Клайпеда - путешествие в прошлое

Тема в разделе "Страны Балтии", создана пользователем Cibitis, 4 фев 2012.

  1. Offline

    Cibitis Завсегдатай

    Регистрация:
    12 янв 2011
    Сообщения:
    1.756
    Спасибо SB:
    207
    Отзывы:
    2
    Страна:
    Lithuania
    Из:
    Ostpreußen, Memel
    Цитата(memel @ 24 Мая 2012, 23:41)
    Кирилл!!
    Немирсету узнаешь??Бывшая казарма погранцов у дороги?? Какой дом отдыха был!!
    А школу эту я нашел....правда находдок там было ничего.....

    Серега, привет! Объявился! Ты уже дома?
    Да, конечно узнаю! Как можно этот курхаус не узнать!
    Кстати, давай из своих архивов по Мемелю и Мемеленду фоты и инфу!
     
  2. Offline

    memel Полковникъ

    Регистрация:
    22 июл 2010
    Сообщения:
    119
    Спасибо SB:
    291
    Отзывы:
    6
    Страна:
    Lithuania
    Из:
    Мemelland/ E-Prussia
    Интересы:
    -
    Этому надо посвятить ГОДЫ!!!
    При большой любви к предмету иследования!!
    НО..ОК...Буду рад,продолжить с Вашего позволения..
     
  3. Offline

    Cibitis Завсегдатай

    Регистрация:
    12 янв 2011
    Сообщения:
    1.756
    Спасибо SB:
    207
    Отзывы:
    2
    Страна:
    Lithuania
    Из:
    Ostpreußen, Memel
    Цитата(memel @ 25 Мая 2012, 1:44)
    Этому надо посвятить ГОДЫ!!!
    При большой любви к предмету иследования!!
    НО..ОК...Буду рад,продолжить с Вашего позволения..

    Разумеется, коллега! Не ошибусь, предположив, что Ваша любовь к предмету достаточно сильна и постоянна! Так что продолжайте!
     
  4. Offline

    PaulZibert Администратор Команда форума

    Регистрация:
    28 апр 2008
    Сообщения:
    20.404
    Спасибо SB:
    27.480
    Отзывы:
    789
    Страна:
    Russian Federation
    Из:
    Порѣчье
    Интересы:
    Поиск
    memel, Cibitis, очень рад, что постепенно на форуме растет не только количество поискового материала по Литве, но и исторического ! Кто знает, ведь так когда то на форуме появился раздел "История Беларуси" (вначале были единичные посты), возможно когда то будет и "История Литвы"...и..не будем пока загадывать ! Но читать интересно ! Более того если на форуме появится более материала по Литве, как в разделе по Беларуси, то такой раздел точно будет. На мой взгляд главное культурная интеграция, а не политическая. Так мы лучше узнаем о истории друг друга.
     
  5. Offline

    memel Полковникъ

    Регистрация:
    22 июл 2010
    Сообщения:
    119
    Спасибо SB:
    291
    Отзывы:
    6
    Страна:
    Lithuania
    Из:
    Мemelland/ E-Prussia
    Интересы:
    -
    Ну чтож..постаруюсь..
    а теперь из серии.. А Знаете ли вы??
    Вот Лепрозорий!!Балезни такие оччч неприятныя..
    и где он у нас в городе был??
    Городской парк!!!если ехать со стороны города ...светофор у Красных казарм---поворот налево и до конца к путям....см большой Выс вольтный столб..
    да что я...позиция WSG 84..55 43.695 n/021 06.947 e.
    Народ гуляет,,пьеть вино-воды на траве..а тута было!!Кладбище кстати было на другой стороне путей..там теперь кусты да гаражи!!Капнешь так яму для машины....
     

    Вложения:

    • 001503.jpg
      001503.jpg
      Размер файла:
      118,3 КБ
      Просмотров:
      18
  6. Offline

    memel Полковникъ

    Регистрация:
    22 июл 2010
    Сообщения:
    119
    Спасибо SB:
    291
    Отзывы:
    6
    Страна:
    Lithuania
    Из:
    Мemelland/ E-Prussia
    Интересы:
    -
    Во-первых --оговорюсь,никакой политики и рекламы что "Коричневых или Красных"..
    Одни сермяжные факты....
    Сразу не нашел эт фото,,,тож из нравившихся.
    Март 39 -Кригсмарине входят в город-МемельЛанд возращен!! а теперь посматрите на их лица!!!!
    ЕСТЬ РАЗНИЦА с подписывающими на фото выше????
    Ну и собственно сама медаль ..За присоединение Мемельского края..Предмет моего поиска.(ленточка оригинал уже есть)
     

    Вложения:

  7. Offline

    memel Полковникъ

    Регистрация:
    22 июл 2010
    Сообщения:
    119
    Спасибо SB:
    291
    Отзывы:
    6
    Страна:
    Lithuania
    Из:
    Мemelland/ E-Prussia
    Интересы:
    -
    Цитата(PaulZibert @ 25 Мая 2012, 12:12)
    memel, Cibitis, очень рад, что постепенно на форуме растет не только количество поискового материала по Литве, но и исторического ! Кто знает, ведь так когда то на форуме появился раздел "История Беларуси" (вначале были единичные посты), возможно когда то будет и "История Литвы"...и..не будем пока загадывать ! Но читать интересно ! Более того если на форуме появится более материала по Литве, как в разделе по Беларуси, то такой раздел точно будет. На мой взгляд главное культурная интеграция, а не политическая. Так мы лучше узнаем о истории друг друга.

    -----------------------
    Уважаемый Модератор, форумчане..
    Может так-котлеты отдельно,,,,мухи отдельно..
    к чему я??
    MemelLand всегда исторически был территорией Вост Пруссии.Так давайте-Литва отдельно-Пруссия отдельно!!
    Ой чую сейчас полетят посты -Радетелей Гасударственности!!!
     
  8. Offline

    Cibitis Завсегдатай

    Регистрация:
    12 янв 2011
    Сообщения:
    1.756
    Спасибо SB:
    207
    Отзывы:
    2
    Страна:
    Lithuania
    Из:
    Ostpreußen, Memel
    Цитата(memel @ 25 Мая 2012, 20:50)
    -----------------------
    Уважаемый Модератор, форумчане..
    Может так-котлеты отдельно,,,,мухи отдельно..
    к чему я??
    MemelLand всегда исторически был территорией Вост Пруссии.Так давайте-Литва отдельно-Пруссия отдельно!!
    Ой чую сейчас полетят посты -Радетелей Гасударственности!!!


    Серег, Восточная Пруссия, Мемель и Мемелланд и есть предмет этой темы. С Литовской Республикой эти территории можно связывать только опосредованно, по причине принадлежности к территории Литвы на сегодняшний день. Целью этой темы является так же информирование читателей об исторических фактах имевших место быть на этой территории. Да, думаю и большинство литовцев воспринимает клайпедский край (Мемелланд) как не совсем Литву. Так что думаю, не "полетит" ничего.
    ПС. А медаль за Мемелланд если найду - тебе отдам! :) Можешь :bz: ловить на слове!

    Да, Серег, у меня еще не перекачаны фото с заброшеного цвинтара, где мы были по весне. Может фото тоже сюда можно поставить? Разумеется, это тоже в тему об истории нашего края.
     
  9. Offline

    memel Полковникъ

    Регистрация:
    22 июл 2010
    Сообщения:
    119
    Спасибо SB:
    291
    Отзывы:
    6
    Страна:
    Lithuania
    Из:
    Мemelland/ E-Prussia
    Интересы:
    -
    Нам то с тобой понятно будет интересно,,а вот читающим форум??
    Показать другу другу фото мы можем и в приватной встрече..
    Хотя,,тема твоя! Ты хозяин!!
    Выставлять надо все...

