся бараков пограничной стражи. Нам было объявлено, что сейчас состоится над нами полевой суд и, пожалуй, расстреляют лишь каждого десятого. Барак закрыли и оставили нас в полном неведении относительно нашей судьбы в удушливой невыносимой атмосфере (человек стоял вплотную к человеку). Несколько раз немецкий офицер, желая что-то сообщить нам, открывал дверь барака и сейчас же ее захлопывал, не сказав ни одного слова, задыхаясь от удушливого воздуха... Около 4 часов пополудни нам принесли в корытах немного грязной воды и запретили даже послать за хлебом на собственный счет. В томительном ожидании проходили минуты за минутами. Наконец, в 7 часов явился в барак фельдфебель, приказал нам выстроиться в ряды опять по 10 человек и под усиленным конвоем вывел нас в поле, где опять повторилась утренняя картина, так похожая на приготовление к расстрелу... Затем нам приказано было разойтись по домам. Немецкие солдаты во главе с офицером провожали нас до города, а затем, быстро повернув, ушли по направлению к Скальмержицам, передвинув свой лагерь ближе к прусской границе.
На обратном пути в город повсюду видны были пылающие костры домов в разных частях города. Оказывается, что после ареста мужчин другая партия немецких солдат ходила по городу с соломою и керосином и поджигала оставленные на попечении женщин и детей дома и магазины, открывая везде газовые рожки. В тот же день вечером город, насчитывавший до 80 000 жителей, опустел совершенно. Люди убегали из города в чем кто стоял. Никто из жителей города после стольких кошмарных сюрпризов не хотел оставаться дольше под покровительством немецких культуртрегеров. Когда в воскресенье утром 27 июля (9 августа) я с семьею покидал город, в нем царствовала мертвая тишина, и лишь дым догоравших зданий, разбросанные по улицам ценные вещи и кое-где
[15]
валявшиеся еще не прибранные трупы людей свидетельствовали о только что пережитой Калишем страшной кровавой трагедии...
Инженер-технолог Э. И. Оппман.
ЦИА, ф. Ставки, отд. Дипломатической канцелярии, оп. 617, д. 37, л. 2 - 6.


№ 2 Страшные следы немецкого хозяйничания


1915 г., августа 29 [11 сентября]. - Телеграмма генерала Байова начальнику штаба армии северо-западного фронта генералу Гулевичу


По показаниям нижних чинов, бежавших из германского плена, а также жителей, прибежавших со стороны противника, германцы забирают у населения весь скот, лошадей, фураж и решительно все кормовые средства и обувь, обыкновенно даже без всяких квитанций. Все мужское население, за исключением стариков и подростков, угоняется в тыл на работы, а по показаниям некоторых для привлечения на военную службу. Женщины насилуются на глазах родных. По донесению начальника второй гвардейской кавалерийской дивизии, германцы зажгли деревни Хписса, Здитово, Спорово, причем расстреливали жителей, пытавшихся спастись от огня. Бытен 29 августа, 3 часа 5 минут дня 4987
Байов.


Резолюция: "Сообщить в Гл. упр. ген. шт. для передачи в Комиссию о нарушении законов войны. Деж. ген. Это донесение к записке пред. Сов[ета] министров] о беженцах".
ЦГВИА, ф. 2003, оп. III, д. 173, л. 40.


№ 3. "Раз ты бежишь от немцев - значит ты шпион"


1915 г., сентябрь. - Из показаний крестьянина Прелевича члену Чрезвычайной следственной комиссии


...2 февраля 1915 года немцы заняли Зелюнь и стали без всяких оснований расстреливать жителей. Так, они, по словам Прелевича, застрелили Игнатия Никодимовича
[16]
Веселовского за то, что он отказался лично ехать с ними за покупкой коров, предложив, однако, им для этой цели своих лошадей. Войцех Янов Рохович был застрелен за то, что уезжал со своим скарбом, причем немцы сказали ему: "Раз ты уезжаешь, значит боишься нас, значит ты шпион". Эдуарда Томашева Марклевского немцы сочли за переодетого казака, так как он был в штанах русской пограничной стражи, и застрелили его; между тем, на самом деле, Марклевский был трубочистом и, посещая по своей профессии помещения постов русской пограничной стражи, добыл там себе старые штаны. Вместе с Марклевским был застрелен и находившийся в его квартире Роман Станиславов Ивановский...
ЦГИА, ф. 642, д. 901, л. 66.


№ 4. Немецкие вояки прикрываются детьми


1915 г., сентябрь. - Из показаний крестьянина Прелевича


...В сентябре месяце 1915 года из германского плена возвратился в Россию... крестьянин Полоцкой губернии, Млавского уезда, гмины Зелюнь, служивший помощником писаря в Зелюньском гминном управлении Теофил Францев Прелевич, 21 года, который, будучи допрошен с предупреждением о присяге членом Чрезвычайной следственной комиссии, рассказал нижеследующее:
С самого начала войны немецкие разъезды нападали на Зелюнь и окрестности, уводя скот, грабя жителей и забирая их на работы по рубке леса, рытью окопов и устройству укреплений.
Осенью 1914 года он видел, как немецкие кавалеристы, при появлении русского разъезда, схватили Якубовского, Скоруповского и еще двух каких-то мальчиков, выставили их на берегу реки и, прикрываясь ими, стали стрелять по разъезду, который, однако, заметив детей, на выстрелы не отвечал и скрылся.
ЦГИА, ф. 642, д. 901, л. 66. [18]
[17]
--------------------------------------------------------------------------------

{1}Так в подлиннике.

 

Немецкие зверства.

На востоке Франции один из французских госпиталей был взят в плен германцами. Встретив заведующего госпиталем, немецкий капитан спросил его «кто он такой». Получив ответ, что перед ним французский врач, немец не успокоился и спросил :«на каком основании заведующий госпиталем носить револьвер›. Француз ответил, что оружие полагается ему по закону; немецкий капитан и этим не удовлетворился и потребовал, чтобы револьвер врача был передан ему. Получив оружие, германец скомандовал, чтобы врач повернулся и смотрел на окно. Ничего не подозревая, доктор исполнил приказание. Раздался выстрел и завидующий госпиталем упал с пробитой головой.
27-го сентября около 5 часов вечера одна из гранат упала в церковь; свалившимися обломками и кирпичами было убито и ранено сорок человек. Немцы не разрешили принести даже воды этим раненым и последние должны были лежать на глазах своих родителей и друзей без всякой помощи. Агония некоторых длилась 36 часов. После кончины этих жертв, немцы заставили мужчин из этой деревни вырыть для них могилы и похоронить их.

Унтер-офицер Панасюк





Случайно попавшему в плен во время разведки Панасюку пришлось испытать на себе дикое варварство нашего «культурного» противника. Офицеры немецкого штаба, стараясь выпытать сведения о расположении и численности наших войск, подвергли несчастного Панасюка невероятно жестоким пыткам: в течении двух дней, Панасюку остро наточенными ножницами буквально пилили и резали уши, не вырвав от него ни одного ценного сведения. Вслед за тем, окровавленного, с отрезанными мочками ушей, бросили в сарай, откуда ему удалось бежать.

