Походный дневник генерала Белова

Нашим соседом справа была изолированная от других частей армии 329-я стрелковая дивизия. Она получала задачи по радио или непосредственно от генерала Ефремова, или через штаб нашей группы.
Бои на подступах к Вязьме закончились к 10 февраля тем, что 75-я кавалерийская дивизия была отрезана контратакующим противником от остальных сил группы. Дивизию из окружения освободили, но от Вязьмы войска группы были отброшены на 12—15 километров.
Следующим этапом наших действий были попытки соединиться с 11-м кавалерийским корпусом западнее Вязьмы.
В связи с малочисленным составом прорвавшихся сил нашей группы, большими потерями, понесенными за первые две недели, и невозможностью присоединить к прорвавшейся части силы, которые остались южнее Варшавского шоссе, нам приш¬лось изыскивать возможности пополниться личным составом в тылу врага. Для этого можно было использовать военнослужащих, оказавшихся в районе Вязьмы после окружения осенью 1941 года, партизан, местное население, подлежащее мобилизации, и, наконец, освобожденных советских военнопленных. Командование группы запросило у фронта разрешения включить в свои ряды часть перечисленного контингента. 12 февраля мы получили положительный ответ, разрешающий укомплектовать войска группы за счет местного населения в возрасте до 49 лет и бывших военнослужащих. Для оформления призыва и приема пополнения при политотделах соединений были организованы специальные комиссии и даже создавались временные военные комиссариаты. Одной лишь призывной комиссией 1-й гвардейской кавалерии, дивизии, которую возглавлял начальник политотдела полковой комиссар Ф. М. Марченко, за один месяц в части дивизии было направлено 2437 человек.
С призванными сразу же организовывали занятия. Подавляющее большинство их, особенно бывшие кадровые военнослужащие, вскоре становились хорошими бойцами. Люди нового пополнения гордились тем, что им доверено было служить в гвардейских частях. И несмотря на плохую одежду, они безропотно переносили холод и честно выполняли любое боевое задание. Попадались, правда, и такие лица, которые под разными предлогами старались увильнуть от участия в бою.
После 10 февраля решено было наступать навстречу 11-му кавалерийскому корпусу, обходя Вязьму с запада. Но для этого надо было прежде овладеть районом Семлево, являвшимся узлом дорог. Помимо тактических соображений, наступление на Семлево было вызвано также стремлением отбить имевшиеся там, по данным разведки, склады продфуража и другого военного имущества, так как мы в это время крайне нуждались во всех видах снабжения. 13 февраля Семлево было окружено. Бой с окруженным гарнизоном продолжался до 16 февраля, но в этот день было получено приказание, запрещавшее вести здесь бои, поскольку они отвлекали нас от задачи по овладению Вязьмой, да и семлевский гарнизон получил солидное усиление пехотой и танками, которые прорвали нашу блокаду с севера.
В ходе боев за Семлево 8-я воздушно десантная бригада была временно окружена противником, но с помощью кавалерийских дивизий она вырвалась из окружения и соединилась с главными силами группы. 17 февраля ко мне явился командир-бригады подполковник А. А. Ануфриев и комиссар бригады Распопов. Они доложили, что в бригаде осталось 380 человек. К этому времени к нам присоединились еще 200 бойцов этой же бригады, приземлившихся в других местах, и, кроме того, распоряжением фронта 18 февраля было сброшено еще 300 человек. Это позволило пополнить бригаду. Я подчинил командиру 8-й воздушно-десантной бригады и авиадесантный отряд капитана И. А. Суржика, имевший около 400 человек. Таким образом, эта бригада стала солидной боевой единицей
18 февраля нам стало известно, что партизанские отряды под названием «Ураган» и «Дедушка» (прим. Партизанским отрядом «Ураган» в то время командовал А. Р. Калугин. Отрядом «Дедушка» командовал В. И. Воронченко.) совместно с частью попавших к ним парашютистов 15—16 февраля освободили город Дорогобуж (схема 3).



Партизаны просили у нас помощи, и на подкрепление им был послан 11-й кавалерийский полк 1-й гвардейской кавалерийской дивизии под командованием майора П. И. Зубова. В конце февраля в Дорогобуж были посланы и остальные части 1-й гвардейской кавалерийской дивизии. Задача дивизии состояла в том, чтобы руководить там партизанским движением и расширять район действий нашей группы. Дорогобуж мы удерживали 4 месяца, т. е. вплоть до нашего выхода из тыла противника.
17 февраля от Главкома Западного направления генерала армии Г. К. Жукова были получены две радиограммы. Первая из них требовала от нас пере¬хватить железную дорогу Вязьма — Смоленск, а во второй сообщалось, что 11-му кавалерийскому корпусу поставлена задача захватить шоссе. Собрав командиров и комиссаров соединений, я сообщил им о новой задаче группы и отдал приказ о наступлении на север на участок железной дороги между станцией Семлево и Реброво. Из-за отсутствия у нас танков, авиации и малочисленности артиллерии мы по-прежнему избегали дневных боев, и поэтому начало наступления было назначено на вечер 18 февраля.
Наше наступление для противника явилось неожиданным, и 21 февраля части 8-й воздушно-десантной бригады и 41-й кавалерийской дивизии, выйдя в район Реброво, перерезали железную дорогу и частично ее разрушили. Но удерживать ее нам очень мешали два вражеских бронепоезда.
24 февраля мы получили радиотелеграмму от полковника С. В. Соколова, в которой сообщалось, что он решил наступать на Реброво с севера. По данным, полученным из штаба Западного фронта, части 11-го кавалерийского корпуса, вышедшие на шоссе, находились от нас не более чем в 5—6 км. 25 февраля батальон 8-й воздушно-десантной бригады прорвался к шоссе, но 11-го кавалерийского корпуса там уже не оказалось.
Таким образом, мы не смогли соединиться с конницей Калининского фронта. Но даже если бы нам и удалось это сделать, мы были бы не в состоянии удержать шоссе и железную дорогу своими слабыми силами. И действительно, противник, подтянув 11-ю танковую дивизию, при поддержке авиации 24 февраля нанес удары по флангам наших войск. Вследствие этого 41-я кавалерийская дивизия и 8-я воздушно-десантная бригада оказались отрезанными в районе Реброво.
На выручку окруженных соединений пришлось бросить части 57-й кавалерийской дивизии и 2-й гвардейской кавалерийской дивизии, а также еще не успевшие убыть в район Дорогобужа части 1-й гвардейской кавалерийской дивизии.
К 27 февраля войска, окруженные в районе Реброво, хотя и с немалыми потерями, но все же прорвались на юг и вновь присоединились к главным силам группы. Больше всех пострадала 2-я гвардейская кавалерийская дивизия, активно помогавшая отрезанным частям. В борьбе с немецкими танками ее полки потеряли почти всю свою артиллерию. В бою погиб командир 136-го кавалерийского полка майор Костин.
К этому времени мне стало известно об ухудшении и без того тяжелого положения дивизий 33-й армии под Вязьмой.

 

Вообще неприятностей было очень много, а из фронта от меня требовали представить объяснение, почему не взята Вязьма и не разрушена железная дорога. На самом же деле дорогу мы разрушали не раз, но противник снова ее восстанавливал.
Уже месяц мы находились в тылу врага. В продовольственном и фуражном отношении группа целиком перешла на местное снабжение. Нужно сказать, что без помощи местных партийных и советских организаций, а также населения, часто делившегося с нами последним куском хлеба, в тех условиях мы бы и недели не провоевали.
В начале марта 1942 года перед командованием группы встал вопрос: что же делать дальше? Не имея сил и возможностей для ведения крупных операций, вроде захвата Вязьмы, мы решили временно перейти к диверсионным действиям против штабов противника и его коммуникаций. Этим мы стремились сохранить инициативу действий в своих руках, пока не прорвутся к нам на поддержку более крупные силы. Так, у нас родилась мысль о набеге на железную дорогу, в том числе и на железнодорожный мост через Днепр (в 10 км западнее Издешково), с разрушением которого могла быть нарушена важнейшая коммуникация противника.
В этом наступлении, начавшемся 3 марта, приняли участие 2-я гвардейская, 41-я кавалерийская дивизии и 8-я воздушно-десантная бригада. Конным отрядам удалось подорвать железную дорогу по обе стороны моста, но 8-я воздушно-десантная бригада не смогла захватить и взорвать мост. Можно было бы повторить атаку, но к этому времени изменилось положение в восточной зоне нашей территории, а именно в районе ст. Волоста — Пятница. Вследствие плохого обеспечения флангов и потери управления 3 марта противник сумел отрезать части 329-й стрелковой дивизии вместе с приданным ей 250-м воздушно-десантным полком. Поэтому наступление на мост пришлось прекратить и значительные силы группы бросить на выручку окруженной дивизии (320-я стрелковая дивизия под командованием полковника К М. Андрусенко нам была подчинена с 9 февраля 1942 года)
Большой промах командования 329-й стрелковой дивизии состоял в том, что оно прекратило радиосвязь с нашей группой и поддерживало ее только с генерал-лейтенантом М. Г. Ефремовым и штабом Западного фронта. Но положение 33-й армии в это время еще более ухудшилось и помочь 329-й стрелковой дивизии она уже ничем не могла. Если раньше наши попытки сомкнуть фланги с войсками генерала М. Г. Ефремова встречали резкую критику со стороны командования фронта и мне указывалось, что я боюсь оторваться от пехоты, то теперь Главком требовал: «...не бросайте Ефремова, иначе он погибнет»
По моему приказу, переданному 329-й стрелковой дивизии, она должна была продвигаться навстречу нашей ударной группировке, т. е. на юг. (Приказ в 329-ю стрелковую дивизию был доставлен пешей разведкой, высланной от 75-й кавалерийской дивизии). Но несвоевременное выполнение этого приказа привело к тяжелым последствиям. Только 14 марта часть сил 329-й стрелковой дивизии и командование соединились с нами. Часть ее людей, как потом стало известно, прорвалась к соединениям 33-й армии.( Всего, считая и 250-й воздушно-десантный полк, к нам вышло до 300 человек: 430 человек вышли к 33-й армии)В прошедших боях группа понесла значительные потери, и существование многих малочисленных соединений было нецелесообразно. Поэтому было решено расформировать три наиболее слабые кавалерийские дивизии (41, 57 и 75-ю) и обратить их личный состав на укомплектование двух гвардейских дивизий. 329-ю стрелковую дивизию пополнили за счет партизанского отряда «Северный медведь» и других отрядов.
14 марта от командования Западного фронта нами была получена телеграмма, в которой объяснялась важность значения наших действий в тылу врага. В ней говорилось: «...разъяснить (личному составу. - П. Б.), что благодаря прорыву корпуса в тыл противнику в районах Вязьма, Дорогобуж, Ельня и других поднялось и расширяется партизанское движение, его воздействие на противника в этих районах с каждым днем усиливается. Нахождение 1-го гвардейского кавалерийского корпуса на тылах противника заставляет его оттягивать с фронта части, расходовать резервы. Вывод корпуса из рейда обречет на разгром противником партизан и намного ухудшит положение Соколова, Ефремова, Жабо и Казанкина. Корпусу быть готовым к дальнейшему пребыванию в тылу противника и всемерно усилить свою активность, лучше и энергичнее организовать и активизировать партизан. Верховным Главнокомандующим приказано всеми средствами удержать Дорогобуж в Ваших руках». Большую моральную поддержку нам оказал инспектор кавалерии генерал-полковник О. И. Городовиков, приславший 21 марта радиограмму, которая начиналась так: «Горжусь действиями Вашего корпуса».

