Медсестры Второй Мировой войны

Лидия Кирилловна Мартынова (в девичестве Положенцева)



Год рождения: __.12.1924
Место рождения: Омская обл., Горьковский р-н
Звание: мл. лейтенант медслужбы
В РККА с 08.1942 года
Место призыва: Большереченский РВК, Омская обл., Большереченский р-н
Место службы: 27 ждбр 2 УкрФ

В июне 41-го Лида записалась на курсы медсестер. Практику проходила в Омске.
Здесь не стреляли, но дыхание войны чувствовалось сильно: санпоезда потоком везли тяжелораненых. Для юной девочки это стало эмоциональным испытанием, но она не позволяла себе проявлять слабость – солдаты очень нуждались в медицинской помощи и моральной поддержке.

В 1942 году Лида подала заявление в райвоенкомат с просьбой отправить ее на фронт. Там рассудили иначе и направили медработника в Ленинградское военное медучилище имени Н. А. Щорса, которое в то время базировалось в Омске. За полтора года девушка освоила трехгодичный курс обучения по специальности «военфельдшер», ее назначили командиром взвода. Положенцева была отличницей и в учебе, и в военной подготовке.

В ноябре 1943-го выпускников медучилища отправили в Москву и распределили по сануправлениям фронтов. Лиду зачислили в 27-й отдельный батальон восстановления связи железнодорожной бригады 2-го Украинского фронта. Боевое крещение младший лейтенант Положенцева прошла под Сталинградом. А дальше военный путь Лидии Кирилловны вместе со 2-м Украинским фронтом был долгим.

– Наш батальон всегда был на переднем крае, – вспоминает ветеран войны. – Связистам во время наступления приходилось тянуть провода под пулями и снарядами, по заминированным полям, а при отступлении последними убирать линии связи.
Военфельдшер Положенцева вынесла с поля боя сотни раненых. Справилась опытный медик и с эпидемией малярии, которая началась в ее батальоне на территории Румынии. В схватке с болезнью Лида одержала победу, поставив на ноги 79 бойцов, за что в декабре 1944 года получила первую медаль «За боевые заслуги».
В это же время, будучи комсоргом, она вела активную работу в штабе комсомольской организации батальона, принимала участие в художественной самодеятельности – пела и играла на музыкальных инструментах.

Шальные пули обошли девушку стороной, хотя она не раз встречалась со смертью лицом к лицу. Ветеран войны вспоминает весну 1944-го, когда немцы бомбили уже освобожденный город Бельцы (Молдова). Тогда, чтобы добраться до состава материально-технического обеспечения батальона, стоящего в тупике станции, Лиде пришлось ползти под пятью эшелонами с горючим и военной техникой. А затем вытаскивать раненых из пылающего санпоезда. Она благодарит Бога и за спасение в Румынии, когда водитель машины перепутал дороги и выехал на передовую к воротам вражеского поста, и за то, что чудом не подорвалась на мине в Венгрии.
Победу Лидия Кирилловна встретила в чешском городе Брно уже вместе с мужем Иосифом Мартыновым, с которым с июня 1944 года они рядом шли дорогами войны. За проявленное мужество и доблесть девушка была награждена медалями «За взятие Будапешта», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941 – 1945 гг.», орденом Отечественной войны II степени, медалью Жукова.

Уволившись в запас, чета Мартыновых переехала в Омскую область. А в 1966 году супруги перебрались в Гомель, где Лидия Кирилловна влилась в дружный коллектив одноименной станции и работала там техническим конторщиком вплоть до ухода на заслуженный отдых.

 

Зотова Нина Алексеевна



Дата рождения: __.__.1923
Место рождения: Ивановская обл., Собинский р-н
Звание: военфельдшер/мл. лейтенант медслужбы
Дата призыва: 08.08.1942
Место призыва: Подольский ГВК, Московская обл., г. Подольск
Место службы: 36 ап 53 сд 27 гв. ск 7 гв. А

 

Королева Полина Сергеевна (20.09.1920-4.02.2025).





Полина Сергеевна Королева в девичестве Лобазникова, родилась 20 сентября 1920 г. в д. Устиновка Ферзиковского района Калужской области, тогда это была Калужская губерния, Калужский уезд, Ферзиковская волость, Аристовский сельсовет.
Девочку крестили в Андроновской церкви под именем Пелагея, лишь в конце 1930-х годов на работе ей посоветовали взять имя Полина, как более "красивое".
Она была второй дочкой в семье, первая Мария родилась в 1919 г.

Отец Сергей Михайлович (1898-1971 г.р.) и мать Екатерина Федоровна Лобазниковы были крестьянами-середняками. В каждом доме тогда была лошадь и корова и весь "скот" - овцы, свиньи, куры, козы, индейки. Соседи имели пасеку, позднее и Сергей Михайлович стал знатным пчеловодом, сдавал по 6 фляг меда. Он был участником 2 мировых войн, всю отечественную войну командовал зенитным орудием, ушел в армию добровольно в августе 1941г. Мама Екатерина Федоровна являлась глубоко верующим человеком, в доме было много икон. Если в окошко стучался нищий, он не уходил без куска хлеба и раздетым, всех наделяла добрая женщина.

Сергей Михайлович активно принял советскую власть, учился в Калужской совпартшколе, до войны работал председателем колхоза, сельсовета. Впрочем, перевоспитать по-коммунистически жену он не мог, хотя его и критиковали, увидев в доме иконы.
Заходит к нему начальник из района: "Ты же коммунист, что же у тебя дома иконостас?"
- "А что же мне с женой разводиться?"
Как курьез вспоминают родные о том, что во время коллективизации он закопал телегу, чтобы ее не отобрали в колхозную собственность. Телега была необходимым транспортным средством в крестьянском хозяйстве, как автомобиль в настоящее время и даже больше.
Корову вроде бы здесь разрешили оставить у себя.

Зажиточных крестьян в Устиновке в начале тридцатых раскулачивали, однако насильственное выселение здесь не осуществлялось. Раскулачиванию подверглись Двойнины, Сосковы. Обе семьи уехали из села, Двойнины - в Одессу. В Калужской области встречаются земли с черноземными почвами, сходными с более южными степными черноземами. В годы столыпинской реформы в эти края переселилось несколько крестьянских семей с Украины, завели хутора около Сугоново.
Их тоже раскулачивали. Селяне уезжали тогда и в Калугу, и в Москву.

Советская власть принесла среднее образование в деревню. В школу дети собирались дружными стайками и ходили в соседнее село Аристово - в 2 километрах от Устиновки. Полина получала четверки и пятерки. Любимый предмет был, пожалуй, математика, хоть и пришлось раз пустить слезу на уроке, когда не могла доказать какую-то теорему. Однако "лампочка Ильича" пришла в Устиновку только в 50 годы, к урокам дети готовились здесь до войны при свечах и керосинках.

Сестра Мария уезжала в Калугу перед войной поступать в фармацевтический институт. Отец поехал в город на апелляцию. Сказал: "Покажите работу моей дочери, не может быть, чтобы она математику сдала на 4! " Показали ему работу, разобрали, признали ошибку. Мария Сергеевна стала отличным фармацевтом. У Сергея Михайловича самого было то всего 4 класса образования, но дочерям в 7-ом классе он помогал решать задачи. Народ в округе тянулся к нему за советом и в радости, и в горести.

После окончания семилетней средней школы в Аристово в 1936 г. Пелагея поступила в ветеринарный техникум, но учиться там ей не захотелось. Она перешла в акушерско-фельдшерскую школу в Калуге. В шутку Полина Сергеевна объяснила, что думала, что ветеринар с животными работает на улице, а врач с больными находится в помещении, в домашних условиях. Никак она не думала, что придет война и все разрушит, работать медикам придется и в грязь, и в холод, и под обстрелом, и в непогоду. Человеческая жизнь, - это самое ценное, - поняла Полина в юности, этим обусловлен выбор ею благородной профессии.

В 1939 акушерско-фельдшерская школа была успешно окончена, Лобазникова направлена на работу акушеркой в Тульскую область, с.Болгово Ленинского района. В направлении была указано имя отчество нашей героини как Полина Сергеевна вместо Пелагея. Так молодой специалист официально поменяла имя. В училище ей говорили, что это за имя - Пелагея! Правда, позже возникли нестыковки при просмотре свидетельства о рождении и паспорта, где было написано Пелагея. Даже пришлось назначать судебное разбирательство по поводу того, что Пелагея и Полина одно и то же имя. В самом деле паспорт выписан на Пелагею, а в Сбербанке счет оформлен на Полину.

Молодая акушерка думала о продолжении образования в мединституте, ходила для этого в вечернюю школу, готовящей учащихся по программе десятилетки. Однако этим мечтам не суждено было сбыться.

Началась война. 23 июня 1941 г. Полине Сергеевне была вручена повестка для службы в армии.
Как медработник, она подлежала мобилизации. - Не успела я даже поехать домой попрощаться с родителями. Пошла на войну.

Формирование её части происходило в Туле. Полина стала старшей медсестрой 210 медсанбата 110 стрелковой дивизии. Здесь она приняла военную присягу и, видимо, получила первые инструкции военного времени. Если ранение кровоточащее, то надо наложить жгут выше раны.
О родах, радующих душу криках новорожденных пришлось забыть.

110 дивизия формировалась в Туле по трехтысячному штату по постановлению СНК СССР от 6.07.1940г. Ещё до войны 15 июня 1941г. дивизия получила пополнение 6000 человек в рамках больших учебных сборов, в числе призванных ещё до войны были и медработники из Тульской области. С 27 июня началась переброска дивизии на фронт в составе 61 стрелкового корпуса ( 172-й, 110-й и 53-й стрелковых дивизии), дислоцированного до войны в Туле. с 2 июля дивизия числилась в действующей армии в районе Могилева.

Эшелон с 210 медсанбатом подвергся немецкой воздушной бомбардировке при приближении к линии фронта. Часть персонала выпрыгнула из поезда, кто-то запаниковал, а Полина осталась в вагоне. Она не хотела поддаваться страху.

110-й дивизии был указан рубеж обороны Шклов, Мосток, с передним краем по восточному берегу реки Днепр. Командный пункт — в Дубровке.
Этот участок обороны к северу от Могилева. Некоторые подразделения дивизии находились еще в пути.

10-11 июля войска Гудериана перешли в наступление форсировали Днепр и овладели плацдармами севернее и южнее Шклова и развернули наступление в т.ч. на Горки, Мстиславль, охватывая Могилев кольцом окружения с севера. Горки немцы захватили вечером 12 июля, Мстиславль 14 июля.
От Горки, между прочим, до Мстиславля по прямой дороге 60 км.

Как вспоминает Полина Сергеевна, она была в госпитале старшей медсестрой очень недолго. 210 медсанбат не успел даже развернуться на новом месте, которое, как можно предположить, было в Мстиславле. В интернете можно найти разноречивые утверждениz о том, что 210 медсанбат был полностью пленен в районе Мстиславля в середине июля или в конце июля ("1941-й - пылающие рубежи Днепра и Сожа"). Как свидетельствует П.С.Королева, эти данные неточны. Вследствие внезапного прорыва немцев личный состав медсанбата получил приказ уходить мелкими группами. Группа (8 девушек и 1 мужчина) ушла в лес и пробиралась к нашим войскам больше полутора месяцев. Скальпели, шприцы, перевязочный материал, другие медпринадлежности, всё новенькое, как не обидно было, они зарыли в лесу.

