КАК СТАЛИН СПАС НАШ ЯЗЫК ОТ ЛАТИНИЗАЦИИ Роль Сталина в сохранении нашего языка, как оказалось, была решающей. Он не позволил троцкистам изуродовать живой русский язык мёртвыми латинскими буквами. Его волевое решение в 20-х годах прошлого столетия сохранило нам язык... Каждый из нас по-разному может относиться к Сталину, но стоит всё же делать объективные выводы о его роли в качестве главы Советского Союза. Много литературы написано, оклеветавшей его на многие поколения, но когда рассекретились архивы с документами, и историки и публицисты изучили их, то многое из того, что было на него наговорено после его подлого убийства, развеялось как туман на рассвете! Одним из объяснений того, почему некогда Великая Русь, которая занимала весь Евразийский континент, вдруг лишилась своих окраин (в т.ч. и Украины – от слова У-КРАЯ, так как не может страна в центре Европы называться крайней, нет логики, но она есть тогда, когда понимаешь, что Украина какое-то время была краем Великой Руси, и это факт!) является и то, что кусочек за кусочком были латинизированы все страны, отвоёванные латинянами (римской католической церковью под знаменами религии христианства). Так во многих местах забылась родная речь, родной язык и письменность! Но «странные» особенности русского языка вдруг открывает президент Российской Академии наук, адмирал Николая I, А.С. Шишков (1754-1841 гг.) в своей книге «Славянорусский корнеслов». В частности, он доказал, что большинство европейских языков происходят от русского, а не наоборот. Подробности в книге, а в данной статье сделан акцент на другом. Как и почти 200 лет назад, так и сейчас на просторах нашей Великой Родины – Руси (не будем её разделять на независимые по политическим соображениям государства) – происходил один и тот же процесс. А заключался он в следующем. Шишков обратил внимание на то, что всё дворянство и «предприниматели» поголовно учат французский язык, причём, с пелёнок, в то же время напрочь забывая о родном русском языке. Приглашались заграничные учителя, которые часто, как и сейчас, даже не были специалистами филологами, а скорее простыми авантюристами и носителями языка, которым хотелось мир посмотреть и себя показать. А так как в царской России жилось прекрасно, то ехали к нам с превеликой радостью. А кроме всего прочего, за это репетиторство и деньги платили приличные. Что происходит и сейчас, куда не глянь – курсы английского! Все родители стремятся обучить своих детей английскому языку. Ситуация как две капли воды повторилась через 200 лет, только теперь мода на английский, вместо французского. С приходом к власти после государственного переворота 1917 года, большевики по главе с Лениным провозглашают борьбу с "Великодержавным великорусским шовинизмом". История России разделилась на ДО и ПОСЛЕ. Топталась традиции и история русского народа, происходила чудовищная демонизация всего русского прошлого. Русский народ выставлялся диким, неграмотным и закабаленным. Ложь об отсутствии образования в Российской империи.Забытые достижения России. Народные дома. Нарком просвещения А. Луначарскийи и начальник Управления агитпоездов при ВЦИК Я. Бурков осматривают агитпоезд им. В.И. Ленина. К завершению этой работы, в 1930 году, в своей статье в книге “Латинизация русской письменности”, Культура и письменность Востока, 6, 1930 года, стр. 20-26." Луначарский пишет :"Потребность или сознание необходимости облегчить нелепый, отягченный всякими историческими пережитками, дореволюционный алфавит возникала у всех мало-мальски культурных людей. В Академии Наук шла подготовительная работа. Кадетский министр Мануйлов, опираясь на работу комиссии академика Шахматова, уже подготовил введение нового алфавита, именно этого типа, который был на самом деле введен Советским Правительством. Советское Правительство прекрасно отдавало себе отчет в том, что при всей продуманности этой реформы в ней было, по самой половинчатости своей, что-то, так сказать, “февральское”, а не октябрьское. Я, конечно, самым внимательным образом советовался с Владимиром Ильичем Лениным перед тем, как ввести этот алфавит и это правописание. Вот что по этому поводу сказал мне Ленин. Я стараюсь передать его слова возможно точнее. "Если мы сейчас не введем необходимой реформы — это будет очень плохо, ибо и в этом, как и в введении, например, метрической системы и григорианского календаря мы должны сейчас-же признать отмену разных остатков старины. Если мы наспех начнем осуществлять новый алфавит или наспех введем латинский, который ведь, непременно нужно будет приспособить к нашему, то мы можем наделать ошибок и создать лишнее место, на которое будет устремляться критика, говоря о нашем варварстве и т. д. Я не сомневаюсь, что придет время для латинизации русского шрифта, но сейчас наспех действовать будет неосмотрительно. Против академической орфографии, предлагаемой комиссией авторитетных ученых, никто не посмеет сказать ни слова, как никто не посмеет возражать против введения календаря. Поэтому вводите ее (новую орфографию) поскорее. А в будущем можно заняться, собрав для этого авторитетные силы, и разработкой вопросов латинизации. В более спокойное время, когда мы окрепнем, все это представит собой незначительные трудности". "Такова была инструкция, которая дана была нам вождем. После этого мы немедленно законодательным путем ввели новый алфавит. Увы, оказалось не так-то легко осуществить его в жизни. На декрет, можно сказать, никто даже ухом не повел, и даже наши собственные газеты издавались по старому алфавиту. Я помню, как после выхода в свет номера «Правды» напечатанной по новой орфографии, один доктор прибежал ко мне и заявил: «Рабочие не хотят читать "Правды" в этом виде, все смеются и возмущаются». Революция, однако, шутить не любит и обладает всегда необходимой железной рукой, которая способна заставить колеблющихся подчиниться решениям, принятым центром. Такой железной рукой оказался Володарский: именно он издал в тогдашнем Петербурге декрет по издательствам печати, именно он собрал большинство отвечающих за типографии людей и с очень спокойным лицом и