К концу марта количество людей в группе благодаря работе призывных комиссий вместе с партизанами стало доходить (без 8-й воздушно-десантной бригады) до 17 тыс. человек, т. е. значительно больше, чем было после прорыва в тыл противнику.
После реорганизации нашей группы в ее состав вошли 1-я и 2-я гвардейские кавалерийские дивизии, 329-я стрелковая дивизия, а также два партизанских соединения. 8-я воздушно-десантная бригада до 1 апреля также была в моем подчинении, а потом вошла в состав 4-го воздушно-десантного корпуса.
24 марта 1942 года командование фронта поставило перед группой новую задачу: частью сил оказать помощь соединениям 33-й армии под Вязьмой, а основные силы направить на помощь 4-му воздушно-десантному корпусу, оказавшемуся в тяжелом положении
Соединения этого корпуса (9-я и 214-я воздушно-десантные бригады) еще в ночь на 20 февраля десантировались близ населенного пункта Великополье. Всего высадилось 7015 человек (схема 3). Корпус должен был наносить удар на юг с задачей содействовать прорыву 50-й армии. Начав наступление 25 февраля, он через два дня овладел рубежом Ключи, Иванцева и почти полностью выполнил свою задачу. Но наступление войск 50-й армии успеха не имело. Отразив его, противник в марте бросил против десантников три пехотные дивизии. Назревала опасность, что 4-й воздушно-десантный корпус и подчиненный ему партизанский отряд В. В. Жабо постигнет участь дивизий 33-й армии, вокруг которых кольцо окружения все более плотно сжималось. С нашей стороны на помощь десантникам была направлена вся 2-я гвардейская кавалерийская дивизия.
В течение десяти дней (с 2 по 12 апреля) продолжались тяжелые бои 4-го воздушно-десантного корпуса и 2-й гвардейской кавалерийской дивизии с наступавшим врагом. Противнику так и не удалось отрезать и уничтожить десантников. С 11 апреля 4-й воздушно-десантный корпус по решению командования фронта перешел в мое подчинение.
В апреле командование Западного фронта решило предпринять новую попытку пробиться силами 50-й армии в тыл противника, в районы, контролируемые нашими войсками и партизанами. Еще 31 марта нами была получена телеграмма от Главкома Западного направления, в которой указывалось на необходимость разведать направление на Мнлятино. Эта разведка имела своей целью подготовку удара нашей группы навстречу 50-й армии, которая в третий раз готовилась наступать в нашу сторону. Было ясно, что фронт не обрекал нас на изолированные действия в тылу противника, и это окрыляло людей.

 

Через десять дней мы доложили Главнокомандующему Западного направления тов. Жукову Г. К. о том, что главный удар силами группы следует нанести в направлении Милятино, для чего создать ударную группу из 1-й и 2-й гвардейских кавалерийских дивизий, 4-го воздушнодесантного корпуса и партизанского отряда В В. Жабо. Мы предложили оставить небольшие силы из группы особых отрядов полковника М. Э. Москалика (бывшего командира 75-й кавалерийской дивизии) для блокирования Ельни, а главными ее силами наступать на Спас-Деменск; для удержания Дорогобужа оставить отряд «Дедушки» (прим. этот отряд в апреле насчитывал до б тыс. человек), а в интересах обеспечения операции с севера и северо-востока использовать части 329-й стрелковой дивизии и мелкие партизанские отряды.
Нами также была высказана мысль о том, что силами 50-й, а, возможно, и 10-й армии желательно было бы овладеть Варшавским шоссе в районе Зайцева Гора, а также Милятино, после чего прочно закрепить участок шоссе. Мы просили после соединения с 50-й армией в районе Милятино присоединить к нам все силы 1-го гвардейского кавкорпуса, оставшиеся в районе Мосальска. Тогда группу можно было бы бросить в направлении Ярцева для соединения с Калининским фронтом или выполнения какой-либо другой задачи.
Обосновывалась необходимость основательной авиационной поддержки и привлечения к наступлению танковых корпусов, которые, как нам было известно, уже имелись в составе Западного фронта. Доклад заканчивался высказыванием о нецелесообразности пассивного пребывания группы в тылу противника, ибо серьезное наступление врага против нас на любом участке могло резко ухудшить и без того тяжелую обстановку. К тому же за два с половиной месяца местные ресурсы продфуража были исчерпаны, а поступлений из фронта мы ожидать не могли.
На следующий день мы получили ответ. В принципе против наших предложений возражений со стороны фронта не было. Сообщалось, что 50-я армия к прорыву на Милятино еще не готова. Наряду с этим было сказано, что район Дорогобужа ослаблять нельзя.
Но вот 14 апреля из штаба Западного фронта было получено сообщение о том, что 50-я армия перешла в наступление и даже овладела районом Зайцева Гора. В связи с этим командующий Западным фронтом потребовал ускорить наступление и нашей группы навстречу 50-й армии. Однако по-прежнему не разрешалось снимать 1-ю гвардейскую кавдивизию из района Дорогобужа. А ведь она была самой сильной из всех соединений группы (Вывод 1-й гвардейской кавалерийской дивизии из района Дорогобужа открыл бы для противника возможность удара в тыл группы генерала Белова. Этим объясняется указание командующего фронтом. — Ред). Пришлось наступать силами лишь 4-го воздушно-десантного корпуса и 2-м гвардейской кавалерийской дивизии.
15 апреля противник отбил у 50-й армии Зайцеву Гору, а к 20 апреля и наше наступление навстречу 50-й армии также стало явно затухать. А ведь передовые части находились всего в двух километрах друг от друга! Мы очень сожалели, что не добились разрешения снять из района Дорогобужа сильную 1-ю гвардейскую кавалерийскую дивизию, численность которой достигала 4500 человек. Это можно было без особого риска осуществить, так как разлив Днепра затруднял противнику переход в наступление близ Дорогобужа. Соединение 50-й армии с нами снова не состоялось.
В это время из штаба Западного фронта была получена телеграмма, в которой сообщалось о возможном прорыве к нам частей или соединений 33-й армии, находившихся в окружении. Из этого мною был сделан вывод о том, что операции 33-й армии приходит или уже пришел конец. Следовало ожидать, что противник бросит освободившиеся силы против нас, Это подтверждалось и имевшимися данными о сосредоточении, его группировки севернее Милятино. Убедившись в невозможности Западного фронта оказать помощь группе извне, 25 апреля мы предложили новый план. Суть его состояла в том, (чтобы произвести прорыв с юга в направлении Милятино теми силами, которые у нас остались в районе Мосальска, усилив их танками и поддержав бомбардировочной авиацией (В составе этих сил насчитывалось около 20 тыс. человек) В ответ нам было сказано, что задача прорыва для этих сил является непосильной. Мы получили указание командующего войсками Западного фронта: беречь кадровые соединения и перейти к обороне. С этого времени начался новый, оборонительный этап наших действий.

