Германские и австрийские военнопленные

И. Н. Новикова. Австро-венгерские и германские военнопленные на строительстве Мурманской железной дороги

«Россия — страна контрастов, и нигде это свой свойство не проявляется так ясно, как в плену…»
Отечественной историографией довольно полно исследованы вопросы участия военнопленных Первой мировой войны в революционных событиях в России, в том числе в Гражданской войне. При этом проблемы их пребывания в России до октября 1917 года — как правовые, так и организационные — чаще всего оставались в тени и широкому читателю мало известны. В данной статье предпринята попытка исследования одного из аспектов проблемы — побегов немецких и австрийских военнопленных на родину через страны Скандинавии.

Первая мировая война привела в движение миллионы людей. На полях сражений столкнулись массовые регулярные армии, что привело к резкому увеличению по сравнению с прежними войнами числа военнопленных с обеих сторон. Так, к 1 марта 1916 года общее количество немецких и австрийских военнопленных в России, по официальным данным, составило 1 019 473 человека, из них на работах, в том числе в промышленности и сельском хозяйстве, находились около 600 тыс. человек, в лагерях — более 400 тыс. (Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА). Ф. 2000. Оп. 1. Д. 166. Л. 47). Всего в России за время ее участия в Первой мировой войне оказались более 2 млн. военнопленных, подавляющую часть которых — примерно 1,5 млн. человек — составляли солдаты и офицеры австро-венгерской армии.

Размещение военнопленных на территории России было организовано «сообразно с национальностью». В привилегированном положении оказались военнопленные Австро-Венгрии, так как многие из них были славянского происхождения. Пленных же немцев, австрийцев и венгров отправляли, как правило, подальше от центра — обычно за Урал: в Омский, Иркутский, Туркестанский и Приамурский военные округа (К началу Первой мировой войны территория Российской Империи была разделена на 12 военных округов: Петербургский, Виленский, Варшавский, Киевский, Одесский, Московский, Казанский, Кавказский, Туркестанский, Омкий, Иркутский, Приамурский).

Надо сказать, что в целом условия содержания военнопленных в России отвечали требованиям Гаагской конвенции 1907 года, документы которой Россия ратифицровала в 1909 году. В октябре 1914 года император Николай II утвердил «Положение о военнопленных», где говорилось о том, что с пленными «как законными защитниками своего отечества надлежит обращаться человеколюбиво» (Греков Н.В. Германские и австрийские пленные в Сибири (1914–1917) // Немцы. Россия. Сибирь. Омск, 1997. С. 160). Разумеется, на практике требования этого положения в полном объеме выполнить было весьма трудно, ибо обеспечение приемлемых условий существования для столь огромного количества военнопленных стало непосильным бременем для империи. Однако нельзя не учитывать и того, что в России, как, впрочем, и в других воевавших странах, труд военнопленных широко использовался в народном хозяйстве, но, что следует особо подчеркнуть, не безвозмездно. Причем заработки их были по тем временам весьма приличными. Так, на строительстве Мурманской железной дороги военнопленный получал в среднем 50—60 коп. в день, при сдельной работе — от 1,5 до 2,5 руб. Лучшие работники, которыми считались прежде всего немцы как наиболее трудолюбивые и дисциплинированные, зарабатывали при 9-часовом рабочем дне до 100 руб. в месяц (Российский государственный исторический архив (РГИА). Ф. 274. Оп.1/2. Д. 177. Л. 38–43 об. Отчет М. Горяинова, 13.08.1916). Другим серьезным источником денежных средств была материальная помощь своим военнопленным ряда частных фондов Германии и Австро-Венгрии. Так, из Германии через «Дойче банк» было переведено для военнопленных в России 14 млн. 700 тыс. руб., из Австро-Венгрии — более 7 млн. руб. Кроме того, военнопленные офицеры получали жалованье в зависимости от чина в 50—100 руб. в месяц. К тому же в Сибири или в Средней Азии они нередко подрабатывали как инженеры, бухгалтеры и т.п., заодно осваивая русский язык. Разумеется, далеко не всегда все положенные выплаты полностью доходили до военнопленных.