своим решительным голосом заявил им: — Появление каких бы то ни было текстов, напечатанных по старой орфографии, будет считаться уступкой контрреволюции, и отсюда будут делаться соответствующие выводы." Володарский (настоящие имя и фамилия - Моисей Маркович Гольдштейн) 1891-1918. Революционную деятельность начал в 1905 г. в Бунде, а продолжил в организации украинских социал-демократов. Во время событий 1905-1907 гг. составлял и печатал нелегальные воззвания, организовывал митинги. В 1908 попал в тюрьму, но быстро освободился. С 1908 по 1911 г. работал революционным агитатором в Волынской и Подольской губерниях. В 1911 был арестован и сослан в Архангельскую губернию, но в 1913 по амнистии вернулся на Украину. В том же году эмигрировал в США, где вступил в Американскую социалистическую партию и в Интернациональный профсоюз портных (он был закройщиком на швейной фабрике в Филадельфии). Затем переехал в Нью-Йорк, где продолжал вести социалистическую пропаганду. Вместе с Троцким и Бухариным издавал во время I мировой войны газету «Новый Мир». В мае 1917 года Володарский вернулся из эмиграции в Петроград вместе с другими революционерами – Моисеем Урицким, Вацлавом Воровским и Львом Троцким, которого Володарский буквально боготворил. Начал работу районным агитатором, затем стал главным пропагандистом в Петроградском партийном комитете. Вошел в президиум петроградского Совета и петроградской городской Думы. Участвовал в подготовке и проведении октябрьского переворота, агитацией способствовал формированию отрядов Красной гвардии. После переворота избран в Президиум ВЦИК. Володарский стал комиссаром Союза северных коммун по делам печати, пропаганды и агитации, а также одним из главных устроителей большевицких митингов в Петрограде, на которых призывал беспощадно бороться против врагов революции путем террора. В начале 1918 г. командирован ЦК на съезд армий Румынского фронта для агитации среди военных. Создатель и редактор одного из главных партийных органов печати - "Красной Газеты». В 1929 году Наркомпрос РСФСР образовал комиссию по разработке вопроса о латинизации русского алфавита во главе с профессором Н. Ф. Яковлевым и с участием лингвистов, книговедов, инженеров-полиграфистов. Всего в комиссию входило 13 человек, в том числе: А. М. Сухотин, Л. И. Жирков (имевшие опыт создания алфавитов вместе с Н. Ф. Яковлевым), А. М. Пешковский, Н. М. Каринский, С. И. Абакумов (известные русисты), В. И. Лыткин (секретарь, первый лингвист из народа коми). Комиссия завершила работу в январе 1930 года. Итоговый документ (подписанный всеми, кроме А. М. Пешковского) предлагал три варианта русской латиницы, чуть отличавшиеся друг от друга (опубликованы в № 6 "Культуры и письменности Востока" за 1930 год. Из протокола заседания комиссии от 14/I 1930 года:"Переход в ближайшее время русских на единый интернациональный алфавит на латинской основе — неизбежен". Ленин, Зиновьев (Апфельбаум), Луначарский, Троцкий (Бронштейн), Каменев (Розенфельд), Янкель Мовшевич Свердлов. Одновременно с ожесточенной борьбой за искоренение русского языка идет активное искоренение русской основы в письменности российских народов, которые пользовались ею в течение десятилетий. Центром борьбы против русского языка среди народов СССР стал Всесоюзный центральный комитет нового алфавита (ВЦКНА), созданный в 1927 году и имевший свой печатный орган "Революция и письменность". Через этот орган велась целенаправленная травля всех сторонников русской основы в языках народов СССР. Они объявлялись представителями "обрусительно-миссионерской политики царизма". "Красная нива". № 16, 1929 г. Иллюстрированный литературно-художественный и общественно-политический журнал. Известия ЦИК СССР и ВЦИК. Стр. 14. Редакторы: А.В. Луначарский, В. П. Полонский. 7 августа 1929 года постановлением ЦИК и СНК СССР «О новом латинизированном алфавите народов арабской письменности Союза ССР» переходу на латиницу был придан официальный статус. Начался переход на новый алфавит газет и журналов, издательств, учебных заведений. С 1930 года наступает новый этап латинизации: переход на новый алфавит народов других языковых групп. Латинизацию начали с языков, которые использовали письменность на основе арабского алфавита. Движение за использование латиницы вместо арабского алфавита началось в Азербайджане и на Северном Кавказе (Ингушетия, Северная Осетия и Кабарда) с 1921 г. В марте 1926 в Баку состоялся первый тюркологический съезд, на котором представители тюркских народов при участии ученых-тюркологов из Ленинграда и Москвы приняли решение о желательности применения опыта Азербайджана по латинизации в других республиках и автономных областях СССР. Для руководства этой работой был создан Всесоюзный центральный комитет нового тюркского алфавита (ВЦК HTA). 1-й пленум ВЦК HTA, прошедший в Баку, в 1927 г., принял проект унифицированного нового тюркского алфавита из 34 букв с вводимыми по мере надобности добавочными знаками к нему для отдельных языков. Трудовая книжка 1938 года. В результате активного искоренения русского алфавита были насильственно навязаны латинизированные алфавиты 10 народам, ранее использовавшим русскую письменность, и целому ряду с русской и арабской, и русской и монгольской письменностью. Активное сопротивление латинизации алфавитов осуществлялось со стороны вепсов, ижорцев, карел, коми-пермяков и народностей Крайнего Севера (ненцев, экенков, эвентов, хантов, манси и др.), которые раньше не имели своей родной письменности, но по известным условиям жизни хорошо знали русский язык и пользовались русской письменностью. В ряде районов латинизация алфавитов и уничтожение русской основы языков стали орудием борьбы с русской культурой местных националистических элит. В Молдавии, например, под видом латинизации происходила румынизация языка, а в Карелии - финизация. Уже к концу 1930-х большинство языков СССР были переведены на латинскую основу. Были латинизированы или созданы заново алфавиты для следующих языков: 1 Абазинский язык 2 Абхазский язык 3 Аварский язык 4 Адыгейский язык 5 Азербайджанский язык 6 Алтайский язык 7 