Память как бессмертие Е.Я. Король «Мои воспоминания о войне» Всё вокруг сияло и светилось. Но прошла весна,- Солнце скрылось, Небо помутилось... Началась ВОЙНА. (Слова из песни) ЕЩЁ ДО ВОЙНЫ... В моих детских воспоминаниях довоенная жизнь - это солнце (всегда), даже если дожди, то с грозой, весёлые, после которых, подняв платье повыше, бегали по лужам с пузырями, прыгали под струями воды, выкрикивая: «Дождик, дождик, лей, лей, разгоняй моих гусей!», - или, - «Дождик, дождик, пуще - будет травка гуще!».. Это искрящаяся речка, которая была тут же, рядом, мелкая, родная, с пиявками, головастиками, где папа расчистил ключик и построил крыничку для всех, вода в которой была ледяной и сладкой, и называлась речка Глинкой.. Подрастала - «переселялась» на более серьёзную речку - Лютайку, где уже мама учила меня плавать на надутой наволочке. Сюда она часто водила нас с подружками под вечер: перейдёшь Глинку, пройдёшь лужок, школьную рощу, снова луг - и она: с вирами глубже и длиннее. В ней уже были раки, рыба, стрекозы... Луг усыпан ромашками, колокольчиками, трава по пояс! Мы, сплетая её макушки, делали в ней шалашики и лежали в них, наблюдая букашек, отдыхая от зноя. Была ещё и третья река: Вихра! Туда я ходила с папой, уже умея плавать. Там был остров, и мечта была довоенная доплыть до него, как до новой земли, открыть его для себя. Доплыла один раз, больше не успела... В Вихру впадала ещё речка Железняк, вся в камышах. Её переходили вброд. Только теперь понимаю всю прелесть расположения моей любимой Монастырщины: такое обилие воды, лугов, небольших лесочков, которые переходили в настоящий Кузнецовский лес, соединявшийся с Брянским. Эти леса укрывали партизан и наводили ужас на фашистов! Туда, уже после освобождения от оккупации, ничего не боясь, босоногое племя девчонок ходило за грибами, брусникой и «дурочками» (голубикой)... почти за десять километров в один конец... В местечке Монастырщина было три школы: Начальная Образцовая, где работала мама, Лидия Алексеевна Король, учительница, отдававшая всю душу и силы, и время своим ученикам, обожаемая ими, сохранившими добрую память о ней до сих пор, в уже престарелом возрасте. Вторая, семилетняя, национальная школа, бывшая еврейская, и главная средняя школа. Она стояла на холме, как лебедь белая, каменная, с мезонином, где обычно располагался 10-й класс, и где нам хотелось поучиться. Возле школы была старинная роща, обилие сирени и жасмина, фруктовый сад, пчельник, столярная мастерская, конюшня с лошадьми, своя земля под посевы, где учащиеся приобретали навыки грамотного ведения сельскохозяйственных работ и пчеловодства, был тир и полный спортивный городок, что нас особенно влекло. Там, вокруг, был какой-то кварцевый песок, и никогда не было грязи. К зданию примыкал высокий широкий балкон, на котором выступали школьные артисты. В этой школе мой папа преподавал русский язык и литературу и был завучем, а также руководил школьным хором, учил многоголосному пению. Яков Казимирович Король был человеком энциклопедических знаний и мог в любое время вместо заболевшего учителя провести урок истории, географии, биологии, рисования, иностранного языка на высоком педагогическом уровне. ЕЩЁ до войны мне были дороги походы с папой за руку в воскресный день в книжный магазин «за новинками». Тогда ведь впервые печатались «Тимур и его команда» Гайдара, «Дикая собака Динго» Фраермана, «Волшебник изумрудного города» Волкова... Помню их переплёты, картинку на обложке и запах краски. Это был мой любимый запах! Папа покупал свои книги, шли счастливые, что сейчас будем читать! Иногда он читал мне вслух «Мцыри» Лермонтова и отрывки из «Витязя в тигровой шкуре» Шота Руставели. Издание было богато иллюстрировано, в тяжёлом переплёте, и мне запомнились слова: «Кто не ищет дружбы с ближним, тот себе заклятый враг!», «Только тот узнает радость, кто печаль перенесёт!» С ранних детских лет люблю поэзию А. С. Пушкина! Всегда хотелось плакать от первых самостоятельно выученных стихотворений «Что ты ржёшь, мой конь ретивый?», «Песни о вещем Олеге», «К няне», «Бури мглою»... Последнюю мы с мамой часто пели под её гитару... Помню юбилейное издание 1937года - толстенный том Пушкина с множеством литографий, портретов, стихов и прозы! (папа всегда учил вначале мыть руки и отмывать чернила с пальцев.) Листала, читала, сравнивала... Тогда впервые увидела портрет красавицы Натальи Гончаровой и узнала трагическую историю дуэли с Дантесом. И тогда же возненавидела его на всю жизнь! Часто, оставаясь одна дома, занималась «самообразованием»: бренчала на папиной фисгармонии и сама научилась брать аккорды, искать гармонию, подбирать мелодии. С папой по вечерам разбирали по нотам новые песни «Широка страна моя родная», «Орлёнок» и старые, революционные и о Гражданской войне: «По долинам и по взгорьям», «Каховку», «Песню о Щорсе». Было счастье тихих вечеров, рядом звучал чистый, высокий голос мамы. Она прекрасно пела: в гимназические годы запевала в церковном хоре, и старший брат собирался продолжить её образование в консерватории, но она выбрала трудный учительский путь. Были и праздничные хлопотливые пробуждения с новой песней «Утро красит нежным светом стены Древнего Кремля» - и ботинки блестят, носочки белые, юбка синяя в складку, вышитая кофточка, красный галстук, - спешим на демонстрацию, а после на школьном балконе концерт! Зрители внизу, на траве и скамейках, все свои. Всё просто и прекрасно! А как любили кино! И дети, и взрослые смотрели с удовольствием первый звуковой фильм «Путёвка в жизнь» и героические о Чапаеве, Котовском, «Пётр Первый», «Мы из Кронштадта», «Мать» и трилогию о жизни А. М.Горького, «Большой вальс» и сказки о Василисе Премудрой, Емеле и Щуке, о Докторе Айболите! А фильмы по произведениям Аркадия Гайдара?! «Школа», «Р. В. С.», «Тимур и его команда»! В здании кинотеатра на втором этаже была БИБЛИОТЕКА. Там тоже запах книг, но другой, не новый, а, наоборот, тревожащий воображение... Я его тоже вдыхала с нетерпением. Хотелось всё это осилить, вместить в себя скорее. А многие книги не выдавали, мол, ещё рано. Брать книги в библиотеке стала с пяти лет, записал туда меня папа. С той поры КНИГА стала неотъемлемой частью моей жизни. Вначале до третьего класса я училась в семилетке. У нас был очень дружный класс, ведь в школу мы пришли своей группой из детского сада. Нас привели под транспарантом, где на красной материи блестящими буквами было написано: «Нам 8 лет, мы идём в школу». Мы попали к прекрасной учительнице Марии Львовне Плющевой. Она возилась с нами, не жалея ни сил, ни времени. Занималась с отстающими у себя дома, так как в школе не было свободных помещений, создала в классе шумовой оркестр, шила для выступлений костюмы, изобретая их почти из ничего! Наш класс состоял почти из отличников и ударников, и в 1940 году Марию Львовну наградили орденом Знак Почёта! Она была первой учительницей-орденоноской в районе, его вручал сам М. И. Калинин. Дали ей путёвку к Чёрному морю, всем девочкам класса привезла красивейшие бусы из крупных раскрашенных ракушек. А из разноцветных стружечных лент (продавались такие, из них цветы делали), смастерила пёстрые юбочки, настрочив стружки на поясок, и мы плясали на сцене, как на Бразильском карнавале! А на Первомайской демонстрации мы шли колонной в белых майках и белых юбочках, сшитых из многослойной белой бумаги, похожей на марлю, (продавалась в аптеке) и выполняли упражнения с флажками. Было красиво и весело. После второго класса Мария Львовна уехала в Подмосковье, но память о ней и любовь жива и сейчас. Внимательно рассматриваю школьную фотографию всех отличников семилетней школы - первые два ряда наши! Виталик Михеенков, Витя Левдиков, Женя Козин, Зяма Белкин, Тоня Сиглаёва, Дина Евдокименкова, Валя Андронова, Хана Гинзбург, Броня Пронина, Фаня Колодницкая, Зина Белкина, Неся Соркина - мои подружки ещё по детсаду, весёлые, нежные, воспитанные, аккуратные девочки! Многих из них я не встретила, вернувшись из эвакуации, и уже никогда не увижу: в Монастырщине в январе 1942 года фашистские изверги зверски замучили и расстреляли 1000 человек еврейского населения... Но в моей памяти они живы и сейчас. В третьем ряду, справа третья - наша Мария Львовна. Вот и коснулась я самого страшного слова ВОЙНА и рядом ФАШИЗМ и СМЕРТЬ!.. Всё тянула, очень трудно переступить и выйти на прямую, вспоминать горести, тяготы, утраты... Ведь все ещё живы, всё цело, есть ДОМ, тёплый, родной, хотя за 7 лет так и не завершил задуманного папа - всё дела поважнее: школа, общественная жизнь, хоровое пение и драматическая студия при Доме Культуры. Он прекрасно владел скрипкой, гитарой, мандолиной, играл на фортепьяно и в равной степени, происходя из белорусской крестьянской семьи, мог построить дом, сложить печь, сделать оконные рамы и нарезать стёкла. Я очень люблю вглядываться в старые фотографии, бытовые. Брат Виктор много снимал своей «скрытой» фотокамерой. Вижу наш двор с любимыми жильцами: коровой Тарюхой, гусем Иваном Ивановичем, собачкой Шариком, кошкой Дымкой и старой курицей Панчёхой. Они как-то особенно держались с отцом, стараясь быть к нему поближе, пообщаться. Он их о чём-то спрашивает - они «отвечают». А гусь Иван Иванович, заслышав его покашливание издалека, ещё на школьной горке, за речкой, начинал громко хлопать крыльями и требовать выпустить его встречать хозяина. Встретятся - оба довольны, идут, беседуют... С любым человеком: учеником, его родителями, учителем или простым крестьянином отец находил общий интерес, и многие оставили о том свои воспоминания, спустя десятилетия. За этот труд, добросердечность, желание помочь человеку, попавшему в беду, его уважали в районе, и казалось, нет у него врагов. Но нашлись недоброжелатели, «подыгравшие времени», и 30 августа 1938 года папу арестовали... Начальник почты задержал письмо в Польшу, а конверт техничке школы к её родственникам подписан Королём, он сам во время империалистической воевал на Польском фронте и был белым офицером - значит, Польский шпион! Так что в первый класс я пошла с мамой... Полгода шло следствие, потянулись унылые дни ожидания и тревоги. На суд защищать отца приехал московский адвокат и произнёс такую пламенную речь, что от обвинения не осталось и следа, и папу освободили прямо в зале суда. В помещении находились крестьяне из сёл, где работал отец и строил школы (Кобылкино, Гоголевка), раздавались голоса: «Кого судите? Позор!» - так победила Правда. Адвокат рассказал о том, как полк, в котором служил отец, полностью перешёл на сторону Красной Армии, как геройски воевал на фронте Король Яков Казимирович: получил звание красного командира, награждён именными часами и личным холодным оружием (шашкой) - для того времени очень почётная награда; как, вернувшись с войны, включился в строительство новой жизни в деревне, принимая её делами: строил новую школу, по решению сельского схода перестраивал под классы старое здание пустующей церкви, возводил мастерскую, квартиры для учителей, открыл третью смену в школе для обучения грамоте родителей учащихся. Материально и книгами помог открыть в селе избу-читальню, где стали ставить пьесы, отмечать Новые Праздники. В 1930 году семья первой вступила в колхоз, сдав в общее хозяйство молотилку, веялку и коня. А на земле своего хутора Король Яков Казимирович организовал труд льноводческой бригады, в которой состояли и члены семьи. С приходом осени - учительствовали. ... Отцу дали путёвку на юг, восстановили на работе в той же должности. Всё пошло, как всегда. Хотя осталась тревога, даже подумывали уехать, но любовь к родному краю пересилила обиду, и о том больше не говорили. Ах, если бы знать!.. Вспоминая довоенную жизнь своей семьи, с удивлением отмечаю, что в ней все учились и сдавали экзамены! Мама в Соболеве при педтехникуме сдавала экстерном за училище, т. к. документы об окончании гимназии затерялись, Филипп (муж сестры) оканчивал Новозыбковский Учительский Институт, брат в Москве, в институте Связи, и папе тоже учёба необходима, хотя за плечами Полоцкая Учительская Семинария, где учили всему и всерьёз. Для него это образ жизни. МОЯ ВОЙНА Тот самый длинный день в году С его безоблачной погодой Нам выдал общую беду на всех. На все четыре года. Она такой вдавила след И стольких наземь положила, Что через двадцать, тридцать лет Живым не верилось, что живы! (К. Симонов). 22 ИЮНЯ 1941 ГОДА. ВОСКРЕСЕНЬЕ. Ничего не предвещало ужаса войны, обычные дела: папа в Смоленске в Пединституте сдаёт последний госэкзамен на литфаке (учился заочно), вот приедет - будем поздравлять! Сестра Тамара с шестилетним сыном Виталием живёт у бабушки. Она преподаёт русский язык и литературу в пятых классах, а её муж Филипп Григорьевич Захаренков призван на два года в Армию и служит в Латвии, только присоединившейся к СССР. Уже осталось меньше года разлуки. Получил звание лейтенанта (до этого был зав. РОНО в Монастырщине), а я помогаю маме: она со школьным конюхом распахивает картошку, я босиком хожу по борозде и освобождаю кустики от земли. А думаю одно: через три дня еду в АРТЕК! …Еду в Артек! Дали две путёвки-младшего и старшего возраста. Едет ещё одна семиклассница. Уже уложены в чемоданчик синяя сатиновая форма - блуза и юбка в складку, белая кофточка, новый пионерский галстук с зажимом, на котором алеет костёр. Красота! Ещё пачка конвертов с надписанным рукой сестры домашним адресом. До этого никуда одну не отпускали, а тут?! Общий сбор в Смоленске 25 июня. Путёвки ведь давали не за деньги, а решала комиссия: за отличную учёбу и активную работу пионеров. Я училась легко, была отличницей и «в пионерах» всюду успевала: клеили альбомы о героических советских людях - лётчиках, папанинцах, пограничнике Карацупе, рисовали на картах маршрут полёта женского экипажа самолёта «Родина», были в курсе всех событий в стране, очень любили свою газету «Пионерскую правду» и, конечно, боролись с лентяями. И дали мне путёвку... Радости - до неба!! Очень жарко, бегу в дом пить. 12 часов дня, слышу речь Молотова по радио: «...без объявленья нам войны, нарушив договор о ненападении» - всё оборвалось, похолодело... С криком «Мама! Война началась!» убегаю к сестре, ведь Филипп на самой границе и уже воюет! «Война, война началась!» многие не верят. Радио тогда было не у всех. Сестра меня пыталась унять, хотя сама в отчаянии. Вырываюсь и бегу к центру, где люди, магазины, базар... Всё меняется на глазах. Очереди за солью, спичками, хлебом... Страшный шум, народ в отчаянии. Папа прервал сдачу экзамена и вернулся. Привёз мне коричневые ботинки, последний подарок в жизни... Я их носила полвойны. Купил в сельском магазине, где чинили наш старенький автобус: он всегда ломался по пути к нам или к Смоленску. Взрослые хоть за меня спокойны, что не успели отправить «в белый свет». А я реву и прощаюсь со своей мечтой. Оказалось, что мы живём не так уж далеко от границы... или граница приближалась. Небо горит, вспыхивает от залпов... До поздней ночи стоим с соседями на улице и слушаем канонаду. Днём появляется несколько машин с беженцами. Их размещают в здании начальной школы, ходим к ним слушать об ужасах войны. Взрослые понимают, что беда идёт к нам! Местечко наполовину еврейское, им особенно жутко. Начинают уезжать, уходить мои подруги. Много людей не могло ни ехать, ни идти... обречённость какая! Не на чем эвакуироваться! Было много смешанных браков: люди жили десятилетиями рядом, никакой вражды, а тут?! У мамы двоюродная сестра Шура была замужем за Наумом Белицким. Любящий Нотик не расставался с нею даже на войне, воевали рядом, остались живы, вырастили красивых сына и дочь, жили в Смоленске. Её брат Владимир был женат на Лизе Ланиной, тоже хорошая семья, двое сыновей родились перед войной. Когда его призвали на фронт, отправил жену с детьми в Монастырщину к своей матери, думая, что туда немцы не придут... Но уже осенью фашисты создали гетто на базарной площади посёлка и в несколько домов согнали всё еврейское население. Горькая доля выпала и на Лизу с детьми... Бабушка вымаливала и выкупала внуков у полицаев, их отпускали, но по чьей-то злой воле дети вновь оказывались в гетто. Наконец, один из охранников (сосед) помог выкрасть мальчиков, а Лизу расстреляли, как и ещё 1000 ни в чём не повинных людей... Это мои троюродные братья, Эдик и Гена Тарасовы. Геннадий сейчас живёт в Вязьме. А ещё в одной полурусской семье произошла трагедия: жена Наташа прятала своего мужа Исаака Розенберга в доме под печкой в течение всей оккупации, более двух лет! Всем говорила, что он уехал, а двоих детей чаще всего отправляла к матери в деревню. Исаак был известный в местечке музыкант, он замечательно играл на скрипке и часто по вечерам мы с подружками бегали под окна ресторана слушать эти волнующие звуки, от которых хотелось плакать, непонятно почему... На ночь Наташа помогала ему выбираться оттуда, у него с рождения болели ноги. И вот уже всё вокруг загрохотало, освобождение близко, и она вместе с соседями повела детей в Дубраву, за реку, как наиболее безопасное место. Там было пол посёлка в беженцах. Оставив детей на знакомых, пустилась бежать, что есть мочи, назад, сказав, что забыла детские тёплые вещи... Прибежала, а от дома груда углей и дым... каратели прошли раньше, наверно, им кто-то указал на этот дом... Но всё это было потом, а пока... 3 июля с замиранием сердца прослушали речь И. В. Сталина. Он вселял уверенность, что враг будет разбит, Победа будет за нами. Сталин призывал людей сплотиться, помогать фронту, верить в победу и ничего не оставлять врагу, чтобы русская земля горела у него под ногами, и быть бдительными! Взрослые копали противотанковые рвы, возводили надолбы на шоссе. Уже начались бомбёжки, погибла женщина, немцы с воздуха обстреливали стада... По дорогам шли беженцы из Белоруссии, гнали скот в тыл... Мы, дети, всюду видели «шпионов», пытались их задерживать. Однажды мы заметили, как незнакомец вошёл, нам показалось «прокрался!» в соседний сарай и стали его стеречь. Нас было человек пять. Сердца стучали от волнения, это уже была не игра. Едва он вышел, мы окружили его: «Стой! Ваши документы!» Незнакомец улыбнулся, но вполне серьёзно протянул удостоверение работника военкомата и похвалил нас за бдительность, а папа сказал, что это не детское занятие, но наблюдать мы можем. Такая была неразбериха: сдавали радиоприёмники, ружья охотничьи... Зачем? Мы с Витаськой, моим племянником, решили тоже «ничего врагу не оставлять» и уничтожить свои велосипеды. Он принёс колун и обухом отделил переднее колесо и руль в своём трёхколёсном велосипедике. «Теперь твоя очередь!» Но мне стало жалко, двухколёсный велосипед мне подарил брат в 1939 году. «Я не могу, ведь он стальной!» - «Значит, оставишь врагу?!» - гневно спросил мой шестилетний племянник и порубил на нём шины... И смешно, и не очень. Первая бомбёжка была 7 июля, потом ещё и ещё. Решено уезжать. В школе было два коня, одного директор отдал папе, и он тут же сообщил директору Национальной школы Хиничу, чтобы брал жену и сына и ехал с нами. Было ещё две семьи, всего десять человек. Вещей почти не брали, тем более зимних - зачем? Ведь скоро вернёмся! Наши прогонят немцев! Выехали 10 июля, а 19 июля в Монастырщину после недолгого боя вошли фашисты, и чёрная тень покрыла родные места почти на два с половиной года... Вначале решили доехать до леса и «переждать»... что? сколько? Ехали маленькие дети, я тоже иногда, в основном шли и шли... Папа не давал мне никаких послаблений: «Не ной, едут младшие. Если трудно идти, можешь петь». Нас обгоняли пешие и конные, и мы поняли, что не скоро увидим Дом... Вокруг одни и те же мытарства, возле Починка (там был военный аэродром) попали под бомбёжку, едва удержали коня и повозку! Наблюдали воздушные бои и начинали болеть за своего «ястребка», а он часто свечой вниз... Плакали от бессилия, но как ликовали, когда падал и выл немецкий «Мессер»! По Рославльскому шоссе сплошным потоком в сторону Смоленска шли машины и подводы с ранеными, у многих без бинтов текла кровь, они держали раненую руку кверху. Разводить костры в поле, чтобы что-то сготовить, было запрещено, спасало молоко: гнали и гнали колхозные стада. Доярки просили подоить коров для себя и для военных, иногда подоить просто на землю: молоко распирало коров до боли. Многие бойцы сами доили их в котелки. Позднее в пути мы встречали эвакопункты, где выдавали хлеб: на каждого едока по буханке! Добрая родина и тут не лишала людей заботы и надежды. В пути военные, сочувствуя нашему «перегрузу», дали нам ещё одну лошадку. Она хромала, но по дороге попалась кузня, Машку перековали. Она такими благодарными глазами на папу смотрела! Наш Лыска был с нею неразлучен и в упряжке шагали дружно. Бои шли за Ельню, за город. Наш путь лежал рядом, по тому же району. Остановились в глухой лесной деревушке Зубово, дворов 15, наверно. Нашлась для нас пустующая хатка. Спали на полу, настелив сена. Наши взрослые включились в колхозную страду, а мы, дети, днями собирали в лесу грибы и ягоды - основная пища. Всем работавшим выписали аванс в счёт трудодней натурой: картошкой, мукой, стали на ферме выдавать молоко. К нам хорошо относились, да и рабочие руки были нужны. По соседству находилось село Оселье, в котором прежде учился поэт Михаил Исаковский. Познакомились с его учительницей, папа был доволен: ведь он учился с ним заочно в пединституте. С той поры люблю его стихи и песни. Наши женщины подружились с местными девушками и по вечерам обучали их пению. Над лесом звучали «И кто его знает»... «Катюша», «Шёл со службы пограничник», «Провожанье»... Это было так красиво и грустно до слёз, но песня облегчала душу, а девчата с удивлением узнали, что эти песни сочинил их сосед! Но тихая жизнь тревожила моего отца, и он вдруг решил, что нам надо учиться и нельзя терять год. Поэтому путь наш лежит дальше в Медынский район, в село Передел, к дяде Петрусю, папиному брату... Уже конец августа, скоро в школу. Приехали впятером. Хиничи по дороге пересели на поезд, другие семьи тоже уехали дальше. Село большое, в прошлом фабричное, это бывшая усадьба фабриканта Баташова. Река разделяет его на две части: огромное поселение за рекой и там органы власти, магазины, пекарня, мельница и др. А здесь находится прекрасная средняя школа: тоже белоснежная, два двухэтажных учебных здания со светлыми просторными классами, кабинетами и большое каменное здание начальных классов. Здесь также почта, трёхкорпусная больница и красивейшая церковь с часовней (не работающая). У въезда в усадьбу две круглые башни: здесь прежде находилась спичечная фабрика. Всё в идеальном порядке на школьной территории, словно готово к смотру! Несмотря на то, что ещё летние каникулы, многие старшеклассники охотно трудятся в столярной мастерской под руководством Петра Казимировича Короля. Он и директор школы, и столяр, и пасечник, а главное, человек, влюблённый в труд, как и в труд учителя. В 1940 году его приняли в Коммунистическую партию и теперь постоянно вызывали в райком, в Медынь... У дяди Петруся и тёти Кати было четыре дочери: Дина, Ася, Аля и Галя, от 13 до 2 лет, семья трудолюбивая, и нас сразу приобщили к сбору грибов впрок. Ранним утром вручались корзинки, и, пройдя по тропинке метров 200, мы попадали в лес, так близко! Он был хвойный, в нём стоял вкусный, настоянный воздух, и бегали мы туда охотно по 2-3 раза в день: для засолки надо было заполнить огромную двадцативедерную бочку, семья-то большая... А грибов в то военное лето была тьма, целая россыпь белых грибов... и росли они не только в лесу, но и в канавах вдоль дорог. Возвратившись из леса, мы завтракали. Это был молочный суп с картофелем и лисичками... то же и на обед, а «ужин не нужен». Как это было вкусно! Всем нашим учителям нашлись учебные часы в школе, и 1 сентября было, как всегда, очень торжественным! К тому же под Ельней в кровопролитном сражении враг понёс огромные потери, город был освобождён, взрослые обсуждали военное положение, с уважением произносили фамилию командующего ЖУКОВ, а мы прыгали и верили, что скоро война закончится! Но проучились всего один месяц, фашисты удесятерёнными силами рвались к Москве, а Медынь рядом с Минским шоссе стоит, и вновь всё вокруг закипело... Надо всё бросать и ехать дальше. С нами на второй телеге Тётя Катя и четыре дочери. У них больше вещей, и папа отдал им сильного коня. Пётр Казимирович остаётся: ему райком поручил организовать подпольную связь с партизанами, выбрать для этого лучших комсомольцев-старшеклассников, заложить в секретные места продовольствие для отряда... Он остаётся здесь, но я не знаю, насовсем ли, или потом будет догонять семью в пути. Екатерина Демьяновна всю дорогу плачет и не может управлять конём. Дорога трудная, грязная, перегруз телеги... Проехали вёрст сорок и обнаружили, что у Лыски до кости стёрта под хомутом холка, от боли он неуправляем. Решено вернуться и подлечить коня дня три. Кое-как добрались обратно. Папа всю ночь уговаривал брата лично вывозить семью, а потом вернуться сюда, когда мы нагоним их, а если... то он выполнит задание брата, его «не тронут», он беспартийный. Наметили маршрут, и утром они уехали. А мы остались... Сразу стало тихо-тихо и страшно, словно мы отстали в пути и не знаем дороги. «Трёх дней» нам немцы не дали: они начали применять новую тактику по захвату территории - десантирование, сразу перекрывая большие территории с мостами, дорогами и даже лесными тропами. У них были подробные карты местности. Вот такой огромный десант немцы сбросили в Юхнове, недалеко от Медыни, и на второй день в Передел въехала открытая машина и несколько мотоциклистов устанавливать свой «орднунг». Собрали народ возле школы. Запретили всякое передвижение без их разрешения, что-то орали о наказаниях за неповиновение, даже в лес ходить запретили. Взломали замок и начали хозяйничать в школе, отыскали патефон и пластинки, стали их заводить и кривляться, плясать, приглашая народ, но люди стояли молча. Немцам угодливо прислуживал завхоз больницы: крутил ручку патефона, выбирал пластинки. Ставил плясовую - переваливался, как медведь, задирая руки кверху, охал, а если попадалась пластинка о Родине, о Ленине или Сталине - разбивал о колесо. Было гадко смотреть. Немцы отыскали пасеку и ринулись ломать ульи, но пчёлы им дали достойный отпор, многие из них окривели! Фашисты были пьяные, а пчёлы этот запах не переносят! Назначили старосту, им стал этот продажный нелюдь, и уехали. Ещё не раз я помяну его недобрым словом! Ещё до появления немцев папа и несколько других мужчин предотвратили мародёрство и панику во время безвластия, не дали разграбить магазины, пекарню и сырзавод. Они выстраивали людей в очередь и каждому в руки выдавали по две головки сыра, буханку хлеба, платок головной или кусок ткани вместо него, обувь, если у кого на ногах не было. Я, помню, удивлялась, что народ не дрался, ничего не ломал, а все слушались спокойных мужчин, и уже сами следили за порядком. Потом немцы долго не появлялись, а через наше село пробирались целые отряды окруженцев из-под Ельни. Уже в третьей битве за город верх одержали фашисты. Красноармейцам указывали более безопасную дорогу в лес на поиски партизан, варили картошку в мундире и оставляли большой чугун в тёплой бане. Баня была в стороне от дороги, на берегу небольшой речушки, впадавшей в р. Лужа. Было много раненых, тяжёлых разместили в одном из корпусов больницы, написав на нём «Тиф». Самоотверженно выхаживала их фельдшер и медсестра. Однажды под вечер к нам пришёл генерал с небольшим отрядом бойцов. Он был простужен, болели стёртые ноги. Адъютантом у него оказался наш монастырщинский папин ученик. Генерал сходил в баню, мама лечила ему ноги какой-то народной ею приготовленной мазью, рвала полотно на портянки впрок. Папа сходил и нашел проводника, знакомого мельника, так как им предстояло идти через гать возле мельницы, километрах в 12 от нас. Говорили, что там шёл бой, и что с генералом стало, я не знаю... Он шёл открыто, своих звёзд не прятал, одежду не заменял! Когда мы покидали Монастырщину, нигде не нашли свою бабушку. Она ушла куда-то, и это было мучительно, ведь ей 90 лет. Кто о ней позаботится? На западе грохот орудий смолк, мы оказались в немецком плену... Сестра Тамара решает идти в местечко проведать бабушку, найти женщину, чтобы ей помогала, обернуться за три недели. Папа отговаривал её - бесполезно! Оставила на нас своего единственного сыночка и ушла в утренний туман, словно растворилась в нём. Мы остались на дороге, стало страшно и одиноко. Была у неё попутчица, медсестра шла в соседний, Хиславичский район, решила вернуться домой. Шли по старому пути: у Тамары были записаны деревни, которые мы проезжали. Их уже почти не осталось - головешки, трубы, землянки... Сестра с ужасом вспоминала эти картины: в лесах полно оружия, пушек, тяжёлый воздух и мёртвая тишина, даже птица не пролетит. Почти без еды и без сна брели они целую неделю, около 200 километров... на ночь добрые люди впускали в землянку посидеть на пороге несколько часов. Пришла к бабушке совсем ослабленная и свалилась в тифу. Явилась жандармерия, потянули на допрос: зачем пришла? Откуда? С каким заданием? В гестапо поставили на учёт без права передвижения, каждую неделю приходить отмечаться - всё, обратной дороги нет! Как нет и работы. За литр молока доила коров, копала огороды, стирала за еду для двоих. Долгих два года мы жили в страшной неизвестности о её судьбе, а она о нашей... Освободили Монастырщину 25 сентября 1943 года. А в Переделе учителя просили папу открыть школу, но он сказал: «Нет, по немецкой программе детей учить не буду и вам не советую: придут НАШИ - как будете объясняться? Могут вообще всех лишить права Преподавания». Как мог, он охранял школьное имущество: с помощью старшеклассников заколотил окна первого этажа крест накрест, перенёс в дом пианино, коробку с ёлочными игрушками и пионерские галстуки, но сам ни разу не взял ни одной ноты и мне не разрешил даже крышку открывать. А вот ещё один случай: накануне Нового Года сосед принёс для нас пушистую ёлочку, мама поставила её в большой комнате, и мы с Витаськой стали её наряжать украшениями, оставшимися от семейства дяди Петруся, а папа в это время отбывал повинность по расчистке дороги от снежных заносов. Едва он переступил порог, мы с радостью позвали его посмотреть наше красивое дерево, но он так прикрикнул на нас и маму, что ёлка вмиг оказалась в сугробе за домом. «Какие могут быть здесь сейчас праздники?», - только и сказал... Но мы дети, нам хочется радости, и раз нельзя в доме, то можно на улице?! Вдвоём соорудили снежную крепость, на полосе цветной бумаги, сохранившейся от этикеток спичечной фабрики, написали «С Новым 1942 Годом!» перетащили в свой снежный дом всё ту же ёлочку, уселись на санки - довольны! Идут прохожие - нас хвалят, говорят спасибо. Но вдруг раздаётся грозный окрик отца: «Кого это вы здесь принялись поздравлять? Фашистов? Марш в дом и ёлку с собой унесите!» Чтобы чем-то занять нас и себя отвлечь от тяжёлых дум, организовал в доме обучение для меня и моих сверстниц, всего трёх девочек. Мы с ним недели три изучали естествознание, географию, историю, а с мамой арифметику и русский язык. Даже гулять не выходили. А ещё мне мама дала общую тетрадь и велела всё-всё писать с самого начала войны. Я старательно всё вспомнила, но тетрадь, конечно, сгорела, только в памяти это всё навечно словно гвоздями приколочено. Папа взял на себя обязательство брата помогать партизанам, связь была односторонней, только с их стороны кто-то появлялся. В отряд было передано 20 пар школьных лыж, партизаны получали сводки совинформбюро, которые в соседнем селе записывали на чердаке со старенького приёмника Фёдор и Борис, два старшеклассника, их ещё Пётр Казимирович выбрал как самых серьёзных и ответственных. Они хорошо замаскировали антенну под стрехой, и фашисты о том так и не узнали! Оба юноши уцелели в оккупации, но вскоре Федя подорвался на мине и умер от потери крови: на дороге увидел красивую металлическую коробочку и решил поднять, подарить сестрёнке. А это была мина... Случилось ещё и такое: в третьей квартире нашего дома жила Татьяна Ивановна Валуева, муж погиб на войне с белофиннами. Она преподавала русский язык и литературу в старших классах, и папа называл её коллегой. Я часто посещала её комнату, и мы вместе рассматривали репродукции картин известных художников, которые она собирала и много знала о них. Очевидно, дядя Петрусь доверил ей связь с ребятами-радистами, и это было правильно: их появления в квартире не вызывали подозрений, просто дружба и общие интересы. А именно она относила сводки военных действий для партизан, передавая ещё одному связному в другой деревне, где жили её дальние родственники. Об этом папа догадывался. Всё это раскрылось потом... Но вот в село прибыла на отдых немецкая часть.
