Съемки фильма "Война и мир"

Надеюсь, анонс будет? Хотелось бы посмотреть.

 

Цитата(Cveтл@н@ @ 04 Марта 2011, 18:55)
С удовольствием посмотрела на ютубе все 3 части. Если захотите поделиться еще какими-нибудь воспоминаниями о съемках фильма, будет здорово  thumbup

Рассказал о Вашем сайте еще одному моему товарищу по армии. Вот. что он прислал мне в ответ:
Спасибо, дорогой. Посмотрел и почитал. Вырастает в эпос. А песню "Дорогобуж" безымянные москвичи сочинили действительно, из нашей палатки. Помню, там еще был куплет насчет помойки, пропущен: "И не успели толком стать под душ, кончай помойку, старшина орет - и т.д." Первую строку не помню.

А в самом деле становится ясно, как песня превращается в народную. Я хорошо помню, как мне ее пел какой-то солдат на каких-то сборах, в Москве, кажется, в 1-м полку связи в Матросской тишине.

Ты можешь удивить смоленчан своими познаниями в этом вопросе. Почему-то нам тогда удивительно повезло, мы прошли все ступени кроме кавалерии. И построения на дальнем плане, где, как ты помнишь, меняли чистые рубахи с крестов на свои жутко грязные, и ополченцы в привилегированной близости от камеры ( я помню, как мне зашивала своими собственными руками мои порванные коричневые штаны Скобцева), и пушки, и дымы, и даже (но это уже без тебя, когда мы попали в саперы, жили возле КПП) - разбирали мост - нешуточный - через Днепр.

А я еще имел к тому особое отношение, т.к. в институте писал курсовую по ополчению 1812 г. и сделал очень хорошую работу. Я сидел в архивах, рылся в старых книгах, работа была на уровне диссертации, сказал во всеуслышание мой научный руководитель. Я тогда заметил у режиссера ошибку, что они набрали в городе стариков и загримировали их под ополченцев, они были на переднем плане. Но я знал мобилизационные порядки. Набор ополчений шел по губерниям, они и назывались Московское, Ярославское и т.п., поставляли рекрутов помещики, они делали попытки сбагрить стариков, но номер не проходил, воинские начальники отбирали молодых и здоровых для тяжелой работы. По большей части в связи с уроном их потом загребали по мере надобности в регулярные войска. так что наши красные морды больше соответствовали правде жизни.

 

Александр Рубинин

СКАЖИ-КА, ДЯДЯ, ВЕДЬ НЕ ДАРОМ…
(Мои мемуары о съемках киноэпопеи «Война и мир")

Лев Толстой написал огромный роман «Война и мир». В четырех томах. Сергей Бондарчук экранизировал его в течение почти семи лет. В четырех сериях и пяти частях. Я рискну предложить вашему вниманию тоже довольно длинный текст. Предупреждаю, это не рецензия! Критиковать эпопею Бондарчука, завоевавшую кучу премий и Оскара, не собираюсь, ибо горячо люблю и сам роман Льва Николаевича графа Толстого, и высоко оцениваю его воплощение Сергеем Федоровичем Бондарчуком на экране. Более того, лично принимал скромное участие в его создании. Не по своей воле, а по приказу Министра Обороны, Родиона Малиновского, был досрочно призван летом 1963 года в Советскую Армию и оказался одним из 15 000 стриженных наголо новобранцев, свезенных в летние военные лагеря МВО под городком Дорогобужем, в Смоленской области.



Только тогда нам раскрыли военную тайну - будем разыгрывать здесь Бородинское сражение. Распределили по полкам, батальонам, взводам и отделениям. Расселили по брезентовым палаткам, за неделю наспех прошли курс молодого бойца и стройподготовку, отстреляли по пять патронов из АК - 47, приняли Присягу и получили личное оружие. Моя трехлинейная винтовка системы Мосина образца 1891/30 гг. с четырехгранным игольчатым штыком имела год выпуска 1937-й.

В первые же дни, в лагерном клубе (огромная поляна под открытым звездным небом с рядами дощатых лавок) нам показали американский фильм Кинга Видора с очаровательной Одри Хепберн, предварив показ выступлением одного из помощников Бондарчука: «Мы с вами должны, так сказать, догнать и перегнать Америку!» Мы ответили троекратным ура! Надо сказать, что это, на мой взгляд, единственный в истории случай, когда в СССР претворили в жизнь этот лозунг хрущевской поры. Наша военная составляющая экранизации по размаху не имела себе равных в истории мирового кино. Тогда же, по инициативе Бондарчука, в армии была возрождена кавалерия. Этот кавалерийский полк был приписан к Мосфильму. Туда набирали ребят с Дона, Кавказа и Средней Азии. Специальное подразделение составляли саперы и пиротехники.



Забавно, что в первый день съемок исторического кино, где мы принимали участие, не понадобились исторические костюмы. Никакие костюмы вообще! Снимался эпизод купанья солдат в пруду. Помню, жаркий был денек, и мы с удовольствием плескались и брызгались. С берега брезгливо морщился, глядя на нас, как на пушечное мясо, Вячеслав Тихонов (Андрей Болконский). А в дальнейшем, каждый день мы будем проводить на широком холмистом поле, где построена деревня Семеновское с белой церковью. Должен сказать, что снимаемое поле под Смоленском, на настоящее Бородинское поле очень похоже, но в Бородино теперь полно обелисков и даже позже был выстроен монастырь.

