История и география Жарковских земель

Современный Жарковский район состоит из территорий с разнообразным историческим прошлым, которые еще относительно недавно относились и к разным административным единицам в составе Российской империи и РСФСР. Вообще юго-западная окраина современной Тверской области - ее самая неустойчивая, неприкаянная, если так позволительно выразиться, часть с точки зрения истории средневековья и нового времени. В глубокой древности здесь проходило одно из ответвлений знаменитого пути "из варяг в греки". Где-то недалеко от впадения реки Ельши в Межу - главный приток Западной Двины, некоторые историки помещали древний легендарный город Лучин. Изначально земли между Межой (в свое время в исторической географии использовалось понятие Помежья) и озером Щучье относились к Смоленскому княжеству, а затем к его уделу - с 1167 г. фактически самостоятельному Торопецкому княжеству. В начале XIII века Торопецкая волость занимала весь север Смоленской земли, включая верхнее течение Западной Двины и Волги.


Находясь между Полоцким княжеством, Новгородом Великим, Владимиро-Суздальской Русью и южнорусскими княжествами, Торопец часто играл роль политического и торгового посредника. С середины XIII века Торопецкое княжество стало испытывать сильное давление со стороны Литвы, к владениям которой бассейн реки Межи отошел, как считается, в 1355 г., верховья Западной Двины с Торопецкой округой в 1362 г., а позже на короткий период - даже верховья Волги, Цны и выход к озеру Селигер. В начале XV века в состав Литвы вошла вся Смоленская земля.


Вскоре началась длинная череда московско-литовских войн, одним из главных призов в которых стали как раз смоленские территории, в том числе нижнее течение Межи и озеро Щучье. Как писал краевед Н.В. Николаев, «на историческую арену выходит район озера Щучьего. Здесь сложилась целая волость. Она имела большое значение, став предметом межгосударственных раздоров» (Николаев Н.В. Тверская Смоленщина. Нелидово, 2005. С. 46). Щучье в письменных источниках упоминается впервые в начале XVI века. В ходе успешной войны 1500-1503 гг. Москва вернула многие русские земли, в том числе Торопец и Белую. Велижская волость при этом делилась надвое: восточная часть по реку Межу отходила к Москве, а западная – оставалась в литовском Витебском воеводстве.




В 1507 г. король Польши и великий князь Литвы Сигизмунд извещал московского государя Василия III о своём восшествии на престол и требовал возвратить ему волости, отвоёванные русскими, в том числе и «Щучью волость». По договору 1508 г. Великое княжество Московское действительно вернуло ее Литве вместе с соседними смоленскими землями, в том числе с Порецкой волостью (см., напр., исторические работы М.М. Крома и историко-географические работы В.Н. Темушева). Таким образом, земли возле озера Щучье снова вошли тогда в состав ВКЛ, чего нельзя с уверенностью сказать о расположенных к северу от него других будущих жарковских территориях. Можно констатировать лишь то, что русско-литовская граница проходила тогда непосредственно по территории современного Жарковского района.
Однако вскоре, в ходе затяжной войны 1512-1522 гг., был взят Смоленск, и Смоленское воеводство, в том числе интересующая нас его северо-западная часть, вошло в состав Русского государства.



Однако первоначально это опять же не касалось запада Велижской волости, относившегося к Витебскому воеводству, то есть земель, расположенных между Межой и Западной Двиной примерно до озера Вусочерт (совр. Высочерт) на востоке и, возможно, между Межой и ее притоком Ельшей. Как отмечала в 1968 г. Н.Б. Шеламанова, описания восточных границ Велижской волости в XVI-XVII вв. отсутствуют, поэтому можно только предполагать, где проходил русско-литовский рубеж по смежеству с Порецкой и Щучейской волостями Смоленского уезда и с Бельским уездом (Шеламанова Н.Б. К вопросу об изучении источников по истории внешней политики России в XVI в. // Новое о прошлом нашей страны. Памяти академика М. Н. Тихомирова. Москва, Наука, 1967 ).



Только в 1537 г., после очередной неудачной для Литвы войны, Вильно пошел на уступки и на договор, по которому волость, которую заняли русские войска и где в 30 верстах от впадения Межи в Западную Двину была построена новая крепость Велиж, вошла в Торопецкий уезд Московского государства.
С началом Ливонской войны стратегически важные пограничные территории вновь оказались под ударом - в 1562 г. состоялся рейд литовских отрядов на Смоленск и Велиж, к которому тяготели земли по нижнему течению Межи. В последний период войны, неудачный для России, северо-запад Смоленщины оказался разоренным (помимо набегов свирепствовали эпидемии, писцовые книги указывают, что «Велижский уезд почти сплошь впусте лежал»), и литовско-польское влияние вновь достигло истоков Волги и селигерских земель. По условиям Ям-Запольского мира 1582 г. Россия уступала Речи Посполитой велижские земли «со старыми межами», что означало, по мнению русской стороны, восстановление его восточной границы по реке Меже, то есть возвращение к положению, существовавшему до 1514 г. («королю передается Велиж со старыми границами и межами, подобно тому, как, например, витебская область была с Торопцом, область витебская вместе с Велижем - при Витебске, а область торопецкая при Торопце»). При этом принятая в то время межевая процедура не была соблюдена, и поэтому обе стороны настаивали на своих аргументах при трактовке текста договора. Москва стремилась максимально уменьшить передаваемую территорию, сузив ее в идеале до окрестностей нового города, а польско-литовское государство трактовало договоренности с максимальной выгодой для себя, пытаясь использовать сложности международного положения России и осуществляя открытый захват прилегающих смоленских земель. Для нас этот эпизод средневековой истории важен для констатации двух моментов: 1. левобережье по нижнему течению Межи, начиная от ее устья до впадения в нее Ельши, почти на двести лет оказалось отделенным от Российского государства, будучи захваченным велижским староством; 2. нельзя с уверенностью определить государственную принадлежность на рубеже XVI-XVII вв. сердцевинной части жарковских территорий, поскольку велижские власти претендовали на большую часть Порецкой (Поречской) и Щучейской (Щуческой) волостей. Тем не менее можно предположить, что на тот момент они оставались под условным контролем Москвы (см., напр., указ. соч. Шеламановой и вновь карту).

 

История и география жарковских земель часть II

С началом Смутного времени приграничные территории, которые переживали к тому же последствия новой эпидемии («В лета 7113 заставы же были по-прежнему по всему же литовскому рубежу межу городов для вора же Гришки Отрепьева и для моровова поветрея, что был мор зело на люди в Смоленском городе и в уезде Смоленском» // Бельский летописец. ПСРЛ, т.34, с. 248), снова стали ареной ожесточенного противоборства Москвы и польско-литовского государства. Сохранившаяся переписка смоленского воеводы Михаила Борисовича Шеина со служилыми дворянами изобилует упоминаниями деревень Щуческой волости, которые в очередной раз стали полем набегов «литовских людей» Шимона Гонсевского и его брата, велижского старосты Александра Корвин-Гонсевского. Подчинение северных смоленских волостей создавало благоприятную почву для похода королевской армии на Смоленск и означало одновременно серьезную угрозу бельским землям, через которые поддерживались связи смоленского гарнизона с русской армией князя Михаила Скопина-Шуйского. Как следует из документов, в Щучейской волости шла активная агитация за целование креста «панам из Велижа», что вызвало внутренние раздоры, «литовские де люди в Щучейской воласти дорогу чистятъ и мосты мостятъ, а хотятъ Щучейскую рожь жать ...» Характерно, что Гонсевский в письме Шеину снова поднимал вопрос о границе, поскольку его уже больше не устраивала черта, проведенная Ям-Запольским миром (см. Смутное время Московского государства. 1604— 1613 гг. Материалы, изданные Императорским обществом истории и древностей Российских при Московском университете. Вып. 6-й. Памятники обороны Смоленска. 1609—1611 гг. Под редакцией и с предисловием Ю.В. Готье. М., 1912 г.). В этом же сборнике совершенно неожиданно удалось найти упоминание о родной деревеньке Прусохово. Дворянин Василий Румянцев, который был послан весной 1609 г. в Щуческую волость с приказом строить укрепления на рубежах, сообщал Шеину: «И нам засек засекати неким а засеки не засечана на 30-ти верстах от Елша до Белского рубежа до Прусахова и сторожей ставити некаво и стояти мне не с ким» (Там же, с.10). А также в обращении перебежчика к польскому королю о закреплении за ним наследства: «И по евож Федорове скаске вотчима его Резана Игнатьева поместья в Буйгододцком стану селцо Тяпкина да починок Щелкин да пустош Кротова да в Щуческой волости деревня Прусохова с починки и с пустошами а по даче деи тово поместья 190 чети, а вотчима де ево Резана убили под Дмитровым…» (Там же, с. 252). Чуть позже нашлось еще одно упоминание о ней в связи с описанной несколько выше ситуацией 1609 г.: "Мая в 3 дня пришел ко мне, на заставу, крестьянин Павловской, Головачева Мануха, с Толстухи, а сказал, что пошли деи с Велижа Литовские люди в трех стругах Двиною, а из Двины деи итти им в Елшо, а воевать им деи Прусохово Щучейския волости, а Плай деи и Елшо называют своими, а хотят их воевать за то, что целовали крест ... (конец оторван) (Акты исторические, собранные и изданные археографическою коммиссиею. Том второй. 1598-1613. СПб, 1841. С.242. 1609 г.).
Окончание Смуты, сопровождавшейся взятием польско-литовским войском Смоленска, разграблением и запустением щучейских деревень, означало по условиям Деулинского перемирия 1618 г. еще и возвращение всех смоленских земель, включая Помежье, под скипетр Речи Посполитой. Было воссоздано Смоленское воеводство, в составе которого находилось ядро будущих жарковских территорий - левобережье Межи, от впадения в нее Шесницы до устья Ельши, и далее на юг, вплоть до озера Щучье. Тем не менее еще до истечения отпущенных перемирием 14 с половиной лет началась новая война за смоленские земли. Русским войскам удалось отбить Дорогобуж и Белую (Белый), совершить довольно успешный набег на Велиж («И в тот же Филипов пост посылал окольничей и воевода князь Семен Васильевич Прозоровской от себя з Белой голов с сотнями под литовской городок под Велижу. И оне, головы с сотнями, пришедчи под Велижу изгоном, посады пожгли, и к городу приступали, и ничего городу б. не учинили, и отошли прочь, а уезд Велижской повоевали, |л. 353 об.| и пришли головы ополоняся з добычею опять на Белую» // Бельский летописец, с. 270). При этом осада главного города воеводства закончилась тогда поражением русского войска, и по Поляновскому миру 1634 г. смоленские земли остались за Польшей.



С началом новой русско-польской войны они вновь вернулись под контроль Москвы (в 1654 г. русское войско подчинило пограничную Белую и Смоленск, в 1655 г. с боем взяло Велиж), и по Андрусовскому перемирию почти все Смоленское воеводство, включая Смоленский и Бельский уезды, а также Велижское староство Витебского воеводства вошли в состав России.



Однако при подписании окончательного мирного договора (т.н. «Вечный мир» 1686 г.) Речь Посполитая в обмен на уступку Киева добилась возвращения ей городов Невеля, Себежа и Велижа с прилегающими землями, что означало очередной раздел Помежья - и такой топоним западной части Жарковского района, как старинное село Королевщина, говорит об этом достаточно красноречиво. Велижское староство на протяжении следующего столетия имело не только стратегическое значение для польско-литовского государства, но и играло возрастающую роль в торговых связях Прибалтики с северо-восточной частью Речи Посполитой и с Россией. Тем не менее земельные споры из-за покосов и «забойство» на границах «велижского клина», глубоко вдававшегося в русскую территорию, периодически все равно возникали.



Первый раздел Польши коренным образом изменил геополитическую ситуацию в регионе: с 1772 г. Велиж и его окрестности вошли в состав Российского государства в составе Псковской губернии.