    Узнаешь??
    Площадь где пушка стояла..Lietuvninku aikste..
    Как раньше было--мне больше нравится... Прусский порядок.
    теперь это одно из оживленных мест города.. H Manto gatve--она же Herman Gering Str..

    Положа руку на сердце,,огромный пласт фото бывших -нынешних выложил комрад Kenan 2..
    сам он из Германии ,корни и любовь к краю...Человек специально приезжал...находил старые места-дома..фотографировал..
    Лучше чем тут не будет...
    Смотрите!!!

    http://www.flickr.com/photos/27639553@N05/...ith/6550466229/


    Тут поподробнее-Вост Пруссия -Литва + Калининградская обл


    http://www.flickr.com/photos/27639553@N05/
     

    Вложения:

  10. Offline

    Cibitis Завсегдатай

    Регистрация:
    12 янв 2011
    Сообщения:
    1.756
    Спасибо SB:
    207
    Отзывы:
    2
    Страна:
    Lithuania
    Из:
    Ostpreußen, Memel
    Более того, Сережа, я покажу всем эту площадь в более поздние периоды времени!
    Ниже - т.н. "пушка". На заднем плане клумба в центре площади. Вот, пушка там и стояла.
    Здание за пушкой - на немецком фото слева.
    [​IMG]
    А на этом фото нынешний вид. На месте советского памятника - памятник Мартину Мажвиду.
    Ракурс схожий.
    [​IMG]
     
  11. Offline

    memel Полковникъ

    Регистрация:
    22 июл 2010
    Сообщения:
    119
    Спасибо SB:
    291
    Отзывы:
    6
    Страна:
    Lithuania
    Из:
    Мemelland/ E-Prussia
    Интересы:
    -
    Респект!!
    тема растет!!! :russmile: :russmile:

    Это я так иногда развлекаюсь на "перспективных" местах копа..Люминевую гильзу для хорошего тона--ну и шмурдячка памятного!!

    [​IMG]


    ps..Кружка битая..дабы не просто выбрасить.
     
  12. Offline

    PaulZibert Администратор Команда форума

    Регистрация:
    28 апр 2008
    Сообщения:
    20.404
    Спасибо SB:
    27.480
    Отзывы:
    789
    Страна:
    Russian Federation
    Из:
    Порѣчье
    Интересы:
    Поиск
    Цитата(memel @ 25 Мая 2012, 21:50)
    -----------------------
    Уважаемый Модератор, форумчане..
    Может так-котлеты отдельно,,,,мухи отдельно..
    к чему я??
    MemelLand всегда исторически был территорией Вост Пруссии.Так давайте-Литва отдельно-Пруссия отдельно!!
    Ой чую сейчас полетят посты -Радетелей Гасударственности!!!

    Сергей, имелось ввиду то, что Мемель расположен на территории нынешней Литвы. :)
    Спасибо за материал !
     
  13. Offline

    memel Полковникъ

    Регистрация:
    22 июл 2010
    Сообщения:
    119
    Спасибо SB:
    291
    Отзывы:
    6
    Страна:
    Lithuania
    Из:
    Мemelland/ E-Prussia
    Интересы:
    -
    Нида,,Куршская Коса..Погост
    [​IMG]

    [​IMG]

    A это уже подальше от людных мест,,как и в России..в Кирхе -было колхозное хранилище удобрений..
    [​IMG]
    [​IMG]
     
  14. Offline

    WildWind Вечный Индеец

    Регистрация:
    10 июл 2011
    Сообщения:
    4.673
    Спасибо SB:
    14.486
    Отзывы:
    488
    Страна:
    Belarus
    Из:
    Прерии
    Интересы:
    нумизматика
    Цитата(memel @ 25 Мая 2012, 22:36)
    Нам то с тобой понятно будет интересно,,а вот читающим форум??
    ....

    интересно-интересно, пишите, хлопцы
     
  15. Offline

    memel Полковникъ

    Регистрация:
    22 июл 2010
    Сообщения:
    119
    Спасибо SB:
    291
    Отзывы:
    6
    Страна:
    Lithuania
    Из:
    Мemelland/ E-Prussia
    Интересы:
    -
    Цитата(WildWind @ 29 Мая 2012, 10:54)
    интересно-интересно, пишите, хлопцы

    Если есть хоть Один зритель..Представление должно продолжаться!!!
    ....Ну что зачерпнуть пласт -Войны?????
    ох......тут много читать надо.....
    Модератор!!!
    как лучше-копировать сюда текст или давать ссылки????
     

    Вложения:

    • 07112010432.jpg
      07112010432.jpg
      Размер файла:
      892,6 КБ
      Просмотров:
      30
  16. Offline

    PaulZibert Администратор Команда форума

    Регистрация:
    28 апр 2008
    Сообщения:
    20.404
    Спасибо SB:
    27.480
    Отзывы:
    789
    Страна:
    Russian Federation
    Из:
    Порѣчье
    Интересы:
    Поиск
    Цитата(memel @ 29 Мая 2012, 21:39)
    Модератор!!!
    как лучше-копировать сюда текст или давать ссылки????

    Можно копировать текст и прикреплять ссылку.
    А по фото фаустпатрона, впечатляет !
     
  17. Offline

    memel Полковникъ

    Регистрация:
    22 июл 2010
    Сообщения:
    119
    Спасибо SB:
    291
    Отзывы:
    6
    Страна:
    Lithuania
    Из:
    Мemelland/ E-Prussia
    Интересы:
    -
    Содержание
    «Военная Литература»
    Мемуары
    Глава 17.

    Ги Сайер,солдат из дивизии ГД..в которой я военный корреспондент
    http://militera.lib.ru/memo/german/sajer/17.html


    Мемель{15}

    Нас перебросили обратно на север для соединения с Курляндским фронтом{16}. Однако это оказалось невозможно. Тогда остатки дивизии перегруппировали. [445] Попытки объединить фронт привели к ужасным потерям. В этот период, в ходе боев, происходивших несколько южнее, русские достигли Балтийского моря. Завязалась кровопролитная схватка. Повсюду маячили испуганные беженцы, затруднявшие оборону нашим войскам.

    Все мирное население Пруссии бросилось к побережью. Перед нами стоял выбор. Мы могли повернуть на север и пробиться через передовые позиции советских войск. Или же пробиваться к фронту, созданному под Мемелем. Командование дивизии вскоре осознало, что путь к Кенигсбергу или даже Эльбингу закрыт. Оба города находились под угрозой, причем ближайший из них на расстоянии более ста пятидесяти километров. Нам бы пришлось сражаться за каждый километр без надежды на успех. К тому же наверняка возникли бы затруднения с продовольственным обеспечением войск: все забрали беженцы.

    Вот почему командование выбрало Мемель, который с осени оказался в окружении. Нам предстояло пробить путь себе и толпам беженцев. Они замедляли наше продвижение, а часто вообще и парализовали его.

    Мы проходили города и деревни, обитатели которых еще несколько дней назад жили мирной жизнью. Правда, и тогда они уже понимали, что опасность грозит им в любую минуту. Последние два дня все немцы, старики, женщины, дети из последних сил рыли окопы, сооружали блиндажи для артиллерии и противотанковых орудий, чтобы остановить продвижение танковых войск противника. Они предпринимали все возможные усилия, действуя с храбростью, достойной восхищения. И тут перед ними появились солдаты — изможденные, оголодавшие войска, которые устали и сражаться и жить, для которых человеческие страдания значили теперь не больше, чем проигрыш в шахматах.