Австро-венгерские и германские военнопленные на строительстве Мурманской железной дороги (фотография С.М. Прокудина-Горского)

Бежали военнопленные в основном со строек, прежде всего с Мурманской железной дороги. Беглецами являлись, как правило, немцы и австрийцы. Бежали не из-за каких-либо притеснений, а из-за тяжелых условий работы, плохого климата. К побегу подталкивали и такие обстоятельства: наличие солидных денежных средств, плохая охрана, безлюдные просторы русского Севера, близость Финляндии, в которой уже тогда начали набирать силу русофобские настроения и откуда легко было попасть в Норвегию или Швецию. В последней под дипломатическим прикрытием действовали многочисленные немецкие и австрийские агенты, а шведский Красный Крест, сотрудники которого имели возможность с инспекторскими проверками посещать лагеря для военнопленных в России, нередко также выполнял «особые поручения» Берлина.

В Швеции существовала также специальная организация, оказывавшая помощь беглецам, в частности, нанимавшая для них финских проводников, которые подстрекали военнопленных к побегам (РГВИА. Ф. 2262. Оп. 1. Д. 1000. Л. 36. Протокол допроса Т. Луканинена, 24.11.1916). Так, одной из ключевых фигур в организации побегов военнопленных с Мурманской железной дороги являлся бывший немецкий консул в пограничном с Финляндией шведском городке Хапаранда Свен Унандер. С началом войны он сотрудничал со шведским Красным Крестом, принимая деятельное участие в передаче из Швеции в Россию возвращавшихся из германского плена русских инвалидов и имея, таким [56] образом, свободный доступ на территорию Финляндии (Там же. Д. 948. Л. 619–620, Л. 694. Отчет командира 42-го армейского корпуса, 17.12.1917).

Первые сведения об удачном пересечении военнопленными финско-шведской границы российские военные власти получили осенью 1915 года: в одной из шведских газет был описан случай бегства шести германских военнопленных, трое из которых перешли границу в 20 км севернее города Торнео. В статье сообщалось, что бежавшие работали на строительстве Мурманской железной дороги (Там же. Д. 947. Л. 4, 54–54 об. Донесение А.М. Еремина в штаб 6-й армии, 30.11.1915).

Второй случай удачного побега, также ставший достоянием общественности благодаря шведским газетам, — это побег австрийского полковника графа Лубенского из лагеря военнопленных в Костроме. В конце декабря 1915 года полковник прибыл в Стокгольм и дал интервью шведской газете «Стокхольмс Дагблад», где красочно обрисовал картину своего побега из лагеря для военнопленных. Лубенскому удалось приобрести российский паспорт, с которым он добрался до Петрограда, затем пересек практически всю Финляндию вплоть до Ботни-
ческого залива. Финны переправили его через залив в Швецию, где он оказался под покровительством германского консула. Дальше Лубенский планировал отправиться через Берлин к себе на родину — в Вену (Там же. Л. 24. Генерал-майор Батюшин — в штаб 6-й армии, 16.12.1915).

Военнопленные использовали несколько маршрутов для побегов. Достаточно популярным был путь Петроград—Белоостров—Выборг—Гельсингфорс, откуда беглецы стремились попасть в финские города на побережье Ботнического залива или переходили шведскую границу в Северной Финляндии. Другой маршрут: Сердоболь (Сортавала)—Нейшлот—Оулу—Торнео. Севернее Торнео границу было преодолеть довольно легко. При этом фальшивые документы в Петрограде можно было приобрести, в частности, в Польской аптеке, которая находилась на Екатерининском канале, а в Гельсингфорсе — в ночлежном доме «Армии спасения» (Там же. Д. 1120. Л. 10–11. Доклад помощника начальника контрразведывательного отделения 42-го армейского корпуса штабс-ротмистра Пятницкого). Многих беглецов привлекало и норвежское направление. Например, в середине июля 1916 года на ушедшем из Архангельска норвежском пароходе «Плутон» отправились на родину два бежавших из Сибири военнопленных немца. Они спрятались в угольных ямах на корабле незадолго до его ухода из Архангельска и благополучно добрались до Норвегии (Там же. Ф. 2000. Оп. 16. Д. 1258. Доклад штабс-капитана Петрова в Главное управление Генерального штаба (ГУГШ) от 28.07.1916). Бежавшие в Норвегию стремились попасть в порты Нарвик и Киркенес, куда в середине августа 1916 года прибыли 18 пленных австрийцев, бежавших из Северной Финляндии (Там же. Ф. 2262. Оп. 1. Д. 948. Л. 354. Генерал-квартирмейстер Баженов — в ГУГШ, 4.09.1916). В сентябре 1916 года было получено сообщение о побеге еще двух пленных, которые в Петрограде купили фальшивые паспорта, затем по железной дороге проехали до Рованиеми, оттуда прошли пешком до лопарских селений и добрались до Порсангерфьорда, где сели на пароход (Там же. Л. 462).