В океане сербской крови.

Ужасом веет от приводимых ниже рассказов сербской женщины врача г-жи Бртичевой, приехавшей с сербского театра войны.
Все зверства турок и болгар меркнут перед холодной, рассчитанной зверской жестокостью австрийцев.
Там,где турки и болгары оставляли на своем пути десятки трупов, теперь они насчитываются тысячами, где разъяренный турок зарубал нескольких крестьян, там теперь вырезаны целые селения.
Вырвавшийся из австрийского плена серб рассказал ужасный случай, свидетелем которого ему пришлось быть.
Один из сербских пленных солдат сделал попытку бежать из плена, но был пойман и возвращен обратно. Желая примерно наказать смельчака, австрийский офицер велел раздеть серба догола, облить керосином и поджечь...
В другом месте австрийский солдат «пошутил»: к стоявшей у своего дома сербке, державшей на руках грудного ребенка, подошла группа австрийцев и один из них заявил, что он снимет ребенка с рук матери, не тронув ребенка рукой.
Секунда, и сверкнувшей в воздухе шашкой серб отрезал половину грудного ребенка от головы до ног, а другая половина осталась на руках матери, не успевшей прикрыть ребенка своей головой...
За последнее время австрийцы прибегли к новому виду зверства: для того, чтобы обезопасить себя на будущее время, австрийцы, очень хорошо знавшие, что в каждом сербском мальчике они со временем увидят врага, стали отрезать у сербских мальчиков в возрасте от 5 до 10 лет указательный и средний пальцы на правой руке для того, чтобы сделать для них невозможной стрельбу из ружей.
В некоторых деревнях, ранее занятых австрийцами, сербские солдаты находили еще более ужасные следы их прибывания : на воротах домов и на косяках дверей большими гвоздями были прибиты грудные младенцы, причем таких случаев в одной деревне можно было насчитать по несколько десятков.
Но всё же иногда австрийцы снисходили до того, что оставляли жизнь некоторым из сербских поселян. А чтобы оставить память о кошмарном времени настоящей войны, они раскаленным железом выжигали на щеках беззащитных сербов особые клейма, на которых был изображен австрийский герб и год войны.
Когда в былые годы производили зверства турецкие войска, они, встречаясь лицом к лицу с врагом, сражались храбро, а не убегали так трусливо, как изощренные в варварстве над мирным не селением австрийцы.
Печальную память оставили по себе австрийцы в Белграде: из старого дворца они вывезли всё драгоценное оружие, всю дорогую мебель, утварь, а то, чего не могли увезти, изуродовали ударами штыков.
Жители Белграда рассказывают, что из Австрии прибыло много подвод, на которых награбленное имущество увозилось целыми обозами, и на особых паромах все это переправлялось на ту сторону Дуная.
Нужно отдать справедливость австрийцам, они были тонкими знатоками вещей: так, в одной частной библиотеке остались все современные издание и были похищены редкие книги, представляющие собою библиографическую редкость.
В одном из госпиталей сестра милосердие-сербка не могла не расхохотаться при перевязке раненого, взятого в плен австрийца. Когда последнего раздели, сестра милосердия увидела на нем свою сорочку, которую, как оказалось, австриец похитил в доме её родителей в Белграде.
Насколько был развит австрийский шпионаж в Сербии, доказывает следующий факт: австрийцы не только знали в начале войны расположение наших войск, но были прекрасно осведомлены об офицерском состав и знали офицеров даже по фамилиям.
Австрийская ложь проявилась во всей своей красе в содержании прокламаций, разбросанных австрийскими аэропланами.
В прокламациях говорилось: «Сербский народ, сдавайтесь в плен. Вам незачем гибнуть, раз половина вашего войска уже находится в наших руках и ваш король Петр и Пашич уже бежали из ваших рядов». Ненависть австрийцев к сербам проявилась в полной мере не только по отношению к населению сербского государства, но даже сербы -австрийские подданные, жившие в Австрии, также подвергались ужасным гонением и изуверствам.
Среди австрийских подданных сербов было немало изувеченных австрийцами, причем их изощренность в этом отношении доходила до того, что некоторых молодых людей раздевали и на плечах вырезали куски мяса в виде эполет.
О том, как обходятся австрийцы с нашими соотечественниками, захваченными ими в плен, рассказывают вырвавшиеся из этого плена сербы: всех пленных, не исключая женщин и детей, кормят отвратительно, держат в сырых помещениях, в рваной одежде и даже тогда, когда сербы присылают пленным деньги, эти деньги не попадают в руки.

По Сербии

В. Водовозов передает свои впечатление о поездке в Сербию и в новую её столицу-Ниш.
Я проехал на автомобиле из Крагуевица в Милоновац, город в средине Сербии, до которого доходили австрийские войска, но от которого они принуждены были отступить; далее в Вальево, где австрийцы хозяйничали, но особого разгрома не произвели. Так как автомобиль не мог совладать с непролазною грязью дорог, испорченных движением артиллерии, обозов, кавалерии и пехоты, то далее я поехал на лошадях, с трудом делавших по этим дорогам по 30 вёрст в сутки, и доехал до совершенно разоренного Шабаца, на Саве, оттуда через 1 городок Уб проехал к железной дороге, и по ней уже в Белград. Разорению подвергнуто, главным образом, два округа - Шабацкий (официально называемый Подринским) и Бальевский, отчасти также Милоновацкий и Белградский из общего числа 17 округов прежней Сербии, с населением значительно больше 1 полумиллиона душ. Разорение почти совершенно полное. Поля потоптаны так, что вспахать их заново будет не легко; фруктовые сады по большей части погибли.
По дороге я многократно обгонял толпы беглецов, возвращающихся на родные пепелища, самым фактом своего массового возвращения свидетельствовавших не только 0 победе, но о всеобщей и глубокой вере в прочность этой победы, вере в то, что австрийцы больше сюда не вернутся.
Спрашивается, почему мирное население бежало от австрийцев? На этот вопрос шабацкий губернатор и многие другие лица мне отвечали, что при первой австрийской оккупации в июле месяце население по большей части оставалось дома. Но австрийцы забирали заложников и уводили их в Австрию, -их судьбаи по сейчас неизвестна; австрийцы расстреливали по фантастическим обвинениям отдельных людей, а были случаи и истязаний, выкалывание глаз, обрезывание ушей, изнасилование женщин. Поэтому перед второй оккупацией все население бежало; оставались только дряхлые старики и старухи, да еще очень немногие лица.


Кровавая история Первой Мировой в Украинской Галиции

Главное управление жандармерии г. Санктъ-Петербургъ, Россия.
ДОКЛАДЪ

Выполнен начальникомъ
Галицкого Жандармского Корпуса
г. Рава-Русская
Полковникомъ, Гроднинскимъ Алексеемъ Ивановичем.