Ассирийский язык 8 Башкирский язык 9 Белуджский язык 10 Бурятский язык 11 Вепсский язык 12 Даргинский язык 13 Дунганский язык 14 Еврейско-таджикский язык 15 Ижорский язык 16 Ингушский язык 17 Ительменский язык 18 Кабардино-черкесский язык 19 Казахский язык 20 Калмыцкий язык 21 Каракалпакский язык 22 Карачаево-балкарский язык 23 Карельский язык 24 Кетский язык 25 Киргизский язык 26 Китайский язык 27 Коми язык 28 Корякский язык 29 Крымско-татарский язык 30 Крымчакский язык 31 Кумандинский язык 32 Кумыкский язык 33 Курдский язык 34 Лазский язык 35 Лакский язык 36 Лезгинский язык 37 Мансийский язык 38 Молдавский язык 39 Нанайский язык 40 Ненецкий язык 41 Нивхский язык 42 Ногайский язык 43 Осетинский язык 44 Персидский язык 45 Саамский язык 46 Селькупский язык 47 Табасаранский язык 48 Таджикский язык 49 Талышский язык 50 Татарский язык 51 Татский язык 52 Туркменский язык 53 Удэгейский язык 54 Удинский язык 55 Уйгурский язык 56 Узбекский язык 57 Хакасский язык 58 Хантыйский язык 59 Цахурский язык 60 Чеченский язык 61 Чукотский язык 62 Шорский язык 63 Шугнанский язык 64 Эвенкийский язык 65 Эвенский язык 66 Эскимосский язык Были составлены и утверждены проекты латинизации следующих языков: 1 Алеутский язык 2 Арабский язык 3 Корейский язык 4 Удмуртский язык Но они не были внедрены. Разрабатывались проекты латинизации всех остальных алфавитов народов СССР. Казахстан, 1930-е годы. Свидетельство о рождении, датированное 11 Марта 1931 года. Башкирская АССР Первая полоса республиканской газеты Казахской ССР на казахском языке "Социалистик Казахстан", издаваемой во время кампании латинизации в СССР. 1937 год. Начиная с 1923 года на латиницу было переведено 50 основных языков (из 72 языков СССР, имевших письменность). Характерно, что на латиницу были переведены также якутский язык и язык коми, у которых существовали алфавиты на основе кириллицы, разработанные православными миссионерами. При этом марийский, мордовский и удмуртский языки оставались при кириллице даже в период максимальной латинизации. 25 января 1930 Сталин дал указание Главнауке прекратить разработку вопроса о латинизации русского алфавита. Надпись латиницей на фасаде средней школы в Душанбе - за год до отмены латиницы и перехода на кириллицу. https://vk.com/v_e_d_i?w=wall-107309195_4836
Очень интересно и реально , эти \внешние влиятели \ успели после 1917г. уничтожить Российский алфавит......
Мединский предложил передать все усадьбы без музеев в частное владение Министр культуры России Владимир Мединский заявил, что единственный способ возрождения русских усадеб - продажа или сдача их в аренду частным лицам. "Усадебный мир России является национальным достоянием - как замки Шотландии, Германии. На мой взгляд, все усадьбы, кроме тех, где сейчас находятся государственные музеи, должны быть переданы частным владельцам - это единственный способ их возрождения. Сдаваться в аренду, а в идеале продаваться. Тогда возрождённая усадьба станет частью культурного ландшафта, как отреставрированные храмы", - сказал Мединский в среду на рабочей встрече с членами Ассоциации владельцев исторических усадеб. Он отметил, что раньше усадьбы строились как место проживания владельца, передавались по наследству. "Поэтому в таком же формате они должны возвращаться в оборот, то есть как семейные владения", - сказал глава Минкультуры. По словам Мединского, в настоящее время усадьба может быть "местом проживания людей, в это дело влюбленных, или стать частью разных форм туризма". "Что касается налогов. Владелец должен тратить деньги не на налоги, а на содержание памятника", - добавил Мединский. Чтобы возродить усадьбы, можно создать соответствующий туристический маршрут, Ассоциации владельцев целесообразно участвовать в зарубежных туристических выставках и привлекать турагентства, отметил министр.
Сон Ивана Петровича Андрей Шигин Иван Петрович был большой Любитель курочки с лапшой И жил с женою в Пролетарском переулке. Но вот, господь не уберёг, Прочёл в журнале "Огонёк" Про вальсы Шуберта и хруст французской булки. Там говорилось на беду, Что, мол, в семнадцатом году Страну разрушили большевики-злодеи, А раньше было - боже мой! - Не жизнь, а просто рай земной: Балы, мазурки, фраки и ливреи... В итоге, получилось так, Что этот вопиющий факт Пронзил насквозь его ранимую натуру, И с той поры Петрович мог Часами, глядя в потолок, Переживать за разорённую культуру. В мозгу кружился мыслей рой - Он проклинал советский строй За уравниловку, позор и униженье, И в даль, где славная пора, Мадмуазели, юнкера, Влекло Петровича его воображенье. Он грезил, будто было так: Он облачается во фрак... Ах, нет - в мундир, ведь он лейб-гвардии поручик! Надев на палец бриллиант И поправляя аксельбант, Садится в бричку, приказав: "Вези, голубчик!" И вот, уже к исходу дня, Петрович, шпорами звеня, Учтиво руку подаёт княжне-невесте, Чей папенька устроил бал... Но тут Петрович задремал И очутился во весьма престранном месте. Не то сарай, не то подвал... И кто-то вдруг его позвал, Пихая в бок ногой настойчиво и твёрдо: "Эй, Ванька, чёрт тебя дери, Ступай, в конюшне прибери! Ишь, развалился! Пшёл работать, сучья морда!" Петрович, не умыв лица, Бежит и падает с крыльца, Успев отметить неприятную картину - Вокруг него, туда-сюда, Степенно ходят господа И на Петровича глядят, как на скотину. Одна из дамочек брюзжит: "Ах, до чего же груб мужик. Представьте, если власть они получат!" "Вы правы, милая княжна, Им порка добрая нужна!" - Твердит в ответ лейб-гвардии поручик. Петрович утирает пот, Петрович открывает рот, Чтоб выкрикнуть, что думает об этом, Но застревает крик во рту... Он просыпается в поту, А с губ срывается само: "Вся власть Советам!.." http://www.stihi.ru/2015/12/09/3270