Бежавшие из российского плена так красочно описывали неспособность российских властей обеспечить надлежащую охрану, что руководители немецкой военной разведки в Стокгольме даже предлагали организовать «спасательную операцию», чтобы с помощью «оружия и компаса» освободить тысячи военнопленных, работавших на Мурманской железной дороге (Wanner G. Die Bedeutung der k.u.k. Gesandschaft in Stockholm wahrend des Ersten Weltkrieges. Osnabruck, 1983. S. 100). Предложение, однако, осталось нереализованным.

В Петрограде понимали, что охрана пленных весьма недостаточна. Так, в августе 1916 года военный министр генерал от инфантерии Д.С. Шуваев сообщал в Министерство путей сообщения: «Бегство пленных с Мурманской железной дороги превратилось в постоянное явление и стало в последнее время массовым. Средств же задержать всех бегущих имеется недостаточно». Военный министр просил принять меры для более строгого наблюдения за военнопленными, чтобы прекратить участившиеся случаи побегов (РГИА. Ф. 274. Оп.1/2. Д.177. Л.4. Записка военного министра Д.C. Шуваева председателю правительства А.Ф. Трепову, 8.08.1916). В Министерстве путей сообщения предпочитали не драматизировать ситуацию. По данным этого ведомства, за время пребывания военнопленных на строительстве Мурманской железной дороги — с июня 1915 по август 1916 года — было совершено лишь 189 побегов, причем 134 беглеца сами вернулись или были пойманы. Таким образом, не удалось разыскать лишь 55 человек. Если учесть, что количество пленных, строивших железную дорогу, достигало 40 тыс. человек, то бежавших оказывалось ничтожно мало — всего 0,14 проц. Так что идти на лишние расходы по увеличению охраны Министерству путей сообщения не хотелось (Там же. Л. 156—157. Доклад начальника управления путей сообщения от 12.09.1916).

Противоположного мнения придерживались архангельские власти. По их мнению, за весну и лето 1916 года со строительства Мурманской железной дороги бежали 177 военнопленных, при этом задержать удалось всего 23 человека (Там же. Л. 479 об.). Для Министерства внутренних дел в правлении Архангельского губернатора была подготовлена даже специальная таблица, которую стоит здесь привести.

В губернском правлении считали, что розыск пленных «становится почти невозможным и обнаружение бежавших может быть лишь чистой случайностью… а надзор за пленными настолько слаб, что они без всякой охраны разгуливают не только по селениям, лежащим близ железной дороги, но и по городу Кемь, свободно посещают… иностранные теплоходы». Поэтому губернатор просил министра внутренних дел заставить руководство Мурманской железной дороги усилить надзор за военнопленными, запретить им выход из полосы отчуждения и особенно посещение городов и сел без усиленного конвоя, увеличить на границе с Финляндией военные кордоны, немедленно извещать Архангельск о случаях побегов (Там же).


Австро-венгерские военнопленные на строительстве Мурманской железной дороги (фотография С.М. Прокудина-Горского)

Ситуация на Мурманской железной дороге привлекла внимание представителей международного и российского Красного Креста. Так как бежавшие ссылались на тяжелые условия, шведский Красный Крест провел расследования, в ходе которых выяснилось, что пленные многое недополучали из выделенных для них средств, которые оказывались в карманах подрядчиков, чиновников и охранников (Brandstrоm E. Unter Kriegsgefangenen in Russland und Sibirien. 1914—1920. Leipzig, 1927. S. 107). В принципе, это подтвердил и член Особого комитета помощи военнопленным М. Горяинов, который побывал здесь в августе 1916 года с подарками, собранными для военнопленных в Австро-Венгрии и Германии. В своем отчете он писал: «Военнопленным не удалось предоставить сносные условия на строительстве этой дороги… Из 10 тыс. славян, поступивших в 1915 г. на работу, в настоящее время не осталось почти никого. Одни умерли, другие уже эвакуированы по болезни, а остальные ожидают эвакуации… Каждый пленный, пробывший на тяжелой работе свыше года, заболевает цингой, но чаще и раньше срока». Пленные жаловались ему также на жестокость охраны, состоявшей преимущественно из «недисциплинированных, плохо понимавших русский язык, без нужды прибегавших к нагайке» и занимавшихся вымогательством денежных средств черкесов, ингушей, других выходцев с Северного Кавказа (Но и такая охрана была немногочисленной. Сами участники побегов утверждали, что осуществить побег было легко из-за малочисленности охраны. В августе 1916 г. она составляла 942 горца, т.е. на каждого стражника приходилось более 40 пленных. Доклад начальника управления сооружения железных дорог А.Ф. Трепову, 12.09.1916).