Мы стали совершенствовать оборону. Наибольшее внимание уделялось созданию сильной обороны непосредственно южнее Вязьмы и в районе Всходы, так как по имевшимся у нас данным именно оттуда можно было ожидать удары противника. Противник мог начать наступление и со стороны Ельни, но наиболее вероятным было всходское направление. На нем и были сосредоточены основные наши силы и создана наиболее глубокая оборона. Из района Дорогобужа наступления не ожидалось из-за весеннего разлива Днепра.
Вяземское направление прикрывал 1-й отдельный партизанский полк В. В. Жабо, подчиненный командиру 4-го воздушно-десантного корпуса, и 329-я стрелковая дивизия. Партизанский полк не был досконально проверен и впоследствии оказался слабым местом в нашей обороне.
Мы стремились придать обороне активный характер, наносили противнику отдельные удары близ Ельни, Дорогобужа, Спас-Деменска, проводили диверсии на коммуникациях и налеты с целью захвата пленных, посылали организаторов по формированию партизанских отрядов как на запад, в направлении Смоленска и Рославля, так и на север.
В период обороны большое внимание пришлось уделить дальнейшему развертыванию партизанского движения и его организационному укреплению. Еще до нашего прихода здесь наблюдалось стремление к созданию крупных отрядов и даже полков. Это объясняется тем, что большинство партизан состояло из военнослужащих и для них рота, батальон, полк с четкой военной организацией были более понятны, чем отряд неопределенной организации.
По предложению командования группы к 16 мая командование Западного фронта узаконило созданные нами партизанские соединения и части. Наш опыт по организации партизанского движения был распространен и на другие районы. Так, в Брянских лесах была создана 3-я партизанская дивизия.
В целом партизаны оказали значительную помощь войскам группы. Смоляне и калужане имеют полное право гордиться партизанскими отрядами, полками и соединениями, действовавшими на территории их областей. Большую работу по укреплению партизанских частей провели политорганы под руководством комиссара 1-го гвардейского кавалерийского корпуса бригадного комиссара А. В. Щелаковского.
9 мая на самолете к нам прилетел заместитель начальника штаба Западного фронта генерал-майор В. С. Голушкевич. С ним вернулся из госпиталя начальник штаба корпуса полковник Заикин. На самолетах прибыл и противотанковый батальон, вооруженный противотанковыми ружьями и укомплектованный отборными бойцами.

 

Генерал Голушкевич под большим секретом ознакомил меня с новым замыслом прорыва крупных сил Западного фронта в удерживаемый нами район. Он сообщил, что удар по противнику нам навстречу намечено нанести с юга в полосе 50-й армии ориентировочно 1, но не позже 5 июня. В этой операции, кроме 50-й армии, должны были принять участие танковый корпус, сильная артиллерия и фронтовая авиация. Наша группа должна была, надежно обеспечив свои фланги и тыл, нанести удар навстречу 50-й армии. Для усиления противотанковой обороны и был доставлен упомянутый выше противотанковый батальон. Кроме того, генерал Голушкевич сообщил, что штабом фронта приняты меры по дезинформации противника в отношении дальнейшей задачи группы. Мы с ним вместе выработали код условных радиосигна¬лов, которыми должны были обмениваться в ходе предстоящих действий группы. До начала операции наша группа должна была удерживать занимаемый район. Удовлетворялась и моя прежняя просьба о присоединении к нам сил, находившихся в районе Мосальска, но только после того как 50-я армия осуществит прорыв обороны противника.
23 мая в тылу 4-го воздушно-десантного корпуса подразделения 8-й воздушно-десантной бригады разгромили отряд диверсантов, одетых в красноармейскую форму. Пленные показали, что этот отряд был послан с целью уничтожить штаб группы. Они также показали, что на 24 мая противником назначено наступление, в котором будут участвовать два корпуса (46 мк и 43 ак) и значительное количество танков. Главный удар будет наноситься с юга на Всходы. Одновременно наступление начнется и со стороны Вязьмы и других направлений, но каких именно, они не знали.
Сопоставив эти показания с имевшимися у нас данными о противнике, я немедленно предупредил командиров соединений и отдельных частей о возможном наступлении противника и потребовал от них повысить бдительность и боеготовность войск. Для контроля в соединения и части были посланы офицеры штаба группы.
Показания пленных оказались правильными. Утром 24 мая южнее райцентра Всходы началась артиллерийская подготовка противника, но из-за дождливой погоды его авиация не появлялась. Вскоре стало известно и о втором ударе противника, который наносился по самому слабому месту в нашей обороне, т. е. на участке партизанского полка В. В. Жабо. Оба вражеских удара должны были сойтись у Мытищино. Итак, за 33-й армией пришла и наша очередь. Мы психологически и организационно были подготовлены к этому и имели твердое намерение не позволить противнику зажать нас на малом пространстве и лишить свободы маневра.
До 1 июня, когда должно было начаться наступление 50-й армии, оставалось всего 7 суток. За это время нам надо было как можно дольше задерживать продвижение противника, использовав для этого часть сил и заграждения, а основные силы сохранить для активных действий. Срочно готовились запасные рубежи обороны, устанавливались заграждения.
2-я гвардейская кавалерийская и 329-я стрелковая дивизии, ведя подвижную оборону, должны были своими флангами сомкнуться в Мытищино, т. е. на втором рубеже обороны, но далее отходить не предполагалось. 4-му воздушно десантному корпусу разрешили отойти к нам за реку Угру и сосредоточиться в районе Волочек, образуя резерв группы. Но генерал-майор А. Ф. Казанкин из-за трудностей, связанных как с разливом Угры, так и с действиями противника, задержался с переправой.
Тяжелое положение 4-го воздушно-десантного корпуса вынудило нас направить на прикрытие его переправы два полка 2-й гвардейской кавалерийской дивизии (7-м гв. кавполком командовал майор Ф. С. Щербаков и 2-м гв. кавполком — майор Малинов). Наконец 4-й воздушнодесантный корпус с трудом переправился через Угру, прорвался через леса и присоединился к главным силам группы, после чего был выведен в резерв.
В момент выхода 4-го воздушно-десантного корпуса к главным силам группы на помощь ему был брошен 6-й гвардейский кавалерийский полк с двумя танками Т-26, который дрался отлично. Прекрасно вела бой и 329-я стрелковая дивизия. Значительно хуже обстояло дело с 6-м партизанским стрелковым полком. Его командир Григорьев и комиссар Ершов погибли в бою, а полк был рассеян противником и долго не мог собраться.
Геройски действовал прибывший в группу противотанковый батальон, отразивший ряд танковых атак противника. После выхода из тыла весь его личный состав за эти подвиги был награжден боевыми орденами.
Наша упорная оборона оказала серьезное влияние на результаты действий противника, что признает и сам враг. 26 мая в дневнике генерала Гальдера отмечается, что наступление против нашей группы развивалось медленно.
В конце мая мы получили некоторое подкрепление. Ночью 29 и 30 мая к нам были выброшены свежие 23-я и 211-я воздушно-десантные бригады. Принимались меры к укреплению обороны. Часть запасных оборонительных рубежей была заранее занята резервами, выделенными за счет 1-й гвардейской кавалерийской и 1-й партизанской дивизий.
Я твердо помнил задачу, полученную от командования фронта, и надеялся, что если не первого, то по крайней мере не позднее 5 июня должна начаться операция Западного фронта. Уступая понемногу территорию, мы берегли силы и стремились выиграть время, чтобы активно участвовать в разгроме врага вместе с силами 50-й армии. Полки, бригады и дивизии нашей группы стойко сражались с превосходящими силами врага.
К сожалению, армии Западного фронта активности в то время не проявляли, и противник имел возможность беспрепятственно вести наступление против нас. За 8 суток он продвинулся до 20 км и 31 мая занял Мытищино. Погода улучшилась, и появилась авиация как противника, так и наша (215-й авиационной дивизии).
Наступило 1 июня. Положение становилось все напряженнее. Уже одна треть территории, занимаемой до 24 мая, была захвачена врагом. Но в нашем распоряжении еще имелось до 17 тыс. человек. Надежды на наступление 50-й армии снова начали рушиться (в который раз!). 2 июня пришлось отойти еще на один рубеж. Мы были вынуждены ввести в бой резерв группы, в том числе и танковый батальон 29.
Начиная сомневаться в реальности намечавшейся операции 50-й армии, 4 июня 1942 года мы послали командующему войсками фронта донесение с оценкой обстановки и просьбой разрешить начать выход из тыла противника. На следующий день это разрешение было получено. Как выяснилось позже, неблагоприятный ход событий под Харьковом заставил наше Верховное Главнокомандование перебросить танковые корпуса и другие резервы Западного фронта на Юго-Западное направление, в связи с чем пришлось отказаться от операции 50-й армии, которая намечалась фронтом. Командование фронта предложило нам обдумать вопрос — выходить из тыла на соединение с Калининским фронтом или с войсками 50-й армии в общем направлении на Мосальск.