Каждое утро мы совершали двухкилометровый переход из лагеря, который находился в березовом лесу, пересекали долину, где петляла узкая, извилистая, мелкая речушка. Между прочим, речка называется Днепр. Это его верховья. В начале третьей серии эта речка сыграет роль реки Неман, через которую начнет вторжение в пределы Российской империи император французов. Сам Наполеон (Владислав Стржельчик) был от нас далеко, но силуэт его угадывался. Потом я удивился, увидев, во что превратился наш Днепр на экране. Широкая река с наведенными понтонными мостами. Уже тогда, без всяких компьютеров, могли создавать эффектные панорамы при помощи комбинированной съемки.



Нашей роте здорово повезло - на первую неделю съемок мы получили очень удобную форму. Московское ополчение. Не солдаты, а обычные мужики, которых использовали на строительстве полевых укреплений и в качестве санитаров. Оружие - мотыги и лопаты. Одежда - теплый байковый зипун, мягкая высокая шапка, белая посконная рубаха, коричневые порты. Сапоги свои - казенные. Подъем был ранний - в пять утра. Завтрак - в полшестого и, под барабанный бой, мы походной колонной выходим на утопающий в тумане луг. Солнце только встает. Утренняя свежесть. А мы в зипунах, как в пальто! Зато позднее, когда становится жарко, мы в своих распущенных до пупа рубахах тоже чувствуем себя комфортнее других.





Теперь мы мелькаем уже на среднем плане - ополченцы активно ковыряются на строительстве курганной батареи, которую потом назовут батареей Раевского, и среди нас пробирается Пьер Безухов. Мы видим двух плотных господ в одинаковых костюмах и шляпах. Один - Сергей Федорович в круглых очках и гриме, другой - его двойник. Режиссеру необходимо видеть себя в кадре со стороны. Мы перекидываем песок лопатами, таскаем туда сюда носилки и катаем тачки. Киношники недовольны, что все мы стриженые. Приходится тем, кто поближе, надевать парики, клеить усы и бороды. Камера близко от нас, едет на тележке по рельсам, за ней молодой оператор Петрицкий. Каждый эпизод повторяется по три-четыре раза. Два дня снимают это первое появление Пьера Безухова на Бородинском поле, которое все больше заполняется войсками.

Позже я узнаю, каких усилий стоило съёмочной группе решение Министерства культуры СССР - снимать исключительно на отечественной кинопленке Шосткинской фабрики. Тем более, широкий формат - 70 мм. Из-за этого и снималось множество лишних дублей, из них максимум два получались качественно, а часто результат виден был только после проявки. Такой экстенсивный метод работы стоил многих лишних тонн сожженного пороха и взрывчатки, километров пленки, ушедшей в брак, и двух инфарктов режиссера, которому в 1963 было 43 года. Однако Анатолий Петрицкий даже на советской пленке сумел добиться очень качественного изображения.





Еще два дня снимали полевой молебен перед иконой Смоленской Богородицы. Тут нас, комсомольцев, учили правильно осенять себя крестом. Поскольку перед иконой все снимали кивера и шапки, а париков на всех не напасешься, кое-где сверкают наши стриженные головы. Там же впервые появился наш главнокомандующий - Михаил Кутузов (Борис Захава). За это время достроили Багратионовы флеши и батарею Раевского. Первый день съемок собственно боевых эпизодов застал нас, ополченцев, как раз во рву перед этой батареей.



На холме была построена высокая трехэтажная башня из бревен, наверху размещалось киношное и военное командование. Прибывшее утром из лагеря воинство, русских и французов, размещали колоннами и шеренгами по всему полю. Команды с башни транслировались через армейские звукоусилители - такие грузовые фургоны с мощными динамиками. «Подразделение капитана Агафонова, десять шагов вперед!!! Старая гвардия, на тридцать метров левее, шагом - марш!!! Драгуны и кирасиры, Скройтесь за рощей!!!»



А перед началом съемки звучало: «Зажечь дымы!!! Заложить фоговые заряды!!!» По всему горизонту поднимаются облака белого и черного дыма, смешиваются в серую пелену. А фоговые заряды похожи на небольшие атомные взрывы - огненный красно-черный шар. Выплеснутый в воздух, горящий керосин. И начиналась канонада. Гром, треск, выстрелы, топот лошадей, пыль, клубы дыма, запах пороха, керосина и нафталина. Да-да! Нафталин использовался, как горючее для дымовых завес. Кавалерия проносилась по своему маршруту, пехота проходила с оружием наперевес свои тридцать-сорок шагов. Все поле тонет в дыму и пыли. Грохот смолкает. «Стоп, отбой, снято! Кругом! На исходные позиции, шагом марш!!!»