Нельзя сказать, чтобы российские военные власти не боролись с побегами. Так, одной из мер было решение довести численность стражи до 2000 человек: примерно по одному охраннику на 20 пленных. Так как местное население не желало идти в охрану, Главное управление Генерального штаба (ГУГШ) предложило использовать туркмен из расчета 1 охранник на 10 пленных. Однако управление строительства Мурманской железной дороги отказалось от этого предложения, справедливо полагая, что туркмены «совершенно непригодны к перенесению климатических условий Севера». К тому же из-за своего низкого культурного уровня и незнания русского языка такие охранники не могли отвечать «требованиям полицейской службы» (РГИА. Ф. 274. Оп.1/2. Д. 177. Л. 285–286). Управление Мурманской железной дороги решило бороться с побегами, а заодно и с жалобами международных организаций другим способом — сократить время пребывания военнопленных на строительстве дороги до нескольких месяцев, чтобы те не успели подготовиться к побегу. Выживших перебрасывали «для поправки здоровья» куда-нибудь на юг, например, на строительство Черноморской железной дороги. Были приняты также меры по усилению охраны финско-шведской и финско-норвежской границ, увеличено число жандармов в Северной Финляндии. К поимке беглецов пытались привлечь и местное население, обещая выплачивать за каждого задержанного пленного по 100 марок (РГВИА. Ф. 2262. Оп. 1. Д. 947. Л. 62–62 об. Командир 42-го армейского корпуса — начальнику штаба 6-й армии, 6.02.1916). И надо отметить, что немало пленных удалось задержать, причем при непосредственном участии финского населения. Особенно важным для российских властей являлось содействие жителей Северной Финляндии, так как задержание при малонаселенности этой территории нередко производилось только благодаря информации местных жителей. Особое рвение проявили в аресте военнопленных губернатор Улеаборга (Оулу) Энегельм и ленсман прихода Куолаярви В. Ванхала. С 16 ноября по 25 декабря 1916 года в Финляндии были задержаны 60 военнопленных, причем основная масса — 57 человек были задержаны в Улеаборгской губернии, 3 человека — в Выборге (Там же. Д. 948. Л. 581. Генерал Баженов — в штаб 6-й армии, 28.11.1916).

Благодаря относительной простоте перехода границы Финляндия привлекала военнопленных, размещенных практически по всей России. Сюда бежали из лагерей Нижнего Новгорода, с тульских заводов, с лесозаготовок, с Украины и даже из Средней Азии, Западной и Восточной Сибири. Удивительно, но беглецам не стоило особых трудов обзаводиться поддельными документами и с относительным комфортом «путешествовать» по всей России, используя любую возможность проникнуть через ее границы. Например, в августе 1916 года из лагерей под Красноярском бежали два германских офицера — А. Бредель и И. Рей. Сначала они пытались перейти границу с Ираном, но неудачно, тогда повернули в Финляндию (Там же. Д.1041. Л. 10). Еще один пример: выпускник Кембриджа, доктор философии поляк Зенон-Владислав Червинский, который в годы Первой мировой войны сражался в польском легионе Ю. Пилсудского и был взят в плен. Сначала он пытался бежать через Дальний Восток в Америку, однако, добравшись до Красноярска, повернул назад и поехал в Петроград, откуда через Северо-Западную Финляндию пытался бежать в Швецию, однако в районе Торнео был арестован (Там же. Л. 218–219 об. Протокол допроса З.В. Червинского).

Что касается фальшивых документов, то их в местах сосредоточения военнопленных можно было купить и на рынке, и даже в самом лагере за 150–200 руб. Подпольные мастерские по производству фальшивых документов имелись в Петрограде, Москве, Красноярске, Омске, Вятке, Гельсингфорсе. Офицеры, бежавшие из плена, иногда покупали документы прямо в поезде, на пути в Петроград, у финнов, возвращавшихся со строительства Мурманской железной дороги (Там же. Д. 1120. Л. 10–11. Показания пленного Ф. Саути, 19.11.1917).