Говоря о страшном и кровавом лихолетье 1914 года, надо постоянно помнить, что тогда огнемъ и мечемъ решался незаконченный поединокъ двух расъ - славянской и германской. Первую возглавляла Россия, вторую Германия.

Приготовления обеихъ сторонъ к окончательной расправе были далеко не равны. Ослабленная японской войной Россия, еще не залечила своих глубоких ранъ, не пополнила своихъ убытковъ и утратъ на суше и на море. Германия, напротивъ, с удивительной энергией подготавливалась к решительной битве.

Не уступала ей равно же и Австро-Венгрия, которая примкнула плечомъ к плечу к превосходству германскихъ военныхъ силъ и к расправе с Сербией и Россией. Ввиду того, что монархия Габсбурговъ состояла из славянъ, немцевъ и мадьяръ, Венское правительство старалось вносить споры, заколоты, национальные, вероисповедные и партийные замешательства в славянские народы. Частично ему это удалось при помощи денегъ, хорошо оплачиваемых местъ и щедрых обещаний. Таким образомъ, руководящий слой галицкого народа, в начале более-менее однородный, со временемъ разбился на два лагеря.

Галицко-русский лагерь, стоя нерушимо на славянской основе, неустанно братался с родственными славянскими народами, радовался ихъ успехамъ, печалился ихъ неудачамъ и спорамъ между собою и всю свою жизненную энергию обращал против германской расы и ее нечестивых методовъ борьбы с соседями. Поэтому, вполне понятно, что Австрия, во главе с немецкой династией Габсбурговъ, старалась всеми силами задавить эту часть галицкой интеллигенции и приостановить ее влияние на народные массы.

Второй лагерь галицкой интеллигенции, взлелеянный Венской няней, пошел, отбросив свое славянское родство, наотмашь и наобумъ, с врагами Славянства и своего родного народа; онъ проникся ненавистью к братским народамъ, позаимствовал от германцевъ методы беспощадного топтания правъ славянских племенъ и даже с оружиемъ в рукахъ устилал трупами своих братьевъ, родную землю. Этот лагерь стал любимцемъ Австрии и остался ее наймитомъ до самого развала; даже немцы и мадьяры отошли в сторону, одни галицкие украинцы слепо стояли при Австрии.

В то время, когда славяно-русский таборъ считал своим священным долгомъ беречь и отстаивать историческое имя своих предковъ, имя Руси, озаряющее на протяжении долгих столетий хижины многомиллионного русского народа, лагерь германофильского направления, к большому удивлению самих враговъ Славянства, с легким сердцемъ отказался от своего исторического русского имени, забросал его насмешками и грязью, заменил его областным в Прикарпатье чуждым понятиемъ - Украина и вместе с немцами принялся всехъ и все, что носило печать Руси, преследовать и уничтожать.

Это разделение становилось все шире и глубже, и неминуемо должен был произойти разрывъ. С внезапным взрывомъ войны славянского мира с германским миромъ, разыгрались сцены, о которых одно воспоминание заставляет стынуть кровь в жилахъ.

Австро-мадьярский терроръ сразу, на всех участкахъ, охватил Прикарпатскую Русь. Жажда славянской крови помрачила умы и помыслы военныхъ и мирских подданныхъ Габсбургской монархии. Наши братья, отрекшиеся от Руси, стали не только ее прислужниками, но и подлейшими доносчиками и даже палачами родного народа. Ослепленные каким-то дурманомъ, они исполняли самые подлые, постыдные поручения немецких наемниковъ. Достаточно взять в руки украинскую газету “Дiло” с 1914 года, издававшуюся для интеллигенции, чтобы убедиться в этом окончательно. Волосы встают дыбомъ, когда подумаешь о том, сколько мести вылил на своих ближнихъ не один украинский фанатикъ, сколько своих земляковъ выдал на муки и смерть не один украинский политикъ вроде кровавого еврея Кости Левицкого, сколько жертвъ имел на своей совести не один “офицеръ” в униформе сатаны Чировского. Не день, не два, упивался страшный упырь Галицкой земли братской кровью. На каждом шагу виден онъ, везде слышен его зловещий вой. Ужасен видъ его.

Я приведу здесь совсем не полный перечень злодеяний австро-венгерской армии и ихъ преспешниковъ. Эти данные, получены из архивовъ, брошенных отступающими австрияками и задокументированы нашими жандармскими управлениями.

Итак.
В деревне Волощине, уезде Бобрка, мадьяры привязали веревкою к пушке крестьянина Ивана Терлецкого и поволокли его по дороге. Они захлебывались от хохота и радости, видя тело русского поселянина, бившееся об острые камни и твердую землю, кровоточившее густою кровью.
В деревне Буковине того-же уезда, мадьярские гусары расстреляли без суда и допроса 55-летнего крестьянина Михаила Кота, отца 6 детей.

А какая нечеловеческая месть творилась в селе Цуневе Городоского уезда! Там австрийские вояки арестовали 60 крестьянъ и 80 женщинъ с детьми. Мужчинъ отделили от женщинъ и поставили их у деревьевъ. Солдатъ-румынъ, забрасывал им петлю на шеи и вешал одного за другим. Через несколько минутъ, остальные солдаты снимали тела, а живых докалывали штыками. Матери, жены и дети были свидетелями этой дикой расправы.

В с. Залужье, того же уезда кайзеровские солдаты зверски расстреляли 5 крестьянъ: Ивана Коваля, Ивана Михайлишина, Григория Снеда, Станислава Дахновича и Василия Стецыка, а потом саблями отрубили имъ головы и отдали ихъ женам расстрелянныхъ. В соседнем селе Великополе из 70-ти арестованных крестьянъ мадьяры закололи штыками: Ивана Олиарника, Семена Бенду, Василия Яцыка, Василия Кметя, Марию Кметь, Павла Чабана, которому раньше переломили руки. Уходя, они забрали с собой малолетних девочекъ, коих тут же за селом всехъ изнасиловали, поотрубали им головы и побрасали трупы в колодезь.

В селе Кузьмине Добромильского уезда австрийцы вбивали в стены хатъ железные крюки и вешали на них людей. В один день повесили 30 крестьянъ. В селе Тростянцы они замучили на смерть Матвея Кассиана, Ивана и Евстафия Климовских и пастуха Дуду, которого затолкали внутрь коровьего трупа, разрезав брюхо той коровы, и задавили его там. В селе Квасенине бешенный офицеръ застрелил крестьянина Павла Коростенского только за то, что тотъ не сумел ему объяснить, куда ушла русская разведка, потому как был немой.