За август месяц, примерно так, были отсняты все сцены, где присутствует максимальное количество людей и лошадей. Каждый эпизод, который на экране длится максимум минуту, повторялся четыре-пять раз, с интервалом в полтора часа, за время которых саперы заново заряжали всякую взрывающуюся и дымящую пиротехнику. Мы либо досыпали свое прямо на земле, либо шатались по соседним подразделениям. Из динамиков в перерыве между дублями иногда звучала хорошая музыка, частенько джаз. В автолавках можно было купить сигареты или пряники…

Лето 1963 года выдалось уникально сухим и жарким, что было на руку кинематографистам, да и нам, солдатикам, было тепло в палатках. Но оказалось катастрофическим для сельского хозяйства. Ни одного дождя с июня месяца, урожай сгорел или осыпался. Впервые после войны ввели лимиты на выдачу хлеба в одни руки. Впервые стали покупать зерно у США и Канады. Началось это еще при Хрущеве и продолжалось все долгое правление Леонида Ильича. Ну, а мы воевали без выходных каждый день, иногда меняя форму одежды и позиции.



Естественно, исторических костюмов на всю многотысячную армию не хватало. Только кавалеристы были обеспечены форменными комплектами и выезжали по утрам из лагеря то гусарами, то уланами, то казаками. Сегодня синими кирасирами французскими, завтра - белыми кавалергардами, русскими. А пехота шла порой на всякие военные хитрости. Обычная форма, полевое х/б, дополнялась зимним солдатским бельем, извините, белыми кальсонами. Если сегодня мы играем французов, то надеваем их поверх солдатских галифе и заправляем в сапоги. Если мы - русские солдаты, то кальсоны завязываем тесемочками под каблуком. Две ленты пластика - это перевязи. Выдавали нам еще и маленькие зеркальца, которые отбрасывали зайчики. То ли блеск амуниции, то ли выстрелы. Через дым и пыль на дальнем плане наши шеренги выглядели весьма достоверно.

Пока было максимально много народа, снимали панорамы с той самой башни и с вертолетов. Кое-какие кадры снимались для первой серии: бой у Шенграбена и сражение при Аустерлице. С вертолета снимали и конные атаки на наши пехотные карэ. Первый ряд стрелял залпом с колена, второй - стоя. Сзади перезаряжали ружья. Кто-то из нашего строя должен был пасть как бы убитым, и я лежал на спине и видел оператора, привязанного на растяжках в раскрытом люке военного вертолета.

Однажды нас покормили из полевых кухонь, что случалось не часто, и оставили на поле до сумерек. После обеда весь личный состав, более 10 000, раскинулся на обожженной и закопченной земле и, в общем-то, весьма натурально отключился. Снимали Бородинское поле, каким оно было вечером после боя. Валялись перевернутые пушки, кони, которым вкололи лошадиные дозы снотворного. Наполеон (Стржельчик) на белом своем коне тяжело задумался, созерцая весь этот усыпанный трупами мертвый ландшафт. В лагерь возвращались в полной темноте.

С начала сентября дорогобужская армия начала нести потери. Не подумайте ничего плохого, просто солдат отправляли понемногу к местам их дальнейшей постоянной службы. На нашем театре военных действий уже переходили к сценам, где уже не было необходимости в многотысячной массовке.

В сентябре уже снимали атаку на Багратионовы флеши, и мы впервые оделись в полный костюм русского пехотинца: кивер с помпоном и шнурами, темно-зеленый мундир и широкие белые штаны с рядом мелких пуговок по шву. Мы стояли совсем рядом с грузинским актером Гиули Чохонелидзе, который сидел на лошади с непокрытой головой. Он смотрел в подзорную трубу на наступающие цепи французов и восхищенно восклицал: "Браво! Браво!". Забавно, много лет спустя, уже в 90-х, на радио "Эхо Москвы" Алексей Венедиктов задал вопрос слушателям: «А что кричал Багратион в день Бородинской битвы?» Мне удалось дозвониться тогда, и я ответил, и добавил, что слышал это собственными ушами. «Как?» «Очень просто - я снимался у Бондарчука!» Выиграл пару каких-то книг.

Кстати, о книгах. Вернее об этой великой книге. Как только закончилась наша дорогобужская эпопея, я взял в библиотеке "Войну и мир" и второй раз после школы ее перечитал. Совершенно другое восприятие. Теперь я словно читал, как современник, не Толстого даже, а его персонажей. Как бы изнутри романа. А третий раз я перечитывал книгу уже позже, когда более-менее овладел французским языком и старался понять прямую речь, не заглядывая в сноски.

В конце сентября наступила золотая осень, и в один яркий солнечный день наш батальон в полной форме русских егерей изображал резервный полк, которым командовал Андрей Болконский. Вячеслав Тихонов, очень сосредоточенный и бледный, в кивере и мундире ходил между рядами наших сидящих солдат, где то и дело взрывались залетающие шальные ядра и гранаты. Поднятая взрывом земля и песок, падая, гулко стучала по нашим киверам, как по пустым ведрам.