Для проникновения в Финляндию и затем перехода границы военнопленные использовали различные хитроумные приемы. Они могли изображать из себя прибалтийских беженцев или богомольцев, страстно желавших попасть в святые обители, правда, исключительно на финской территории. Иногда военнопленные договаривались между собой бежать небольшой группой. Одного, похожего на славянина, одевали в форму русского солдата, который играл роль конвоира, сопровождавшего остальных военнопленных. На вокзале мнимый конвоир с фальшивыми документами, хорошо владевший русским языком, обращался к местному начальству, которое обычно оказывало ему полное содействие, иногда даже отводило специальное купе. Таким способом группа добиралась до финской границы. Иногда этот трюк удавался, иногда — нет. На станции Белоостров, к примеру, была задержана подобная группа пленных — 5 человек, бежавших из Туркестана (Там же. Д. 1102. Л. 41).

Февральскую революцию в России приветствовало большинство военнопленных. Охрана лагерей была ослаблена, и военнопленные получили возможность относительно свободного выхода из мест содержания (во второй половине 1917 г. были случаи организации охраны пленных офицеров силами солдат-военнопленных из тех же лагерей — членов Красной гвардии), что позволяло им посещать митинги и демонстрации, активными [58] участниками которых они постепенно становились. В лагерях военнопленные создавали свои выборные комитеты, которые занимались вопросами их быта, трудоустройства и т.д. Вместе с русскими рабочими военнопленные требовали на митингах введения 8-часового рабочего дня. В некоторых лагерях удалось наладить издание газет на языках военнопленных. Для пленных были открыты двери рабочих и солдатских клубов, которые по возможности выписывали для них газеты и книги на их родных языках, устраивали лекции на «политические темы» (Солнцева С.А. Военнопленные в России в 1917 г. (март—октябрь) // Вопросы истории. 2002. № 1. С. 147). Таким образом, постепенно размывалось само понятие «плен», хотя значительно увеличилось и число побегов. Учитывая это, с сентября 1917 года военное министерство Германии создало при немецком дипломатическом представительстве в Стокгольме специальное бюро для содействия побегам военнопленных, которое возглавил капитан фон Бёниг. При поддержке рейхсканцлера Михаэлиса был также создан общий германо-австрийский «Фонд содействия военнопленным» (Wanner G. Op. cit. S. 101).

Вследствие тяжелого продовольственного положения в России ухудшилось и снабжение пленных. Они превращались в «нежелательных едоков». Так, в июне 1917 года в городе Або (Турку) был задержан немецкий унтер-офицер Роберт-Хельмут Циннерт. На допросе он сообщил, что вместе с примерно 200 военнопленными был отправлен на строительство Мурманской железной дороги. Через пять недель работы подвоз продовольствия совершенно прекратился. Пленные устроили бунт, в результате чего местное руководство, не в силах обеспечить всех сносным питанием, распустило их «на все четыре стороны». 18 человек направились в Финляндию, некоторые остались на работах у местных крестьян, а большинство отправилось в Петроград (РГВИА. Ф. 2262. Оп. 1. Д. 1041. Л. 373. Протокол допроса Р.Х. Циннерта).

Надо сказать, что бурливший Петроград стал местом притяжения значительного количества военнопленных. Среди них оказался и будущий лидер социалистической Югославии Иосип Броз Тито. Весть о Февральской революции застала его в железнодорожных мастерских небольшого городка Кунгур в Пермской губернии. Решив бежать в Петроград, он тайком сел в товарный поезд и, спрятавшись среди мешков с зерном, через несколько дней оказался в городе на Неве. Тито участвовал в июльской демонстрации 1917 года против Временного правительства, а затем решил отправиться через Скандинавские страны на родину — тоже «делать революцию». Однако в Финляндии, под городом Улеаборг (Оулу), он был арестован (Тито Иосип Броз. Избранные речи и статьи. М., 1973. С. 28). Тито к тому времени неплохо говорил по-русски, и даже на вятском диалекте, поэтому его сначала приняли за «опасного большевика» и посадили в Петропавловскую крепость, затем, разобравшись, отправили назад в лагерь. После долгих мытарств Тито вернулся домой лишь в 1920 году, но не один, а со своей русской женой Пелагеей Белоусовой.