Однако с того времени до начала XIX века административно-территориальная сетка России менялась неоднократно: в 1776 г. уезд был передан в Полоцкую губернию (с 1778 г. - Полоцкое наместничество), в 1796 г. он отошёл к Белорусской губернии, а в 1802 г. - к Витебской. Все это время нижнее течение Межи, от устья Ельши до впадения самой Межи в Западную Двину, относилось к территории именно Велижского уезда.



Основная же часть современного Жарковского района сохраняла историческую принадлежность к Смоленщине. В образованной в результате петровских административных реформ 1708 г. Смоленской губернии первоначально имелось 17 городов с землями, в том числе собственно Смоленск и Белый, а также Погорелое Городище, Зубцов, Старица и другие. В 1713 г. была образована огромная Рижская губерния, в состав которой вошла реформированная Смоленская провинция в составе пяти уездов: Смоленского, Бельского, Вяземского, Дорогобужского и Рославльского. В 1726 г. Смоленская губерния была воссоздана в составе пяти названных уездов. В 1775 г. в ходе уже екатерининских реформ губерния преобразована в Смоленское наместничество, учреждено семь новых уездов: Гжатский, Ельнинский, Касплинский (с 1777 г. - Духовщинский), Краснинский, Поречский (Пореченский), Рупосовский (с 1777 г. - Юхновский), Сычёвский. В 1796 г. Смоленское наместничество вновь стало губернией, при этом были ликвидированы Духовщинский, Ельнинский и Краснинский уезды (восстановлены в 1802 г.). До 1918 г. в состав губернии по-прежнему входило 12 указанных выше уездов.

 

История и география жарковских земель часть III

Современный Жарковский район состоит, включая бывшие велижские земли, из смоленских территорий с разной исторической судьбой. Его центральная часть, как можно утверждать с большой долей уверенности, в XVII - начале XVIII вв. продолжала оставаться окраиной столичного уезда (видимо, как Щучейская волость или Щучейский стан), а позднее, с образованием Поречского уезда, вошла в его состав. Так, именно в Смоленском уезде помещал «Шуцкий стан» известный российский исследователь Я. Водарский (Население России в конце XVII — начале XVIII века: Численность, сословно-классовый состав, размещение. М., 1977 ), во многом опиравшийся в этом смысле на классические работы Ю. Готье (История областного управления в России от Петра I до Екатерины II. Том 1. Реформа 1727 года. Областное деление и областные учреждения 1727-1775 гг. М., 1913) и П. Милюкова (Государственное хозяйство России в первой четверти XVIII столетия и реформа Петра Великого. Изд. второе. СПб., 1905). При этом академик Готье подчеркивал, что Смоленская губерния относилась к числу немногих, «в составе которых не произошло до вступления на престол Екатерины II никаких изменений; границы губерний, провинций и уездов, так же как и их число, остались теми же» (Указ. соч., с. 110).

Cхема Я. Водарского (Указ.соч., Приложение. "Смоленский уезд. Станы: 1. Дубровенский, 2. Молоховский, 3. Максимовский, 4. Долгомоский, 5. Ивановский, 6. Еленский, 7. Иванковский, 8. Бережнянский, 9. Шуцкий, 10. Свадецкий, 11. Катынский, 12. Ветлицкий, 13. Вопецкий, 14. Рачинский, 15. Мушковский, 16. Богородский (Буйгородский). Волости: 17. Руцкая, 18. Касплинская, 19. Порецкая. Примечание: №№ 18 и 19 дворцовые").

Тем не менее эта позиция довольно спорна и вызывает определенные сомнения. Первое несоответствие имеет прямое отношение к истории знаменитого Ордынского мужского монастыря. Обстоятельства, связанные с его основанием, довольно туманны, однако начальная известность пришла к нему именно в XVIII веке, когда отдаленная заштатная пустынь стала местом ссылки лиц духовного звания за проступки по должности. Церковно-историческая литература отмечала, в частности, что в этот период пустынь принадлежала как раз к Бельскому уезду, хотя и находилась на левом, «поречском», берегу Межи. Можно в этой связи предположить, что на протяжении немалого периода XVIII в., когда провинция и губерния состояла из пяти административных единиц, по крайней мере правобережье Межи (до впадения в нее Ельши) относилось к Бельскому уезду. Затем же, с образованием в 1775 г. новых территориальных единиц, его западная часть от речки Вязовня отошла к Поречскому уезду. Кроме того, таинственная история произошла с причислением города Белый к Киевскому наместничеству в 1767 г., о чем упоминает даже знаменитый словарь Брокгауза и Ефрона. К сожалению, попытки обнаружить мотивы такого решения, равно как и причины отмены его через несколько лет, найти в исторической литературе не удалось. Таким образом, безусловно признавая стабильность территории уездов Смоленщины начиная с 1802 г. вплоть до начала советских времен, приходится выразить серьезные сомнения относительно их неизменности применительно к Смоленской губернии (провинции, наместничеству) XVIII века.

Взаимоотношения Поречского и соседнего Бельского уездов принципиально важны для понимания процессов складывания территории современного Жарковского района. Дело в том, что его северо-восточная часть (равно как и соседний Нелидовский, и некоторые другие территории Тверской и Смоленской областей), исторически принадлежала к обширному Бельскому уезду. Речь идет, во-первых, о восточной части знаменитого болота Пелецкий (Жарковский) мох, расположенной слева от железной дороги Земцы - поселок Жарковский. Во-вторых, о землях к северу от озера Жáрки, находящихся в междуречье Велесы и ее притока Туросны (Тросницы). В известной работе Ивана Побойнина цитируется «Переписная книга дворцовых волостей Бельского уезда 1679 г.», в которой есть упоминание о Жарковской волости. При этом Побойнин не преминул заметить, что еще в конце XV века данная местность входила в состав Торопецкой земли (Торопецкая старина. Исторические очерки города Торопца с древнейших времен до конца XVII века. М., 1902). Характерно, что и в упомянутой монографии Водарского дворцовая Жáрковская волость также значится за Бельским уездом. В литературе имеются также упоминания, что несколько столетий назад экономическое и военное значение данной приграничной местности было велико, а население многочисленно, однако с продвижением рубежей России на запад ее вес сильно уменьшился (см., напр.: Орловский И.И. Краткая география Смоленской губернии. Смоленск, 1907. С.150-151; Редков Н.Н. Историко-статистическое описание церквей и приходов Смоленской епархии. Выпуск 1-й. Бельский уезд. Смоленск, 1915. С. 342). В XVIII веке волость еще существовала под прежним названием (Редков Н.Н. Указ. Соч., с. 7), но уже в середине XIX века «сельцо Жáрки, Морозова тож» с окрестными деревнями Зеленково, Горбачево, Рудня, Данилино, Лукьяново и др., которые большей частью также принадлежали представителям одной из ветвей рода Потемкиных, входили в состав Селецкой волости того же Бельского уезда.


Бельский уезд, 1821 г.

В современной краеведческой литературе (весьма мало, кстати сказать, занимающейся историей крайнего юго-запада Тверской области) встречаются утверждения, что топоним «Жарковская волость» из вышеупомянутой «Переписной книги» 1679 г. исторически прямо связана с названием современного поселка Жарковский и соответственно, Жарковского района. К сожалению, это предположение без какой-либо верификации уже распространились довольно широко, включая официальные сайты в интернете. На самом деле здесь скорее имеет место топонимическая преемственность: Жáрковская волость обозначила территорию, которая находилась к северу от озера Жáрки (кстати, Н.Н. Руднев констатировал, что «общее название Жарки усвояется также местности, заключающей в себе семь деревень» (Там же, с. 342) и дало позднее название расположенному южнее озера Жарковскому (видимо, изначально Жáрковскому) мху. Характерно, что параллельно до сих пор в картографии сохранилось название Пелецкий мох, и это двойное наименование огромного болота в каком-то смысле может восходить к прежнему его «разделу» между Поречским и Бельским уездами. В свою очередь, строительство в 20-х гг. XX в. железной дороги через Жарковский мох привело к закреплению за станцией на Меже наименования «станция Жарковский», которое затем перешло и на возникший рядом с ней рабочий поселок. Рядом с ним находилась деревня Борки Понизовской волости того же Бельского уезда, упоминавшаяся еще в начале XVIII века в описании стольника Максима Цызырева: "Рекою Опшею вниз от Белой, по левую сторону село Понизовье в 20 верстах, от того села устья реки Межи, где впала в Межу река Опша, в 20 верстах. Рекою Межею вниз по левую сторону от устья той реки Межи деревня Борки в 25 верстах. От деревни Борков пустая церковь Егорья в 37 верстах. От той церкви по правую сторону деревня Заборья в 12 верстах. От той деревни по обе стороны реки Межи в версте две реки по правую сторону Белейка, а по левую Ельша, и те речки межуют с Московской стороны – с правую сторону Смоленский, а с левую Бельский уезды, с Польскою стороною с Велижским уездом» (Чертеж и описание, 1701 года, Декабря 11, учиненное Стольником Максимом Цызыревым, начав от Витебска вверх до вершин Двины реки с показанием сел, деревень, лесов и судов, по оной реке ходящих // Сапунов А. Река Западная Двина. Витебск, 1893. С.503). Остается добавить, что неширокая полоса вдоль реки Шесницы, вытекающей из озера Шесно (совр. Сошно), вплоть до ее впадения в Межу недалеко от упомянутой деревни Борки, традиционно входила в Духовщинский уезд.


Духовщинский уезд 1821 г.

Природные особенности основной части жарковских земель (Щучейская волость), обусловленные наличием большого количества рек и ручьев, а также огромной площадью, занятой болотами и болотистыми низинами, определил сложность их коммуникаций с ближними городами. В известной монографии Л.В. Алексеева приводится цитата из "Отчета Общества изучения Смоленской губернии» за 1912 г. о «Щучейском крае, в который в XIX в. можно было попасть из-за лесов только зимой по замерзшим болотам"» (Алексеев Л.В. Смоленская земля в IX-XIII вв. Очерки истории Смоленщины и Восточной Белоруссии. М., Наука, 1980. С. 36). Действительно, его связь с географически близким Белым обычно была возможна либо водой по Меже и ее притоку Обше (зимой или засушливым летом также вдоль их берегов), либо двигаясь по почтовому тракту из Белого сначала как бы назад, на Смоленск. Перед селом Пречистым этот тракт имел боковое ответвление - «большак», ведущий через восточный берег озера Щучье и перевозы на реке Меже к Торопцу и Великим Лукам. «От села Пречистаго следует волнистою, но преимущественно открытою местностью, пересекаясь рекою Аржатью (Чичать); в 1,5 верстах от последней оставляет влево большую проселочную дорогу в г. Торопец, называемую Старо-Петербургскою» (Материалы для географии и статистики России, собранные офицерами Генерального штаба. Смоленская губерния. Составил Генерального штаба штабс-капитан М. Цебриков. СПб., 1862. С.101). По всей видимости, именно этой дорогой проследовала в столицу Екатерина Великая после посещения Смоленска в 1780 г. (Дневная записка путешествия Императрицы Екатерины II через Псков и Полоцк в Могилев, а оттуда обратно через Смоленск и Новгород // Сборник Императорского Русского Исторического Общества. Т.1. СПб., 1867. С.414).
Именно этот большак являлся тогда главной сухопутной коммуникацией Щучейской волости с другими смоленскими землями, и как раз вдоль него на небольших возвышенностях возникли, наверное, когда-то очень давно деревеньки моего детства - Вороны, Задорье, Троицкое (Кислово), Пожоги, Новоселки, равно как и само Прусохово. Качество дороги, которая на рубеже XIX-XX вв. гордо именовалась «транспортной», вряд ли было много лучше, чем в мои школьные годы - с отсутствием придорожных канав, непролазной грязью ранней весной и поздней осенью, с периодическим форсированием ручьев и речушек по полусгнившим гатям в летнее время. Однако она, видимо, была все равно явно удобнее, чем прямая дорога из уездного города Поречья через Слободу (ныне Пржевальское) и Поозерье к западной части озера Щучье и далее к Ордынской пустыне на Меже. В сухое время года она представлялась путникам как «невообразимая путаница луж, трясин и гниющих древесных масс». Таким образом вспоминала свое детское путешествие в поместье Погорелое-Морозово в середине XIX в. известная писательница и педагог Елизавета Цевловская-Водовозова (Водовозова Е.Н. На заре жизни. Т. 1. Ч. I. Жизнь в провинциальной глуши перед падением крепостного права. СПб, 1911). На последней части этого пути были расположены другие деревни моего детства - Уплохово, Абурочное, Станы, Коленидово, поселок Ордынок, чуть в стороне от него Рысное и находившиеся уже за рекой Зекеево и Пустошка.