Е.Я. Король «Мои воспоминания о войне» (продолжение) Солдат разместили в школьном здании, а офицеров по квартирам. Двух офицеров вселили к Тане Валуевой, и вдруг к одному из них, к Августу, у неё вспыхнула огромная любовь. Она была взаимной, потому что была открытой, счастливые лица, глаза... Он был офицером связи на спецмашине, может, ей что-то и рассказывал о положении на фронте, полезное партизанам. Но прошло Рождество, и немцы быстро организовали отъезд. Татьяна в отчаянии удерживала руки офицера и умоляла взять её с собой. Она словно очнулась и увидела все последствия в реальном свете. Зная отдельные русские слова, Август гладил её руки и твердил: «Таня, нельзя, война!». Толпа народа стояла молча, но едва отъехали немецкие машины, в Татьяну полетели, как камни, самые грубые ругательства! Согнувшись, словно постарев, плелась она, обессилев, домой. Ночью, бросив всё, ушла в деревню. Выпал обильный снег, ударили морозы, и всё чаще появлялись обозлённые, обмороженные немцы. Они вваливались в дома и требовали еды, забирали валенки, часто снимая их с ног хозяев, искали овчинные тулупы. Жить при немцах было скудно: только на взрослых выдавали по 200 граммов на день сорного ячменя, да и то всего дважды. Его обдирали на ручных мельницах, варили похлёбку. Всю живность в домах они извели, у нас забрали коня, а когда папа пытался удержать корову, которая осталась от дядиного семейства, фашист своим кованым сапогом ударил его в лицо и выбил зубы! Вскоре в село пришли каратели и стали творить расправу. Староста, бывший завхоз больницы, выдал немцам раненых, которых содержали всем миром, собирая по домам для них прокорм и гражданскую одежду подлеченным бойцам, направляя их в отряд. Их вышвыривали на снег, избили всех работников больницы, запретив им работать, а корпус сожгли! Тогда раненых разместили в часовне на кладбище рядом с не работавшей церковью. Теперь они лежали на соломе, укрытые тем, что ещё нашлось в больнице и что дали жители. Фельдшер Анастасия Нестеровна Мельникова и медсестра Нина Александровна их лечили хлороформом. (После войны эти отважные женщины были награждены орденом Красной Звезды). Мы, дети, подбегали к закованным окнам и бросали им в щели от выбитых стёкол варёную картошку и бураки, сухари, а иногда и бутылки с тёплой водой просовывали. Взрослые приходили в темноте со своею помощью. Раненых оставалось человек 15, около 10 бойцов через семь дней ушли в лес, не знаю, кто помог, а человека четыре скончались на холодной соломе... В 1986 году в Переделе состоялась встреча спасённых раненых с медсестрой Ниной Александровной Якимович: их разыскали члены поисковой группы Передельской средней школы. Об этом были помещены материалы в газете «Правда» и в журнале «Крестьянка». Про эти ужасы и героизм простых людей снят короткометражный фильм. Однажды в конце ноября нам блеснул луч надежды, что страна помнит о нас и знает о страданиях народа: ночью в наш дом вошли трое бойцов - ЧОНовцев, в белых маскировочных костюмах, сильные, красивые люди! От них мы узнали о Параде на Красной площади 7 ноября, они дали нам газету с речью И. В. Сталина, рассказали, что немцев стали бить, скоро мы услышим о новых победах, что очень трудно в Ленинграде и что скоро нас освободят. Они передвигались на лыжах и исчезли так же внезапно, как и появились, но осталась радость и вера. С середины декабря село заполонили фашисты: вначале оба двухэтажных здания школы заняла немецкая потрёпанная часть, вернувшаяся с позиций на отдых. Они без конца топили печи и горланили немецкие песни, а также заняли баню. Мы на улицу не показывались, но взрослых забирали на двое суток расчищать заносы, без еды и воды на ночь запирали в пустующем амбаре, в кромешной тьме... Каждый раз мы ужасом думали, что остались без отца. В одноэтажном здании школы фашисты устроили конюшню, разбили все ульи с пчелами и сожгли пчельник. Центральная улица была за рекой, и по ней бесконечно тянулись фуры и двигались отступающие войска, а за ними шли отряды карателей. Враг оставлял за собой пустыню и голод. Там уже почти не осталось домов: горели целые улицы, и уйти было невозможно. В школе разместилась уже другая часть озверевших фашистов, разбитых под Москвой, а в нашей квартире - их штаб. Нам оставили место на кухне и на печи, но там тоже постоянно работал их повар... Мы боялись даже дышать, а немцы, нацепив пионерские галстуки, громко смеялись и шарили по всем углам, не обращая на нас никакого внимания. В сумерки следующего дня, без всяких сборов они просто вытолкали нас на улицу, как и соседей, не разрешив взять еды, одетых кое-как. Даже мой детский чемоданчик растащили на глазах, а в нём хранился золотой медальон, за овальными стёклышками которого находились портреты молодых мамы и папы... Я потом долго-долго его рисовала и до сих пор вижу с болью родные лица в лапах фашистов! Стоял мешок с вещами сестры, не раскрывавшийся с начала войны, его и погрузили на санки и побрели в сгущающуюся темь, неведомо куда... Стоял крещенский мороз, 18 января 1942года... С нами была семья Скворцовых, состоявшая из трёх человек: бабушки, беременной женщины и четырёхлетней дочки Риточки. Ещё до этого мы просили отца уйти на время в лес, как это сделали люди по его совету, но, видя наш беспомощный женский табор, он остался его охранять, да и Скворцовы говорили, что он старый и его не тронут: папа, кроме усов, отпустил бороду. Совсем в темноте прибились мы в деревушку, километрах в трёх от посёлка. Добрая старушка приютила нас всех. У неё три сына на войне, все командиры. Такие фотографии в горнице на стене! И икон много, как у моей бабушки. Она напоила всех горячим чаем с травами. Два дня прошли спокойно, старушка сварила картошки на всех, денег не взяла. Но ночью в дом ворвались финны, громадные и свирепые. Они ругались по-русски, требовали дров и дров. Велели топить печку - железку и русскую, на которую согнали всех нас и Скворцовых. Папе приказали таскать дрова, а хозяйке чистить картошку. Портреты со стены сбросили на пол и с ненавистью растоптали на глазах у матери... Сидеть на раскалённых кирпичах было, как в аду на сковороде. Мы подкладывали под себя все одёжки и руки, беззвучно плакали, но ни спуститься на полати или попросить воды не смели. Фашисты сняли с себя мундиры и били вшей, наслаждаясь жарой впрок. Вдруг вошёл офицер и сразу приказал отцу: «Ты пойдёшь с нами указывать дорогу, быстро!» - и толкнул его к двери. Мы ничего не сумели ему кинуть, кроме моих вязаных чулок, ведь у папы не было даже рукавиц: может быть, он в них согревал руки... Хромовые сапоги, старенькое дядино пальтецо, а на улице жуткий холод и мороз. «Прощайте, родные мои!» - только и успел он крикнуть... и дверь захлопнулась, оставив нас одних со страшным горем. Вскоре и эти бандиты получили приказ уходить. На прощанье они всё перевернули в избе и высыпали из печки горячие угли на пол и исчезли с диким хохотом, были пьяные. Старушка со слезами заливала угли, и мы тоже в отчаянии разревелись. Ждали рассвета, чтобы выяснить, куда уходили отступавшие фашисты, хотя на запад вела одна дорога. А далее кто знал? Утром нам рассказали, что папу выдал всё тот же бывший завхоз больницы, волею судьбы оказавшийся соседом. Немец искал проводника и остановился на его сыне, но он сказал, что сын болен эпилепсией, а вот рядом есть старик, он старожил здесь и к тому же брат коммуниста... Вот и погнали отца впереди колонны... Мама молча оставила нас и ушла искать убитого отца вдоль дороги, но вернулась к вечеру ни с чем. И это было хоть малой надеждой. Уже вечером, как на работу, пришли каратели-изуверы и со знанием дела стали поджигать деревню со всех концов. Люди, кто в чём, выкатывались на снег, деревянные дома с треском рассыпались, пламя гудело на ветру! Немцы обмакивали квач в ведро с бензином и подносили огонь под стреху крыши — солома загоралась свечой! Стоял жуткий вой несчастных людей, плакали и дети, и взрослые. Наша хозяйка вынесла свои иконы, едва не погибнув в огне, (сильный старик рванул её из-под рушившейся крыши.) Она поставила все иконы на высокий сугроб ликами в сторону горящей хаты, стала на колени и воздела руки к небу... Вряд ли она молилась! В стороне Передела тоже стояло зарево, слышались взрывы. Обессиленные, обречённые люди не видели выхода, мороз пронимал до костей, и опять появился тот же завхоз. Его дом стоял, как скала: большой, с высоким крыльцом, его не сожгли... Хозяин, видя, что немецкая власть уходит, быстро переменился и стал зазывать народ ночевать к себе в дом, кого на кухню, кого в сени, - добрым стал. Я позже читала в газете, что он даже на военный заём сдал наличными 25 тысяч рублей и получил благодарность. И всё же выжившие раненые доказали его предательство, он был сослан, получив наказание, но и оттуда выполз раньше срока... Ранним утром мы вернулись в Передел и увидели груду камней и одни головешки: сгорел дом учителей, все постройки, мастерская, взорван один из корпусов школы, в подвале которого сгорела и наша картошка. В другом здании переломаны все парты (ими фашисты топили печи), выбиты стёкла в окнах, а приборы в кабинете физики растоптаны и свалены в кучу! Враги глумились изощрённо! Негде жить, нечего есть, и нет отца. В школе-конюшне прямо на смёрзшемся навозе разместили наших бойцов, настелив соломы и строго запретив курение. Для отопления смастерили печки–бочки, выбитые рамы забили досками. Нас со Скворцовыми поселили в чудом уцелевшей крохотной Учительской, где была печурка. Бойцы соорудили нары, стола не было, ели на подоконниках. В проходе между нарами у нас ночевал капитан-грузин. Он так сочувствовал, так переживал наше горе, кормил пшённой кашей и всё предлагал маме свой аттестат или адрес, чтобы мы поехали в Грузию к его родителям. Мама чистила бойцам мороженую картошку (её размораживали в воде), я помогала ей. Это было то же, что чистить лёд... Думы были о папе. Она стала молчаливая, словно окаменела, днями ходила по дорогам и в окрестные сёла, пытаясь что-нибудь узнать, рассматривала занесённых снегом убитых, ничего не боялась. В феврале открылась и вскоре закрылась школа. Промучились месяц: учебников мало, парт не хватает, классы не отапливаются, нет никаких возможностей всех поместить на одном этаже. И в это же время в здании школы состоялось закрытое комсомольское собрание, где рассматривалось личное дело комсомолки-учительницы Татьяны Ивановны Валуевой. Проходило оно бурно, выступавшие негодовали, требуя крайних мер наказания. Сестра Тани, Нина Ивановна, тоже учительница, жившая также в Переделе, отреклась от неё публично. Заступались за неё только ребята-радисты, заявляя о пользе делу даже от этой любви... Они говорили, что немец был хорошим прикрытием. Но, конечно, Татьяну исключили, и права преподавания в школе лишили, и она исчезла куда-то... Я стояла под дверью класса, слушала всё, конечно, «нелегально», и меня била страшная дрожь, и не только от холода: было жалко и Тани, и её растоптанного чувства, и понимала справедливость большинства. И я думала, что во время войны не до любви! А зима всё не кончалась, начался голод. В опустошённой местности помощь населению была крайне мала, ещё не налажено регулярное снабжение, да и линия фронта постоянно колебалась. Выдавали по 200 граммов муки, из неё варили какую-то болтушку и делили по 25-30 ложек. Пока стояли морозы, мама и бабушка Скворцова брали санки, топор и ходили в поле рубить конину: там лежали убитые лошади. Это был адский труд: холод, позёмка, топор скользит по костям... Возвращались к ночи, еле волоча ноги и санки. Варили конину без соли, она «мылилась» страшной пеной, но всё равно ели, понемногу добавляя в похлёбку. Ходили по деревням менять вещи на литр молока и мякинную лепёшку, мешок наш быстро «худел»... Однажды маму застиг разлив по ту сторону реки... Весь берег болел за неё, когда уже пожилая женщина с бидончиком в руке перешагивала со сваи на сваю недостроенной плотины над бурлящей водой. Как не закружилась голова с голодухи?! Ведь она отдавала нам почти всю еду, а мы с Витаськой считали ложки похлёбки и не видели этого по-детски эгоистично... Вскоре мама совсем слегла, у неё распухли ноги, темнело в глазах. Теперь уже мы пытались заботиться о маме и бороться за выживание: ходили в поле собирать вымытую водой прошлогоднюю картошечку («тошнотики»), рвали «толкачики», крапиву чуть ли не из земли выковыривали, всё это крошили, разбалтывали с мукой и варили супчик... Носили воду, собирали щепки на стройке старой плотины, совсем присмирели, даже не ссорились. Решили вскопать грядки, у одного бойца стащили лопату и отправились на огород. Полгрядки вскопали, морковку нашли в земле и рады, но тут прибежал этот боец... Уж как он кричал на нас по-своему (нерусский был), руками размахивал, того и гляди ударит... Нам и стыдно, и страшно - мы убежали. А то однажды Виталий белены наелся, нашёл на берегу, на кустике, коробочки с чёрными зёрнышками... Еле молоком отпоили, было тяжёлое отравление. Вдруг почтарь привёз нам страшное известие о папе! Жительница деревни Некрасовка соседнего Износковского района (теперь это Калужская область) Мария Круглова сообщала, что папа, Король Яков Казимирович, погиб в их деревне и просил перед смертью рассказать об этом семье в селе Передел... Это случилось в конце января 1942 года. Его пригнали немцы и вместе с жителями деревни, выселенными из своих домов, заперли в сарае на околице. Село стояло на горе, в домах они устроили блиндажи и стали строить укрепления. Это было в то время, когда наступление наших войск приостановилось в районе г. Вязьмы и шли ожесточённые бои с численным преимуществом фашистов. Деревни много раз переходили из рук в руки, и враг был очень жесток и озлоблен. Утром они выгоняли народ чистить снег и рыть траншеи. У отца были сильно обморожены руки и ноги, болела челюсть и даже полусырую картофелину, которую ему выделяли крестьяне, не мог грызть, только пить просил или снегу... Наверно, его избивали в пути, ведь он не знал дороги. Он уже не мог передвигаться, но духом был силён. Отец говорил крестьянам, что ещё выпьем со своими солдатами горелки, что немцев скоро погонят дальше. А ещё учил их выбираться из сарая и уходить: «Вас много, и если каждый нароет шапку земли, будет хороший лаз. Уходите ползком, лес близко, а ночью сарай не охраняется, только замки. Немцы в живых никого не оставят: или сожгут, или погонят впереди себя». Папа предвидел эти зверства. И люди послушались его совета, и ушли, и выжили! Тлел маленький костерок, возле него умирал мой отец... Когда немцы вошли в сарай, они зверски пытали его: кололи штыком, разбили голову прикладом! Через два дня Некрасовка была освобождена, шел бой. Жители попросили похоронить папу вместе с погибшими солдатами в братской могиле. Они считали отца своим спасителем. «...А пастух снял с него сапоги и пальто, а документы спалил», - так заканчивалось письмо. Бог ему судья! Ему, наверно, это было нужней... А ещё эта добрая женщина звала маму приходить, и она покажет эту могилу. Мама обессилела от горя, я тоже с ума сходила, винила себя, маму и всех взрослых, что тогда не отпустили папу в лес, он бы остался жив! Партийные власти и Медынский РОНО приняли участие в судьбе нашей семьи и направили в Бардуковский детский дом, в котором маме дали должность кастелянши, а позднее и воспитательницы. С этого времени для меня и Виталия началось странствие по детским домам. В детском доме были сироты из окрестных деревень. И вот однажды мама оформляла документы вновь прибывших детей и пишет: Круглова Татьяна, Круглов Алексей - и оцепенела. «Откуда вы?» - «Из Некрасовки. У нас опять были немцы, всё пожгли, а мама умерла от тифа... нас баба привезла сюда». Так мама встретилась с этой старушкой: они и наговорилась, и наплакалась, а легче не стало от этих слёз. Ведь мама уже ходила в эту деревню из детского дома поклониться братской могиле, где без имени и фамилии покоится мой отец, который, даже умирая, думал о спасении людей. Но опять «выравнивалась линия фронта», и её не пропустили, несмотря на все мольбы. Потом мама долго болела, а меня и Виталия перевели в другой детский дом, в Подмосковье. То опять приближались бои, и мама увозила младшую группу детей в город Куйбышев. Все находились на военном положении, всё строго. Поэтому она должна была работать в Бардуково, детский дом не прекращал набирать новых сирот... Потом мы уехали в свою разорённую, но любимую Монастырщину, так больше и не побывав на том месте. А эти отдельные захоронения в начале пятидесятых годов объединяли по районам в большие братские могилы, писали списки и возводили обелиски, но нигде там нет фамилии моего отца, и каждый раз в День Победы я твержу: Я не знаю, где ты похоронен От родимого дома вдали! Над тобою берёза ветвей не наклонит, Лишь горькие травы взошли! Точнее не скажешь!.. Но до сих пор, спустя 70лет, благодарные земляки помнят его труд, вложенный в обучение, просвещение и воспитание нового поколения советской молодёжи, и имя моего отца Короля Якова Казимировича произносится в стенах школы, где он работал, есть в музеях школы и посёлка, бывает и на страницах районной газеты. Спасибо им! А ВОЙНА всё шла и шла, было ещё только лето 1942 года... Вскоре фронт опять приблизился, и детский дом стали эвакуировать в другие области страны. Это и стало причиной долгой разлуки с мамой, к тому же в Бардуково была только начальная школа. Мы с Виталием попали в Черкизовский детский дом, в котором до войны находились испанские дети. Их затем перевели в Иваново. Теперь здесь поселили осиротевших детей войны, чьи родители замучены гитлеровцами, в основном партизан. У моей подруги Лиды Тишкиной фашисты казнили обоих родителей, отец был командиром отряда в Калининской области. Детей спасли партизаны: Лиде было 12 лет, Нине 5 лет, а Саше 3 года. Только при советской власти они сумели выжить, получить образование и воссоединиться! Лида окончила Юридический институт и забрала их к себе в Москву. Я записала себя в пятый класс, посчитав, что со мной уже занимался папа, и месяц училась после оккупации. Как ни странно, но до седьмого класса была отличницей, хотя сменила три школы. Постоянно хотелось есть, младшие даже плакали, порции были тоже маленькие. Иные дети, чтобы продлить удовольствие, ели не ложкой кашу, а пальцем, когда не видел воспитатель, или откладывали её в баночку «на потом». Их называли «мусолями». Была у нас в детдоме повариха Тётя Настя. Она постоянно приговаривала, накладывая наши тарелочки: «Ой, матушки, проделюся! Проделюся я!» - и порции становились всё меньше и меньше... Не любила нас, а мы её тоже и придумали такой стишок: «Тётя Настя! Щи кипят, каша подгорела, все ребята есть хотят! - «А мне какое дело?!» Я и сейчас чётко вижу её лицо с металлическими зубами в раме раздаточного окошка кухни. Вожатая была замечательная, из «испанских детей». Осталась здесь работать, звали её Людмила. У неё на левой руке не было двух пальцев (ранение в Испании), но она никогда не унывала и нас тому же учила. Была такая заводная, энергичная, какая-то целеустремлённая, придумывала пионерские задания, выступления, поездки к раненым в госпиталь, и не с пустыми руками. По-русски хорошо говорила и пела. У нас были добрые воспитатели, они по-матерински жалели детей, иногда приглашали к себе в гости на выходной по 2-3 человека. Беатриса Марковна, музыкальный работник, разучивала новые песни о войне, а мы потом ездили в Мытищи в госпиталь со своим концертом. Помню, как нравился «Вечер на рейде»! В госпитале также писали раненым письма домой. Ещё участвовали в операции «Колосок»: в колхозе нам выдавали сумки, и мы цепочкой шли по стерне, собирая на земле колоски, потерянные при уборке. Их было немало, но стерня больно колола руки и ноги... При детдоме была штамповочная мастерская, оставшаяся от пребывания испанских детей. Наши мальчики-старшеклассники выдавали продукцию: из стальных заготовок-лопаточек штамповали чайные и кофейные ложечки. Одна до сих пор хранится как память. В это суровое и очень голодное время наши с Виталием сердца по-родственному сердечно отогревали две московских тётушки. Тетя Мара и тетя Дуня, иногда нас отпускали к ним на выходной. Особенно опекала нас тетя Дуня, деля в эти дни свою иждивенческую хлебную карточку. Ей приходилось выкупать паек на два дня вперёд. Так как нам ни разу не выдавали с собой наше «довольствие». Хлеба выдавали по 400 граммов в день. Она водила нас в кино и зоопарк, даже в коммерческое кафе пить чай с вкусными бутербродами; какие-то пирожки давала с собой, провожая до поезда, а иногда навещала в детдоме. Жила тем, что сдавала вещи в ломбард, чаще всего не имея средств, чтобы их вовремя выкупить, нарастали проценты, или в комиссионный магазин относила своё рукоделие. Она прекрасно вышивала мелким крестом художественные миниатюры, плела из тесьмы яркие пояса. Своих детей не было. Мы повисали у неё на шее: так любили. На Новый Год старших возили в Москву в Колонный Зал на главную ёлку страны, там выдавали большие пакеты с подарками! А как понравилось выступление артистов у ёлки, особенно клоуны. Были мы и на празднике «Книжкины именины» там же, где встречались с «настоящими» детскими поэтами: Маршаком, Чуковским, Берестовым, Михалковым и Агнией Барто. Они все очень сердечно и просто беседовали с ребятами и читали со сцены знакомые и новые стихи, и казалось, что всё страшное прошло. Я думала, как бы радовался папа этой моей встрече с авторами любимых книжек, и тихонько вытирала слёзы. В последующей моей жизни мне всегда не хватало отца. В начале февраля 1943 года в детдом прибыла комиссия из Москвы отбирать девочек с хорошим музыкальным слухом в интернат при Музыкальном Училище имени Октябрьской революции, всего 20 человек. Страна и в годы войны стремилась помочь развитию способностей наиболее одарённых детей. Комиссия объехала в Подмосковье 10 детских домов, отбирали очень строго, и у нас выбрали Лиду Тишкину, Нину Булыгину и меня. Горьким было моё расставание с Витаськой, ведь он оставался один, без защиты, и его потом часто обижали старшие мальчики и таскали его «запасики». Позднее я и Лида приезжали в свой детдом не раз навещать наших младших и привозили для них свои гостинцы, откладывая от собственных полдников. Это и были «запасики». Когда мы приезжали, ночевать нас брала к себе домой директор детдома Зинаида Аркадьевна. Кстати, когда в следующем году собирались создать при том же училище и группу мальчиков, Виталий прошёл отбор, но это так и не состоялось из-за экономических трудностей, да и мама его «нашлась», прорвалась в Москву без пропуска и увезла сыночку своего в Монастырщину! Здание училища находилось в Вадковском переулке, это был старинный особняк с фонтаном и садиком. В интернате девочки жили одной большой семьёй, как сестры. Обучали нас и домоводству, учили вышивать, и когда однажды к нам в интернат пришла огромная посылка из Рязани, наша классная комната превратилась в пошивочный цех. В посылке были платья из ярких, весёлых тканей, мы сразу разыграли их по жребию и бросились примерять. Вышел весёлый маскарад, платья были до пят! Зато было что кроить и перешивать! До этого нас одевали или всех одинаково или каждый донашивал свою домашнюю одёжку, из которой все мы успели прилично вырасти... Исключением была школа и выходы в город: тогда надевали особую форму, но тоже одинаковую. А хотелось чего-то личного, особенно на фотокарточках! От нас тоже ушла на фронт посылка, собирали её вместе со студентами музыкального училища. Мы шили и вышивали солдатам кисеты, тщательно, стежок к стежку, а воспитатели вкладывали туда наши адреса и пачку махорки. И сейчас вижу свою работу: три камышинки на воде, одна надломана... От бойцов приходили ответные письма. Они называли нас сестрёнками. У некоторых девочек никого не было, и переписка продолжалась. Мы научились дружить и заботиться друг о друге, если кто из нас заболел; научились уступать и радоваться удачам подруг. Эти стороны нашего поведения в нас вырабатывали воспитательницы: Елизавета Ивановна Мусина и Варвара Петровна Верещагина. Их имена, как и доброе и одновременно требовательное к нам отношение никогда не изгладятся в памяти. Наш любимый директор, профессор музыки Иосиф Павлович Мусин любил нас всех, как своих дочерей, хотя своих детей и не было. Впоследствии семья Мусиных удочерила двух девочек, Лиду Суровцеву и Тоню Наездникову, обе окончили консерваторию. Мы радовались его приходу, окружали плотным кольцом и спешили доверительно рассказать все свои новости, просьбы. Никто не оставался без ответа, решение принималось немедленно, потому и не было раздоров: его слово - закон. Как счастливы мы бывали, если его рука погладит по головке, поправит галстук или обнимет за плечи. Очевидно, нам не хватало отеческой ласки, и он это чувствовал. Иногда Иосиф Павлович приходил к нам под вечер просто пообщаться. Он рассказывал о своей молодости, о студенческих годах в Казани, о революции и Гражданской войне, разные случаи из своей биографии. В интернате отмечались наши Дни Рождения, подарки придумывали сами, и их было сразу много! А ещё это могла быть и песенка или исполненная на рояле пьеска, иногда собственного сочинения, что всегда поощрялось. Иосиф Павлович преподавал у нас сольфеджио, музграмоту и многоголосное пение, работал с солистами и обучал игре на домре в струнном оркестре. Он сам сочинял музыку больших и малых форм, а «Песня о Днепре» была напечатана в газете «Правда», и мы исполняли её с большим воодушевлением! День был заполнен до отказа, ведь обучение шло по программе «год за два» и ходили в общеобразовательную школу для девочек. Она была близко, как и Дворец Пионеров, где нам всегда были рады. Там проходили интересные встречи: Корней Чуковский читал своего «Бибигона», две девочки, почти наши ровесницы, рассказывали о том, как спасли полковое знамя, забрав его у убитого знаменосца вместе с его документами, и вынесли знамя через линию фронта! Их наградили орденами « Великой Отечественной войны» и ценными подарками. Была ещё встреча с мамой Зои Космодемьянской. Ей очень долго аплодировали стоя, не желая садиться. В Москве нас приобщали к классической культуре: возили в музеи и консерваторию, в настоящем театре впервые посмотрела «Горе от ума», а также в цирк и на главную ёлку страны в Колонный Зал. Время ещё было тяжёлое, голодное, кормили нас значительно хуже, чем в детдоме. Иногда это были щи из крапивы или из лебеды, вместо подсолнечного масла заправляли хлопковым, но никто не роптал, ведь мы знали времена и похуже, Мы - Дети Войны... Летом «на поправку» выехали в пионерский лагерь в Малаховку Конечно, лес, речка, солнце, здоровый режим пошли на пользу, да и с едой в лагере дело поставлено строго, постоянные проверки качества и количества. К осени 1943 года улучшилось и наше содержание в интернате, поменяли завхоза и повысили категорию питания, приравняв его (на время) к детским санаториям. Мои тётушки перелицевали дядину куртку мне на пальто и такой же берет за одну ночь! Это казалось вершиной красоты, стала не ходить, а летать от счастья! До этого было «форменное» серенькое сатиновое пальтецо без воротника, слишком лёгкое для зимы, но у нас всё было близко, и мы бегали бегом! Однажды с фронта приезжал брат Виктор, он навестил меня в интернате, когда я болела. За героический поступок на фронте он был награждён Орденом Красной Звезды и краткосрочным отпуском на родину. Он посетил тогда Москву и встретился с сестрой в Монастырщине на наших пепелищах. ...