В марте 1918 года между Россией и Германией был подписан Брест-Литовский мирный договор, которым предусматривалось освобождение военнопленных противоборствующих сторон. Но не все захотели «освобождаться»: многие уже теперь бывшие военнопленные оказались втянутыми в события Гражданской войны. По воспоминаниям дочери шведского посланника в Петрограде Эльзы Брандстрём, активной деятельницы шведского Красного Креста, лично занимавшейся обменом военнопленных, летом и осенью 1918 года вернулись домой 80 тыс. военнопленных немцев, 450 тыс. военнопленных Австро-Венгрии и 25 тыс. турок. Но в Сибири находились еще около 400 тыс. военных и гражданских пленных, и примерно 35 тыс. — в Туркестане. К лету 1920 года в Сибири оставались еще около 20 тыс. военнопленных (Brandstrоm E. Op. cit. S. 199, 232), часть которых так и осталась жить в этом крае.

«Россия — страна контрастов, и нигде это свойство не проявляется так ясно, как в плену… В России воннопленные временами пользовались свободой и благосостоянием, которые не могли иметь пленные в других странах. Но это благоприятное существование не предотвратило… гибели тысяч товарищей, которые умирали от нужды и лишений…», — напишет впоследствии Э. Брандстрём в своих мемуарах.

«Военно-исторический журнал», № 2/2006
http://ah.milua.org/austro-hungarian-and-germany-pow-building-murmansk-railway


Германские военнопленные в Петрограде


Колонна пленных австрийцев в сопровождении конного конвоира на улице города


Колонна пленных австрийцев в сопровождении конвоя идет по Суворовскому проспекту


Колонна пленных австрийцев в сопровождении конвоя идет по Суворовскому проспекту


Колонна пленных австрийцев в сопровождении конвоя идет по Суворовскому проспекту


Колонна пленных австрийцев на Воскресенской набережной у пристани Шлиссельбургского пароходства


Колонна австрийских военнопленных с конвоиром на Воскресенской набережной у пристани Шлиссельбургского пароходства


Колонна австрийских военнопленных с конвоиром на Воскресенской набережной у пристани Шлиссельбургского пароходства


Колонна австрийских военнопленных под конвоем направляется к Калашникоавской набережной


Группа австрийских военнопленных у Калашниковской пристани


Группа австрийских военнопленных у Калашниковской пристани


Группа австрийских военнопленных на палубе парохода на Неве


Группа австрийских военнопленных с конвоиром у Калашниковской пристани


Колонна австрийских военнопленных в сопровождении конвоя проходит по Суворовскому проспекту


Австрийские военнопленные с конвоем на палубе парохода на Неве


Колонна австрийских военнопленных в сопровождении конвоя проходит по Суворовскому проспекту


Колонна австрийских военнопленных в сопровождении конвоя проходит по Суворовскому проспекту


Колонна австрийских военнопленных в сопровождении конвоя проходит по Суворовскому проспекту


Колонна австрийских военнопленных в сопровождении конвоя проходит по Суворовскому проспекту


Колонна австрийских военнопленных в сопровождении конвоя проходит у дома № 40 по Суворовскому проспекту


Австрийские военнопленные под конвоем, окруженные толпой любопытных, идут по Невскому проспекту


Австрийские военнопленные под конвоем, окруженные толпой любопытных, идут по Невскому проспекту


Австрийские военнопленные под конвоем, окруженные толпой любопытных, идут по Невскому проспекту


Военнопленные под конвоем идут по Невскому проспекту


Военнопленные под конвоем идут по Невскому проспекту мимо дома акционерного общества Зингер


Австрийские военнопленные под конвоем идут по Невскому проспекту


Австрийские военнопленные под конвоем идут по Невскому проспекту

 

http://cyberleninka.ru/article/n/voennoplennye-pervoy-mirovoy-voyny-v-zapadnoy-sibiri

Положение военнопленных Первой мировой войны в Тобольской губернии
Первая мировая война коснулась не только тех территорий России, где шли боевые действия, но и внутренних губерний, куда вскоре стали прибывать первые военнопленные. Одной из губерний, принявшей большое количество военнопленных, была Тобольская губерния.После начала активных боевых действий на фронтах Первой мировой войны в Тобольскую губернию стали прибывать военнопленные из числа воевавших на стороне Германии и ее союзников народов. Данная статья ставит своей целью осветить положение военнопленных в Тобольской губернии, рассмотреть их категории, и использование труда военнопленных в разных сферах экономики. В статье использованы как опубликованные данные, так и неопубликованные материалы из архивов городов Кургана и Тобольска.