Главный художник-пиротехник, Владимир Лихачев (дядя Володя), как все его называли), колдовал над круглой бомбой, которая разорвется у ног князя Андрея. Она должна будет на земле крутиться с дымящимся фитилем. И тут я впервые увидел, что в кино применяли телекамеру. Длинная, тонкая стрела съемочного крана была опущена к тому месту, где будет граната, и обе камеры смонтированы на ее конце. А в сторонке - небольшой черно-белый монитор, у него - Бондарчук и Петрицкий, и телекамера служит как бы видоискателем. Никакой видеозаписи тогда еще не знали. Неожиданно стрела крана резко, с полуоборотом взмывала вертикально, и от травы и листьев панорама распахивалась широким видом на далекие мирные поля и перелески. Таким образом передавались смятенные предсмертные мысли Андрея Болконского. Оператор при этом оставался на земле, а камера летала на высоте 25 метров.

Еще одна интересная задумка творческого коллектива Бондарчука - это съемка камерой, которая на роликах спускалась по тросу. Та самая башня над батареей, которая служила командным пунктом, свой срок уже отыграла и перед ее разборкой камеру несколько раз спустили по натянутому стальному тросу. Мы там "воевали" внизу, пушки стреляли, взрывались гранаты, кто-то падал "убитым", а наискосок сверху вниз со свистом проносилась через огонь и дым закутанная в чехол камера. Кадры получились очень впечатляющие. После этого башню разобрали, и теперь съемочная площадка сузилась до размеров батареи Раевского. Да и наш лагерь значительно опустел. Листья осыпались с берез и далеко просвечивали ряды пустых палаточных гнезд.





Несколько недель в октябре снимали исключительно на батарее. Народу оставалось немного, зато многие уже знали друг друга в лицо. Тогда-то мне и удалось минут 15 побеседовать с самим Сергеем Федоровичем. В тот день он не был в образе Пьера, а ходил в широкополой соломенной шляпе и накинутой на плечи коричневой шубе. Он обратил внимание на меня, когда я делал какие-то наброски в блокноте. Подошел, посмотрел через плечо, поздоровался. «Жаль, не знал, что вы художник. Нам не хватало своих - для работы. Могли бы включить в группу». Посидели, покурили, поговорили о том о сем. Я рассказал ему, что очень интересуюсь этой эпохой, французской революцией, наполеоновскими войнами и вот неожиданно попал в самое пекло. Очень мне этот опыт пригодился в дальнейшем.



На батарее в то время снимался тоненький белокурый офицерик - совсем еще молодой Сергей Никоненко. Он командовал пожилыми пушкарями, которых играли актеры мосфильмовской массовки. Пустотелые пушки изготовлены из латуни. Лафеты, как и положено, деревянные. Канониры накатывали орудия, закрепляли на позиции, совали в ствол банник, загоняли заряды. Собственно, заряды эти заряжали наши же ребята, которые прошли обучение у пиротехников.



Это смешно, но основным снарядом киношной артиллерии оказался обычный презерватив. Это резиновое изделие наполняли черным дымным порохом - получалась такая длинная сарделька. Ее закладывали с дульной части в пушку на глубину около полуметра и прятали от камеры два тонких проводка, которые тянулись к замаскированному пульту управления. Это доска с рядом забитых гвоздей. К ним приматывали другие концы проводов, а в момент залпа замыкали цепь, проводя по гвоздям железным прутом. Из жерла со свистом вылетали языки пламени и клубы белого дыма. Одновременно стреляли от 7 до 10 орудий. Грохот выстрелов наложат потом при озвучивании. Подобные же взрывпакеты использовались и при вспышках фоговых зарядов и просто разрывов гранат. Презервативов истреблено во время съемок Бородинского сражения было немерено!

Осень наступила. Дни в октябре короткие. По вечерам даже в кино ходить не хочется. Холодно. Предпочитали собираться по вечерам у костров. До срока нам уже выдали зимнюю форму - шапки и бушлаты. Но мы пытаемся сооружать из больших консервных банок печурки для палаток. Отсняли уже последние эпизоды штурма и рукопашного боя на бруствере батареи. Весь ров завален «трупами». Это тоже мы.

И в конце октября два дня снимали сцены уже для четвертой серии - начало отступления наполеоновской армии из сожженной Москвы. Французы тогда вынуждены были возвращаться в Европу по старой Смоленской дороге и снова проходили через Можайск и Бородино. Символично, что в эти дни пошел первый снег и не надо было сыпать резаные бумажки.

На этом закончилось мое участие в съемках киноэпопеи «Война и мир», а результат нашей работы я увижу на экране только через три года, уже после демобилизации, осенью 1966 года. В первой части есть несколько эпизодов, снятых под Дорогобужем, но третья серия выйдет только через два года, в 1968 году. Приятно было смотреть и вспоминать, как и когда это было. Как интересно смонтированы эпизоды, снятые в самое разное время и в разных местах. И теперь, когда я вижу разные фильмы с показом исторических битв, то невольно представляю себе и саму «кухню», и технологию съемок.

Теперь, с использованием компьютерной графики творят сущие чудеса, но я считаю, что мастерство Сергея Бондарчука в постановке батальных сцен до сих пор остается непревзойденным. Международное признание, которое получил наш фильм, подтвердилось позднее постановкой замечательного фильма «Ватерлоо», в котором тоже снимались советские солдаты Закарпатского военного округа.