Никого не было вокруг, и мы, обнявшись, молча плакали... Что говорить?!! Витя подарил мне первые духи в жизни, они назывались непонятно, но красиво: «Мои грёзы». Он очень хотел, чтобы я училась музыке, и Иосиф Павлович в беседе с ним хвалил мои успехи, но сердце моё бунтовало: Виталия сестра забрала, у меня есть мама, но почему я тут?! Конечно, в письмах к ней жаловалась на то, что ей не нужна... А мама перенесла операцию, жила в очень стеснённых условиях, трудилась на двух работах в детдоме и думала только обо мне. О ком же ей ещё думать? Она вышила для меня красивую кофточку, писала нежные письма и в уголке непременно что-то рисовала: птичку в гнёздышке, зайчика под ёлочкой на лесной полянке, солнышко над речкой... О, детский эгоизм, как ты жесток! Упрям! Даже сейчас, когда пишу и думаю об этом времени, мне больно за маму и стыдно за себя... А девочки завидовали мне и этим письмам: ведь у меня была мама! Но и она не вынесла этой муки. Подобно сестре, без пропуска, отпросившись на три дня, вырвалась в Москву. Все подружки, 20 девочек, подарили мне свои фотокарточки, которые я бережно храню в своём школьном альбоме и помню их поимённо. Мама подхватила меня, и где пешком, где в открытом кузове военной машины, мы добрались до Медыни. Здесь, не заезжая даже «домой» в Бардуково, я должна была вновь проститься с мамой. И опять одиночество, жизнь со сторожихой при школе: директор, Ефим Львович Левитин разрешил жить бесплатно. Училась отлично, директор всегда давал ключ от зала, где стояло пианино. Играла свою программу, участвовала в художественной самодеятельности, была единственным «музыкантом» и самостоятельно жила в 13 лет. Директор выхлопотал в РОНО для меня хлебную карточку! Раз в две недели прибегала мама на пару часов, чтобы купить на рынке картошки, четвертинку льняного масла и пару луковиц, иногда пяток яиц или кусочек сала, да там по нашим деньгам и купить было нечего. До Бардуково 18 километров, надо засветло пройти, вся дорога через лес, жильё всё сожжено. Я и сама по весне после уроков босиком, «ноги в руки», мчалась этим путём К МАМЕ! А деньги нам нужны на дальнюю дорогу в Монастырщину! Едем в начале июня, как только сдам испытания. И я считала дни! В седьмой класс перешла отличницей, с трудом и за большие деньги договорились подвезти нас на попутной машине до местечка. Говорят, что на родине кустик ночевать пустит... А у нас из всей «недвижимости» остался только камень, темно синий валун, что прежде лежал возле ворот старенького бабушкиного домика (он и сейчас украшает Краснинскую улицу приглашая присесть)… Вернулись мы на свои пепелища и снова в голодный край. Но ехать обратно или искать чего - то лучшего и в мыслях не было: видно, крепко нас держала родная земля. Учиться в полуразбитой школе было очень трудно: тепло от печей не держалось, только дым, замерзали чернила, не хватало учебников и тетрадей, ими награждали за хорошую учёбу. Писали на газетах и ненужных книгах. Ученики первой смены носили с собой «личное» освещение: коптилки. Их, чаще всего, изготавливали из сплющенных снарядных гильз, но лучшим считался кусок горящего «плекса» от кабины самолёта... Лампа была только на столе учителя. Но и в это трудное время для детей младших классов в школе нашли возможность выдавать на полдник стакан тёплого чая и кусочек хлеба с повидлом! Несмотря на все нехватки, в нас била энергия юности, мы всюду успевали, часто в ущерб занятиям: собирали вещи и деньги в поддержку Троицкого детского дома, участвовали в самодеятельности, летом заготавливали торф на болоте за Вихрой. Задание не маленькое: по четыре тысячи кирпичей нарезать, стоя в воде, затем сложить в пирамидки для просушки. Осенью учебный год отодвигался на месяц. Работали на колхозных полях бесплатно. Копали картошку, лён обмолачивали, никакой техники не было, Всё вручную! Помню, как на Дудине молотили рожь цепами на току, идя по кругу друг за другом. Всё равно работа нравилась, никто не отлынивал, даже пели, шутили, выпускали сатирическую «Колючку», на привале пекли картошку. Учителя трудились с нами наравне. Всё можно перенести: и голод, и холод, и неустроенный быт в течение долгих лет войны, но нельзя забыть и простить немецко-фашистским захватчикам те зверства, которые они сотворили на нашей советской земле! Мы верили в Победу и во имя неё отдавали последнее: подписывались на военные займы, колхозники собирали средства на строительство танковой колонны, лично экономили на всём! «Всё для фронта! Всё для победы!» - и ПРИШЁЛ ЭТОТ ДЕНЬ! В ночь 9 МАЯ не ложились спать, с подругами бегали по улицам местечка, стучали в окна и поздравляли людей: «Война закончилась! Победа»!! Отменили занятия в школе, и было первое почти стихийное всеобщее шествие на митинг. Хотелось эту радость пережить вместе, люди обнимались и плакали, много было слёз и у нас. За годы войны мама была награждена медалями «За трудовую доблесть» и «За победу над Германией». Сестра Тамара и Витали1 встретились с папой Филей только в 1946 году и уехали в Восточную Германию, где он продолжал военную службу в звании майора Советской Армии. Брат Виктор навестил нас летом того же года. Бедная моя мама ждала этой встречи СЕМЬ тревожных лет, с 1939 года! Я рассказала горькую правду о войне, прокатившейся всей тяжестью по нашему семейству и моей многострадальной Смоленщине, как она отложилась в моём чутком детском сердце и памяти. ЭТО НИКОГДА НЕ ДОЛЖНО ПОВТОРИТЬСЯ! Елена Король, 2008 год, п. Светлый. Сообщения объединены, 15 фев 2017, время первого редактирования 15 фев 2017 Память как бессмертие Трагедия деревни Сливино, или как это было. (Рассказ очевидца) Мы отметили знаменательную дату - 70-летие Великой Победы. Сижу на скамеечке в тени берез, посаженных своими руками много лет тому назад, окруженный заботой и вниманием семьи, любуюсь веселыми играми правнуков. Рядом изба, построенная мной с помощью добрых соседей. Читаю любимое мной стихотворение моего друга Владимира Федосовича Петухова «Осень в деревне». Как все точно и правдиво! Нет пахарей, нет хлеборобов, Нет косарей и нет льноводов В деревне нашей тишина, Как будто вымерла она. В Сливине, у нас нет и двух десятков жителей, остались одни пенсионеры сейчас постоянно живу; в Смоленске, у детей. Ежегодно на лето приезжаю в свою милую родную деревню, чтобы поздороветь, набраться сил на год, встретиться с малой Родиной. Мелькнула жгучая мысль: а могло бы случиться так, что не было бы ни меня, ни семьи, ни правнуков. Не было бы жителей деревни. Но свершилось чудо спасения в конце сентября 1943 года вдень рождения Пресвятой Богородицы. Этот пасмурный осенний день на всю жизнь остался в памяти жителей небольшой деревушки Сливино, как кошмарный сон. А дело было так: жители деревни по старинному обычаю, несмотря на тревожное время, собирались отметить праздник «Малую Пречистую» называемый священниками «Рождество Пресвятой Богородицы». Не успели мы сесть за стол, как на улице поднялась суматоха. Крики, плачь. Жители крайних к Гоголевке хат в ужасе бежали в центр деревни. Их строения уже полыхали. Со стороны Гоголевки двигались цепи немецких солдат, которые стреляли из винтовок и автоматов зажигательными пулями по соломенным крышам. Вскоре чуть не вся деревня превратилась в гигантский костер. Жители нашей улицы, укрылись от обстрела в расположенной в конце огородов большой яме, в которую в довоенной время закладывали силос для скота. Вскоре стрельба прекратилась, и немцы группами начали прочесывать оставшиеся не тронутые огнем строения. Несколько немцев подошли к яме, где находились жители нашей улицы. Один солдат выхватил гранату, чтобы бросить ее в замерших в ужасе людей. Второй солдат схватил его за руку, крикнув «Киндер» (дети) и предотвратил гибель стоявших в яме жителей. Нам приказали выбраться из ямы и под конвоем идти на окраину деревне, где стояли жители из других улиц. На пути стояла уцелевшая изба и сарай с открытыми воротами. Переговорив между собой, немцы погнали нас к этому сараю. На наше счастье среди толпы оказался старик, который был в плену в Германии в 1914 году, он немного понимал немецкую речь. -Бабы, - крикнул он, - нас хотят загнать в сарай и сжечь... Мы остановились в ужасе. Ни угрозы, брань, удары прикладами не заставили нас сдвинуться с места. В это время с окраины деревни подалась команда, чтобы мы двигались к ним. Подойдя поближе мы ужаснулись, перед перепуганными людьми стояли пулеметы... Один из карателей с засученными, как у мясника, рукавами кителя, несколько раз громко крикнул: -Фюнф минут, ольс капут (пять минут и всем смерть). Но проходило время, а команды стрелять не было, видно немцы кого-то ждали. Внезапно один каратель выстрелил зажигательной пулей, в соломенную крышу стоявшего неподалеку от нас колхозного сарая с сеном и убранным с полей урожаем. Загоревшийся сарай, густым облаком дыма окутал толпу. Кто-то из стариков промолвил: -Может быть, хоть молодые смогут в дыму добежать до леса и спастись... Я и мои друзья решили рискнуть. Попрощавшись с родными, мы приготовились к побегу. Внезапный порыв ветра развеял дым. На пути к лесу лежали немецкие пулеметчики, которые были готовы по беглецам открыть огонь. Спустя некоторое время к нашей толпе подошел немецкий офицер, только что приехавший и стал разговаривать с карателями. Одна женщина, беженка, вышла из толпы и плача начала ломаным немецким языком объяснять офицеру, что население не знает, за что их хотят расстрелять, что мы ни в чем не виноваты. Внимательно выслушав женщину и поговорив с конвоирами, он дал команду немцам забрать оружие и уходить. Затем, к нашему огромному удивлению, на чистом русском языке заявил: - Я считаю, что вы не виноваты, идите и возьмите, что у вас уцелело от пожара. Не сказав больше ни слова, он направился вслед за ушедшими ранее солдатами. Мы долго еще стояли в оцепенении, не веря, что остались живы. Затем, возвратившись к догорающим избам, забрав уцелевшие пожитки, медленно поодиночке и небольшими группами побрели в соседнюю Гоголевку. У многих из нас в Гоголевке жили родственники, друзья, знакомые. Они сердечно, со слезами на глазах встретили нас. Пригласили в свои семьи, накормили, приодели, предложили пожить у них, всячески старались утешить. Эти чувства доброты, сострадания остались в наших сердцах на всю жизнь. Прошло много лет, ни я, ни мои земляки не можем понять, почему отступающие немцы пощадили нас. Кем в действительности был немецкий офицер? Может быть простым рабочим, фермером или служащим, видавшим подобное и в своей стране. А может быть один из многих сотен «Штирлицев» надевшим немецкий мундир, рискуя жизнью, ради спасения сотни тысяч советских людей от гибели? Факт остается фактом. Но жители деревни остались живыми... Возможно наши потомки, читая рассекреченные архивы, узнают, неизвестные нам, имена героев и воздадут им должное за их подвиги. О причине жестокой расправы мы узнали от жителей крайних изб, спустя несколько дней после трагедии. Отряд полицейских из Монастырщины ночью 20 сентября, прихватив оружие и боеприпасы, тайно покинул казармы и прибыл в Сливино, объявив, что воевать они будут на стороне наступающих советских войск. Цель их была понятна, всем надо было хоть частично оправдаться перед страной и реабилитировать себя. Расположившись в здании школы, на окраине деревни недалеко от леса, полицаи расставили дозоры и решили отпраздновать бегство из райцентра. Немцы узнали о бегстве полицейских, и утром 21 сентября в деревню прибыла машина с немецкими солдатами. Завязалась перестрелка. Видя, что силы не равны, немцы поспешно покинули деревню. В перестрелке был убит немецкий офицер. Двум немецким солдатам удалось спастись. Они забежали в крайнюю хату и, пригрозив женщине и ее четверым малолетним детям сидеть тихонько. Полицейские тоже понимали, что вскоре прибудет более сильный отряд карателей, они спешно покинули деревню и скрылись в лесу. Двое немцев просидев некоторое время в избе, не видя на улице ни немцев, ни полицейских вышли на улицу, подозвали местного жителя и, угрожая оружием, приказали запрячь лошадь и быстро отвезти их в Гоголевку. По большаку в сторону Монастырщины двигались отступающие немецкие войска, видимо им рассказали эти двое солдат о перестрелке в Сливине. Не обошла стороной страшная трагедия мимо Сливина, деревню немцы сожгли дотла, а в деревне, по моим пересчетам, до войны было 70 дворов. Виктор Павлович Сидоренков, участник Великой Отечественной войны, инвалид I группы д. Сливино май 2015 года http://monastyrshhina.library67.ru/...-slivino-ili-kak-eto-bylo-rasskaz-ochevidca-/ Сообщения объединены, 15 фев 2017 Антонина Сиглаёва «Воспоминания о войне» (начало) «22 июня ровно в 4 часа Киев бомбили, нам объявили, что началася война…» 22.05.2000 г. По радио сообщение было что-то около 11 часов. Было так жарко, что мы открыли окна и двери. Мама мне дала сатиновые трусики и сандалии. В это время мы жили четверо: я, мама, сестра Валя и её сын Володя, 1,5 месяца. Она вышла замуж за Левченко Ивана, директора Торкинской школы в Белоруссии. Там и жили. Он закончил белорусскую сельхоз. Академию и они оба учились заочно в Смоленском пединституте. До начала войны его взяли в армию на манёвры. Папа ещё с весны был призван как политработник на манёвры. Перед войной их отпустили на несколько дней. Когда папа уезжал, он сказал маме: «Если немцы дойдут до нашей Монастырщины, бери детей и уезжай. Иначе вас из-за меня расстреляют». Появились первые беженцы из Минска – родственники наших соседей Сориных. Когда немцы стали приближаться, они уехали дальше, а добро охранять оставили старого деда, которого, конечно, немцы потом расстреляли. Мы все ожидали, когда немцев отгонят. Но уже видно было зарево от горящего Смоленска, постоянно грохотало, и было так тревожно. Не помню, какого числа мы пошли прятаться в овраги р. Глинки. А это рядом с с. Багрецы, где мой дядя Коля был председателем сельсовета. Мама оставила нас в овраге и пошла в Багрецы. А там дядя Коля уже грузил в телегу вещи, бабушку, сына Лёню, дочь Валю. Когда мама пришла, он сразу же стал всё сгружать. Отдал маме коня с телегой и сказал: «Быстрее погрузи только самое необходимое, бери детей и при-езжай сюда за моими». Мы быстро собрались, взяли только самое необходимое из вещей и еды. Поехали в Багрецы, там погрузили остальных и поехали в путь, который подсказал дядя Коля. Он сам как партийный должен был с другими коммунистами Мона-стырщинского района верхом на лошадях ехать на соединение с армией, где-то в районе Рославля. Дядя дал нам старого беззубого коня, звали его Кот. На повозке ехала бабушка с грудным сыном Вали, Лёня и 2-х годовалая Валя. А мы шли пешком за телегой. Мы влились в поток беженцев из Монастырщины. Там была второй секретарь райкома партии с двумя племянницами из Ленинграда, Аня Хаит и др. Через какие сёла мы ехали, не знаю, выбирали самые глухие дороги. Однажды остановились днём около большого сарая, от него через луг был лес. Из него выбежали наши военные и спрашивали, откуда мы, искали земляков. Мы сказали: из Монастырщины. Тогда один побежал в лес, сказав, что у них есть наш земляк. Мы так утомились, шёл мелкий дождь, конь наш тяжело дышал, хотелось есть, мои сандалии от ходьбы развалились, ноги болели… и вдруг, я вижу, бежит от леса человек. У меня зрение было очень хорошее. Я вскочила на ноги, всё время всматривалась, что-то знакомое было. Я закричала: «Папа!», - и бросилась навстречу. А он бежит изо всех сил, в гимнастёрке, галифе, сапогах, портупея и планшет на длинном ремешке, заправленном под ремень. При беге планшет бьётся о сапоги и получается хлопок. Такой родной, дорогой, что я заревела в голос. И он заплакал, и мама, и Валя и тётя Нюра, - все ревели от радости. С продуктами папа нам помочь не мог, т.к. они тоже были отрезаны от своих. На колхозном поле рыли картошку и ели. Папа написал письмо своему другу в город Мещовск, где тот работал председателем райисполкома. И опять предупредил, чтобы не оказались под немцами. Папин друг направил нас в богатый колхоз рядом с большаком. Мы там работали в колхозе, нас кормили, поселили в большом доме, где жило ещё несколько семей беженцев. 1 сентября я собиралась в школу. Накануне немцы сбросили листовки, чтобы не ходили в советскую школу, скоро они будут нас по-другому учить, а кто пойдёт, будут убиты. Но мы пошли. Директор стоял на крыльце и не на нас смотрел, а в небо. Мы ещё не зашли в школу, как появились немецкие бомбардировщики. Директор закричал: «Бегите в сад, рассыпайтесь подальше от школы!» Рядом был защищённый помещичий сад, мы бросились туда. Я залезла под куст крыжовника и стала смотреть на самолёты. Вдруг навстречу им ринулись наши истребители. Начался воздушный бой. Мы все закричали «ура». А наши лётчики творили чудеса. Бомбардировщики тяжело повернули назад и вынуждены были сбросить бомбы за селом, так как им тяжело было удирать. Потом оказалось, что бомбы с опилками и вроде даже письмо от немецких рабочих там было. Валя и тётя Нюра ходили на большак, узнать новости. Оказывается, немцы опять стали наступать, и весь большак забит нашими войсками и беженцами. Мы стали срочно уезжать. Лошадь нам отдали, такая дряхлая никому не нужна. Дядя Коля специально выбрал такую, чтобы у нас её не забрали. Мы дорогой собирали мягкую травку, клевер, чтобы на стоянке подкормить его. Наша временная остановка в Мещовском районе нам дорого обошлась. Если бы мы сразу поехали дальше, мы бы избежали многих лишений. А так мы попали в сплошной поток солдат, орудий, повозок, беженцев. Но всё же какой-то порядок был. Когда налетели немецкие самолёты, офицеры кричали: «Бросайте всё, в поле!» Все бросились по обе стороны дороги как можно дальше. Начался обстрел. Спрятаться негде было, в поле только лён маленькими кучками лежал. Немецкие самолёты строчили вдоль дороги и около. Улетали и опять возвращались. Когда отстрелялись и улетели, все, кто остался жив, стали собираться на дорогу. Я проходила мимо убитой женщины, которая свои телом закрыла ребёнка, а он под ней плакал. Я, как в ступоре была, что мне мама говорила, то я делала. Когда мы подошли к дороге, то увидели, что наша телега перевёрнута, а лошадь с передком куда-то от страха убежала. Мы стали плакать, а наша бабушка бросилась к офицеру: «Сынок, родненький, помоги, спаси деток. Мои сыны, как и ты, где-то воюют, а мы бежим от супостата». И опустилась на колени, плача и кланяясь. А мы все заревели в голос. Командир приказал солдатам поймать лошадь. А я боялась, что её убили. Но солдаты нашли её в кустах, где она зацепилась передними колёсами и дрожала от страха. Солдаты её поглаживали, успокаивали и подвели к телеге. Помогли вставить передок, собрали нам вещи, посадили на телегу бабушку и детей, и мы тронулись дальше. И ещё был обстрел, но мы вырвались вперёд, а потом свернули на просёлочную дорогу. Много сгоревших сёл попадалось, одни печи стояли. В сёлах, где мы останавливались на ночлег, староста определял, в какую избу, потому что всё было забито людьми. Хозяева не роптали. Вносили охапки соломы, стелили на пол, а на стол ставили чугунок картошки в мундире. Так мы добрались до Калуги, где попали в окружение. Немцы разбомбили мост через Оку, постоянно бомбили город и окрестности, где оставались военные части. На подходе к Калуге нас остановили военные и отвели в лес. Сказали, что без команды двигаться дальше нельзя. Мы оказались в военной части, где рыли окопы, стирали бинты, засохшие от крови и гноя, и всё это без мыла. Сушили их, скатывали. Ими потом опять бинтовали раненых. А убитых хоронили здесь же в вырытых окопах. Потом дали команду и мы с военными двинулись в город к Оке. Там возвели понтонный мост, и движение, конечно, было в одну сторону. Этот мост бомбили немцы через определённые промежутки времени. И вот в этот короткий миг нужно было пропустить как можно больше людей, машин, повозок. Когда мы въехали в Калугу, первое, что бросилось в глаза, это булочная и перед ней большая очередь людей, расстрелянных с самолёта. На понтонный мост большая очередь. Регулировал движение офицер с пистолетом в руке и вооружённые солдаты. Офицер сорвал голос от крика и мата, но делал своё дело, спасал людей. Потому что, если бы все ринулись, тут бы и погибли или в воде, или от бомб. Пока немцы летали за другими бомбами, мы успели проскочить. Мы уже поднимались по крутому берегу реки к лесу, как налетели бомбардировщики, и мост взлетел. Мы погнали коня и сами побежали, держась за телегу, а навстречу нам цыгане кричат: «Там немцы!» И повернули в другую сторону. Мы за ними. Но у них лошади хорошие и нам не угнаться. Поехали потише, наугад. Встречались беженцы, сообщали, что в соседнем селе немцы, еле вырвались. Опять плутали, пока, наконец, не прорвались. Оголодали, обносились, я осталась совсем босая. Сандалии и ботинки развалились, зимней или какой-то одежды потеплее не было и купить было не на что и не у кого. Как-то остановились на ночлег на церковище около пустой церкви. Бабушка разожгла костёр и поставила котелок с водой. Туда положила крапивы и пару картошек. А нас 8 человек. Подходит лейтенант, рядом военные остановились, а село сожженное. Спрашивает: «Что вы варите?» Бабушка у нас с подходом и уважением к человеку, говорит: «Вот, крапивку сварю и по кружечке всем. Хлебушка нет и сала нет». Он посмотрел на нас с таким страданием: может у него тоже семья где-то бедствовала. Он достал пистолет и начал стрелять в голубей. Сколько там было тушек, не помню. Но бабушка быстро их обработала и в котелок. Как запахло, у меня начались спазмы голодные, такие рези, что хоть кричи. А бабушка сквозь слёзы: «Спасибо, сынок, дай бог тебе здоровья. Мои сыны тоже воюют, но пруссаков всё равно побьём!». Когда проезжали через Тулу, попали под артобстрел. Наша лошадь опять взбесилась от страху, тётя Нюра, Валя и мама еле её удерживали. А она рванулась через трамвайные рельсы, где телега застряла. И опять выручали наши родненькие солдаты. Из Тулы мы поехали на Рязань. Сильно голодали. Иногда подъезжали к железнодорожной станции, где повсюду были эвакопункты, где беженцев сажали на поезда и выдавали продукты. Бесплатно. Валю, как самую грамотную, от имени обоза посылали получить карточку на продукты. Карточки представляли собой просто записки. Не помню, на какой станции нам выдали записку на 8 кг хлеба, но народу было много, и на каждого приходился кусочек. Цифра 8 не была чётко прописана, и Валя, дрожа от страха, приписала впереди «1». Без всяких осложнений получили 18 кг хлеба, разделили. Я вкуснее ничего до того не ела. Хлеб был из подгоревшей пшеницы, немного горчил, но я бы съела сразу целую буханку. Но бабушка нарезала всем по кусочку, остальное убрала на дальний путь. А ехали мы в Рязань. Стало подмораживать, мне босиком было холодно, ноги сводило судорогой. На что-то выменяли мне какие-то опорки с чужой ноги. Я ими стёрла все ноги до крови. Бабушка какими-то травами прикладывала и тряпочками завязывала. А в эту обувку стелила солому. Въехали в Рязань и по дороге увидели церковь. Бабушка попросила остановиться и пошла к церкви. Она опустилась на колени и долго молилась. А потом к ней подошёл батюшка, он её перекрестил и нас. Он стоял и благословлял народ, который бесконечным потоком шёл и ехал мимо церкви. Около бабушки и батюшки образовалась толпа. И наша бабушка стала держать речь, примерно так: «Большое горе и страшные испытания выпали на нашу Великороссию. Но уже есть оружие, которым уничтожат прусаков, освободят Белоросию и Малоросию». Все стали спрашивать, какое это оружие. На что бабушка ответила, это военный секрет. Мы удивились. Тётя Нюра тут же съехидничала: «Вот в кого твои сыны удались». Имея в виду, что они ярые коммунисты и агитаторы. Мы остановились на окраине города, опять же рядом с военной частью. Мне один солдат отдал свой ужин: пшённую кашу в котелке и ложку. Так вкусно было, но я всё спрашивала: «А Вам?». А он: «Ешь, ешь. У меня такая дочка, как ты». А когда я подчистую всё выскребла и смутилась, что ему ничего не осталось, он утешил: «Вот хорошо, и мыть не надо». Потом порылся в кармане и достал кусочек сахару. Он был весь тёмный от махорки. Я его потёрла об одежду и в рот. Ох, как вкусно, я чуть слюной не захлебнулась. Утром тётя Нюра, Валя и мама ушли в облисполком, чтобы нас определили на жительство. Нам дали направление в с. Ижевское. Это районный центр, большое село. Нас поселили в каком-то учреждении, где в кабинетах жили семьи беженцев. Мы сдали своего коня и плакали, как по родному. Валя встала на учёт в РОНО, а мама и тётя Нюра поступили на завод «Сухат». Там сушили овощи и фрукты для Крайнего Севера. Денег не было, купить продукты не на что. Маме и тёте Нюре выписывали маленькую зелёную картошку, которая не шла на сушку. Бабушка мыла её и отваривала. А потом на сковородке с водой и маленькой луковицей поджаривала. Я эту картошку есть не могла, сразу же начиналась рвота. А больше ничего не было. У меня начались голодные обмороки. Если я нагибалась, сразу темнело в глазах и я падала. На ногах появились отёки. Мама плакала, но ничем помочь не могла, т.к. у нас ещё был грудной ребёнок, а у Вали пропало молоко. На счастье Вале дали направление в школу в с. Городковичи, недалеко от Ижевского. Мы наняли извозчика и поехали. Там нам выделили двухкомнатную квартиру без мебели. Потом видно завхоз притащил стол и лавки. У нас появилась картошка, грибы сушёные и жмых. Мы там пробыли недолго. Приехала бабушка. Говорит: «Собирайтесь, пруссаков отогнали. Поедем на родину». Мама и Валя были против, так как Монастырщина была ещё под немцем. Но бабушка, всегда игравшая первую роль в наших семьях, убедила и даже маршрут определила. Едем на извозчиках до станции Шилово, а оттуда поездом до Мещовского района, где мы вначале пути жили. Выехали из Ижевского в пургу, из одеял сделали что-то вроде шатра. Сани заносило из стороны в сторону и мы держались кто за что. Валю с Вовочкой посадили в середину, рядом с ней Валя и Лёня, а мы по краям. В дороге Вовочка потерял сознание, начались судороги. Извозчик изо всех сил гнал лошадей. Приехали в Шилово уже темно. Постучали в первый же дом. Нам открыли и приветили. Объяснили, где врач живёт, и я побежала по пустынным и тёмным улицам. Очень боялась заблудиться, народу на улицах нет и спросить не у кого. Но почему-то сразу нашла дом и, плача, стала уговаривать врача. Она быстро и молча собралась, и мы побежали. Вовочка так и не пришёл в сознание, умер. Врач сказала, что это младенческая эпилепсия. А бабушка – по-народному – «родимчик». Похоронили его на станции Шилово и поехали уже поездом. Ехали быстро, бесплатно. Но в вагонах набрались вшей, я думала они нас съедят… Такой нечестии у нас никогда не было. Добрались до того села, где раньше жили. Оказывается, председателя колхоза того нет, половина домов сгорела. Мы поселились в соседнем селе. Нам выделили в барском доме большую комнату, сбили нары, рядом была кухня с большой плитой. Бабушка сразу стала готовить щёлок, выпаривать одежду, головы смазывать керосином, вычёсывать насекомых. Но вдруг мама заболела сыпным тифом, покрылась сыпью, поднялась температура. Потом заболел Лёня, Валя и тётя Нюра. Эти переболели дома, а когда заболела сестра Валя, её пришлось везти в больницу в с. Серебряное. Мама послала меня к председателю колхоза: «Скажи, что мы беженцы, что твой отец командир, что мы болеем и умираем в голоде. Чтобы выписал нам с колхоза продуктов, а весной мы отработаем». Я пришла к нему в дом и только начала говорить, разревелась и ничего ему не сказала. Но его жена наложила ведро картошки, налила молока в бутылку и дала кусочек сала. Я летела домой, как на крыльях. Но мы это всё быстро съели и опять голод. У меня заболела уже вся семья, бабушку отвезли в больницу, так как была очень плохая. Остальных я кормила мороженой картошкой, которой на полях было полно. Из консервной банки гвоздём я соорудила подобие тёрки. Картошка скользкая, пока натру, все руки пораню. Потом эту картошку я накладывала в пустые консервные банки, которых полно валялось вокруг дома, предварительно почистив их песком и водой. В комнате, где мы жили, была высокая голландская печь, замучаешься её топить, пока нагреется. Когда прогорят дрова, я ставлю свои консервные банки и закрываю дверцы. Долго печётся, иногда и сырая наполовину. Около дома протекала речка, в ней была рыба, но я не смогла приспособиться поймать. Около речки росли большие вётлы, и на них селились грачи… Я лазила на эти деревья, а у них сучья очень ломкие, и брала из гнёзд грачиные яйца. Я их варила и выдавала своим больным. Появилась первая зелень, а рядом был заброшенный барский сад. Я ломала ветки чёрной смородины, крыжовника, крапиву и заваривала такой чай без сахара. И тоже поила всех. У меня оказался врождённый иммунитет против сыпного тифа. Ведь я спала рядом с мамой и Валей. Стирала и ухаживала за Лёней, Валей, бабушкой, но не заболела. Когда я пошла Валю навещать в больнице, то понесла ей передачу: кашу из мороженой тёртой картошки и 10 грачиных яиц. Валя как увидела это, заплакала и не взяла. «Как я буду это есть, надо мной смеяться будут». Я тоже заплакала. Валя заставила меня это всё съесть, так как дорога длинная назад, а у меня всё время ноги подкашивались, и приходилось садиться на землю. Скоро Валю выписали, и она пришла домой. Бабушка осталась в больнице, там и умерла. Я тебе писала об этом. Отъезд из Рязанской области бабушка затеяла, конечно, из страха, что умрёт на чужбине. Умерла она не на родине, то есть это была Смоленщина, но потом стала Калужской областью. Мы так ни разу и не были у неё на могилке. Когда остальные выкарабкались из болезни, появился зверский аппетит. Нам немного помогал колхоз, но после немцев там ничего не осталось. Помогали и жители: кто картошки даст, кто молока, хлеба не было. Валя и тётя Нюра собрали кое-какие вещи и пошли менять в Мещовск. Там они на базаре встретили папу, Валя от волнения чуть в обморок не упала. Вокруг собрался народ, все плакали и жалели. Тётя Нюра и Валя были острижены наголо после тифа, отощавшие, плохо одеты. Папа дал им продуктов, денег, а потом сам приехал. Привёз риса, макаронов, брикетов с кашей и подсолнечного масла. Вале дали направление в школу в прифронтовой полосе, а мама и тётя Нюра остались здесь работать колхозе. Нас поселили в доме, где жил председатель колхоза соседнего села. Это село полностью выселили, так как там уже был фронт. Председателя звали дядя Вася, и он нас очень полюбил и во всём помогал. Валя стала работать в школе, а я учиться. Мама получила аттестат и получала по нему в военкомате какие-то деньги и продукты. Жить стало лучше, но всё равно голодно. Когда фронт отодвинулся, дядя Вася переехал с семьёй в своё село. Оно было в двух километрах от Растворова. Он взял нас с собой и поселил в дом к одной женщине с мальчиком, моим ровесником. Мама тоже приехала к нам. Всё лето мы работали в колхозе. А Валю назначили директором школы, это всего в двадцать два года. Монастырщину освободили, и мама с тётей Нюрой решили ехать туда. Оказалось, что дом наш цел, а в нём живёт дядя Коля, его назначили председателем Монастырщинского сельского Совета. Сообщения объединены, 15 фев 2017 Антонина Сиглаёва «Воспоминания о войне» (продолжение) Его судьба очень интересна. Когда мы уже уехали, он получил приказ на лошади верхом прибыть в Монастырщину. Там собрался целый отряд коммунистов, ответственных работников. Поехали в заранее намеченное место. На них напали немцы, многих поубивали, а остальных взяли в плен. При них не было никакого оружия, только партбилеты. Дядю Колю привели к большому сараю и с трудом туда затолкали, так как он был полон людей, что даже стоять было невозможно. Все чувствовали себя обречёнными. Утром открылась дверь, и он прямо выпал наружу. Немец опять закрыл дверь, а дяде Коле дал ведро и повёл к кухне. Дорогой он показал на солнце, на сарай, и пальцем изобразил оружие и сказал: «Пух, пух!»