Царский министр о кулачестве Приведённый ниже текст был опубликован в 1892 году. Его автор,Алексей Сергеевич Ермолов — отнюдь не революционер, два года спустя он станет министром земледелия и государственных имуществ. Пагубное влияние развития ростовщичества и кулачества в сельском быту В тесной связи с вопросом о взыскании упадающих на крестьянское население казённых, земских и общественных сборов и, можно сказать, главным образом на почве этих взысканий, развилась страшная язва нашей сельской жизни, в конец её растлевающая и уносящая народное благосостояние, — это так называемые кулачество и ростовщичество. При той безотлагательной нужде в деньгах, которая является у крестьян, — для уплаты повинностей, для обзаведения после пожара, для покупки лошади после её покражи, или скотины после падежа, эти язвы находят самое широкое поле для своего развития. При существующих, установленных с самыми лучшими целями и, быть может, вполне необходимых ограничениях в отношении продажи за казённые и частные взыскания предметов первой потребности крестьянского хозяйства, а также и надельной земли, правильного, доступного крестьянам кредита не существует вовсе. Только сельский ростовщик, обеспечивающий себя громадными процентами, вознаграждающими его за частую потерю самого капитала, приходит ему на помощь в случаях такой крайней нужды, но эта помощь, конечно, дорого обходится тому, кто к ней раз обратился. Однажды задолжав такому ростовщику, крестьянин уже почти никогда не может выбраться из той петли, которою тот его опутывает и которая его большею частью доводит до полного разорения. Нередко крестьянин уже и пашет, и сеет, и хлеб собирает только для кулака. Известно, что помещику при взысканиях с крестьян, по исполнительным листам, за самовольный уход с работы, за невыполнение принятых на себя обязательств и т.п., в огромном большинстве случаев оказывается совершенно невозможным что-либо с них получить, — многие считают даже излишним обращаться в подобных случаях к суду. Но сельский ростовщик и без суда всегда с лихвою вернёт себе своё, не теми, так другими способами, не деньгами, так натурой, зерном, скотиной, землёй, работой и т.п. Впрочем, сельские ростовщики умеют обставлять свои операции таким образом, что и суд, по крайней мере прежний мировой гражданский суд, стоявший на почве формальных доказательств, обыкновенно являлся на помощь сельскому ростовщику в его хищнической деятельности разорения крестьянства. Весьма естественно, что крестьянин, незнакомый с обрядовой стороной судопроизводства, запутываемый разного рода, большею частию непонимаемыми им самим, обязательствами, на суде оказывался бессильным доказать свою, если не формальную, то фактическую правоту, и суд нередко присуждал с него взыскание, в 5-10 раз превышавшее размер действительно должной им суммы. Действуя векселями, неосторожно ему выданными и вооружась исполнительными листами, которых очень часто суд не вправе не выдать, сельский ростовщик в то же время развращает, спаивает слабых членов зажиточных семей, опутывает их фиктивными долговыми обязательствами, выданными на сумму в 10-20 раз большую против действительного долга, и разоряет массы крестьян в самом полном смысле этого слова. Трудно поверить, до каких размеров доходят те проценты, которые взимаются с крестьян за ссуженные им деньги и которые находятся главным образом в зависимости от степени народной нужды. Так, в летнее время, особенно в виду благоприятного урожая, ссуда даётся не более, как из 45-50% годовых, осенью те же кредиторы требуют уже не менее 120%, а иногда и до 240%, причём очень часто обеспечением служит залог крестьянских душевых наделов, которые сами владельцы арендуют потом у своих же заимодавцев. Иногда земля, отобранная заимодавцем за долг по расчёту 3-4 р. за десятину, обратно сдаётся в аренду владельцу её за 10-12 рублей. Однако, и такие проценты в большинстве случаев признаются ещё недостаточными, так как сверх того выговариваются разные работы, услуги, платежи натурою, — помимо денежных и т.п. При займах хлебом — за пуд зимою или весною, осенью возвращается два. Оценить всё это на деньги — весьма трудно, тем более, что счёты должника со своим кредитором обыкновенно так запутаны, — (большею частью умышленно запутываются последним), — что разобраться в них почти невозможно. В последние годы особенно распространяется кредит под залог имущества, причём ростовщик не брезгает ничем, — в дело идут и земледельческие орудия, и носильное платье, и хлеб на корню, и даже рабочая лошадь и скот. Когда же наступает время расплаты и крестьянину платить долга нечем, то всё это обращается в продажу, а чаще уступается тому же кредитору, причём он же назначает и цену, по которой заложенная вещь им принимается в уплату долга, так что часто, отдав залог, крестьянин остаётся по прежнему в долгу, иногда в сумме не меньшей, против первоначальной цифры долга. Местами, обязательные работы крестьян-должников на кулака-кредитора принимают характер совершенной барщины, ещё гораздо более тяжёлой, нежели прежняя господская, потому что в прежнее время помещики были заинтересованы в сохранении благосостояния своих крестьян, теперешнему же кулаку-кредитору до них никакого дела нет. Обыкновенно, эти сельские ростовщики начинают свою деятельность с занятия виноторговлею, которая представляет столько удобных способов для разживы на счёт крестьян. Тут, конечно, тоже со стороны закона есть весьма целесообразные, по мысли, ограничения, — запрещено продавать вино в долг, под залог хлеба или вещей, под будущие работы, — запрещено расплачиваться вином за исполненные работы и т.п. Но едва ли нужно говорить о том, что все эти благодетельные ограничения остаются мёртвою буквою, так как уследить за исполнением их очень трудно, да и некому. Более того, судом же очень часто взыскиваются деньги, которые крестьяне остаются должными кабатчику, — в действительности за вино, — а на бумаге, за разные, будто бы, купленные у него же товары или продукты. Известно, что большею частью кабатчик является в то же время и лавочником, и съёмщиком земли, и ссыпщиком хлеба, и прасолом, т.