В города Западной Сибири военнопленные начали прибывать уже в первые месяцы войны. 2 сентября 1914 г. первая команда пленных немцев прибыла в Курган, в Тобольск 7 сентября прибыл эшелон с австрийцами и венграми, в Тюмень и Семипалатинск пленных доставили 9 сентября, в Омск – в начале октября. К лету 1915 г. только в городах Западной Сибири были размещены 64631 пленный, в том числе – 10322 германца. Зимой 1915-1916 гг. военнопленные были распределены по городам Омского военного округа следующим образом: Тобольск – 5000, Тюмень – 5000, Курган – 5000, Челябинск – 12000, Петропавловск – 6000, Омск – 14000 человек. Следует отметить, что численность пленных в городах Сибири можно установить только приблизительно, поскольку военнопленным часто меняли места расквартирования [Меньщиков В.Н., 2002, 118].

Такое количество прибывших людей нужно было где-то разместить. Крайне ограниченный жилищный фонд Сибири не мог вместить всех прибывших. Проблема теплого жилья в условиях Сибири – главная проблема. Жизни тысяч пленных оказались в полной зависимости от ее разрешения. Дело в том, что военное ведомство заранее не позаботилось о строительстве специальных помещений для военнопленных. Военные нашли очень простой выход из создавшегося положения: попросту обязали городские власти любыми путями изыскать жилье для прибывающих пленных. Города должны были обеспечить отопление и освещение этих помещений, военные же брали на себя обязательство выплатить мизерный «квартирный оклад» - на одного военнопленного 10 рублей 50 коп. в год. Где же размещали пленных? В Тобольске пленных разместили в городских амбарах, в постройках купца Сыромятникова и казармах инженерного ведомства. В Петропавловске под казармы для пленных городские власти арендовали частные дома, так же было и в Ишиме. В городе Тюмени пленных так же разместили в общественных зданиях: городские казармы, ночлежный дом, здание конно-охотничьей команды, а также новые и старые бараки [Сибирский листок, 2003, 271]. В Кургане военнопленные первоначально размещались в приспособленных городских помещениях: здании Курганского отдела Московского общества сельского хозяйства (далее КОМОСХ), Общественном собрании, кинотеатрах, цирке.


Здание КОМОСХа. Находилось на месте современного Драмтеатра.


В здании общественного собрания в настоящее время располагается школа искусств.


Здание курганского цирка на этой фотоографии слева за пожарной каланчой.

Несколько позже были построены бараки, в которых и разместились разделенные на роты военнопленные. В некоторых случаях они проживали прямо в доме у нанимателя. Так например, военнопленный Франц Иосиф Винш жил в доме курганского купца Алексея Ивановича Кочешева. Сибирские города потратили на размещение пленных огромные суммы: Тюмень – 58000 руб., Курган – 63000 руб., Петропавловск – 30000 руб. И все же, несмотря на большие затраты, помещения для военнопленных не отвечали даже минимальным требованиям санитарии. Теснота, в которой жили пленные, способствовала распространению среди них инфекционных заболеваний. В казармах Тобольска, Тюмени осенью 1914 г. появились больные сыпным тифом, скарлатиной, дизентерией. Правда, массовой эпидемии среди военнопленных не было. Хотя и с большим трудом, сибирским медикам удалось локализовать очаги инфекционных болезней [Греков, 1997, 157-158]. Итак, уже из всего вышесказанного можно видеть, что положение военнопленных в разных уездах Тобольской губернии было примерно одинаковым.

В течение 1914-1915 гг. формируются документы с основными требованиями к военнопленным и правила использования их труда в различных сферах хозяйственной деятельности: «Положение о военнопленных», «Правила об отпуске военнопленных на сельскохозяйственные работы», «Правила об отпуске военнопленных в частные промышленные предприятия». Согласно последним двум Правилам пленных использовали в сельском хозяйстве и на промышленных предприятиях. Во время войны в Тобольской губернии, как и по всей России, возникла острая нехватка рабочих рук, что привело к интенсивному использованию труда военнопленных в этой области. Нередко военнопленных распределяли по волостным сельским обществам. Труд пленных использовался и в хозяйстве отдельных крестьян. Причем, главным условием для получения лишних рабочих рук было требование засеять не менее 15 десятин земли.