 

Просто нет слов. thumbup thumbup thumbup thumbup thumbup

 

О пресловутых трёхлинейках очевидцев съёмок хочу спросить.
Уже тогда "холщёвки" были,или боевые стволы?Вряд ли такое количество переделывалось,после ведь на склады - тогда ещё могло и пригодиться...

 

Цитата(RAUS @ 05 Марта 2011, 13:09)
О пресловутых трёхлинейках очевидцев съёмок хочу спросить.
Уже тогда "холщёвки" были,или боевые стволы?Вряд ли такое количество переделывалось,после ведь на склады - тогда ещё могло и пригодиться...

Винтовки у нас были вполне боевые, а патроны - холостые.
Снаряженные дымным черным порохом. Но, откровенно говоря,
нашему подразделению довелось стрелять в кадре только однажды.
В тот день, когда мы стояли в карэ вокруг сухого дерева.
Нас атаковали кирасиры и съемка велась с вертолета. А, главным
нашим оружием были кирки и лопаты. Вот тут мы крутились на первом
плане, рядом с Пьером-Бондарчуком.

 

Попробуйте посмотреть мой видеофильм о съемках "Войны и мир"

http://www.youtube.com/my_playlists?p=C0CEAF7C35C92A48

Если ссылка не работает, скопируйте ее и откройте через Яндекс или Гугл

 

Цитата(Кузьмич @ 07 Марта 2011, 14:07)
Большое спасибо за пополнение темы замечательными воспоминаниями очевидца и участника событий.

Присоединяюсь !!!

Замечательно ! thumbup

 

КАК МЫ ЗАРАБОТАЛИ ОСКАРА

Воспоминания Г.П. Аксенова

Почитал я всякие воспоминания дорогобужцев о съемках «Войны и мира» и хочу кое-что добавить, пока не пропало. Я иногда в застольях выступал с мемуаром «Как я получил кинопремию Оскар». Имел успех. Ведь это мы участвовали в массовых сценах и обеспечивали спецэффекты.


Так вот некоторые детали:

1) Военная организация съемок.
Командовал всей махиной на поле, как ты помнишь, главный военный консультант генерал-лейтенант Осликовский. Его фамилию мы встречали во множестве военных фильмов, а здесь увидели самого. Оказался маленького роста и все пил чай или кофе за столиком с микрофоном.

Как управлять всей этой мешаниной войск, расставленных поротно и побатальонно на громадном поле? С этой целью была доставлена машина военных времен, исполнявшая спецпропагандистские функции. Фургон открывался и вся задняя его стенка состояла из четырех исполинских динамиков. Заводили мотор, от которого они питались, выносили микрофон на столике, за которым сидел Осликовский. Он, проверяя, щелкал ногтем по микрофону, и щелчок раздавался над полем на километры. Нетрудно было представить себе голос с неба времен войны: «Ханс, нихт шиссен, капитулирен! Дих варт Лорхен (что-нибудь так). Хитлер капут!»...

Перед генералом лежал список всех участвующих в съемках подразделений. Четыре пехотных полка и один кавалерийский. Он расставлял их в разнообразных положениях, как бы соответствующих диспозициям Шенграбена, Аустерлица, Семеновского, Бородина. И командовал.
«На исходную! Подполковник Шинкаренко! Вы слишком выпятили правый фланг, отведите на сто метров назад. Майор Иванов, возьмите влево, еще, еще, хорошо!
Заложить фоговые заряды! Зажечь дымы!
Шагом… марш! … Сто-о-й! На исходную!»



За каждый дубль мы проходили метров пятьдесят и возвращались на первоначальную позицию. Тренировались. А во время съемок все тоже плюс зажигались на горизонте дымы и вверху лопались шрапнели.

Помню бессмертную фразу Осликовского, над которой покатывался весь лагерный сбор: «Майор Милованов, майор Милованов, у вас не хватает в голове. Добавьте из зада!»

Он имел в виду, что в голове строя солдаты стоят редко, надо передвинуть сюда задние шеренги.

2) Ополченцы.

Самый кайф начался, когда наш взвод переодели ополченцами. Главное, мы расстались с трехлинейками. Она весит больше 7 килограммов. А путь от лагеря, располагавшегося вдоль Днепра на правом его берегу через мост на левый до поля съемок был неблизкий. Винтовка становилась все тяжелее и тяжелей, пока мы не останавливались на исходную и могли на время составить их в козлы. (Кстати, кто-то написал, будто стрелял из них холостыми патронами. Только не из наших, потому что на всех винтовках были просверлены патронники и стрелять из них ни боевыми, ни холостыми было нельзя, надо было бы дырки запаивать. Я потом во время службы попадал на арсеналы, возил туда старые пушки, и мне объясняли, что ни один экземпляр оружия – самого древнего даже – у нас никогда не списывался. Через год на съемках другого кино о последней войне мы щеголяли со «шмайссерами», у которых ствольные камеры тоже были продырявлены).

Итак, идешь, обливаясь потом, а тут рядом пролетает по раздолбанной в пудру дороге сволочная кавалерия и вся пыль на тебе оседает. Все машут ресницами наподобие нынешних телекрасавиц, рекламирующих тушь.