Поречский уезд 1821 г.

 

Вот, наверно в тему

Сообщения объединены, 29 сен 2015, время первого редактирования 29 сен 2015

Во второй половине 18 века эти земли принадлежали графу, генерал-аншефу Густаву Густавовичу Бергу.

Сообщения объединены, 29 сен 2015

 

История и география жарковских земель часть IV

ХIX век был периодом определенной политической стабильности в регионе, который на протяжении предыдущих столетий постоянно страдал от военных действий и конфликтов и даже в мирные периоды сохранял статус проблемной приграничной территории. С оформлением новых границ Российской империи значительно выросла роль водных торговых путей по Западной Двине и Меже, которые стали полностью внутрироссийскими реками. Город Белый играл роль главного порта хлебной торговли центральной России, переправляя хлеб из южных русских губерний, а также местные лен и пеньку, в Прибалтику, прежде всего в Ригу - тем более, что от бельской пристани течение Обши, а затем Межи, на период весеннего половодья являлось тогда вполне судоходным. Судоходство начиналось в середине апреля и продолжалось в течение недели-полутора, а сплав леса шел вплоть до летнего обмеления рек.

Штабс-капитан Цебриков сообщал, что в середине XIX века с Бельской пристани ежегодно отправлялось около 470 судов, которые обеспечивали работой 7,5 тыс. человек (Материалы для географии и статистики России... С.74), а Шестаков даже говорил о 650 судах с товаром на 4 млн. руб. серебром (Шестаков П.Д. География Смоленской губернии // Памятная книжка Смоленской губернии на 1857 год. Смоленск, б.г. С. 96). Понятно, что вывозимый товар был предназначен не только для внутренних нужд Прибалтики, но и для обеспечения российского экспорта в Европу. Составленное полковником Стиернканцем несколькими годами ранее обозрение указывало на еще более значительные цифры: «Из Бельской пристани ежегодно, средним числом, отправляется до 800 барок разной величины с грузом, на сумму около 4 милл. руб., а из Поречской до 300 барок на сумму около 2 мил. р. сер. Груз, отправляемый из этих двух пристаней, преимущественно состоит из: ржи, ржаной муки, овса, крупы, льняного и конопляного семени и пеньки» (Военно-статистическое обозрение Российской Империи, издаваемое по Высочайшему повелению при 1-м Отделении Департамента Генерального Штаба. Том VIII. Часть 2. Смоленская губерния. СПб., 1852. С.121). Организация и администрирование прохода огромных купеческих караванов по нешироким рекам стали, вне всякого сомнения, очень непростым делом, несмотря на техническое регулирование и контроль со стороны Управления путей сообщения. Не исключено, что традиция принадлежности верхнего течения Межи и ее главных притоков к Бельскому уезду и вообще сложность конфигурации границ последнего с Поречским и Духовщинским уездами, о чем уже не раз говорилось выше, была обусловлена в том числе и этим обстоятельством.
Не случайно именно в середине ХIX века, на пике торговли по Меже с Рижским портом, наступает расцвет Поречского Ордынского мужского монастыря, который превратился в значимый фактор не только духовной, но и экономической жизни региона. Заштатная пустынь сильно разрослась, трудами жертвователей обзавелась тремя каменными храмами внутри новой мощной каменной ограды, двумя гостиницами и за пределами монастыря - большим гостиным двором для складирования купеческих товаров. В двух верстах от него был основан монашеский скит также с каменными церковью и другими постройками. Пустынь владела, кроме того, 136 десятинами «пахотной, сенокосной и под лесом» земли, мельницей на реке Меже и рыбными ловлями на озерах Щучье и Сошно. Очень важное значение для окрестностей имела знаменитая и многолюдная ярмарка 23-24 июня, в дни Владимирской иконы божией матери и Рождества св. Иоанна Предтечи ([Трофимовский Н.] Историко-статистическое описание Смоленской епархии. СПб., 1864. С. 352-356). При монастыре была учреждены богадельня для престарелых и увечных, школа грамоты для детей крестьян, а также большие "обительские" ремесленные мастерские (Ордынская пустынь Смоленской епархии. СПб, 1873. С. 41, 49).

Вскоре, однако, торговое значение Помежья значительно уменьшилось, что было прямо связано с началом железнодорожного строительства в России. Возникли более эффективные транспортные коммуникации между Балтикой и хлебородными губерниями России: в 1861 г. была введена в эксплуатацию дорога Рига-Динабург (затем Двинск, совр. Даугавпилс), в 1866 г. - Двинско-Витебская железная дорога, в 1868 г. - проходившая через Смоленск Орловско-Витебская. В 1870 г. открылось движение поездов по линии Москва-Смоленск, а через год - Смоленск-Брест. Логическим завершением этого процесса стало строительство и пуск в 1901 г. Московской-Виндавской железной дороги (совр. Москва-Рига), а в 1903-1904 гг. - дороги Витебск-Петербург. Судоходство по Обше и Меже сократилось в лучшем случае до нескольких десятков судов, что привело к упадку многие речные пристани. Оно несколько увеличивалось тем не менее в годы повышенного спроса на русские продукты в Европе, но одновременно все больше осложнялось прогрессирующим обмелением рек. Характерен случай 1890 г., когда «22 барки бельского купца Колотулина, на которых было более миллиона пудов разного хлеба, вследствие малой воды в Двине не могли идти далее Витебска; для дальнейшего следования в Ригу товары были погружены в вагоны» (Сапунов А. Указ. соч., Примечания, с. LV).
Однако постоянно увеличивался сплав леса, прежде всего хвойных пород - с 4-5 тыс. плотов в целом по Западной Двине в конце 60-х гг. до почти 11 тыс. в 1890 г. ХIХ века (Там же, Примечания, с. LVI), причем считалось, что Межа со своими притоками ежегодно дает от двух третей до половины его объема. Увеличению сплава (молевого и плотами-«гонкáми») способствовали как дешевизна самого изначального продукта в этих районах и способа его доставки до крупных промышленных центров, так и резкий рост нужд городов в строевом лесе и вообще в дереве в связи с индустриализацией. В начале ХХ века ситуация не изменилась: данные статистики Министерства путей сообщения за период 1905-1909 гг. определяли среднегодовой сплав по Меже «с ея притоками Лучесой, Березой, Аржатью, оз. Чечато, Сошницей (Шесница), Паникшей" (так в тексте. Имеется в виду река Паникля) в 6271 тыс. пудов, или 27,2% от общего сплава Смоленской губернии. Далее шли учитываемые отдельно притоки Межи Ельша (4026 тыс. пудов, или 17,5%) и Обша с Начей (3414 тыс. пудов; 14,8%). Таким образом, Межа с главными притоками обеспечивала 59,5% лесосплава, а главной точкой его получения (83,5% с прибавлением сплава по собственно Западной Двине, а также по Гобзе и Каспле) оставалась по-прежнему Рига (Краткие хозяйственно-статистические сведения по Смоленской губернии. Издание Смоленской губернской земской управы. Смоленск, 1912. С. 160-7,8). При этом в начале ХХ века на плотах в Ригу отправлялся уже не только круглый лес, но также доска и другие пиломатериалы. Однако в 1906-1907 гг. на станциях Нелидово, Земцы и Западная Двина Московско-Виндавской дороги возникли первые лесопилки, что означало по сути начало перехвата железной дорогой не только сельскохозяйственного, но также и лесного транзита в Прибалтику. Все же сплав леса на «гонках» оставался традиционным отхожим промыслом Помежья. Надо учитывать при этом, что поскольку он происходил сразу после весеннего половодья, то крестьяне, нанятые в качестве сплавщиков, возвращались домой с заработком к уже началу полевых работ.
В ХIX столетии произошел, как известно, мощный социальный переворот, который разрушил в русских губерниях помещичье хозяйство - при том, что малоплодородные земли Щучейской волости, представлявшие собой скорее островки среди лесов, рек и болот, вряд ли были пригодны к созданию крупных фольварков. Бытовая сторона жизни местных мелких помещиков и их взаимоотношения с крепостными в предреформенные годы любопытно отражены в уже упомянутых мемуарах Е.Н. Водовозовой. В этой связи закономерным выглядит тот факт, что в известных «Приложениях к трудам Редакционных комиссий, для составления положений о крестьянах, выходящих из крепостной зависимости» (СПб., 1860), которые содержат краткое описание имений дворян, владевших более чем 100 душами крепостных, деревни этой части Поречского уезда отсутствуют напрочь.
В свою очередь, «Список населенных мест Смоленской губернии по сведениям 1859 года» (СПб, 1868) упоминает очень много именно небольших владельческих деревень, расположенных по Торопецкому (старому Санкт-Петербургскому) тракту: Задорье (3 двора, 8 жителей мужского пола, 7 - женского, дегтярный завод; Прусохово - 8 дворов, 35 и 24 соответственно; Пожоги - 4 двора, 29 и 32; Ижорино (Жарино) - 2 двора, 9 и 16; Вороны (Куракольки), 3 двора, 16 и 15; Гряда - 5 дворов, 24 мужского пола и 29 - женского; Столбы (2 двора, 19 и 14) и Малые Столбы (также 2 двора, но 14 лиц мужского пола и 19 женского), Жабоедово (Жибоедово) - казенная деревня, 4 двора, 10 и 13 человек, и Жабоедово владельческое - 3 двора, 6 и 10. Далее, Полурысная (Рысная, Рысна) - 4 двора, 17 и 18; Станы - 5 дворов, 20 и 26; Кислово (будущее Троицкое) - 2 двора, 7 и 10 человек. Вокруг Ордынской пустыни, где тогда проживало 54 монаха, - деревня Зекеево (10 дворов, 40 лиц мужского пола и 40 - женского; Большое Коленидово ( 4 двора, 11 и 18) и Малое Коленидово (3 двора, 3 двора, 10 и 14); Михалево (3 двора, 14 и 11). Наконец, Утюхово (Уплохово) - 4 двора, 11 и 10; Обурочное (Оброчная) - 5 дворов, 18 жителей мужского пола и 21 - женского. Упоминаются, естественно, Дубоцкое, Железница, Сыр, Кривая Лука, целых три Гороватки (Гороводки), Шамши, Черетное, Бухоново, где находилась квартира станового пристава, Горы, Горки, Морозово, Погорелое и исторический центр волости: село духовное владельческое и казенное Щучье, с церковью, 12 дворами, 42 жителями мужского пола и 47 - женского.

При этом известно, что деревня Прусохово принадлежала помещикам Макалинским, поречская ветвь которых по женской линии восходила к роду шляхтичей Поплонских (Никифору Поплонскому в начале XVIII века принадлежала главная роль в возрождении захиревшей было Ордынской пустыни). На сайте РГИА есть информация о хранящемся в материалах Главного выкупного учреждения Министерства финансов «Деле Макалинского Ф.А. селения Прусохова и Новопавловского 26 января 1881 г. - 11 мая 1881 г." (Ф. 577, оп. 37, д. 2272). Дворянский род Макалинских, более известный на Смоленщине по Духовщинскому уезду, дал в свое время России нескольких известных военных и моряков. Имение Макалинских в Поречском уезде, как можно понять из отчета о посещения Ордынской пустыни смоленским архиепископом, находилось где-то рядом с монастырем (Смоленские епархиальные ведомости, 1890, с. 761-765).
Реформы 1860-х годов, как известно, не столько изменили хозяйственный уклад отдаленной и малозаселенной местности (в 80-х гг. в Щучейской волости насчитывалось всего лишь около 1600 крестьянских наделов), сколько обозначили новую перспективу развития общества и современные задачи в сфере просвещения и здравоохранения. В 1878 г. открылась одноклассная (три года обучения) церковно-приходская школа в Щучьем, а в 1894 г. ходатайствами священника местной Успенской церкви о. Ильи Соколова она была преобразована в двухклассную (четыре года обучения). Завершив масштабную реконструкцию храма, в 1895 г. отец Илия на собранные с населения и заемные деньги, а также на средства, предоставленные земством, выстроил новое здание школы, в котором она затем помещалась много десятилетий. Впоследствие здесь было организовано общежитие для детей из дальних деревень, а затем уникальный по тем временам сельский сиротский приют. В феврале 1900 г. состоялось высочайшее повеление Николая II о его открытии и о принятии его в число приютов ведомства учреждений императрицы Марии (Полное собрание законов Российской империи. Собрание третье. Том ХХ. 1900. Отделение I. 18130). В начале ХХ века в селе Щучье была создана и школа для девочек из крестьянских семей. В 1905 г. была открыта одноклассная школа в деревне Дубоцкое.