... Дядя и так знал, что их всех расстреляют, а тут совсем тошно стало. Немец дошёл до кухни, взял ведро, показал дяде, чтобы он ждал его и вошёл в помещение. А пленные подходили, брали лопаты, становились в строй, и их вели на ремонт дороги. Дядя схватил лопату и встал в строй этих пленных. Только отошли немного, как он услышал скрип двери и окрики немца. Но он даже не повернул головы, хотя, как он рассказывал, голова сама поворачивалась, и он другой рукой её удерживал. Во время работы он стал присматриваться, где бы лучше убежать. Когда охраняющие немцы расслабились, сели перекусить, дядя незаметно шмыгнул в овраг и побежал. Смоленщину он очень хорошо знал, поэтому оврагами добрался до Багрецов. Там тоже были немцы, но он всех жителей знал и пошёл ночью к многодетной матери, которой много помогал. Она его приняла, обмыла, накормила и сказала: «Васильевич, тебе надо уходить, а то все вместе погибнем». Он и сам это понимал. Ночью опять оврагами стал пробираться в село Завидовку, где жила его тёща. Два года он скрывался в подвале, ночью выходил на свежий воздух. Ходили слухи, что появился Сиглаев и что видели его ночью. Пришли полицаи, стали допрашивать тёщу. Обыскали дом, сарай, чердак, подвал. А у неё в подвале от печки до стенки было узкое пространство, он там прятался, его и не заметили. Тёщу стали бить дубинками. Она кричала и богом клялась, что зятя не видела и не знает, где он. Дядя Коля ночью ходил в село Туфля, где жил мамин родной брат Гаврик. Были слухи, что в Тёмном лесу появились партизаны. Дядя Гаврик ему рассказал, что приезжал в Монастырщину, забрал кое-какие наши вещи и свиней. Но пришли партизаны и сказали: «Гавриил Филиппович, отдайте вещи и продукты вашего зятя партизанам. Он коммунист и для победы ничего не пожалеет». Дядя Гаврик отдал им все наши и свои полушубки, валенки. Но связи с партизанами не было и где конкретно их искать, не известно. Дядя моей мамы Иосиф был старостой в этом селе. Немцы хотели своего поставить, но народ уговорил дядю Иосифа, хотя он был уже старым и больным эпилепсией, после империалистической войны. Он очень помог людям. Когда хотели молодёжь отправлять в Германию, он предупредил, и все ушли в лес. Потом скот хотели забрать – его отогнали в лес и сторожили по очереди. Дядя Иосиф тоже не смог помочь дяде Коле связаться с партизанами, потому что они приходили ночью и тут же исчезали. Дядя Иосиф к их приходу заранее готовил продукты и одежду. Так как немцы не стояли в этой деревне, дядя Коля решил там ждать партизан. А когда они пришли, он ушёл с ними. Когда освобождали Монастырщину, этот партизанский отряд здорово помог Армии. В Монастырщине стали восстанавливать советскую власть и дядю Колю как местного оставили председателем сельсовета. Когда он всё восстановил, навёл порядок, появился райисполком и райком партии, и у него спросили: «Где Вы были во время оккупации?» А он в партизанском отряде не взял никакой справки, этот отряд влился в Армию, в то время разыскать его было невозможно. Дядю Колю направили в штрафной батальон, где он в одном из боёв был тяжело ранен, потерял правую руку. Тётя Нюра с детьми поехала в село Завидовка к матери. Валю отпустили на короткое время, и мы с ней поехали в Монастырщину. Валя должна была вернуться, раньше по своей воле не увольнялись. Валя съездила в село Семоржа, где жили родители её мужа. Оказывается, они забрали все их вещи, зарыли в подполе. И постоянно просушивали целую ночь на заранее протопленной печи и опять зарывали. Валя наша по тем временам оказалась очень богатой. Добротные и красивые вещи привезли на телеге. Она их забрала с собой в Растворово, где уже жила не-далеко от школы у очень хорошей женщины. С ней жила ещё одна молодая женщина, которая втёрлась в доверие Вали и хозяйки и сделала для них большую подлость. Валя там заболела туберкулёзом, и её положили в тубдеспансер в Калуге. А хозяйке срочно потребовалось выехать на время к родственникам. Эта Валина подруга забрала все ценные вещи Вали и хозяйки, зарыла их на лугу и подожгла дом. Её арестовали и осудили. Она попросилась повидаться с Валей и попросить у неё прощения. Она заходит в Валином зимнем пальто и её валенках. Говорит: «Прости, на меня что-то нашло, я тебе всё время завидовала, что ты такая грамотная, красивая, хорошо одета, и я всё время злилась». Валя ей сказала, что человеческой подлости нет предела: «Ведь я больная, а мне даже одеть нечего. Снимай моё пальто и валенки». Она всё сняла и ушла. Валя с открытой формой туберкулёза и II гр. Инвалидности приехала к нам в Монастырщину. Родственники из деревни присылали мёд, масло топлёное, кур, но это было всё для Вали. Папу после ранения и контузии подлечили и направили на Дальний Восток, где он потом участвовал в боях. Он выслал денег Вале на путёвку в санаторий Сосновый Бор под Москвой. Мы получили от неё несколько писем, где она писала, что чувствует себя лучше. Ходит в соседнее село, где покупает яйца и молоко. А потом писем не стало. Пришло письмо от главного врача, что Валя умерла, приезжайте хоронить. Пока письмо дошло, её уже схоронили. Но мама с родственником из её деревни поехала. Этот дядя Роман очень помог нам и деньгами, и продуктами, так как всё, что было, мы отдали Вале. Когда они приехали туда, им показали могилку, они её поправили, поплакали и пошли в санаторий за Валиными вещами. Ни вещей, ни денег не оказалось. Так и вернулись. А до отъезда Вали мы получили письмо от женщины, где её муж с солдатами останавливался. Он дал ей адрес и просил: «Если я не вернусь, сообщите моей жене, она сейчас у своих родителей по этому адресу». Она положила адрес за икону. Несколько раз они ходили в бой, но Ваня был жив. А потом вернулись солдаты и сказали: «Наш капитан убит». Она этот адрес хранила и, когда поняла, что Смоленщина освобождена, написала эту страшную весть. Валя уже была больная, в Смоленском туб-диспансере ей ничем не помогли, а тут такое известие. Она совсем слегла. Раньше не было такого лекарства от туберкулёза, как сейчас, за год полностью вылечивают. Так и умерла, бедная, в 25 лет, красивая, молодая, умная. Наша семья потеряла Валю, её сына Володю, мужа Ивана, бабушку. Дядя Коля остался инвалидом, исключили из партии. Папа после ранения был нашпигован осколками, они давали страшную боль и в жару и в холод. Я этих немцев ненавижу, чтобы они были прокляты во веки веков. Сколько страдания нашим людям принесли. И я никогда не поверю всяким писакам о том, что Сталин преступно игнорировал сообщения о войне. В то время нужно было любой ценой выиграть время для вооружения, все средства уходили в промышленность и в мирное строительство. Воевать было нечем. Отсюда договор о мире, эшелоны с пшеницей и др. продуктами в Германию. Я смотрю, сейчас все стали стратегами, умными политиками и все критикуют, критикуют. Оказался бы такой критикан на месте тех командиров под Калугой, может по-другому бы смотрел на всё. Раны бы ему перевязали грязными бинтами, пить дали тухлой воды из лужи, а товарищей убитых сбросили бы на его глазах в окоп. А в небе и на земле немцы-варвары никого не щадят. И при таком массовом отступлении был порядок, и, благодаря этому порядку и дисциплине, а также любви русских к своей Родине, мы победили. Когда мы вернулись в Монастырщину, наш дом был пустой. Во второй половине жили соседи Грачёвы. Сам хозяин стал начальником полиции, а 2 его сына – полицаями. Когда дядя Гаврик приехал за нашими вещами, как просила его мама в письме, там уже всё ценное забрали Грачёвы, мама даже ключ им оставила. В доме стояли немцы, двое из которых пострадали от папиных охотничьих припасов. В спальне на стене висело папино охотничье ружьё, из которого немец решил пострелять. Что получилось, никто не знает. Но ружьё почему-то взорвалось, и немца здорово поранило. Папа был председателем охотничьего хозяйства и на всех получал боеприпасы, которые хранил в сундучке. Немцы добрались до них и стали рассматривать. Порох лежал в жестяной коробке, где было написано: «Ландрин». С папиросой в зубах немец стал открывать, на порох попал пепел и горевшие табачины, и он взорвался. Немец ослеп. Эти случаи рассказывали нам Медведниковы и Боровиковы. А мама сказала – это за наши страдания. Соседи вернули часть вещей и, самое главное, мамино приданное, сделанное руками её родных братьев: это 2 кровати, сундуки, стол, диван деревянный (канапка) и швейную машинку. Грачёвы куда-то исчезли с немцами. А потом где-то старого поймали, но по возрасту и болезни не расстреляли. Он жил в деревне. Однажды в базарный день он шёл по нашей улице, а мы с мамой были во дворе. Он остановился, сказал: «Прости, Филипповна», и встал на колени. Мы с мамой ничего не сказали, только смотрели, как он долго не мог встать с колен. Ляля, вот вкратце моя война. Я писала несколько дней, дрожали руки и путались мысли. Я не буду перечитывать, там, наверное, много ошибок, но не столько от неграмотности, а от нагромождения мыслей и волнения. Оказывается, так подробно и последовательно я вспоминала войну впервые после её окончания. До свидания. Целую. Тоня. 22.5.2000 г. Остался 1 месяц до начала войны… 26.7.2000 г. …Ляля, я когда читала твоё письмо в ответ на моё о войне, я как бы вновь прошла этот путь бед и несчастий. Когда читала твоё письмо, вспомнила примерно такую же оценку тёти Нюры. Я приехала к дяде Коле с тётей Нюрой в Шумячи на 45-й год Победы. Дядя Коля от радости был сам не свой, и тётя Нюра тоже рада. Накрыла вкуснейший деревенский стол с неизменной яичницей с салом. Дядя Коля достал что-то дорогое, спиртное… За встречу и за праздник выпили все. Тётя Нюра захмелела и стала вспоминать войну. Особенно то время, когда все заболели сыпным тифом. Говорит: «Поселили нас на окраине деревни и над входом прибили доску с надписью: «Карантин, сыпной тиф». Все лежат вповалку с температурой и бредом. Есть нечего, никаких лекарств, из жителей никто не заходит. И если бы не Тоня, мы бы все поумирали. Она ходила в се-ло, её жалели и давали кто кусок хлеба, то картошки, то молока бутылку. Она всё это приносила домой, жевала хлеб и делала из тряпки соску для Вовы. Тёрла мороженую картошку и пекла её в банках. Собирала грачиные яйца, варила их и кормила нас». Дядя Коля расплакался, и мы тоже. «А потом, - продолжа тётя Нюра, - пошла к председателю колхоза просить подводу, чтобы отвезти сестру Валю в больницу… А потом бабушке стало очень плохо. Опять Тоня ходила хлопотала насчёт подводы и возницы. Мороженая картошка на поле погнила, яиц грачиных не стало. Выписали в колхозе капусту почти полностью сгнившую. Так она её очищала почти до кочерыжки, мыла в речке, а потом варила. Болезнь отступала, но появился аппетит и головокружение от голода, и Тоня ходила побираться». Тут дядя Коля опять расплакался. Я давай его успокаивать, говорю: «Дядя Коля, не переживайте, я никогда не побиралась, то есть не просила. Просто, вид-но, я так жалко выглядела, что люди меня жалели и давали, что могли. Однажды женщина из другой деревни пригласила меня к себе. Я пошла на другой день и попала к обеду. Меня посадили за стол, налили целую миску картофельного супа, заправленного салом, дали кусок хлеба, потом дали кружку молока и опять кусок хлеба. У меня от такой обильной еды живот раздулся и мне было стыдно, что я так «напузырилась». Эта женщина наложила мне картошки в сумку, хлеба ломоть и молока. Сумку помогла донести до окраины. Когда шли, другие женщины выходили и спрашивали, кто я и зачем пришла. Когда узнали от женщины, что мы беженцы и все заболели и голодаем, они позвали придти в следующий раз к ним. Хоть и стыдно было, но пришлось идти, так как эти продукты все съели. Я пошла к первой женщине, она приняла меня хорошо, покормила и повела к тем, что звали. Мне наложили картошки, немного хлеба дали и молока. Я еле дотащила эту провизию и от радости все 3 км пела. А на окраине этой деревни женщина сказала: «Приходи в следующий раз сразу ко мне»… и дала тоже картошки, молока и жёлтый кусок сала. Больше я туда не ходила, потому что кто мог, дал продуктов. Сами жили бедно. Стало уже тепло и тётя Нюра с Валей пошли за несколько километров в город Мещовск менять вещи на продукты. Там они нечаянно встретили папу, который нас искал, а мы его. Ответы приходили неутешительные, а он оказался рядом. С этого момента нам стало легче. Папа выписал литер, по которому мы получали немного продуктов и денег. Ну, конечно, он привозил из части макароны, крупы, подсолнечное масло. Там ему выписывали для семьи беженцев. Валя получила направление в школу работать и взяла меня с собой. А мама и тётя Нюра остались работать в том колхозе. …Папа никогда ничего героического не рассказывал, хотя наград много имел. Я помню только один случай, но он не героический, а скорее курьёзный. Наверное, это было где-то в Смоленской или Калужской области. Часть, где он проходил службу, попала в окружение и вырваться не могла, так как были почти невооружённые. Командир части поручил папе как местному жителю найти возможность подобраться поближе к немцам и захватить «языка». Очевидно, с ним были солдаты. Папе удалось захватить офицера высокого ранга, когда он справлял свои естественные надобности. Его допросили, он указал по карте, где немцы, а где наши. А так как папа действительно знал эти места, он провёл без боя и вывел к своим. Командир части наградил папу очками и обручальным кольцом с бриллиантом, которые взяли у немца, а его расстреляли. Папа эти очки носил всё время, а кольцо подарил мне. А я Лене. Так у нас этот печальный трофей до сих пор. Я рассказала Лене о происхождении этого кольца. Она удивилась, как это можно наградить очками и кольцом. На что я ей ответила, что в то время не оказалось под рукой Золотой Звезды Героя, но от радости, что спаслись, хоть как-то отмети-ли этот подвиг в лесах Смоленщины. 5.05.03 г. …Вот и ещё один День Победы. Побольше бы нам прожить таких радостных дней. Несмотря на голод и разруху, радости не было конца. И как быстро всё восстанавливалось, карточки уже в 1947 году отменили. Все обязаны были трудиться. И даже мы, школьники, постоянно работали в колхозе. Тяжело было, но все понимали: «Надо!»… 30.05.03 г. …Спасибо тебе за поздравление с Днём Победы. Такая красивая открытка и замечательные стихи, может, это твои? Я День Победы провела в глубокой печали. А начала плакать с 8 мая, когда Путин был в Туле и говорили о том, что несмотря на постоянные обстрелы, оружейные заводы смогли вывезти и за 20 дней восстановить на новом месте. И у Путина на лице была такая гордость. А передо мной как мираж представилась такая картина: рвутся снаряды, все бегут куда-то, наша лошадь понесла, обезумев от страха, а потом телега застряла между трамвайными рельсами. Мама и тётя Нюра удерживают лошадь за уздцы и руками закрывают ей глаза, мы с Валей толкаем сзади, упираясь изо всех сил, но сдвинуть не можем. Бабушка сидит на телеге: на одной руке двухмесячный Вовочка, на другой – двухгодовалая Валя, а между ног зажала пятилетнего Лёню, чтобы не выбросило их из телеги. Все кричат и дети, и взрослые, сирена воет. Мимо пробегали солдаты, бабушка как взвоет: «Детухны, сыночки, помогите ради бога, мои сыночки тоже воюют, спасите нас. Несколько солдат подняли телегу с бабушкой, детьми и небольшим скарбом, а мама и тётя Нюра повели лошадь и таким образом перетащили на дорогу. Бабушка плачет, благодарит, слёзы у неё текут ручьями из глаз и из носа, но руки заняты детьми и всё это течёт ей на грудь. Я, видно, очень испугалась, какой-то ступор на меня нашёл. Я плохо помню, как мы выбрались из Тулы и дорогу до Рязани. Уже в Рязани у меня про-светлело в голове, мы несколько дней жили на окраине, в город нас не пускали. А потом забрали у нас лошадь, а нас поселили в каком-то учреждении, которое эвакуировалось и стояло пустое. Я тебе писала об этом… Раньше этот праздник мы отмечали с радостью, пели военные песни. Рассказывали какие-то смешные истории, анекдоты. А сейчас, к старости, радость Победы сменяется печалью. Вот мой друг Андрюша, когда поздравляла его, плакал, вспоминал Сталинградскую битву, этот домик Павлова, где их долбил немец и днём и ночью, голод, жажду, они ели только ржаные зёрна и четверо суток ему пришлось пролежать в воронке с холодной водой. Сейчас ноги не ходят. Поэтому я посмотрела только парад и больше не подходила к телевизору, потому что вид старых ветеранов, их воспоминания, военные фильмы вызывали у меня слёзы и глубокую печаль. 2010 год http://monastyrshhina.library67.ru/...siglaeva-vospominaniya-o-vojne-prodolzhenie-/
Никогда не слышал этого названия... Сообщения объединены, 15 фев 2017, время первого редактирования 15 фев 2017 Стародворцев Павел Сергеевич Об огнях-пожарищах, о друзьях-товарищах… Часть 1 Я родился 20 января 1926 года в деревне Сивково, Мона- стырщинского района, Смоленской области. Русский. Право- славный. Состоял в КПСС с 1960 по 1991 год. Был членом комсомола, Осавиахима, МОПРа (Международное общество помощи революционерам). До войны окончил в 1941 г. первый курс Соболевского пе- дагогического училища Смоленской области. Узнал о начале войны 22 июня 1941 г. в селе Соболево Монастырщинского района Смоленской области, где прожи- вала семья. Отдыхал дома после ночных военизированных учений студентов педучилища, которые проходили в ночь с 21 на 22 июня. Примерно в час дня в комнату, где я находился, пришла мать и сказала, что началась война с Германией. Она слышала по радио в 12.00 выступление Молотова. В боевых действиях начал участвовать по призыву. С мар- та по август 1944 г. проходил службу в учебной бригаде в Бер- шетских лагерях на Урале. Обучался на минометчика. В августе 1944 г. с маршевой ротой прибыл на станцию Жабинка в Белоруссии на пополнение 28-й армии. Попал в 221-й стрел- ковый полк 61-й стрелковой дивизии в батарею полковых минометов на должность наводчика миномета в звании рядового. Командиром батареи был, если не ошибаюсь, 478 Командиром батареи был, если не ошибаюсь, старший лейте- нант Чеботарев. После пополнения личным составом 28-я армия, находив- шаяся, как я понимаю, во втором эшелоне, была переброшена на 3-й Белорусский фронт. На 3-м Белорусском фронте боевой путь проходил через города Гумбинен (январь 1945 г.), Прей- сиш-Эйлау (февраль 1945 г.), Цинтен (март 1945 г.). 3-м Белорусским фронтом до 18 февраля 1945 г., то есть до дня своей гибели, командовал генерал армии И.Д.Черняховский. 21 февраля фронт принял маршал А.М.Василевский. С декабря 1944 г. я служил во взводе автоматчиков 116-й отдельной роты охраны штаба 28-й армии. Армией командо- вал генерал А.А.Лучинский. Командиром 116-й отдельной ро- ты охраны был капитан Кононов. Взводом автоматчиков ко- мандовал лейтенант Цветков. В апреле 1945 г. 28-я армия была выведена из состава 3-го Белорусского фронта и передана в состав 1-го Украинского фронта, которым командовал маршал И.С.Конев. Боевой путь в составе 1-го Украинского фронта проходил через Верхнюю Силезию (апрель 1945 г.), пригороды Берлина (апрель-май 1945 г.), г. Циттау (май 1945 г.) Боевые действия закончил 9 мая 1945 г. в городе Циттау в составе 116 отдельной роты охраны штаба в звании рядового, в должности автоматчика. Ранен осколком мины в конце октября 1944 г. при обстре- ле противником расположения батареи полковых минометов 221-го стрелкового полка 61-й стрелковой дивизии, в которой в то время проходил службу. Осколок пробил сапог и застрял в мякоти правой ноги в нижней части голени. Ранение было легким. Находился на излечении в армейском полевом госпи- тале 28-й армии приблизительно в течение месяца. После из- лечения в свою часть не попал, а был направлен в 197-й запас- ной полк 28-й армии. Возвращался с войны через города Люблин (Польша, сен- тябрь 1945 г.), Слуцк (сентябрь 1945 г.). Затем с 1945 по 1950г. служил в городе Гродно. Демобилизовался из г. Гродно весной 1950 г., когда увольнялись в запас солдаты и сержанты моего года рождения (т.е. 1926-го). Награжден: 479 Медаль «За боевые заслуги» № 2432161. Где вручалась – не помню. Удостоверение к медали утрачено. - Медаль «За взятие Кенигсберга». - Медаль «За взятие Берлина». - Медаль «За победу над Германией». - Орден Отечественной войны I степени № 1434024. Указ Президиума Верховного Совета от 11 марта 1985г. Вручен в 1985 г. в райвоенкомате Починковского района Смоленской области военкомом майором Науменковым. Награжден, как сказано в Указе, за храбрость, стойкость и мужество, прояв- ленные в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками, и в ознаменование 40-летия Победы советского народа в Великой Отечественной войне 1941-1945гг. В послевоенное время награжден семью медалями, посвя- щенными юбилеям Великой Победы и Вооруженных Сил СССР. В 1976 г. награжден орденом Знак Почет» № 1358173 (Указ Президиума Верховного Совета СССР от 23 декабря 1976 г.). На войне погиб мой дядя, брат матери, Никанор Михеевич Дубенков. В начале войны часть, в которой он служил, попала в окружение. Он сумел с оружием пробраться домой в дерев- ню Сивково Монастырщинского района Смоленской области. Установил связь с партизанами. Осенью 1941 г. он и его това- рищ – однодеревенец Стефан Рыжиков – вступили в воору- женную стычку с полицаями, во время которой Стефан был убит. На следующий день хата Никанора была окружена нем- цами и полицаями, приехавшими на грузовой автомашине. Они предложили Никанору сдаться без сопротивления, угро- жая в противном случае сжечь хату вместе с ним, его женой и четырьмя детьми. Никанор сдался. Его посадили в кузов авто- машины и повезли в райцентр. В нескольких километрах от Сивкова машина спустилась в овраг, заросший кустарником. Никанор выбросился из машины через борт и бросился бе- жать. Немцы и полицаи открыли стрельбу по нему и убили метрах в ста от машины. Другие родственники остались живы. Отец, Стародворцев Сергей Петрович, 1898 г. рождения, был мобилизован в пер- вые дни войны. Сначала служил в тыловых частях, а в 1943 г. 480 Сообщения объединены, 15 фев 2017 попал на фронт. Получил тяжелое ранение в боях на Украине. После нескольких месяцев лечения был признан негодным к воинской службе и в январе 1944 г. вернулся домой. Брат отца Петр Петрович, 1985 г. рождения, служил при госпитале на Урале. На фронте не был. Братья отца Иван Петрович, 1903 г. рождения, и Фома Петрович, 1907 г. рождения, к началу войны жили в Ленин- граде, работали шоферами. Во время блокады Ленинграда во- дили машины по «Дороге жизни» через Ладожское озеро. До конца войны служили в автомобильных частях. Мой двоюродный брат Евгений, сын дяди Петра, 1926 г. рождения, был призван в армию одновременно со мной. Был дважды ранен. Собственные публикации Более тридцати лет работал в районных газетах, в том числе 21 год был редактором Починковской районной газеты «Сельская новь» (Смоленская область). Печатался в районках и областной газете «Рабочий путь». Учет этих публикаций не вел. В последние годы опубликовал в областном ежемесячном журнале «Смоленск»: - «Боевые действия группы Качалова» («Смоленск» №9(29), сентябрь 2001г., с. 18-20). В статье говорится о дейст- виях группы войск генерал-лейтенанта В.Я. Качалова в июле- августе 1941 г. на территории Рославльского, Стодолищенско- го и Починковского районов Смоленской области. - «Учитель милостью божьей» («Смоленск» №5(37), май 2002 г., с. 15). О В.А. Станкевич, заслуженном учителе Рос- сийской Федерации. - «Соболево» («Смоленск» №6(38), июнь 2002 г., с.36-37). Очерк об одном из примечательных мест Смоленщины – быв- шем имении видного земского деятеля, депутата I Государст- венной Думы А.Н. Попова. Неопубликованные материалы. - «Командарм. Страницы жизни генерал-лейтенанта В.Я. Качалова». Это документальный очерк о командующем 28-й армией генерале В.Я. Качалове, погибшем в Смоленском сра- жении 4 августа 1941 г. Примерный объем очерка – 6 печат- ных листов (128 страниц машинописи). Рукопись готова к пе- 481 чати, но нет средств для ее публикации. Публикации обо мне: - Станкевич В.Н. Воин, журналист, краевед // «Смоленск». №5(25), май 2001. - С. 26-27. - Беляев И.Н. Подвижники земли Смоленской. Биобиблио- графический справочник об исследователях родного края. Смоленск: «Смядынь», 2003. - С.381-383. - Смоленская область. Энциклопедия. Т.2. - СГПУ, 2003.- С.616. В оккупации В 1941 г. я учился на первом курсе Соболевского педаго- гического училища Смоленской области. Помню, в мае или начале июня 1941 г. в педучилище приехал военный, видимо, политработник Красной Армии. Нас, студентов, собрали в клубе педучилища, где военный прочел лекцию о междуна- родном положении. Все мы знали о пакте о ненападении, заключенном между СССР и Германией в августе 1939г. Поэтому многих из нас удивил резкий тон, с каким наш лектор характеризовал поли- тику фашистской Германии и отзывался о ее руководителях. Видать, в армии без особого доверия относились к заключен- ному пакту и не ждали от Гитлера ничего хорошего. Мне в память врезались несколько фраз лектора, направленных про- тив гитлеровской расовой теории. Он говорил примерно так: «Гитлер относит немцев и себя лично к высшей расе. Одним из признаков человека высшей расы он называет мягкие бело- курые волосы. Но посмотрите на самого Гитлера. Волосы у него черные как вороново крыло и жесткие как кобылий хвост». Из-за хлесткого выражения «кобылий хвост» мне и запомнилось это высказывание лектора. В предвоенные годы в педучилище серьезное внимание уделялось физкультурной и военной подготовке. Здесь был оборудован отличный спортивный городок с вертикальными и наклонными лестницами, кольцами, трапецией, шестом, кана- том, перекладиной, местами для прыжков в длину и высоту. На военной подготовке мы учились стрелять из малокалибер- ной винтовки, метать гранату, пользоваться противогазом, 482 разбирать и собирать винтовку Мосина. Военной подготовкой руководил имевший специальное образование командир запа- са Гавриил Мартынович Царев. В ночь с 21 на 22 июня 1941 г. в педучилище были назна- чены военные учения. По плану учений студенты педучилища должны были наступать на районный центр Монастырщину, который находился в десяти километрах от Соболева. Нас, вооруженных деревянными макетами винтовок, построили в двенадцатом часу ночи, объявили задачу и повели проселоч- ными дорогами на Монастырщину. По пути пришлось форси- ровать небольшую речку Вихру. Еще затемно мы сосредото- чились на подступах к районному центру. Против нас «оборо- нялись» 200-250 человек монастырщинской молодежи, при- званной на учения райвоенкоматом. На рассвете мы с криком «ура» и имитацией стрельбы припасенными трещотками по- шли в атаку на Монастырщину. В некоторых местах дело до- ходило до рукопашных схваток, ибо каждая из сторон стреми- лась захватить «пленных». Там же, на околице Монастырщины, состоялся разбор учений, который провели военрук училища Г.М.Царев и ра- ботники райвоенкомата. После бессонной ночи мы, не торопясь, вернулись в Собо- лево, где жила наша семья. Часов в 9 утра 22 июня я лег спать, а в первом часу дня меня разбудила мать и, плача, сказала, что началась война. Сообщение об этом она услышала по радио. Таким образом, по стечению обстоятельств, в первые же часы войны, еще не зная о ее начале, мы, студенты педучилища, хо- дили в свою первую «атаку». Началась мобилизация. Был призван в армию и мой отец Стародворцев Сергей Петрович, 1898 года рождения, рабо- тавший делопроизводителем в Соболевском педучилище. Мне с матерью и младшей сестрой пришлось пережить годы не- мецкой оккупации, длившейся с июля 1941 г. по сентябрь 1943 г. В первые дни войны недалеко от Соболева началось рытье противотанкового рва. На эту работу мобилизовали тысячи людей гражданского населения, в основном молодежи. В те- чение нескольких дней они копали ров лопатами под палящим летним солнцем. Как выяснилось впоследствии, это была пус- тая затея. Нигде во время войны противотанковые рвы не по- 483 служили серьезным препятствием для немецких танков. В начале второй декады июля мы впервые увидели немец- кую танковую колонну. Она прошла по большаку от Мона- стырщины на Смоленск примерно в километре от Соболева. А вечером того же дня в Соболево въехали несколько на- ших грузовых автомашин с красноармейцами. Они располо- жились на ночевку в обширном саду педучилища. У них была полевая кухня. Они приготовили себе на ужин хорошо заправ- ленную гречневую кашу и щедро угостили ею бегавшую тут же соболевскую ребятню. Настроение у красноармейцев было удрученное, но не паническое. Командиры расспрашивали ме- стных жителей, где они видели немцев, какие проселочные дороги ведут в восточном направлении, не скрывая, что, поль- зуясь отсутствием у немцев сплошного фронта, будут пытать- ся выйти к своим глухими проселками, через лесные массивы. На рассвете эта небольшая часть покинула место ночевки. А на следующий день в Соболево с запада вкатилась рота немецких саперов-самокатчиков, которая начала сооружать переправу через речку Вихру. Тут был небольшой мостик, по которому переезжали на телегах и полуторках. Немцы посчи- тали его слабым для своей тяжелой техники. Они сноровисто разобрали стоявший поблизости сельский магазин, перетащи- ли на плечах бревна к речке и соорудили более прочный мост. А попутно разграбили находившийся неподалеку сырзавод. Проезжая снова через Соболево, везли головки сыра в пере- вернутых и укрепленных на багажниках велосипедов касках. Вслед за этим в Соболево вошел какой-то немецкий штаб. Жителей из домов не выселяли. Учреждения штаба размести- лись в пустующих летом помещениях учебного корпуса и двух студенческих общежитий – мужского и женского. Немецкий генерал поселился в помещении почты на первом этаже дома, в котором мы жили на втором этаже. Вообще надо сказать, что немцы в это время вели себя до- вольно беспечно. Мы, ребятня, нередко заходили в коридоры общежитий, где размещались отделы штаба. Наблюдали, как из комнаты в комнату, громко стуча сапогами, ходили немец- кие офицеры. На нас они не обращали никакого внимания. При хозяйственной службе штаба работало до десятка на- ших военнопленных. Они пилили дрова, подносили воду для полевой кухни, оборудовали отхожие места. Среди них выде- 484 лялся один наш боец, по виду уроженец Средней Азии. Не- смотря на жару, он всегда ходил в подпоясанной ремнем ши- нели и в нашей армейской фуражке. На поясе у него всегда была фляга. Время от времени кто-нибудь из немецких офице- ров громко кричал ему: «Иван! Ком хер! Шнеллер!» Боец оп- рометью бросался к офицеру, становился перед ним по стойке «смирно», громко, на немецкий манер, щелкал каблуками. Офицер указывал на фляжку. Боец отстегивал ее от пояса, что- то наливал в крышку и подавал офицеру. По выражению лица офицера можно было предположить, что в фляжке всегда на- ходилось что-то спиртное. Раза три-четыре к нам подходили работавшие при кухне военнопленные и осторожно выспрашивали, не могли бы мы достать для них старую цивильную одежду. Мы договарива- лись, куда принесем что-нибудь из одежды – ботинки, брюки, пиджак, кепку. Укромных мест в большом саду было немало. Бойцы тут же, при нас переодевались в штатское, указанными нами путями выбирались из Соболева и направлялись в близ- лежащие деревни уже под видом местных жителей. Мы были свидетелями, как в одной из комнат общежития подгонял под себя немецкое обмундирование наш военно- пленный. Немцы называли его Густавом. Он свободно говорил по-немецки. Иногда вступал в разговор и с нами. Сказал, что он – из немцев Поволжья и что ему предложили работать пе- реводчиком. В эти дни я имел полную возможность наблюдать и за не- мецким генералом. Это был высокий и худощавый человек с короткой седой прической. Прибывших к нему офицеров он зачастую принимал не в комнате бывшей почты, а на примы- кавшей к ней обширной террасе. Ночью спал также не в ком- нате, а в поставленной метрах в тридцати от дома палатке. Пока в Соболеве стоял штаб, немцы жителей не грабили. Иногда заходили к ним за молоком, предлагая при этом день- ги. Грабиловка началась позже. Внезапно появлялись на ма- шине или на мотоцикле 3-5 солдат, заходили в квартиры, по- трошили шкафы и сундуки, забирая приглянувшиеся вещи. Нас, ребятню, заставляли собирать для них на огородах огур- цы и помидоры, не скупясь при этом на затрещины и подза- тыльники. Когда наступила зима 1941-1942 гг., жителей Соболева, в 485 основном подростков и молодых женщин, выгоняли на расчи- стку большака Монастырщина - Смоленск. Снегу в тот год было очень много. Дорога после расчистки представляла со- бой траншею со стенами высотой до полутора метров. Во время работ на дороге несколько раз видел начальника районной полиции Лапицкого. Говорили, что до войны он был не то учителем, не то директором школы. Сам пошел в услу- жение к немцам и отличался незаурядной жестокостью. Нико- гда не расставался с плеткой. Однажды довелось испробовать этой плетки и мне. Лапицкому показалось, что я недостаточно старательно работаю (у меня в тот день сильно болела нога). Сдвинув черные густые брови, он подошел ко мне и несколько раз огрел плеткой по голове. Хорошо, что удары несколько смягчала зимняя шапка. Вскоре после оккупации района немцы стали создавать на его территории местную администрацию и полицию, назна- чать деревенских и волостных старшин. В Соболеве был ими создан центр волости, в которую входило до десятка деревень. Должность волостного старшины немцы предложили бывше- му завхозу педучилища Цареву Василию Савельевичу (в про- сторечии – Савке). Человек недалекий и изрядный выпивоха, он с готовностью принял это предложение и весьма гордился доверием немцев. Запомнилось одно его выступление перед жителями. - Кто я был при коммунистах? – вопрошал Савка. – Никто! Мне тогда не давали ходу. Но вот пришли немцы, откопали меня из-под снега и сразу увидели, что я за человек… Этот эпизод тоже, вероятно, сохранился в памяти потому, что в нем была необычная фраза: немцы, пришедшие к нам в разгар лета, откопали Савку из-под снега! Месяца через три после прихода немцев мы услышали о трагедии в деревне Скреплёво, находящейся километрах в се- ми от Соболева. Там на деревенскую вечеринку пришли два немецких солдата. После вечеринки они бесследно исчезли. На следующий день в деревню прибыли каратели. Допрошен- ные жители отрицали свое участие в убийстве солдат, делали предположения, что это могли сделать окруженцы, прижив- шиеся в соседних деревнях. Но каратели не намерены были долго заниматься следствием. Они повыгоняли из хат всех мужчин, от подростков до стариков, вывели их за околицу и 486 постреляли из пулеметов. Погибло 57 мирных жителей. Спа- стись удалось лишь одному подростку, который, когда нача- лась стрельба, бросился за ближайший сарай и, прикрываясь им, сумел добежать до кустов. А затем последовала трагедия евреев, живших в районном центре. Монастырщина когда-то входила в черту оседлости, поэтому евреи составляли в ней значительную часть населе- ния. Сначала их всех согнали в гетто – квартал, оцепленный колючей проволокой. Затем сюда прибыла специальная зон- деркоманда, которая приступила к поголовному уничтожению евреев. В течение двух дней их выводили большими группами к противотанковому рву, отрытому на окраине поселка, и рас- стреливали из пистолетов и автоматов. При этом каратели по- заботились об определенных удобствах для себя: на месте рас- стрела поставили стулья и табуретки, чтобы не стоять долгие часы на ногах. Тут же находился стол с бутылками шнапса и закуской. Палачи время от времени взбадривали себя спирт- ным. За два дня во рву было расстреляно более 800 мужчин, женщин, стариков и детей. В самом Соболеве жила одна полуеврейская семья. Евреем был преподаватель русского языка и литературы Юрий Са- мойлович Дубовицкий. Его жена Любовь Александровна была русской. У них было двое детей – мальчик лет шести и девоч- ка трех лет. С ними же жили и старики – родители мужа. При приближении немцев Дубовицкие некоторое время колебались, покидать им Соболево или нет. Наконец решили, что уедут сам Ю.