е. скупщиком скота и разного другого крестьянского товара, — так как одна торговля вином, в особенности правильная, без всех этих так сказать подспорных её отраслей, далеко недостаточна для удовлетворения его стремлений к наживе. Известно также, что многие крупные теперь состояния обязаны своим происхождением именно такой кабацкой торговле, а некоторые именитые впоследствии купцы начинали с того, что были сидельцами или так называемыми подносчиками в кабаке или трактире. В уездных городах и в крупных селениях едва ли не все лучшие дома принадлежат теперь виноторговцам, или лицам, которые положили начало своему состоянию виноторговлею в связи с кулачеством. Для человека, не останавливающегося ни перед какими средствами, не много денег нужно, чтобы начать свою деятельность, но, конечно, нужны известного рода смётка, ловкость, изворотливость, особенно на первых порах, пока положение ещё шатко и кулак не оперился, не забрал силы, не заручился нужными связями. Эти связи всего легче заводятся и эти силы всего более укрепляются тогда, когда такой кулак находит возможным забрать в свои руки власть. От этого многие из них, особенно из числа начинающих, всячески стремятся пробраться на такое место, которое бы давало им силу и влияние, — например, добиться выбора в волостные старшины, что иногда, — особенно в прежнее время, до введения земских начальников, — им и удавалось. А раз попадала в руки власть, крылья развязывались и можно было зайти далеко, поприще впереди раскрывалось широкое. Едва ли нужно останавливаться на том, какое растлевающее влияние на сельскую жизнь вносило появление подобного деятеля в должности начальника и какие результаты могли при этом получиться. За невозможностью попасть в старшины, можно помириться и на другой должности, даже и не сопряжённой с фактической властью, как например, должность церковного старосты, или так называемого ктитора, лишь бы выбраться из общего уровня и стать на более видное место, откуда легче бывает обделывать всякие дела. И надо отдать справедливость некоторым из таких дельцов, — из них выходили иногда старосты очень хорошие, заботливые, которые радели о церкви и способствовали по мере сил её благолепию, не останавливаясь даже перед довольно крупными пожертвованиями из собственных средств. Быть может, тут отчасти влияло желание хотя немного замолить перед Господом те грехи, которые невольно чувствовались на душе, причём, однако, эти пожертвования и эти замаливания иногда отнюдь не останавливали дальнейшей мирской деятельности такого радетеля в прежнем направлении, но это объяснялось ими обыкновенно тем, что силён враг рода человеческого ... Те же сельские кулаки состоят, как сказано, большею частью и местными торговцами, они же скупают или берут у крестьян за долг их хлеба, табак, шерсть, лён, пеньку и другие продукты. Характер их деятельности в этом отношении также достаточно известен. Не говоря уже про те низкие цены, по которым они принимают от крестьян их произведения, тут пускаются в ход все обычные у таких скупщиков приёмы — обмеривание, обвешивание, заманивание во дворы, с неправильными потом расчётами, покупка на дороге, у въезда в город, у придорожного трактира, с соответственным угощением и т.п. Нередко, крестьянам, приезжающим на базар со своими продуктами, даётся цена, значительно низшая, против существующей — при обычных в подобных случаях стачках между покупщиками; — затем при приёме, — кроме нередкого установления совершенно произвольной единицы меры, вроде четверти в девять мер, берковца в 14 пудов или пуда в пятьдесят фунтов, — самое измерение производится неверными мерами, фальшивыми гирями и т.п. Известно, что нередко даже клеймённые меры весы бывают неверны. В городах, где производится проверка мер, можно заказать себе и представить в городскую управу для наложения клейма специальные меры для покупки и специальные для продажи. А раз на мере или гире имеется установленное клеймо, доказать её неверность почти невозможно и, конечно, ни один крестьянин об этом и не подумает, только недоумевая, отчего при ссыпке хлеба вышла такая большая разница, против его собственного измерения, дома, и нередко, в простоте души, приписывает эту разницу своей же собственной ошибке. Эти приёмы обманывания крестьян при покупке у них хлеба в значительной степени поддерживаются существующим ещё во многих местах России обычаем покупки хлеба не на вес, а на меру. Вероятно, этот обычай и сохраняется ссыпщиками хлеба, особенно при покупках у крестьян, потому что при покупке на меру гораздо легче обмерить продавца так, что он этого и не заметит. Известно, что тут большое значение имеют различные приёмы насыпки, — в одну и ту же меру можно поместить и более, и менее хлеба, смотря по тому, как насыпать, к тому же насыпают иногда не под гребло, а с верхом, горою, сколько может удержаться, да и при сгребании можно греблом вдавить в меру известное количество хлеба. Мера, большею частью, для удобства ссыпки, подвешивается на верёвке и тут, известного рода приёмами постукивания, можно заставить хлеб улечься плотнее. У многих хлеботорговцев есть для ссыпки хлеба у крестьян особые приказчики — настоящие виртуозы по этой части. Замечательно, что приёмы деятельности деревенских скупщиков хлеба бывают чрезвычайно разнообразны и очень часто варьируют, так, чтобы ещё больше запутать и заманить крестьянина. Так, бывают случаи, когда скупщики покупают крестьянский хлеб дорожесуществующих цен, — дороже, чем они же покупают его у помещиков, — дороже, чем потом сами его продают. Расчёт при этом оказывается различный — иногда это делается для того, чтобы привлечь массу продавцов и потом, когда съедется множество крестьян с хлебом, разом уронить цену вдвое; иногда цель заключается в том, чтобы ещё шире пустить в ход приём обмеривания, рассчитывая на то, что крестьянин, обрадованный высокою ценою, будет менее внимательно следить за приёмкой. Одним словом, различных способов очень много, но все они, конечно, к явной невыгоде крестьянина и к вящей прибыли ссыпщика, который, накупив крестьянского хлеба, потом уже обходит помещичьи партии, прямо заявляя иногда, что хотя у помещиков хлеб качеством и лучше, но ему не сподручно его покупать. Такие же приёмы обмеривания и обмана крестьян в широких размерах практикуются на мельницах, при размоле крестьянского хлеба. Помимо назначения за размол совершенно произвольного вознаграждения, которое получается обыкновенно натурою — зерном или