Остов бывшего храма в Щучьем. Наши дни.

Пореформенные годы ознаменовались выходом на ведущую роль в волости села Троицкое (бывшая деревня Кислово с господским домом, расположенная на «большаке» рядом с Прусохово и Станами). В 1872 г. там открылось «министерское» одноклассное народное училище. «Училища эти открываются, как известно, в значительнейших селениях, преимущественно в таких, сельские общества коих составляют приговоры о безвозмездной уступке, из общественного надела, земли для постройки училищного дома и о принятии на свой счет ремонта, освещения и отопления этих домов и содержания прислуги» (Журнал Министерства народного просвещения, ч. 159, 1872. С. 383). Жалование учителям народных училищ оплачивалось, как правило, из фондов министерства. Расположение Кислово на пересечении Торопецкого тракта и проселочной дороги, которая вела из Поречья в Ордынскую пустынь, видимо, сыграло свою роль в том, что примерно в то же время волостное правление Щучейской волости было перемещено в «сельцо» Троицкое, которое тем самым отодвинуло на второй план Щучье. Понятно тем не менее, что такие масштабные преобразования и нововведения были невозможны без общественной инициативы, которая, как правило, артикулировалась прежде всего влиятельными лицами, проживающими в данной местности. Обращает на себя внимание то обстоятельство, что незадолго до этого имение Кислово перешло в руки вяземского почетного гражданина Ивана Григорьевича Хохлова (по всей видимости, родственника вяземских спичечных фабрикантов Хохловых). Интересно, что в 40-е гг. XIX века семейство Хохловых, активно торгуя хлебом с Прибалтикой по Меже и Западной Двине, стало одним из главных вкладчиков Ордынского монастыря (Смоленские епархиальные ведомости, 1886, с. 640-642). В марте 1886 г. в Троицком была освящена «домовая при министерском одноклассном народном училище» церковь во имя святого благоверного князя Александра Невского, выстроенная в основном на средства того же И.Г. Хохлова (Там же, с. 638-639). В 1894 г. в Троицкое, т.е. в волостной центр, был переведен земский врачебный пункт (ранее он размещался в арендуемом помещении в Погорелом недалеко от Щучья). Главным мотивом такого решения стало обязательство братьев Хохловых построить новое специальное больничное здание, оборудовать его и передать земству. Через год новая больница была построена, а по числу коек (15) она уступала только лечебному учреждению уездного города. В 1901 г. доктор Ланге основательно перестроил ее уже в соответствии с новыми требованиями. «Рядом с больницей находится и квартира врача, выстроенная одновременно с больницей, и представляет светлое, просторное и теплое помещение. При врачебном пункте есть огород, разводится постепенно сад. При больнице есть заразное отделение, операционная и лаборатория, баня и все надзорные хозяйственные постройки. Стены оштукатурены, полы окрашены. Ванная с бетонным полом и со стоком для воды, клозеты теплые. В настоящее время, благодаря стараниям и энергии врача Ланге, Троицкая больница является одной из лучших больниц Поречского уезда. Инвентарь, хирургия, инструменты и белье - в достаточном количестве» (Тринадцатый съезд врачей Смоленской губернии. Т.1. Делегатские доклады. Издание Смоленского губернского земства. Смоленск, 1905. С. 60). В состав врачебного участка входила вся Щучейская волость и часть Велистовской. До сих пор в Троицком сохранилась только аллея вековых лип, на периметре которой когда-то располагались здания народного училища и больницы.
В 1892 г. была открыта одноклассная церковно-приходская школа в Ордынской пустыни, а через полтора года епархия разрешила создать при ней ремесленное заведение. Там крестьянские дети обучались столярному, плотницкому, слесарному и сапожному делу. В школе также было организовано общежитие для десятков учеников из отдаленных деревень и их питание за счет средств монастыря. Сама Ордынская пустынь пережила новый расцвет на рубеже веков под управлением игумена отца Иоанна. В этот период в обители прошла масштабная реконструкция храмов и жилых построек, проведены серьезные работы по берегоукреплению, отстроена новая гостиница для богомольцев, повышена доходность сельскохозяйственных угодий. Монастырь владел тогда уже 500 десятинами земли, а также пустошами Рыбаково (100 десятин), Жабоедово (60 десятин) и Задорье (33 десятины), двумя мельницами, одна из которых находилась в селе Зилово Сычевского уезда и сдавалась в аренду, а также рыбными ловлями.
Новые и прогрессивные явления в общественной жизни территории не означали, однако, таких же скорых перемен в сельскохозяйственных технологиях, при том, что сельское хозяйство оставалось главным занятием жителей северо-запада Поречского уезда. Понятно, что земледелие и животноводство по-прежнему основывались на традиционных приемах и долго не выходили за рамки натурального хозяйства. Земельный рынок по-настоящему стал развиваться лишь после столыпинской реформы, когда в Помежье резко увеличилось количество крестьянских хуторов и стали применяться простейшие сельскохозяйственные машины. Фактом является несомненная тенденция к увеличению сельского населения на рубеже веков в европейской России, которая несомненно касалась, несмотря на отток крестьян в города, и Смоленщины. Согласно «Списку населенных мест Смоленской губернии», вышедшему в свет в 1904 г., в деревнях Щучейской волости имелось: Абурочное - 17 дворов, 60 лиц мужского пола и 55 - женского; Вороны - 7 дворов, 22 и 20; Гряда - 14 дворов, 24 и 45; Жабоедово, 8 дворов, 26 и 29 (в одноименной владельческий усадьбе проживало еще шестеро мужчин и столько же женщин); в Задорье 1-м и 2-м, а также в Нижнем Задорье и одноименной усадьбе совокупно имелось 23 двора (64 и 65), там еще находились две мелочные лавки; Зикеево - 8 дворов, 34 и 32; Ижорино - 5 дворов, 15 и 15; Большое и Малое Коленидово вместе - 9 дворов, 25 и 31; Крутик - 10 дворов, 32 и 29; Пожоги - 9 дворов, 33 и 38; Рысное с Полурысным - 7 дворов, 22 и 24; Прусохово - 21 двор, 73 и 63; Станы - 12 дворов, 33 и 38; Столбы Большие и Малые - 12 дворов, 33 и 47; село Троицкое с церковью и школой - 4 двора, 11 и 20, и его часть, сохранившая наименование Кислово - 3 двора, 5 и 8; деревня и усадьба Уплохово - 10 дворов, 23 лица мужского пола и 27 - женского. В историческом центре волости - селе Щучье и примыкавшей к ней одноименной деревне (церковь, церковно-приходская школа, 4 мелочные лавки) насчитывалось тогда 27 дворов, в которых проживало 75 жителей мужского пола и 77 - женского (Там же, с. 317-322). В деревне Борки Понизовской волости Бельского уезда (на месте будущего поселка Жарковский) имелось 20 дворов и 2 мелочные лавки, там жили 72 лица мужского пола и 91 женского (Там же, с. 72).
Немаловажной проблемой является определение этнической принадлежности жителей Поречского уезда и вообще запада Смоленщины. При этом необходимо учитывать, что вплоть до начала ХХ века данный вопрос не привлекал особого внимания - как в силу этнической близости белорусов и великороссов и многообразия диалектов русского языка, так и по причине почти принципиального невнимания тогдашнего образованного общества к этническим корням православных жителей западных губерний. При этом православными они были, возможно, не всегда. В частности, А. Каппелер отмечал, что, если в начале XVI века население смоленских земель, по письменным источникам, не отличалось от православных русских в Московском государстве, то в середине XVII века, после периода «возвращения» Смоленского воеводства в состав Речи Посполитой, местная элита уже состояла из польской или полонизированной белорусской шляхты, а крестьяне большей частью – из белорусов-униатов (Каппелер А. Формирование Российской империи в XV – начале XVIII века: наследство Руси, Византии и Орды // Российская империя в сравнительной перспективе. Сборник. М., 2004). Можно констатировать тот факт, что авторы работ, выходивших в середине и даже в конце XIX века, обычно говорили о явном преобладании великорусского населения в северо-восточной части губернии (Вяземский, Сычевский, Гжатский, Юхновский уезды и большая часть Бельского) и о белорусских Смоленском, Краснинском, Рославльском, Духовщинском, Ельнинском, Дорогобужском и Поречском уездах. Другое дело, что изначальная принадлежность местного «наречия» к белорусскому языку отнюдь не препятствовала самоосознанию населения себя частью русского этноса, что проявилось уже при всероссийской переписи 1897 г. Ее материалы демонстрировали, что почти во всех уездах, в том числе в Поречском, подавляющая часть жителей признавала себя русскими. Несмотря на это, Орловский продолжал настаивать на том, что Смоленскую губернию следует считать белорусской, поскольку в этническом смысле две трети ее жителей - природные белорусы (Орловский И. Указ. соч., с. 44).

Сообщения объединены, 29 сен 2015, время первого редактирования 29 сен 2015

 