В помещениях мстиславльской городской больницы еще до оккупации был организован военный госпиталь, в котором уже после захвата города продолжали лечить наших раненых, которых после выздоровления немцы отправляли в лагеря. Работали там наши пленные медики и из 210 медсанбата. Это хирург Михаил Евсеевич Фридлянд, техник-интендант 1 ранга (аптекарь) Подгорнов Алексей Иванович, медсестра Анна Тимофеевна Васина. В том же госпитале оказалась медсестра Зинаида Мезенцева из 129 ОМСБ ( 145 сд, попавшей в окружение в начале августа 1941 г.), туда же поступила в качестве вольнонаемной жительница Мстиславля, приехавшая туда на каникулы, Ядвига Викентьевна Варенчикова. Судьба многих (военных и гражданских) медиков в плену в Мстиславле была трагична, за переправку бойцов к партизанам их расстреляли

По счастливой случайности, группе, в которой находилась Лобазникова П.С., удалось выйти из окружения. Но многие ее сослуживцы из других групп оказались в плену. Военврач 3 ранга из 210 медсанбата Дмитрий Григорьевич Новиков, согласно документам на Память народа, был пленен 29 июля 1941, назвался рядовым, содержался в лагерях, в которых сумел выжить. Из той же - 210мсб - части: Военврач Чуков Захарий Ефимович, призван 26.06.1941 г. из Болоховского района Тульской области, попал в плен 26 июля 1941 г., содержался в лагерях.. Максимовская Мария Никитична, медсестра 210 мсб, попала в плен 22.07.1941г., была освобождена советскими войсками.

Группе медсестер из 210 батальона все же удалось вырваться из окружения. Имена их память не сохранила, но предположим, что среди них могли быть тульские призывницы в 210 мсб Чернова Галина Константиновна (1919 г.р.), Мартынова Мария Павловна (1917 г.р.), Щербакова Мария Федоровна (1921 г.р.). На 8 девушек был всего один мужчина, он был военный, но не врач. Военный командовал группой, вел её неизвестными дорогами.

Группа шла на (юго-)восток. Немцев они видели издалека - на мотоциклах, или как они на солнце греются у речек. Ночевали путники где придется - в лесу, в воронках от бомб. Дорогу подсказывали местные жители. Белорусы кормили девушек бульбой, ботвинником - супом из листьев свеклы. Гимнастерки могли выдать в них военнослужащих, их спрятали. Для маскировки они одевали даже брюки наоборот, разрезали отверстие для головы, и просовывая руки в штанины. Две косы были сложены у Поли на голове, их она отпустила. Из встретившихся на пути населенных пунктов запомнился Козелкин хутор уже в Брянской области, ставший впоследствии знаменитым партизанским центром.

За полтора месяца группа девушек добралась до фронта и перешла скрытно к нашим в августе-сентябре 1941 г. В Брянске П.С.Лобазникова была зачислена в качестве военфельдшера в 473 стрелковый полк 154 стрелковой дивизии Брянского фронта - в звании лейтенанта. После перехода линии фронта у окруженцев проверяли всё, что находилось в сумках, в рюкзаке. Медики не знали, что отдельная группа 110-о стрелковой дивизии в составе 161 человек под командование комдива Хлебцева Василия Алексеевича продолжала находиться в тылу противника. Хлебцев (прототип генерала Серпилина в романе "Живые и мертвые" Симонова) сумел вырваться из могилевского окружения и, пройдя по тылам противника, вышел к нашим 16 декабря 1941 г. уже в районе Тулы. Знамя дивизии было сохранено, но в сентябре уже была сформирована и воевала новая 110 сд (второго формирования), что задержало восстановление части в рядах РККА. Впоследствии с 1943 г. на фронте воевала 110 стрелковая (3-ого формирования) дивизия, в составе которой был снова 210-ый медсанбат.

В августе-сентябре 1941 г. к Брянску вышла из окружения группа полковника Михаила Петровича Краснопивцева, командира 738 сп 134 сд. Группа пришла в лесами на юго-восток из Витебской области! Краснопивцев был назначен командиром 473 сп 154 дивизии. Как раз в это время в конце августа 1941 года 154-я стрелковая дивизия, ранее оборонявшая Гомель, была выведена на формирование и восстановление сил в район 12-15 км западнее города Брянска. Так легендарный Михаил Краснопивцев стал командиром лейтенанта Лобазниковой в 473 полку.

Звание лейтенанта, а затем старшего лейтенанта Полине присвоили по занимаемой должности, которая приравнивалась ко врачу. Никаких особых офицерских курсов военфельдшеру заканчивать для этого не пришлось. Выдали и личное оружие на портупее - "маленький пистолетик." Стрелять из него, правда, в немцев не довелось, только на учениях. Однажды перед строем пленных фашистов ее спросили, кого бы она из них расстреляла за все, что они натворили у нас. Полина ответила: "Я не стала бы тратить на них патроны." У нее была другая миссия на войне. Четыре года прошагала я с санитарной сумкой на боку и много-много повидала на своем веку."

Википедия. После доукомплектования 154 дивизии была поставлена задача занять, оборону фронтом на восток, и по западному берегу реки Десна прикрыть город Брянск, и тылы 50-ой Армии. Из-за начавшегося 30.09.41 г. наступления 2 Тгр к 06.10.41 части Брянского фронта оказались глубоко обойдены и рассечены на части. Командующий Брянским фронтом генерал Еременко приказал частям фронта «перевернуть» фронт и прорываться на восток. Подразделения 437-го полка дивизии должны были обеспечить отход своей 50-й армии. 23.10.41 г. дивизия подошла к р. Оке. Из окружения вышло 1930 человек с четырьмя орудиями и 16 пулеметами. С 30.10.41 г. по приказу командующего 50-ой Армии генерала Болдина, 154 дивизия в течение 1,5 месяцев обороняла Тулу.

Наши части отступали. Однажды группе наших бойцов и сестер пришлось несколько дней, по крайней мере, очень долго просидеть в воронке от снаряда. Нельзя было высунуть голову даже в каске (Полина имела каску), могли застрелить немецкие снайперы- кукушки, которые сидели на деревьях. Деликатно воронка была "разделена" на мужскую и женскую часть. Дремали, а если кто захрапит, его останавливали, чтобы не выдавать свое местоположение.

Медики были всегда при воинской части. Если часть шла в атаку, то медики шли чуть сзади бойцов и перевязывали раненых. Первая задача была остановить кровотечение. В паре с фельдшером шел санинструктор. У Полины Сергеевны это был пожилой мужчина, татарин. Он был очень старательным, выполнял все указания своей юной начальницы, уважал, не знал буквально, чем накормить, напоить. Санинструктор помогал эвакуировать раненых в тыл, но иногда их вытаскивать приходилось одной. Хорошо, если были рядом солдаты, которые могли помочь. Некоторые лежачие раненые сами помогали сестре, отталкивались от земли рукой, ногой, когда их тащили на плащпалатке.

Королева: "Вокруг было столько смертей, столько крови, один раненый кричит: Сестра, помоги! Другой: Сестра, пристрели! Столько ласковых, добрых слов надо было сказать, чтобы успокоить." Женщины не так боялись крови, как мужчины. Иной мог упасть в обморок при виде кровотечении. О смерти она не думала, молодая девушка боялась остаться калекой. Рядом в бою погибали подруги, у одной медсестры снесло часть черепа, ужасная судьба. Но пули и осколки не задевали Полину, везучая она была.

В медсанбате был йод, спирт, перевязочные материалы, очень многих бойцов от гангрены спасла мазь Вишневского, которую накладывали прямо на раны. Не хватало если бинтов, рвали рубахи на перевязку. Вынимали пули и осколки из тел, если была возможность. Шин для сломанных конечностей не хватало, могли привязать ногу к ружью, чтобы не болталась. В походных условиях была грязь, антисанитария, приходилось проверять солдат на вшивость. Табак и спирт свои Полина отдавала бойцам.

Но случались и вечера отдыха. Тогда комполка Краснопивцев брал в руки баян и шел к бойцам, играл, пел, рассказывал о гражданской войне, о том, как стоял часовым у квартиры Ленина в Кремле. Командира все любили, он называл солдат сынками, его звали батей. - Сынки, я вас до Берлина доведу! Приходил и в санчасть с баяном. Война сплачивала людей. Осенью 1941 года Полина вступила в комсомол, в сентябре 1942 г. в кандидаты в члены ВКП(б), а в октябре 1943г. её приняли в партию.

14 декабря 1941г. наши войска перешли в наступление севернее Калуги. По приказу командующего Западным фронтом Г. К. Жукова в составе 50-й армии была создана подвижная группа под командованием заместителя командующего армией генерал-майора В. С. Попова. Операция началась в ночь с 17 на 18 декабря 1941 года. Не ввязываясь в бои с противником, группа Попова (154-я стрелковая, 112-я танковая и 31-я кавалерийская дивизии, две батареи гвардейского минометного дивизиона, огнеметно-фугасная рота, Тульский рабочий полк, отдельный танковый батальон и др). Группа совершала марш. Обходя населенные пункты, она прошла за трое суток около 90 км.

Декабрьскими морозными днями и ночами 473 полк двигался в тылу немцев по старой калужской дороге. Дорога была занесена снегом, врачи и санитары, мужчины и женщины, сходили с машин, много раз брали лопаты в руки, чтобы расчищать путь. К концу третьих суток полк подошел к правому берегу Оки у деревни Пучково с юга от Калуги. С рассветом 21 декабря начался бой.

9 дней продолжались бои за Калугу. Полк стоял на правой стороне деревни Пучково. Полина с санинструктором на плащ палатке приходилось вытаскивать по замерзшей Оке с поля боя раненых. Конечно, большую часть раненых приносили санитары, им уже оказывали медицинскую помощь в медчасти. В части погибло 2 врача, два фельдшера, санинструктор. Полина стояла на крыльце, когда в дом попала бомба. Ее сбросило взрывной волной, она получила контузию, но в госпиталь не пошла.

Калуга была освобождена 30 декабря 1941 г., немцы отошли от города в северо-западном направлении к Юхнову. В Калуге фашисты готовились встречать новый год. Готовились основательно, поэтому здесь было захвачено много продовольственных трофеев. Два вагона сладких подарков были розданы мирному населению и бойцам. Шоколадки достались и Полине. Она отправила их матери через друзей - бывших жителей Устиновки, проживающих на ул. Луначарского (36) в Калуге.

Устиновку в октябре 1942 г. - на полтора-два месяца - захватили немцы. Фашисты пришли по старой дороге в Андроново, неожиданно въехали на мотоциклах в это село, захватив наших солдат врасплох. В устиновском лесу был захвачен обоз с нашими ранеными. Что случилось с ними, рассказывает военфельдшер Г.Ф. Проскурин. Насколько можно понять, наших раненых немцы собирались отправить в госпиталь Калугу, возможно в т.ч. для проведения опытов над ними.

"Погрузили меня (раненого) в бричку, солдаты наши (пленные) повезли меня по деревне. Везли за околицу. Остановились окола дома Е.Ф.Лабазниковой. Там было много раненых немцев. Хозяйку с больными детьми выгнали в холодный подвал. Нас, русских раненых солдат, было человек шесть-семь. Помогала нам хозяйка, не боялась немцев, хотя они не раз к ее лицу приставляли дула автоматов.