мукою, хлеб, поступающий в размол, очень часто вовсе не меряется, а прямо с воза пускается под жёрнов, а потом крестьянину сдаётся мукою столько, сколько заблагорассудит хозяин мельницы, да и из этого ещё количества удерживается плата за помол. Для устранения таких искусственных и почти неуловимых способов обманывания крестьян, было бы весьма желательно ввести повсеместно обязательную продажу и покупку хлеба, а также приём его на мельницы, не иначе, как на вес, и, вместе с тем, воспретить всякие другие произвольные единицы веса, кроме установленных законом. Это было бы полезно и в том отношении, чтобы устранить существующие в настоящее время различные на этот счёт в разных местах обычаи, которые только затемняют дело в глазах не только крестьян, но даже и помещиков, для которых, благодаря этому, терминология разных рынков является непонятною. Известно, что даже в Петербурге на бирже хлеб до сих пор продаётся и котируется то на меру, то на вес, что представляется крайне неудобным. Вместе с тем, настоятельно необходимо упорядочить дело поверки мер и весов, взяв это дело из рук Городских Управ, которые с этою чисто техническою задачею, требующею внимания и аккуратности, решительно справиться не могут. В управах, как известно, поверкою и клеймением мер и весов занимается обыкновенно какой-нибудь сторож, нередко безграмотный, который заклеймит всё что угодно. Известно, что со времени освобождения крестьян и по мере ослабления, оскудения старо-дворянского элемента, масса помещичьих имений и земель перешла в руки купцов, мещан и вообще всяких разночинцев. Отнюдь не ставя вопроса на сословную почву и не отвергая того, что между этими новыми землевладельцами есть лица, серьёзно принявшиеся за хозяйство, обладающие солидными капиталами и потому могущие поставить дело на самую правильную почву, — нельзя, однако, скрывать от себя и того, что такие лица составляют, к сожалению сравнительно редкое исключение. В большинстве случаев покупщиками или арендаторами помещичьих, или съёмщиками государственных земель являются те же, уже более или менее разжившиеся, кулаки, — имеющие в виду при этом ничто иное, как те же цели спекуляции или дальнейшей наживы на счёт, сперва естественных богатств купленного или арендованного имения, а потом на счёт окрестного сельского населения, которое при этом ещё скорее и ещё вернее поступает к ним в кабалу. Начинает такой землевладелец или арендатор, — если только он не связан слишком строгим контрактом и за ним не следят упорно, — с разорения усадьбы, которая продаётся на снос, — вырубки сада и свода лесов, причём этим способом нередко покрывается вся заплаченная за имение сумма и земля достаётся новому владельцу — даром. Одновременно с этим распродаются скот и хозяйственные орудия, потому что новый владелец обыкновенно или вовсе хозяйства вести не намерен, или имеет в виду производить запашку и уборку наймом, по более дешёвой цене, рассчитывая на подневольный для него труд своих же прежних должников крестьян. Если есть в имении целинная степь или вековая залежь, она распахивается; то же делается и с землёю из-под вырубленного леса или сада; если есть пруды — они спускаются, чтобы на месте их посеять коноплю или просо. Но это только, так сказать, приступ к делу, начало работы, — это снимание пенок с приобретённого имения, которое иногда бывает настолько выгодно, особенно, если дело касается арендованного имения, что потом его можно бросить, или возвратить хозяину, якобы по невыгодности аренды, хотя бы даже с уплатою договорённой по контракту неустойки, если владелец был настолько осторожен, что ввёл её в условие при заключении договора. Но если земля остаётся за новым владельцем, если арендная цена сама по себе не высока, то большею частью начинается подесятинная раздача земли крестьянам, причём цены бывают, конечно, тем выше, чем более крестьяне нуждаются в земле. Так, самыми выгодными считаются в этом отношении те имения, которые находятся в такой местности, где большая часть крестьян сидит на даровом наделе и где им некуда бывает иногда выгнать корову или выпустить курицу, без того, чтобы она не попала на чужую землю. При таких условиях всё умение «хозяйничать», заключается в умении эксплуатировать нужду и бедность окрестного населения. Не даром между такими хозяевами-кулаками сложилась циническая поговорка, хорошо характеризующая их взгляд на дело и их образ действия. Восхваляя друг перед другом поле своей деятельности и рисуя выгоды приобретённых ими владений — «сторона у нас богатая», говорят они, «потому — кругом народ нищий»... Наряду с подесятинной сдачей земли крестьянам, — конечно, с уплатою денег «до снопа», т.е. до своза хлеба с полей, и если без задатков, то иногда с залогом от крестьян-съёмщиков, — хотя бы в виде зимних полушубков, которые до осени складываются в амбаре у сдатчика, — начинается иногда буквальная борьба с соседями из-за потрав, из-за крестьянского скота, борьба, которая иногда принимает характер настоящей травли. Наём под работы, если не вся земля разбирается крестьянами, производится, конечно, с зимы, причём выдача задатков, — а иногда, надобно сказать правду, — и всех денег вперёд, обыкновенно пригоняется к тому времени, когда с крестьян сбирают подати и когда, следовательно, можно нанять дешевле. Когда же крестьяне выезжают летом на работы, которые большею частью оплачиваются издельно, от десятины, — придумываются особые, произвольной меры десятины, которые иногда умышленно нарезываются такими причудливыми формами, такими «вавилонами», что крестьяне решительно не могут смекнуть, сколько именно земли им отведено под работу. При найме крестьян на работу с платою от десятины, десятина обыкновенно считается сороковая, хозяйственная; при сдаче тем же крестьянам той же земли в наём — принимается десятина казённой меры, тридцатная. Во многих местах — это уже такой обычай, который всем известен и в котором, по крайней мере, обмана нет, потому что дело ведётся начистоту. Но вот что нехорошо, и чем однако многие не брезгают: для отмеривания земли употребляются обыкновенно или мерные цепи, или чаще сажени. Одна цепь, или