    При любой возможности делалось все для обороны. Преследовавший нас по пятам враг угрожал мирному населению. Его следовало остановить.

    Занятые этим полки пытались затушить вовсю горевший пожар. Все понимали, в каком отчаянном положении они оказались. Они предпочли бы умереть. Но война [446] продолжалась, горела, как огонь, требовала их участия. Те, кому удастся прорваться до Мемеля, возможно, погибнут там. Но умереть под Мемелем казалось и легко и почетно. Погибнуть же здесь, в месте, в котором даже не ведутся настоящие боевые действия, казалось позором.

    В конце концов нашей дивизии, вернее третьей ее части, удалось прорваться в Мемель. Местное командование усилило полками «Великой Германии» оборону города. Героические подвиги обошлись нам в пятнадцать тысяч убитых. Немало было и пропавших без вести, которых вычеркивали из ротных списков, среди них — Зименлейс и Винке.

    Возможно, мы сами загнали себя в западню. Нам приходило в голову, что русские нарочно пропустили нас. Мы привели с собой беженцев, но за нами оставалось еще множество тех, для кого игра подошла к концу. Понятно, что матерям с детьми, цепляющимися за юбку, не справиться с танками, гаубицами, пулеметами и штыками русских.

    Когда мы прибыли в Мемель, грузовики толкали люди, а танки без горючего застряли в длинной колонне. Наши возможности оказались на пределе. Те, в ком оставалась хоть капля жизни, пусть даже не вполне сознательной, пытались сделать все, чтобы избежать смерти. Раненые продолжали сопротивляться, пробивая себе путь среди тех, кто уже пал смертью храбрых.

    Мемель продолжал жить, несмотря на разрушения и пожары, дым и бесконечные налеты русских самолетов, грохот артиллерии и порывы метели.

    Мне снова не хватает слов, чтобы описать увиденное. Теперь я понимаю: словами можно описать только нечто малозначительное. Но рассказать, как закончилась война в Пруссии, невозможно. Я был во Франции. Видел там и перевернутые машины, и взорванные дома. Как-то по нашей части даже открыли огонь из пулемета. Но мои воспоминания об этих событиях лишены чувства ужаса. Я скорее вспоминаю о происшедшем как о путешествии, предпринятом в чьем-то обществе. Во Франции к тому же стояла отличная погода. В Пруссии [447] же валил снег. Все и вся погибало. Беженцы умирали тысячами, и все мы были не в силах им помочь. Даже те, у кого есть воображение, и то не сумеют представить, что пережил я.

    Мы достигли Мемельского тупика, полукруга длиною километров тридцать, выходящего в Балтийское море. За густым туманом слышно было, как плещутся волны. В течение всей зимы нам удавалось каким-то чудом удерживать этот участок, несмотря на бомбардировки и атаки русских, сил у которых прибывало. Здесь же находились многие тысячи беженцев. То, что пришлось испытать им, описать невозможно. Они ожидали, что их эвакуируют по морю до того, как будут вывезены войска.

    В развалинах Мемеля не могли укрыться все прусские беженцы. Мы немногим могли помочь им. Но они сковывали наши движения и систему обороны, которая и без того оставляла желать лучшего. От грохота разрывов не слышны были ни крики, ни стоны. Плечо к плечу с нами оборонялись бывшие элитные части, отряды «фольксштурма», солдаты с ампутированными конечностями, которых снова взяли на службу организаторы обороны, женщины, дети, подростки и инвалиды — все мы оказались распятыми под туманом, освещаемым лишь вспышками разрядов и снегом. Так заканчивалась война. Паек резко уменьшился. Порций, выдававшихся на пятерых, не хватило бы и школьнику. Постоянно звучали приказы сохранять спокойствие и порядок. Днем и ночью выходили из порта разные суда, нагруженные до предела. К причалам стекались беженцы, становившиеся удобной мишенью для русских пилотов. Бомбы разрывались в толпе, люди кричали, но оставались ждать прихода следующего корабля. Чиновники пытались повлиять на толпу, но любые слова потеряли здесь всякий смысл.

    Многие кончали жизнь самоубийством, и их даже не пытались остановить. Если бы мы капитулировали, этот кошмар бы прекратился. Но одно слово «Россия» вызывало в нашем сознании панический ужас. О капитуляции не могло быть и речи. Мы должны выстоять, выстоять любой ценой. Когда-нибудь нас эвакуируют по морю. [448] Возможно, у немецкого командования были другие планы. Вероятно, генералы собирались превратить Мемель в плацдарм для контратаки против советских войск. У тех, кто находился в городе, эта мысль вызывала лишь смех. Но в Мемеле продолжали высаживаться солдаты, а гражданские тем временем покидали город. Мы могли предполагать лишь, что солдаты прибыли к нам на подмогу. Всякая мысль о контратаке казалась безумием.

    Наше упорное сопротивление вызвано было убеждением: эвакуируют последнего мирного жителя, заберут и нас. Мы должны выстоять, даже если у нас не останется никаких других чувств, кроме отчаяния.

    В Мемеле все участвовали в обороне. Дети помогали раненым, разносили еду, несмотря на голод, подавляя страх, который в данных обстоятельствах был бы вполне оправдан. Они делали все, что указывали старшие, не возражая и не жалуясь. Те, кому удалось выжить, уже не смогут, как обычные люди, воспринимать простую жизнь с ее трудностями. Немцы испытали горе до конца. Я не могу не восхищаться их благородством.

    На передовой царил беспорядок. Часто гражданские сражались плечом к плечу с солдатами. Среди них было много женщин. Фронт выстоял, но какой ценой! Да и что значит «выстоял»? Мы не сдались сразу везде, кое-где удавалось прорваться. Линия фронта постепенно сокращалась. Большую роль в обороне сыграли противотанковые траншеи, которые мы заранее вырыли. Русские рассчитывали в основном на авиацию и тяжелую артиллерию, мощь которой они постоянно усиливали.

    Однако наступление дорого обошлось и им. Сокращение линии фронта позволило сконцентрировать оборону. На подходе к Мемелю образовались скопления подбитых русских танков. Противотанковая оборона приносила свои результаты. Добровольцы из гражданских развозили мины и закладывали их во время небольших контратак, предпринимавшихся только с целью этого маневра. Однако против авиации мы были бессильны. Почти непрерывно летали русские бомбардировщики. К северо-западу от нас за два дня русские восемь раз совершали [449] налеты на сброшенные с рельс вагоны. Остатки нашей противовоздушной обороны сосредоточивались на причале, где наиболее велика была опасность. Русские пилоты оценили опасность ПВО и предпочитали атаковать там, где им не могли оказать сопротивления.

    Итак, Мемель держался. Держался, невзирая на мороз, пожары, голод, невзирая на гибель солдат, ежедневно вычеркиваемых из списков.

    Как-то во второй половине дня части нашей знаменитой дивизии были сгруппированы в одной точке. Были розданы боеприпасы, яблочный сок, маргарин и еще кое-что. Призрак германских вооруженных сил продолжал обитать на развалинах места, которое некоторое время еще будет называться Мемелем. Хотя боеприпасов недоставало, перед атакой их все равно выдавали. Сейчас это может казаться невероятным, но перед немецкой армией в Мемеле была поставлена задача предпринять наступление на юг с целью соединиться с фронтом под Кенигсбергом. Офицеры объявили об этом боевым ветеранам.