История и география жарковских земель часть V

События начала бурного ХХ века еще более укрепили связь отдаленных поречских волостей с центральными губерниями, в том числе через массовые мобилизации на русско-японскую и Первую мировую войны. Известно также, что столыпинская аграрная реформа привела здесь к сильной эрозии общины и активному развитию хуторского хозяйства. Возможно, в том числе поэтому установление Советской власти в уезде, первоначально прошедшее вполне мирно, по мере развертывания мобилизации крестьян в Красную Армию и введения обязательного учета хлеба вызвало летом-осенью 1918 г. широкое повстанческое движение. Высказывались предположения, что оно могло быть связано с белогвардейским центром во Пскове, с эмиссарами созданной в оккупированном Минске Белорусской Народной Республики (БНР), а также с эсеровским сопротивлением. Кроме Поречского, волнения охватили Бельский, Духовщинский, Велижский, относившийся тогда к Витебской губернии, и соседние с ним Городоцкий, Полоцкий и Невельский уезды. Важным фактором движения являлось также скопление в малодоступных лесах на стыке Смоленской, Витебской и Псковской губерний большого количества дезертиров. Фактически многие территории контролировались не советскими учреждениями, а многочисленными атаманами с экзотическими прозвищами - барон Кыш, князь Серебряный, Оберон, Малюта Скуратов, Громобой и др.
В мае 1918 г. небольшой продотряд во главе с уездным комиссаром по земельным делам Андреем Мочаловым при экспедиции в дальние от Поречья волости был захвачен в Троицком людьми барона Кыша и на глазах согнанных на расправу местных жителей переколот штыками. Присланная в Щучейскую волость большая команда красноармейцев-добровольцев под руководством Ефима Кадрова, забрав тела погибших, отбила новый налет под деревней Уплохово и расстреляла окруженную часть вражеского отряда. Опубликованы воспоминания Кадрова об этих событиях (Кадров Е.М. За власть Советов // Воспоминания участников борьбы за власть Советов в Смоленской губернии. Смоленск, 1957). Были рассеяны и повстанцы под предводительством царского офицера Макалинского, которые планировали поход на Поречье (Стужинская Н. Война из леса, или как свергали власть. К 95-летию антисоветских восстаний на Витебщине и Смоленщине // Народная воля. 03.12.2013. № 91). Ефим Кадров, кстати, упоминал Макалинского как помещика из Троицкого, что дает основания считать его представителем укорененного в этой местности дворянского рода. В июле произошло неудачное восстание в нескольких селах Бельского уезда (т.н. «Холмовский мятеж»).
Тем не менее к осени имело место переформирование антисоветских отрядов и некоторая координация их действий под главенством братьев Жигаловых, сыновей священнослужителя из Бородинской волости. В ноябре 1918 г. им удалось даже на несколько дней захватить город Поречье, развернув там террор против коммунистического актива (вскоре в память о расстрелянном председателе уисполкома уездный центр был переименован в Демидов). Одновременно восстания вспыхнули в волостях Велижского, Духовщинского, Бельского, Гжатского, Вяземского и др. уездов. В этих выступлениях смоленские историки увидели уже достаточно четкий эсеровский след (Сикорский Е. Смоленский край после Октября: политические баталии (1917-1920 гг.) // Край Смоленский. 2001. №9-10). В ноябре же формирования барона Кыша захватили Щучейский волисполком (в Троицком ?) и расстреляли его членов в количестве девяти человек. Кадров считал, что под знамена барона (эсер Коваленков, сын крупного землевладельца) было мобилизовано частью насильно, а частью по доброй воле около 800 крестьян (в целом на пике активности общее число повстанцев на западных территориях губернии оценивалось в 50 тыс. человек). В феврале 1919 г. опять отмечалась активизация антисоветских сил в Смоленском и Поречском уезде, тогда же произошло еще одно восстание в Белом, в октябре констатировалась новая угроза Поречью (Демидову) со стороны отрядов братьев Жигаловых. 29-30 октября отряды барона Кыша и князя Серебряного совершили налет на Духовщину, под их ударом вновь оказался город Белый.
Как констатировал в 1919 г. командированный в Демидов сотрудник губкома ВКПб, « …по природе и населению уезд делится на две базы - северная и западная. Первая из них – северная обнимает собой 7 волостей сплошная лесистая и болотистая местность с развившимся до невероятных размеров бандитизмом первоначально носившем окраску чисто укрывательства от призыва в ряды Красной Армии с частичным нападением на проезжавших по главной дороге и обывателей живущих на хутора и отрубах с целью извлечения себе прожиточных средств, а затем принявший характер сплошных нападений на сельские советы, волостные исполкомы, имения и мельницы подвергая всех служащих если не расстрелу то наказанию нагайками с целью упразднения советской власти на местах, благодаря чему в этой части уезда власть рабочих и крестьян окончательно пала… Сам уезд разбросан на 250 с лишним верст. Есть волости отстоящие от г. Демидова на 130 верст (северная часть). За дальностью расстояния наладить там связь и работу не являлось вполне возможным благодаря чему зачастую созданные исполкомы не нормально функционируют поддаваясь владению белогвардейщины и в конце концов распались. Волостную милицию (2-4 человека) на волость несколько раз бандиты обезоруживали и повести, что либо против бандитов она не могла ибо бандитизм занял невероятный размер» (Синтаксис и орфография автора сохранены. Цит. по: Кочаненков С. Поречская деревня в первом и втором десятилетиях XX века. Очерки по истории родных мест // https://sites.google.com/site/rodnyemesta/porecskaa).
Последний всплеск активности смоленских «зеленых» пришелся на весну-лето 1920 г. и был связан с началом советско-польской войны. К концу года окрепшая Советская власть ликвидировала основные очаги сопротивления и главных его вожаков, хотя отдельные мелкие банды продолжали действовать до середины 20-х годов. Этому сложному периоду в истории Поречского и соседних уездов Смоленщины посвящены повести непосредственного участника событий Ефрема Марьенкова «Детство Алеши Боброва» и «На земле Смоленской», а также книга Владимира Усова «Конец Сгинь-барона».
Развитие жарковских территорий в 20-30-е гг. шло в полном соответствии с классическими советскими стандартами: индустриализация, коллективизация, культурная революция. Организация сельсоветов и образование колхозов создали новую политическую и социальную структуру на селе. Резко увеличилось число грамотных и количество начальных школ, появились школы крестьянской молодежи и школы-семилетки (в 30-е гг. они возникли в Троицком, Щучье, Дубоцком, пока еще велижской Королевщине и в Борках, то есть на месте будущего поселка Жарковский). Почти одновременно с этим были реализованы жесткие антирелигиозные меры - закрыты церкви в Троицком и Щучье, а в 1933 г. - Ордынская Поречская пустынь. После Октябрьской революции она стала пристанищем бывших помещиков и даже белогвардейцев, а в начале 20-х гг. там проживал епископ Смоленский и Вяземский Филипп. В зданиях и помещениях закрытого монастыря разместился промкомбинат, изготовлявший для жителей округи нехитрую мебель и сельхозинвентарь, и общежития его работников. Основой экономики территории в советское время стали лесозаготовка и лесопереработка.

Остатки строений Ордынского монастыря

Еще в 1905 г. на Меже, недалеко от деревни Борки, возник лесопункт промышленника Елагина. Заготовленная крестьянами и наемными рабочими древесина, поступив на пункт, сплавлялась в Витебск, Двинск и Ригу. В 30-е годы в Борках была создана крупная сплавная контора и построен лесопильный цех, который стал главной базой для создания в 1943 г. Жарковского деревообрабатывающего комбината. Транспортировка древесины до Рижской магистрали стала осуществляться по железной дороге. Строительство железнодорожной линии в этом направлении предполагалось, по некоторым сведениям, ещё в 1915 г., и в соответствие с планами она должна была стать частью транзитной магистрали Санкт-Петербург — Новгород — Смоленск. Из-за революции и последующей разрухи проект сразу не осуществился. Железная дорога Земцы - станция Жарковский - Ломоносово была построена в 30-х гг., при этом ввод в эксплуатацию основного участка Земцы - Жарковский имел место в 1933 г.


Железная дорога Земцы-Жарковский, прошедшая через Жарковский мох

Необходимо учитывать, что индустриализация жарковских земель происходила уже в новой административно-территориальной сетке. Проблема слабой связанности северных волостей с центральной и южной частью Поречского уезда была общим местом рассуждений чиновников и земских деятелей конца XIX - начала XX века. После установления советского строя старая проблема приобрела новое звучание - с учетом задач ускоренного хозяйственного развития и понятного стремления новой власти оптимизировать административную структуру губернии и страны в целях более эффективного управления. В 1924 г. были ликвидированы Велестовская и Ельшанская волости (существовала в 1918-1924 гг.), а их основные территории вошли в Щучейскую волость. Однако в преддверие административной реформы в 1927 г. расформированию подвергся сам Демидовский уезд - одни его сельсоветы, в том числе Троицкий, вошли в состав Ярцевского (бывший Духовщинский уезд, центр которого был перемещен в промышленный город Ярцево), другие - Смоленского и Бельского уездов. В январе 1929 г. на основе реализации концепции перехода с губернского, уездного и волостного деления на окружное и районное союзный ЦИК принял постановление, создавшее из территорий Смоленской, Брянской, Калужской и южной части Тверской губерний большую Западную область с центром в Смоленске. В состав Смоленского округа вошли как Ярцевский и Смоленский уезды, так и небольшая часть Бельского уезда - в том числе Велестовский, Берковский, Гороватский и Щучейский сельсоветы. Создание Западной области подразумевало также более дробное по сравнению с уездным административное деление, что привело, в частности, к образованию 125 районов - в том числе Пречистенского. Село, от которого начинался старый «большак» на Торопец, стало новым центром для окрестных территорий бывших Демидовского, Бельского и Духовщинского уездов, включая историческое ядро современного Жарковского района. Правда, Гороватский сельсовет в 1929-1931 гг., а затем еще в 1932-1935 гг. относился к Бельскому району. Что касается других частей нынешних жарковских земель, то несколько лет все они также входили в Западную область - находясь либо в составе Бельского уезда, либо в составе переданного в ее состав из Ленинградской области Великолукского округа (Ильинский район, в который к этому времени уже вошла вся восточная часть бывшего Велижского уезда). Кроме того, Октябрьский район (центр - село Старая Торопа) и Ленинский район (центр - село Хотилицы) за пятилетний период нахождения в составе Западной области значительно расширили свою территорию за счет смежных сельсоветов Бельского района.

Историками советского периода неоднократно высказывали мнение о том, что новые области РСФСР на рубеже 20-30-х гг. формировались исходя из представления об экономической самодостаточности новых регионов, которая подразумевала спланированное объединение в их границах промышленных и сельскохозяйственных территорий, сырьевой базы, транспортных коммуникаций и пр., и в конечном итоге - создание на их основе мощных территориально-производственных комплексов. Примечательно, что Жарковско-Свитская болотная система должна была стать одной из главных энергетических баз территории и в перспективе - аграрно-индустриальным комбинатом. В докладе Валериана Куйбышева на XVII партконференции ВКПб в 1932 г. отмечалось: «Западная область делает очень большой шаг в своем индустриальном развитии. Центральным мероприятием для реконструкции хозяйства Западной области является создание электростанции на Жарковско-Свитском торфяном массиве, как основе торфохимического комбината и базы электрификации северной части области». Строительством железной дороги подразумевалось, что, помимо вывозки леса, она будет способствовать реализации также и этой задачи. Правда, активизация хозяйственной деятельности привела к серьезным экологическим последствиям - так, из-за этого известный биолог Г.Л. Граве отказался от идеи организации заповедника в районе Жарковского мха.
Создание в 1935 г. Калининской области повлекло за собой очередные преобразования, в последовательности которых разобраться непросто. Из Западной области в состав нового региона передавались, в частности, Ленинский район с центром в поселке Андреаполь, Октябрьский - с центром в поселке Западная Двина, Нелидовский и Оленинский районы (напомним, что большая часть данной территории генетически была связана с Бельский уездом). В составе Октябрьского района в соседнюю область перешел Жáрковский сельсовет, то есть деревни и земли между Велесой и Туросной вместе с восточной частью Жарковского мха. Однако основной массив сельсоветов Помежья к 1937 г., когда в связи с расформированием Западной области Смоленщина снова была выделена в отдельный регион, находился уже в составе Ильинского района. Село Ильино было в XIX веке волостным центром Велижского уезда и крайней северной в пределах черты оседлости точкой расселения евреев-хасидов (с местечковой управой и школой-хедером) и находилось рядом с дорогой на Торопец и Великие Луки.
С началом Великой Отечественной войны западные смоленские земли быстро оказались в зоне оккупации - в июле-августе 1941 г. после тяжелых боев в районе Гороватки, поселка Ордынок и станции Жарковский их захватили гитлеровцы. Тем не менее в последние дни августа из лесов вокруг озер Емлень и Пловно начался знаменитый рейд по вражеским тылам кавалерийской группы Льва Доватора, а в октябре от деревни Зекеево на реке Меже - боевой путь партизанского отряда под командованием Константина Заслонова. Как отмечают военные историки, из-за природных особенностей местности здесь не было сплошной линии фронта - имелись лишь немецкие гарнизоны на железнодорожных станциях и в крупных деревнях на основных дорогах, чем не преминули воспользоваться советские войска в ходе Торопецко-Холмской операции января-февраля 1942 г. Наступление, развернувшееся после битвы под Москвой, уже в феврале привело к быстрому освобождению территории современного Жарковского района. Однако вплоть до ликвидации «Ржевского выступа» в марте 1943 г. эти территории были покрыты сетью госпиталей, с целью обеспечения воинских перевозок велось восстановление железная дорога Земцы - Ломоносово, в том числе моста через реку Межа, шло строительство новых участков Земцы - Соблаго и Ломоносово - линия фронта.