сажень, хозяйственная, заказывается подлиннее, — чтобы захватывала побольше земли, — это, когда земля отмеривается крестьянам под работу. Другая цепь, или сажень, — покороче, — употребляется тогда, когда земля отводится крестьянам, снявшим её в наём под распашку и посев. В обоих случаях выгоды «хозяина», таким образом, соблюдены вполне, а крестьянину, конечно, невдомёк, да если он и догадается, что что-то не ладно, то большею частью спорить не станет, потому что «за всякою малостью не угоняешься, известно, дело хозяйское». Но бывает и хуже. Бывает и так например, что в горячее рабочее время, особенно когда пошлёт Бог урожаю, а народу мало и цены на уборку растут, какой-нибудь один такой хозяин объявляет вдруг при найме на базаре, где бывает много всякого пришлого люда, цену такую несообразно-высокую и заманчивую для крестьян, что народ к нему валом повалит. Вслед за этим и все другие вынуждены повысить цену на работу, чтобы не остаться совсем без рабочих, не смотря на то, что цена иногда совершенно невозможна по своей высоте. Когда же приходит время к рассчёту, первый, поднявший цену, хозяин, у которого, конечно, раньше всех хлеб убран и свезён, просит повременить, пообождать с рассчётом, так как у него сейчас денег нет. Рабочие сначала пошумят немного, а потом поневоле соглашаются. Проходит неделя, другая, — приезжают за деньгами, но денег всё нет, просят подождать, пока продастся хлеб. Наконец, и хлеб продан, а рассчёта всё нет, — и так идёт время до тех пор, пока рабочим предложат — грех пополам, взять половину денег, а остальное скостить, — и рад бы хозяин отдать всё, да денег нет, времена стоят тяжёлые, хлеб дёшев, в торговле заминка. Рабочие и тут опять пошумят, и о Боге напомнят, но в конце концов и на это соглашаются, разве иногда выторгуют у хозяина ещё какую нибудь прибавку, да с тем и уезжают, до следующего года, когда опять попадают на ту же удочку. Соседи же такого хозяина-кулака, ведущие дело по Божьему, наняли рабочих по цене, поднятой вследствие описанной проделки до невозможного размера, и расплатившись с ними как было условлено, сводят хозяйственный год с дефицитом, потому что низкие продажные цены на хлеб действительно не оплачивают повышенных цен на работу. Таковы приемы и таковы результаты хозяйственной деятельности кулаков-землевладельцев или арендаторов, заменивших прежних помещиков, которых нередко обвиняют в том, что они оскудели, потому что не сумели примениться к «новым условиям землевладения». С другой стороны там, где дворянский элемент сохранился сильнее, где меньше имений, перешедших в руки купцов и кулаков, там крестьянину живется легче, там меньше простору хищничеству ростовщиков, там правильные, человечные и нормальные отношения между землевладельцами и крестьянами, между нанимателями и рабочими, там до сих пор твердо сохраняется убеждение, что богатство и сила страны — в богатстве и силе народа, а никак не наоборот. По мере же разорения и исчезновения коренного дворянского элемента, слабеет, истощается крестьянское население, не находящее себе ни поддержки, ни защиты в сменяющих его разношерстных элементах. Это факт, подтверждаемый многими исследователями нашего сельского быта, даже из числа тех, которые может быть и желали бы видеть дело в ином свете. Такова еще одна темная сторона нашей современной сельской жизни, в которой, наряду с возрастающей бедностью крестьян, получают все больший простор алчные стремления описанных выше хищников, большая часть которых, — надобно сказать правду — вышла из среды тех же крестьян, но которые, как говорят их прежние односельцы, «забыли Бога». Выше приведенных фактов достаточно, чтобы показать, на сколько было бы важно урегулировать эту сторону дела, положить конец зловредной деятельности сельских ростовщиков, кулаков и скупщиков, хотя эта задача крайне трудная, особенно при невежественности сельского населения и той полной экономической необеспеченности, которою с таким успехом пользуются ныне эти самые опасные его элементы, как пиявки высасываюшие последние соки народного благосостояния и находящие себе тем более раздолья и поживы, чем беднее и обездоленнее крестьяне. Ермолов А.С. Неурожай и народное бедствие. СПб., 1892. С.179–190
The Russians Are Coming https://sites.wrk.ru/sites/i/m/img-fotki.yandex.ru/get/6005/cheburtiger.1/0_4535d_7bea91ed_orig.jpg Хорошая карта. Из серии "можем повторить". По ссылке - в большом размере. Составлена итальянским географом первой половины XIX в. Бальби. Мы часто не понимаем, почему в Европе нас боятся, разводят какую-то русофобию и верят во всякие небылицы про русских. А вы взгляните на эту карту глазами европейца. Попробуйте представить себе его чувства и эмоции. Согласитесь, тяжело держать панталоны сухими, когда смотришь на такое и думаешь о будущем. "У России нет друзей, нашей огромности боятся" (Александр III)
Хруст французской булки... Никогда не задумывались, почему советские рецепты стали так популярны? Я частенько слышу (и вижу) возмущенные комментарии, мол, надо русскую кухню возрождать, надо русскую кухню любить. Кто спорит, в кулинарных сборниках есть масса отличнейших русских рецептов. Вот только готовили по ним дай Бог десяти процентам населения Российской империи. А все остальные, пардон за грубость, пожрать-то смогли первый раз нормально, только когда революция с гражданской войной отгремели… Одна из самых распространенных сейчас легенд — мол, до революции в России была благодать. Малиновый колокольный звон разносился над страной, где текли кисельные реки с молочными берегами. Свежайшие продукты отличного качества как по мановению волшебной палочки возникали на любом столе — от самого что ни на есть распоследнего нищего, до батюшки-государя. Что уж говорить о добрых, светлых лицами крестьянах, горькую не употреблявших, умильно жующих щи наваристые с мясом, не менее мясосодержащую кашу, всяких там поросят и курей несчитано, а запивавших все это жбанами молока и заедавших пышными калачами Вот! Молоко! В ностальгических описаниях покосов именно молоко пили крынками, оно текло по усам и бородам на грудь, а кринки, откуда