Мы никогда не забудем, сколько материнского тепла, ласки и внимания отдала она нам в эти безвыходной неволи. Она говорила немцам:"Это мои сынки, и я их должна выходить. Пока они в моем доме, я буду с ними до конца моей жизни." Она рассказала нам, что ее дочка - Королева Полина Сергеевна находится в действующей армии, тоже, может быть, лежит где-нибудь окровавленная. Так как же я могу оставить вас в беде, дорогие мои.

Она приносила нам вареную картошку. И мы ели её почти неочищенную. Украдкой от немцев приносила молоко, чай и приговаривала: "Не обижайтесь, сынки, чем богата, тем и рада. Лучше вам приготовлю, чем этим иродам, которые меня выгнали с малолетними детьми в холодный подвал."

Днем командование собрало сельский сход и приказало колхозные продукты сдать им, а кто не сдаст - повесят или расстреляют. Утром 15 октября легкораненых советских солдат расстреляли. - (не ясно в тот в этот ли день был сход.) К обеду нас стали собирать для отправки в Калужский лазарет. Мы очень тепло попрощались с Е.Ф. Лабазниковой."

В местной округе бытует мнение, что Устиновке располагалась финская часть и рядом с домом Екатерины Лабазниковой были похоронены 2 умерших раненых финна. Связано ли это только с тем, что что часть солдаты были рыжими? Опубликованный в местно газете рассказ Проскурина эту версию не подтверждает, но исходные письма его к Екатерине Лабазниковой утеряны, а легенда о финнах под Москвой живет и подтверждается фактами присутствия финских частей в Орловской области и Белоруссии.

13 февраля 1942 г. часть наших войск под Юхновом попала в окружение. Любимый командир 473 полка Краснопивцев погиб при выходе из окружения у д. Вышнее Мосальского района Калужской области в ночь с 14 на 15 февраля 1942 года. Командир шел вперед с автоматом, увлекая за собой бойцов в той атаке среди леса. Части вырвались к своим, но командир был сражен пулей из немецкого автомата в грудь. Полина узнала об этом от сослуживцев, в том бою она не участвовала.

04.09.42 г. 154 дивизия получила приказ выйти в резерв 3ТА. 20.10.42 г. дивизия в составе 5-ой танковой Армии перебрасывается по железной дороге с Брянского на Юго-Западный фронт, в район Сталинграда, выгружается на станцию Панфилова (северо-запад Волгоградской области) и Филинова. За проявленное мужество, за героизм личного состава в боях с немецко-фашистскими захватчиками в районе города Козельска в августе-сентябре 154 стрелковая дивизия 23.10.42 г. преобразовывается в 47-ю Гвардейскую Стрелковую дивизию, а 473 полк в 140 гвардейский полк.

В составе Юго-Западного фронта 47 гв.д дивизия принимала оборонялась на Воронежском направлении, в декабре 1942 г. принимала участие в Среднедонской наступательной операции, составной части Сталинградской битвы.

Фельдшер Королева: "Сражение происходило в голой степи. Только начинается утро, так сверху на нас летят бомбы и снаряды. Головы нельзя поднять, и спрятаться негде, в степи - ни куста, ни дерева. Однажды отрезали обоз, захватили немцы его. Одна санитарная сумка осталась на плече. Истрепанную часть послали на формирование. Расположились по домам в одной станице (Верхнечирская ?). Сняла шинель, сумку под голову, легла я поспать. Наутро вбегает мальчик.
- Мама, немцы! Высадился немецкий десант. У нас оружия, гранат, ничего нет.
Солдаты пошли все из избы, а мне говорят: Оставайся здесь.
- Я же боялась попасть в плен. Взяла сумку свою и пошла следом за солдатами. Выбрались как-то из той ситуации."

В декабре 1942 г. Полина заболела плевритом. Сначала ей предоставили отдых при части на 10 дней. Через какое-то время отправили в госпиталь в Рязань. С Юго-Западного фронта она ехала очень долго, болезнь успела пройти за время пути. В рязанском эвакогоспитале n 1748 она находилась с 4 по 28 февраля 1943 г. с диагнозом правостороннего эксудативного плеврита в стадии рассасывания.

Вернуться в родную дивизию Полине не пришлось. С юности она умела скакать, любила лошадей сызмальства, в крестьянском хозяйстве без лошади никуда. А по фронтам, воинским частям искали бывших кавалеристов, чтобы они и служили по специальности - в кавалерийских частях. Возможно, поэтому третьим ее местом службы на войне с 1 марта 1943 г. стал комендантский эскадрон 19 кавкорпуса, который в это время находился на Степном фронте.

Старшему военфельдшеру "выдали" рыжую лошадь. Звали ее Рыбка. Полина лихо брала барьеры на своей кобылке, прыгала через препятствие. Королева: "Мне даже благодарность дали за то, что сама не побилась и не побила лошадь. А другие побили, не очень умели обращаться с животными." Подкармливала она Рыбку сахарком. Меняла хозяйка водку, если давали ее личному составу, на сахар. Любили они друг другу. Болью отдавалось в сердце, когда слышала, как плакали, ржали раненые лошади. Убитых лошадей бойцы съедали.

04.04.1943 г. приказом по 19 кавкорпусу Лобазникову П.С. наградили медалью за боевые заслуги.

Служба в кавалерии оказалась недолгой. 20 июля 1943 г. Полина получила травму во время бомбежки - закрытый перелом обоих костей левого предплечья. Она вышла на крыльцо дома, взорвался снаряд, взрывной волной ее бросило на землю. Часть тогда находилась в районе станции Латышской (?) на границе Калужской и Московской области. ( Калужская область была полностью освобождена от немцев 17 сентября 1943 г. ) Раненую отправили в Московский коммунистический военный госпиталь - в столицу. Но 28 июля она вернулась в свою часть по собственному желани. Она продолжала службу, но ходила в гипсе, проходя амбулаторное лечение. Сама не перевязывала, а командовала санитарами. Фельдшер получила предписание явиться в госпиталь для снятия гипса 20 сентября 1943 г. Еще долго пришлось разрабатывать руку после снятия гипса.

Между тем её часть перестала быть кавалерийской, кавалерия переставала быть ударной силой армии, на смену лошадкам давно уже пришли танки, бронемашины, мотоциклы. С Рыбкой пришлось расстаться. Покормила военфельдшер лошадку на прощание сахарком.

На базе 23 отдельного дивизиона связи 19 кавкорпуса 3 августа 1943г. был сформирован 993 батальон связи 90 стрелкового корпуса, в котором фельдшером медпункта была лейтенант медицинской службы Лобазникова. Корпус находился в сентябре-ноябре 1943г. на Северо-Западном фронте в составе 1 ударной армии. В декабре 1943 г.-сентябре 1944 на 2 Прибалтийском фронте, с октября по январь 1945 г. на 1 Прибалтийском фронте, февраль-апрель 1945г. 3 Белорусский фронт, земландская группа войск, в мае 1945 1 Белорусский фронт.

Войну Полина Сергеевна заканчивала в Кенигсберге. Здесь нашим частям приходилось брать сильные укрепления немцев, которыми немцы окружили столицу восточной Пруссии. Части ее армии брали, например, форт 6 Королева Луиза.

Расплата за чудовищную войну пришла на немецкую землю. Аккуратность двухэтажных немецких домов с летними и зимними комнатами, выложенными дорожками на участках поразили девушку. Вышитые салфетки были желанным подарком для русских женщин. Родственникам в Устиновку она послала шпик, плотное свиное сало. Ей отвечали с благодарностью - Ваш шпик нас и спас, нечего было на стол поставить по важному случаю. Всё для фронта, все для победы - тяжело жилось в тылу.

Королева: Россия, - страна ты святая. Столь праздников много - их чтут, но самый желанный, родная, тебя днем Победы зовут.
Королева: По всей стране от края и до края нет города такого и села, куда бы не пришла победа в мае - великого девятого числа.

В июне 1945г. Полина демобилизовалась из армии и вернулась на родину. Через какое-то время пришла устраиваться на работу. Хотела работать поближе к дому, а ей говорят, что места по мирной специальности акушерки нет. Тогда она пошла в райком партии, в кадровый отдел, поговорила там. На второй день открыли второе место и ее взяли на работу.

С 1948г. по 1960г. наша героиня работала по специальности акушерка в Андроновском медпункте. А с 1960 по 1975 гг. Королева была дежурной медсестрой в участковой Аристовской больнице на 40 мест. Состояли в штате этой сельской больнице и зубной врач, и гинеколог, и акушерка, и лаборант в лаборатории. В поселении числилось 8 деревень - Устиновка, Ериховка, Аристово, Андроново, Ивашево, Каменка, Букреевка, Кулачки. Медики ходили по населенным пунктам, согласно персональной росписи селений. Они обслуживали хронических больных на дому, принимали роды на дому, прививку детям на дому делали. В муках рожают женщины, бывали и сложные роды с выпадением пуповины. Сколько детишек появилось дома в Устиновке, Аристове, Ериховке при помощи сельской акушерки Полины Сергеевны Королевой! Все, получается, в районе были ее крестниками.

Если кто вывихивал руку, то врач Семеновна отправляла этого страдальца к Полине. Идите, она вам вправит. Ловко у бывшего военного фельдшера выправлять руку получалось - раз и всё. Сует пациент деньги Полине Сергеевне. Королева:- "Я не возьму." Врач однажды говорит: Возьми, хоть на отрез на платье. Королева: "Так Семеновна заставила взять меня однажды эту благодарность, а так я никогда ничего у людей не брала. А ещё вправляла грыжи. Раньше на селе средний медик должен был все уметь - и зубы лечить, и терапию знать. Неудивительно, что я знала, как кто живет, кто с кем дружит."

Односельчанин Сергей Королев, фронтовик-орденоносец, пришел свататься к Полине, а она на родах у Свиридовых в Аристово. Поженились они. Исполнилось пророчество Сергея о свадьбе с Полиной, которое он высказал еще мальчишкой до войны. Построили дом, сами пилили лес пилой, бревна на лошадях носили, больше осины брали, меньше черви берут.. Первый год построили сарай. Ловили кротов, сдавали их шкурки. Взяли кредит. Скотины не было, только одна коза...