В Добромильском уезде, в с. Крецовой воле, солдаты повесили на вербе крестьянина Петра Ткача. Все эти ужасы случились по доносу бывшего жандарма, украинца, Петра Холявы, а в деревне Выгода, Долинского уезда, повесили крестьянъ: Матвея Петрика, Ивана Гайнюка, Осипа Фединяка, Дорофея Сосника, Елену Коверданъ. Вместе с жандармомъ бушевал в околице вырожденецъ некий Филиппъ Винницкий, ошеломленный “самостийникъ”, причем он руководствовался в своих ничтожных поступкахъ не так “идеей”, как ненасытной жаждой наживы: кто из арестованныхъ давал за себя богатый выкупъ, того онъ порол кнутомъ и отпускал на волю; молодухъ заволакивал в сарай, насильничал и також отпускал, у кого же не было денегъ, тот кончал жизнь на крюке на лошадиных постромкахъ. На основании приговора военного суда, по доносу этого бывшего жандарма, на висилице погибли: Левъ Кобылянский, громадский писарь из Синечола, Долинского уезда, и Пантелеймонъ Жабякъ, житель того же села, отец 5 детей. Вместе с ними повис на ремняхъ Романъ Березовский, настоятель прихода в Протесахъ Жидачевского уезда, отецъ 2 детей. Причем, уже мертвому, ему забили православный крестъ в глотку. За священникомъ и крестьянами не было ни малейшей вины.

В Жолковскомъ уезде не было села, где не заплатил бы жизнью мирный землепашецъ или работникъ умственного труда. Австрийская разведка наткнулась на священника Набака, ехавшего из Могилянъ в Нагорцы. Каратели завязали ему глаза, привязали к дереву и устроили из него мишень. Бросали в него штыками, пока он исколотый, не помер. Не помогли ни мольбы, ни слезы дочери, возвращавшейся с отцомъ домой. Дочку его, раздели догола и изнасиловала по очереди вся австрийская банда. Потом ей отрезали груди и повесили на том же дереве, где закололи отца.

Вступив в село Передрымихи, мадьяры сожгли весь крестьянский добробытъ, не пощадив и школы, и лютыми пытками замучили насмерть дьякона приходской церкви, посадив его голякомъ задним местомъ на заостренный могильный крестъ. Дьяконъ посылал на них анафему и разозленные мадьяры, закопали его вместе с крестомъ живьемъ в туже могилу. И только после бегства австрийского полка, его раскопали и похоронили возле церкви. Також при отступлении австрийцы порубали саблями крестьянъ: Григория Савицкого, Илью Сало, Михаила Лосика, Алексея Казака, Екатерину Валько, а многих бабъ, покололи штыками, понасильничали и поранили. Детей загнали в сарай вместе с овцами и подожгли. В пожаре погибли и животные и дети. Многие матери бросались в огонь и сходили с ума.
В с. Речках, австрийцы повесили крестьянку Прокоповичъ Авдотью, задрав ей юбку на ейную голову и оголив тело.

В с. Зеболки, косой отрезали голову крестьянину Петру Поворознику, за то, что он не дал кур отступающим мадьярамъ.
В населенных пунктахъ: Липовице, Куликове, Сулимове, Батятычахъ, устраивались чисто дьявольские погромы. В числе доносчиковъ был учитель-украинецъ Иванъ Шерстило из Сулимова, который выдал австрийским жандармамъ несколько крестьянъ и священника Саввина Кмицикевича с сыномъ, которые закопали зерно, чтобы ихъ не пограбили. Жертвъ закололи штыками.
По причине такого страшного массового террора, галицко-русское население впало в небывалое отчаяние. Не от наступающей русской армии, а от толпы озверевших разбойниковъ своей державы, перерожденцевъ, от которых людямъ приходилось прятаться в ямахъ, скрываться в лесахъ, горахъ и дебряхъ, как когда-то скрывались их предки от татаръ и турокъ.
В Каменскомъ уезде, шла австро-мадьярская лють безгранично, так как этот уездъ принадлежал к более сознательным округамъ Галицкой Руси.

В селе Дернове, австрийцы убили: Ивана Наума, 85 летнего старика, задушив его собственной бородой. Штыками вспороли животы крестьянамъ Николая Курия, Николая Ковалюка и Ивана Сердинецкого и смотрели, как они собирают собственные кишки с дороги и пытаются засунуть их обратно в животы. Мадьяры дико хохотали и не давали крестьянамъ подходить к жертвамъ, пока те не попадали в дорожную грязь и не померли.

В поселке Сапежанке, без суда, был расстрелян крестьянинъ Андрей Вусович, якобы за то, что он что-то сердито проворчал на отступавших австрийских солдатъ. Тело которого солдаты повесили на крюке, за челюсть, перед его родным домомъ на воротахъ, под рыдания жены и детей.
В местечке Стоянове был убит мещанинъ Федоръ Багнюкъ, будто бы за то, что звономъ в колоколъ давал знакъ русским казакамъ, а 85 летний старикъ-священникъ Иванъ Сохацкий был выволочен из церкви и подвергнут побоямъ, а затем ему выкололи глаза, отрезали мужские части и вконецъ закололи штыками.

Десятки смертных доносовъ австриякамъ, имеют на своей черной совести два учителя австро-украинской ориентации Романъ Пекарский и Лука Краевский. По их доносамъ судъ первой австрийской пехотной бригады, приговорил к смерти через изуверское повешение 10 крестьянъ в с. Таданье: Степана Федика, Феофана Гураля, Дмитрия Мотиля, Григория Наконечного, Ивана Потрухая, Федора Мартынюка, Василия Гренка, Ивана Круцинского, Дмитрия Ланчина и Анастасию Лащукевич, мать 4-х детей, коих повесили за ноги вниз головой, а потом кололи штыками как мишени. Детей, чтобы не кричали, живьемъ покидали в колодезь.

Село Уторопы Коломыйского уезда, было залито крестьянской кровью. Австрийские жандармы, солдаты и не в меру усердные украинские патриоты-преспешники, вымещали свой гнев на неповинных жителяхъ села за то, что на фронте австрийская армия терпела поражение. Отступавшие каратели гнали крестьянъ и женщинъ перед собой, расстреливали их на бегу, топтали лошадями и повозками. Техъ, кто оставался живой, рубали и кололи саблями.

На городъ Львовъ, как центръ культурной жизни Галицкой Руси, обратили особое внимание все административные, полицейские и военные власти. В столице Прикарпатского края находились центральные органы просветительских и культурных галицко-русских обществъ и организаций. После объявления мобилизации австрийской армии, одним махомъ пера были закрыты все галицко-русские институты, организации, бурсы, приюты, редакции газетъ, учреждения. Всё имущество подверглось грабежу и разгрому. К каким бы выкрутасам теперь не прибегали галицкие украинцы-сепаратисты, что они де не повинны в пролитии крови своих братьевъ, то их поступки, почины, дела и все их газеты, во главе с “Дiлом” и “Свободою”, обнаруживают иудину измену.