ни возьмись, появлялись все новые и новые. Забавно. Вот одно из описаний, оставленных Толстым (который Лев Николаич) Во всех этих деревнях хотя и нет подмеси к хлебу, как это было в 1891-м году, но хлеба, хотя и чистого, дают не вволю. Приварка — пшена, капусты, картофеля, даже у большинства, нет никакого. Пища состоит из травяных щей, забеленных, если есть корова, и незабеленных, если ее нет, — и только хлеба. Во всех этих деревнях у большинства продано и заложено всё, что можно продать и заложить. Из Гущина я поехал в деревню Гневышево, из которой дня два тому назад приходили крестьяне, прося о помощи. Деревня эта состоит, так же как и Губаревка, из 10 дворов. На десять дворов здесь четыре лошади и четыре коровы; овец почти нет; все дома так стары и плохи, что едва стоят. Все бедны, и все умоляют помочь им. «Хоть бы мало-мальски ребята отдыхали», — говорят бабы. «А то просят папки (хлеба), а дать нечего, так и заснет не ужинаючи»… Так, может, Толстой врал или в городах лучше было? Ведь всем известно, как много мог ли себе позволить городские жители! Граф Мусин-Пушкин, живший за счёт своих 40 тысяч крепостных крестьян, удивлял Москву обедами, стоившими огромные деньги. На одни конфеты у него тратилось ежегодно 30 000 руб. Расточительность его доходила до того, что он откармливал индеек труфелями, а телят отпаивал сливками и держал в люльках как младенцев. Домашняя птица, назначенная на убой, вместо овса получала кедровые и грецкие орехи, а вместо воды — сливки и вино. Городских жителей было много. Чиновные всякие, дворяне, опять же, купцы, и… рабочие. По официальным данным (которые несколько меньше неофициальных, ибо «черный рынок» труда существовал и тогда), в 1886 г. рабочих в России было 837 тысяч, в 1893 г. — около 1 млн. 200 тысяч и в 1902 г. — 1 млн. 700 тысяч человек. Иные рабочие и детей в гимназиях учили, а Путилов на своем заводе за руку с мастерами здоровался. Но вот только прослойка «рабочей аристократии» была тонка, как свежий осенний ледок на луже — корочка. Кто-то мог есть и де воляй с жульенами, а большинство питалось… плохо. Из рук вон плохо. Помните как у Гиляровского? В тумане двигаются толпы оборванцев, мелькают около туманных, как в бане, огоньков. Это торговки съестными припасами сидят рядами на огромных чугунах или корчагах с «тушенкой», жареной протухлой колбасой, кипящей в железных ящиках над жаровнями, с бульонкой, которую больше называют «собачья радость»… Хитровские «гурманы» любят лакомиться объедками. «А ведь это был рябчик!» — смакует какой-то «бывший». А кто попроще — ест тушеную картошку с прогорклым салом, щековину, горло, легкое и завернутую рулетом коровью требуху с непромытой зеленью содержимого желудка — рубец, который здесь зовется «рябчик». А что еще оставалось делать, если рабочий день — 11 часов и выше, рабочий сам опутан обязательствами с ног до головы, а работодатель никаких обязательств перед ним не имеет, и деньги выплачивать будет как захочет, и без денег выгнать может, управы — никакой? (как-то уже сегодняшнее время ассоциируется с этими словами) Если не верите, почитайте Пажитнова, «Положение рабочего класса в России», 1908 года выпуска. Это анализ многочисленных отчетов фабричных инспекторов и прочих исследователей и проверяющих. Думаю, после такого чтения у вас пропадет охота тосковать о хрусте французских булок, который, якобы, стоял над Россией, и поймете — почему советские рецепты, кажущиеся простыми и совсем не изысканными, стали так популярны среди жителей страны, которые получили, наконец, возможность ПРОСТО ЕСТЬ… https://zen.yandex.ru/media/yazhepo...elovek-do-revoliucii-5da59bc235c8d800b0abffaa
Довольно любопытная, на мой взгляд, информация из книги С.Я. Арефина " Что стоил России Дом Романовых", вышедшей весной 1917 года после Февральской революции: Сергей Яковлевич Арефин не был большевиком ни одного дня в своей жизни. Он был ярко выраженным представителем либеральной общественности Дона, бытописателем жизни донского казачества, автором трудов по его истории, таких, как " Донское казачество прежде и теперь ", " Казачьи нужды", и ряда других. Занимался сбором казачьего фольклора в станицах ОВД. Да и вообще, был членом кадетской партии " Конституционные демократы", ставшей основой Белого движения вместе с эсерами. Даже лозунг " Единая и неделимая" был заимствован у кадетов, сформулировавших его еще после событий 1905 года... Дон никогда не был однородным. Либеральные тенденции там были весьма заметны : " Напрасно казак считает себя каким-то высшим существом, отличающимся от основной массы русского народа..." ( " Новочеркасский курьер " от 09.01.1907 г.). Кадеты вообще высказывались за отмену всех сословий и привелегий, и уравнивании всех граждан России в правах. Вот так. Так что отмена сословий большевиками 11.11.1917 года--не их ноу-хау. Как, впрочем, и переход на новое летоисчисление в 1918 году, речь о котором велась в Российской Империи еще с середины XIX века (!), и реформа правописания, готовившаяся еще в кабинетах императорских министерств. Просто пока бюрократы в РИ, а потом и при Временном правительстве поправляли манишки и протирали пенсне, большевики одним махом решили за них все вопросы... Ну а что касается самогО С.Я.Арефина, то следы его после ВОСР теряются. По крайней мере в Советской России он не засветился нигде.
Имеющий глаза, да прочитает... Война-войной, но Европа за 30 лет до ПМВ шагнула далеко вперед в деле уменьшения детской смертности, а РИ, как указывает докладчик, осталась в XIX веке... Автор сборника--профессор Борис Павлович БРУХАНСКИЙ ( 1871--1943), прекрасно знал, о чем писАл. Выпускник медицинского факультета Московского Императорского университета, он всю свою жизнь посвятил педиатрии, возглавлял Саратовский Губернский Земский сиротский приют, и знал проблему изнутри. Николаевская Империя была впереди планеты всей по детской смертности! Пля, нет словЪ... Наверняка без марксизма тут не обошлось... Но вот ни разу не РСДРП-шное издательство Брокгауза и Эфрона, в вышедшем в СПб в 1900 г. словаре " Россия. Ее настоящее и пршедшее", видело причину в другомЪ :