4 февраля пришло горестное известие о кончине на 105 году жизни ветерана Великой Отечественной войны, почетного гражданина города Калуги и Ферзиковского района Полины Сергеевны Королевой.
Вечная память Полине Сергеевне

 

Довженко Вера Сафроновна



Дата рождения: 1922
Место рождения: Украинская ССР Черниговская область
Дата призыва: 07.1941
Место призыва: Львовский РВК, Украинская ССР, Львовская обл., Львовский р-н
Воинское звание: старший лейтенант медицинской службы
Место службы: 364 сп 139 сд ЗапФ/220 омсб 139 сд

 

Нежельская Валентина Васильевна



Дата рождения: __.__.1919
Наименование военкомата: Ново-Московский РВК, Украинская ССР, Днепропетровская обл., Ново-Московский р-н
Дата и место призыва: Ново-Московский РВК, Украинская ССР, Днепропетровская обл., Ново-Московский р-н
Дата поступления на службу: __.__.1941
Воинское звание: ст. сержант медслужбы
Воинская часть: эвакуационный госпиталь 1800 27 армия

 

Бугаева Евдокия Семеновна



Дата рождения: 13.03.1921
Место рождения: Курганская обл., Катайский р-н, с. Ильинка
Дата и место призыва: Свердловский ГВК, Свердловская обл., г. Свердловск
Дата поступления на службу: 20.02.1942
Воинская часть: полевой подвижной госпиталь 2202
Дата окончания службы: 23.06.1945







Родилась 13 марта 1921 года в деревне Ильинка Катайского района, Курганской области.
В июле 1941 года ушла добровольцем на фронт. К январю 1942 года был сформирован полевой подвижный госпиталь 2202, с которым Дуся дошла до Магдебурга.
В феврале 1942 года госпиталь отправился на фронт. Боевое крещение госпиталь получил в Арзамасе.
Осенью 1942 года бои шли за город Великие Луки.
В апреле 1943 фронтовым приказом 271 от 02.04 1943 года старший сержант медицинской службы Бугаева Евдокия Семеновна за мужество, проявленное во время наступления нашей армии, награждена медалью «За боевые заслуги».
Выписка из посыльного листка: «Товарищ Бугаева Е. С. Работает в госпитале с 01. 1942 года. Здесь она вступила в кандидаты ВКПБ. За свою хорошую работу имела ряд благодарностей. Во время большого поступления раненых, она, не считаясь со временем, не уходила со своего поста, по два по три дня, оказывая помощь раненым. Во время бомбардировки фашистами военного эшелона, идущего на фронт, она мужественно выносила раненых из-под бомбежки, перевязывала им раны. Выполняя приказ тов. Сталина 130 ,она отлично овладела техникой гипсовых повязок. Постоянно стремится к усовершенствованию своих знаний. За свою работу достойно награждению медалью «За боевые заслуги».»

В том же году Дусе вручили знак «Отличник здравоохранения». В течении 1942 - 1943 годов госпиталь дважды попадал в окружение. Когда третья армия брала Берлин, госпиталь располагался в Зифильде.
Затем был Берлин, Бранденбург и последняя стоянка Магдебург. В день, когда объявили о победе, Дусе вручили орден Красной звезды.

В наградном листе изложено: « Старшина медицинской службы Бугаева Е. С. под руководством врача вывела из шокового состояния сто раненых. Этим спасла им жизнь. Товарищ Бугаева Е. С. Не считаясь с усталостью, не выходила из перевязочной, обрабатывала раны, сдавала раненым кровь, но и после этого не уходила на отдых, продолжая работать».
Приказ 40 от 03.04.1945 года.

С 17.07.1945 года по 02.08.1945 года в городе Потсдам проходила конференция, где решалась судьба Германии. На конференции собрались представители трех государств победителей, главы государств Сталин, Трумен, Черчиль. Дуся как грамотная медсестра и член партии была направлена на конференцию в качестве обслуживающего персонала. Все делегации размещались на виллах в Потсдамском районе Бабельберг.
Водители, технический персонал, повара, медицинский персонал все были обязательно проверены. Основной персонал из Москвы. Территория охранялась очень серьезно. Дуся была прикомандирована к Молотову, который вместе с Жуковым и Громыко присутствовали на конференции. Дуся вспоминала, что Молотов был очень скромный и вспыльчивый человек.
После окончания конференции Дуся вернулась в Магдебург, где проработала до мобилизации в 1946 году.
После возвращения домой Дуся работала медсестрой в межрайонной больнице. А с марта 1948 года была назначена председателем Красного креста Катайского района.
С 1950 года до 1986 года Дуся работала операционной медсестрой в областной клинической больнице 1 города Екатеринбурга.
После продолжительной болезни Дуси не стало 14 июня 1992 года.
Награды Бугаевой Евдокии Семеновны хранятся в музее областной больнице г. Екатеринбурга.

 

Яворская Ирина Владимировна



Я родилась в Воронеже в семье работников искусства. Бабушка моя пела в Воронежском народном хоре, отец был режиссером театра, мама в этом же театре играла.
Мамина сестра была солисткой Харьковской оперы, дядя был певец – вот такая семья у нас была. Я была обычная школьница, училась хорошо, и спортом занималась; крепкая, здоровая девчонка была.
В оборонных кружках я не принимала участия, потому что больше тяготела к искусству – играла на сцене, пела.
Учась в школе, я только в лыжном кроссе была победительницей, но еще я занималась верховой ездой и большим теннисом. Это мне сильно помогло развиться в физическом плане.

Когда началась война, мне шел четырнадцатый год. В день начала войны я была дома. Я помню, что женщины прибежали с криками, что война началась. Мы все выбежали на улицу, побежали к репродукторам.
Там уже стояли толпы народа, и я тоже там стояла, слушала выступление Молотова. Так началась война. В августе 1941 года, в самом начале войны, у меня родилась сестрёнка.
Седьмой класс я доучивалась кое-как – Воронеж уже бомбили, не до учебы особо было. Нашу школу забрали под госпиталь, нас перебазировали на окраину города в маленькую школу.
Занятия шли в четыре смены, и первая смена начиналась в 6 часов утра. Чтобы не опоздать на занятия, надо было в полпятого встать.

Мы в 1941 году ходили по госпиталям с концертами – пели, читали стихи. Отца проводили на фронт в октябре 1941 года. Зимой 1941-1942 года стало очень трудно с продуктами.
Наша соседка работала продавщицей в продуктовом магазине. Она приглашала меня по ночам, и я помогала ей – на отдельные листы я наклеивала отоваренные карточки – на один лист отдельно карточки по 200 грамм, на другой лист по 400 грамм, на третий по 800 грамм. Соседка на счетах подсчитывала, сколько всего карточек отоварено в магазине. За эту работу она мне давала или кусочек хлеба, или булочку.
Откуда это у нее было – это не мое дело, но так было: она ложилась поспать, я добросовестно наклеивала эти карточки, и потом она их считала.
Еще зимой 1941-1942 годов я с моим двоюродным братом и сестрой ходили, ломали заборы на топливо. Отопление же у нас в Воронеже было печное. Мороз, снег, темно.
Мы заборы раскачиваем, а собаки начинают лаять! Мы в снег падаем, ждем, пока они успокоятся, и затем опять заборы раскачиваем и ломаем.

А в июле 1942 года в Воронеж вошли немецкие танки. Мы жили уже не в квартирах, а в подвалах. Потом в наших подвалах появились немецкие жандармы - с бляхами на груди, в рогатых касках.
«Руссиш швайн, вег, вег!» Нас всех выгнали, построили в колонны, и с жандармами, с собаками, гнали полтора месяца пешком в Курскую область, в город Фатеж.
Был ли это концлагерь, или просто рабочий лагерь, или лагерь для перемещенных лиц – не знаю. Мы ремонтировали разбитые шоссейные дороги примитивными инструментами – лопатами и чурбаками для прессовки грунта.
Как с нами обращались и как нас кормили, рассказывать, наверное, не стоит – все было как во всех немецких концлагерях. В конце ноября 1942 года немцы начали отправку в Германию.
Я числилась в списке для отправки, так как туда немцы отбирали самых молодых и крепких. Мне тогда шел уже пятнадцатый год, и я тоже должна была отправиться в Германию.
Но как будто судьба была против этого – за три дня до отправки я затемпературила. Немцы страшно боялись тифа, и меня сразу отправили в изолятор.
Таким образом, я избежала отправки в Германию, но этого не избежали несколько моих родственников – две мои тети, сестры моего отца, мой двоюродный брат и двоюродная сестра, были увезены в Германию этим эшелоном.
В конце войны они были освобождены американцами.

Я осталась в лагере. Уже наступил декабрь, выпал снег, и нас больше на ремонт дорог не гоняли. Тем более что немцам в это время хорошо дали прикурить в Сталинграде, и это аукнулось даже на нашем лагере в Курской области. Мы не знали, что наши разбили немцев под Сталинградом – в нашем лагере не было подпольной организации, но по внешнему виду немцев, по их поведению, по понурости и унынию мы поняли, что где-то им дали хорошо.
Немцы перестали нас гонять на работы, а потом и кормить, и охранять. Мы стали потихонечку разбегаться по окрестным деревням.

В этом концлагере умерла моя бабушка, а мать с годовалой сестренкой на руках сумела выжить только потому, что пристроилась на кухню.
В самом начале февраля 1943 года пришли наши. Однако у нас сохранился такой страх, такой ужас перед оккупацией, перед отправкой в Германию, что у нас у всех было такое чувство: «А вдруг они вернутся?!»
И на семейном совете мы решили, что я должна уйти с этими нашими войсками. К тому времени мне уже исполнилось пятнадцать. Мы все вместе сочинили легенду, что я потерялась, никого у меня нет и некому за мной присмотреть. Я пошла из села в село, потом пристроилась на какой-то эшелон, и в одном из сел я увидела медицинскую часть. Там на воротах висел белый флаг с красным крестом, и я решила туда пойти.
Я хорошая артистка, потому что до войны играла в профессиональном театре, которым руководил мой отец. Я поплакала, меня приютили, и в первую очередь накормили. В первый раз за столь долгое время я ела настоящий хлеб! Сложно представить себе счастье есть настоящий, пахнущий, вкусный хлеб! Потом меня спросили, что я умею делать. Я ответила, что все умею делать, и действительно, я умела многое, потому, что росла не избалованной. Мне сказали, что в одной хате будет аптека, и приказали привести ее в порядок. Я пошла туда, начала прибираться, а сытый соловей ведь поет! Я забралась мыть окна, и начала петь во все горло, а репертуар у меня был огромный – от русских народных песен, что пела в хоре моя бабушка, до оперных и опереточных арий, так как мы часто посещали театры в Воронеже. Современные песни тех лет я тоже прекрасно знала. На мое пение сбежался весь медсанбат – и сестры, и врачи, и раненые, кто мог ходить. «Вот эту песню знаешь?» - «Знаю», - «Спой!» - «А вот эту знаешь?» - «Да!» В общем, я выдала целый концерт. Затем мне начали давать разные задания: ухаживать за ранеными, бегать туда-сюда с поручениями. Так что я начала работать в медсанбате «на подхвате». В медсанбате решили, что такой ценный кадр в тыл отправлять они не будут, - тем более, что я немного отвлекала раненых своим пением, писала для них письма. На мое счастье, в медсанбате организовывались курсы санинструкторов, и меня зачислили на эти курсы. А раз меня зачислили на эти курсы, то я приняла присягу. Меня поставили на довольствие, выдали форму. То есть я стала полноправным солдатом. Когда я окончила эти курсы, мне присвоили звание младшего сержанта и направили в 109-й гвардейский стрелковый полк нашей 37-й Гвардейской Стрелковой Речицкой дважды Краснознаменной орденов Суворова, Кутузова [1-й степени] и Богдана Хмельницкого дивизии. Так я стала дочерью 109-го полка нашей дивизии. Это как раз был конец мая – начало июня 1943 года.