И вот мы вместо трехлинеек получили лопаты, а вместо обмундирования штаны и рубахи из самой легкой дерюжки и какую-то шапку с вензелем Александра I. Благодать! Обретались мы возле командного холма, изображая земляные работы. Дня три бегали креститься на икону Иверскую (или Казанскую?) и должны были при виде крестного хода громко кричать: Матушка! Заступница! Везут! Несут! А второй режиссер командовал: «Молиться! Всем молиться!» – это он имел в виду «Креститься!».

Так и ходили мы по площадке вольной толпой. Можно иногда поваляться, а то и прикорнуть на несколько минут. Главное, вне строя. Для солдата строй ненавистен.

2) Дымы и взрывы.

Потом мы оказались в саперах под командованием главного пиротехника киностудии симпатичного Лихачева, Владимира Николаевича (кажется), хорошего специалиста своего дела. Он много чего придумал и изобрел на этой войне (оскар на самом деле – его), а к нам относился тепло и сердечно, что в условиях армии, когда тебя начальство за человека не считает, было необычно и вызывало благодарность. Я и сейчас его помню, и взгрустнул, когда в прошлом году промелькнуло сообщение, что он умер. На одном из фото «дядя Володя» стоит над своей командой улыбающийся и руки в карманы, а мы на переднем плане. «Дорогобужец-63» - первый слева, а автор этих строк – второй.



Все дымы получались от горения смеси бертолетовой соли с нафталином в разном соотношении. Тебе дают точку, где стоит бочка из прессованного картона со смесью. Берешь порошок лопатой и насыпаешь полосу шириной примерно сантиметров сорок и длиной метров пять-семь. Лихачев выдает каждому ветровые спички. Это коробка больше обычной с крупными спичками, они горят шумно, мощно и не гасятся никаким ветром. По команде поджигаешь эту полосу, и к небу поднимается дым. С одной стороны она сгорает, с другой ее добавляешь.

Конечно, ребята хулиганили, насыпали высокую грядку порошка, дым шел столбами. Осликовский кричит в динамики: «Что там с дымами, задымили весь горизонт, ничего не видно! Безобразие!» Лихачев бежит: «Туши, туши, ребята!»

Мы располагались позади войск и должны были соблюдать норму задымления и с ветром сообразовываться. Жизнь при этих бочках была очень хорошая, свободная, располагавшая к философскому общению и наблюдению за событиями войны.



Главный пиротехник сам придумал тот снаряд, от которого погибал князь Андрей. Помнишь, чуть не неделю один этот эпизод снимали. Мы были с дымами рядом, а Лихачев подолгу возился со своим ядром. Оно было круглым с двумя отростками, из которых вырывались искры и дым, и оттого бомба с шипением крутилась, князь Андрей (он же наш Штирлиц) смотрел на нее как завороженный, и по замыслу она ахала. Правда, та, которая крутилась, конечно, не взрывалась, Лихачев насыпал в нее очередную порцию пороха, и она участвовала в бесконечных дублях, а взрыв был смонтирован, чего мы не видели, конечно.

Впечатляли фоговые заряды. В землю врывали длинные (см. 70) гильзы от стомиллиметровых зенитных снарядов, в них наливали керосин и на дно опускали на проводках наполненные порохом презервативы с запалом. По команде поджигали, и в воздухе в метрах 25-30 завивался маленький ядерный гриб из горящего керосина. Огненный, очень эффектный. Я такими штуками не заведовал.

«Шрапнель» получалась из взрывпакетов размером с городошную рюшку, установленных в батареи штук по десять. Из них вылетали небольшие компактные сгустки, салютовавшие в воздухе. Из них я стрелял, кажется, только один раз, чаще был рядом со своей бертолеткой.

3) Стрельба из пушек
А вот на батарее Раевского я сделал карьеру. Сначала я обретался под пушкой. На снимках видны настилы, по которым пушка двигалась взад-вперед, но менее заметно, что под ней был вырыт окоп. Там я сидел и не высовывался. В моих руках была веревка, перекинутая через шкив. Сидишь и внимаешь. Когда командовали «Огонь!» и из ствола вырывался дым, надо было за веревку потянуть, что есть силы, и пушка отъезжала по настилу назад. Таким образом, я и другие изображали откат.

Ведь «стрельба» шла тем способом, который ты уже описал – из презервативов с дымным порохом, который просто пыхал, а откат делался вручную. А потом солдаты-бородачи, мосфильмовская гримированная массовка накатывали орудие, и изображали заряжание. Для этого несколько человек прислуги шуровали длинным банником с противоположной от съемочной камеры стороны ствола, и казалось, будто они заталкивают внутрь заряд и ядро. Потом вроде как прицеливались и подносили фитиль. Из ствола вырывался дым, я дергал за веревку.

Я просидел под пушкой пару дней. А потом меня повысили, и я перешел в стрелки. В моем распоряжении был пульт, представлявший собой кусок бруса с четырьмя гвоздями – сотками. От гвоздей провода тянулись к пушкам. Под бутафорским обрамлением ствола была кусок обычной водопроводной трубы, разделенной пополам. В каждую половину я вкладывал по презервативу с порохом, а проводок от электрозапала шел к моему пульту. В руке у меня был еще один гвоздь с наверченным на нем медным проводом, ведшим к автомобильному аккумулятору. Таким образом, я заведовал двумя пушками с четырьмя выстрелами.