На основании подлейших доносовъ, в несколько дней были переполнены все львовские тюрьмы русинами. В темном углу “Бригидок” шла экзекуция за экзекуцией. Были зверски казнены, путемъ переламывания и раздробления костей: Иванъ и Семенъ Хиль, рабочие из Пониковицы Бродовского уезда, Семенъ Шпорлюкъ из Фольварковъ Великих возле Бродъ, Антонъ Супликевичъ - крестьянинъ из Скоморохъ-Сокальского уезда, Валентинъ Кашуба, Александръ Батовский и Василий Пержукъ из Лепинева Бродовского уезда, Антонъ Мановский из Дубровицы Яворовского уезда, Иванъ Шушинский крестьянинъ из Хвойны Жолковского уезда, Петръ Козицкий и Андрей Пужакъ из Мокротина Жолковского уезда. Последнего казнили путемъ разрывания двумя лошадьми, за то, что онъ крикнул: “Да здравствует Великая и нераздельная Русь”, украинские добровольцы-палачи, которые под наглядом австриякъ, долго истязали его, привязывая его руки и ноги ремнями к лошадямъ.
Не лучше было и во Львовскомъ уезде. В с. Гонятичах, австрийцы поставили под стеною хлева крестьянъ Василия Грищинина, Юстина Карпинского, Филиппа Опрыска, Григория Кордюка, 80-летнего Тимофея Дубинку, Казимира Карпинского и Степана Гринчинина, облили серной кислотой, а когда те попадали и стали корчится в мукахъ, всех расстреляли из пулемета.
В с. Острове, австрийский офицеръ убил крестьянина Василия Зачковского; таким же самосудомъ были убиты: Николай Феджаръ из Дмития, Андрей Базиль из Ланъ, Иванъ Собский из Ярычева Нового. Також по доносу некого Григория Жаткевича, были зверски казнены путем сожжения на костре крестьяне : Антонъ Маслюк, Дмитрий Михайловъ, Григорий Сидорякъ из Малых Подлесок, Антонъ Гминковский и Семенъ Тишийский из Борщевичъ. К слову: после ухода австриякъ, бабы этого села, самосудомъ, разорвали доносчика на куски, и останки скормили собакамъ.
В с. Никуловичахъ бежавшие солдаты немилосердно избивали крестьянъ, а Ивана Таращука подвергли страшным пыткамъ: обрезали ему пальцы и губы и, наконец, задавили доскою, на которой стояли и хохотали пятеро солдатъ.
Крестьянина Ивана Брыкайла из Брюховичъ, жандармы вывели на кладбище, велели ему выкопать яму для себя, дали револьвер с однимъ патрономъ и под угрозой штыковъ, принудили его застрелиться.
В с. Запытове, по доносу старосты Ефима Хомяка, австрийцы выгнали людей из села в чистое поле, повязали веревками и так гоняли их лошадями весь день, а под вечеръ, загнали в конюшню и сожгли: Константина Кулика и его сына Никиту, Михаила и Ивана Блавацкихъ, Михаила и Кирилла Назаркевичей, Ивана Бойко, Якова Будловского, Онуфрия Выхонена, Петра Герасимова, Федора Савчука, Константина Цыгана, Андрея Бочия, Василия и Никиту Андрияковъ.
Остальных крестьян поставили под дула пулеметов, а старых и малых били прикладами без разбора, заставляя присоединяться ко всей толпе под пулеметы. В этой бойне приняли мученическую смерть 68 крестьянъ, стариковъ, женщинъ и детей.
Много мучениковъ было в Рава-Русскомъ уезде.
В с. Гойче австрийцы порубали саблями крестьянъ: Ивана Василькова, Ивана Бабия и Федора Янкова.
Поселокъ Казаки, возле Монастырской Руды, исчез с лица земли только за свое название. В немъ солдаты закололи штыками: Алексея Камута, Луку Малоеда, Матвея Максимяка, Федора Федюка, Варвару Калику, Андрея Калику, Савву Кожушка, Анастасию Пиливец, Анну Нижникъ и всю семью Михаила Думича, а священника Василия Демчука повесили на колоколе часовни, за то, что будто онъ, во время богослужения, молился за русского Царя. С часовни, на поставленные винтовки вверх штыками, были сброшены крестьяне Иванъ Стельмахъ и Иванъ Нижникъ.
Черная доля постигла село Катериничи, уезда Рудки.
Солдаты выгнали всех жителей села, мужчинъ и женщинъ в поле, и кололи их штыками. Крестьянку, Марию Зазулю, мать троих детей, раздели донага и катали ее по стернище, а потом забили землей ейное влагалище и ротъ, от чего та в муках померла на глазах детокъ. Две женщины умерли от чудовищного насильництва: им в женские органы забивали бутылки, а потом топтали сапогами.
Крестьянка Мария Плугарь, от побоевъ, родила преждевременно дитя, которого солдаты бросили в хлевъ к свиньямъ на съеденье и заставили мать смотреть на это. Крестьянка тотчас сошла с ума и пыталась загрызть солдата. Ей разбили голову прикладами. Солдаты насиловали женщинъ без стыда и стеснения, особенно молодых девокъ, принародно, с извращениями сатаны, многих после этого закалывали штыками. Сожгли церковь, избу-читальню, кооперативную лавку и хозяйские постройки, грабили и безпричинно убивали людей.
Чем быстрее и ближе к Карпатамъ отступали австрийские бригады, тем больше лютовали их солдаты и украинские преспешники..
На одного Станислава Загурского, доктора правъ, аудитора, т. е. военного судию, к сожалению славянина-поляка, падает более ста смертныхъ приговоровъ. Эта темная душонка, на основании показаний одного лишь иуды-свидетеля, повесил 10 крестьянъ из с.Синеводское Скольского уезда: Михаила и Петра Коваля, Федора Федишина, Ивана Матешина и Ивана Тишевского с семьей. Тела несчастных жертвъ бросили душегубы в болото, где они пролежали с сентября 1914 до марта 1915 года. Староста Стрыйского уезда С. Н. Андреевъ, велел вынести трупы из болота и похоронить по православному обряду. Загоруйского и свидетеля Покровского, поймали, когда они пытались выехать вслед за австрияками. По решению схода села Синеводское, этих двоих изверговъ, утопили в болоте, куда они приказывали бросать приговоренныхъ ими.
В с. Лавочномъ, на одной из вершинъ Карпатских горъ, австрийцы поставили страшную виселицу больших размеровъ для устрашения народа. До 100 головъ крестьянских повисло на ней одноразово. Среди погибших были: Михаил Жолобовичъ из станицы Козовой и Федоръ Коростевичъ из станицы Оравы. Эту виселицу смастерил по приказу военного суда арестованный крестьянинъ Юрий Волкуповичъ, которого забрало судилище в Мукачево. Как очевидецъ он рассказывал, что в Мукачево военный судъ ежедневно приговаривал к смерти от 20 до 25 человекъ. Русиновъ вешали и расстреливали цыгане и евреи за городомъ, коим под присмотром австриякъ, вручались винтовки и веревки, а тела русиновъ, выбрасывали в ямы и рвы те же евреи и цыгане..