Вскоре началась Курская битва, которая стала моим боевым крещением. Что можно рассказать об этой битве? Я не могу описать эту битву, это надо было видеть и пережить. Иногда, вспоминая ее, я даже не представляю, как мы все это могли вынести. Сейчас это кажется сном, или каким-то кино. А тогда было единое стремление - победить. Было стремление выполнить свой долг, сделать что-то нужное для победы. Много было боевых эпизодов.
Я вытаскивала с поля боя раненых. На себе тащить их я, конечно, не могла, и тащила их волоком на плащ-палатке. Я стелила плащ-палатку рядом с раненым, и если он был в сознании и мог двигаться, то он сам на нее ложился.
Я брала угол плащ-палатки, наматывала его на запястье руки, становилась на четвереньки, и волоком тащила раненого за собой. Где можно было подняться, я поднималась и пятилась, волокла плащ-палатку с раненым задом наперед. Если раненый был без сознания, то я так же стелила плащ-палатку рядом с ним, и накатывала его на нее, как бревнышко катят. Затем я подползала под плащ-палатку, клала угол себе на плечо, и ползла по пересеченной местности на четвереньках. С собой я все время носила автомат и санитарную сумку. В санитарной сумке я носила бинты и шины - на тот случай, если видно, что перелом. У меня было много стерильных пакетов. Моя задача была – остановить кровотечение, и вытащить раненых с поля боя. Затем я собирала раненых в блиндаже, и пока ждали транспорт, я им делала противостолбнячные прививки.

Каску я в бою никогда не носила. Носила пилотку или косынку цвета хаки. Косынка все-таки удобнее, пилотка слетала постоянно. Санитарную повязку с красным крестом я не всегда носила – это все-таки больше для кино, а на войне не до этого было. Там ведь было так, что после боя я была вся в крови раненых – и руки, и гимнастерка, всё. Потому что при перевязке легочных ранений, ранений в брюшную полость, раненых надо оборачивать бинтами, надо к ним прижиматься – конечно, запачкаешься.

У меня есть стихотворение «Прости», написанное как раз в 1943 году, описывающее, как я тащила раненого, но не донесла:

С рассветом разгорелся бой,
Жестокий, яростный и злой,
За овладение высоткой.
Казалось, будет он коротким.
Но холм, что справа сер и хмур,
Плюет свинцом из амбразур,
Огнем прижал к земле ребят,
А я опять ползу назад.
В края вцепившись мертвой хваткой,
Тащу бойца на плащ-палатке.
С высот прямой наводкой бьют,
Снаряды рвутся там и тут,
Сжимает голову в тиски,
А воздух рвется на куски.
«Ты потерпи, дружок, постой.
Вон там кустарник есть густой.
Мы отдохнем – и снова в путь,
Еще немножечко, чуть-чуть.
Лесок уж близок. Ну, вперед!»
Ах, как он, гад, прицельно бьет!
Полны песком глаза и рот.
И все-таки вперед, вперед!
Я знаю хорошо маршрут...
«Послушай, как тебя зовут?
Эй, эй, солдат! Ты не молчи,
А коль нет мочи, то кричи.
Ну, хочешь, покричим вдвоем?
Мы скоро, скоро доползем.
Я знаю: больно, дорогой,
Но хоть на миг глаза открой.
Эй, эй, солдат! Ну, что же ты?
Не дышит. Тонкие черты
Застыли. В пальцах горсть земли.
«Прости, родной! Не доползли…»

Я начала писать стихи как раз с того момента, когда я попала в экстремальную ситуацию, когда война меня захватила. Первые свои стихи я написала еще до начала Курской битвы, когда мы выдвигались к фронту.
Это было еще зимой. Вокруг огромные сугробы, ни одной целой деревни. Все разбито, сожжено, одни печные трубы торчат. Мы неделями не видели крыши над головой.
И вдруг мы набрели на уцелевший хуторок, и солдаты кинулись туда отогреться. Выставили часовых, и набились в эти хаты как сельди в бочку. В хате повалились на пол вповалку, где и как только можно.
Каждый сантиметр был занят лежащим солдатом. А бабульке, хозяйке этой хаты, даже места на печке не осталось. Я смотрела с какой-то жалостью и страхом, как она, эта бабушка, почти всю ночь простояла перед образами в молитве. И это впечатление было настолько сильным, что я написала стихотворение «Молитва», которые положило начало моей первой фронтовой тетради, моему дневнику в стихах.
Я не вела дневник как таковой, не записывала событий в хронологическом порядке. В этот дневник я в стихотворной форме записывала только то, что меня тронуло и поразило до глубины души.

Снега, снега, а за снегами,
Там, где поземка белая метет,
Старушка с грустными глазами
И день, и ночь сыночка ждет.
Горит лампадка у иконы,
И как от века на святой Руси
Кладет глубокие поклоны
И шепчет: «Господи, спаси!»
А за окном бушует ветер
И воет, воет как голодный пес.
Остался сын последний, третий,
Молись, чтобы Господь пронес.

Если еще говорить о быте на фронте, то к нам достаточно часто приезжала баня – огромная палатка, рядом с которой ставили «вошебойку» – дезкамеру.
В палатке-бане было три отделения – два маленьких и одно большое.
В первом отделении солдаты раздевались, я все их обмундирование сгребала, и относила в «вошебойку».
В большом отделении солдаты мылись, а в маленьком отделении с другой стороны солдатам выдавали новое, чистое обмундирование.
С этой баней к нам приезжали санитары и санитарки, так что мне было легко – я там только помогала.
Помимо этих специальных банно-прачечных отрядов были пекарские отряды, и прочие специализированные части.

В Курской битве мы были на северном фасе, наступали в районе Дмитра-Орловского. Очень много было раненых, не говоря уже об убитых. Но самое страшное было, когда приходилось обрабатывать обгоревших танкистов.
Это было страшнее всего, потому что комбинезоны с них снимались вместе с кожей. Все это сгорало вместе, слипалось. Это были такие ужасные раны, такая боль, что я не представляю, как это можно пережить.

После этого мы наступали на Украине, форсировали Днепр. Все то же самое: раненые, убитые, очень тяжелые бои. Мы форсировали Днепр севернее Киева, а затем резко повернули на Белоруссию. Там мы стали частью 1-го Белорусского фронта под командованием Рокоссовского, а нашей 65-й Армией командовал Павел Иванович Батов. Потом 1-м Белорусским начал командовать Жуков, а мы остались в ведении Рокоссовского на 2-м Белорусском. Командир нашей дивизии при ее основании был Желудев, затем его отправили на повышение. Затем дивизией командовал Ушаков, затем очень непродолжительное время Морозов. После него почти до конца войны, до своей геройской гибели под Данцигом, нашей дивизией командовал первый в Красной Армии узбекский генерал Сабир Рахимов. В Великую Отечественную Войну он был единственным генералом из узбекского народа.
Посмертно ему было присвоено звание Героя Советского Союза.



Там же, в Белоруссии, я видела вблизи атаку конников. Их пускали на отступающего, бегущего противника. Это была страшная атака. Они же профессиональные кавалеристы, рубят головы сплеча, как лозу. Это выглядело настолько страшно, что потрясло меня до глубины души. Конница настигает бегущих немцев, рубит всех направо и налево. Голова отлетает и катится как футбольный мяч вперед, а тело еще по инерции пробегает несколько шагов вслед за собственной катящейся головой, и только потом падает. Я была в таком шоке, что даже долго не могла подняться после этого. Я как лежала, опершись о бруствер в окопе, так и окаменела надолго от такой картины…

Итак, наша дивизия прошла всю Белоруссию. Это самая многострадальная республика, понесшая страшные потери в населении, и наиболее разрушенная в Отечественную Войну. В Белоруссии был один эпизод, который мне запомнился на всю жизнь. Это было в районе деревень Азаричи и Дерть. Наше боевое охранение утром обнаружило, что немецких постов перед нами нет, и вся дивизия двинулась вперед, не встречая сопротивления противника. Мы шли вперед по замерзшим болотам, и по мачтовым сосновым лесам. Вдруг наткнулись на густую колючую проволоку на замерзшем болоте. Проволока была натянута прямо между деревьями, и большой участок этого болота был ей огорожен. Когда мы подошли, то увидели, что там ни бараков, ни землянок, ничего не было: просто на голом промерзшем болоте валяются люди, - и сторожевые вышки вокруг. Это были не военнопленные. Там были мирные люди – старики, дети, женщины. Там были и поляки, и болгары, и русские, и украинцы – в общем, это были славяне. К тому моменту, как мы туда подошли, половина из них была уже мертва. Я, как санинструктор, работала при эвакуации выживших узников. Потом, когда разобрались, выяснилось, что все они были специально заражены тифом для того, чтобы инициировать эпидемию тифа в нашей регулярной армии. И действительно, в тех частях, что соприкасались с этим лагерем, вспыхнул тиф. Заболела тифом и я, потому что я этих несчастных и поднимала с земли, и осматривала, и к себе прижимала, и таскала на себе. Вот такие злодейства чинили фашисты.
Им было недостаточно убивать нас самолетами, танками, бомбами, пулями и снарядами. Все им мало было! Почти что бактериологическое оружие применили они против нас. Вот такое было в Белоруссии.
В тифозном госпитале меня остригли наголо, и поэтому на фотографиях после госпиталя я выгляжу скорее мальчиком, нежели девушкой. Обычно я носила короткие волосы, ниже уха. Там не до косичек было.

Еще у меня не выходит из памяти один раненый солдат, чьего имени я не знаю. Да у многих других раненых я тоже не знаю имен, потому что иной раз его спросишь, как зовут, а он уже и сказать ничего не может. Я обычно работала так: сначала идет наша артподготовка, артиллерия бьет по первой траншее немцев, все наши сидят в окопах, уже готовые к атаке. Потом командуют атаку, огонь переносят на вторую линию обороны, и наши солдаты бегут вперед. Я продолжаю сидеть в окопе и по ориентирам (кустикам, столбам каким-то) пытаюсь запомнить, где наши солдаты падают. Это чтобы мне не впустую ползать по полю боя, а уже целенаправленно их искать. Ползу, смотрю: убитый, значит убитый, раненый – оказываю помощь. И вот мне запомнилась картина – подползаю, лежит раненый, еще живой, в шоке. Глаза навыкате, живот разорван, кишки валяются рядом с ним, и он окровавленными руками их вместе с землей их обратно себе в живот запихивает. И говорит: «Сестра, перевяжи!» Но я же прекрасно знаю, что через десять-пятнадцать минут наступит перитонит, и всё, смерть. Я точно знала, что помочь ему я уже не могла. Для проформы я его несколько раз бинтами обернула, и говорю ему: «Лежи, я пошла за помощью». Но, разумеется, я к нему больше не вернулась. Я знала, что его уже никуда не дотащить и не спасти, что я просто потеряю время…

Еще был случай зимой, когда снег был глубокий. Этот случай был скорее комическим. Я подползла к раненому: у него обе ноги были перебиты, встать он не может, а так в порядке, крепкий. Причем он был в годах, усатый украинец. Я расстелила плащ-палатку, он на нее заполз, и я его поволокла. А он таким матом все вокруг кроет! Я немного по-украински говорила, и говорю ему: «Дяденька, что вы лаетесь?» Он в ответ: «Так я ж не на тебя, дитятко, я на Гитлера, и всех фрицев» Я ему говорю: «Дяденька, не лайтесь, а то я вас брошу», - «Добре, не буду». И через две минуты опять четырнадцатиэтажным матом как начал снова! А мне и смешно, и тяжело, снег глубокий, я от смеха только силы теряю… В общем, вытащила я его, но за то время, что его тащила, наслушалась столько ругательств, что за всю жизнь, кажется, не слышала.