Железнодорожный мост через Межу в поселке Жарковский

Вскоре административная принадлежность жарковских земель вновь изменилась - в августе 1944 г. была создана Великолукская область с центром в городе Великие Луки. В ее состав вошел запад Калининской области, в том числе Ленинский, Нелидовский, Октябрьский, Пеновский, Плоскошский, Серёжинский, Торопецкий районы; Холмский район Новгородской области; Бельский, Ильинский, Усвятский районы, несколько сельсоветов Велижского района, а также Гороватский, Макаровский и Щучейский сельсоветы Пречистенского района Смоленской области. В марте 1945 г. в составе области был образован новый Жарковский район. Район включал в себя Макаровский, Щучейский, Гороватский, Прохоренский, Троицкий, Уплоховский, Ордынский, Михалёвский, Дубоцкий, Селищанский сельские Советы, выделенные из состава Ильинского района; Чичатский и Понизовский, выделенные из состава Бельского района, и Жáрковский сельский Совет, выделенный из Октябрьского района. Послевоенное десятилетие стало периодом бурного развития поселка и его главного предприятия - созданного в 1943 г. для обеспечения нужд народного хозяйства страны Жарковского завода по производству стандартных домов (ныне «Жарковский ДОК»). В 1944 г. начался выпуск продукции в виде пиломатериалов и деталей домов, позднее завод стал производить фанеру, древесностружечные и древесноволокнистые плиты. Создание крупного предприятия вызвало отток сельского населения на завод, быстрый рост поселков сплавщиков и лесозаготовителей (Кривая, Пустошка, Кривая Лука, Новоселки), а также постепенный упадок Ордынского промкомбината.

Старые цеха Жарковского ДОКа

В 1950 г. постановлением Великолукского облисполкома поселки при железнодорожной станции и деревообрабатывающем комбинате вместе с окрестными деревнями Прохоренского сельсовета объединились в рабочий поселок Жарковский, был создан поселковый совет. В мае 1952 г. к Жарковскому району присоединили Берковский сельсовет Слободского района Смоленской области. В июне 1954 г. произошло укрупнение сельсоветов: Ордынский, Прохоренский, Троицкий - в Троицкий; Дубоцкий и Селищанский - в Дубоцкий; Уплоховский и Щучейский - в Щучейский; Берковский и Гороватский - в Гороватский. После указа президиума Верховного Совета РСФСР от 2 октября 1957 г. об упразднении Великолукской области в Калининскую область были переданы не только районы, бывшие когда-то прежде в ее составе, но также Бельский, Жарковский и Ильинский, исторически связанные со Смоленщиной. На волне укрупнения административных единиц в 1960 г. Жарковский район упразднили, а его территории передали соседним Нелидовскому (в его состав вошло большинство сельсоветов вместе с поселком Жарковский), Бельскому и Октябрьскому районам. В феврале 1963 г. в ходе очередной реформы управления, связанной с разделением советских органов на промышленные и сельскохозяйственные, в области прошло новое укрупнение, когда из Октябрьского и части Нелидовского районов был образован Западнодвинский сельский район, который таким образом включил в себя большую часть жарковских земель. Однако вскоре пошел обратный процесс разукрупнения больших территорий - в частности, в марте 1965 г. из Нелидовского района выделился самостоятельный Бельский район. Возможно, в связи в том числе и с этим обстоятельством поселок Жарковский и окрестные сельсоветы были возвращены в Нелидовский район. Наконец, в декабре 1973 г. было принято решение о воссоздании Жарковского района практически в границах 1960 г. - в его состав вошли Жарковский поселковый совет и девять сельсоветов Нелидовского, Бельского и Западнодвинского районов. Когда позднее, на рубеже 80-х-90-х гг. прошлого века, Чичатский и Понизовский сельсоветы вернулись в историческое лоно бельских земель, Жарковский район обрел современные очертания.

 

Раннее утро в окрестностях Прусохова

 

ЗАГАДКИ ЖАРКОВСКОЙ ТОПОНИМИИ

В Жарковском районе и его окрестностях известно много названий, происходящих от слов «жарки», «жарок». Прежде всего это изначальные Жарки, упомянутые в 1678 году в «Переписной книге дворцовых волостей Бельского уезда». Из записи видно, что Жарками называлась местность к северу от озера Жарки. Однако это были не единственные Жарки. В Бельском уезде (часть Жарковского неоднократно принадлежала Белому) названия, связанные с этим словом, повторялись неоднократно. Во всяком случае, кроме деревни Жарки, которая как раз и находилась в упомянутой местности и принадлежала к Селецкой волости, были еще и деревни Жар и Жарихино соответственно в Сопотской и Покровской волостях. И в Поречском уезде были деревни Жары и Жаркие. Таким образом, несмотря на разночтения, можно считать, что у нынешнего Жарковского довольно много родственников. Эта концентрация однозначных названий не может быть случайной. Видимо, она связана с первоначальным заселением. А оно проходило несколько тысяч лет назад. Язык первопоселенцев, конечно, в точности не сохранился, но о нем можно судить как раз по географическим названиям. И здесь уместно вспомнить индоевропейцев и санскрит. Индоевропейцы -- это очень просто. И сейчас в Жарковском живут индоевропейцы. К таковым относятся не только русские и вообще славяне, но и иные соседние народы, в частности литовцы, латыши, германцы и другие, более удаленные. Существует довольно надежная теория, разработанная лингвистами, о первоначальном заселении Европы после отступления ледника. Она говорит, что первыми по следам ледника шли как раз индоевропейцы. И этим первым отрядам Европа обязана многими географическими названиями. Среди индоевропейцев были и предки славян -- протославяне (или праславяне). А еще литовские племена и этнос, следы которого тоже находят в топонимике, -- иллирийцы. Но в нынешних тверских и соседних краях все-таки преобладали предки славян, тем не менее от самых первых групп переселенцев остались удивительные названия, которые иногда переводятся лишь с помощью древнеиндийского языка -- санскрита. В этом нет ничего особенного -- иногда индийские лингвисты с удивлением и благожелательностью замечают, что люди, объясняющиеся на чистом русском языке, на самом деле говорят тоже на санскрите. Можно сказать и иначе -- знающие санскрит говорят на чистейшем русском языке. Только более старом. Л.Н. Рыжков в книге «О древностях русского языка» привел удивительный пример, взятый из Авесты ( XIV -- IX вв. до н. э.). Текст звучит примерно так: «Казна дэрэта зямца адэ набясця?» Это значит в примерном переводе на русский: «Кто создал землю и небеса?» Согласитесь, что для промежутка времени в три тысячи лет совпадения удивительные. В этой же книге автор анализирует и курдский язык, который, оказывается, сохранился не категорически измененным с тех же времен. И делает заключение: «Удивительное совпадение со славянской лексикой может продлить эпоху существования курдского (и славянского) языка по крайней мере до времени Авесты». В этой же книге Л.Н. Рыжков сообщает точку зрения Центра праславянской культуры: «Ближе всего из существующих индоевропейских языков к праязыку стоят все славянские языки, а из них (в целом) -- русский и украинский языки…» И поэтому вполне естественнно, что в топонимах сохранился язык самых далеких предков. Литва, конечно, отразилась в истории запада Тверской области. Но не столь существенно, как иногда полагают. Например, принят термин «старые литовские городки». Это укрепленные поселения, в основном вдоль Волги. У некоторых из них названия звучат отнюдь не по-литовски. Например, Роден, Горышин, Кличен, Хачин, Осечен. Их история, конечно, куда глубже, чем история средневековых войн Москвы и Литвы. А некоторые действительно литовские названия просто стерты в памяти. Например, в Нелидовском районе, на границе бывшего Бельского княжества в XIV веке было основано поселение под именем Монвидова Слобода. Интересно, что одного из сыновей Гедимина звали Монавид. Через две сотни лет поселение уже называли Моневидово. А сейчас на его месте -- село Монино с 345 жителями. Так изменяются названия.
После этого введения я попробую объяснить, почему в описываемых местах часто звучат слова «жарки», «жар» и подобные им. Похоже на то, что какая-то группа первопоселенцев, ищущая незанятые земли, попала в трудные условия. Возможно, особого выбора у них не было и им пришлось разыскивать места, пригодные для поселения, именно в этих лесных и болотистых краях. Болот и сейчас здесь вполне достаточно, а тогда они в основном были озерами (я это покажу дальше на примерах озер Велисто и Щучье). Обходя огромные озера, утопая в болотах, пробираясь по очень полноводным тогда рекам, люди искали сухие острова, пригодные для земледелия. И находя таковые, называли их очень древними словами «жар», «жарок».
Видимо, стоит пояснить, почему это слово считается очень древним. Когда-то оно разделилось на два со сходными значениями -- жар и яр. Жар сейчас имеет ряд значений -- сильное тепло, огонь, засуха, пыл, страсть. А яр -- огонь, пыл, жар, круча. Ярый -- огненный, пылкий, лютый, сильный, горячий, есть еще слово -- яростный. Яровой хлеб очень важное название -- хлеб, который родится и зреет в течение сезона. Переселенцам он был очень нужен, чтобы выжить зимой. И несколько слов из других языков и из мифологии славян. Яра -- весна (др.- русск., чешск. ). Жар -- жара, зной (словенск., cербо-хорватск., чешск.). И есть даже чисто индоевропейский корень -- жуар -- жаркий, горячий. А еще можно вспомнить Жар-птицу и словацкий ее аналог -- Птицу-огневку. От слова «яр» появился Ярило, Ярила, Ярыло, а у балтийских славян -- Яровит -- бог войны и в то же время плодородия. У восточных славян Ярила был не самым главным богом, а только богом любви и страсти, но все же сопоставляемым с мощным и грозным Перуном. Таким образом, рассмотренное слово и названия уходят в глубокую, незапамятную древность.
Вернемся к средневековью. В годы войн Москвы и Литвы в «северных» Жарках находился постоянный сторожевой пост и размещались воинские соединения. Известно, что позже пост передвинут на берег Межи. Не с этого ли начинался нынешний Жарковский? Но можно считать началом и прежние Жарки и тогда с полным основанием праздновать 330-летие центра района.
К югу, юго-западу, юго-востоку от Жарков -- топкие, зачастую непроходимые болота и цепочка озер -- Песотно, Островно, Боровно, судя по окончаниям, древние имена, хотя и вполне понятные. Река Туросна тоже не выпадает из этого ряда. Например, в Удомельском районе есть в труднопроходимом болоте озеро Турошно. По его названию взгляды сходятся, оно дано по диким быкам -- турам, которые когда-то водились в этих местах. Думаю, и вдоль жарковской Туросны они тоже в свое время бродили. Здесь есть и озеро Орехово, конечно, тоже бывшее Ореховно. А озеро Емлень переводится на русский с древнерусского как Ямное (сейчас в диалектах сохранилось значение ема -- долгая лощина, наполненная водой и окруженная лесом. Возможно, реку Должицу, вытекающую из озера Щучье, в верхнем течении как раз и можно называть этим словом. Чистик -- чистое от растительности озеро. Но чаще этим словом называли чистое моховое болото. Из Чистика вытекает речка Плавенка и впадает в Межу. Ее берега -- истинные плавни (у белорусов -- плауны), заросшие тростником, рогозом, камышом. Всю цепочку озер соединяет Туросна, начинающаяся близ Земцов и сливающаяся в районе Рудни с Велесой. Иногда ее название связывают и с тростником, трестой, трестной. Берега реки высотой и сушью не отличаются, поселений по ней почти нет (исключая район озера Жарки).Все реки Жарковского района текут в Двину (конечно, Западную, но это определение появилось не столь уж давно -- когда ильменские словене вышли еще на одну Двину и назвали ее Северной). В русских летописях Двина не имеет этого определения: «…сташа крепко [ плесковичи] противу им [силы литовской] о сю сторону Двины». Или «…Полтеск на Двине, древян». А главная река Жарковского района, конечно, Межа. Она определяет и природу района, и живописность здешних мест и отразилась в сложной истории этого края. Межа впадает в Двину близ границы трех областей -- Тверской, Псковской и Смоленской, в 12 километрах от рубежа Жарковского района, уже в Западнодвинском.
А вообще слово «межа» очень древнее, уходящее в праславянское (и в пралитовское) время. И сейчас в диалектах русского языка, например в южнорусском (курском), межой называют небольшой лесок, поэтому Межа в древности могла иметь смысл Лесная. Действительно, в таких индоевропейских языках, как литовский и латвийский, это слово имеет именно такое значение. У литовцев -- мишко -- лес, у латышей -- межс -- дерево, лес. Удивительно, что у вепсов -- маленького финского народа, слово «лес» звучит примерно как «метч». Видимо, здесь проявляется очень древнее сходство, восходящее к праязыку.
Есть в Жарковском еще и Ельша. Возможно, что ее назвали просто от елового леса, через который она течет. Но есть и другой вариант -- ела, йела -- улица, проход, путь -- тоже из балтийских языков, например из латвийского. А вот окончание -ша является общим для многих рек -- Снежа, Псижа, Обша, Добша, Кокша, Держа, Сережа, Ужа, Коша, Ноша и другие. Надо полагать, что все эти слова составные и их вторая часть когда-то означала воду или реку, тем более что русский лингвист Шахматов объединял эти понятия в праязыке, считая, что древние на начальных этапах развития речи этих значений не различали. Но начальная часть слова «Межа» все-таки, видимо, изначально произошла от разделительного предлога типа «между». И тогда можно предполагать смысл названия чем-то вроде «граница», «черта», «промежуток». Ведь первобытные леса тоже были непроходимыми границами между племенами. А в средние века по берегам Межи шли войны, нападения, стычки. Один из конфликтов произошел, например, когда витебский (литовский) воевода Пац поставил укрепление (городок) в Велижской волости, при впадении Межи в Двину, в десятке верст по Меже от границы нынешнего Жарковского района, где-то в районе нынешней деревни Устье. Двина и Межа тогда были вполне судоходными реками, и здесь проходил водный путь из Белой (Белого) и из Смоленска на Торопец и Луки.
Межа начинается на севере Нелидовского района, в болотах Центрально-Лесного заповедника, в урочище Топкая Амшара. Амшара сейчас редко употребляемое слово. Его основное значение -- топкое моховое болото. Слово произошло от «мох». Иногда оно писалось «омшара», отсюда же -- омшаник, тоже уже почти неприменяемое. Но еще в середине XX века в тверских деревнях его можно было услышать. В Жарковском районе оно сохранилось в названии небольшой деревни Амшара, стоящей на Меже близ слияния Межи и Обши почти на краю огромного болота площадью со всеми ответвлениями более 100 квадратных километров. Главная часть болота называется Пелецким мхом. Название тоже очень давнее. Объяснить его удалось только с помощью языков соседних народов. У белорусов есть слово «пел» -- чистое болото. А у литовцев «пельке» -- трясина, торфяник, болото. Оба значения вполне подходят для объяснения. Среди историков и археологов есть люди, постоянно утверждающие, что литовские племена жили на огромных пространствах от Вислы и почти до Волги. И в этом случае они усмотрели бы подтверждение своей концепции. Но есть другое, более верное объяснение. В этих местах жили кривичи, о них есть письменные упоминания, относящиеся к началу второго тысячелетия. А что было до этого? Людей, которые жили здесь, можно назвать праславянами. Их язык был архаичнее, чем у кривичей и тем более у современных русских. В современных славянских языках есть пласт очень древних слов. Многие из них совпадают с санскритом. Есть лингвисты, которые весьма твердо утверждают: древнерусский язык был основой индоевропейских языков. Доказать это, конечно, трудно, но такая точка зрения известна. А в отмеченном случае получается, что древнее название топкого болота в обиходном русском языке сейчас уже отсутствует, а в белорусском и литовском (оба языка тоже индоевропейские) сохранилось. Но 5 -- 6 тысяч лет назад протославянский и протолитовский языки еще не разделились на ряд родственных языков и наречий. И недаром близ жарковских и бельских мест когда-то жила группа, именуемая Бельской Литвой.
В Пелецком болоте есть настораживающие названия: гряда Первые Окнища, урочища Прорва и снова Окнища, озеро Бездонное. Недалеко от поселка Кащенки -- глубокое болото Подкурское. Почему -- не имело ли оно обыкновение гореть -- куриться в засушливые годы? Есть здесь упоминания о барсуках -- деревня Барсуки и два урочища с одинаковыми названиями -- Барсуковая Гряда.
Река Обша получила название, как считается, от изначальных поселенцев -- дальних родственников ныне здесь живущих, которые воду и реку звали одним словом «аб, об, апа, упа». Эти люди жили 4 -- 5 тысяч лет назад. Слово сохранилось и в других названиях: Торопа, Жукопа, Ипуть.. Устье тоже таит многие смыслы -- край, конец чего-то, а иногда -- исток (именно исток, начало). В данном случае -- место впадения Обши в Межу. В Жарковском районе есть деревня Барсуки рядом с Кривой. Что касаемо Барсуков, то название могло появиться и по местоположению. Например, Барсуки рядом с Кривой разбрелись и попрятались в густом еловом лесу, и название здесь вполне уместно. Кривая, действительно несколько скривилась вдоль старой дороги на Гряду. А вот Гряда возвышается над окрестными болотами. Она выше уровня воды в Меже на 10 -- 15 метров. Барсуки, конечно, могли получить имя и по прозвищу первопоселенца, но в Жарковском, видимо, не тот случай. Кстати, в Тверской губернии в XIX веке было семь разных Барсуков. А вот Амшара была лишь одна, в Ржевском уезде, да и та -- Амшариха. Филологи и топонимисты считают, что суффикс «их» в некоторой мере придает названию пренебрежительное звучание. А в Жарковском районе Амшара -- творчество какого-то, видимо, торфяного деятеля. Русский народ свое место жительства не стремился назвать словом «болото». Ведь хорошо известно, кто в болоте водится. К югу от Кривой есть деревенька Лонна, почти нежилая. И речка Лонна течет рядом с ней, а дальше к северу впадает в Шесницу. Имена вроде простые, но попробуйте объяснить. У меня такой вариант. Речка когда-то была Лойной. Лойна -- древнее русское, а может, и древнеславянское слово, означавшее балку или глубокую долинку с плоским дном -- сток весенних вод. Видимо, речку когда-то исправили на Лонну, потеряв в веках начальное слово, а деревню, возникшую вместе с дорогой, назвали по речке. Так и появилось на карте вроде бы иностранное название. И здесь же можно поговорить и о Шеснице. Была у меня вначале мысль: не сливается ли речка из шестерки ручейков? Возможно, конечно, и так. Воды она собирает с огромной болотной территории, а сейчас еще и подпитывается, видимо, из Смоленского водохранилища. Но удалось найти слово, которое может объяснить название с исторических позиций. Дело в том, что на Меже, в нескольких километрах выше впадения Лонны, есть деревня Таборищи. Место хорошее, в 1904 году здесь жили 130 жителей. Но главное -- название, к которому следует отнестись с уважением. Таборище -- становище, а позже -- городище с явными остатками укреплений, вала, рва. Первопоселенцы, пробираясь по жарковским болотам и озерам, попадали, возможно, в не очень дружественную среду древних охотников и рыболовов, считавших все эти места своими. Приходилось оберегаться, укрепляться. Место остановки назвали таборищем, посеяли яровые, чтобы, их собрав, двинуться дальше. Но дальше не очень понравилось, а здесь уже стали привыкать. Так и осталось название -- Таборище. А ведь попали на Межу из более сухих южных мест (ныне смоленских или полоцких). В конце путешествия шли по речке Шеснице. Она и сейчас глубокая и довольно многоводная. Конечно, трудно представить караван пробирающихся по речке речных судов, лодок, а то и плотов. Но нужно иметь в виду, что в те времена воды в здешних краях стояли выше и речки были полноводнее и протекали через ряд озер, ставших сейчас болотами. Да и мост на Шеснице, ныне полусожженный и разрушенный, тогда движению не мешал. Собственно, трудно представить полную картину здешних мест и рек, когда после отступления ледника практически вся территория нынешнего Жарковского района была большим проточным озером, из которого поднимались обширные острова.
Из этого рассуждения следует, что название речке могли дать по слову типа «шьстный» -- проходимый, или «шьстовати» -- странствовать, проходить, передвигаться на далекие расстояния. Возможно, именно эти древнерусские слова все ставят на свои места. Раньше я предполагал, что передвижение каравана по речке могло проходить на судах, толкаемых шестами. Такие суда на Руси называли соминками. Но видимо, представленное здесь объяснение более надежно.