С. Дубовицкий и его старики родители, а Любовь Александровна с детьми останутся на месте. За два- три дня до прихода немцев Дубовицкий взял в учебном хозяй- стве педучилища подводу, посадил на нее стариков и отпра- вился в путь. С тех пор о них никаких определенных сведений в Соболево не доходило. Были слухи, что им не удалось уйти от стремительно наступавших немецких войск, и они были уничтожены где-то в районе города Ельни. Вскоре после того, как были расстреляны евреи в Мона- стырщине, волостному старшине Цареву поступил приказ дос- тавить в районный центр Л.А. Дубовицкую с детьми. К этому времени в Соболеве два человека уже служили в полиции. Один из них – парень лет двадцати, сын мельника Володька Малахов, а другой – Мефодий Сидоренков по прозвищу «Ка- 487 дет». Состоял ли он когда-либо в партии кадетов, я не знаю. Но слышал от него иногда неприязненные высказывания о со- ветской власти. Эти двое полицейских и доставили Л.А. Дубовицкую с детьми в райцентр. Там ей удалось доказать, что лично она – русская. Говорили, что ей помогла какая-то справка, свиде- тельствующая, что она - дочь православного священника. А двух ее малолетних детей расстреляли, чуть ли не на ее глазах. Вернулась она в Соболево совершенно больным человеком. Дальнейшая судьба двух соболевских полицейских сло- жилась по-разному. Володька Малахов отступил вместе с нем- цами и пропал без вести. А Мефод Сидоренков после прихода наших войск был призван в армию и, как человек мастеровой, сразу же пристроился в оружейных мастерских. Там и провел оставшуюся часть войны. После демобилизации никаким ре- прессиям не подвергался. Волостной старшина Царев, дорвавшись до власти, в пер- вую очередь стал всеми способами обогащаться. К нему пере- кочевало много имущества расстрелянных в Монастырщине евреев. Наезжавшие к нему деревенские старосты всякий раз привозили сало, муку, яйца. К нему часто заглядывали воен- ные и гражданские чины из районной администрации. Встречи с ними всякий раз заканчивались попойкой, благо самогон у волостного никогда не выводился, регулярно поставляемый старостами из деревень. Мне хорошо запомнился последний визит к Цареву замес- тителя начальника районной полиции Антоненкова. С ним был полицейский из Монастырщины Грачев. На этот раз оба были в необычном обмундировании. На Антоненкове ладно сидела форма командира Красной Армии. Грачев был одет в синий комбинезон. Считалось, что в таких комбинезонах сбрасывают наших парашютистов. В их рессорную тележку была впряжена великолепная белая кобылица. Наша квартира, в которой мы жили с матерью и сестрой, находилась на втором этаже, как раз над квартирой волостно- го. Если я выходил на лестничную площадку, то видел дверь квартиры Царева. В тот день стояла жара, и дверь в квартиру волостного была открыта настежь. Из квартиры доносился звон стаканов и громкие голоса. Подвыпивший Антоненков говорил, что они с Грачевым едут на опасное задание, на гра- 488 ницу Монастырщинского и Краснинского районов. Где-то там базируется партизанский отряд Серегина. Их задача – точно установить место базирования. В форме полицейских туда со- ваться опасно, поэтому они будут выдавать себя за советских десантников. Кроме того, Царев должен дать им в тележку свою гнедую лошадь, ибо белая кобылица, на которой они приехали в Соболево, слишком уж примелькалась в районе и может их выдать. Под конец, уже окончательно захмелев, Антоненков стал объяснять Цареву, почему он ненавидит большевиков. - Никогда не прощу, что они погубили отца, - по временам срываясь на рыдания, почти кричал Антоненков, - Его раску- лачили ни за что, ни про что. Сослали на север… Там он и по- гиб! В ответ слышалось бормотание Царева, который, видимо, пытался как-то утешить Антоненкова. Переменив лошадь в тележке, полицейские уехали из Со- болева. Дня через два стало известно, что Антоненков и Грачев, приехав в одну из деревень, находившихся в зоне действий партизанского отряда, остановились на ночевку в доме старос- ты. А ночью на дом напали партизаны. В завязавшейся пере- стрелке Антоненков был убит. Раненый в ногу Грачев сумел вскочить на распряженную лошадь и прискакал на ней в рай- онный центр. В деревню, где был убит Антоненков, сразу же отправи- лись немцы из районной комендатуры и отряд полицейских. Они арестовали старосту и привезли его в Монастырщину. Через несколько дней в райцентре было объявлено, что со- стоится публичная казнь старосты как пособника партизан. Рассказывали, что в качестве палача вызвался выступить младший брат Антоненкова, которому было лет 16-17. Свою миссию он начал довольно бодро, накинул петлю на шею ста- росты и вышиб из-под него табуретку. Но когда увидел пред- смертные конвульсии повешенного, брякнулся на землю и разразился рвотой. Партизанский отряд Серегина, действовавший на границе Монастырщинского и Краснинского районов, в начале не дос- тавлял немцам особых хлопот. В нем было несколько десятков человек. Как говорили связанные с отрядом люди, его главной 489 задачей была организация агентурной и разведывательной се- ти в интересах известного на Смоленщине партизанского от- ряда «Тринадцать», которым командовал Сергей Гришин. Тем не менее, отряд, имевший хорошие связи с населением, час- тенько расправлялся с наиболее рьяными прислужниками ок- купантов из числа полицейских и старост, громил сыроварен- ные заводы, продукция которых шла на нужды немецкой ар- мии. Недалеко от Соболева, за речкой Вихрой, находился один из таких заводов. Будто бы для его охраны летом 1942 г. в Со- болеве был установлен немецкий сторожевой пост. В его со- ставе было с десяток солдат во главе с унтер-офицером Фри- цем. Днем солдаты ничего не делали, случалось, стреляли из винтовок голубей, которых здесь было множество. А ночью по очереди стояли на посту. Как и везде, это были разные люди. Один из них, коро- тышка в очках, всеми способами подчеркивал свое пренебре- жение к жителям Соболева и вообще ко всему русскому. Мог, например, прийти на крылечко, где сидели женщины, схватить за руку одну из них, рывком сдернуть со скамейки и с самодо- вольным видом усесться на ее место. Постоянно повторял: «Их бин приват-капиталист». Другой, настреляв голубей, за- ставлял нас ощипывать их. Третий пытался любезничать с ме- стными девчатами. Установив в Соболеве сторожевой пост, немцы заставили местных подростков по ночам дежурить вместе с их часовыми: ходить туда-сюда, если солдат ходил, или сидеть на скамейке, если сам солдат на нее садился. Во время одного такого де- журства я уснул, сидя на скамейке. Проснулся от непонятного грохота и с перепугу упал со скамейки. Когда опомнился, уви- дел ржущего во весь голос часового. Оказывается, он выстре- лил из винтовки возле моей головы. Через считанные секунды из комнаты, где спали немцы, выскочил полуодетый унтер- офицер Фриц и двое солдат из бодрствующей смены с винтов- ками в руках. Узнав, что случилось, унтер-офицер резко отчи- тал часового – молодого рыжего солдата – за неуместную пальбу. Пост в Соболеве стоял в течение нескольких летних месяцев, а затем был снят. Во время оккупации немцы разрешали кое-где возобно- вить занятия в школах. Но мне хотелось бы рассказать о рабо- 490 Сообщения объединены, 15 фев 2017 те в Соболеве в течение одного учебного года так называемой учительской семинарии. Об учебном заведении подобного ро- да, действовавшем на оккупированной территории, мне не до- водилось ни слышать, ни читать. На втором году войны людям, перешедшим на службу к оккупантам и занимавшим видные посты в областной админи- страции, удалось убедить немецкие власти в целесообразности возобновления работы бывшего Соболевского педучилища, несколько изменив его название. Аргумент у этих чиновников был такой: мол, окончившие семинарию парни и девчата, ра- ботая в начальных школах, будут хорошими проводниками немецкой политики среди сельского населения оккупирован- ных территорий. В сентябре 1942 г. учительская семинария приступила к работе. Директором ее стал присланный немцами военноплен- ный, географ из Московского государственного университета Николай Николаевич Гулидов. Он энергично взялся за дело, проявил себя хорошим хозяйственником, наладил работу учебного хозяйства, где еще оставалось несколько лошадей, коров, огород и обширный сад. Большинство учебных дисцип- лин вели прежние преподаватели педучилища. В начале войны они были мобилизованы в армию. Их направили в город Ро- славль. Но там, еще не получив ни обмундирования, ни ору- жия, они оказались отрезанными наступавшими немецкими частями из танковой группы Гудериана и вернулись домой в Соболево. Не вернулись лишь два-три преподавателя более молодого возраста, которых призвали на два-три дня раньше и успели отправить на восток до прорыва немцев в районе Ро- славля. Из числа военнопленных был направлен в семинарию бывший преподаватель Тимирязевской сельхозакадемии Ма- лышкин. Ходил он с палочкой, потому что у него были отмо- рожены пальцы на ногах. Он преподавал биологию и имел среди учащихся прозвище «Шпинат». Физику и математику преподавали два человека из окруженцев, «приженившихся» в близлежащих деревнях (в народе их называли «зятьки»). Од- ного из них мы звали «Митька Рыжий», а как другого – уже не помню. Преподаватели получали за работу какое-то количество оккупационных марок, за которые почти ничего нельзя было 491 купить. Кроме того, и это было самым главным в оплате, каж- дому ежемесячно выдавали по пуду муки с работавшей в Со- болеве водяной мельницы. Через какое-то время работа Н.Н. Гулидова в качестве ди- ректора семинарии перестала удовлетворять местные власти, и был прислан новый директор, тоже из числа военнопленных. Это был Леопольд Адамович Безлюдов, работавший до войны в пединституте имени Герцена в Ленинграде. Получилось так, что Безлюдов, только что приехавший в Соболево, сразу же попал в нашу квартиру. Возможно потому, что она, квартира, находилась в самом первом доме при въезде в педучилище. На вид это был сугубо штатский интеллигентный человек. Запом- нился его рассказ о службе в нашей армии. С легкой иронией он говорил, что после мобилизации был направлен в кавале- рийскую часть. - Ну какой же из меня кавалерист? – разводил он руками. После войны он снова работал в пединституте имени Гер- цена. О дальнейшей судьбе первого директора семинарии – Гулидова мне ничего не известно. Преподавание в семинарии велось по старым, довоенным учебникам, в том числе и по истории. Велено было лишь вы- драть из книжек портреты Ленина, Сталина да замарать их фамилии в тексте. Учащиеся семинарии процентов на восемьдесят были до- военные студенты педучилища. Ими двигало, во-первых, же- лание получить хоть какие-то знания. А во-вторых, было объ- явлено, что те, кто учится в семинарии, не будут угоняться в Германию. Что касается настроений новоявленных семинарис- тов, то оно было в основном патриотическим. Да иным оно и быть не могло. Почти у каждого из учащихся отцы, братья воевали в Красной Армии. Из месяца в месяц крепла уверен- ность, что немцам не удастся победить Россию. В семинарию нередко попадали листовки и газеты, сбрасываемые с наших самолетов. Нам было известно о разгроме немцев под Моск- вой, о сокрушительном поражении под Сталинградом. Где-то в середине учебного года трое учащихся – Иван Чистяков, Михаил Мирошников и я – начали выпускать руко- писные листовки патриотического содержания, написанные печатными буквами. Мы их тайком расклеивали в мужском туалете, вкладывали в учебники других семинаристов. 492 Через некоторое время о листовках стало известно район- ной полиции. В одну из ночей она нагрянула в мужское обще- житие и провела там обыски. У двух учащихся – Червонцева и Костаненкова – нашли тетрадочки с текстами патриотических стихов и песенок, во множестве ходивших по рукам молодежи на оккупированных землях. Этих учащихся увезли в районный центр. Там ими занялось гестапо. Под угрозой расстрела их заставили подписать обязательство сотрудничать с немцами. Однако после этого ребята никого не выдали, хотя однажды Червонцев зашел в мужской туалет как раз в тот момент, когда Иван Чистяков и я наклеивали там очередную рукописную листовку. После освобождения Смоленщины в руки наших органов попали обязательства Червонцева и Костаненкова о сотрудни- честве с немцами. Их арестовал. Пока велось следствие, Кос- таненков умер от туберкулеза, а Червонцев отделался сравни- тельно легким наказанием – несколькими годами заключения. Впоследствии он пошел по научной стезе. В 60-е годы минувшего века КГБ провело дополнительное расследование о том, как Червонцев вел себя в оккупации. При допросах он, видимо, сослался на меня и еще на двух ребят, которые вместе с ним учились в учительской семинарии. Сужу так потому, что нас вызывали в областное управление КГБ и расспрашивали о Червонцеве. В беседе со мной работник КГБ прямо сказал, что эта дополнительная проверка проводится в связи с тем, что Червонцев собирается защищать кандидат- скую диссертацию. Говоря о семинарии, следует отметить, что особой опеки немцев над ее работой не было. В течение учебного года сюда раза три приезжали немецкие пропагандисты. Один из них сносно говорил по-русски, другие прибегали к помощи пере- водчика. Мне особенно запомнилось последнее по времени посе- щение семинарии представителями немецких властей. Это бы- ло весной 1943 г. Один из них был в немецкой военной форме, по званию, кажется, оберлейтенант. Другой – высокий седо- власый мужчина с большой лысиной и окладистой бородой. Себя он называл профессором Сошальским, а немца – докто- ром Цигестом. Стояла жаркая погода, поэтому встречу с уча- щимися и преподавателями прибывшие решили провести на 493 свежем воздухе, в саду. Я сидел на траве в задних рядах собравшихся. Доктор Ци- гест излагал по-немецки свои педагогические взгляды, а про- фессор переводил его речь. Я сразу же заметил, что доктор Цигест пришел в сад без ремня и висевшей на нем кобуры. Мелькнула мысль: неужели он оставил ремень с пистолетом в той комнате женского общежития, где гости ночевали? Решил проверить. Незаметно удалиться с этого собрания было не- трудно, так как сзади вплотную подступал густой малинник. Пробравшись через малинник, скрытно направился к общежи- тию. Я знал, в какой комнате первого этажа остановились приехавшие. Подойдя к окошку этой комнаты, увидел, что створки закрыты. Я заглянул в комнату сквозь стекло и рас- смотрел на столе ремень с кобурой. Осталось проверить, за- крыта ли створка окна на шпингалет. Потянул ее на себя, и она… открылась. Тут мной овладело величайшее волнение: залезать или не залезать в комнату? С одной стороны, я знал, что если попа- дусь, последствия будут самые тяжелые, вплоть до расстрела. А с другой стороны, как не воспользоваться такой возможно- стью стащить пистолет. Последнюю точку в моих мысленных метаниях поставило воспоминание о Павке Корчагине: «Вот он же смог это сделать… Неужели я не смогу?» Еще раз оглянувшись по сторонам, и не заметив нигде ни души, открыл окно и быстро залез в комнату, не забыв при этом снова прикрыть створку. И здесь почувствовал, что со- вершенно успокоился. Подошел к столу, вынул «парабеллум» из кобуры и опустил его в карман брюк. Затем вытащил из кармашка кобуры запасную обойму с патронами. Открыв створку окна, выглянул наружу. Метрах в ста пятидесяти от общежития заметил женщину. Она удалялась, и я видел ее со спины. Решив не ждать, когда женщина скроется из виду, вы- лез из комнаты и прикрыл створку окна. Вся эта операция вряд ли заняла больше минуты. К тому времени я уже знал, где спрячу пистолет. Это было дупло старой ракиты, стоящей на берегу Вихры. Спрятав пис- толет, я, не мешкая, вернулся в сад и опять же сквозь малин- ник пробрался на свое прежнее место. В это время доктор Ци- гест отвечал на вопросы учащихся и преподавателей. Помню, один из вопросов был о том, как доктор относится к физиче- 494 ским наказаниям школьников. Цигест отвечал, что, если ис- черпаны все возможности морального воздействия, то можно применять и физическое наказание и тут же показал, как это можно сделать: сделал вид, что зажимает голову ребенка меж- ду ног и отшлепывает его по заднице. Минут через тридцать после лекции я снова увидел докто- ра Цигеста и профессора Сошальского у входа в женское об- щежитие. Цигест был мрачнее тучи. Он обращался к Сошаль- скому с какими-то короткими фразами. А Сошальский растол- ковывал их для стоявших рядом трех или четырех преподава- телей. - «Доктор Цигест считает, - говорил Сошальский, - что по- хищение пистолета – не дело рук какого-нибудь местного под- ростка, ничего не смыслящего в военном деле. Подросток, стащивший пистолет из хулиганских побуждений, не догадал- ся бы прихватить и запасную обойму. По мнению доктора Ци- геста, здесь действовал опытный партизан. Поэтому препода- вателям и всем жителям Соболева надо повысить бдитель- ность и сразу же доносить властям о появлении на территории семинарии партизанских лазутчиков…». Не скрою, что я слушал эти высказывания доктора Циге- ста с большим удовлетворением. Последующие несколько дней все Соболево жило в боль- шой тревоге – ждали репрессий немецких властей. Но их так и не последовало. Надо полагать, доктор Цигест посчитал, что поднимать шум из-за украденного пистолета – себе дороже. Его вряд ли погладили бы по головке за то, что он допустил вопиющее разгильдяйство: оставил личное оружие в неохра- няемом помещении. А достать другой пистолет во время вой- ны для офицера не составляло большого труда. Хочу добавить еще несколько слов о профессоре Сошаль- ском. Перед отъездом он зашел к одному из преподавателей педучилища, не призванному в нашу армию по возрасту, Ни- кольскому Александру Александровичу. Это был высокообра- зованный человек, в свое время окончивший Варшавский им- ператорский университет, знавший европейские языки. Наде- ясь, вероятно, найти в Никольском родственную душу, Со- шальский разоткровенничался с ним и рассказал, что написал и послал пространное письмо самому Гитлеру. В этом письме он будто бы указывал на ошибки в политике германских окку- 495 пационных властей по отношению к местному населению. Пи- сал, в частности, об излишней и неоправданной жестокости немецких карательных органов, которая дает результат, обрат- ный ожидаемому. Она не устрашает, а ожесточает население, приводит к расширению партизанской борьбы на оккупиро- ванных территориях. Об этом разговоре с Сошальским мне рассказал сам А.А. Никольский. Мы жили в соседних квартирах и очень дружили. Во время оккупации обе наши семьи выручала имевшаяся у нас корова. Мы с Никольским заготавливали для нее сено, со- вместно обрабатывали наши огороды, запасались на зиму дро- вами. Так и жили одним натуральным хозяйством. Уже после войны я узнал от смоленского историка Л.В. Котова, который занимался исследованиями о подпольной борьбе на Смоленщине в годы войны, о том, как московский профессор Сошальский оказался у немцев. Лето 1941 г. он жил на даче где-то в районе Гжатска (ныне город Гагарин). При приближении немцев не поспешил вернуться в Москву, а дож- дался их прихода. А затем предложил свои услуги немецким властям. Летом 1943 г. значительно возросла деятельность парти- занского отряда Серегина. Партизаны громили полицейские участки, ликвидировали немецких прихвостней. Дело дошло до того, что районные власти решили сосредоточить полицей- ских со всего района в двух-трех местах. Волостным старши- нам тоже было предложено временно оставить свои волости и перейти под охрану немецких и крупных полицейских гарни- зонов. Встревожился и Соболевский волостной старшина Царев. В доверительных разговорах с некоторыми односельчанами говорил, что со дня на день переберется в Монастырщину, ибо в Соболеве ему оставаться опасно. В эти дни он несколько раз выходил с женой Семеновной за пределы села и обучал ее стрельбе из выданного ему нагана. Но с отъездом в райцентр Савка просчитался буквально на один день. На рассвете наш дом окружили приехавшие на двух повозках партизаны. Их было человек двенадцать. Сам Сере- гин, в синем полувоенном костюме, стучал рукояткой писто- лета в наружную дверь дома. Разбуженный стуком, я все это видел через окно нашей квартиры. Убедившись, что открывать 496 никто не собирается, Серегин приказал ломать дверь. Двое дюжих партизан сорвали ее с крюка. Вслед за тем с первого этажа донесся треск еще одной сорванной двери, а потом два или три выстрела. Через полминуты опять послышались выстрелы, и подня- лась какая-то суматоха. Кто-то кричал: «Давай повозку к крыльцу!» Из квартиры волостного партизаны вынесли и по- ложили на повозку перину и подушку. Затем вывели под руки раненого Серегина и уложили его на перину. Тут я услышал, что кто-то из партизан быстро взбегает по лестнице на второй этаж. Видя и слыша перед этим, как легко партизаны срывали двери, я заранее откинул крючок на нашей двери. Рывком отворив дверь, разгоряченный стрельбой и ра- нением командира партизан закричал: «А ты где служишь?» Сильно оробевший при виде разъяренного партизана, я пролепетал, что нигде не служу. Более находчивой оказалась мать. - Здесь живет семья красноармейца, - сказала она. Партизан несколько секунд переводил взгляд с меня на плачущую мать и, ничего не сказав, повернулся и загрохотал сапогами по лестнице. К этому времени совсем рассвело. Пар- тизаны, не мешкая, покинули Соболево. Когда они уехали, я первым делом пошел к живущему ря- дом Никольскому. Он тоже, конечно, не спал. Мы стали спус- каться в квартиру волостного. Навстречу нам из квартиры вы- бежала девочка лет шести или семи – приемная дочка Царе- вых. Они были бездетные и во время войны взяли к себе оси- ротевшую девочку. - Папку с мамкой убили! – сквозь слезы сказала она. Мы отвели ее в нашу квартиру и снова пошли вниз. Царев и его жена Семеновна лежали на полу в первой комнате один на другом. Он – снизу, она, поперек, сверху. Оба были полно- стью одеты, видимо, не раздевались в эту ночь. Голова Царева лежала в луже крови. Он был явно мертв. Семеновна еще ды- шала. Мы перенесли ее во вторую комнату, положили на кро- вать. На какой-то миг она открыла глаза и, задыхаясь, сказала: - Не оставьте… девочку… Примерно через полчаса она умерла. Как мне потом стало известно от двоюродного брата, жившего в деревне Сивково в пяти километрах от Соболева и 497 имевшего связь с отрядом, партизаны были намерены ликви- дировать лишь самого Царева. Взломав последнюю дверь, они ворвались в квартиру и увидели стоявшего посреди комнаты волостного. Серегин спросил: - Ты Царев? - Да. Ни о чем больше не спрашивая, Серегин выстрелил в во- лостного два или три раза. В это время из второй комнаты вы- бежала жена Царева. Она с плачем бросилась на лежавшего на полу мужа. Никто из партизан не придал этому особого значе- ния: мол, вполне понятная реакция женщины на смерть мужа. А Семеновна тем временем незаметно вытащила из брючного кармана Царева лежавший там наган и выстрелила в Серегина. Тогда партизаны открыли огонь по ней. Днем тела Царева и его жены, а также их приемную дочку полиция увезла в районный центр. В середине сентября 1943 г. Соболево заполнилось немца- ми, на этот раз отступавшими. Здесь разместились полевой госпиталь и некоторые другие тыловые учреждения немецкой армии. Всем жителям было приказано срочно покинуть Собо- лево. Они приютились в соседних деревнях – Романовском, Березняках, Пяцком и других. Мы с матерью и сестрой, а также семья Никольских пере- брались в деревню Сивково к нашим родственникам. Посколь- ку выселение проходило в спешном порядке, мы смогли захва- тить с собой лишь самые необходимые носильные вещи да увести с собой корову. Кое-что из имущества успели закопать в сенном сарае. Пришлось оставить в Соболеве полугодовало- го поросенка. На другой день после «эвакуации» мы с двоюродным бра- том Женькой, заручившись согласием взрослых, решили по- пытаться выручить оставшегося поросенка, если его еще не съели немцы. Заложили лошадку и полевыми дорогами отпра- вились в Соболево. В километре от нас по более бойкой доро- ге почти сплошной колонной двигались немцы на повозках и машинах. На нашу одинокую подводу они не обращали вни- мания, и мы беспрепятственно добрались до Соболева. К нашей радости, поросенок был цел, находился в своем 498 сарайчике, лишь верещал от голода. Солдаты тыловых немец- ких частей, разместившихся в Соболеве, были настроены до- вольно благодушно. Они не препятствовали нам забрать поро- сенка, а один из них даже помог погрузить его на телегу. Мы благополучно вернулись в Сивково. Последующие два-три дня прошли спокойно. Через Сив- ково не было движения немецких войск. Их маршрут пролегал километрах в двух от деревни. В одну из ночей в стороне Со- болева мы увидели огромное зарево. Решили, что немцы спа- лили его полностью, и нам некуда будет возвращаться после их ухода. Хорошо запомнился день освобождения. С утра в деревне вдруг появился немецкий офицер верхом на лошади. Он ехал по улице, озираясь по сторонам. Доехав до середины деревни, повернул лошадь и поскакал обратно. Спустя два часа после этого мы увидели человек пятнадцать немецких солдат и не- сколько повозок, двигавшихся полем в сторону деревни. Жи- тели стали прятаться, кто, где мог. Но немцы прошли мимо деревни. Было видно, что на повозках сидели раненые. На них белели бинты. А примерно в полдень жителей вновь охватила тревога. С востока широкой цепью на деревню скакали всадники. Едва мы с Женькой успели укрыться в сенном сарае, как они уже были в деревне. Наблюдая за всадниками сквозь щели в сарае, мы увидели, что на них не немецкие каски, а на плечах – зеле- ные плащ-палатки. Значит, наши! Жители стали вылезать из укрытий, высыпали на улицу. Плача от радости, бросились к всадникам. Выносили из домов молоко, яблоки, вареную картошку. Две женщины из числа оказавшихся в деревне беженцев бились в истерике. Среди молодых кавалеристов выделялся осанкой и пове- дением их командир, мужчина средних лет в командирской фуражке. К нему торопливо направился местный старик по прозвищу Жук. В руках у него была бутылка и стакан. Коман- дир принял у него стакан с самогонкой и, не сходя с лошади, залпом опустошил его. Закусил поданным кем-то яблоком. За- тем подозвал одного из конников, приказал: - Скачи к командиру полка, доложи: капитан Ворон занял деревню… Как называется деревня? – уточнил он, обращаясь к жителям. – Деревня Сивково. Иду дальше, - он взглянул на 499 карту в планшетке, - на деревню Мякшино. Такой радости и ликования людей, как при освобождении из фашистской неволи, мне не приходилось видеть никогда в жизни. На следующий день я побывал в Соболеве и обнаружил, что оно в основном осталось целым. Сгорел лишь двухэтаж- ный учебный корпус, в котором у немцев будто бы была поле- вая пекарня. Все другие строения – мужское и женское обще- жития, жилой учительский дом, столовая, клуб, базовая школа – сохранились. В классах базовой школы валялись окровав- ленные бинты, склянки с лекарствами. Было ясно, что здесь лежали раненые. А на площадке недалеко от школы появилось солдатское кладбище с полутора десятками крестов. Здесь хо- ронили умерших от ран солдат и офицеров. Наш домашний скарб, наспех закопанный в сенном сарае, немцы нашли, кое-что забрали с собой. Так, в общем-то, бла- гополучно, мы пережили отступление немцев из наших мест. Март 2005 года Продолжение в следующих томах В подготовке настоящих воспо- минаний оказала помощь Степанова Мария Константиновна, студент- ка 3-го курса филиала ГОУВПО «МЭИ(ТУ)» Сообщения объединены, 15 фев 2017 http://window.edu.ru/catalog/pdf2txt/117/62117/32024?p_page=50