    Нас с Гальсом словно выбросило из пустоты, к которой мы уже привыкли. Мы слышали самые невероятные приказы, но мысль о том, что нам придется пойти в атаку, почти не имея для этого средств, привела нас в отчаяние.

    Наше наступление проходило при поддержке нескольких уцелевших танков. Доставили боезапас с Курляндского фронта и даже из Германии. По дороге, шедшей параллельно побережью, мы проследовали к деревушке, расположенной в двадцати километрах к югу. Командир выбрал отвратительную погоду для начала операции. Шел дождь со снегом. Атмосферные условия привели к тому, что замолчала даже русская артиллерия. Наши командиры надеялись использовать эти обстоятельства.

    Навстречу судьбе выступила дюжина серых от грязи танков. Под слоем грязи едва различимы были черные кресты — цвета наших страданий. По коротковолновым приемникам передавали «Валькирию» Вагнера. Лучшего сопровождения к крайнему самопожертвованию трудно было придумать. Вместо ящиков с боеприпасами и [450] полноприводных грузовиков полевые орудия и крупнокалиберные гаубицы тащили грузовики. Пехотинцы, смешанные с остатками военно-воздушных и военно-морских сил, шли рядом. В моем взводе оказались и Гальс и Винер.

    В результате неожиданного нападения нам удалось взять русский лагерь, выстроившийся на снегу, как на параде. Русские бросили его, а мы подожгли и даже продолжали наступать, несмотря на порывы ветра, обжигавшего руки и щеки.

    Однако вокруг Мемеля сосредоточилась масса русских войск. Как только они перейдут в контрнаступление, наша атака захлебнется. Мы уже слышали ответную реакцию русских. Скоро начнется безжалостный обстрел и появятся первые русские танки.

    Положение становилось безнадежным, но тут с моря раздался грохот артиллерии. Из-за погоды мы даже и не заметили подошедших к берегу кораблей. К нам на помощь подошли два-три эсминца. Видимость была равна нулю, но координаты, переданные танками, находившимися позади, позволили эсминцам нанести точные удары. Наступление русских было приостановлено. Возможно, они предположили, что в нашем распоряжении оказалось значительное количество артиллерийских орудий.

    Однако и такое развитие событий не слишком облегчало наше положение. Преимущество все равно было на стороне русских. К концу дня на нас напали с тыла. Такого мы уже не выдержали. Половина танков загорелась. Как и предполагалось, операция закончилась неудачей. Мы получили приказ возвращаться в Мемель. Пройти назад десять километров было труднее, чем наступать.

    Мы сошли с дороги, по которой пошли в последнюю атаку. Лишь моторизованные части поехали прежним путем, но и они старались соблюдать дистанцию, чтобы не попасть под обстрел русских. В темноте при свете вспышек солдаты, едва переводившие дух, перебегали от одного укрытия к другому. Был дорог каждый шаг: ведь с ним мы приближались к Мемелю. В довершение всего нам пришлось пересечь дорогу, которую мы же сами заминировали с утра. [451]

    Километра полтора мы протащились при свете вспышек. Дорога была узкой, но довольно гладкой: в ней виднелось лишь несколько воронок от снарядов.

    Первые грузовики проехали по ней на полной скорости. У русских не было времени перенацелиться, поэтому их снаряды не задевали нас. Однако со вторым залпом они добились больших успехов. Снаряды попали в два грузовика. Их разнесло на куски. Еще двум грузовикам, несмотря на ущерб, удалось добраться до более безопасного места. Однако разбитые машины загородили путь. Нас послали расчистить завалы. Русские вели обстрел из гранатометов и пулеметов. Мы пытались отстреливаться. Укрыться в окопах не могли: ведь сами их заминировали, и теперь попали в ловушку, которую готовили для других. Два солдата взмахнули руками и упали бездыханные на землю, их неподвижные зрачки были обращены к небу. Мы цеплялись за последнюю возможность остаться в живых и укрылись от огня за останками двух пострадавших грузовиков. Вокруг взрывались гранаты. Русский пулемет поливал огнем бруствер окопа.

    Так или иначе, нам нужно было расчистить дорогу. Но каждый, кто пытался встать, рисковал потерять жизнь. Решился Винер. Он прополз под пулями на коленях и бросил гранату в первое нагромождение металла. Его снесло с дороги. Та же участь постигла и второй завал. На останки трехтонного грузовика потребовалось четыре гранаты. Погибли и раненые, оставшиеся в грузовике. Но что делать, таковы законы войны.

    К полуночи три четверти наших войск вернулись в Мемель. Командование, узнав об отступлении, прикрыло нас огнем. Падая с ног от изнеможения, мы доплелись до лагеря. Переписали тех, кто не вернулся из боя. Затем, под шум, доносившийся с линии фронта, мы попытались заснуть. Даже сон был в данных обстоятельствах героическим поступком.

    На следующий день, к одиннадцати утра, покончив с розданным накануне пайком, мы уже заняли оборону. Учитывая сложность положения, отдыхать мы не могли. Несмотря на риск, отплывали все новые суда с беженцами. [452]

    А в море поднялись волны. Все вокруг покрылось льдом. Люди ожидали, когда их вывезут, и не думали жаловаться.

    Наши войска продолжали удерживать город и подступы к нему. Отступать было некуда. Корабли подвозили продовольствие, припасы, лекарства. Показалось, что русские выдохлись и отступили. У нас улучшалось настроение. Но наделе они просто сконцентрировали силы южнее. Под угрозой ршходились Кенигсберг, Гейлигенбейль, Эльбинг и Готтенгафен. Позже я узнал, что в этих городах беженцам пришлось еще хуже. Русские бросили Мемель и сосредоточились на продвижении в глубь Пруссии, где их встречало отчаянное сопротивление. Однако три мощные советские армии, вошедшие на территорию Германии, во много раз превосходили остатки немецких войск по числу солдат и боеприпасов. К тому же они пылали желанием отомстить. Что означала эта месть, объяснять было не надо.

    Помимо пруссаков, спасались от большевиков литовцы; русские, противники коммунизма; поляки. Число эвакуированных по морю достигло нескольких тысяч.

    Ветеран установил пулемет на развалинах дома, стены которого всего на метр поднимались из земли. Время от времени он смахивал с дула снег. Руки его посерели от мороза. Со времени нашей последней атаки к ветерану вернулось спокойствие. Нервное возбуждение, охватившее нас, его не коснулось. Он больше не участвовал в наших спорах, а страдания его не волновали. Его не трогали ни война, ни мороз, ни беженцы. Такое поведение казалось нам странным. Мы подумывали, не сошел ли он с ума.

    Однако тем утром его пулемет спас нас от русского патруля, который проявил к нашему взводу излишний интерес. Перед нами показался грузовик «фольксштурма». Русские обстреляли его, прикончив двух старых солдат, находившихся в кабине. Но и теперь эта колымага загораживала нам обзор.

    Русские под ее прикрытием попытались подойти поближе и забросать нас гранатами. Но Винер открыл по ним огонь, и с ними было покончено. Решающим [453] фактором становилась быстрота реакции, а с этим у ветерана все было в порядке. Теперь он молча сидел и протирал пулемет, будто ювелирное украшение. Я, Гальс, Линдберг и еще двое солдат застыли перед холодными станинами орудий. Мы понимали, что они не гарантируют нам безопасности.

    В моем распоряжении было три противотанковые гранаты и новый автомат, а также магнитная мина, которая давила мне на живот. В Мемеле на нас было навешано столько взрывчатки, что мы могли умереть мгновенно: с таким грузом далеко не убежишь.