Вообще много раз приходилось смотреть смерти в глаза, но мы все тогда были молодые, а это так сильно притупляло страх смерти! Каждому из нас казалось, что мы неуязвимые, что у нас все еще впереди, что все пули и снаряды нас не тронут, что они все достанутся другим.

Потом мы освобождали Польшу, шли севернее Варшавы, и вышли на Балтику. После этого была Восточная Пруссия, затем Померания, а Победу мы встретили в Ростоке. Там мы сковали сильные немецкие части, не давая им прорваться к Берлину. Так мы каким-то образом способствовали скорейшему взятию Берлина. Вот таким был боевой путь нашей дивизии.

С осени 1944 года, когда мы были в Польше на Наревском плацдарме, я работала почтальоном дивизии. Там мы стояли в долгосрочной обороне, потому что дивизия была измотана и обескровлена предыдущими боями. Мы принимали пополнение и готовились к предстоящим боям. Трудность боев на Нареве была в том, что наш, восточный берег, был пологий, и там у Нарева была огромная пойма, - ровная как стол, и без какой-либо серьезной растительности. Западный берег был гористый, и по нему у немцев шла хорошая оборона: и минометы, и орудия на прямой наводке там стояли. Тем не менее, мы сумели Нарев форсировать, занять небольшой плацдарм, закопались там и удерживали его. У немцев там была глубокоэшелонированная оборона, которую с ходу мы прорвать не смогли. Бои были непрекращающиеся, немцы постоянно шли в танковые атаки.

По ночам нам присылали повозки – они довозили раненых до Нарева, затем на носилках, лодках или на руках по разбитому мосту мы их переправляли через Нарев, и на том берегу их забирала другая повозка. Мост был разбит, а понтонный мост был ночью полностью занят техникой, что шла на плацдарм. Пешком по разбитому мосту еще можно было как-то перебраться, но попытка перебираться с повозкой была чревата печальными последствиями. В одну ночь я переправляла раненых в медсанбат, и после этого забежала на почту. Почта была во втором эшелоне дивизии, и я туда забежала просто повидаться со знакомыми девчонками – в батальоне я была единственная девушка, и поболтать на передовой мне было не с кем. В основном в нашей дивизии девушки были связистками, но были и снайперы. Это были специально обученные девушки после снайперских школ. Я знала, что такие девушки у нас есть, но не часто с ними пересекалась, мы все же в разных подразделениях служили. Мы, девчонки в нашей дивизии, знали друг друга в основном по именам, фамилии редко даже спрашивали.

На почте девчонки на меня накинулись: «Ты сейчас обратно на плацдарм?» - «Да», - «Ой, как хорошо, тут Шурика (это был наш почтальон) тяжело ранило, вот его мешок с почтой, ты не отнесешь письма на плацдарм?» - «Давайте». После этого я направилась в землянку штаба дивизии. Там оказался только замполит дивизии Александр Макарович Смирнов. Он меня хорошо знал, потому что у нас была крепкая самодеятельность, и я все время пела для бойцов в любые минуты отдыха. Смирнов удивился, почему я несу почту. Я объяснила, что Шурика ранило. Он посмотрел на меня, и говорит: «Ну что же, девчонка ты шустрая, теперь ты будешь у нас почту носить. А с полком я договорюсь». Приказы в армии не обсуждаются, и таким образом с осени 1944 года я стала почтальоном дивизии. Об этом у меня тоже есть стихотворение.

Вообще работа почтальоном была тяжелой – хотя подумаешь, ха, почтальон! Было тяжело не только потому, что работа была сопряжена с риском, а и психологически было тяжело. Иногда приносишь мешок, все ребята тебя окружат, а ты уже видишь – стоит солдат, и смотрит на тебя. Ему уже неделю нет письма, месяц нет письма, два месяца нет письма. И знаешь, что ему и в этот день ничего нет из дома. Вы себе не представляете, как это выглядит, когда он молча поворачивается и уходит. Его как бы нет, ему не пишут. Это убийственно! Еще так бывает: пришло письмо, а человека уже нет. Письмо еще шло, а его уже убило. Тогда отдаешь письмо в штаб дивизии – на письме обратный адрес есть. Штабные там вели учет, отправляли ответ обратно.

Паре солдат я сама начала писать письма, чтобы просто поддержать ребят. Писала просто какое-то ласковое, дружеское письмо: «Не горюй, скоро войне конец, о тебе думают и помнят на Родине».
Это было очень важно психологически – все ребята рвут из рук эти треугольники, конверты, и вдруг ему тоже письмо!

На Наревском плацдарме я получила контузию. Я была хорошая наездница, любила ездить верхом. Я была верхом на лошади, и мы попали под артобстрел. Снаряд разорвался прямо перед лошадью, и мы с ней полетели назад кувырком. Лошадь меня под себя подмяла. У меня была контузия, сотрясение мозга и огромная гематома во все бедро, плюс подвывих тазобедренного сустава. Меня вытащили из-под лошади в бессознательном состоянии. Из-за контузии и сотрясения мозга я долго ничего не слышала, и не могла сказать, заикалась. А тут как раз немцы начали танковые контратаки против плацдарма. Я была нетранспортабельна. Как фельдшер сказал, - из-за сотрясения мозга. Ногу подвигали, вроде нога цела, - и её оставили в покое. Вроде бы все прошло, но все время я чувствовала боль и дискомфорт. После войны мне пришлось ставить эндопротез. Второй раз я получила сильную контузию на подступах к Грауденцу, и тоже долго ничего не слышала, не могла говорить. Изо рта и из ушей кровь шла.

В Польше население к нам относилось нормально, - я возмущаюсь тем, что теперь поляки на нас в обиде, как на оккупантов. У нас один раз была такая ситуация, что мы шли маршем в Польше, и пристяжная лошадь в упряжке сильно захромала. Так мы ночью в одной польской деревне остановились, постучались в первый попавшийся дом, и попросили сменить лошадь. Поляк без возражений согласился поменять лошадь и забрать нашу, хромую. Утром, когда мы эту польскую лошадь разглядели как следует, все покатились от смеха – такой маленькой кобылы давно не приходилось видеть. Ребята мне сказали: «Ну, это будет твоя лошадь». Я ее назвала Галочкой и долго ездила на ней верхом. В гостях мы тоже часто у поляков останавливались, она нас кормили, угощали. Я чуть-чуть говорила по-польски, так что мне было легче, чем остальным.

Уже в Восточной Пруссии мы штурмовали город-крепость Грауденц. Это был город с настоящими крепостными стенами, как их показывают в кино. Одной стороной город примыкал к Висле, а с остальных сторон он был окружен огромными стенами с наглухо запертыми воротами. Типичная восточно-прусская крепость. У нас там были очень продолжительные и упорные бои, потому что в крепости был крепкий гарнизон с огромным количеством боеприпасов, продовольствия, а река у них была под боком, так что в воде у них тоже не было недостатка. Поэтому бои длились долго и были очень жестокими. Однажды под Грауденцом получилось так: я, как санинструктор, решила для солдат организовать баню, так как мы все равно остановились перед этой крепостью. В подвале у нас сидели пленные немцы, я их оттуда вытащила и заставила работать: они у меня рубили дрова, таскали воду, грели её, и так далее. Баня получилась на славу. Из медсанбата к нам в полк как раз приехала фельдшер Нина. Солдаты все помылись, а мы ждали своей очереди. Я знала, что в тот вечер к городу в поиск ушла группа наших разведчиков. Когда все солдаты помылись, мы с Ниной вдвоем залезли сами в баню помыться – других женщин в полку не было. Это было уже поздно вечером, почти ночью. Только мы устроились, как раздался неистовый стук в дверь: «Что вы там сидите?! Там наших ребят поубивало, а вы тут сидите!» А мы с Ниной там расслабились, решили помыться как следует. Боже мой! На мокрое тело гимнастерки, сапоги натянули, а там уже повозка нас ждет, мы на нее санитарные сумки побросали, уже на ходу в нее запрыгнули, и вперед. Мы не знали, где, что случилось, сколько человек ранено. По дороге старшина, что нас сопровождал в повозке, рассказал нам, что наши ребята-разведчики в поиске нарвались на минное поле, мина взорвалась. Лейтенанту, что командовал группой, оторвало ногу, солдата, что шел за ним, ранило, но он сумел добраться до нашего боевого охранения и сообщил примерные координаты – это за переездом. Что за переезд? Там очевидно была какая-то узловая станция, потому что было очень много железнодорожных путей. И мы с Ниной вдвоем всю ночь там бродили (как выяснилось потом, по минному полю), искали раненого лейтенанта. Все-таки мы нашли бойца, который тащил этого лейтенанта. Ногу ему он перетянул туго брючным ремнем, остановил кровотечение. Мы первую помощь оказали, дотащили его до боевого охранения, положили на повозку, и отправили в тыл. Вот такая страшная ночь. Бесконечные осветительные ракеты, надо было все время ложиться. А ракета же на парашютике, она медленно спускается. Свет от нее был белый-белый, совсем неестественный. Погасла ракета – мы перебежками вперед. «Бабах!» – следующая взлетела, опять лежать надо… И еще очень часто вспоминаются трассирующие очереди в ночи. Пули светятся, и когда они летят из пулемета или автомата, выглядит как будто кто-то бусы светящиеся в темноте нанизывает. Выглядит очень красиво, но попасть под такую очередь смертельно.

Уже в Польше погиб разведчик Витя Филатов. Я никогда его не забуду, такой парень прекрасный был, москвич! Они оба с моим будущим мужем были рослыми парнями, и в нашей самодеятельности они прекрасно танцевали степ. Они и вальс, и польку танцевали с чечеткой… Они ушли в поиск, взяли «языка», но на обратном пути нарвались на засаду. Витя Филатов остался прикрывать отход группы на нейтралке, и там и погиб.
На следующую ночь ребята с большим трудом и риском вытащили его тело с нейтралки, и я помню, как мы его хоронили у польского костела.

Мы теряли много ребят. Я судила об этом по нашей агитбригаде, по нашей самодеятельности. Мы же не постоянно действовали как агитбригада – но как только какая-то передышка, нас сразу вызывали в политотдел дивизии, сколачивали бригаду и мы отправлялись с концертами по подразделениям нашей дивизии. Иногда и к соседям с концертами приезжали. Очень хорошая у нас была в дивизии самодеятельность. Иной раз соберемся в политотделе, и смотришь – этот не вернулся, ранен, тот не пришел – погиб… Так что мы теряли многих своих друзей.

На фотографии, где стоит мой будущий муж, видно, что разведчики одеты кто в чем. Сашка у них был во взводе, так он все в немецкой шинели ходил.
Еще один стоит в камуфляжных штанах СС – кого захватывали, того они и раздевали. Конечно, все это не по уставу, но разведчикам все можно было, начальство смотрело на эти вольности сквозь пальцы.