В Святинском уезде наиболее потерпело село Залучье, которое накануне войны присоединилось к православной церкви. Палачомъ населения был вахмистръ жандармерии, прославившийся на политическом процессе С. Ю. Бендасюка, Григорий Пушкарь, украинецъ - слепое орудие Австрии. Онъ самочинно избивал крестьянъ розгами; кто терял сознание, того онъ приказывал поливать холодной водой, а затем дальше подвергал пыткамъ. Девокъ насиловал перед глазами их отцов и жениховъ. Неизреченные муки претерпели Прасковья Горобецъ и Михаилъ Нагорнякъ, последний за то, что отдал свою хату под православную часовню священнику Игнатию Гудиму. Бежавшие за Карпаты австрийцы, согнали всех жителей села, чтобы смотрели на казнь, через четвертование саблями, крестьянина Кабацкого. Виднейших крестьянъ, 86 человек, арестовал и замордовал самъ Пушкарь. В уездном городе Святине были повешены: почтальонъ Притула, канцеляристъ Виноградникъ, чиновникъ Лесковацкий. В с. Ганковцах казнили путемъ заливания в горло расплавленного свинца крестьянина Джураковского. Австрияки самого Пушкаря с собой при отступлении не взяли, и разъяренные селяне затравили насмерть душегуба и его семью собаками, самосудом, а дом его сожгли.
Cокальский уездъ, примыкавший к русской границе, был поленомъ в глазахъ украинских “патриотовъ”; поэтому доносы с их стороны сыпались на русских людей, как градъ с черной тучи. Андрей Кузьма выдал крестьянина Степана Дуду, за то, что онъ отдал отступавшим русскимъ лошадь с телегою, и тот был повешен в с. Переводове. Педагогъ Стенятинский выдал мадьярам видных, деятельных крестьянъ в околице. Их повесили. Сильно пострадало село Скоморохи. Как выше отмечено, крестьянинъ Антонъ Супликевич был повешен во Львове. В с. Ильковичах мадьярские гусары, потоптали лошадями насмерть нищего старика Петруненко. Доносчиковъ, Кузьму, селяне, самосудом, закопали живцем в овраге, а педагога Стенятинского, бабы закололи вилами и трупъ бросили в болото.
О кровавых злодеяниях, имевших место в Станиславской тюрьме на Дуброве, можно получить обильные справки из публикации Василия Маковского п. з. “Талергоф”. Автор, горячий украинский патриотъ и вернейший слуга Австрии, по документамъ и своимъ воспоминаниямъ сообщает, что в тюрьме на Дуброве шли расстрелы с утра до вечера. Маковскому смело можно поверить, ибо самъ находился среди арестованныхъ. Журналистъ А. Панкратовъ, прибывший с русскимъ отрядомъ в г. Станиславовъ, собрал свидетельства о зверствахъ австро-мадьярского военного террора и насчитал 250 замученныхъ. Среди доносчиковъ, онъ раскопал имя Степана Прокопова, украинца из с. Курынова. Месть крестьянъ была люта. Этого доносчикаё селяне отдали по суду общины, вступившему русскому казачьему корпусу. Есаулъ корпуса, Алексей Протасовъ, принародно, на лошадином скаку, шашкой развалил тело доносчика на две половины от плеча до пупа. Останки по решению общины, скормили свиньям.
Байковщина, центромъ которой является г. Турка, оросилась кровью русиновъ - мещанъ и крестьянъ. Вся интеллигенция в уезде находилась в тюрьмахъ; не было поблажекъ для больныхъ, стариковъ и женщинъ.
В Турке, мадьяры повесили мещанъ: Ивана Ильницкого, Гуляновича, Осипа Цинкевича и Василя Гавринечко. Там же был расстрелян Лука Матковский за то, что назвал себя русиномъ.
В с. Разлучье, мадьяры закопали живьемъ крестьянина Ивана Хоминица, Петра Гвоздецкого, Максима Куруса и Михаила Сковбу. В с. Малой Волосянке они повесили Михаила Шевцова и Михаила Дьякунчака. В с. Великой Волосянке повесили Ивана Старушкевича, а в с. Прислоен - Алексея Белея, Михаила Семковича и Ивана Беласа вместе с 18 летнимъ сыномъ; одновременно был повешен Кириллъ Кудричъ вниз головой, который провисел в таком положении неделю, пока не помер.
В с. Яворе мадьяры казнили, путемъ привязывания к стволу орудия и выстреломъ: Степана Романовича Яворского и Ивана Игнатьевича Яворского. В Нижней Яблонке мадьяръ изнасиловал и задушил в хате, на глазахъ испуганных детей, мать Марию Лужецкую за то, что та не могла дать ему хлеба. Мадьяры дотла сожгли села: Явору, Багноватое и Лосинецъ, а всего в Турке повесили 70 человекъ.
Туча мести и террора не прошла мимо и Ярославского уезда.
В с. Маковискахъ на своих прихожанъ-патриотовъ, доносил священникъ-униатъ Крайчикъ. В Червоной Воле, мадьяром, был зарезан кухонным ножомъ Петръ Куца.
В с. Соснице, “мужья доверия”, украинцы, Михаил Слюсаръ, войтъ Михаилъ Кушниръ, Пантелеймонъ Василина, учитель Горошко и еврей Саул Рубинфельдъ, донесли на своих односельчанъ и на основании ихъ доноса были изуверски казнены, путемъ разбивания головъ кузнечными кувалдами: Иванъ Шостачка, Илья Яворский, Илья Якимецъ, Иванъ Кошка, Николай Смигаровский и Андрей Гардый. Двух последних, уже мертвыхъ, с разможжеными головами, мадьяры-уланы, привязали за свои седла и волокли 4 версты до села Задубровы и обратно, потом сбросили трупы в колодцы, чтобы люди не могли достать воду. Но и этого им было мало. Они арестовали Михаила Зелеза и студента-богослова Николая Гардого, сына вдовы, и после страшных издевательствъ, забили прикладами насмерть на берегу речки Вигора. Следует добавить, что у павшего на колени студента Гардого, мадьяры сапогами выбили зубы, а затем забили лопатами и затоптали. Однако, часто, после отступления австрияк и мадьяр, селяне не дожидались вступления русской армии, вылавливали и самочинно казнили доносчиковъ. Так в этом селе, вышеназванныхъ пятерыхъ доносчиковъ, мужики и бабы села, раздели догола, связали, и всех пятерыхъ засунули головами в раскаленный кузнечный горнъ, от которого те в страшных мукахъ загинули. Трупы их закопали в отхожей сельской яме.
Теперь видно, от какой гнусной гидры, освободила Галицию Русская Армия.
Всем жандармским управамъ и пунктамъ, вновь сформированным на освобожденной земле, дано указание вылавливать погромщиковъ, шпионовъ, доносчиковъ и иных пособниковъ Кайзеровской и Австро-Мадьярской армии, предавать немилосердному суду на местахъ.
О вынесенных судами решенияхъ, и исполнении решений судовъ на местахъ, докладывать вышестоящим жандармскимъ управлениямъ.
Слава России и Отечеству !