    Мы еще две недели удерживали позицию. Каждый второй день приходилось отбивать атаки. Наш тыл находился поблизости от фронта, что позволяло нам дежурить посменно. Рядом, на улице стоял знак, на котором указывалось, что до побережья осталось десять километров. Последние десять километров. Ветеран говаривал мне в шутку:

    — История повторяется. Твой прадед так же бежал с войсками Наполеона. Считай, что это семейное проклятье. Может, хоть это тебя утешит.

    Как-то вечером, вернувшись во влажный, покрытый льдом подвал, служивший нам вместо казарм, мы заметили, что мирное население Мемеля улетучилось. Пока мы вели бои, ушли последние корабли с беженцами. Проходя по улицам города, который стал больше напоминать кладбище, мы этому даже обрадовались.

    Мои друзья молча бросились на постели, поглощая привезенный паек, даже не замечая, что едят. Им было все равно. Ведь они думали совсем о другом. Их глаза, привыкшие видеть бой, теперь обратились в самих себя. Они словно погрузились в сон и мечтали лишь о том, что вскоре прибудет пароход и увезет нас отсюда. Мы наконец покинем Мемель — город, где столько пришлось испытать.

    Я же перестал рисовать себе радужные картины: слишком часто впоследствии они превращались в кошмары. Отказался от всего, что имел: от чувств, страданий, страстей, страха. Я позабыл Паулу, позабыл, что еще молод. Мне нездоровилось, но чего еще можно ожидать в подобных [454] условиях. Ведь даже от тех, у кого в животе зияли огромные дыры, требовали мужества. Кровь стекала у солдат на снег, но они продолжали стрелять, пока их глаза не стекленели. Мне же повезло. Несмотря на приступы кашля, во мне еще теплилась жизнь.

    Я смотрел на друзей, пребывавших в полудреме. Они тоже знали, как опасно спать в таком месте. Мемель забирал все — мечты, надежды. Те, кто продолжал надеяться, еще могли сражаться. Но мы уже устали от боев.

    Во сне некоторые начинали кричать. Кричали непроизвольно, не в силах остановить стоны.

    Были и те, кто молился. Но даже если Бог и услышит их молитвы, он постесняется проявить себя. Ведь он отрекся от милосердия. Так произошло со Смелленсом, который покончил с собой этим утром. До того, как он получил весть о смерти маленького брата, которого он видел лишь дважды, Смелленс хотел жить. Мы все с волнением смотрели на дорогу, по которой доставляли почту. Смелленс продолжал жить, пока хватало сил. Но в Мемеле даже Всемогущий не был в состоянии остановить его.

    Начиная со следующего дня началась эвакуация военных. Первыми отправляли тяжелораненых. Лишь тех, кто был совсем безнадежен, оставляли умирать в Мемеле. Радость раненых, которые еще могли ходить, помогала им забыть о боли. Те, у кого развилась гангрена, не думали о предстоящей ампутации. Жизнь возвращалась в нормальное русло. Лишь авиация противника досаждала нам. Особой благодарности заслуживает военно-морской флот: что бы мы без него делали?

    Баржа, набитая людьми, попала под бомбежку. Нам пришлось прекратить отдых и заняться делом. Я выпущу подробности. Я еще слишком хорошо все помню. Баржа наполнилась кровью. Мы выкидывали за борт куски человеческого мяса, и на него тут же набрасывались рыбы.

    Вначале вода казалась теплой. Но затем наши движения стали все более вялыми, а сердце пронизывала боль. Но останавливаться было нельзя. Два парохода увезли еще сотню солдат. Скоро настанет и наша очередь. [455]

    К полудню облака рассеялись. В небе засветило бледненькое солнце. Но теперь мы уже не радовались ему. Скоро появятся русские самолеты.

    Они прилетели, когда мы еще не успели закончить расчистку. И никто не удивился: при хорошей погоде этого следовало ожидать. Мы бросились в укрытие. В настоящих цементных бомбоубежищах расположились раненые. Эти убежища использовались как госпитали. Нам же пришлось укрываться в развалинах или в воронках от снарядов и бомб. Забравшись куда попало, мы не оставляли надежды на спасение.

    Со всех сторон слышался грохот противовоздушных орудий. Возможно, им удастся не допустить бомбардировщики до порта... И тут раздался свист бомб. Все вокруг затряслось. Растирая замерзшие пальцы, мы смотрели, как самолеты пролетают над разрушенным городом, над двумя пароходами, которые, чтобы избежать повреждений, отдали швартовы. Пять бомб одновременно были сброшены пятью бомбардировщиками, появившимися над причалом. Две упали в воду и взорвались, окатив всех волнами брызг. Еще одна попала в развалины набережной. А последние две — в ожидающих погрузки. Вверх полетели трупы. Оставшиеся в живых отчаянно закричали, стонали раненые.

    Над нами зависло уже не менее сорока самолетов. А из-за холмов на севере появлялись все новые. Один из них резко пошел вниз: его поразил зенитный снаряд. Но теперь мы уже не кричали «Ура!». Все молчали.

    Пароходы отошли от причала. Ожидавшие посадки оставались на месте, не желая упустить возможности эвакуироваться. Самолеты выискивали новые жертвы.

    Мы дрожали от холода и отчаяния. Но не осуждали тех, кто вместо того, чтобы укрыться, продолжал стоять под открытым небом. При тех обстоятельствах оставалась одна надежда — на эвакуацию. Все остальное казалось не важным.

    Снова пронеслись самолеты. Я закрыл глаза, чтобы ничего не видеть. В конце концов, я всего-навсего человек, а не Бог. Это не я умер на кресте. Я не хотел этого видеть. [456]

    Шли дни. Мемель прекратил свое существование. Лишь на картах осталось обозначение города. Фронт сокращался. Многие были эвакуированы. И тем не менее еще тысячи ожидали своей очереди. Они метались между позициями, которые надо было удерживать, и укрытиями, напоминавшими гробницы, где они спали.

    Сколько мы там пробыли? Сказать невозможно. Никто об этом не узнает. Мне кажется, чго я родился, чтобы пережить это испытание. Мемель стал пиком моего существования, за которым шла пропасть. После Мемеля в нас не осталось ничего человеческого.

    Мемель — гробница моей жизни.

    Нам, живым мертвецам, даже не хотелось думать о том, что еще предстоит испытать. Сегодня это кажется глупым, но тогда мы считали, что наши страдания впоследствии будут оценены. И эта мысль доставляла нам удовлетворение. Теперь же я и не думаю об этом. Увиденное в Мемеле нельзя охарактеризовать одним словом.

    Из подвала мы прошли в долговременное огневое сооружение, орудие которого было разбито. На то место, где оно стояло, я бросил свои пожитки. Так же поступили Гальс, Шлессер и еще один солдат. Винер, Линдберг, Пфергам и еще семеро-восьмеро друзей устроились на останках самого орудия. Здесь было лучше, чем в подвале.

    Фронт обороны еще более сузился: русские снова стали проявлять к нам интерес. Немецкие войска, продолжавшие удерживать Мемель, должны были отражать мощные атаки, которые могли оказаться последними. Теперь нам приходилось с большой осторожностью подходить к позициям. Отчаявшиеся солдаты сдавались. Русские разведчики переодевались в их форму и проникали в наши окопы.

    Многие попадались в такую ловушку: просто не замечали, что к ним бежит русский. А он занимал нашу позицию

    Винер и еще два солдата чуть было не очутились в этой западне, но ветеран вовремя понял, в чем дело, и разразился бранью. [457]

    — Он нас спас, — сказал один из солдат. — Он бросил им прямо в лицо все гранаты.