Самой большой волостью в жарковских местах была Щучья. Уже давно забыто, что она была более «литовской», чем другие. Известно, что щучейские мужики отнюдь не чурались грабительских походов в ближние, но иноземные, например московские, края. В волость входили на правом берегу Межи Плавенки и Путленки, а также обе Железницы, а на озере Щучьем было даже два поселения Щучьих, с ними соседствовало и Черетное. Гряда, два Аксенова, Торопаево тоже были в этой волости. По сути, она включала три нынешних округа -- Новоселковский, Троицкий и Щучейский.

Очень интересное поселение Ордынок, стоящее на Меже и ручейке Ордынке. В 1904 году там был только мужской монастырь и в переписи он записан как один двор, но с 74 жителями-монахами. Здесь же были и церковь, церковно-приходская школа и мелочная лавка. Дата основания монастыря точно неизвестна (считается, что это 1461 год), но название как-то связано с татарами. Вообще, ордынцы до этих краев не добрались. Возможно, здесь поселился какой-то новокрещеный, а уж позже возник и монастырь, например, как это бывало, на завещанных на помин души угодьях. Но это могло случиться лишь много позже предполагаемой даты основания. Известно, что в этот монастырь ушел на покой в 1859 году архиепископ Смоленский Тимофей. Первоначально он планировал место жительства в Красногородском монастыре Бельского уезда, но изменил свои намерения ради Ордынской пустыни Поречского уезда. Жил здесь с 1859 по 1863 год, здесь скончался и похоронен в Ордынском храме, в приделе Казанской Божьей Матери. Хотя в Ордынке есть сейчас некоторое религиозное оживление, могилу архиепископа найти, вероятно, трудно. Храм здесь практически разрушен.

Щучье -- самое большое в округе, известное со средневековья. Как только описывалась война Москвы и Литвы, так и упоминалось Щучье. Положение на рубеже было трудным, щучейские мужики Москву не всегда поддерживали, бывало и наоборот. В озеро Щучье впадают многие речки и ручьи -- Аплава, Синявка, Велистица с Гнилицей и иные, а вытекает из него Должица. На деле она не столь уж долгая, впадает в Ельшу в Смоленской области, а Ельша возвращается в Тверскую и течет в Межу. Здесь по берегам рек села и деревни с особыми названиями: Абрамовщина, Котовщина, Ореховщина, Королевщина, Леоновщина. Переселенцы когда-то пробирались из Двины в Межу и дальше по рекам и речкам. Писцовых книг и летописей еще не было, и о событиях можно предполагать лишь по названиям. Например, Королевщина -- слобода, которую ставил королевский кастелян (по-польски -- каштелян).
Леон или Левон -- польское имя, Абрам, Аврам, Авраам мог быть и католиком и нанятым польским паном еврейским приказчиком. Все эти поселения очень давние. Имена их могли меняться, а сами поселения возникли много столетий назад. Места выбирались самые удобные. Полоса и Полоска мне запомнились близкими названиями, говорящими когда-то о нехватке земли, сейчас в этом крае земли избыток. Речка из-за них тоже стала Полоской. В Полосках начальная школа содержится с большой любовью, располагается она в заметном доме -- родовом гнезде нашего земляка Сергея Михайловича Миронова -- руководителя Совета Федерации.