 

Прежде чем принять окончательное решение, я созвал совещание, чтобы посоветоваться с руководящим составом группы. В нем участвовали: комиссар корпуса бригадный комиссар А. С. Щелаковский, начальник штаба полковник Заикин, мой заместитель генерал-майор И. В. Галанмн, мой помощник генерал-майор Калмыков, командир 215-й авиационной дивизии полковник И. И. Сомохин, начальник оперативного отдела подполковник П. С. Вашурин, начальник разведки подполковник А. К. Кононенко, начальник политотдела корпуса батальонный комиссар В. П. Добашевский, начальник особого отдела майор государственной безопасности К. А. Кобернюк и начальник тыла подполковник И. Е. Грибов.
В ходе совещания были обсуждены оба предложенные фронтом варианта выхода из тыла врага, а также третий вариант, выдвинутый подполковником П. С. Вашуриным, который предлагал уйти в Белоруссию и перейти там к партизанским действиям.
Выступив последним, я разобрал все варианты. Прорыв на север к Калининскому фронту был мною забракован потому, что нам пришлось бы форсировать Днепр, а переправочных средств и артиллерии для обеспечения такой операции у нас не было. Кроме того, переход через железную дорогу и шоссе Минск — Вязьма грозил очень большими потерями. Уход в Белоруссию превратил бы нашу группу в партизан, и мы перестали бы существовать как регулярные войска, хотя в этом случае потери были бы минимальными.
Изложенный мной вариант предусматривал прорыв близ Ельни на юго-запад, на Киров. Здесь противник был слабый, а южнее находился район, контролируемый подчиненным группе 5-м партизанским полком имени Лазо. По этому варианту быстрыми темпами мы должны были пройти через лесной район 5-го партизанского полка и, перейдя Варшавское шоссе, соединиться с нашей 10-й армией в районе Кирова. Этот вариант давал нам возможность избежать боя с крупными силами противника, пользоваться поддержкой партизан как близ Ельни, так и на подходе к Кирову в Брянских лесах и выйти из тыла с наименьшими потерями. Он был поддержан всеми и полностью оправдал себя
Командование фронта приказало 10-й армии содействовать нашей группе при ее подходе к линии фронта, что и было выполнено.
Директивой фронта нам запрещалось брать с собой партизанские соединения и части. Их требовалось вновь переформировать в отряды, которые, оставаясь в тылу врага, с дислокацией в новых районах должны были осуществлять диверсии на коммуникациях противника.
Первый прорыв на юг проводился в 10 км западнее Ельни в ночь на 9 июня. Несмотря на сопротивление частей 221-й охранной дивизии и подошедших сюда двух батальонов мотопехоты 19-й танковой дивизии с 30 танками, в ночном бою мы прорвались в район действий партизанского полка имени Лазо. Весь день самолеты врага звеньями и эскадрильями бомбили и обстреливали наши обозы, штабы и войска, а ночью освещали и бомбили нас отдельные самолеты. Так продолжалось три дня, пока мы не подошли к Варшавскому шоссе.
О том, что противнику не удалось нас задержать свидетельствуют записи в дневнике Гальдера. 11 июня 1942 года он отмечает, что основные силы кавалерийского корпуса Белова и 4-й авиадесантной бригады уходили на юг. В записи за 16 июня говорится: «...Белов вышел в направлении на Киров, для нас это не является честью». На следующий день Гальдер записал: «...кавалерийский корпус Белова действует теперь западнее Кирова. Этот человек все же заставил нас ввести в действие в целом семь немецких дивизий».
Двигаясь по ночам через леса и болота, к 16 июня наша группа около села Шуи подошла к Варшавскому шоссе. Здесь нас встретили пехота и танки противника, которые простреливали шоссе и подступы к нему артиллерией, минометами и пулеметами. Перед прорывом через шоссе я собрал командиров и комиссаров соединений, объяснил им обстановку и отдал приказ на прорыв. В этот день, наконец, появились истребители нашей 215-й авиационной дивизии, Они очистили небо от противника, но, к сожалению, ненадолго.
Этот прорыв удалось осуществить, но в два приема. Перед рассветом я со своим адъютантом капитаном И. В. Михайловым и коноводами с трудом проехал через заболоченный лес и выбрался к шоссе, со стороны которого слышалась довольно сильная стрельба. На опушке мы встретили командира 2-й гвардейской кавалерийской дивизии полковника П. И. Зубова, который сообщил, что часть 1-й гвардейской кавалерийской дивизии генерала В. К. Баранова и половина 4-го воздушно- десантного корпуса генерал-майора А. Ф. Казанкина уже прорвались через шоссе.
Как я узнал позднее, генерал В. К Баранов применил при прорыве двухэшелонное построение. В первом эшелоне ночью атаковали два кавполка в пешем строю.
Из села Шуи, находившегося слева от участка прорыва, противник артиллерией обстреливал лес, в котором находились остальные части этой дивизии в исходном положении для наступления. Начинался рассвет и в случае задержки с движением через шоссе коноводы полков первого эшелона и полки второго эшелона 1-й гвардейской кавдивизии могли быть отрезаны противником. Тогда генерал В. К. Баранов сел на коня и вместе со своим штабом выдвинулся из леса ближе к шоссе и во весь свой богатырский голос подал команду: «Гвардейцы, вперед, за мной — ура!» Несмотря на частую перестрелку, эта команда все же была услышана ближайшими эскадронами, бывшими уже на конях. Они подхватили команду, их поддержали соседние эскадроны, и вся конная группа дивизии (около 2000 всадников) с криками «ура!» пошла, где рысью, а где галопом, вперед. Нужно сказать, что во время атаки огонь противника значительно ослабел, так как наши минометы и небольшое количество артиллерии, которое мы имели, обрушилось своим огнем по тем огневым средствам противника, которые обстреливали нас слева. В этой атаке геройски погиб замечательный командир 6-го Камышинского гвардейского кавалерийского полка подполковник А. В. Князев. Честь и слава конногвардейцам и десантникам — участникам этой смелой атаки!
Во время атаки я находился в 300 м от шоссе вместе с командиром 2-й гвардейской кавалерийской дивизии полковником П. И. Зубовым. Его дивизия должна была наступать вслед за 1-й гвардейской. Несмотря на шум боя, мы услышали могучее «ура!» конногвардейцев генерала В. К. Баранова. По тому, как это «ура» все более удалялось, мы с радостью поняли, что прорыв 1-й гвардейской кавдивизии завершился успехом.
Было еще не поздно попытаться вместе с другими группами преодолеть шоссе и присоединиться к Баранову и Казанкину. Сначала хотелось сделать именно так. Однако, подумав о том, что штаб и значительные силы нашей группы, находившиеся сзади нас, могут остаться без твердого управления, я решил с частями 2-й гвардейской кавалерийской дивизии отойти в лес, организовать управление оставшимися войсками и искать другого места для перехода через шоссе. Офицер, посланный мною к исполнявшему обязанности начштаба группы подполковнику П. С. Вашурину, передал ему мое решение.
Вскоре удалось связаться с оставшейся половиной 4-го воздушно-десантного корпуса, которую возглавлял командир 8-й воздушно-десантный бригады энергичный подполковник А. А. Ануфриев и комиссар воздушно-десантного корпуса Алешин, а также с командиром 329-й стрелковой дивизии подполковником Н. Л. Солдатовым.
Выяснилось, что большей части нашей группы преодолеть шоссе все еще не удалось. Связавшись по радио с Казанкиным, я приказал ему возглавить прорвавшиеся через шоссе силы и действовать по ранее разработанному плану.
В этот день, т. е. 17 июня, на наш штаб напали небольшие силы противника. В бою был ранен подполковник А А. Ануфриев, который со своими десантниками сыграл основную роль в первоначальном отражении нападения. В бою принял участие весь состав нашего штаба, действовавший теперь как боевое подразделение. Отбив нападение и не дожидаясь темноты, мы продолжали движение лесом по азимуту. Вскоре в сумерках попали в мелкий, заболоченный и затопленный водой лес. Движение верхом на лошадях исключалось, поэтому двигались пешком по колено в воде, а коноводы вели лошадей в поводу. Лишь к рассвету вышли на сухое место. Преодолев шоссе, мы быстро двигались на юг. Лес, в котором 20 июня расположились на дневку, находился примерно в 26 км восточнее Рославля. Все до нитки промокли под дождем. Люди устали и изголодались, пищи у нас уже не было. Отсюда удалось связаться по радио со штабом фронта, послать короткое донесение и получить указания на дальнейшие действия. Так как погода была пасмурная и авиации противника не надо было опасаться, отдохнув несколько часов, мы продолжили свой путь по лесу днем.

 