    Оба солдата, казалось, знали, что жить им осталось не долго.

    Винер молчал. Он успокоился и улегся, облокотившись на стену бункера, на которой поблескивал лед. А мы смотрели на него. Мы привыкли, что нас спасает Винер.

    Тем вечером один из солдат пошел покурить сигарету, которую нашел у мертвого русского. Он зажег сигарету и пошел поразмяться. Но у русских хорошее зрение. Они увидели горящий кончик сигареты. Пуля ударила о цемент и отлетела в спину нашего товарища. Он умер, не успев испустить крик.

    — Русские все ближе, — буркнул Пфергам.

    Назавтра, дрожа от холода, мы отправились на самую дальнюю позицию, попавшую некоторое время назад в руки русских. По пути миновали последний оставшийся в районе боев танк — старый «М-2». Он уже раз горел, а на корпусе виднелись многочисленные отметины от снарядов. Собственная пушка танка была уничтожена. Ее заменили на другую, не предназначенную для этой модели. Он каждый день подходил к траншее, прорытой вдоль развалин улицы, и поддерживал огнем позиции солдат.

    Расположенные по соседству пехотинцы неоднократно спасали танк, защищая его в схватках. У танка вышел из строя двигатель. Над ним склонилась целая бригада механиков. Мы остановились на минутку посмотреть. Один механик сломал отвертку и в раздражении швырнул ее на землю. Мы слышали их разговоры. Танк невозможно починить. Они не знали, что с ним делать.

    Над развалинами показались два самолета. Танкисты укрылись за танком и уставились на них Как ни странно, это были два разведывательных немецких самолета. Откуда они взялись? Увидав танк, пилоты снизились. Но ведь на танке нет опознавательных знаков. Не примут ли пилоты нас за русских? Мы замахали руками. Самолеты отвернули в сторону. Мы даже различили лица пилотов. Один из них махнул нам. Наверное, они прилетели с германской базы. А может, из самой Германии? Все возможно. [458]

    Мы следили за самолетами, пока те не скрылись вдали. А в мыслях летели с ними обратно в Германию.

    Но что делать с танком, так и не решили. Появление двух самолетов вселило в нас новые силы. Все столпились вокруг машины. Кто-то предложил взять ее на буксир. Идея была безумная, но мы принялись толкать танк, несмотря на то что металл заледенел и резал пальцы. Тридцать солдат изо всех сил упирались сапогами в сугробы, но танк не сдвинулся с места. Видно, мы совсем обессилели. Быстро обсудив положение, двое наших рванули в тыл. Мы собирались последовать за ними, но тут донесся звук мотора. В Мемеле, оказывается, оставался еще и грузовик. Урча и выплевывая выхлопы, он появился перед нами. Пока грузовик ехал к танку, солдаты прикрыли радиатор досками, чтобы удар о броню не оказался слишком сильным. Совершилось настоящее чудо. Танк удалось сдвинуть с места, и он пошел в степь. Возможно, пройдет немного времени — и не станет этого танка, а может, и меня и Гальса. Но пока смерть еще не наступила, он будет, урча, двигаться по склону. Огромный танк казался мне родным. В Мемеле все, что двигалось, было живо. И я был еще жив...

    На позицию мы возвращались дважды. Пойдем и снова, если переживем ночь. Но ночью Иванам не спалось. Русские поливали смертоносным огнем развалины города. Земля дрожала. В небе без конца сверкали вспышки. Под ударами русских затряслось и наше укрытие. Наш командир, Воллерс, выскочил наружу. Но мы нагнали его и, схватив за ремень, потянули обратно. Во время этой операции снаряд настиг одного из спасателей.

    Русские танки достигли расположенных южнее лагеря холмов. Немецкие солдаты, преграждавшие им путь, сделали все, что было в их силах, и лишь потом погибли. По танкам ударили морские орудия. Несколько машин загорелось. Русские были вынуждены отступить, но продолжали отстреливаться. В тумане продолжалась пальба. А с наступлением рассвета мы увидели наших защитников. В бухте стояли два боевых корабля, один из них назывался «Князь Евгений». Второй был того же размера. [459]

    Мы уже отчаялись получить поддержку, но вот прибыла помощь. Танки отступили.

    Под утро мне удалось заснуть, но и сон имел свои особенности. Мы спали с открытыми глазами, не переставая следить за происходящим. Трудно было отличить нас от мертвецов. Проснувшись, я не знал, смогу ли подняться. Тело напоминало колоду, а на руки я и взглянуть боялся.

    В груди все болело. Внутри, как и снаружи, тоже шел бой. Но пришлось сделать над собой усилие и кое-как подняться. Остальные выглядели не лучше. Наши лица были серее, чем у мертвых. Можно было сказать, что мы умерли. Или что в Мемеле не осталось ничего живого. Возможно, вскоре так и произойдет. Мы отправились на позиции. Русские стреляли не целясь, будто развлекались.

    Но и над русскими окопами вился дымок. Видно, военно-морские пехотинцы несколько раз попали в цель. По пути мы встретили солдат, замерзавших у орудий. Они глядели на нас так, будто мы во всем виноваты. Мы прошли мимо, не проронив ни слова. Вежливость потеряла всякий смысл. Гораздо важнее было присутствие духа.

    До окопа оставалось идти полтораста метров. Везде валялись пустые ящики из-под снарядов. Вот окоп уже совсем близко. Здесь мы бесконечно долго будем мерзнуть, а может, и помрем. Какая разница, где мы? В нашем блиндаже не теплее... Плевать на все.

    Но что это с Винером? Он остановился. Зачем, хотелось бы знать? Да какое мне дело. Я так устал. Но что это, он стреляет? Да, он установил пулемет на землю и прямо так, с руки, принялся обстреливать окоп. Рядом со мною был Гальс. Но я не мог взглянуть на него, он слишком быстро состарился. Казалось, ему не меньше пятидесяти.

    — Что это с ним? — спросил я.

    — Скоро поймем, — проскрипел Гальс сквозь зубы.

    Ветеран кинул гранату. Она упала рядом с нашей бывшей позицией. Что за человек этот Винер! А если бы в окопе находились наши солдаты?

    Винер все угадал. В окопе сидели русские; они сразу же открыли огонь.

    — Твари! — орал Винер. — Ублюдки! [460]

    Надо было сделать Винера генералом. Или даже фюрером. Мы верили ему больше, чем кому бы то ни было. Он палил прямо по этим мужикам. Никто не отваживался пошевелиться. В довершение всего послышался звук приближающихся танков. Мы знали, что это русские. Теперь они двинутся на нас.

    Винер явно пришел к тому же выводу. Он постепенно отступал.

    — Пора уносить ноги! — крикнул Гальс.

    Но возвращаться было так же опасно, как и идти вперед. О ком подумать, чтобы воодушевиться? О матери? А была ли у меня мать? О Пауле? Но какое значение имеет теперь моя любовь? О собственной шкуре? Но я выгляжу не лучше, чем Гальс, — почти как мертвец. Глупо воодушевляться просто так...

    Остается Винер. Наш вожак. Умереть за Винера — он этого достоин.

    Пришлось бросить на произвол судьбы нашего солдата Гальса. Ему попало в бедро. Под обстрелом русских мы были бессильны. Мы распрощались с ним. Он знал, как жить в Мемеле. Значит, знает, как умереть. Об этом можно не волноваться.