Когда прислуга сделает свое имитаторское дело, молоденький лейтенантик (Никоненко?) поднимал сабельку и кричал «Огонь!», я прикасался гвоздиком к одному или двум гвоздикам на пульте и «стрелял». И так по два раза. Прислуга суетилась, потом я бежал заряжать, снимая вылетевший из трубы черный запал с остатками резинки и прикручивая новый запал. Располагался я со своим пультом метрах в десяти позади съемочного пространства. Однажды я чуть не покалечил одного бородача. Он подошел и заглянул в ствол и в этот момент я нечаянно коснулся пульта гвоздем. Ему слегка опалило усы и бороду, и инцидент последствий не имел. А могло быть хуже.



Батарею снимали, по-моему, дольше всего. И войск уже на поле не было, и уже ее не атаковали, и октябрило. «Пьера» я видел близко. Ты хорошо вспомнил о двойнике Бондарчука. Только этот человек в костюме и шляпе Пьера (с трубкой, как сейчас помню, которой по роли нет, просто артист сам курил, да его и не снимали) предназначался, мне кажется, не только для того, как ты думаешь, чтобы режиссер увидел себя со стороны. Я тоже вначале удивился, для чего этот ряженый? А потом увидел, как его ставили в нужную позицию и долго устанавливали свет, а если план статичный, измеряли рулеткой расстояние от камеры до его носа. То есть он экономил время мэтра, который приходил на готовое.

Хорошо помню, что много дублей делали, когда Пьер в своей нелепой штатской одежде мыкается на батарее, его обрызгивали грязью, будто от близкого взрыва, а маленький такой солдатик восхищался: «И как ты не боишься, барин?» - «А ты боишься?» - «А как же, она как жахнет, так не помилует!». Тут были крупные планы, операторская группа рядом.

4. Кавалерия.
Кавалерийский полк тогда именно для Бондарчука был сформирован в Московском военном округе и потом занимался только тем, что снимался во множестве фильмов, особенно о гражданской войне. Я потом еще два раза имел с ним дело. Сначала в Калинине (Тверь) в поселке Мигалово мы строили для него ясли в танковом ангаре, поскольку на зимние квартиры его решили там разместить. А потом начальство передумало, и ясли мы разбирали. Полк разместили в Алабино, рядом с Таманской дивизией. И я там жил одно время, лошадки офицерских детей в расписных санях зимой катали.

В фильме есть эпизоды с падением конников. К кавалерийскому полку эти эпизоды не имели никакого отношения. Трюки исполняла группа цирковых наездников по имени Мухтарбеки. Они еще выступали тогда на празднике (с голливудской картиной «Война и мир»), который Бондарчук устроил для нас

А на съемках я видел, как исполнялся главный трюк. На некоторых фото можно увидеть вспаханное поле. Оно действительно было вспахано (не помню – трактором?) в длину примерно метров сорок-пятьдесят и во всю ширину фронта, по которому носились кавалерийские части. Мухтарбеки располагались впереди массы воинских кавалеристов в соответствующих костюмах. Они были все небольшого роста, юркие. Передние ноги лошади обвязывали вверху веревочными кольцами. Раздавался сигнал, начинается скачка, лошади приближаются к вспаханной части поля. Всадник отпускает кольца все ниже и ниже, сам выпрастывает свои ноги из стремян, и потом резко дергает за веревку. Лошадь летит кувырком через голову, по-разному причем, а наездники тоже летят, не выпуская поводьев.

Эта панорама снималась много раз к вящему нашему удовольствию, а мы находились невдалеке, со стороны камеры.

Один эпизод с лошадьми был неприятный. Наше подразделение было построено концентрическими кругами: цепочка всадников, пеший круг, снова всадники и снова пехота. Причем вся пехота двигалась в одну сторону, всадники – в другую.

Так создавалась нужная режиссеру военная круговерть для съемок с вертолета. Камера поднималась на нем все выше и выше, все становилось мелким, в том числе и наш необычный строй, который символизировал суетность человеческого копошения и безумия на фоне огромной земли. За кадром голос Андрея, который лежит раненый, почти убитый, на поле Аустерлица и говорит: вот небо, как же я не видел его раньше?… и т.д.

Очень был трудный и даже опасный перформанс. Длительное построение. Потом бежишь между двумя рядами больших животных буквально в сантиметрах от их жестких крупов и копыт. Потом стоп, а расходиться и отдохнуть нельзя. Всадник – он сидит, а ты стоишь со своей трехлинейкой, потом команда и снова по кругу бегом. Забодали нас тренировки, которых было множество, сами-то съемки недолгие. В кино я видел, красиво, действительно, но нам было несладко, пыли наглотались вдоволь.

Кажется, одну лошадь все-таки убили за всю кампанию. Это при нас – ты помнишь? Убивали током, она повалилась, пустила тугую струю мочи и задрыгала ногами, ее затащили в неестественную позу на частокол багратионовых флешей, и так она лежала. А вокруг мы валялись в таких же картинных позах, изображая мертвых, а второй режиссер кричал: «Мертвецы, не шевелитесь, не шевелитесь, и не курите, черти!» А как не шевелиться, хочется сменить позу, да и покурить. Лошадь убитую, по распространившимся тогда слухам, отдали татарам каким-то на мясо.