Вскоре наша разведка встретила группу партизан из соединения майора А. Н. Галюги. Командир группы доложил мне, что через территорию их полка прошли войска генералов Казанкина и Баранова и что партизаны ждут меня. Взяв проводников, мы продолжали путь.
В ночь на 22 июня штабной эскадрон в количестве около 200 человек без боя преодолел железную дорогу и на рассвете подошел к Десне у Снопоти, где нас уже ждали партизаны с несколькими лодками. Переправившись, мы прибыли в деревню Марьинка. Часа через четыре приехал верхом майор Галюга. Он подробно доложил о своей партизанской дивизии и сообщил, что Казанкин и Баранов прошлой ночью должны были уже прорваться через линию фронта. Я написал донесение и попросил Галюгу передать его по радио через штаб 10-й армии в штаб фронта.
Часов в 12 дня мы с комиссаром корпуса и всем штабным эскадроном направились в штаб Галюги. Здесь я встретил подполковника Ануфриева и комиссара Аленина с десантниками. Не было лишь командования 2-й гвардейской кавалерийской и 329-й стрелковой дивизий, с которыми, однако, имелась радиосвязь.
Вскоре Галюге привезли радиограмму на мое имя от командующего фронтом. В ней указывалось, что ночью в мое распоряжение прибудет 15 самолетов По-2, на которых предстояло вылететь мне, а также командирам по моему назначению (самолеты должны были сделать два рейса).
В штабе за старшего был оставлен подполковник А. К. Кононенко. Все улетавшие собрались на посадочной площадке. Теперь мы имели достоверные данные о том, что Баранов и Казанкин со своими войсками уже соединились с 10-й армией. Далеко отставший от нас Вашурин с небольшой «группой, рацией и шифровальщиком имел связь со штабом фронта. В таком же положении находился и полковник Зубов. Не было известий лишь о подполковнике Солдатове, о полковнике Москалике, батальонном комиссаре Янузакове и о их штабе (2-я партизанская дивизия снова была переформирована в отряды, а ее штаб шел с нами).
Перелетев линию фронта, мы приземлились на аэродроме 10-й армии. Это произошло, насколько я помню, в ночь на 24 июня 1942 года. Утром нас пригласил к себе Военный совет 10-й армии. В землянке, в лесу, генерал-лейтенант В. С. Попов угостил нас отличным обедом. От него я услышал много лестного о своих подчиненных. Часть конногвардейцев сумела прорваться через линию фронта к 10-й армии даже в конном строю. Я узнал также, что генерал Казанкин при переходе через линию фронта был легко ранен.
В тот же день меня с Щелаковским вызвали в штаб фронта, а на другой день мы с комиссаром улетели в Калугу, где находился весь второй эшелон корпуса.
Вскоре через линию фронта перешли подполковник Кононенко и батальонный комиссар Лобашевский со штабом. Кононенко при переходе линии фронта был ранен в ногу. Позже прибыли Зубов, Солдатов, Вашурин, Москалик, Янузаков и другие со своими частями или группами, отрядами и штабами. Янузаков, попав на мину, был тяжело ранен.
Таким образом, основные силы 1-го гвардейского кавалерийского корпуса, 4-го воздушнодесантного корпуса и 329-й стрелковой дивизии организованно и успешно преодолели все преграды на своем пути и в конце июня соединились с оказавшими им поддержку войсками 10-й армии. Отдельные мелкие группы выходили еще и в июле. Всего вышло за линию фронта до 10 тыс. человек. Кроме того, около 3000 человек было эвакуировано по воздуху. Партизаны вновь, вернулись к тактике действий малыми отрядами.
Более пяти месяцев наша группа вела в тылу противника в исключительно тяжелых условиях напряженную, насыщенную драматизмом борьбу. В этой борьбе многие из наших славных боевых товарищей сложили свои головы за честь и свободу нашей великой социалистической Родины. Память навсегда сохранит их светлый образ. И сегодня, мысленно возвращаясь к тем героическим дням, мне хочется выразить самую горячую признательность всем участникам этих трудных боев.

 

Вот такими они были в декабре 1941г.

Вручение орденов кавалеристам генерала Белова в г.Сталиногорск в декабре 1941г. (с 11.45 мин.)

http://www.pobeda-info.ru/apps/vplayer/vie...spx?uncid=18457

Бригадный комиссар Гриненко вручает награды:
Старшему сержанту Кедашеву (Кидашеву) – орден Ленина
Медсестре Каракаш – орден Красной Звезды (она вынесла с поля боя 40 раненых с оружием)
Младшему сержанту Едишеву - орден Красной Звезды

А такими в смоленских лесах в начале 1942г.

Кавалерийская часть в смоленских лесах. Бойцы у походной кухни. Наступление кавалерии. Население приветствует кавалеристов (с 6.27 мин.)
http://www.pobeda-info.ru/apps/vplayer/vie...spx?uncid=18329

Похоже на с.Мытишино

 

Цитата(RAUS @ 02 Апреля 2011, 22:23)
А ведь Белов оставил своих бойцов перед прорывом через фронт...
Улетел на присланном самолёте (старая схема!)24 июня,а части его корпуса выходили даже ещё в начале июля.
Кононенко и Янузаков были тяжело ранены,многие погибли.
Как-то не очень красиво это,в конце эпопеи-то...

А есть еще такая вещь, как неподчинение приказу, сверху присланного...

 

Цитата(jagd @ 03 Апреля 2011, 0:27)
Цитата(RAUS @ 02 Апреля 2011, 23:58)
Я никого не осуждаю,но Ефремов не улетел,имея такую же возможность.
Хотя,нам теперь легко говорить,ничего точно не зная...

что лучше один опытный командир чем десять новых?
на мой дилетанский взгляд (и не имеющий боевого опыта), лучше один опытный. Пока десять новых опыта наберутся, людей положат.

И продолжая тему генерала Белова.