↑Пока ждал от Вас ответ про это Мотаново, покопался в других источниках и выяснил, что Мотаново видимо не Мотаново, а Потапово. Там летчик Ермаков А.З. родился который пропал в 1942. Вроде его самолет нашли. Пытаюсь разобраться.[/QUOTE]
Родился 20 сентября 1923 года в деревне Мощиново Монастырского района Смоленской области, в семье служащего. В 1931 году вместе с родителями приехал в Москву. Окончил 10 классов средней школы № 26 и аэроклуб. С 1940 года по февраль 1941 года работал учеником токаря на заводе. С 1941 года в Красной Армии. В 1943 году окончил Качинскую военную авиационную школу лётчиков. С мая 1943 года сержант А. И. Колдунов в действующей армии. Сражался на многих фронтах. К маю 1944 года командир эскадрильи 866-го истребительного авиационного полка (288-я истребительная авиационная дивизия, 17-я Воздушная армия, 3-й Украинский фронт) капитан А. И. Колдунов совершил 223 боевых вылета, провёл 45 воздушных боёв, уничтожил лично 15 и в группе 1 самолёт противника. 2 августа 1944 года за мужество и воинскую доблесть, проявленные в боях с врагами, удостоен звания Героя Советского Союза. К концу войны совершил 412 успешных боевых вылетов, в 96 воздушных боях сбил лично 46 самолётов противника. 23 февраля 1948 года награждён второй медалью "Золотая Звезда". После войны продолжал служить в ВВС. В 1952 году окончил Военно-Воздушную академию, в 1960 году - Военную академию Генерального штаба. С ноября 1970 года командовал войсками ПВО Московского Военного округа. С 1975 года 1-й заместитель, а в 1978 - 1987 годах - Главнокомандующий Войсками ПВО - заместитель министра обороны СССР. Главный маршал авиации (1984 год). Депутат Верховного Совета СССР 9 - 11 созывов, Ленинской премии (1984 год). Умер 7 Июля 1992 года. Награждён орденами: Ленина (трижды), Красного Знамени (шесть), Александра Невского, Отечественной войны 1-й степени (дважды), Красной Звезды, "За службу Родине в Вооружённых Силах СССР" 3-й степени; медалями, иностранными орденами. Бронзовый бюст установлен на родине. Его именем названы улицы и школы во многих городах и посёлках. * * * Крестьянский сын из смоленской деревеньки Мощиново, он был рождён, чтобы стать Маршалом, всю жизнь верил в свою судьбу - и в кабине истребителя, пронесшего его между сотен смертельных трасс, и на скользкой служебной лестнице, встречая не только поддержку и понимание товарищей, но и ревнивую зависть людей, чьим единственным даром является властолюбие. Природа щедро одарила его способностями и лётчика, отменно чувствующего машину, и воздушного бойца, интуитивно оценивающего пространство и время воздушной схватки, меняющего их по своей воле, и тактика - организатора победоносных боёв под Яссами и Будапештом, и стратега - Главкома ПВО и заместителя министра обороны СССР. Самым молодым токарем в одном из цехов московского завода был высокий чубастый темноглазый Саша Колдунов. Ему едва лишь минуло 16 лет. До поступления на завод он закончил Реутовский аэроклуб, пытался поступить в военное училище, да не приняли - лет маловато. - А как же ты "обвёл" начальство аэроклуба? - спросил его как-то мастер дядя Миша. - Моего Митьку не приняли, а он постарше тебя и собой тоже ладный. - Вы понимаете, - опустив густые ресницы и заливаясь багрянцем, ответил Саша, - в метрике мыши последнюю цифру проели... ну и... - Проели? - улыбнулся дядя Миша. - И ты, значит, забыл, что с 1923 года? - Запамятовал... Сказал с 1920... Вот и приняли, - добродушно сознался юноша. - Орёл! - раскатистым смехом залился мастер. - Ладно, получай задание... "Удивительный хлопец, - любовался юным токарем дядя Миша, - план перевыполняет, в вечернюю школу ходит, спортом занимается и с книжкой не расстаётся, - на всё находит время". В цехе любили Сашу за деловой характер и остроумные шутки. Рассмешит, а сам не улыбнётся. Первые месяцы Саша грустил, сожалел, что не приняли в лётную школу, а потом смирился: годик поработаю, а там поступлю. Пришёл 1941 год. Лето под Москвой выдалось погожее, небо чистое, луга цветами украсились. И почему это раньше не замечалась подмосковная красота, не тревожили так сердце соловьи и не казались какими-то необыкновенными девчонки? - Что-то ты зачастил на станцию Чёрную? - улыбается мать. - Или невесту подыскал? - Что ты, мама, - смущается сын, - нужны они мне. В аэроклуб езжу. Скучаю по самолёту. Когда посмотришь, а когда и полетать удаётся. - Ох, мне эти самолёты! - вздыхает мать. А дядя Миша знай своё: - Испортят нам немцы жизнь. Митька с границы пишет: не спокойно. "Ничего не случится, - думает по-своему Саша Колдунов, - а если сунутся - дадим отпор. Скорее бы вызов в училище". Вскоре началась война. Завод перешёл на повышенный план, выходные отменены, станки не выключаются, работа круглосуточная. Всё для фронта! Кабинет директора штурмуют все: и молодые, и пожилые, и мужчины, и женщины. На фронт! Отпустите на фронт! Но на заводском собрании выступил командир из военкомата и словно отрубил: - Никого! Сами понимаете, что нужно фронту... А потребуется - вызовем. Саша Колдунов похудел, ещё больше вытянулся, густые чёрные брови нахмурены, стал молчаливым. 7 ноября удалось побывать на параде. Мимо Мавзолея проходили вооружённые батальоны, одетые по - зимнему. Они шли на с парада прямо фронт. "Сегодня же напишу ещё заявление", - решил Саша. В полдень пришёл в цех. Дядя Миша сидит ссутулившись возле станка, держит в руках серый клочок бумаги. Рядом стоят в молчании рабочие. - С парада я, - сказал Саша, - хотите расскажу? - Митьку убили, - послышалось рядом. - Ну, чего собрались? - дядя Миша встал, выпрямился. Саша впервые заметил, какие большие у мастера руки. - Работать надо! Вечером дядя Миша подошёл к Саше и тихим голосом сказал: - Твой план беру на себя. Хлопочи. Не резон лётчику стоять у станка. * * * Колдунов рвался в небо, в стихию воздушного боя. Он подаёт заявление с просьбой принять его в Качинскую лётную школу. Но получил отказ - мало лет. Александр пошёл к военкому. Тот только руками развел - помочь не могу. Тогда юноша написал письмо лично К. Е. Ворошилову. Нарком обороны дал указание направить Колдунова в лётную школу. Так Александр оказался в славной Каче... Он всегда летал чисто и азартно. Весной 1943 года после успешного окончания курса лётной подготовки младший лейтенант Колдунов был направлен инструктором в 3-ю запасную авиационную бригаду в Саратов. Уже немало налётано часов, и сердце горит мщением, хочется скорее на фронт. Всё пришло бы в своё время, но случайные обстоятельства помогли осуществить мечту раньше срока. На аэродром запасного полка прибыла фронтовая авиационная часть получать новые, более современные самолёты. Лётчики бывалые, ордена имеют, почти все офицеры. Быстро заметили фронтовики способного лётчика сержанта Колдунова. Решительный в поступках, он однажды сложил в тощий вещмешок свой солдатский скарб и устроился в транспортном самолёте, летевшем на фронт. Слава классного пилотажника летела впереди него, и командование 866-го ИАП на аэродром которого приземлился Ли-2, не воспротивилось "неуставному" пополнению. Командир дивизии Герой Советского Союза Б. А. Смирнов, понимая состояние молодого пилота, разрешил ему остаться в полку. Смело и мужественно сражался Александр. Он хорошо пилотировал самолёт, отличался редкой дисциплинированностью, точностью, аккуратностью и безграничной смелость. В свободное от полётов время он тренировался на земле у стендов с макетами самолётов, отрабатывая ракурсы и дистанции стрельбы, начало открытия огня. Имея хорошую лётную практику, Колдунов быстро освоился с боевой обстановкой. - Помни, храбрость должна сочетаться с умением и осторожностью, - напутствовал комиссар полка майор Чёрный после первого боевого вылета. - Ну, а действовал правильно. И ещё: не стесняйся, учись у "старичков", у них опыт добыт ценой крови. Александр Колдунов не упускал возможности поговорить с бывалыми лётчиками, с техниками, инженерами, учился у них лётному мастерству, познавая секреты воздушных побед. Полезные советы бесстрашного комиссара, опытного лётчика Ильи Чёрного, меткие замечания боевых товарищей Дмитрия Сырцова и Ивана Панина явились азами теории бить врага в воздухе. Помогали фронтовые друзья молодому лётчику в силу своих возможностей. А вскоре Александр Колдунов успешно сдал экзамен на боевую зрелость лётчика - истребителя. Свою первую победу Колдунов одержал в 3-м боевом вылете, 21 июля 1943 года, сбив над Северским Донцом пикировщик Ju-87. Победа стоила 16 пробоин на его "Яке". А через несколько дней его самолёт был подбит на взлёте "упавшей" из облаков парой "охотников", сам он был ранен. В этой "нештатной" ситуации 19-летний лётчик не растерялся: выключив двигатель, спланировал и аккуратно посадил истребитель рядом с аэродромом. Через 2 дня он вышел из госпиталя и вновь поднял свой отремонтированный "Як" в небо. Быстро росло его боевое мастерство. Когда личный счёт Александра дошёл до 5 сбитых самолётов, его назначили командиром звена, затем заместителем командира эскадрильи. Человек безусловной отваги и самообладания, Александр имел аналитический ум, позволявший ему по крупицам собирать свой и чужой опыт, совершенствовать и многообразить приёмы воздушного боя, развивать интуицию. Мастерство воздушного боя, наверное, и состоит в том, чтобы интуитивно соединить удаль и точный расчёт, смелость и техническое мастерство. Ведь нередко рок разрушает казалось бы, незыблемые закономерности, взыскуя волю и мужество. Осенью 1943 года шестёрка "Яков", возглавляемая Колдуновым, прикрывала сухопутные войска на правом берегу Днепра. Вдруг в небе появились истребители противника. На максимальной скорости Александр атаковал Ме-109 с задней полусферы и первой же очередью сбил. В это время 2 самолёта противника зажали в клещи его ведомого. Колдунов боевым разворотом зашёл в хвост ближайшему "Мессеру" и сбил его. После этого противник оставил поле боя. Вскоре появилась группа бомбардировщиков. Атаковав их, Александр поджёг ведущего, а затем с товарищами разогнал остальных. В одном боевом вылете Колдунов одержал сразу 3 победы (сбил 1 Не-111 и 2 Ме-109) и довёл их число до 10. Вскоре он был назначен комэском, став признанным асом в полку и в дивизии. По стечению обстоятельств 866-й ИАП с приходом Колдунова воевал исключительно сильно. За вторую половину 1943 года под Белгородом и Изюмом, над Днепром и в Никопольской операции лётчики полка сбили в воздушных боях 171 самолёт противника, потеряв в боях и катастрофах лишь 6 человек лётного состава. В воздушных боях возле города Изюм полку пришлось столкнуться с сильнейшей истребительной эскадрой противника JG 2 "Рихтгофен", в которой служили прославленные немецкие асы. Однако наши лётчики смело вступали с ними в бой и добивались успеха. Несколько вражеских самолётов сбил и Александр Колдунов. Особенно ярко ратный талант Колдунова раскрылся в боях 1944 года. Донесения о его победах внешне напоминают эпизоды героических романов или голливудских триллеров, когда не знающий поражений герой уверенно идёт от победы к победе. Хотя в данном случае событийная фактура имеет твёрдое историческое основание: официально Колдунов уничтожил почти полсотни вражеских самолётов, не потеряв ни одной своей машины... Здесь и "охотник", неосторожно "выпавший" на его "Як" и с переворота сбитый прямо над командным пунктом, и пара Ме-109, блокировавшая аэродром и прозевавшая возвращение хозяина, и десятки других "Мессеров", "Юнкерсов" и "Фоккеров", сбитых им в Запорожье и под Одессой, над Днестром и Дунаем, в небе Болгарии и Венгрии. ...Об этом подвиге говорили потом все лётчики. Ещё бы - с одной атаки сбить 2 самолёта! Всё равно, что одной пулей сразить 2-х вражеских солдат. Почти невероятный случай. Вот как это было. 4 февраля 1944 года в районе Замоль, на венгерской земле, шли упорные бои с танками противника. Фашисты любой ценой пытались прорваться к окружённому Будапешту. Это им не удавалось, и они бросали в бой всё новые и новые дивизии. Всячески помогая нашим наземным войскам, лётчики покидали поле боя только на время заправки самолётов. Они висели над головами фашистов, были по танкам и по пехоте, блокировали дороги и переправы, отрезая тылы от передовых частей. Восьмёрка Як-3, ведомая Александром Колдуновым, поднялась в воздух, чтобы прикрыть сражавшиеся части. В небе, как и на земле, было неспокойно. Воздушное пространство кишело вражескими самолётами, и требовался зоркий глаз, чтобы первым увидеть противника. С высоты 2000 метров Колдунов заметил, что почти у самой земли на наших пехотинцев устремилось 12 немецких FW-190. Пройдут секунды, и вражеские самолёты обрушат на головы наших бойцов ливень огня. Стремительным ударом с высоты Колдунов сбил один из "Фоккеров". На огромной скорости его "Як" вышел из атаки и устремился в высоту. И тут над ним появился другой "Фоккер". Колдунов чуть-чуть повернул самолёт, и контуры вражеской машины вписались в перекрестие прицела. Короткая очередь снизу в упор, и второй фашист факелом рухнул на землю... Колдунов участвовал во многих воздушных схватках при освобождении городов и сёл Украины, Донбасса и Молдавии. Весной 1944 года он сопровождал транспортные Ли-2, которые должны были сбросить груз конникам Генерала Плиева, глубоко прорвавшимся в тыл противника. Над линией фронта их атаковали 18 пикировщиков Ju-87. Они летели бомбить наши войска, а тут такая добыча - транспортные Ли-2 под охраной всего 4 истребителей. Трудно пришлось тогда Александру и его товарищам. Умело маневрируя, ведя огонь короткими очередями, им удалось дать отпор противнику и сбить 5 "Юнкерсов", из них 2 были на счету Колдунова. Но и самолёт Александра, в том бою, получил повреждение - было разбито правое крыло. Позже инженеры и техники удивлялись: как можно было драться на таком покалеченном самолёте! Зато все Ли-2, сбросив груз, вернулись на свой аэродром. Что же случилось тогда в воздухе? Ведь Колдунов, настоящий виртуоз, мог в критический момент отвернуть, уйти от огневой трассы противника. Но тогда был бы уничтожен прикрываемый им транспортный Ли-2, а на его борту - экипаж, ценный груз. И лётчик сознательно принял удар на себя... К тому времени Александр имел на счету уже 22 сбитых самолёта противника. "Хозяином неба" называли в дивизии 20-летнего паренька, а товарищи дали ему прозвище "Колдун". Даже немецкие радионаводчики частенько предупреждали своих: "Ахтунг, ахтунг, Колдун!" Александр быстро привык к своему "рабочему" позывному и не обижался на товарищей. Вскоре после Майских праздников 288-ю истребительную дивизию посетил высокий гость - бывший министр авиации Франции, господин Пьер Кот, человек весьма недоверчивый, и попросил показать, как летают молодые пилоты. Показать свое лётное мастерство в технике пилотирования было доверено Колдунову. В своих послевоенных воспоминаниях, Борис Смирнов писал: "Перед гостем предстал худощавый высокий пилот в солдатской шинели. В то время у нас не хватало лётного обмундирования, и Колдунов, прямо скажем, не смотрелся. Рукава шинели чуть ли не по локоть, кирзовые сапоги с короткими голенищами... Колдунов взлетел. Через несколько минут он появился над командным пунктом. На высоте 20 метров, на большой скорости он перевернул самолёт "на спину", пролетел над всем аэродромом вниз головой и затем на минимально допустимой высоте исполнил динамичный каскад фигур высшего пилотажа. Бывший министр был в восторге: "Вот это солдат! Вот это лётчик!" Наградой молодому лётчику стали золотые часы, подаренные ему Пьером Котом. Он остался в восторге от этого полёта. * * * Летом 1944 года, к началу крупнейшей в истории Великой Отечественной войны Ясско-Кишиневской операции, Александр Иванович Колдунов командовал эскадрильей. Ему шёл лишь 21-й год. Но он казался старше своих лет. Загоревшее лицо, в плечах раздался, голос стал твёрдым, только по характеру остался тем же Сашей: застенчивым, скромным и заботливым о людях. Всем поможет, расскажет, посоветует. Ночью товарищи спят, а он письма строчит. И на завод, и домой, и под Одессу Г. А. Богаченко написать надо. А с рассветом, когда на траве заискрится роса, снова к самолёту. Да, жаркие дни стояли в то время под Яссами и Кишинёвом. Много приходилось трудиться "особой" эскадрилье капитана А. Колдунова. В день по 4 - 5 боевых вылетов. И не всегда удача сопутствовала от начала до конца. В одном из вылетов на прикрытие наших войск после окончания патрулирования, как было заведено, группа Колдунова в составе 4 "Яков" начала штурмовать отступающую длинную колонну войск противника. На 4-м заходе самолёт качнуло. Одновременно послышался взрыв и желтые языки пламени затрепетали на плоскости. Зенитный снаряд своё дело сделал. И откуда взялись, будь они прокляты, ещё 4 Ме-109! - Шишов! Действуй! - передал команду Колдунов ведущему второй пары. Пока Шишов вёл бой, Колдунов сбил пламя с плоскости. - Видал? - послышался в шлемофоне голос Шишова. Советский истребитель шёл круто вверх, а Ме-109, оставляя чёрный шлейф дыма, стремительно приближался к земле. И на этот раз группа Колдунова возвратилась на свой аэродром без потерь. Днём позже Колдунов вылетел вместе с Сырцовым на разведку войск противника. Севернее Комрат неожиданно завязался бой с 4 Ме-109. Немецкие пилоты почему-то действовали неслаженно и трусливо. В воздушном бою Колдунов сбил один вражеский самолёт. Остальные поспешно удрали. Немецкий лётчик приземлился в районе командного пункта. - А вы могли бы ещё "тянуть" на горящей машине и сесть у себя на аэродроме? - спросил комдив Б. А. Смирнов, допрашивавший фашистского аса. - Мог, если бы не Колдун... - ответил расстроенный лётчик. - Он вторично сбивает меня. Но тогда я приземлился в расположении своих войск... * * * Осенью 1944 годе Колдунову, в то время уже капитану, Герою Советского Союза, представилась возможность летать на новеньком Як-3. Машина эта, поистине, была превосходной. Лётчики буквально влюблены в неё. Конструктору удалось при разработке сохранить многие высокие качества его предшественника - Як-1. Новый Як-3 стал намного легче, тяжёлые деревянные лонжероны крыла были заменены дюралевыми. Этим добились двух преимуществ: лёгкости и прочности. Улучшилась аэродинамическая характеристика машины: водорадиатор заглубили максимально в фюзеляж, а маслорадиатор уместили в центральной части крыла. Хвостовое колесо сделали убирающимся. Все это уменьшило лобовое сопротивление, а значит возросла максимальная скорость. На Як-3 Колдунов начал летать первым в полку. Самолёт ему вручили в торжественной обстановке - как подарок от деда Герасима... Ещё в начале августа 1944 года в штаб полка пришёл колхозник. Гостя приняли в штабной землянке. Это был высокий плотный мужчина средних лет. Подойдя уверенной походкой к комиссару полка майору И. Чёрному, он подал ему крепкую мозолистую руку и по-военному отрекомендовался: - Герасим Алексеевич Богаченко, колхозник артели "XX лет Октября". Живу в селе Граденицы, Белявского района Одесской области... Ваши лётчики, - неторопливо продолжал oн, - сбили сегодня над нашим селом два фашистских самолёта. Спасибо вам за это от всех селян... Герасим Алексеевич рассказал, что он наблюдал этот воздушный бой и хотел бы посмотреть на лётчиков, которые так мастерски уничтожили 2 немецких самолёта. Ему представили шестёрку отважных истребителей, возглавляемую капитаном А. Колдуновым. Увидев на его выгоревшей гимнастёрке "Золотую Звезду" Героя Советского Союза, Богаченко спросил: - Откуда родом, сокол? - Смоленский я, папаша, из Монастырщины. Встреча А. И. Колдунова и Г. А. Богаченко, 1968 год. - Смоленский? - И, обращаясь ко всем лётчикам, сказал: - Хорошо вы, ребята, воюете. Радостно на вас посмотреть. Вот и я хочу помочь Красной Армии, купить самолёт-истребитель, чтобы подарить его самому отважному лётчику... Герасим Алексеевич Богаченко пожертвовал свои сбережения, что накопил за долгую трудовую жизнь, - 100 000 рублей на постройку самолёта. И уже осенью новенький Як-3 деда Герасима, с надписью: "От колхозника Богаченко Г. А.", был вручён Герою Советского Союза капитану А. Колдунову. На именном "Яке" Александр Колдунов участвовал в боях за освобождение Румынии, Болгарии, Югославии, Венгрии, Чехословакии, Австрии. Через некоторое время Колдунов отправил первый "рапорт" колхознику: "Докладываю, дорогой Герасим Алексеевич, сегодня сбит 5-й стервятник на вашем самолёте. Обещаю число звёзд на нём увеличить. Машина отличная !". На самолёте - подарке Колдунов участвовал во многих боях. Позднее этот Як-3 был передан Румынскому правительству, по его просьбе, и находился в Бухарестском Доме пионеров. * * * 1944 год вошёл в историю Великой Отечественной войны как год победоносного наступления Красной Армии на всех фронтах. Изрядно потрёпанные немецкие войска были выброшены за пределы границ Советского государства. Но враг ещё оказывал сопротивление. Особенно упорные воздушные бои развернулись на земле и в воздухе в районе окружённой вражеской группировки около Будапешта. Для борьбы с фашистскими бомбардировщиками была создана специальная группе расчистки воздуха, которую возглавив капитан Колдунов. В неё вошли младший лейтенант Ващенко, Лейтенанты Рабинов [Алексей Алексеевич Рабинов - к концу войны уничтожил лично 9 самолётов] и Богданов, старшие лейтенанты Шамонов [Степан Георгиевич Шамонов - с 1944 года постоянный ведомый Колдунова, совершил около 300 боевых вылетов, лично сбил 9 и в группе 4 самолёта противника] и Шишов [Михаил Иванович Шишов - к концу войны уничтожил лично 15 самолётов]. Буквально в каждом вылете на отражение налётов противнике они уничтожали по 3 - 4 машины. За 3 месяца боёв под Будапештом эта шестёрка сбила 35 самолётов противника. Из них 15 уничтожил командир группы Александр Колдунов. Группа лётчиков 866-го ИАП (слева направо): лейтенант Рабинов, младший лейтенант Ващенко, капитан Колдунов, старшие лейтенанты Шишов и Шамонов, лейтенант Богданов. Август 1944 года. 20 октября 1944 года при штурмовке вражеских позиций был сбит самолёт командира звена 707-го штурмового авиаполка лейтенанта М. И. Антипова. Лётчик приземлил Ил-2 "на живот" у железнодорожного полустанка в районе города Скопле. Ведомый Антипова, лётчик Дорохов, посадил свою машину рядом с товарищами и хотел вывезти их, но штурмовик увяз в грязи. В это время противник устремился к нашим лётчикам. Им пришлось залечь, отстреливаясь из пистолетов. Это увидел Колдунов, случайно оказавшийся в том районе. Он со своим напарником прижали врагов огнём, не давая им поднять головы. Воспользовавшись этим, лётчики-штурмовики выкатили Ил-2 на подходящее для взлёта место, кое-как разместились и Антипов пошёл на взлёт. Вскоре они были на своём аэродроме... 7 ноября 1944 года в районе города Ниш (на территории Югославии), Александр Колдунов совершил настоящий подвиг. В этот день две группы американских самолётов Р-38 "Лайтнинг", всего 50 - 60 машин, атаковали части советских войск 37-й Армии, двигающиеся походным маршем. Советские войска понесли потери в живой силе и технике, был убит генерал Г. Котов... Для отражения налёта была поднята эскадрилья истребителей во главе с Колдуновым. При этом, часть "Латнингов" пыталась блокировать аэродром и сбила 2 взлетающих "Яка". В первой же атаке советские лётчики сбили 3 "Лайтинга". Сбитых, конечно, не записали никому, но однополчане видели, что одного из них, особенно увлекшегося расстрелом колонны с бреющею полёта, сбил именно Колдунов. Лишь благодаря мужеству и настойчивости Александра эта встреча не закончилась настоящим воздушным побоищем. Колдунов, пройдя сквозь паутину трасс, сблизился с ведущим союзников на несколько метров. Толи тот разглядел наконец красные звёзды, то ли его впечатлила пушечная очередь "Яка", сверкнувшая над самой кабиной, то ли понял немудрёный жест, каким приветствовал его советский лётчик, но штурмовка была прекращена. Позднее американская сторона принесла извинения за инцидент, выразила соболезнования по поводу погибших. Подробный рассказ об этой схватке, бывшего командира 288-й истребительной авиационной дивизии, Героя Советского Союза Б. А. Смирнова, опубликован ниже. [ Последние исследования М. Ю. Быкова не подтверждают побед Колдунова в этом бою. Подробности читайте ниже.] 8 декабря 1944 года капитан А. И. Колдунов "достал" немецкого разведчика в районе Дунайских переправ. Противник, записанный как Ju-88, применил весь комплекс оборонительных средств: заградительный огонь стрелков и воздушные гранаты, маскировку в облаках и дымовую завесу, резкое пикирование и полёт на предельно малой высоте. Но... всё равно был сбит. В один из дней, совершив очередной вылет на штурмовку вражеских позиций и не успев ещё отстегнуть парашюта, Александр Колдунов получил боевой приказ: "Срочно в воздух, сбить идущего к аэродрому разведчика". Встреча с противником один на один. Вот он крадётся, словно вор. Опытный. Уже заметил истребитель. Ныряет в облака, ставит дымовую завесу, выбрасывает разрывные гранаты на парашютиках. Но наш истребитель настойчиво преследует. "Юнкерс" пытается уйти под защиту зенитчиков, маневрируя, жмёт к переднему краю. Только внезапность, только военная хитрость и хладнокровие могут принести победу. Набрав высоту, Колдунов видит, как мечется враг, приближаясь к линии фронта. Вот Ju-88 упал на левое крыло, врезался в белую, как снег, тучку, изменил курс полёта и снова нырнул в облако. По нему бьют наши зенитки. Так немудрено попасть самому под огонь с земли. Решают судьбу секунды. Нужно точно определить, где вынырнет "Юнкерс". Впереди причудливой формы, словно валенок, выступ огромного облака. Сделав боевой разворот, Колдунов под большим углом пошёл вниз. Вот он, самолёт - разведчик, выплывает из белого "валенка". Сокращается дистанция, снова видны парашютики, но они висят ниже Ju-88, а колдуновский "Як" атакует сверху. Удар короткой очередью из пушки, и разведчик, объятый пламенем, без правой плоскости, рисуя серую дугу, стремительно падает на скалистую гору... В декабре 1944 года, в ходе ожесточённых боёв северо-западнее Будапешта, нужно было срочно поддержать боевые действия сухопутных войск ударами авиации. Командная радиостанция вышла из строя. Пакет из штаба армии с приказанием на боевые действия был вручён Колдунову для доставки по командиру одной из авиачастей. Подлетая на своём "Яке" к аэродрому назначения, Колдунов заметил, что 2 истребителя противника Ме-109 штурмуют аэродром. Он с ходу атаковал фашистов на выводе из пикирования и сбил ведущего. Ведомый пытался уйти горкой за облака, но Александр в упор расстрелял и его... Благополучно посадив свой "Як", он вручил пакет командиру части. Главной задачей, которую выполняла в этот период истребительная авиация, являлось прикрытие районов сосредоточения и боевых порядков наземных войск от ударов с воздуха, уничтожение вражеских самолётов и ведение разведки войск противника на поле боя и в ближайшем тылу. Прикрытие наземных войск осуществлялось патрулированием групп в 8 - 12 самолётов со сменой патрулей в воздухе. В ясную погоду патрулирование производилось на высотах от 2000 до 8000 метров. При наличии облачности часть истребителей патрулировала над облаками, а часть - под облаками. Все патрулирующие в группе самолёты имели внутреннюю радиосвязь, что позволяло командиру патруля руководить действиями отдельных звеньев и самолётов. Сам же командир группы поддерживал связь с радиостанцией наведения, от которой получал информацию об обстановке в воздухе и другие необходимые указания. Район патрулирования выносился обычно в сторону вероятного появления самолётов противника, что позволяло истребителям встречать их на подступах к полю боя и не давать им возможности прицельно сбросить бомбы. При встрече с советскими истребителями противник от боя обычно уклонялся и, подвергшись атаке, уходил в облака. В бой истребители противника вступали только при наличии значительного превосходства в силах. Так было и 4 февраля. Группа в составе 8 "Яков" под командованием Героя Советского Союза А. И. Колдунова, патрулируя на высоте 2000 метров, заметила внизу 12 FW-190, которые заходили на штурмовку советских войск. Используя преимущество в высоте, Колдунов стремительно атаковал сверху сзади "Фоккер" и с дистанции 70 - 100 метров сбил его. Выходя из атаки с набором высоты, Колдунов снизу в упор расстрелял второй вражеский истребитель. Ещё один сбил его ведомый. Остальные развернулись и на бреющем полёте ушли на свою территорию, отказавшись от штурмовки. В марте 1945 года в воздушных сражениях у озера Балатон Александр Колдунов снова участвовал в боях с большими группами бомбардировщиков и неизменно выходил победителем. Так, 3 марта восьмёрка истребителей, возглавляемая Колдуновым, отразила налёт 18 FW-190 в сопровождении 12 Ме-109, пытавшихся штурмовать наши сухопутные войска. В этом бою наши лётчики уничтожили 6 вражеских самолётов, 2 из них сбил Колдунов. Об этом бое авиационная газета "Сталинский сокол" 28 марта 1945 года в корреспонденции "Между Дунаем и озером Балатон" писала: "Группа истребителей, которую вёл прославленный лётчик Герой Советского Союза капитан А. Колдунов, прикрывала свои войска. В районе цели Колдунов заметил 12 Ме-109, идущих четвёрками. Незаметно подойдя к замыкающей группе, Колдунов с дистанции 50 - 30 метров сбил один Ме-109. Заметив наши истребители, самолёты противника попытались уйти вверх и скрыться в густой дымке. Догнав ещё один Ме-109, Колдунов сбил и его. В это время Лейтенант Поцыба атакой сзади сверху в упор расстрелял Ме-109, а затем атаковал сзади сбоку другого "Мессера" и снова добился победы. По одному вражескому истребителю уничтожили старший лейтенант Рабинов и младший лейтенант Полосенко". На следующий день эскадрилья Колдунова вела бой с 26 самолётами противника и сбила ещё 5 вражеских машин. В другой раз там же, на территории Венгрии, боевую задачу прямо в воздухе шестёрке Колдунова поставил командующий 17-й Воздушной армией генерал-полковник авиации В. А. Судец. А дело было так. Группа Колдунова, закончив барражирование в своём районе, собиралась уже лететь на аэродром посадки. В это время командующему доложили, что для бомбардировки наших войск летят 3 девятки "Юнкерсов". Они намеревались нанести бомбовый удар по танковому корпусу в районе Барачка. Истребители Колдунова возвращались на аэродром, и горючее в их баках было на исходе. Об этом офицеры наведения доложили находящемуся на вспомогательном пункте управления генералу. Владимир Александрович, взяв микрофон, требовательно скомандовал в эфир: - "Сокол-2", я "Волга-1". Немедленно атаковать колонну "Юнкерсов"! - Вас понял. Атакую! И лётчики Колдунова бросились в атаку. Вскоре в землю врезались ведущие вражеских групп, остальные, спешно сбросив куда попало бомбы, лишь бы побыстрее освободиться от груза, пустились наутёк. Немцы в этом бою потеряли 5 "Юнкерсов". Эскадрилья Колдунова преследовать их уже не могла: кончалось горючее, и нужно было срочно садиться на свой аэродром. Генерал В. А. Судец всем участникам этого блестяще проведённого боя объявил благодарность. В районе Будапешта наши пилоты не раз встречалась с немецкими "охотниками" летавшими на "Мессерах" размалёванных драконами и тузами. В Феврале 1945 года для борьбы с ними была выделена отдельная группа - шестёрка советских лётчиков, во главе с Колдуновым, куда входили капитаны Шишов и Сидоренко, Сурнев и Гурьев, лейтенант Шамонов. Лишь за 7 дней боёв наши пилоты уничтожили 22 самолёта противника. Каждый вылет лётчика-истребителя А. И. Колдунова - волнующая страница летописи Великой Отечественной войны. И каждый сбитый самолёт - самостоятельный большой рассказ о друзьях - товарищах, о мастерстве, о напряжённых минутах, пережитых в сложной боевой обстановке. Трудно перечислить все боевые задания, которые приходилось выполнять Александру Колдунову. Не раз его товарищам приходилось наблюдать, как он создавал в воздухе такие ловушки, из которых противник уже не выбирался. Ведомых своих он учил просто и мудро. Подведёт, бывало, к вражескому самолёту и говорит ведомому: "Я прикрывая, сбивай!". Попробуй не сбить - стыдно в глаза будет смотреть. Свой последний бой он провёл западнее Вены, вблизи Санкт-Пальтена с пятёркой "Фоккеров" гружённых бомбами. Шли они спокойно, видимо не ожидая встречи с нашими лётчиками. В подобных случаях вслед за "Фоккерами" немцы часто посылали пикирующих бомбардировщиков. Поэтому Колдунов, не теряя времени, внезапно атаковал противника. "Фоккер" не успел сбросить бомбы и взорвался вместе с ними. Так же стремительно Колдунов зашёл в хвост второго вражеского самолёта. Короткая очередь - и объятый пламенем самолёт противника устремился к земле. Через несколько дней после этого боя Александр Колдунов, вернувшись с очередного боевого задания, услышал радостную весть о том, что фашистская Германия подписала безоговорочную капитуляцию и война закончилась. Менее 2 лет молодой лётчик был на фронтах Великой Отечественной войны. За это время командир 3-й эскадрильи 866-го истребительного авиационного полка (288-я истребительная авиационная дивизия, 17-я Воздушная армия) майор А. И. Колдунов выполнил 412 успешных боевых вылетов на Як-1, Як-9, Як-3. Проведя 96 воздушных боёв, уничтожил лично 46 самолётов противника и 1 в составе группы. Он стал самым результативным лётчиком, сражавшимся на "Яках". Нелёгкий, но славный боевой путь лётчика-истребителя. В конце войны товарищи по цеху московского завода прислали Герою Советского Союза А. С. Колдунову письмо. Там есть такие строчки: "Мы гордимся тобою, наш Саша! Добивай проклятых фашистов и скорее возвращайся к нам в Москву. На станке твоём работает юноша и зовут его Саша..." 23 февраля 1948 года, за мужество и отвагу проявленные в боях с врагами, Александр Иванович Колдунов был награждён второй медалью "Золотая Звезда". На родине отважного сокола в селе Мощиново установлен его бронзовый бюст. После войны Александр Иванович остался на службе в ВВС. Окончив Военно-Воздушную академию, командовал авиационным полком, дивизией. С 1960 года, после окончания Военной академии Генерального штаба, служил заместителем, а позднее - командующим ВВС Бакинского Военного округа. Генерал-лейтенант авиации А. И. Колдунов летал до 1965 года. Последний освоенный им тип самолёта МиГ-21. В конце 1960-х годов Колдунов служил на Дальнем Востоке, а с 1970 года - командовал ВВС Московского военного округа. В 1975 году Генерал-полковник авиации А. И. Колдунов был назначен первым заместителем, а в 1978 году - Главкомом войск ПВО, заместителем Министра обороны СССР. В 1984 году ему было присвоено звание Главного маршала авиации. В 1987 году, после посадки на Васильевском спуске печально известного любителя острых ощущений Матиуса Руста, снят со своего поста. В последние годы тяжело болел и умер 7 июня 1992 года. Похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище. * * * Список всех известных побед майора А. И. Колдунова: (Из книги М. Ю. Быкова - "Победы сталинских соколов". Издательство "ЯУЗА - ЭКСМО", 2008 год.) Сообщения объединены, 14 мар 2017, время первого редактирования 14 мар 2017 п / п Д а т а Сбитые самолёты Место воздушного боя ( одержанной победы ) Свои самолёты 1 20.07.1943 г. 1 Ju-87 северо-восточнее Заводской Як-1, Як-9, Як-3. 