Полковник ______________________Гроднинский А.И.

 

Добавлю к теме Евгения!
Сильные впечатления о зверствах германцев и австро-венгров, описаны в книге Н.Яковлева "1 августа 1914г". Не только частные преступления отдельных подразделений и солдат, но вплоть до возложения контребуций на целые города и шантаж их расправами.

 

№ 22 ЖУРНАЛА «ИСКРЫ», ГОД 1917-Й

Зверство братающихся немцев.

10-го мая один из полков, защищающих рижский фронт, выслал на разведку фельдфебеля Николая Васильевича Ушакова, крестьянина Архангельской станицы, Кубанской области. Отделившегося во время разведки Ушакова немецкая засада захватила и привела в землянку, где четыре офицера в присутствии нескольких солдат раздели Ушакова донага, отобрали деньги и стали расспрашивать о расположении батарей и пулеметов. Ушаков ответил незнанием. На вопрос одного офицера, как теперь в Петрограде, Ушаков ответил: «Хорошо. Всех немцев выгнали». Тогда офицер хотел зарубить Ушакова шашкой, но был остановлен другими. Когда, задавая дальнейшие вопросы разведывательного характера, один немецкий офицер убедился, что Ушаков дает ложные показания; он начал бить его по лицу его же гимнастеркой. Все обращения к Ушакову начинались словами «русская свинья».

В конечном итоге солдаты схватили Ушакова. Один из них острым ножом вырезал на его ногах глубокие контуры лампасов. Затем, со словами: «Наш император жалует тебе Железный крест», вырезал на груди Ушакова очертания большого креста.

После этого Ушакову заявили, что если до завтра он не передумает относительно дачи показаний, в очерченных местах будет вырезана кожа, дабы лампасы и крест вышли настоящими. Ушаков, голый был заперт в блиндаже. Заметив, что часовой спит, Ушаков вылез печным отверстием и убил часового. Проползая проволочные заграждения, он был замечен и обстрелян, при чем у него была прострелена кисть правой руки. Ушаков все же добрался к своим и был осмотрен дивизионным врачом, затем комиссией, в составе врачей «Красного Креста», военного прокурора суда армии и представителей штаба армии.

Факт немецкого зверства запротоколен.


Фельдфебель Николай Ушаков. На груди и обеих ногах видны порезы, сделанные на его теле братающимися немцами.

 

Казнь гражданского сербского населения

 

Австро-венгерские войска казнящие российских или украинских крестьян

 

Каким далеким и непохожим на наше кажется сегодня нам время столетней давности, время, когда на полях Европы шли сражения Первой мировой, или, как ее тогда называли, «Великой войны». Вести с фронтов сообщали газеты, о военных событиях писали военные корреспонденты в журналах. В России был очень популярен журнал «Нива» и вот он регулярно помещал на своих страницах и сводки военных действий и различного рода сообщения о войне.



Одной из тем, регулярно появлявшейся на ее страницах, была тема зверств германских солдат, как в отношении солдат и офицеров Антанты, так и мирного населения, как на Восточном, так и на Западном фронте. Проверить достоверность этих сообщений и в то время, и уж тем более сейчас, не представляется возможным. Может быть, все это правда на 100%, может быть 50 на 50, может быть и вообще вымысел. Но об этом писали, люди прессе доверяли, у них создавалось определенное впечатление, и они делали свои выводы. В любом случае понятно, что информационные войны, столь привычные для нас сегодня, начались далеко не вчера! Присутствует в этих сообщениях и колорит уходящей эпохи: сожаление об уходящей рыцарственности, благородстве, звуках боевой трубы, при помощи которой все еще отдавались команды… Орфография текстов сохранена, за исключением изъятия ятей и фиты и прочих дореволюционных изысков русского языка.

Нива № 16
Это чувство разделяется всеми. Англия хотела сражаться с противником, более достойным ей. Ей грустно, что она не может его уважать. Рыцарю для поединка нужен рыцарь. В самом разгаре боя вдруг слышится сигнал: "отступать!". Англичане отступают, прекращают стрельбу, и лишь потом узнают, что были обмануты немцами: сигнал исходил от них. Их трубачи имитировали звуки британской трубы!

Нива № 16
Ему положительно стыдно за них. Где же у этих людей благородство! Выкидывают белые флаги, кричат, что сдаются, просят пощадить, не стрелять, а когда британцы, поверив их белому флагу, приближаются, чтобы взять их в плен, они внезапно открывают огонь и предательски убивают доверчивых!

"Я был ранен. Немцы нашли меня в поле. Сражаться я не мог, пришлось сдаться. Я заявил, что сдаюсь, и вручил им мой револьвер. А они из моего же револьвера неожиданно — бац в меня! Подумали, что я убит и ушли".

Нива № 16
Зверское нападение немки. В редакцию "Вечернего Времени" раненый прапорщик Васильев доставил кинжал-штык с сохранившимися следами крови, которым был зарезан немкою тяжело раненый прапорщик Лузин. Прапорщик Васильев был очевидцем этого зверского нападения разбойника в юбке и рассказал следующее: "Из-под Лыка везли несколько тяжело раненых, в том числе прапорщика Лузина с перебитыми ногами, и меня раненого тремя пулями с раздроблением костей. Я лежал в одной фурманке с Лузиным: он с краю, а я в середине. Состояние его ран позволяло лежать ему только на животе.

На полпути к питательному пункту у дороги показалась немка, лет 40-45, прилично одетая. Мы немного не доехали до неё, когда санитар позвал её к повозке, следовавшей позади нас.

Когда мы поравнялись с немкой, я спросил её: — "Далеко ли до Р.?" Но одновременно с моим вопросом Лузин простонал: — "Пить!"

Не отвечая на мой вопрос, немка по-русски переспросила Лузина:- "Тебе пить?"

Не успел тот и ответить, как она выхватила из-за пазухи кинжал-штык и всадила по самую рукоятку в спину Лузину. Бедняга не успел простонать и уткнулся лишь лицом вниз.

Я правой рукой схватил кинжал вместе с рукой немки, когда та силилась выдернуть его из тела Лузина, закричал сопровождавшим солдатам и санитарам. Преступница была поймана на месте, не успев оказать сопротивления. Тело Лузина было оставлено в ближайшем местечке.

Прапорщик Лузин был моим однополчанином, которого я знал, как хорошего товарища и неустрашимого воина".

P.S. Нива № 16
"Попадаются и немцы хорошие, — настаивает гвардеец Рирдон. — Как-то ночью они нам кричали: "гвардейцы, подберите наших раненых!" Мы пошли подбирать, а они хоть бы выстрелили. Это очень благородно, не правда ли?"