В штабе генерала Белова (14.12.1941г.)
Вечером, накануне нашего контрнаступления на Западном фронте, жизнь командного пункта генерал-майора П. А. Белова текла так же размеренно, ровно, как обычно. В блиндаже царила сосредоточенная, деловая тишина. Все были заняты будничной своей работой. Как всегда, штабисты усердно чертили, обложившись ворохом карт, донесений. Как всегда, радисты что-то неторопливо выстукивали на своих аппаратах. И, как всегда, снабженцы, негодующе поводя плечами, перекидывались в полголоса язвительными замечаниями по адресу некоторых, не в меру требовательных, по их мнению, представителей частей. Все, словом, шло своим чередом. И только едва уловимая приподнятость, чувствовавшаяся у всех людей, несмотря на их старание держаться подчеркнуто хладнокровно, буднично, напоминала о том, что завтра предстоит большое событие.
Подготовка к наступлению между тем шла полным ходом. Все делалось четко, организованно, без спадов и без рывков. В назначенный срок войскам был отослан боевой приказ Своевременно были разработаны все вопросы, связанные с наступлением, и о резервах, и о взаимодействии с авиацией, с другими соединениями,и о питании людей. Части, которым предстояло совершить марш для занятия исходного положения, уже тронулись в путь. Связисты уже тянули привод к лесочку, куда завтра на заре должен был переехать командный пункт. И всюду, по всему фронту расположения частей корпуса, уже двигались в темноте разведчики, неразличимые на снежном фоне в своих белых халатах.
Войсковой механизм, осуществляя волю своего генерала, развертывался плавно, как пружина, чтобы в указанный час всей своей силой ударить по врагу.
В 20.00 генерал вызвал к себе старших командиров штаба. Это были заслуженные боевые командиры, испытанные в огне, прошедшие вместе с генералом весь боевой путь по фронтам отечественной войны и понимающие генерала с полуслова.
— Я посылаю вас в части, — объявил генерал. — Бой будет жестокий, по противника надо разбить. Идея моего решения — главным ударом всей нашей гвардии на левом фланге уничтожить 29ю дивизию противника, одновременно ударом справа сковать остальные его силы.
Командиры уже знали боевой приказ, но генерал, тем не менее, снова наизусть зачитал его им, отчеканивая каждое слово. Затем, уже другим тоном, точно размышляя вслух, он сказал:
— Главное — опередить немцев. Нужна внезапность, нужна высокая точность во времени. Исходное положение занять в срок, минута в минуту,— в срок и скрытно. Ни в коем случае не выдавать себя, принять все меры предосторожности, вплоть до того, чтобы соломой или тряпками окутать копыта лошадей.
— Противник — активный. Надо быть готовыми ко всему. Поэтому важно закрепиться, немедленно закрепиться. Если противник опередит нас наступлением, он должен натолкнуться на укрепленные оборонительные рубежи с продуманной и мощной огневой системой.
— Смелость, смелость и еще рае смелость — вот наш принцип. Не бояться риска, без риска победить нельзя. Наступать быстро — пусть даже с риском! Чаша весов может колебаться то в ту, то в другую сторону. Противник может просочиться, слабонервные люди могут испугаться,— надо бить врага, даже если он в твоем тылу. Только так можно добиться победы. Не числом бить немцев, а умением и смелостью. Сильным красноармейским духом бить, крепким гвардейским ударом!
В заключение, еще, раз напомнив делегатам командовании о необходимости самой усиленной разведки в эту ночь, генерал сказал:
— Начало наступления в 10.20. Проверьте часы по моим. — он взглянул на часы, — сейчас 21.12. В дивизиях прежде всего проверьте, чтобы все часы были по моим. Помните: в 10.20 наступаем. Командиры ушли, чтобы немедленно отправиться в дивизии. Генерал, оставшись со своим начальником штаба, снова склонился над картой.
Он смотрел на карту, исчерченную дугами, стрелами, и перед мысленным взором его карта оживала, по снежным полям двигались войска, грохотали танки, мчались, закусив удила, лихие гвардейские кони, — закипал бой, молниями обрушивались фланговые удары, развертывалась ожесточенная, упорная борьба за каждый рубеж, обозначенный чуть видным кружком на карте...
— Значит, что сообщает разведка? — спросил генерал у полковника Гривцова, не отрываясь взглядом от карты. Немцы стягивали силы к тому участку фронта, где действовал корпус. С разных направлений двигались сюда колонны танков, мотопехоты. Сосредоточение войск и ряд других признаков свидетельствовали, что противник готовится к наступлению. Зверь ранен, но он еще замышляет новые прыжки.
Упредить противника, во что бы то ни стало упредить — такова задача. Но война — область неизведанного. Враг может двинуться в наступление раньше нас. Генерал обдумал и этот вариант. Он любит повторять своим подчиненным: «Командир всегда должен быть готов к самому худшему». Но сквозь все эти думы и размышления о возможных случайностях и опасностях; он видит поле сражения, усеянным трупами немцев и дымящимися остовами подбитых немецких танков, он видит разгром врага и истомленные липа людей, со слезами радости бросающихся навстречу своим освободители...
Картина завтрашнего дня возникает в его воображении, как картина славной победы. Генерал уверен, что иначе не может быть. Он сделал для этого все. Он давно ждал этого дня.
* * *
Не будет преувеличением сказать, что для генерала Белова и его 1го гвардейского кавалерийского корпуса контрнаступление, начавшееся 6 декабря, было итогом всех предыдущих пяти с лишним месяцев боев с немцами. Ночью 22 июня конногвардейцы приняли на себя подлый, внезапный удар врага на границе, и с той ночи они непрерывно в боях. Они бились за родину в степях Бессарабии и лесах Украины, на речных переправах, на улицах поселков и городов. В пешем и конном строго, с танками и без танков, они прошли через множество сражений, и каждое из них все больше закаляло конногвардейцев, повышало их боевую сноровку, умение, и е каждым из них все крепчала воля конногвардейцев к борьбе и победе. Не раз они бывали в таких трудных переделках, когда, казалось, угасал последний проблеск надежды на успех. Первые месяцы войны они в полной мере испытали на себе превосходство врага в силах, особенно в танках и авиации. У Оргеева, например, с фронта на части генерала Белова наступали пять вражеских дивизий, усиленных танками, а с фланга нажимал мотополк. Приходилось отступать, но, и отступая, конногвардейцы били врага, опустошали его ряды. В любой обстановке они находили возможность изматывать и обескровливать противника, наносить ему удар за удавом.
Подавляющее превосходство сил врага в боях у Оргеева не смутило конногвардейцев. Генерал Белов, оставив одну дивизию оборонять фронт, направил другую в обход для разгрома мотополка и удара во фланг противника. Дивизия скрытно переправилась через реку и на полной рыси помчалась вперед.
Но в это время к мотоножу противника подошли еще 3 полка. Конногвардейцы с хода ринулись на немцев. С 6 утра до темноты длился яростный бой. Огневая сила немцев в два—два с половиной раза превышала огневую силу частей Белова. Однако тактическая подвижность конницы на этой местности, как и предусматривал генерал, была выше тактической подвижности немецких самокатчиков. Используя это свое преимущество, сражаясь отважно и самоотверженно, конногвардейцы к исходу дня начали теснить немцев. Вражеские трупы пластами покрыли землю. Это было в первые недели войны, когда враг еще пользовался всеми преимуществами внезапности своего вероломного нападения. Сил у него было больше. Вечером разведка донесла, что во фланг частям Белова движется еще одна дивизия противника. Имея приказ на отход, генерал под покровом ночи начал отводить корпус. Так, даже отступая, конногвардейцы Белова били врага. Немцы понесли в этом бою тяжелый урон. 50я фашистская дивизия после встречи у Оргеева с конниками Белова надолго выбыла из строя. В сентябре, в районе Штеповка, крупная танковая колонна противника прорвала линию нашего фронта, разрубив боевой порядок левофланговых частей Белова. Остальные войска генерала оказались под угрозой окружения. Но генерал ни на миг не прекращал руководства частями. Все они по-прежнему выполняли его волю, по-прежнему рвались в бой.
Ночью генерал оттянул свои войска. Тем временем немцы вслед за танками подтянули к Штеповке тылы и мотопехоту. На следующий день полил сильный дождь. Наступившее бездорожье сковало маневренность вражеских танков. Оценив обстановку, генерал Белов решил перейти в контрнаступление, смело взять инициативу в свои руки.
С правого фланга этого участка фронта действовали пехотные части полковника Лизюкова. Генерал Белов связался с Лизюковым и предложил ему действовать совместно. Одновременно ударом с флангов и фронта генерал замыслил разгромить действовавшую здесь 25ю немецкую дивизию. Удар советских кавалеристов, поддержанных пехотой и танками, был стремителен. Разгромленный враг бежал, потеряв только в одной Штеповке 8 тысяч солдат и офицеров убитыми. Конногвардейцы захватили 280 грузовых автомашин, 50 легковых, 100 мотоциклов, десятки орудий и другие трофеи. Каждый бой рождал в рядах конногвардейцев все новых и новых героев. С каждым боем части генерала Белова действовали все успешнее. Своим контрударом в районе Серпухова они на сутки упредили немцев и вместе с частями командира Захаркина разгромили 7 узлов сопротивления врага, сорвали вражеский план наступления, на Серпухов. С ходу вступив, в бой, они отбросили противника от Каширы и начали безостановочно теснить его. Отвечая на каждый удар врага контрударом, части Белова научились бить немцев по самым чувствительным дли врага местам. Отряды автоматчиков-конногвардейцев, просачиваясь на фланги и в тылы врага, сеют панику в сто рядах. Именно благодаря умелым действиям автоматчиков был захвачен сильно укрепленный рубеж противника у села Пятницы.
И когда 5 декабря был получен приказ о контрнаступлении, генерал Белов и все до одного конногвардейцы знали, чувствовали: задача — по силам.
* * *
Наступление началось ровно в 10.20, как было намечено боевым приказом. После артиллерийской подготовки полки конногвардейцев, осуществляя замысел своего генерала, смело двинулись на врага. И, как всегда в решающие минуты, генерал был вместе с войсками. То на одном, то на другом участке фронта наступления, там, где обстановка была серьезней всего, бойцы слышали его сильную, бодрую речь, пересыпанную шутками, видели его умное, энергичное лицо. Наступление развивается успешно. Первый гвардейский корпус генерала Белова, последовательно разбив 17ю танковую, 29ю мотопехотную и 167ю пехотную дивизии противника, ныне преследует остатки и занял ряд городов и сел.

Батальонный комиссар М.Вистинецкий, Западный фронт

 

Тем, чьи близкие воевали в армии Белова и пропали без вести...


Из памяти людской…
26 мая 1942 года ночь была светлая. Разведчики нашей отступающей армии Белова скрытно подошли к деревне Барсуки, расположенной на правом берегу речушки Расловка. Деревня широко раскинулась двумя крыльями: одно крыло уходило вдоль дороги на Пустошку, а другое — в сторону Кручи. В деревне расположился громадный немецкий обоз. Разведчики переговорили с местными жителями: дедом и бабкой, с их двумя невестками, с ребятишками, и те им указали немецкий штаб. На прощание солдатики предупредили: «Залезайте в подполье, а не то бегите к лесу, как только бой начнется, и из траншей не высовывайтесь!»
А надо сказать, что к тому времени жили не столько в деревне, сколько в лесу, в наспех вырытых землянках. Ведь кругом шли бои. И к этим землянкам в лесу от домов были прорыты для прохода траншеи. На том разведчики и ушли. Спустя некоторое время в белесоватом тумане загрохотал бой. Разведка, сняв часовых, уничтожила весь немецкий штаб и зажгла дом, в котором, тот располагался, Дом вспыхнул факелом, пламя затрещало, загудело и это погубило наших солдат. Пожар пошел катать по всему крылу деревни и стало видно лучше, чем днем.
Дом деда Евмена с бабкой и невестками загорелся тоже. Кто мог, кинулись врассыпную, а дед с бабкой сгорели. Невесток с детьми убили, один лишь малец уцелел. Звали его Гриша Лосев, приблизительно семи лет от роду. Живет сейчас в Москве. Пули пели «ти-у-к, ти-у-к, ти-у-к», на «к» ударясь во что-то и прекращая полет, Какая в бревне хаты, какая — в стволе дерева, а иная чмокала тело... Летели они по всем направлениям и необязательно находили свою жертву, но многие находили.
Бой гремел долго! Начавшись ночью, продолжался весь день, Русских погибло человек около шестидесяти-семидесяти, а немцев было меньше человек сорок. Все они были похоронены в 4-х могилах: 9 человек гражданских справа от дороги, если идти из Суббори на Пустошку, за ними, метрах в 600—700-х, по тому же направлению, одна половина русских, дальше шли одиночные могилы, а вторая половина слева от дороги, напротив друг друга. А немцы сами хоронили своих, ниже второй могилы русских, ПО Нап равнению к речке, каждого в отдельной могиле, На каждой ставили березовый крест и круг из березовой веточки.
При освобождении д.Барсуки 13 марта 1943 года русские танки, прошлись по немецким могилам, сровняв их с землей. Местные жители через 40 дней откопали своих земляков, сняли с них одежду обгорелую и кровавую, переодели во все чистое (прежнюю одежду побросав в старую могилу) и перезахоронили их в деревне Кочаны. Перевозили в телеге, в которую впрягались сами, Среди них и была 17-летняя Ольга Емельяновна Семенова Лосева, свидетельница тех событий и моего рассказа, проживающая ныне в п. Всходы.
Русские солдатики и по сей день лежат в двух братских могилах по обе стороны дороге, не считая одиночных, и нет на их могилах даже креста. И кто там лежит, неизвестно. А кто-то ищет своих родненьких, своих единственных. На кого-то, возможно, и пришла бумага, что пропал без вести, а на других и никаких сведений не имеется.
Да, память людская избирательна. Кто-то помнит, кто-то забывает, но, думаю, память о тех, кто честно погиб за Родину, навсегда, где должна остаться в каждом человеческом сердца, ибо оно только потому и бьется, что русский солдат отстоял его жизнь и свободу В те страшные годы...
Теперь деревни Барсуки нет. Стоят на ее месте еще несколько старым могучих яблонь, из года в год исправно плодоносящих, но плоды от них по вкусу только проходящим изредка кабанам. Оставшиеся в живых жители разъехались по стране, Скоро очевидцы этих событий переселятся в мир иной. Недалеко до беспамятства. Но пока еще есть возможность восстановить истину, надо ее восстанавливать. Ибо любовь беспредельна. А любовь к защитникам земли русской святое дело.
Я обращаюсь к людям, задействованным в отряде «Поиск»: «Не опускайте рук, ребятки! Вы делаете трудное, но очень нужное дело. Ищите Истину. А кто ищет, тот всегда найдет!»
В. Щербаков, п. Всходы, Угранский район Смоленской области, 2000г.