Велистовская волость находилась к югу от озера Щучье и большей частью заходила в нынешнюю Смоленщину. Центр волости -- село Велисто, тоже сейчас в Смоленской области, на берегу озера Велисто. Объяснить название озера и села с позиций современного языка невозможно. А в словаре Срезневского я нашел слово, натолкнувшее на раздумья. Это слово «вельство», то есть обширность. Видимо, оно имело не только это значение. Во всяком случае, все нынешние слова корня «велик» и более старые типа «велий» произошли от какого-то очень старого слова. Предполагаю, что им могло быть «велистый» -- обширный. Тогда и вельство-велиство вполне объяснимы. Прилагательные с «истый» еще сохранились в языке: кустистый, зернистый, мглистый и даже -- истый ( иногда употребляют истовый). Внимательно вдумавшись, можно понять, что самым начальным в этих словах и было «истый». А в рассматриваемом примере все здесь началось от имени озера -- и речка Велистица, и село Велисто. Почему же небольшое озеро было названо далекими предками Великим, Обширным? Ведь соседнее Щучье раза в четыре обширнее. Но если внимательно изучить окрестности озер, то получится, что Щучье -- лишь остаток огромного озера Велисто. Более того, ясно, что Щучье и получило название значительно позднее, чем Велисто. Это видно из особенностей слов-названий. От озера Велисто на 30 -- 40 километров на юг, запад и восток лежат болота с озерами-окнами: Демьян, Княжное, Вервижское, Пальцевское и другие более мелкие. Это огромное болото 2 -- 3 тысячи лет назад было озером, и имя ему дали наши предки -- праславяне. Потому и слово хоть и не принято в нынешнем обиходном языке, но вполне нам понятно. Высоты на уже высохшем дне озера Велисто вполне допускают, что оно не было слишком глубоким -- 188, 201, 202, 197, 205, 203 метра., а в деревнях Рыжкове и Заварзах -- всего 192. Правда, там, на дне бывшего озера Велисто, сейчас жителей уже нет. Заварзы когда-то были названы по слову, означавшему озорников, проказников, но отнюдь не хулиганов. Недальняя от этих мест Гороватка оправдывает свое название -- небольшая горка, ее высота над уровнем моря 220 метров. Здесь когда-то над водами возвышался остров. Деревни в Гороватском округе возникли не столь давно, но многим, конечно, по нескольку сот лет. Нашлось в старых документах и Ломоносово, оно было в Селищенской волости, 18 изб. Сейчас -- пустое, повлияла отдаленность от других поселений. Но названо не именем великого ученого, а по прозвищу. Ученых в годы возникновения деревень на Руси было мало, а до крестьян их имена могли и не доходить. По соседству большое село Чичаты. Это название кажется привнесенным из какого-то иного языка, но осваивающим новые угодья было хорошо известно слово «чисть», и в конце концов из долгих повторений получилось чисто русское название села.
В целом о крае можно сказать, что его заселение шло сравнительно медленно. Люди находили как раз «жарки», селились на высоких местах, берегах рек, где и сейчас живут и здравствуют самые древние поселения. Их названия в ряде случаев скорее праславянские, исходят даже не к началу нашей эры, а к еще более давним временам. В средние века здесь появились литовцы и поляки. Литовцы пытались освоить эти места, но из этого мало что получалось. Московское государство присоединило к себе эти русские, православные земли. В XX веке освоение края активизировалось. Люди шли в болота за торфом. С юга подошла железная дорога на Земцы, проложены десятки километров узкоколеек. Поселки торфяников и железнодорожников создавались там, где была в них экономическая необходимость. Прекращение торфоразработок привело к почти полному исчезновению обжитых разработчиками мест.
Но появились новые автомобильные дороги, и они помогли если не оживить дополнительно эти трудные места, то в значительной мере сохранить здесь жителей. В трудных условиях уже долголетней нынешней разрухи в крае активизируются промышленность и в определенной мере сельское хозяйство. Большое внимание оправданно уделяется школам. Во многих мне довелось побывать. В Жарковском понимают, что жизнь без школы невозможна. А работники школ отличаются своим особенным энтузиазмом. Везде чувствуется любовь к своему краю, постоянное увлечение краеведением. И просто приятно смотреть на хороших преподавателей и смышленых ребятишек. Жива древняя земля, освоенная изначально праславянами, и ее топонимия явно выступает свидетелем тех очень далеких времен.

 

Великая благодарность авторам темы и комментирующим! В деревне Гряда и селе(деревне) Щучье, на берегу чудесного озера, с 1958 по 1965 годы пролетело 7 лет моего босоногого детства(папа был медик). А по-соседству на Бельских землях - в деревнях Красногородка, Гряда, Прусово, Михалево, Чичаты - вотчина моих дедов-прадедов. Ветер жизни унес нас в Псковские края, но голос предков, генная память) не дают забыть родину, тревожат чувства... И как приятно и познавательно прочитать такие яркие и добротные краеведческие материалы! Спасибо вам всем! P.S. Если кому-то из читающих эту тему что-либо говорят имена Торговцев Федор Иванович, фельдшер медпункта в д. Гряда и заведующий больницей в с. Щучье, и Торговцева (Морозова) Нина Ивановна, агроном, позднее - учитель и директор Щучейской школы, а также фамилии Фроленков, Морозов, Шевердов(мои предки) - просьба поделиться знаниями об истории своих предков и селений и другими воспоминаниями(если неудобно на форуме, то - в личку) ... Интересна также судьба тех, с кем рос и учился вместе)

 

Извиняюсь, если не в тему.
Попалось вот такое фото из военного альбома:


Подпись в альбоме: Деревня Дубоцкое. Смоленская область, 1943.

 

Очень даже в тему, спасибо. Проезжал там год назад по маршруту Жарковский-Велиж-Демидов-Смоленск.

 

prus_yar, великолепное, глубокое и наиболее полно мной прочитанное исследование о Жарковских землях! Спасибо!

Толковый словарь "Жарковского языка" - шедевр!

Сообщения объединены, 1 апр 2017, время первого редактирования 1 апр 2017

В 1999 году исключена из учётных данных деревня Болихино, откуда родом мой прадед. Прабабушка родилась в д. Устье. Выходцев из этих деревень называли москалями, может быть кто-то что-нибудь знает об истории данных деревень?
Заранее спасибо.

 

<<Например, в Нелидовском районе, на границе бывшего Бельского княжества в XIV веке было основано поселение под именем Монвидова Слобода. Интересно, что одного из сыновей Гедимина звали Монавид. Через две сотни лет поселение уже называли Моневидово. А сейчас на его месте -- село Монино с 345 жителями. Так изменяются названия.>>
Опять читаю такую версию. Считаю её не убедительной. Тут дополню автора по сути:
<<Выдержка из перемирной грамоты между Ивном III и Александром от 1503г, где впервые упоминаются наши деревни Монино( Моневидова слобода), Шоптово и другие

Перемирная грамота Ивана III и Александра. Посольство литовское: воевода ланчитский из Мурова Петр Мышковский, маршалок королевский и наместник полоцкий Станислав Глебович, маршалок и наместник ковенский, ротмистр королевы ее милости Войтех Янович, староста межибожский, подчаший королевства Польского Ян Будчатский, стольник краковский Петр Врациновский, писарь королевский и канцлер королевы Иван Сапега, каноник познанский, секретарь королевский Станислав Горетский. 4 марта – 5 апреля 1503 года. № 75 // Сборник императорского Русского исторического общества. СПб., 1882. Т. 35. С. 398 – 402:

…на то, что тебе Александру королю и великому князю в те перемирные лета, в шесть лет, наших земель, Московские земли, и Новагорода Великого и волостей Новогородцких, Новогорцкие земли всее, и Пскова и Псковские земли всее, и Тферские земли всее, и Переславля Резанского и Резанские земли всее, и Пронска, и Пронские земли всее, не воевати, ни зацепляти ничем. Также тебе Александру королю и великому князю и тех наших городов и волостей и земль, которые за нашими слугами, за князем за Семеном Ивановичем за Стародубским, и за князем Василием Ивановичем Шемячичем, и за князем Семеном Ивановичем за Белским, и за Трубетцкими князми, и за Мосалскими, и за иными за нашими слугами за князми, и за нашими наместники и за волостели, и за нашими приказщики за какими нибуди, города Чернигова с волостми, города Рылска с волостми, города Новагородка Северского с волостми, города Гомья с волостми, города Любеча с волостми, города Почепа с волостми, города Трубецтка с волостми, города Радогоща с волостми, города Дбрянска с волостми, да волостей: Карачева, Хотимля, Поповы Горы, Мглина, Дрокова, и сел: Уварович, Телешович, Тереничь, кошелева леса, Морозовичь, Липиничь, Скарбовичь, Залесья, Бабичь, Светиловичь, Голодна, Лапичь, Полешан, и волостей: Сновеска, Хороборя, Соловьевичь, Прикладней, Пацыни, Федоровские, совика,

Покиничь, Сухаря, Всеславля, Вороничь, Жерыни, города Мценска с волостми, Любутска с волостми, города Серпейска с волостми, города Мосалска с волостми, городища Дмитровца, Лычина, Недоходова, Бышкович, Залидова, Опакова, Мощина, Демены, Городечны, Ужеперети, Снопота, Ковылны, Шуи, Лазарева городища, Ближевич, Любуни, Данилович, Замошья, Тухачева, Дегны, Фоминич, Погостища; города Дорогобужа, и волостей: Погорелые, Негомля, Игумновы слободы, Мстиславца, Лучина, Мошковы Горы, Жулина, Ощитова, Крменые, Селечны, Водосы, Некрасовы, Редыни, Ведрошы, Рехты, Озерища, Хомчичь, Василковы, Холма, Бятина, Хотомичь, Великого Поля, Лопатина, Прости, Заопиа (?), вышкова, Копыльи, Сверковых Лук, и Белые с волостми, и Верхонья, и Болшова, и Шоптова, и Моневидовы слободы и иных волостей, Вержавы, Буя-города и с теми деревнями, которые были за служилыми людми, и за Печерским монастырем, и за Духовским, и за Троецким, и что были деревни тоеже волости за Борисом за околничим; города Торопца и волостей: Данькова, Любуты, Дубны, Рожны, Туры, Биберевы, Старцовы, Нежелские, Велижские, Плаветцкие, Жижетцкие, Озерские, Казариновские; города Острея и волостей: Березаа, Невля, Усваа, Ловца, Веснеболога и что к тем городом и къ волостем из старины потягло и водъ и всякихъ угодий: и тебе Александру, королю Полскому и великому князю Литовскому и Русскому, въ те перемирные лета, въ шесть лет,>>
Далее ,по поводу названия села:
<<Моневидова Слобода получила своё название по имени владельца этих пограничных земель воеводы Моневида. О нём и нравах того времени можно почитать здесь http://www.vostlit.info/Texts/Dokume....phtml?id=4001
Слободой в те времена назывались в Литве поселения, освобождаемые от государственных налогов(пошлин)>>
И последнее,по поводу трансформации названия в Монино. На всех(мне известных) картах село имело настоящее имя. Скорее всего, трансформация произошла во время раздачи земель Бельского уезда в конце 17-го века (ранний документ такого рода 1682г)

 

Здравствуйте. Имеется подтверждающий документ по фамилии Торговцевы.

 

Nemo, большое спасибо! "Это было недавно, это было давно..." На фото: я и мой отец у входа в Щучейскую больницу, прим.



1961 год

Сообщения объединены, 21 май 2018, время первого редактирования 21 май 2018

На фото - коллектив учителей Щучейской восьмилетки тех лет. Мама - третья справа в среднем ряду

 

Fedorych, у моей двоюродной сестры такая же фотография есть. Переснимал 8 лет назад. Фотография не очень хорошая.




Вторая слева в среднем ряду Лидия Илларионовна Зазыбина. До войны мою мать учила. А в 1942-43 годах они вместе преподавали в Щучейской школе. Некоторых на фото знаю. Рудольф Александрович тоже в школе работал?

 

Я тогда был маленьким. Не все запомнилось. Директором школы в 1960 61 годах был Куслапов (вышел на пенсию). Директором назначили мою мать. Молоденькую еще. Зазыбину помню. Ки(ы?)ткиных тоже. На фото - сидящий на земле - Бобонов.

 

Александр, немножко Вас поправлю. Куслапов, Рудольф Александрович никогда не был директором школы. Он в то время был председателем колхоза. Он часто бывал в школе. И по приглашению и просто так.

На этой фотографии нет одного вашего одноклассника, Володи Волкова, (он сейчас в Питере живёт). И про Лену я Вам не правильно сказал. Фамилия её Бордукова. В 90-х годах она пропала в лесу.

 

Насколько я понимаю, это отрывок из книги Юрия Мстиславовича Смирнова "На склонах Тверского Валдая"??? У меня есть это издание с дарственной подписью автора.