2 28.07.1943 г. 1 Hs-123 западнее Маяки 3 13.08.1943 г. 1 FW-189 южнее Червоный Шахтёр 4 22.08.1943 г. 1 Ju-87 Ново-Алексеевка 5 23.08.1943 г. 1 Ме-109 Сулиговка-Морозовский 6 1 Hs-123 южнее Долгенькая 7 1 Ме-109 Сухая Каменка - Бражевка 8 14.10.1943 г. 1 Ме-109 юго-восточнее Николаевка 9 30.11.1943 г. 1 Ju-88 севернее Верхняя Тарасовка 10 27.02.1944 г. 1 Ме-109 южнее Дар Радевичий 11 17.03.1944 г. 1 FW-189 ( в паре - 1 / 2 ) севернее Терновка 12 05.04.1944 г. 1 Ju-87 севернее станции Кугучай 13 1 Ju-87 восточнее Павловка 14 26.04.1944 г. 1 Ме-109 юго-восточнее Каушаны 15 10.05.1944 г. 1 Ме-109 западнее Пугачены 16 20.05.1944 г. 1 Ме-109 севернее Перерыта 17 23.08.1944 г. 1 FW-190 восточнее Дедулешти 18 18.10.1944 г. 1 Ju-88 севернее Кюстендил 19 19.11.1944 г. 1 FW-190 северо-западнее Батин (в составе 659-го ИАП) 20 22.11.1944 г. 1 Ме-109 западнее Апатии (в составе 659-го ИАП) 21 1 FW-190 северо-западнее Батин (в составе 659-го ИАП) 22 1 FW-190 южнее Змаевац (в составе 659-го ИАП) 23 09.12.1944 г. 1 Ме-109 северо-западнее Тасар 24 22.01.1945 г. 1 Ме-109 аэродром Бергенд 25 1 Ме-109 восточная окраина Секешфехервар 26 27.01.1945 г. 1 Ме-109 юго-западнее Поэман 27 1 Ме-109 восточнее станции Чала 28 30.01.1945 г. 1 Ме-109 севернее Незельгеш 29 04.02.1945 г. 1 FW-190 восточнее Бергенд 30 1 FW-190 юго-восточнее Секешфехервар 31 08.03.1945 г. 1 Ме-109 юго-западнее Шерегельеш 32 2 Ме-109 северо-западнее Калоз 33 09.03.1945 г. 1 FW-190 Нальхергень 34 13.03.1945 г. 2 FW-190 Силаш - Балхаш 35 14.03.1945 г. 1 Ме-109 юго-восточнее Фелыне - Бешенье 36 16.03.1945 г. 1 FW-190 севернее Хаймашкер 37 17.03.1945 г. 1 Ме-109 западнее Истемир 38 1 Ме-109 севернее Варполота 39 1 Ме-109 северо-восточнее Инота 40 22.03.1945 г. 1 FW-190 южнее Инне 41 11.04.1945 г. 1 FW-190 западнее Штокерау 42 1 FW-190 южнее Голдегебенд Всего сбитых самолётов - 46 + 1 [43 + 1]; боевых вылетов - 412; воздушных боёв - 96. Сообщения объединены, 14 мар 2017 Сергиенков Дмитрий Григорьевич Уничтожил не менее 38 врагов 27.06.1945 Родился 22 августа 1926 года в деревне Мохначевка, ныне Монастырщинского района Смоленской области. Окончил Люблинскую семилетнюю школу. Работал в колхозе. С 27 марта 1944 года в рядах Красной Армии. Служил в учебной отдельной бригаде Уральского военного округа, окончил школу снайперов. С 22 октября 1944 года - в действующей армии, воевал на 3-м Белорусском фронте. Приказом № 118/н от 15 декабря 1944 года по 55-й Гвардейской стрелковой дивизии награждён орденом Славы 3-й степени (за какие конкретно заслуги, информации пока нет). Ранен 28 января 1945 года. Снайпер 4-й стрелковой роты 166-го Гвардейского стрелкового полка (55-я Гвардейская стрелковая дивизия, 20-й стрелковый корпус, 28-я Армия, 3-й Белорусский фронт) Гвардии ефрейтор Д. Г. Сергиенков проявил себя умелым бойцом, отважно действовал в боевых операциях при освобождении Восточной Пруссии. Снайперским огнём в период с 15 декабря 1944 года по 20 февраля 1945 года уничтожил не менее 38 фашистов. Представлен к званию Героя Советского Союза, но тогда не получил его. Приказом № 12/н от 13 марта 1945 года по войскам 28-й Армии награждён орденом Красного Знамени. В апреле - мае 1945 года принимал участие в Берлинской наступательной операции, где автоматным огнём и гранатами уничтожил более 20 солдат и офицеров противника. Всего за неполные 7 месяцев пребывания на фронте снайпер 166-го Гвардейского стрелкового полка (55-я Гвардейская стрелковая дивизия, 20-й стрелковый корпус, 28-я Армии, 1-й Белорусский фронт) Гвардии ефрейтор Д. Г. Сергиенков истребил не менее 75 фашистов (эта цифра включает общий, а не только снайперский счёт), гранатами подбил 4 танка и уничтожил 6 пулемётных точек, участвовал в 84 атаках и в 8 рукопашных схватках. За эти подвиги вновь представлен к высшей награде страны. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 27 июня 1945 года удостоен звания Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали "Золотая Звезда". После Победы продолжил службу в Советской Армии, стал помощником командира взвода стрелкового полка. В 1948 году окончил Ярославское интендантское училище. С марта 1948 года - помощник начальника продовольственного снабжения Тульского суворовского военного училища. С июня 1951 года - начальник продовольственного снабжения офицерского дома отдыха "Остер" в Киевском военном округе. С мая 1952 года - начальник продовольственного снабжения школы подготовки сержантского состава артиллерийской дивизии того же округа. В 1957 году окончил Военную академию тыла и транспорта, с ноября 1957 года - начальник продовольственного снабжения артиллерийской дивизии Московского военного округа. С августа 1960 года служил в Ракетных войсках стратегического назначения: помощник начальника тыла Козельской ракетной дивизии, с мая 1961 года - начальник организационно-планового отделения штаба тыла дивизии, с июля 1962 года - инспектор оргпланового отдела штаба тыла Владимирского отдельного ракетного корпуса, с июня 1964 года - заместитель командира по тылу и начальник тыла ракетного полка в Костромской ракетной дивизии. С 1969 года Гвардии подполковник Д. Г. Сергиенков - в запасе. Жил в Смоленске. Работал директором торгового объединения в Смоленске, затем начальником гражданской обороны Смоленского завода радиодеталей. Умер 7 сентября 2003 года. Похоронен на кладбище посёлка Монастырщина Смоленской области. Награждён орденами: Ленина (27.06.1945), Красного Знамени (13.03.1945), Отечественной войны 1-й степени (11.03.1985), Славы 3-й степени (15.12.1944); медалями. Сообщения объединены, 14 мар 2017 Сообщения объединены, 14 мар 2017 Силкин Григорий Петрович Герой Советского Союза Силкин Григорий Петрович - командир взвода 794-го стрелкового полка (232-я стрелковая дивизия, 38-я армия, Воронежский фронт), лейтенант.Родился 7 февраля 1920 года в деревне Ольховец ныне Монастырщинского района Смоленской области в семье крестьянина. Русский. Член ВКП(б) с 1943 года. Окончил семилетнюю школу в деревне Любавичи (Монастырщинский район) и школу фабрично-заводского обучения. Работал токарем на мебельной фабрике в городе Ростов-на-Дону. В Красной Армии с 1940 года. В 1942 году окончил Владивостокское пехотное училище.В действующей армии с 23 сентября 1942 года, но уже 9 октября тяжело ранен и направлен в госпиталь. После выздоровления в марте 1943 года вернулся на фронт командиром взвода 794-го стрелкового полка 232-й стрелковой дивизии 38-й армии Воронежского фронта. Участвовал в оборонительных боях восточнее города Сумы, в которых армия защищала южный фас Курского выступа. В августе-сентябре 1943 года 232-я стрелковая дивизия в ходе Сумско-Прилукской операции прорвала оборону гитлеровцев и, преодолев реки Псёл, Удай, Десна, 26 сентября 1943 года вышла к Днепру в районе Вышгорода (Киевская область). Передовые подразделения сходу форсировали реку и захватили плацдарм у села Лютеж (Вышгородский район Киевской области). Начались бои за расширение плацдарма, носившие в связи с его особой стратегической важностью, исключительно кровопролитный характер. 4-5 октября туда переправились основные силы дивизии. 7 октября советские войска овладели Лютежом. Плацдарм увеличился до 15 километров по фронту и до 10 километров в глубину, получив название Лютежского. Противник всеми силами и средствами пытался его ликвидировать.9 октября 1943 года после интенсивной артиллерийской подготовки и бомбардировки с воздуха гитлеровцам удалось потеснить подразделения 794-го стрелкового полка в районе села Гута Межигорская (тот же район). Они заняли господствующую высоту. Возникла угроза окружения одного из батальонов. Лейтенант Силкин получил приказ прикрыть с фланга боевые порядки подразделения и держаться до прибытия подкрепления. Используя складки местности, взвод Силкина приблизился к противнику на расстояние 25-30 метров и внезапно атаковал его. Несмотря на многократное превосходство, гитлеровцы были выбиты с высоты и отступили. Командир взвода организовал круговую оборону. Подтянув танки и самоходные орудия, противник силами до двух рот атаковал позиции взвода, но был отброшен. Всего взвод отбил девять контратак противника, уничтожил более 100 гитлеровцев и удержал захваченный рубеж. В последней из них Силкин был смертельно ранен и умер на поле боя. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 10 января 1944 года за мужество, отвагу и героизм, проявленные в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками, лейтенанту Силкину Григорию Петровичу посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.Награждён орденом Ленина (10.01.1944, посмертно), медалью «За отвагу» (24.08.1943).Похоронен в селе Гута Межигорская. На родине, в городе Монастырщина в Аллее Героев установлена стела. Сообщения объединены, 14 мар 2017 ЕГОРОВ ВАСИЛИЙ МАРТЫНОВИЧ Герой Советского Союза Василий Мартынович родился в деревне Борок Жуковского сельсовета Монастырщинского района в январе 1920 года. Окончив Жуковскую семилетнюю школу, он работает учеником счетовода в Будянском сельпо. В 1937 году Василия Егорова направили на курсы бухгалтеров в город Вязьму, а после их окончания он работал по специальности в Любавичском сельпо. В октябре 1940 года Егорова призвали в ряды Красной Армии. С самого начала Великой Отечественной войны участвовал в боях с немецко-фашистскими захватчиками. Был трижды ранен. ...Холодным ноябрьским утром 1943 года части Отдельной Приморской армии начали высадку десанта на берегу Керченского полуострова. С катеров и барж в воду прыгали бойцы, сгружалось оружие, боеприпасы. Передовые отряды десантников, преодолевая яростное сопротивление гитлеровцев, ворвались в траншеи врага и стали продвигаться вперед. Фашистские пулеметчики, заранее пристрелявшие каждый участок берега, вели непрерывный огонь, не давая возможности советским воинам сосредоточиться для атаки. Наводчик противотанкового ружья сержант Егоров среди груды камней по вспышкам заметил амбразуру вражеского дзота и скрытно занял позицию впереди своего подразделения. Несколькими выстрелами он заставил замолчать огневую точку противника, уничтожив пулемет вместе с расчетом. Но и его позиция была обнаружена. Очереди крупнокалиберного пулемета стали ложиться совсем рядом, вблизи разорвалось несколько мин. Егоров прекратил стрельбу, а затем, выбрав момент, произвел подряд несколько выстрелов по вражескому пулемету. Путь нашим бойцам был открыт. Отбросив врага от берега, десантники стали укреплять свои позиции и готовиться к обороне. Сосредоточив на узком участке более двухсот автоматчиков, гитлеровцы начали контратаку. Оставив противотанковое ружье, Егоров взялся за автомат. Короткими очередями он расстреливал фашистов, рвавшихся к траншеям. Более 15 захватчиков нашли себе могилу от меткого огня Василия Егорова. Воспользовавшись замешательством среди противника, советские воины вновь начали продвигаться вперед, расширяя захваченный плацдарм. Часть, в которой служил сержант Егоров, заняла позицию на склоне высоты. С ее вершины враг хорошо просматривал расположение наших подразделений и районы высадки подкреплений. И тут последовал боевой приказ: «Овладеть высотой». Василий Егоров огнем из противотанкового ружья уничтожил две огневые точки противника, а затем с группой солдат прорвался на высоту. Приказ был выполнен. В течение нескольких суток отбивали десантники бешеные контратаки гитлеровцев, стремившихся вернуть свои позиции. Склоны высоты были усеяны трупами врага и разбитой техникой. В непрерывных схватках таяли и ряды советских воинов, мало оставалось боеприпасов. Поднявшийся на море шторм мешал нашим кораблям подойти к берегу и высадить подкрепление. Гитлеровцы в это время непрерывно вводят в бой все новые и новые резервы. 10 ноября, ценою больших потерь, им удалось потеснить советские части. Сержант Егоров с небольшой группой бойцов находился на переднем крае обороны. Фашистские солдаты стали обходить их с обеих сторон. Советским бойцам угрожало окружение. Но Егоров не покинул своего поста. Из противотанкового ружья, автомата, гранатами он уничтожал гитлеровцев с тыла. Враг вынужден был прекратить продвижение и всё силы бросил на горстку советских храбрецов. Несколько десятков солдат и офицеров потеряли фашисты в бесплодных атаках, но не смогли сломить волю и мужество отважных воинов. В этом бою сержант Егоров уничтожил до 50 гитлеровцев. Наши подразделения, воспользовавшись короткой передышкой, вновь овладели своими позициями. За героизм, проявленный в боях на Керченском плацдарме, Василию Мартыновичу Егорову Указом Президиума Верховного Совета СССР от 16 мая 1944 года присвоено звание Героя Советского Союза. Высокая награда не застала сержанта Егорова в живых. Он пал смертью храбрых, освобождая родную землю от немецко-фашистских захватчиков. Но подвиг героя навсегда останется в памяти советских людей, как яркий пример беззаветной преданности Родине. Сообщения объединены, 14 мар 2017 КОВАЛЕВ ТИМОФЕЙ ФЕДОРОВИЧ Герой Советского Союза Тимофей Федорович родился в 1907 году в деревне Молоково Каблуковского сельсовета Монастырщинского района. Родители — бедные малоземельные крестьяне. Чтобы спасти свою многодетную семью от голода, отец, Федор Яковлевич, вынужден был уходить в город на заработки. Тимофей, проучившись три года в сельской школе, стал обучаться ремеслу у кустарей-одиночек. С 1921 по 1928 год юноша работает на различных кустарных предприятиях Монастырщины. В 1929 году Тимофей Ковалев был призван в Красную Армию, а родители вступили в колхоз. Армейская служба явилась для молодого деревенского парня большой жизненной школой. Здесь он окончил полковую школу, офицерские курсы. Вместе с частями Советской Армии освобождал Западную Белоруссию и Западную Украину, участвовал в войне с Финляндией. Нападение фашистских захватчиков на нашу страну застало командира пулеметной роты. Т. Ф. Ковалева на Крайнем Севере. С первых дней войны он участвует в боях с гитлеровцами на подступах к Мурманску, затем под Сталинградом, в сражениях на Дону, в Курской битве, форсирует Десну и Днепр. В боях с врагом был неоднократно ранен и контужен. Награжден орденами Александра Невского, Отечественной войны и Красной Звезды. В годы, войны погибли отец Ковалева и брат Никита Федорович, казненный гитлеровцами за организацию партизанского движения в Монастырщинском районе. После победы Тимофей Федорович Ковалев вернулся к мирному труду. В настоящее время живет и работает в городе Горьком. ...Рано утром 3 ноября 1943 года в стрелковом батальоне капитана Ковалева объявили приказ Военного совета 1-го Украинского фронта о наступлении на Киев. С радостью восприняли его солдаты и офицеры. Воины клялись сделать все возможное, чтобы освободить столицу Советской Украины к празднику 26-й годовщины Октября. В батальоне деятельно готовились к предстоящей операции. В 8 часов утра на днепровском плацдарме, севернее Киева, «заговорили» сразу сотни советских орудий. Наступление началось. Вслед за огневым валом вперед пошла пехота. Решительно, бесстрашно и умело действовали воины из батальона Ковалева. Невзирая на плотный огонь гитлеровцев, стрелки преодолели первую вражескую траншею почти без потерь. Сопротивление противника усиливалось с каждым часом. Немецко-фашистское командование бросило в бой все наличные резервы. Но порыв наших воинов был неудержим. Части Советской Армии упорно пробивались к Киеву. Преодолев яростные контратаки гитлеровцев, они прорвали вторую оборонительную линию в районе дач Пуща-Водица — Детский санаторий. Особенно ожесточенные бои развернулись 5 ноября на последнем оборонительном рубеже врага — в районе Святошина. Здесь решался исход сражения за Киев. На одном из участков боя противотанковый ров преградил дорогу колонне советских танков. Проход через него надежно защищался гитлеровцами. Попытка наших танкистов прорваться с ходу не удалась. Тогда вперед вышел стрелковый батальон капитана Ковалева. Советские артиллеристы и танкисты поддержали атаку стрелков дружным огнем. Стремительным броском батальон овладел проходом. Путь танкам был открыт. Стальные машины устремились вперед и овладели пригородом Киева — Святошином. Вечером того же дня советские войска начали штурм Киева. Батальону капитана Ковалева было приказано выбить гитлеровцев из района киностудии, чтобы дать возможность сосредоточиться здесь основным силам полка для продолжения штурма. Конечной целью продвижения по городу была названа одна из центральных улиц. На улицах Киева разгорелся бой. Гитлеровцы с упорством обреченных цеплялись за каждый квартал, каждый дом. Из окон, чердаков, подвалов по наступающим советским воинам били крупнокалиберные пулеметы, автоматы. Батальон Ковалева нес потери. Но остановить воинов было невозможно. Сам капитан, несмотря на контузию, всегда находился в гуще боя. Его мужеству и хладнокровию поражались даже бывалые воины. Выбив гитлеровцев из киностудии, батальон устремился к центру. Над центром города поднималось темно-кровавое зарево. Доносились оглушительные взрывы. Это гитлеровцы начали взрывать здания. Гнев охватил воинов. Они усилили удары по врагу. Действовали больше мелкими группами. Пользуясь ночной темнотой, вплотную подбирались к очагам сопротивления и расстреливали гитлеровцев из автоматов. Часто в ход шли гранаты. Раненые не покидали строя. Наскоро перевязавшись, они вновь включались в сражение за город. В уличных схватках бойцы и командиры показывали образцы массового героизма, отваги и стойкости. Через четыре часа непрерывных уличных боев батальон отважных прорвался к центру города. В 23.00 капитан Ковалев по рации доложил в штаб полка о выполнении боевого задания. А утром 6 ноября 1943 года в столице Советской Украины началась новая жизнь. Вместе со свободным, ликующим населением радовались и воины-победители. Приказ партии, правительства, всего советского народа был выполнен: Киев освобожден! Родина высоко оценила ратный подвиг участников боев за Киев. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 10 января 1944 года Ковалев Тимофей Федорович удостоен звания Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая звезда» (№ 3635). Награжден орденами Ленина, Александра Невского, Отечественной войны II степени, Красной Звезды, медалями. После войны продолжил службу в армии. В 1950 году майор Ковалев уволен в запас по состоянию здоровья. Жил и работал в городе Горьком (ныне Нижний Новгород). Умер 21 декабря 1966 года. Похоронен на Старом Автозаводском кладбище города Нижний Новгород. Сообщения объединены, 14 мар 2017 КОЗЫРЕВ ПАВЕЛ ГРИГОРЬЕВИЧ Герой Советского Союза Родился Павел Григорьевич в деревне Манюки Ледневского сельсовета Монастырщинского района в 1919 году. Окончив сельскую школу, работал в колхозе. В 1938 году Павла Козырева призвали в Красную Армию. С июля 1941 года он сражался на фронтах Великой Отечественной войны. В ночь с 25 на 26 сентября 1943 года батальон капитана Козырева получил приказ форсировать Днепр и, отбросив противника от берега, обеспечить переправу главных сил полка. Гитлеровцы непрерывно обстреливали реку, но в густом тумане батальону Козырева удалось все же без потерь высадиться на правый берег. В ожесточенном рукопашном бою советские воины истребили подразделение противника и заняли высоту возле села Пекари. Гитлеровцы пытались уничтожить батальон, обрушив на него огонь нескольких батарей и бросив в атаку автоматчиков. Но батальон Павла Григорьевича стойко выдержал натиск фашистов. Он связал боем крупные силы противника. Воспользовавшись этим, главные силы полка форсировали Днепр. Бой с каждым часом становился все напряженней. Противник непрерывно подбрасывал резервы, продолжая атаки. Только за один день 29 сентября батальон Козырева отразил десять ожесточенных атак гитлеровской пехоты и танков. Советские бойцы подбили один танк, уничтожили 2 пушки, 8 пулеметов и более 170 солдат и офицеров противника. На следующий день батальон стремительной атакой овладел господствующей над местностью высотой и закрепился на ней. После ураганного орудийного и минометного обстрела, бомбежки с воздуха противнику удалось потеснить наши части. На высоте остался капитан Козырев с семью солдатами. Они заняли круговую оборону и решили сражаться до конца. Атаки следовали одна за другой, и каждый раз, оставляя убитых, фашисты откатывались обратно. Четыре ранения получил капитан Козырев. Истекая кровью, он продолжал руководить боем. Гитлеровцам удалось ворваться в траншею, но, собрав последние силы, советские воины в рукопашной схватке отбили и эту атаку. Подоспевшие подкрепления отбросили противника на исходные позиции. Важная высота осталась в наших руках. За мужество и отвагу, проявленные при форсировании Днепра и в боях на правобережном плацдарме, Указом Президиума Верховного Совета СССР от 25 октября 1943 года капитан Козырев Павел Григорьевич удостоен звания Героя Советского Союза. Награжден орденами Ленина, Отечественной войны I и II степени, двумя орденами Красной Звезды, медалями. В 1944 году по ранению был уволен в отставку. Жил и работал в Смоленске. Умер 10 июня 1991 года. Сообщения объединены, 14 мар 2017 КОНГАЛЕВ ФЕДОР ИВАНОВИЧ Герой Советского Союза Родился Федор Иванович в деревне Дербино Жуковского сельсовета Монастырщинского района в 1922 году. После окончания Жуковской семилетней школы и курсов счетоводов работал в колхозе. В июне 1941 года Федора Конгалева призвали в армию. В декабре — феврале 1941-42 года в составе горнолыжного батальона он сражается на Ленинградском фронте. В феврале 1942 года был ранен. После выздоровления участвует в боях под Ржевом, а летом 1943 года в боях на Курской дуге. В период наступательных операций летом и осенью 1943 года разведчик комсомолец Федор Конгалев выполняет ответственные задания командования по выявлению укреплений противника, разведке его тылов и коммуникаций. Данные, которые он доставлял в штаб своей части, во многом способствовали успеху боевых действий. Конгалев показал себя мужественным и бесстрашным воином, 16 сентября под обстрелом гитлеровских орудий и пулеметов он несколько раз переправлялся через Десну и перевез на ее западный берег группу разведчиков во главе со старшим сержантом Лякишевым. С помощью Федора группа проникла вглубь вражеской обороны и успешно выполнила боевой приказ. 30 октября 1943 года Федор Конгалев участвовал в наступлении на важный опорный пункт противника — село Холминка, расположенное на правом берегу реки Сож. Гитлеровские пулеметчики, укрытые в дзотах, вели яростный огонь, не давая нашим стрелковым подразделениям сосредоточиться для решительного броска. Конгалев, рискуя жизнью, пополз прямо на пулеметы. Подобравшись к ним на расстояние 10—15 метров, он забросал гранатами две пулеметные точки, а затем с возгласом «За Родину!» ворвался в траншею противника и в рукопашной схватке уничтожил одиннадцать вражеских солдат. По примеру разведчика бойцы батальона поднялись в атаку и выбили противника из населенного пункта. Вместе со своей частью Конгалев дошел до Днепра. В числе первых переправился на его западный берег и разведал линию обороны гитлеровцев. Федор установил, что один из участков реки возле деревни Мохово-Днепровская коммуна охраняется незначительными силами фашистов и удобен для переправы наших войск. Вернувшись в часть, он доложил об этом командованию. Данные, доставленные им, позволили полкам дивизии без особых потерь форсировать Днепр и захватить плацдарм, сыгравший важное значение для дальнейшего наступления. За успешное выполнение заданий командования и личное мужество, проявленное в боях с захватчиками, Указом Президиума Верховного Совета СССР от 15 января 1944 года Конгалеву Федору Ивановичу присвоено звание Героя Советского Союза. Награжден орденами Ленина, Отечественной войны I степени, медалями. В 1945 году Конгалев окончил Тамбовское кавалерийское училище. В 1947 году Ф. И. Конгалев демобилизовался из рядов Советской Армии. Жил и работал в городе Мстиславле Могилевской области в Белоруссии. Умер 19 января 1987 года. Сообщения объединены, 14 мар 2017 МАТРОСОВ ВАДИМ АЛЕКСАНДРОВИЧ Герой Советского Союза Родился 13 октября 1917 года в деревне Бохот ныне Монастырщинского района Смоленской области в семье сельских учителей. Учился в Смоленском техникуме связи и одновременно учился в аэроклубе. В 1920 году переехали в Самарканд (Узбекистан), где жили до 1925 года. Затем Вадим Матросов жил в Смоленской и Московской областях. В 1933 году окончил школу-семилетку в поселке Болшево Мытищинского района Московской области и в 1936 году – среднюю школу в Москве. Учился в Московском строительном институте. С 1938 года в пограничных войсках НКВД, стрелок 4-й пограничной заставы 44-го Ленкоранского пограничного отряда (Азербайджан). В июне 1941 года Матросов был направлен на курсы младших лейтенантов при высшей пограничной школе в Москве, в сентябре-октябре 1941 года в составе сводного батальона курсантов участвовал в обороне Москвы. После курсов с марта 1942 года по октябрь 1944 года – заместитель командира роты по разведке 73-го пограничного полка Карельского фронта, оборонял Северную железную дорогу, боролся с диверсионными группами финнов и сам провел свыше десяти рейдов по вражеским тылам. С 1944 года – в разведывательном отделе Карело-Финского пограничного округа. Член партии с 1944 года. После войны матросов продолжил службу в пограничных войсках. В 1947 году обучался на оперативных курсах усовершенствования офицерского состава. В 1955 году получил диплом Военно-юридической академии. В 1959 году окончил Высшие академические курсы при Военной академии Генерального штаба. С 1959 года – начальник штаба Северного пограничного округа. С 1963 года – начальник войск Закавказского пограничного округа. С 1967 года – начальник штаба – заместитель начальника Главного управления пограничных войск. С 1972 года В.А.Матросов начальник Главного управления пограничных войск – начальник пограничных войск КГБ СССР. В 1978 году ему присвоено звание «генерал армии». Под руководством Матросова подразделения и части пограничных войск КГБ СССР выполняли задачи на территории Демократической Республики Афганистан, обеспечивая неприкосновенность южных границ СССР. За большие заслуги в деле укрепления Государственной границы СССР, Указом Президиума Верховного Совета СССР от 26 февраля 1982 года генерал армии Матросов Вадим Александрович удостоен звания Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая звезда» (№11469). Награжден тремя орденами Ленина, орденом Октябрьской революции, двумя орденами Красного Знамени, орденом Отечественной войны I степени, тремя орденами Красной Звезды, орденом «За службу Родине в Вооруженных Силах СССР» III степени, медалями, иностранными наградами. С 1984 года В.