Строчка из нашей песни «Таскаем трупы меж конских туш…», конечно, художественное преувеличение. Туша была не во множественном числе, а трупы были большие в полный рост человека куклы. Вот их, довольно легкие, мы, действительно, таскали с место на место под руководством второго режиссера. И потом возлежали между ними.

5. Наш взвод.

Наша интересная кинематографическая судьба, когда мы попали в самые ключевые места массовых и групповых сцен, была, я думаю, не случайной. Мы все были из Москвы, несколько человек с высшим образованием, музыканты, художники, как ты, один был киношник, Саня Павлов. Это он первый, когда мы входили предельно уставшие (на автобусе со станции Сафоново до города Дорогобужа, а потом до лагеря километра четыре) воскликнул в великом удивлении: «Ребята, а зачем здесь операторский кран?». Недалеко от КПП стояла одноэтажное здание, как потом оказалось, гостиница, где жила группа и стояла машина с краном: стрела и площадка на верху. Саня был помощник оператора и на таких работал. А через час мы узнали о своем великом предназначении.

Так что народ был сообразительный и потому нам поручали всякие ответственные посты вроде хождения ополченцами (даже пару раз бороды наклеивали) в самом эпицентре, где и женщины были, дымов, стрельбы и самостоятельного снаряжения презервативов. У нас мало было строя. И бросали нас на большие дела вроде разборки моста через Днепр, когда все закончилось.

Жили весело, я помню. Сочиняли эту песню. Вообще песни играли у нас заметную роль. В вашей палатке была гитара. Покупали ящик пряников и пели песни вечерами. А это было время Окуджавы и первых бардов, и мы даже приспособили не только «Охотный ряд» Юрия Визбора для дорогобужского гимна, но и несколько песен в качестве строевых. Вот интересно, ведал ли он о том? Особенно помню две. Первая:

Вы слышите, грохочут сапоги,
и птицы ошалелые летят,
и женщины глядят из-под руки,
в затылки наши круглые глядят!

А мы рукой на прошлое враньё
А мы с надеждой в будущее – свет
А по полям жиреет воронье,
А по пятам война грохочет вслед …

Мелодия была вполне ритмичная, содержание мужественное и военное, только неофициальное. Поэтому наш старшина Бабенко, водивший строй, смирился с нею. Только ворчал: «Опять ошалелые!...»

Но с особенным блеском мы исполняли другую, которую Окуджава зашифровал под названием «Песня американского солдата»

Возьму я вещмешок, шинель и каску,
В защитную окрашенную краску
Ударим шаг по улочкам горбатым,
Как славно быть солдатом, солдатом!

Забуду все домашние заботы,
Не надо ни зарплаты, ни работы -
Иду себе, играю автоматом,
Как просто быть солдатом, солдатом!

Последние ударные слога выкрикивались мощно! Особенно получался хорошо у нас третий куплет, жутко патриотический!

А если что не так - не наше дело:
Как говорится, родина велела!
Как славно быть ни в чем не виноватым,
Совсем простым солдатом, солдатом.

Однажды мы все же попались. Шли вечером в столовую, и орали эту лихую песенку. И на этих словах навстречу нам какой-то подполковник. «Стой! Кто ведет строй!» - «Старшина Бабенко!» - «Что у вас поют солдаты?» - «Не могу знать… Песню…» - «Я и говорю – что за песня? Завтра с утра к командиру полка!».

Может, он и получил выговор, но петь мы не перестали. Как-то без последствий все обошлось. Думаю, по необычности обстановки. Съемки, солдаты молодые, командиры взводов и старшины все сплошь срочники на третьем году. Я не помню, как звали нашего взводного, но был довольно симпатичный и снисходительный. Офицерам служба была не обременительной, их и не видно было. И как-то все было несерьезно, по Гашеку.

И Дорогобужские киносъемки остался в памяти как развлечение, как забавное введение к настоящей службе, которой было впереди у кого два, а у кого три года. Ведь нас призвали до приказа, лишних месяца три-четыре.

 

Да товарищи, это деёсвительно очень значимое и увлекательное повествование от непосредственных участников. Браво! Спасибо!

 

Это кадр из фильма ( самое начало третьей серии ) (фото 1)

А это было сфотографировано мной 03.12.2011 (фото 2). Как говорится, найдите 10 отличий

 

Всего 50 лет прошло. Один в один...

 

Вот в тему:

 

Подниму тему Весна 16 в Дорогобуже...

 

Еще фотку нашел ....

 

Тема просто шикарная , спасибо большое

 

в Закарпатье, в Мукачево. Там были сняты эпизоды Шенграбенского иАустерлицкого сражений 1805 года https://ru.wikipedia.org/wiki/Война_и_мир_(фильм,_1967)
вот ещё подробная ссылка о съёмках - http://fisechko.ru/100vel/sobit/91.html

 

А какой эпизод, не знаете ?