С обмундированием была отдельная история. У нас же стрелковый полк, и до нас женское обмундирование просто не доходило. Может быть, в ротах связи было какое-то специальное обмундирование, но я же среди мужиков, и мне выдали все солдатское. Я помню, что ватные штаны, что мне выдали зимой, мне были страшно велики. Я в них провалилась, как в комбинезон, и узкий брючный ремень этих штанов у меня был выше груди, я его под мышками затягивала. Поверх этого одевала гимнастерку, и на талии затягивала обычный широкий ремень. Кальсоны с завязочками, белая рубашка с завязочками – ни о каком женском обмундировании и речи не было. Но поскольку мне тогда было 16-17 лет, и пофорсить перед другими хотелось, я у старшины всегда выпрашивала гимнастерку самого маленького размера, чтобы носить, - и ещё одну гимнастерку самого большого размера. Я всю жизнь с детства была девочка мастеровая, и из этой большой гимнастерки на руках я себе спокойно шила юбку. А во втором эшелоне дивизии, там, где медсанбат, почта, авторота, и все прочие вспомогательные службы, была и швейная мастерская, и сапожная мастерская. В сапожной мастерской сидел такой дядя Вася, усатый, уже пожилой солдат. Так он по моей ноге (35 размера) выстругал деревянную колодочку и сшил мне сапоги. Тогда очень модно было шить сапоги из плащ-палаток. Такие зеленые сапожки, очень легкие, у меня тоже были. Название «Джимми» для таких сапог появилось по-моему позже, - я их называла просто сапожками. В конце войны всем женщинам стали выдавать гимнастерки и юбки. На фотографии 1944 года я в кубанке – ее я сама себе сшила. Зимой нам выдали рукавицы на меху: я их вывернула, а внутри такой белый смушковый мех! Изумительно красивый мех, и мне было просто жалко его использовать просто в рукавицах. Я аккуратно бритвой распорола их, и сама, тоже на руках, сшила себе кубанку. Верх сделала красный – раздобыла откуда-то кусок красной ткани. Приделала к кубанке звездочку, – и все на меня заглядывались, когда я мимо проходила.

На Наревском плацдарме в декабре 1944 года у нас был большой концерт на день Конституции. Я пела на этом концерте, как всегда. Баянистом у нас был Саша Кузнецов, москвич. Он не был профессиональным баянистом, но у него был абсолютный слух. Он мог подобрать любую мелодию на слух. Его баян звучал как орган. Он мне аккомпанировал. Комдив, генерал Сабир Рахимов, присутствовал на этом концерте. Потом он подошел к нашему капитану Ляшкову, что отвечал за нашу агитбригаду, и говорит: «Слушайте, капитан, у вас всего одна девушка поет, и прекрасно поет». Я этот разговор слышала. А потом Рахимов и говорит: «Но посмотрите, как она одета!» А я была как раз в самодельной юбке, гимнастерке, с простым солдатским ремнем. Потом Рахимов сказал: «Я отдам распоряжение в швейную мастерскую, а вы проследите, чтобы форма была по размеру». И мне из офицерского сукна (не знаю, шевиота или еще какого) сшили юбку и китель – с окантовкой, с золотыми пуговицами, по всем правилам! Юбка, конечно, получилась неудачная, потому что портные-то привыкли на мужчин шить форму. А китель получился хорошим. После войны я привезла эту форму домой. Долгое время она у меня просто лежала, а потом она мне понадобилась на концерт самодеятельности: я заведовала самодеятельностью в клубе железнодорожников, и мы ставили какой-то спектакль. Я вытащила китель и юбку – и не влезла в них! Значит, я после войны еще росла. Война закончилась в мае, а только в августе 1945 года мне исполнилось восемнадцать лет…

Мы очень любили нашего политрука, Александра Макаровича Смирнова. Это был удивительно обаятельный человек. У него никогда не сходила с лица улыбка, он никогда не орал командным голосом, не приказывал. Он всегда обращался ко всем: «Послушай, миленький…» Вот так он говорил с солдатами. Он погиб вместе с генералом Рахимовым на НП дивизии под Данцигом. Наше наступление должно было вот-вот начаться, - и прямое попадание снаряда в НП дивизии. Все командование дивизии выдвинулось на передовую, а блиндаж саперы не успели построить, и НП был просто в окопе. Всех накрыло: генерала Рахимова, замполита Смирнова, начальника связи полковника Голованя, начальника артиллерии полковника Руденко – все они там были. Погибли все, кроме Руденко, которому оторвало ногу. Замполита Смирнова разорвало на куски – когда его останки к нам привезли в плащ-палатке, то нам пришлось по кускам его останки прикручивать к доске, чтобы хоть как-то форму одеть на него, и в гроб положить. Сразу все командование вышло из строя перед самым наступлением, которое все же состоялось, несмотря ни на что – все уже было готово.

Со СМЕРШевцами у меня были стычки – я ведь пришла из ниоткуда, хотя я была совсем девчонкой пятнадцати лет. Поэтому меня неоднократно вызывали на допросы в СМЕРШ. Причем спрашивали одно и то же, по десять раз. На каждой странице протокола допроса расписываешься, и на следующий раз опять то же самое! Я им говорю: «Так я же уже говорила вам!» - «Нет, вы повторите снова». Так повторялось много раз, пока они не сделали запрос в Липецк, куда к родне уехала моя мама. В Воронеж ей возвращаться было некуда и незачем – никого там не осталось, а маме надо было как-то выживать с моей младшей сестренкой. На допросе я сказала СМЕРШевцам, что моя мама должна быть в Липецке. Они, очевидно, сделали туда запрос, а там мама уже работала диктором на радио в ночную смену (мама заканчивала театральный институт, и у нее была прекрасная дикция), и руководила самодеятельностью в Липецкой высшей офицерской летно-тактической школе. После наведения справок о моей маме, СМЕРШшевцы оставили меня в покое. Не скажу, чтобы они меня оскорбляли, или били – просто нудно, настойчиво спрашивали одно и то же, фиксировали одно и то же.

Мой муж родился в русской семье в Узбекистане. Он был призван в 1939 году и учился в Саратовском училище, когда началась война. Его послали на фронт, в 1941 году он попал в окружение, затем в плен, но с группой товарищей бежал из плена. В Бобруйской области он примкнул к партизанам. Партизанский отряд, в котором был мой муж, соединился с нашей дивизией в декабре 1943 года, и бывшие партизаны влились в ряды дивизии. У моего мужа и документы об участии в партизанском движении, и рекомендации, – и несмотря на это, его в СМЕРШ на допросы таскали. После войны мой муж так и не вступил в коммунистическую партию. Я его спрашивала: «Почему?» Он отвечал: «Ты что, не знаешь? Я в плену был, а это печать на всю жизнь». Я сама не распространялась о том, что была на оккупированной территории, и что побывала в концлагере. В анкетах этого я не указывала, да никто особо и не интересовался, так как из Воронежа я уехала с мужем на его Родину, в Узбекистан.

На фронте ко мне мужчины приставали: и душить пытались, и стрелять, и все, что угодно. Но я царапучая очень, со школы всегда носила длинные ногти, и ко мне не подходи! А вообще – стоят солдаты, и появляется женщина – сразу свист, и крики: «Рама! Воздух!» Люди же разные на фронте были очень разные. Некоторые считали меня будто своей младшей сестренкой. Иногда видишь – идут разведчики с задания, один шарит в кармане что-то, и достает кусочек сахара, весь обсыпанный махоркой, но он этот сахар мне оставил специально. Иной цветок красивый подарит. Но люди разные, и отношение было очень разное. Был один случай, что при ребятах один капитан меня назвал некрасиво, так солдаты его избили, не посмотрели, что он офицер.

Фронтовые свадьбы у нас были, и многие офицеры жили с женщинами. Особенно старшие офицеры имели полевых жен. Я с ними нормально общалась. Я считаю, что каждый сам себе хозяин, и сам выбирает себе свой путь. Все знали, кто с кем живет, но я считала это их личным делом, кто с кем живет и как они распорядятся своей жизнью после войны. Мой муж начал за мной ухаживать уже на фронте. Нас сблизила самодеятельность, потому что он все время был в разведке, а я то в полку, то дивизионным почтальоном работала. И другие офицеры и солдаты тоже ухаживали – всё было…

Сейчас, по прошествии многих лет, многие эпизоды, казавшиеся тогда незначительными, наполняются смыслом, и хотя никакого особого героизма в них нет, - понимаешь, что это было выполнение солдатского долга. Хотя я себя особой героиней не считаю. За бесперебойную доставку почты на плацдарм меня наградили медалью «За Отвагу». За вынос раненых с поля боя я получила медаль «За Боевые Заслуги». Это две самые простые, дорогие и честные солдатские награды, с моей точки зрения.

https://iremember.ru/memoirs/mediki/yavorskaya-irina-vladimirovna/

 

Толстопятко Евдокия Ивановна



Родилась 14 июля 19014 года в Украине, село Котовка.
В Красной армии с июля 1941 года. Призывалась Ново-Московским районным военным комиссариатом Днепропетровской области.
Была в госпитале легко раненых №1800 старшей медицинской сестрой. В хозяйственном отношении обеспечивала раненых всем необходимым: постельными принадлежностями, посудой. Справлялась с задачей даже в трудных условиях. Быстро выполняла любые приказы.
Боевой путь проходил и по территории Венгрии, в том числе через ее столицу - город Будапешт.
Военную службу закончила в октябре 1945 года в звании лейтенанта медицинской службы.

 

Третьякова Таисья Николаевна
https://goskatalog.ru/portal/#/collections?id=57507435



1919 года рождения
старший лейтенант медицинской службы,
ординатор хирургического отделения э/г № 1737 II Украинского фронта.
В армии служила с августа 1943 года по август 1948 года.

 

Г. Коновалов.
Портрет сандружинницы Скородумовой.
Ленинград. 1941 год



Лосин Б.С.
Портрет санинструктора Л. Тихомировой.

 

Панжина Мария Михайловна



Дата рождения: __.__.1922
Дата поступления на службу: __.__.1942
Воинское звание: старшина
Воинская часть: 1087 зенап





Панжина-Батаева Мирия Михайловна
1965 год

 

Стришкова Лариса Михайловна, военфельдшер отряда майора Куникова.



Дата рождения: 10.12.1925
Место рождения: Украинская ССР, Одесская обл., г. Одесса
Воинское звание: лейтенант медслужбы
Дата призыва: 22.06.1941
Воинская часть: 80 орб 25 див. ЮжнФ , ВМГ 124
Дата завершения службы: 17.05.1946





Портрет военфельдшера из отряда Ц.Л. Куникова был написан в дни жарких сражений на Малой земле.
Участник боев художник Борис Иванович Пророков сделал набросок в своем фронтовом блокноте, а после написал ее портрет и подарил музею города Новороссийска.
История портрета получила неожиданное продолжение. После войны прошло много лет. И в Новороссийск приехала группа туристов из Германии. Во время экскурсии в музее Восемнадцатой армии мужчина с седой проседью на висках, проходя мимо портрета Стришковой, вдруг остановился и долго стоял, внимательно рассматривая портрет, отходил и вновь возвращался, и вдруг произнес: « Эта девушка спасла меня!».
Оказалось, в далеком 1943-м году во время боев на Малой земле, Лариса, перевязав раненных бойцов, вновь услышала стоны. Когда подползла ближе, увидела раненного немецкого офицера, истекающего кровью. Она перевязала его и тоже оттащила в траншею, а он запомнил черты белокурой спасительницы.

Лариса Михайловна Стришкова прошла всю войну и неоднократно приезжала в Новороссийск на встречи ветеранов, участников боев за Новороссийск.