А.Матросов заместитель председателя КГБ СССР – начальник Главного управления пограничных войск – начальник пограничных войск. В 1990-1992 годах – военный инспектор – советник Группы генеральных инспекторов Министерства обороны СССР. С 1992 года – в отставке. Избирался депутатом Верховного Совета СССР 7-го созыва и РСФСР 9-11 созывов. Скончался 6 марта 1999 года. Похоронен в городе-герое Москве на Троекуровском кладбище. Указом Президента РФ от 11 января 2000 года № 29, учитывая заслуги Героя Советского Союза генерала армии Матросова В.А., а также в целях увековечения его памяти, Первому кадетскому корпусу Федеральной пограничной службы РФ (город Пушкин Ленинградской области) присвоено почетное наименование – имени Героя Советского Союза генерала армии Матросова В.А.; пограничный сторожевой корабль 2-го ранга «Таймыр» (проект 745-п, заводской номер 439) 6-й отдельной бригады пограничных сторожевых кораблей Северо-Кавказского регионального управления Федеральной пограничной службы РФ переименован в пограничный сторожевой корабль 2-го ранга «Генерал армии Матросов». Сообщения объединены, 14 мар 2017 НЕСТЕРОВ СЕРГЕЙ ЕГОРОВИЧ Герой Советского Союза Родился Сергей Егорович в деревне Дмымичи Крапивенского сельсовета Монастырщинского района в 1922 году. Окончил Каблуковскую семилетнюю школу. Вначале работал в своем колхозе, а с 1939 года — счетоводом в Стегримовском сельпо. В июле 1941 года призван в Красную Армию. С апреля 1942 года наводчик противотанкового ружья Сергей Нестеров воюет на фронте. За мужество, проявленное в боях, награжден орденом Красной Звезды. Был назначен командиром бронетранспортера Отдельной разведывательной роты Краснознаменной ордена Ленина гвардейской механизированной бригады. Сражался на Западном, Калининском, Воронежском, Степном и 1-м Украинском фронтах, на фронте вступил в ряды КПСС. В июле 1944 года войска 1-го Украинского фронта начали решительное наступление в Западной Украине. После прорыва главной полосы обороны командование фронта ввело в бой танковые армии. В направлении Сокаль—Рава—Русская наносила удар 1-я гвардейская танковая армия под командованием генерал-полковника М. Е. Катукова. Советские танкисты прорывались в тыл вражеской группировки, нарушали управление войсками, громили штабы и склады, уничтожали подходившие к фронту резервы. Впереди своей части двигался танковый десант разведчиков под командованием гвардии старшего сержанта Сергея Нестерова. Обходя узлы сопротивления противника, 17 июля 1944 года разведчики внезапно ворвались в деревню Касаверовку Сокальского района Львовской области, где размещался штаб 848-го полка тяжелой артиллерии гитлеровцев. Охрана штаба пыталась организовать оборону, но, не выдержав стремительного натиска советских бойцов, разбежалась. В руки разведчиков попали ценные документы, все имущество штаба, большое количество оружия и боеприпасов. В рукопашной схватке было уничтожено 23 солдата и один офицер. Не задерживаясь, Нестеров повел свою группу вперед. На окраине деревни Патужицы разведчики натолкнулись на упорное сопротивление противника. Глубокие овраги и заболоченные берега не позволяли действовать нашим танкам, а гитлеровские пулеметчики, укрывшись в дзоте, яростно обстреливали бойцов. Оставив всю группу на месте и приказав своим огнем отвлекать внимание фашистов, Нестеров с тыла подполз к дзоту и забросал его гранатами. Два станковых пулемета вместе с расчетами были уничтожены, а разведчики получили возможность двигаться дальше. ...Сломив сопротивление противника на Западном Буге, соединения 1-й гвардейской танковой армии стремительным маршем двинулись на запад, проходя в сутки по 30—35 километров. Разведчики во главе с Нестеровым снова впереди своей части, во вражеском тылу. Они сообщают командованию о рубежах обороны противника, ведут разведку бродов и переправ через реки. 25 июля 12 бойцов во главе с гвардии старшим сержантом Нестеровым атаковали гарнизон одного из опорных пунктов врага, уничтожили 32 солдата и 15 захватили в плен. Потерпев сокрушительное поражение в Западной Украине, немецко-фашистское командование все свои надежды стало возлагать на рубежи реки Вислы. Сюда срочно перебрасывались из Германии и других участков фронта танковые и пехотные дивизии, поспешно возводились укрепления. Советские войска получили приказ: не дать противнику возможности закрепиться на Висле и с ходу форсировать ее. Уже ко второй половине дня 29 июля 1944 года передовой отряд 1-й гвардейской танковой армии подошел к Висле севернее города Баранува. Гвардии старший сержант Нестеров из найденных на берегу бревен сбил плот и первым переправился через реку. Скрыто приблизившись к позициям гитлеровцев, он забросал гранатами пулеметную точку, уничтожив ее. С соседних участков противник открыл яростный огонь, а затем пошел в атаку. Огнем из автомата и гранатами Нестеров отбивался от врага, пока к нему на помощь не подошли остальные разведчики. Несколько часов они удерживали клочок земли на западном берегу Вислы, обеспечив своей части успешное форсирование реки. За образцовое выполнение боевых заданий командования, личное мужество и героизм в боях с немецко-фашистскими захватчиками Указом Президиума Верховного Совета СССР от 23 сентября 1944 года Нестерову Сергею Егоровичу присвоено звание Героя Советского Союза. Награжден орденом Ленина, двумя орденами Красного Знамени, двумя орденами Отечественной войны II степени, медалями. В ноябре 1944 года был направлен на учебу в танковое училище, которое успешно закончил в декабре 1945 года. Гвардии майор Нестеров продолжал служить в Советской Армии. Умер. Похоронен на кладбище "Красной Этны" рядом с мемориалом Матери Родине. Сообщения объединены, 14 мар 2017 ПЕЧКОВСКИЙ ГЕОРГИЙ АНТОНОВИЧ Герой Советского Союза Родился Георгий Антонович на хуторе Дашино Стегримовского сельсовета Монастырщинского района в 1923 году. Раннее детство провел в Смоленске, а затем вместе с родителями переехал в город Борисоглебск Воронежской области. В 1941 году он окончил среднюю школу и осенью этого же года был призван в Красную Армию. Учился в Киевском артиллерийском училище. С августа 1942 года командир огневого взвода лейтенант Георгий Печковский сражается на фронте. Освобождал от захватчиков Белоруссию и Литву. Был дважды ранен. В декабре 1942 года награжден медалью «За отвагу». На фронте вступил в ряды КПСС. Летом 1944 года наши войска вели успешное наступление в Белоруссии и Прибалтике. Соединения 1-го Прибалтийского фронта 27 июля взяли важный опорный пункт противника, узел железных и шоссейных дорог — город Шауляй. Над крупной группировкой вражеских войск нависла угроза окружения. Фашистское командование сосредоточило на узком участке фронта несколько отборных дивизий и бросило их в контрнаступление. В этом районе им удалось создать многократное превосходство в силах и потеснить нашу пехоту. К утру 17 августа вражеские танки и бронетранспортеры с автоматчиками подошли к деревне Вегеряй Акменского района Литовской ССР, где на огневых позициях находилась батарея гвардии лейтенанта Георгия Печковского. Он приказал выкатить орудия из укрытий и подпустить врага вплотную. Когда до танков осталось не более 200 метров, пушки дали залп. Два танка остановились и запылали, но остальные продолжали идти вперед. С бронетранспортеров прыгали автоматчики и бежали к батарее. Орудия гвардейцев били по ним в упор. Загорелся еще один танк. От прямых попаданий снарядов взорвались два бронетранспортера. Сплошная стена разрывов встала перед гитлеровцами, и, не выдержав, они стали отходить. Около двухсот солдат и офицеров оставил противник на поле боя, но не прекратил попыток уничтожить гвардейцев. По их позициям непрерывно били орудия и минометы. С тыла на батарею двинулось 12 танков и 7 бронетранспортеров с пехотой. Вместе с бойцами лейтенант Печковский развернул орудия и подготовился к круговой обороне. Он оставил по три человека возле каждой пушки, а с остальными занял позицию впереди батареи. Из ручного пулемета Георгий Антонович расстреливал фашистов, не давал им приблизиться к орудиям. Еще два танка подбили гвардейцы, но натиск врага усиливался. Все уже становилось огненное кольцо, выходили из строя орудия. В самые трудные минуты боя артиллеристы видели своего командира и, следуя его примеру, стояли насмерть. Несколько десятков автоматчиков ворвались на батарею. На огневых позициях началась ожесточенная рукопашная схватка. Выпустив по врагу последний диск, Георгий Печковский с возгласом «За Родину!» поднял бойцов в контратаку. Вражеская пуля сразила его, но место командира занял парторг батареи гвардии сержант Заяц. Решительным натиском противник был отброшен. И тут подоспело подкрепление. Гвардейцы выстояли. За подвиг, совершенный в этом бою, гвардии лейтенанту Печковскому Георгию Антоновичу Указом Президиума Верховного Совета СССР от 24 марта 1945 года посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. Он похоронен на воинском кладбище в городе Мажейкяй Литовской ССР. Имя Героя носила пионерская дружина Борисоглебской средней школы № 1, где он учился. Сообщения объединены, 14 мар 2017 ТУРИКОВ АЛЕКСЕЙ МИТРОФАНОВИЧ Герой Советского Союза Родился Алексей Митрофанович в деревне Зальково Александровского сельсовета Монастырщинского района в феврале 1920 года. С 1922 года семья Туриковых живет в поселке Внуково того же района. Окончив Внуковскую начальную и Монастырщинскую семилетнюю школы, Алексей Туриков поступил в Соболевское педагогическое училище. В ноябре 1938 года комсомолец Туриков добровольцем ушел в Красную Армию и был направлен в Мелитопольское военно-авиационное училище. 22 июня 1941 года на Западном фронте лейтенант Туриков впервые встретился с врагом. Потом он сражался на Юго-Западном, Южном, Донском, 1-м Белорусском и Центральном фронтах. Был дважды ранен. На фронте в августе 1943 года стал членом КПСС. Трудно, очень трудно приходилось нашим летчикам в первый период Великой Отечественной войны. Гитлеровская авиация имела численное преимущество в воздухе. И редкий вылет наших бомбардировщиков обходился без столкновений с фашистскими стервятниками. Но и в это время советские воины доказали, на что они способны. Уже в первые месяцы войны в воздушных боях Алексей Туриков уничтожил четыре вражеских истребителя. Но и его машина также не раз была подбита и горела в воздухе. 26 января 1942 года экипаж Алексея Турикова наносил удар по скоплению гитлеровских танков в районе города Чугуева. После двух заходов над целью на земле возникло несколько крупных очагов пожара. Но не успели летчики взять курс на свой аэродром, как в воздухе появились два «мессершмитта». Вынырнув из-за облаков, они атаковали машину Турикова. Очередью из крупнокалиберного пулемета Алексей сумел сбить одного стервятника. Но несколько снарядов поразили и бомбардировщик. Он загорелся. Экипаж, продолжая отбивать яростные атаки врага, на охваченной пламенем машине, все-таки перетянул линию фронта и посадил самолет в расположении своих войск. В другой раз Алексей Туриков в составе звена бомбардировщиков бомбил опорный пункт противника вблизи поселка Байрак. Цель была поражена с трех заходов. И снова очередью с «мессершмитта» была повреждена машина Алексея. Снаряды пробили бензобак. Был ранен в руку штурман. Самолет загорелся, но еще держался в воздухе. Летчик взял курс к линии фронта. У Алексея Турикова уже дымились комбинезон и парашют. Стараясь сбить пламя, он одновременно непрерывно вел огонь из пулемета по врагам. Над линией фронта у одного из моторов оторвался воздушный винт, и машину пришлось немедленно сажать. Она приземлилась на нейтральной полосе, между траншеями гитлеровцев и нашими войсками. Пехотинцы под ураганным огнем врага вынесли обгоревших и израненных летчиков и доставили их в госпиталь. После непродолжительного лечения Алексей Туриков снова в строю. Он участвует в героической обороне Сталинграда. 7 августа 1942 года его экипаж атаковал скопление танков противника. Прямыми попаданиями бомб несколько немецких машин было повреждено, и они загорелись. Но и самолет Турикова был атакован двумя «мессершмиттами». Они заходили с разных сторон и обстреливали бомбардировщик. Выбрав момент, Алексей подбил один истребитель, который взорвался прямо в воздухе. Не дрогнула рука и у воздушного стрелка сержанта Сидорова. Он поджег второй «мессершмитт». Неравный бой окончился победой советских летчиков. Свою машину, изрешеченную пулями и осколками снарядов, они благополучно привели на аэродром своего полка. Зимой 1942 года, когда окруженные дивизии врага бесславно гибли под Сталинградом, капитан Туриков водит в бой группы бомбардировщиков. Его вылеты отличались смелостью и большой эффективностью ударов. В одном из боевых вылетов 18 декабря 1942 года Алексей Митрофанович возглавлял шестерку бомбардировщиков «Пе-2». Они наносили удар по скоплению танков противника. Несмотря на сильный зенитный огонь и атаки истребителей, летчики уничтожили 5 танков, до 20 автомашин, взорвали 3 склада с горючим и боеприпасами. К началу 1943 года Алексей Туриков совершил 145 успешных боевых вылетов. На его личном боевом счету числилось 75 сожженных автомашин, 11 танков, до 25 орудий, 3 зенитные батареи, 9 мостов, 8 переправ и несколько сот уничтоженных вражеских солдат и офицеров. Отважного воина представили к высшей правительственной награде. За образцовое выполнение боевых заданий командования и проявленные при этом мужество и героизм капитану Турикову Алексею Митрофановичу Указом Президиума Верховного Совета СССР от 1 мая 1943 года было присвоено звание Героя Советского Союза. Он был также награжден двумя орденами Красного Знамени, орденами Отечественной войны I степени и Красной Звезды, семью медалями. Всего за время Великой Отечественной войны Алексей Митрофанович совершил более 200 боевых вылетов, из них 40 на разведку глубоких тылов врага, и 150 вылетов ведущим группы, провел 170 воздушных боев с истребителями противника, во время которых лично сбил 6 вражеских самолетов. Бомбардировочными ударами нанес противнику огромный урон в живой силе и технике. Свой славный боевой путь ом закончил в Маньчжурии, сражаясь на самолетах-истребителях. После окончания войны А.М. Туриков остался в рядах Советской Армии. В 1945 г. окончил Борисоглебское военное авиационное училище летчиков, в 1954 г. Военно-воздушную академию и в звании полковника служил в вооруженных силах СССР. В 1960 г. А.М. Туриков уволился в запас. Жил в г. Калининград Московской области. Умер 22 марта 1985 года. ХРОМЕНКОВ ИВАН УСТИНОВИЧ Герой Советского Союза Иван Устинович родился в деревне Щелканово Каблуковского сельсовета Монастырщинского района в мае 1903 года. Окончив сельскую школу, он помогает по хозяйству родителям, а с 1925 по 1926 год служит в Красной Армии. В 1930 году вместе с женой и дочерью И.У. Хроменков переехал в Ленинград. Здесь он работает в трамвайно-троллейбусном управлении. В марте 1932 года снова призван в Красную Армию. В качестве помощника начальника штаба артиллерийского полка И. У. Хроменков участвует в боях на Карельском перешейке. С 22 июня 1941 года он сражается на фронтах Великой Отечественной войны. Был тяжело ранен. Иван Устинович защищал Сталинград, громил захватчиков на Курской дуге. Его гвардейский артиллерийский полк одним из первых в ночь на 26 сентября 1943 года форсировал Днепр севернее Днепропетровска. В боях за правобережные плацдармы батареи полка двигались в передовых порядках пехоты и своим огнем прокладывали ей путь. Своим беспримерным мужеством, хладнокровием в самые напряженные минуты боя гвардии майор Хроменков воодушевлял бойцов. И они творили буквально чудеса, проявляли массовый героизм. Десятки ожесточенных контратак пехоты и танков отбили гвардейцы-артиллеристы. С их помощью стрелковые подразделения отстояли Бородаевский плацдарм и отбросили захватчиков от Днепра. За успешное выполнение боевых заданий командования, за храбрость и героизм гвардии майор Хроменков Иван Устинович Указом Президиума Верховного Совета СССР от 26 октября 1943 года удостоен звания Героя Советского Союза. Иван Устинович участвовал затем в освобождении Румынии, Венгрии, Австрии, Чехословакии. Родина высоко оценила военные заслуги И.У. Хроменкова, наградив его орденами Красного Знамени, Богдана Хмельницкого II степени, Александра Невского, Отечественной войны I степени, двумя орденами Красной Звезды и пятью медалями. С 1946 года полковник Хроменков – в запасе. Вернулся в Ленинград. Работал на одном из предприятий города. Умер 22 мая 1982 года. Сообщения объединены, 14 мар 2017 ЯКУБОВ ИЛЬЯ ФОМИЧ Герой Советского Союза Родился Илья Фомич в деревне Новоселье Монастырщинского района в июле 1919 года. Окончив неполную среднюю школу, он поступил в Смоленский техникум связи. Одновременно учился в аэроклубе. Впоследствии Илья Якубов работал в аэроклубе летчиком-инструктором, а в 1939 году его направили в Одесское военно-авиационное училище. После окончания училища Якубов был назначен инструктором в школу пилотов. В феврале 1942 года его приняли в ряды Коммунистической партии и в этом же месяце по личной просьбе отправили на Крымский фронт. Защищая Севастополь, Илья Якубов совершил 43 успешных боевых вылета. Он летал на самолете «И-15 Бис». Эта машина значительно уступала в скорости новейшим гитлеровским самолетам, но зато превосходила их в маневренности и требовала небольших площадок для взлета и посадки. Последнее делало ее особенно ценной для осажденного Севастополя. Якубов не только участвовал в воздушных боях, но и наносил штурмовые удары по скоплениям вражеских войск. Каждый такой вылет можно было назвать подвигом. На легком самолете, лишенном броневой защиты, Якубов снижался до бреющего полета и в упор расстреливал колонны гитлеровцев, рвавшихся к городу-герою. Каждая пуля, каждый осколок снаряда могли привести к гибели летчика и машины, но Илья Фомич, презирая смерть, громил врага. В октябре 1942 года часть, в которой сражался Якубов, была переведена на Калининский фронт. Летчики получили новые самолеты-истребители конструкции Яковлева и, быстро освоив технику пилотирования, снова участвуют в боях с врагом. За короткий срок Якубов 68 раз вылетал на выполнение боевых заданий, участвовал в 23 воздушных боях. Во всех схватках с гитлеровскими истребителями Якубов неизменно одерживал победу. Только за период с 7 по 15 января 1943 года он уничтожил восемь вражеских самолетов. Лейтенанта Якубова назначили заместителем командира эскадрильи. Свой боевой опыт он передает молодым летчикам полка, учит их мастерству ведения воздушного боя, смелости и решительности. Немало отличных воздушных воинов воспитал и обучил лейтенант Якубов. За проявленную смелость, мужество и отвагу Указом Президиума Верховного Совета СССР от 22 февраля 1943 года Якубову Илье Фомичу присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая звезда» (№817). Награжден орденом Ленина, двумя орденами Красного Знамени, медалями. К маю 1943 года на его боевом счету уже числилось 12 самолетов противника, уничтоженных лично, и 5 — в группе. С мая по декабрь 1943 года Якубов работает летчиком-испытателем, а затем снова сражается на фронте. Великую Отечественную войну майор Якубов закончил в должности помощника командира авиационного полка. После войны жил в Москве, продолжал службу в строевых частях ВВС. В 1945 году окончил Липецкую высшую офицерскую школу ВВС. В 1945-1947 – летчик-испытатель НИИ-1; участвовал в испытаниях нескольких авиационных двигателей. С марта 1947 года – летчик-испытатель Летно-исследовательского института (г.Жуковский Московской области). Участвовал в испытаниях ракетного самолета «4302» в планерном варианте, провел ряд испытательных работ на самолетах Пе-2, Ту-2, Як-9 и Ил-10. Погиб 18 сентября 1947 года при испытаниях опытного реактивного двигателя на летающей лаборатории Ту-2ЛЛ. Похоронен на Введенском кладбище в Москве. Сообщения объединены, 14 мар 2017 РЯБИКОВ ИЛЬЯ ГРИГОРЬЕВИЧ Полный Кавалер ордена Славы Родился 20 июля 1924 года в деревне Колодино ныне Монастырщинского района Смоленской области в семье крестьянина. Окончил 5 классов. Трудился в колхозе. В начале войны семнадцатилетний Илья Рябиков оказался на временно захваченной врагом территории. Скрывался от угона в Германию, помогал партизанам. Когда в сентябре 1943 года Красная Армия освободила Монастырщинский район Смоленщины юноша пришел в военкомат. В Красной Армии и на фронте в Великую Отечественную войну с октября 1943 года. Воевал на Западном, 3-м Белорусском фронтах. Был солдатом минометной роты 346-го стрелкового полка 63-й стрелковой дивизии 5-й армии и по штатному расписанию значился телефонистом, однако в быстро менявшейся боевой обстановке воину приходилось выполнять и другие обязанности. Он умело корректировал огонь минометов; были случаи, когда телефонист заменял выбывшего из строя наводчика. Был четыре раза ранен и трижды контужен. В течение зимы 1943-1944 годов принимал участие во многих боях местного значения, приобрел опыт, закалился и возмужал. Когда же началось летнее наступление 1944 года на главном направлении, красноармеец Рябиков проявил мужество и геройство. 25 июля 1944 года в бою под деревней Траки (Литва) сразил 5 пехотинцев. 31 июля одним из первых ворвался в населенный пункт Уштоки (16 км восточнее города Каунас, Литва), истребил несколько вражеских солдат. Приказом от 19 сентября 1944 года красноармеец Рябиков Илья Григорьевич награжден орденом Славы 3-й степени (№186259). 17 октября 1944 года в бою у населенного пункта Лауцкайме (Литва) уже командир отделения минометно-пулеметной роты ефрейтор Рябиков встав за наводчика из 82-мм. миномета уничтожил до 10 гитлеровцев и 3 пулемета. 18 октября при форсировании реки Шеймена юго-западнее города Науяместис (Литва) поразил огневую точку и 4 гитлеровцев, что способствовало продвижению наступающих стрелковых подразделений. Приказом от 14 декабря 1944 года ефрейтор Рябиков Илья Григорьевич награжден орденом Славы 2-й степени (№3601). 13 января 1945 года войска 3-го Белорусского фронта перешли в наступление в Восточной Пруссии. Противник оказывал упорное сопротивление. Бои шли днем и ночью. 16 января 346-й стрелковый полк завязал бой за укрепленный пункт Валлинджен (18 км северо-восточнее города Гумбиннен - ныне г. Гусев Калининградской обл.). В течение дня телефонист Рябиков тридцать раз выходил на линию под огнем противника, чтобы устранить нарушение связи. Он был ранен, но из строя не ушел, оперативно восстанавливал порывы провода. 17 января, когда в одно из минометных расчетов были тяжело ранены все номера, выполнял обязанности наводчика. Был вторично ранен осколком снаряда, но остался в строю. 20.02.1945г. участвовал в бою за деревню Доммитен и железнодорожную станцию Куссен (Восточная Пруссия - ныне северо-восточнее города Гусев Калининградской обл.), метким огнем подавил 3 пулемета и вывел из строя до десятка гитлеровцев. В конце февраля командир полка подполковник Киселев представил героя-минометчика к ордену Славы I степени. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 1945 года за исключительное мужество, отвагу и бесстрашие, проявленные в боях с гитлеровскими захватчиками ефрейтор Рябиков Илья Григорьевич награждён орденом Славы 1-й степени (№1286). Стал полным кавалером ордена Славы. Штурмом Кенигсберга закончил Рябиков свой поход на запад, но не войну. В августе 1945 года в составе 1-го Дальневосточного фронта он участвовал разгроме японских самураев. Награжден орденом Отечественной войны 1-й степени, Красной Звезды, медалями, в том числе «За отвагу». В 1946 году был демобилизован. Жил в деревне Домашковицы Ленинградской области, работал плотником в колхозе. Член КПСС с 1952 года. Последние годы жил в городе Сосновый Бор той же области. Скончался 18 августа 2008 года. СТАРОВОЙТОВ СЕРГЕЙ КУЗЬМИЧ Полный Кавалер ордена Славы Родился в 1904 году в деревне Демьянково Монастырщинского района Смоленской области. Почти свою жизнь прожил Сергей Кузьмич в родных Смоленских местах. Если и уезжал, то только тогда, когда звала родина, велел воинский долг. Сначала отправился на действительную службу. По демобилизации прибыл домой, но ненадолго. Суровой зимой сорокового года освобождал Западную Белоруссию, воевал на Карельском перешейке. Из армии уволили по возрасту. Возвратился в родной колхоз, а через год грянула Великая Отечественная война, на которой Сергей Кузьмич был от начала до конца. Всю войну он прошел в одной части – 886-м отдельном саперном батальоне. Не было в его ратном труде особой романтики. Строил блиндажи, наводил переправы, устанавливал и снимал мины, ремонтировал фронтовые дороги. И первую боевую награду – медаль «За отвагу», получил за то, что в короткие сроки под огнем противника со своим саперным отделением построил блиндаж, в котором разместился командный пункт стрелковой дивизии. …1944 год. Войска 44-го стрелкового корпуса перешли в наступление. Враг оказывал упорное сопротивление. В наступательных боях отличилось саперное отделение сержанта Старовойтова. Действуя под огнем противника, оно разминировало его минное поле и проделало несколько проходов в проволочных заграждениях. Утром по этим проходам наша пехота устремилась на штурм гитлеровских укреплений и овладела железнодорожной станцией Локня. На пути наступавших войск была река Великая. Преодолев водную преграду в числе первых, отделение сержанта Старовойтова сразу же приступило к наведению переправы. Три раза выходила из строя переправа, разбитая авиацией противника, и трижды ее восстанавливали саперы. За боевые заслуги в боях за город Новоржев, станцию Локня, переправу через реку Великая в мае 1944 года Старовойтов был награжден орденом Славы III степени. В боях на подступах к Риге одним из первых Старовойтов со своими подчиненными переправился через реку Айвиэксу. Саперы укладывали бревна, мостили настил, оборудовали съезды для танков и артиллерии. Они словно забыли об опасности. Мост был построен. По нему переправились стрелковый батальон и артиллерийская батарея. За ночь саперы поставили на танкоопасном направлении несколько десятков мин, тщательно их замаскировав. Мужество и героизм, проявленные Сергеем Кузьмичом на латвийской земле, отмечены орденом Славы II степени. В конце боевого пути в Восточной Пруссии в районе Хасельстуш-Бенкенвальде сержант Старовойтов во главе своего отделения в течение первых трех ночей проводил разведку минных полей противника, лично проделал три прохода, через которые сопровождал пехоту, атаковавшую вражеские траншеи. При штурме города Хайлингенбаль первым ворвался в расположение противника и гранатами забросал два пулеметных расчета. В этом последнем бою он получил второе ранение. Находясь в госпитале Сергей Кузьмич из газет узнал, что Указом ПВС СССР от 29 июня 1945 года награжден орденом Славы I степени. Сергей Кузьмич Старовойтов – Полный Кавалер ордена Славы. Демобилизовавшись, он приехал в родные места. Двадцать лет работал в колхозе. Ушел на заслуженный отдых. Умер 10 января 1970 года. Похоронен в деревне Стегримово Монастырщинского района Смоленской области..
Тюрин Николай Максимович Родился 15 июня 1923 года в д. Кислое Монастырщинского района Смоленской области. После школы поступил в Ленинградский сельскохозяйственный техникум, откуда в 1941 году был призван в действующую армию. В боях с врагами нашей Родины провел три года - с 1941 по 1943. Получил тяжелое ранение и был комиссован из армии. За боевые заслуги награжден орденом Отечественной войны Iстепени, медалями. Приехав на Смоленщину, активно включился в работу по восстановлению сельского хозяйства. В 1945 году он был председателем колхоза «Землероб» Монастырщинского района. Избирался на партийную, советскую, комсомольскую работу. В 1956 году Николай Максимович окончил Смоленскую областную совпартшколу. С 1957 года Тюрин Н.М - председатель колхоза и директор совхоза в Темкинском районе, а потом - директор опытно-показательного совхоза «Родоманово» Гагаринского района. В течение 33 лет его жизнь и деятельность связаны с сельскохозяйственным производством. В 1973 году Н.М. Тюрину за большие успехи, достигнутые во Всесоюзном социалистическом соревновании и проявленную трудовую доблесть в выполнении социалистических обязательств по увеличению производства и продажи зерна и других продуктов земледелия присвоено звание Героя Социалистического Труда. Умер 29 декабря 1990 года. Похоронен в п. Родоманово Гагаринского района Смоленской области. Сообщения объединены, 20 мар 2017, время первого редактирования 20 мар 2017 Выписка из Книги «Солдаты Победы» по Монастырщинскому району Сообщения объединены, 20 мар 2017 ТИУНОВ Анатолий Дмитриевич (1923-1943),снайпер 1-й резервной пограничной заставы 1-го стрелкового батальона 132-го пограничного (впоследствии – Минский ордена Красной Звезды) полка войск НКВД СССР Управления войск НКВД по охране тыла Западного фронта, красноармеец. Родился в 1923 году в деревне Ценята Карагайского сельского поселения Карагайского района Пермского края. Беспартийный. В армию призван в 1942 году Кизеловском РВК бывшей Молотовской (впоследствии – Пермская) области, а ныне современного Пермского края. Согласно донесениям о безвозвратных потерях, трагически погиб 5 ноября 1943 года на территории Монастырщенского района Смоленской области: «Убит от неосторожного обращения с оружием во время учебно-боевой стрельбы». Источники – РГВА: ф. 32880, оп. 1, д. 200, лл. 60 и 150; ф. 32924, оп. 1, д. 288, л. 87 (но как якобы ефрейтор, а не красноармеец по воинскому званию). Похоронен был: «500 метров севернее д. Лосево Монастырщинского р-на Смоленской области». Официальное извещение-«похоронка» отправлено штабом части в адрес Кизеловского райвоенкома бывшей Молотовской (впоследствии – Пермская) области, а ныне современного Пермского края за Исходящим № 9 от 10 ноября 1943 года. Источник – РГВА: ф. 32880, оп. 1, д. 200, л. 150. Увековечен в: - Книге Памяти Пермской области – т. 11, стр. 123, но с пятью искажениями: 1) как якобы 1913-го, а не 1923 года рождения; 2) как якобы рядовой, а не красноармеец по воинскому званию; 3) как якобы военнослужащий некоей «в/ч 409», а не 132-го пограничного (впоследствии – Минский ордена Красной Звезды) полка войск НКВД СССР; 4) как якобы погибший в бою, а не в результате несчастного случая; и 5) как якобы похороненный непосредственно в самой смоленской деревне Лосево, а не в её окрестностях. - Книге Памяти пограничников – т. 3, стр. 192, но почему-то без указания места захоронения и с одним искажением – как якобы рядовой, а не красноармеец по воинскому званию. В Смоленской области не увековечен. Юрий РЖЕВЦЕВ. Источник – РГВА: ф. 32880, оп. 1, д. 200, л. 60. https://obd-memorial.ru/Image2/filt...=9582864&id1=9db1004c22642575c1bc2fdcebf0d22d