Примечание:
По сайту obd захоронений там не числится. Информация о перезахоронении тоже нет.

 

ИЗ ОБЗОРА БОЕВЫХ ДЕЙСТВИЙ 1-го ГВАРДЕЙСКОГО КАВАЛЕРИЙСКОГО КОРПУСА ЗАПАДНОГО ФРОНТА В ПЕРИОД РЕЙДА В ТЫЛУ ПРОТИВНИКА НА ТЕРРИТОРИИ СМОЛЕНСКОЙ ОБЛАСТИ В ЯНВАРЕ—ИЮНЕ 1942 г.

Не ранее июня 1942 г.

Шел 1942 год... Красная Армия, нанеся немецко-фашистским захватчикам непоправимое поражение под Москвой, продолжала гнать их на запад.
Части корпуса в составе войск Западного фронта преследовали противника по пятам и к середине января, прорвав сильную оборону врага в районе Юхнова, вы¬шли в глубокие тылы немецко-фашистских войск на территории Смоленской области...
На одном из совещаний командно-политического состава бригадный комиссар Щелаковский дал следующую характеристику задач, стоящих в то время перед частями корпуса, когда они находились в тылу противника.
1. Cвоим пребыванием в глубоком тылу врага мы отвлекаем на себя значительные силы (резервы) немецко-фашистских армий, предназначенные для наступле¬ния на Москву весной 1942 г.
2. Дезорганизуем его, контролируя важнейшие шоссейные и железнодорожные магистрали Смоленск — Вязьма, Вязьма — Спас-Деменск и др.
3. Наше пребывание в глубоком тылу врага имеет большое политическое значение, свидетельствующее о силе Красной Армии, что укрепляет веру нашего народа в силу своей армии, государства.
4. Наше пребывание в глубоком тылу врага, несомненно, сыграет большую роль в расширении и укреплении партизанского движения в Смоленщине...
Противник сделал все, чтобы сжать кольцо вокруг советских войск, не допустить дальнейшего продвижения их на север и на запад. Он оседлал все дороги, занял все прилегающие к району движения наших войск населенные пункты, бросил значительные силы авиации. Но кавалеристы двигались вперед.
Завязались бои под Вязьмой, Семлевым, Дорогобужем. В результате их стал резко ощущаться недостаток вооружения, боеприпасов и живой силы. Перед командованием встала задача: пополнить части людьми и бое¬припасами...
Тесная связь с населением помогла выявить места, где находились винтовки, пулеметы, боеприпасы и другое вооружение, оставленное ранее нашими войсками при отступлении. В результате проведенной работы было собрано такое количество винтовок, гранат, патронов, снарядов, которое полностью покрывало потери.
Позже, весной 1942 г., было создано танковое подразделение (из числа наших танков, подбитых врагом в 1941 г.), состоявшее из нескольких машин KB, Т-34 и Т-70. Это танковое подразделене сыграло большую роль в майских боях 1942 г. против танковых и механизированных сил немцев. Появление советских танков на поле боя произвело на немцев ошеломляющее впечатление, ибо они никогда не ожидали этого в своем глубоком тылу.
Вопрос пополнения частей людским составом, организация продовольственного и фуражного снабжения войск, наведение порядка на освобожденной территории советской земли требовали создания местных органов Советской власти.
Политорганами была проведена колоссальная работа среди местного населения по выявлению честных, стойких, преданных Советской власти людей из числа, главным образом, партизан. Через них была организована широкая политико-воспитательная работа среди местного населения. Политработники, коммунисты и комсомольцы выступали перед населением с докладами и беседами, разъясняли обстановку в стране, на фронте и за границей, разъясняли доклады и приказы т. Сталина по поводу 24-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции, 24-й годовщины Рабоче- Крестьянской Красной Армии и приказ НКО от 1 мая 1942 г.
Через местные Советы была организована работа по пополнению частей людским составом. На территории Дорогобужского, Семлевского, Всходского и Спас-Деменского районов были созданы комиссии из представителей местной власти, политоргана и врача, которые занимались вопросами комплектования кавалерийских частей. Пополнение, поступавшее в части корпуса, состояло в основном из так называемых окруженцев.
Учитывая это, политорганы провели ряд мероприятий. В частях прошли многократные встречи пополнения со старыми гвардейцами, рассказавшими о боевых делах, о своем воинском мастерстве. Командиры и политработники рассказали о боевом пути частей, соединений, о замечательных людях корпуса, отличившихся в период разгрома немецко-фашистских войск под Москвой. Разъяснялись приказы и доклады т. Сталина, причины временных неудач Красной Армии, источники силы и могущества Красной Армии и т. д.
Широкое применение получил метод индивидуального воспитания и обучения нового пополнения. Коммунисты и комсомольцы проявили умелый образец разрешения этой важной задачи подготовки пополнения к боям. Коммунист или комсомолец, проводя политико-разъяснительную работу с группой 2—3 чел. из нового пополнения, одновременно обучал их и умению владеть боевой техникой, умению бить врага, как это требует дело победы.
Особое внимание было обращено на взаимозаменяемость в пулеметных и орудийных расчетах.
В результате проведенной работы новое пополнение в майских и июньских боях 1942 г. показало образцы воинского умения, гвардейской доблести и мужества.
К концу февраля 1942 г. территория, занимаемая частями группы войск генерал-полковника Белова, простиралась: с востока на запад от ст. Угра до Соловьевой переправы на Днепре и с севера на юг от Дорогобужа до Ельни.
В целях создания прочной круговой обороны занимаемого района и развития мощного партизанского движения, командиры и политработники соединений уделяли большое внимание вопросу централизации руководства боевыми действиями разрозненных партизанских отрядов и усилили в них партийно-политическую работу.
Из отдельных партизанских отрядов были сформированы полки и дивизии. Политический отдел корпуса послал в политотделы партизанских дивизий ряд своих работников. В партизанские полки и дивизии, кроме того, периодически выезжали работники ПОКОРа и по-литотделов дивизий, где оказывали помощь партийным и комсомольским организациям в налаживании партийно-политической работы. Для партизанских частей был выделен специальный газетно-журнальный фонд Вся проведенная работа по развитию и укреплению партизанского движения привела к тому, что из отдельных малочисленных, разрозненных отрядов партизан были созданы стойкие, сколоченные, вооруженные, как кадровые части, войсковые соединения, оказавшие большую помощь корпусу в период последующих летних боев 1942 г.
Весна 1942 г. ознаменовалась переходом немецко-фашистских войск в концентрическое наступление на части корпуса. Противник бросил свои танковые части и мотопехоту из районов Вязьма, Спас-Деменск, Ельня и с севера на Дорогобуж... Завязались тяжелые и же-стокие бои, особенно в районах с. Всходы и железнодорожной станции Вертехово.
Особенно ожесточенные бои разыгрались в мае месяце в районе с. Всходы. Через этот крупный населенный пункт, расположенный на южном берегу р. Угра, проходит шоссейная дорога, соединяющая Спас-Деменск с Вязьмой.
Противник поставил задачу: ударом танков и мотопехоты из Вязьмы и Спас-Деменска по шоссе, соеди¬няющему эти города, разрезать части корпуса, изолировать их друг от друга п уничтожить.
Имея многократное превосходство в технике, немецкая мотопехота добилась серьезных успехов в боях про¬тив частей 2-й гв. кд, героически сдерживавшей не виданные по силе бронированные полчища врага.
Нависла угроза полной изоляции восточной группы наших войск (2-й гв. кд, 329-й сд, лыжного батальона и др.). Командование корпуса, разгадав план врага, успешно перебросило 6-й гв. кп, 1-ю гв. кд из района Ельня под Всходы с задачей фланговым ударом из сел Щекино и Дакино восстановить положение в районе Всходы, занять затем оборону на южном берегу р. Угра, оседлать шоссе и не допустить продвижения врага на север из района Спас-Деменск. Нужно было скрытно, незаметно подойти к району боев, выйти из леса, что тянется к западу от шоссе на северном берегу Угры, и внезапным, стремительным ударом из леса ошеломить, смять и отбросить врага за Угру, за Всходы...
День и ночь шли бои в полях, лесах, на дорогах, в населенных пунктах. Враг поджигал с воздуха леса и деревни, пытаясь лишить наши войска всякого убежища.
В это время пришел приказ Военного совета фронта — выйти из рейда и присоединиться к войскам Западного фронта. Задача была нелегкой. Выходить надо было с боями. Враг наступал со всех сторон. Необходимо было прорвать кольцо окружения, а затем, двигаясь к линии фронта, преодолеть ее и выйти на соединение со своими частями.
12 июня 1942 г. врагу удалось отрезать управление корпуса от частей в Горбачевском лесу, у Варшавского шоссе. Командование и политический отдел собирают коммунистов на короткое, 15—20 мин., совещание. Повестка дня: «Сложившаяся обстановка и задачи коммунистов». Выступил командир корпуса генерал Белов:
«Товарищи, обстановка сложная и ответственная, по небезнадежная. Части получили по радио мой приказ и приступают к его выполнению. Личный состав управления, из которого сформирован эскадрон, возглавляю я. Политрук эскадрона — бригадный комиссар Щелаковский. Все остальные, независимо от звания и служебного положения, рядовые бойцы. Дисциплина, тройная смелость и военная хитрость обеспечат нам успех. Коммунисты должны быть впереди. Драться, если понадобится, будем все. Нашим лозунгом должно быть «Смерть или победа».
Особо заслуживает быть отмеченным выход частей 1-й гв. кд, руководимой генералом Барановым.
Этот выход замечателен тем, что в условиях сильной насыщенности района, где совершался прорыв (Варшавское шоссе у Рославля), вражеской техникой — танками, артиллерией, в условиях, когда подступы к шоссе являлись труднодоступными (густой лес и болотистая почва), командир 1-й гв. кд генерал Баранов, проявив свойственное ему воинское умение и хитрость, вывел части дивизии из окружения в конном строю.
Здесь, при прорыве через Варшавское шоссе, погиб верный сын партии и советского народа, любимец всего корпуса командир 6-го гв. кп гвардии полковник Князев.
Части корпуса, вдохновляемые личным примером коммунистов и комсомольцев, сумели с честью выполнить боевое задание командования и, преодолев все трудности, организованно вышли на соединение с частями Красной Армии...