Паевская Анелия Георгиевна


Волховский фронт, 377 стрелковая дивизия. 1943 год

Дата рождения: 1916
Место рождения: Читинская обл., г. Нерчинск
Дата призыва: 17.07.1939
Наименование военкомата: Читинский ГВК Забайкальский край
Воинское звание: гв. ст. лейтенант медицинской службы
Воинская часть: 377 сд
Дата окончания службы: 30.03.1946

Родилась в 1916 году в городе Нерчинск Нерчинского уезда Забайкальской области Иркутского генерал-губернаторства.
С 17 июля 1939 года в РККА, призвана Нерчинским РВК Читинской области. На Волховском фронте с 12 мая 1942 года.
На январь 1944 года лейтенант медслужбы, военфельдшер 821-й отдельной роты связи 377-й стрелковой дивизии, кандидат ВКП(б).
Оказывала медицинскую помощь больным и раненым бойцам и офицерам не только в 821 ОРС, но и в других подразделениях. Проводила большую профилактическую работу. 17 декабря 1943 года на учениях штаба дивизии автомашина на которой ехала лейтенант Паевская потерпела аварию. Анелия Георгиевна получила сильную контузию. Несмотря на это она немедленно оказала помощь другим раненым, после чего потеряла сознание.
23 января 1944 года лейтенант медслужбы Паевская награждена медалью "За боевые заслуги".
С 8 марта 1944 года Анелия Георгиевна старший военфельдшер 440-го отдельного сапёрного батальона 377-й стрелковой дивизии, член ВКП(б).
14 сентября 1944 года во время подготовки к форсированию реки Вяйке-Эмайыги и в момент прорыва обороны находясь в боевых порядках сапёр, наводивших переправу, под ожесточённым огнём оказывала своевременную медицинскую помощь раненым, по несколько раз преодолевая реку. Пренебрегая опасностью она помогала оказывать помощь санинструкторам наступающей пехоты и как офицер приложила все свои усилия для своевременной эвакуации раненых. За значительно короткое время - в течении одного часа она оказала помощь 32 бойцам и офицерам, зачастую на себе вытаскивая их в укрытие. За проявленную смелость и иннициативу по оказанию помощи раненым на поле боя лейтенант медицинской службы Паевская 29 сентября 1944 года награждена орденом Красной Звезды.
Ещё во время войны вышла замуж за Пясковского Петра Петровича.


Пясковский Петр Петрович https://vk.com/wall-184389700_9321

После расформирования 377-й стрелковой дивизии летом 1945 года, гвардии старший лейтенант Паевская продолжила службу в 122-й гвардейской Эстонской Краснознамённой стрелковой дивизии (преобразована из 249-я Эстонская стрелковая дивизия (2-го формирования) 28 июня 1945 года)), где 5 октября 1945 года награждена медалью "За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг."
Окончила военную службу 30 марта 1946 года.


Эстонская ССР. г. Таллин. 1946 год

 

Малыгина Надежда Петровна



Надежда Петровна Малыгина – прозаик, участница Великой Отечественной войны, санинструктор Уральского добровольческого танкового корпуса, вместе с санитарным батальоном дошла до Берлина, награждена боевыми орденами и медалями.
В 1951 г. окончила юридический институт в Москве, была направлена на работу в Сталинград, где началась ее писательская деятельность.
Первая книга Н.П. Малыгиной — автобиографическая повесть «Сестренка батальона» вышла в 1961 г.

«Сестренка батальона» - так любовно называли бойцы и командиры танкового батальона своего санинструктора Наташу – главную героиню повести.
Тяжелый боевой путь прошел танковый батальон, испытав и горесть поражений, и радость побед. Многие его бойцы и командиры отдали жизнь во славу Родины.
Весь этот путь прошла с батальоном танкистов и санинструктор.
Повести лауреата премии имени А.Фадеева писательницы Надежды Малыгиной «Двое и война», «Четверо суток и вся жизнь» - о любви, о рождении этого чувства, о его расцвете.
Герои повестей — труженики тыла и фронтовики. Высокое и чистое чувство помогает им в нелегком труде, в борьбе с врагом.
Тема любви утверждается автором в широком плане — это и любовь к Родине, к родной земле, к своему народу и верность воинскому родству, сохраняемая до дней сегодняшних.



Родилась Надежда Малыгина в Сибири. Ее родина – иркутский колхоз «Красный пахарь».
Не рассталась бы девушка со своей деревней, но война порушила все мечты трактористки.
Она подалась на фронт. Не просто это было: семнадцатилетнюю Надю никто и слушать не хотел, когда она просила зачислить ее в действующую армию.
Дела уладились, когда приехала в Иркутск и пробилась к секретарю обкома партии. Надю определили в кавалерийскую бригаду. Служила в кавалерии, а мечтала о танках.
Не с руки, мол, трактористке с лошадьми дело иметь, танк ведь родня трактору... В феврале сорок четвертого оказалась в 10-м Добровольческом танковом корпусе, в 62-й бригаде санинструктором батальона.
Вот тогда-то побраталась с уральцами Надя Малыгина.
Поле боя породнило сестру Малыгину с уральскими танкистами. Более двухсот человек она вырвала из лап смерти. Даже трудно поверить, что такая хрупкая девушка, какой была Надя, бесстрашно лезла в горящий танк или пробиралась в простреливаемую траншею — для того, чтобы вытащить раненого воина. Ее не миновали пули да осколки. В названиях книг слышалось эхо войны: «Ливни умывают землю», «Четверо суток и вся жизнь», «Монолог памяти», «Двое и война». Все они об уральцах, о танкистах из 10-го Добровольческого. Последние годы писательница жила в Волгограде в Доме Павлова.
Здесь, на самом бойком месте города, она создавала свои книги, и, что самое примечательное для нас, почти все ее повести и рассказы об уральцах.

 

Сафонцева Зоя Николаевна



Дата рождения: 1923
Место рождения: Ростовская область Калачинский район город Ростов-на-Дону
Дата призыва: 1942
Воинское звание: младший лейтенант медицинской службы
Место призыва: Новороссийский РВК, Казахская ССР, Актюбинская обл., Новороссийский р-н
Место службы: 36 Авиабаза, ВВС ЧФ





30.03.1946
Номер - 2624432

 

Терегулова Фарида Рахимовна



Дата рождения военнослужащей: __.__.1922
Место рождения: Астраханская обл., г. Астрахань, Красноярский р-н
Время поступления на службу: __.11.1942
Место призыва: Чистопольский РВК, Татарская АССР, Чистопольский р-н
Воинское звание: мл. сержант медслужбы
Место службы: 481 ППГ 31 А 1 УкрФ

 

Третьякова Аграфена Григорьевна



Родилась в 1923 г. в г.Мензелинск. Мобилизована в 1941 г., 136 стрелковый полк, демобилизована в 1946 г. Кавалер Ордена Красной Звезды.
Старшина медслужбы, Мензелинск, 1970-1980-е гг.

 

Вановская Клавдия Ивановна



Вановская Клавдия Ивановна, которая должна была отмечать свой день рождения (22 июня 1941г.) 23 июня 1941 года была уже не пересыльном пункте, перекинув вещ мешок через плечи и вернувшись домой в 1946 году!
Две контузии, ранение в голову, окружение, вступление в Партию ...многое легло на плечи хрупкой девушки, но мысли не было что - то изменить, поправить в жизни!

 

Авдеева Антонина Михайловна (1922 - 1942)



Уроженка г. Куса Златоустовского района Челябинской области, рвалась на защиту Родины с первого дня войны. Но юный возраст стал препятствием – в военкомате ей отказали.
Тоня поступила на фельдшерские курсы, стремясь стать полезной в трудное для страны время.
Уже 15 ноября 1941 года, завершив обучение, Антонина села в воинский эшелон, полная решимости внести свой вклад в победу.
Написав короткую записку матери и попрощавшись с подругами, она отправилась на Юго-Западный фронт.
В письмах домой Антонина успокаивала маму, Ульяну Авдеевну, стараясь не раскрывать все тяготы войны.
Но сквозь строки заботы и поддержки прорывались отголоски пережитого: «Был бой. Много ребят погибло, такие молодые, красивые, а их уже нет! Отомстим за них! Будем воевать с фашистской гадиной за нашу Родину, за Сталина, за вас, любимая мамочка!»

В боях за Воронеж в июле 1942 года санинструктор 393-го танкового батальона 180-й танковой бригады Авдеева под шквальным огнём противника, рискуя собой, оказывала помощь раненым на передовой.
Даже полученная контузия не могла остановить её стремление помогать бойцам.

В рядах 123-го отдельного мотострелкового батальона на переправе через Дон у деревни Березовка она вновь проявила исключительное мужество.
Непрерывно оказывая помощь раненым, Антонина Михайловна вывела с поля боя 32 бойца. Получив ранение, она продолжала свою работу, вдохновляя окружающих своим хладнокровием и самоотверженностью.
За проявленный героизм Антонина Авдеева была награждена двумя орденами - Красной Звезды и Красного Знамени, один из которых – посмертно.
В июле 1942 года, на день рождения, Ульяна Авдеевна получила от дочери письмо, а в нём – тюльпан, сорванный, вероятно, на передовой. Этот трогательный подарок мать берегла всю жизнь.
"Сейчас он хранится в нашей семье, – рассказывают потомки Антонины Михайловны. – … глядя на него моя бабушка и мама плачут, и сейчас я понимаю, почему…"
Этот увядший, но сохранивший свое тепло цветок – свидетельство трагической истории и вечной памяти о подвиге юной Тони.
Военфельдшер Антонина Михайловна Авдеева была смертельно ранена 16 декабря 1942 года.

https://vk.com/tankovaya_180_brigada?w=wall-229643560_61

Воинское звание: военфельдшер
Последнее место службы: 439 мсб
Дата выбытия: 16.12.1942
Причина выбытия: умерла от ран
Госпиталь: ППГ 2321
Первичное место захоронения: Воронежская обл., Верхне-Мамонский р-н, с. Верхняя Гнилуша, 200 м западнее церкви, Покровское кладбище

 

Медицинская сестра Сумского партизанского соединения С.А.Ковпака Екатерина Приходько и поставленный на ноги ею разведчик Олег Фирсов
1943 г.

 

Потапова (Ипполитова) Вера Сергеевна

гвардии сержант, заместитель командира санитарного отделения 3 отдельного стрелкового полка 71 отдельной морской стрелковой бригады Приморской оперативной группы войск Ленинградского фронта



Вера Сергеевна одна из немногих, награжденных медалью "За отвагу" пять раз.


8 марта 1943 года - первое награждение медалью "За отвагу".



22 марта 1944 года - второе награждение медалью "За отвагу".



14 июня 1944 года - третье награждение медалью "За отвагу".



6 июля 1944 года - четвертое награждение медалью "За отвагу".



3 марта 1945 года - пятое награждение медалью "За отвагу".





Родилась в 1921 году. Учась в институте, изучала санитарное дело. Призвана Петроградским РВК г. Ленинграда в июле 1941 года. На фронте с декабря 1941 года. Член партии с 1942 года. Демобилизована 18 июля 1945 года.

Интервью с Весрой Сергеевной:https://iremember.ru/memoirs/mediki/potapova-ippolitova-vera-sergeevna/