О таком же благородном поступке врага рассказывает в одной из своих телеграмм британский главнокомандующий сэр Джон Френч. В самом начале войны один из английских отрядов, окруженный со всех сторон неприятелем и всё же отказавшийся сдаться, был весь немилосердно истреблен; уцелели только двое, и то раненые. Они должны были бросить оружие, но немецкий офицер, из уважения к героям, не только оставил оружие при них, но и попросил позволения пожать у одного из них руку.

Нива №18
"Таких извергов я еще никогда не видел, — пишет своим родным рядовой Джеймс Скот. Их конница гонит по улицам Монса женщин, и нам рассказывали, что сделали с ними враги. Они уже успели зарезать нескольких ребятишек и женщин. Мы завинтили штыки и побежали на выручку..."

Нива № 18
Германцы казнят мертвецов. Получены сообщения, что германские части не только добивают раненых воинов, но и казнят трупы героев, жизнь свою положивших за Царя и Родину в борьбе с германизмом. При отходе наших войск из Восточной Пруссии, в районе пограничного нашего поселения остались несколько человек тяжело раненых пехотинцев и один кавалерист, которых не успели подобрать и увезти наши санитары. Вскоре два-три героя, вследствие отсутствия медицинской помощи, скончались. И хоть немцы, вместо того, чтобы похоронить русских героев хотя бы в одной могиле со своими убитыми солдатами — выбросили тела на дорогу, при чем трупы искололи штыками так, что не осталось ни одного целого места. Затем, заподозрив в одном покойнике казака, германцы, по приказу начальника отряда, созвали всех оставшихся в селении наших мирных жителей, расставили их вокруг того места, где лежал треп, а сами изрубили труп шашками на мелкие куски. Казнив таким образом труп "казака", германцы разбросали куски человеческого мяса по дороге, при чем заявили местным крестьянам, что такая участь ждет каждого, кто соберет части тела казненного мертвеца и похоронит их.

Нива №18.
Отголосок войны. Живой мост. "Гол. Москвы" передает кошмарный рассказ взятого нами в плен германского унтер-офицера, ранее бывшего на бельгийском фронте.


После необыкновенных усилий немцы поняли, что пробиться немыслимо. Генерал приказал набросать гору из трупов, чтобы прикрыть уцелевших от пуль. Пока воздвигалась эта теплая стена, немцы под этим прикрытием набрасывали из других трупов своих товарищей мост через болото. Жажда спастись была так велика, что не разбирали — мертв иди ранен. Всех, кто лежал, валили в кучу. И по этому мосту, еще шевелящемуся то там, то сям, по этой груде живых и мертвых, накиданными со свойственной немцам аккуратностью, переходили болотную топь жалкие остатки полков.

Стон, непрерывный стон не смолкал на протяжении полутора миль.

— Идешь, — рассказывает пленный, — а из болота, из моста, торчит рука. Наступишь на нее — она пригнется, уйдет вглубь, в массу других конечностей; прошел, — и она снова вылезает, растопырив пальцы, и хватает тебя за ноги, за сапоги; а чей-то рот под твоим каблуком умоляет о спасении. Идешь, заткнув уши и думая только об одном: скорее бы пройти!

А в эту гущу врезаются пули и снаряды французов, раскидывая трупы и укладывая на них новые жертвы...

Когда войска, — вернее, обломки войск, — перешли, командир приказал разобрать этот мост, чтобы не дать врагу перейти и преследовать нас.

— Вы понимаете, — жестикулирует унтер-офицер: — что значит разобрать этот мост из трупов? Его нельзя взорвать. Что же, топить?

Солдаты ослушались. Никто не мог обернуться, подойти к лежащим, зная, что часть из них еще жива, и добить их, погрузить в тинистое болото. Командир и не настаивал на приказе. Он уже уехал на своем автомобиле. Бог знает как, но мы пробрались... Об этом запрещено писать родным — заключил рассказчик.

Нива № 18
Они подъехали к молчаливому домику, спешились, вынули револьверы, распахнули дверь и вошли в домик, но едва они вошли, как остановились в ужасе на пороге: на внутренней стороне двери, которую они раскрыли, они увидели распятого... да, распятого поляка. Он висел, подхваченный веревкою под мышки, на гвозде, при чем руки его были прибиты гвоздями. Голова его бессильно свесилась на грудь, изо рта сочилась кровь. Он был раздет догола, весь окровавлен и слабо стонал. Лессинг с вестовыми поспешно сняли его: у бедняги оказался вырезан язык. Они понесли его через сени, вошли в комнату и здесь на полу увидели молодую обнаженную женщину с перерезанным горлом, а дальше старуху с разбитым черепом. Вся мебель была опрокинута, стены и потолок забрызганы кровью. Корольков после рассказывал, что вся кожа у него съежилась, и волосы зашевелились на голове. Позже они услышали чей-то слабый стон. Под кроватью они нашли мальчика. Он понемногу пришел в себя и рассказал, что было: "Утром ворвались у ним три немецких солдата, на лошадях приехали, — и стали допрашивать отца его, а отец стал махать руками и качать головою, потому что не понимал их языка, тогда они стали его бить, повалили, вырезали язык, а после бросились на мать, бабушка хотела её заслонить, но один солдат ударил её прикладом по голове и повалил на землю, а когда отец вскочил на ноги и взмахнул кулаками, они опять стали его бить, а потом смеясь, снова бросились на мать. Мальчик забился под кровать и думал, что умер. Даже не слышал, как они ушли".

Нива №20
"Немцы вплавь добрались к нашим крейсерам и на ломаном английском языке просили подобрать их на борт. Страшно было видеть окровавленных раненых, барахтающихся в воде, и мы, бросив им наши спасательные пояса и протянув им веревки, спустили к ним несколько лодок. С других наших судов им на помощь тоже были спущены шлюпки. Вдруг, ни с того ни с сего, большой четырехтрубный неприятельский крейсер начинает палить в эти лодочки из одиннадцатидюймовых орудий — сразу из семи или восьми!"

 

Н-да...Горцы недавней войны отдыхают на этом фоне.

 

Казнь чехов в Тироле.

 

Французский военнопленный связан за нарушения. Заключенного оставляли на несколько часов при любой погоде.
Лагерь Золтау.

 

Интересно,природа этой хрени. В общем то люди претендуют на звание - культурной нации. Счас ихней начальник с беженцами нянчится, показательно упирая на толерантность. А начнется третья мировая - снова в зверей превратятся. Нать было в 45 зачищать до голой земли, чего миндальничали....

 

Казнь чешских легионеров австрийцами

 

Казнь гражданских лиц в Сербии и Боснии

 

Австрийские солдаты душат сербского военнопленного. Белград зима 1915-1916гг.

 

На немецком сайте пишут, что на фото казнены русские солдаты.