    Мы добрались до воронки, где были установлены два пулемета. Как и предполагалось, русские вели огонь только по оставленному нами участку. Теперь они рвались к нам в окоп. Винер не стрелял. Он глядел на нас, а мы глядели на него, моля, чтобы он сказал хоть что-то. На его лице была написана неизбежность гибели.

    — Уходите! — вдруг крикнул он, перекрывая грохот орудий. — Уходите как можно быстрее.

    Мы схватили оружие и приготовились выбираться, но остановились и взглянули на Винера.

    — Давай с нами! — крикнул Пфергам.

    — Заткнитесь, пастор. Убирайтесь отсюда! Но Пфергам должен был выполнить свой долг.

    — Бегите, ради всего святого, — продолжал кричать Винер. — Бросьте тревожиться обо мне. Я уже вдоволь навоевался.

    — Винер!

    — После войны для меня не останется места! [461]

    Ветеран открыл огонь. Он как бешеный расстреливал русских, приближавшихся к окопу. Пфергам снова его позвал, но грохот орудий заглушил его голос. Мы оставили позицию: ее не удержать. Почему Винер не ушел с нами?

    Через десять минут мы оказались на противотанковых позициях. В пятистах метрах восточнее из только что оставленного окопа поднимался дымок. Мы схватились за орудие, будто в нем заключено наше спасение.

    Если бы не огонь морской артиллерии, мы бы погибли. Опасность была настолько велика, что никто даже не пытался покинуть боевой пост. Те, кто ждал на пристани, теперь вернулись на позиции. Дело было не в самопожертвовании. Они прекрасно понимали: падет Мемель, и им крышка. Они из последних сил продолжали бой, отстаивая свою надежду.

    Мемель стоял, подобно последнему островку храбрости среди моря трусости. Но пароходы не возвращались. Нас что, бросили? Зря мы сражались? Значит, это конец?

    Но на следующую ночь у причала, подобно призраку, появился пароход. К нему бросились раненые. Они расталкивали друг друга, стремясь отвоевать место. Их нельзя было сдержать никаким приказом. Офицеры испытывали то же, что солдаты. Никто не сражался, потому что поступил приказ. Мы воевали, потому что другой возможности не оставалось.

    Оказалось, что пароход пришел забрать не людей, а продовольствие. Его у нас было достаточно, чтобы держаться еще три месяца, но, поскольку нам следовало немедленно эвакуироваться, запасы необходимо было уничтожить. А на юге сотни и тысячи беженцев умирали с голода. Над собравшейся у бухты толпой раздался голос капитана, говорившего через рупор. Вначале никто не понимал, о чем он. Слова исходили из иного мира, от человека, который мог наблюдать все ужасы с безопасного расстояния. Они с трудом поняли, что, как им ни тяжело, тем, кто находится южнее, не лучше. В их сознании звучало одно слово — «немедленно»... «Немедленно»... «Немедленно»... «Немедленно». В корабль погрузили продукты и нескольких раненых. Немедленно... Толпа молча наблюдала. [462]

    Наш взвод послали на северный конец города, на берег, изрезанный холмами. В блиндажах, расположенных амбразурами к морю, мы по-прежнему удерживали вершины холмов. Но и русским удалось прорваться сюда. Они посылали снайперов, контролировавших гористый берег, на котором оборонялись мы.

    Немецкие позиции представляли собой укрепленные островки. Одному Богу известно, как они держались. О дивизиях, будь то «Великая Германия» или еще какая-нибудь, вопрос не стоял. Те, кто двигался, те, кто были еще живы, должны были воевать.

    На позицию нас привел офицер. Он опасался, что русские ударят в тыл. Хотя здесь было не слаще, чем на передовой линии, она считалась менее опасной. Сюда не могли пробраться танки, которых удерживали высоты. Их-то мы из последних сил и обороняли. Для прикрытия использовали окопы, вырытые беженцами, ожидавшими эвакуации.

    Мы постоянно сталкивались с русскими. Они шли вдоль берега, стремясь выманить нас с высот. Иногда русские использовали зенитки. Но, попадая в песок, снаряды не наносили слишком большого ущерба. Враг вел с нами игру, но передышки не давал.

    Несмотря на мороз, спустился туман — сама природа помогала нам. Русские проникали на наши позиции. Иногда мы подкарауливали их и стреляли в спину. Они тоже боялись и надеялись, что танки и артиллерия покончат наконец с этим кладбищем, где им сопротивляются даже мертвые. Пробирались они с осторожностью, а добравшись поближе, начинали выкрикивать оскорбления. Иногда пели.

    Мы с Гальсом слушали, взведя курок.

    Русские кричали:

    — Слушайте, фрицы. Вы сейчас умрете. Считаем: раз, два, три...

    Затем они давали несколько залпов. Мы молчали.

    Ночью прибыли еще два судна. Невзирая на риск, солдаты бросились на набережную. Мы находились слишком далеко и все равно бы не успели. Было такое чувство, что нас покинули. С каждым пароходом, уходившим из порта, [463] ослабевала наша оборона. Ничто не остановит русских. Начнется наступление, и мы утонем, как крысы.

    Гальс приставил к виску пистолет, но я взглянул на него с такой горечью, что он остановился, снова перевернулся на живот и зарылся головой в землю.

    И на следующий день стоял туман. На фронте было тихо. Но мы ждали новых сюрпризов от противника.

    Гальс со Шлессером пробрались к воде. В волнах у берега стоял разбитый автомобиль. Я со всею осторожностью присоединился к ним. Гальс заговорил полушепотом:

    — Помоги, Сайер. Надо снять колеса и достать камеры. Три из них еще можно использовать.

    — Мы что, поплывем?

    — Да. Построим плот. Но осторожнее. Инструментов нет, придется действовать штыками. Смотри, как делаю я. Только аккуратно!

    В моей голове будто наступило просветление. Плот. Плыть придется долго, но как знать: вероятно, это наш последний шанс. Однако придется разбирать покрышки, не снимая колеса: инструмента-то у нас нет. Мы принялись за дело. В камерах должно быть полно воздуха, иначе какой в них толк. Пришел Пфергам. Начал помогать.

    — Совсем спятили, — сказал он. — Ну, достанете вы камеры. А как их накачаете?

    Что мы давно уже свихнулись, это точно. Но нужно было во что бы то ни стало спастись. На возражения Пфергама мы лишь криво улыбнулись.

    — Так что же, все колесо снимать? — спросил Гальс.

    — Все равно ничего не получится.

    — Замолчи! — проревел Гальс. — Ты молись Боженьке, вдруг поможет? А я больше верю в шины.

    Пфергам умолк. Он тоже принялся выковыривать покрышки.

    На это ушло часа два, не меньше. Правое колесо пришлось откапывать, так как машина лежала на боку.

    Из Мемеля доносились звуки зениток. Под нами тряслась земля. По-видимому, русские вышли на окраины города. Но мы уже не думали, что там происходит. Все наше внимание было поглощено плотом. Мы дважды были вынуждены бросить работу и возвращаться в окоп. Повсюду, [464] пользуясь туманом, пробирались русские. Раз семь-восемь мы вслепую открывали стрельбу по этим азиатам.

    К вечеру город стал напоминать вулкан. Сталинские вояки стреляли куда ни попадя. Но мы перестали реагировать. Все вокруг освещалось ракетами. Мы, все семеро, скрепляли ремнями и досками три шины, которые, черт их знает, поплывут или нет. Их удалось вытащить, не спустив воздух. А через несколько минут одни из нас пристрелят других: в любом случае, плот всех не выдержит.