 

Шесть месяцев в тылу у немцев
Пройдут годы. Профессора военных академий, военные историки и писатели потратят немало труда на то, чтобы правдиво рассказать о небывалом в военной истории рейде Нской конногвардейской части. Шесть месяцев гуляли по немецким тылам конники, шесть месяцев германские дивизии пытались сомкнуть вокруг них кольцо. Но часть не давалась в руки врагу, и трупы немцев, сожженные немецкие танки, брошенные пушки отмечали славный путь гвардейцев. Рейд начался в те дни, когда в лесах кружила метель и кони по брюхо проваливались в снег. Рейд кончился, когда соловьи в лесах пропели весенние песни, когда летнее солнце сжигало листву. Лес шумел. Этот шум с особой благодарностью вспоминают гвардейцы. Он заглушал по ночам передвижение тысяч людей и коней, движение обозов и помогал конникам внезапно, как снег на голову, обрушиваться на врага.
Трудно себе представить смятение немцев, когда гвардейцы прорвали их оборонительные линии. В деревнях в теплых хатах благодушествовали господа офицеры и унтеры. Плакали кровавыми слезами, умирая от голода, замерзая, крестьяне. И вдруг пришло возмездие. Деревню за деревней занимали советские гвардейцы. Как клопы, вылезали из нор фрицы и гансы, и везде их заставало священное возмездие — неминуемая смерть. Германское командование снимало с фронта дивизию за дивизией, оно посылало на конников десятки самолетов. Шестеро суток фашистские бомбардировщики бомбили леса, где действовали конногвардейцы. Жертвами этой бешеной бомбардировки были главным образом обозные кони. День и ночь в боях, день и ночь в кровавых схватках. Сколько военных хитростей, сколько уловок изобретали конники, чтобы обивать с толку, обманывать и бить вчетверо сильнейшего врага! Мы сидим в палатке. На опрокинутом ящике — вяленая дыня, душистое вино, конфеты — подарки трудящихся Узбекистана.
— Все было проблемой в этом рейде,— говорит нам командир одного из подразделений. — Ну, скажем, как варить пищу? Попробуй, разведи костер, и тотчас над тобой появится проклятый «горбыль», клюнет носом над самым костром и обязательно приведет за собой полдюжины «Юнкерсов». И вот мы научились разводить костры без дыма. Это, ей-богу, искусство.
— Вот он, — вмешивается в разговор подполковник, показывая на рослого быстроглазого парня, в котором сразу угадаешь донца, — вот он здоров спать. Никак не разбудишь. Придумал я такой способ. Заорешь над самым ухом: «Хальт, русс!», — вскочит, как миленький: «Немцы!»
Рейд был борьбой, битвой на жизнь и смерть, битвой, которая потребовала много жертв. Такие люди могли шесть, суток
лежать на двух холмиках, привлекая огонь немцев на себя, чтобы дать возможность товарищам выйти из вражеского кольца. Такие веселые, прямые, гостеприимные люди могли внезапно обстрелять из орудий занятый немцами город. И это в то время, когда, пятая германская танковая дивизия по специальному приказу Гитлера должна была в два дня покончить с конниками.
— Большевики окружены! — вопили по радио немцы в то самое время, когда конники окружали и уничтожали вручную фашистскую часть. Гвардейцы действовали в тылу у врага, теоретически рассуждая, они были окружены, но разве смелых страшит окружение! «Это рейд, а не окружение», — гордо говорили гвардейцы. И рейд продолжался. Немцы шли на все. Они врали по радио, писали в своих летучках, что командир части улетел, но славный командир, любимец гвардейцев, высмеивал фашистских мерзавцев. Точно, по приказу, вывел он своих бойцов из рейда. Конечно, потери были, были раненые, но на тайные аэродромы за ними прилегали самолеты и увозили их в наш тыл. Были и такие раненые, которых везли на телегах, несли на руках товарищи. Врачи Порайский и Мешалкин, врачи-гвардейцы в полном смысле этого слова, рискуя своей жизнью, спасали жизнь раненым. Неписанный закон есть у гвардейцев: живыми в плен не сдаваться. Даже мертвые гвардейцы были страшны немцам — враги выпускали очередь из автомата в мертвого, прежде чем приблизиться к нему. Это была яростная, беспощадная лесная война, война в топях, в. болотах, в непроходимых чащах, где трели автоматов заглушали пение птиц. Люди по месяцам не раздевались. «Как же снимешь брюки, а вдруг фриц не даст времени надеть», — шутили гвардейцы. Здесь, в этих лесах, особую ценность имело то, что напоминало о родине, о «Большой земле». Была в одном подразделении граммофонная пластинка — русская песня «Тройка», которую напела артистка Русланова. И вот, чтобы послушать русскую песню, люди не без риска ездили за 50—60 километров. Как огорчились гвардейцы, когда в конце концов пластинка разбилась... Наступили голодные дни. Иссякли запасы пищи, и люди питались продовольствием, сброшенным с самолетов. Весной заедала мошкара, слепила глаза, ели поедом комары. Все вынесли, все стерпели гвардейцы. И вот простреленное гвардейское знамя развевается в лагере, и молодой боец почтительно глядит па полковую святыню. Много потрясающих эпизодов рассказывают участники рейда. Встречи с партизанами, прославленными народными мстителями. Радость, которую испытали освобожденные конногвардейцами пленные красноармейцы. Трогательная, самоотверженная забота населения оккупированных фашистами деревень... Но были случаи, когда конников ожидало подлое предательство, когда меткая пуля гвардейца обрывала жизнь выродка, продавшегося врагу.
Самый волнующий эпизод шестимесячного марша по тылам немцев — это выход гвардейцев из рейда. Командир, слегка прихрамывая, шел со своими бойцами. Все, без различия званий, шли с винтовками в руках, готовые вступить в бой. С поразительным искусством командир вывел свои войска без выстрела, ночью, мимо огневых точек врага, засад и ловушек. Большая часть конногвардейцев была уже вблизи наших линий. Осталось преодолеть самое трудное препятствие — шоссе, которое, как зеницу ока, охраняли немцы. И тогда произошла знаменитая атака, переход «лавой» через шоссе. Это была последняя преграда на пути в родные края. Послышался треск немецких автоматов, и стало ясно, что без боя не пройти. Грянуло такое русское «ура», такой мощный и грозный боевой клич, что немцы, увидев катящийся на них вал, покинули свои дзоты. Даже раненые в единодушном порыве, не чувствуя боли, поднимались с носилок и устремлялись вперед. Так форсировали шоссе гвардейцы. И вот все позади. Легендарный рейд в прошлом. На земле стоят и сидят молодые бойцы — пополнение славных гвардейских полков. Подполковник Зубов, орденоносец, участник рейда, рассказывает о том, что это был за рейд, как умеют воевать и бить врага гвардейцы. Шумят сосны, как шумели в лесах по ту сторону фронта, и слышится горячая, хватающая за сердце речь подполковника:
— Видели мы всякие виды, показали, что такое советский гвардеец. Вместе будем так бить немца, как били в пашем долгом и славном peйде. Ура, товарищи!
Дрогнул лес, и тучей взвились с деревьев птицы. Конногвардейцы еще покажут себя в грядущих боях.

Л. Никулин, спец. корреспондент «Известий». Действующая армия.
от 16.07.1942г.

 

Цитата(ИРИНА @ 22 Декабря 2011, 21:43)
Здраствуйте Юлия. Нет ли у Вас сведений о боевых действиях 1 гв. кк в двадцатые числа апреля 1942 г., интересует период с 21 по 23 апреля 1942 г.?


Ирин, к сожалению, дневника Белова по этим числам у меня нет А что нужно более конкретно? Может, информация попадется

 

в одной из витрин Центрального музея Великой Отечественной войны на Поклонке выставлен полушубок генерала П.А. Белова. Возможно, именно в нем он и воевал в Смоленской области в 1942г.

 

Ирин, буду обращать внимание, если попадется информация - напишу. Но фамилия, имя, отчество достаточно распространенные