    Наконец плот готов. Шлессер и Пфергам толкают его к воде. Мы идем за ними, будто волки, опасающиеся, что у них из-под носа уведут добычу.

    — Погодите. Дайте-ка я попробую, — сказал Пфергам.

    Мы сделали шаг вперед. Пфергам посмотрел на нас. Он знал: заплыви он далеко, и мы его пристрелим. Мы неотрывно следили за плотом, колыхавшимся на волнах.

    Пфергам пытался сохранять равновесие. Но законы физики были против него. Может, он молился своему Богу-садисту, который смотрел, как он тонет. Он не спрыгнул, пока вода не стала ему по пояс. Наша надежда погрузилась под воду.

    Медленно проходила ночь. Темноту освещали пожарища. Берег осветило сначала розовое, а потом оранжевое сияние. С совсем молодым парнишкой из «фольксштурма» стало совсем плохо. У него остановилось сердце, и он лежал среди мертвых, а мы даже и не заметили. Еще один вдруг встал и пошел по направлению к городу, как загипнотизированный. Мы смотрели, как он исчез в темноте.

    Русские могли взять нас без боя. С рассветом пожарища, полыхавшие на развалинах города, приобрели желтовато-белый оттенок. Никаких приказов не поступало.

    Ближе к полудню наш командир, Воллерс, сказал, что отправится в Мемель. Он не сказал, чтобы мы следовали за ним. Но мы все равно пошли. На полпути упали, лишившись последних сил.

    А неподалеку, на востоке продолжались бои. Неужели кто-то из немецких солдат остался жив? Все вокруг было покрыто черным облаком с красным контуром внизу. Мы оставались на месте, ничего не понимая, ни о чем не думая, ни о чем не говоря. Один час сменял другой. [465] Проходили наши жизни. В глазах застыло странное выражение. Никому и в голову не пришло открыть консервы.

    Нас снова окутала тьма; туман спустился на Мемель.

    В десяти метрах прошел еще один отряд. Может быть, нам показалось. Кто это: немцы, еще оставшиеся в живых, или русские?

    Не знаю, сколько прошло времени. Может, еще день и ночь. Трудно быть точным, когда описываешь кошмар. Или то, что не имеет значение. Мне до сих пор до конца не верится, что Мемель был в действительности, что это не плод моего воспаленного воображения. Я рассказываю, и начинаю дрожать от страха. На меня накатывают те же чувства.

    Я не говорю о человечности и не призываю к отмщению. Я вообще стараюсь молчать. Я утратил способность соображать. Я узнал, пребывая в одиночестве, что нет ничего столь неизбежного, как прощение.

    Вдруг до нас с моря донеслись какие-то звуки. Мы встали и прислушались. Казалось, это рокот мотора. Неожиданно до нас долетели голоса. Вначале ничего нельзя было расслышать. Мы бросились в воду и в шуме мотора различили слова:

    — «Виндава» здесь!

    Самого судна было не видно из-за тумана. Но голос, доносившийся с корабля «Виндава», продолжал выкрикивать:

    — «Виндава»!

    Мы из последних сил тоже закричали:

    — «Виндава»!

    И, обезумев, бросились в воду. Мы продолжали кричать, хотя вода была уже по горло. Кто-то падал, но снова поднимался. Мы хотели сбросить одежду и поплыть. Но тут в тумане показались очертания судна. Корабль прошелестел по песку и остановился.

    Мы бросились навстречу спасителям, мы плыли, уходили под воду, начинали тонуть и снова выплывали на поверхность. Вот и борт судна. Едва различимы силуэты моряков. Они кидали нам канаты и сети, задавали вопросы, но мы не в состоянии были отвечать. Мы хватались за все, что возможно. [466]

    От холода я начал терять сознание. Из кармана выпала пустая пачка сигарет. Она плыла по воде, а я пытался сосредоточить на ней взгляд, чтобы не потерять сознание.

    Боль исчезла. Я уже не ощущал, как меня втаскивают на борт и кладут на палубу рядом с товарищами. Находясь в полусознательном состоянии, я понял, что нам дают выпить горячего чаю. Я проглотил его. Чай обжигал внутренности. Я смотрел на берег Пруссии. Там по-прежнему бушевали пожары.

    Что было дальше, я не помню. Не понимаю, как мы не умерли от холода прямо на палубе. Возможно, моряки растирали нас чем-то. Помню только одно: грохот войны, идущий с материка, заглушал плеск волн, речи моряков и все остальные звуки.

    Судно прибыло в Пиллау. Мы сошли. На дрожащих ногах, окруженные беженцами, добрались до пункта первой помощи. Здесь нас осмотрели врачи. На открытых носилках лежали сотни раненых. В порту царило возбуждение. Бои еще не пришли сюда, но русские были уже близко. С северо-запада доносился рокот. [466]
    Дальше
     

    Вложения:

    Дождевой Земляк нравится это.
  18. Offline

    Cibitis Завсегдатай

    Регистрация:
    12 янв 2011
    Сообщения:
    1.756
    Спасибо SB:
    207
    Отзывы:
    2
    Страна:
    Lithuania
    Из:
    Ostpreußen, Memel
    Да... городу действительно досталось. После вхождения войск СССР в Мемеле оставалось не более 30 его жителей.
    Разумется, кладбища которые всегда были присмотрены и ухожены остались без тех кто этим занимался. Все потомки и родственники похороненых покинули свою родовую обитель. Места последнего упокоения мемеландеров пришли в запустение. Новым жителям страны не было дела до "чужих мертвецов".
    [​IMG]
    [​IMG]
    [​IMG]
    [​IMG]
    [​IMG]
    [​IMG]
    [​IMG]
    [​IMG]
    [​IMG]
     
  19. Offline

    PaulZibert Администратор Команда форума

    Регистрация:
    28 апр 2008
    Сообщения:
    20.404
    Спасибо SB:
    27.480
    Отзывы:
    789
    Страна:
    Russian Federation
    Из:
    Порѣчье
    Интересы:
    Поиск
    Cibitis, глядя на фото хочется вспоминая раздел "Забытая Русь", только тут "Забытая Пруссия"..
     
  20. Offline

    MuhoMor Завсегдатай SB

    Регистрация:
    10 сен 2011
    Сообщения:
    554
    Спасибо SB:
    2.671
    Отзывы:
    91
    Страна:
    Ireland
    Из:
    СССР
    Имя:
    ....
    Интересы:
    ....
    ....бедные бедные немцы,русские по ним стреляли из пушек и даже давили танками,во Франции такого небыло,там только однажды по ним даже осмелились стрельнуть из пулемёта.
    Мдаа не повезло им на Восточном фронте,пойду слезу утру.
    Нет ну хороша логика у немцев,,,приходит чел с толпой морозов в чужую страну,выбивает дверь кованным сапогом,убивает женщин и детей,жгёт и взрывает что строили столетиями,одним словом срёт в чужом доме, и тут вдруг получив удар по яйцам и по роже, начинает скулить,ай как мне больно,ай как холодно и тяжко,за что вы меня так.

    Бред сивой кобылы и какого-то горе мудака писателя с маленькой буквы якобы воевавшего в Мемеле.
    Бред млять от начала и до конца, ни каких бы то небыло гор ни возвышенностей в округе Меммеля небыло и нету,а то что город и всё вокруг него было превращено в подземный, хорошо оборудованный опорный пункт что-то у горе писателя такого я непрочитал,контузило видать его, или запамятовал, или мозг отморозил сидя не в хорошо отаплиеваемом и сухом бункере,а в холодном и заминированом окопе,где он якобы и держал оборону.
     

Поделиться этой страницей