На фото слева: военнопленные Австро-Венгерской армии в Курганском уезде, справа: жители села Сумки Половинского района Курганской области (совр. адм.-терр. деление), Ксения Трифоновна и Дмитрий Афанасьевич Федосеевы. По воспоминаниям стариков, в каждом селе жило 5-10 военнопленных, в деревнях поменьше. Из архива Галины Федосеевой (Город Каменск-Уральский).

Чтобы получить в свое хозяйство пленного, крестьяне писали заявления.

«Чулков Иван Петрович

д. Редькина Иковской волости

Я нижеподписавшийся крестьянин д. Редькиной Иковской волости Чулков Иван выдал настоящую подписку К.О.М.О.С.Х. в том, что весною сего года обязуюсь посеять в своем хозяйстве не менее 15 десятин, для коева посева мною взят из Курганского отдела К.О.М.О.С.Х. один военнопленный.

Марта 17дня 1916г.» [ГАКО, ф. 267, Оп. 1, д. 23-ф, 66].

И такие расписки являются одним из распространенных документов, что лишний раз подтверждает нехватку рабочих рук в деревне и свидетельствует о востребованости труда военнопленных в сельском хозяйстве. Но трудом пленных пользовались крестьяне, не только желающие засеять большую площадь, но и те, в хозяйстве, у которых в связи с мобилизацией населения в армию возникла острая нехватка рабочих рук. Не стоит правда думать, что все крестьяне брали пленных для сельскохозяйственных работ. Некоторые крестьяне отказывались от помощи пленных, аргументируя это решение тем, что им не хватает средств на содержание пленных. Такие крестьяне согласны были принять военнопленных только в том случае, если все расходы на содержание пленных были оплачены из казны. Но в губернии была и такая категория крестьян, которые не хотели брать военнопленных ни в коем случае [Государственный архив в г. Тобольске, ф. 344, оп. 1, д. 108, 17-28].

Применяли труд военнопленных так же на промышленных предприятиях. Пленные отпускались для предприятий так, чтобы их число не превышало 15% от общего количества рабочих. Использовали военнопленных на винокуренном заводе Смолина, крахмально-паточном заводе Ванюкова, мельнице Дунаева, обществе поощрения рысистого коневодства, в торговом доме Гольдстон и Ревзон, маслодельных артелях и даже на работах в Ивановском монастыре Падеринской волости [ГАКО, ф. 267, оп. 1, д. 23-а 139-140], Абалакском и Знаменском монастырях, в речной флотилии, на пароходах «Грозный» и «Первый». А в конце1915 г. зародился новый для Сибири кустарный промысел – лагерные мастерские. Эти мастерские возникали в концентрационных лагерях, где содержали военнопленных. Режим в этих лагерях не был чрезмерно строгим.

Применяли труд военнопленных и в лесничествах: Варваринском, Введенском, Ишимском, Курганском, Пелымском, Соколовском, Табаринском, Ошмаровском. Тавдинском, Успенском, Ялуторовском, Чаусовском, Тевризском, Бичинском, Пятковском. В Государственных архивах Курганской области и города Тобольска сохранились документы лесничеств. Благодаря им известно, какие работы выполняли военнопленные. Они занимались заготовкой и доставкой дров для железной дороги, починкой саней и телег, ремонтом дорог, прореживанием молодняка, расчисткой противопожарных полос, сплавом леса и так далее [ГАКО, ф. 167, оп. 1, д. 185]. В лесничествах военнопленные работали обычно большими группами, например в Курганском лесничестве работало до 97 человек. И помимо работавших непосредственно на лесных и лесокультурных работах, в таких артелях были повара, портные и сапожники, для удовлетворения нужд пленных.

Использовали военнопленных и в городском хозяйстве, в первую очередь на неквалифицированной работе по ремонту дорог и приведению в порядок сточных канав [Крылова Н.В., 207]. В Тюмени, например, силами военнопленных были поставлены телеграфные столбы, построен защитный вал для защиты Заречья от наводнения и были проведены работы на городской лесопилке [Сибирский листок, 2003, 271].

Офицеров в отличие от нижних чинов к обязательному труду не привлекали. Зато часть пленных могла подыскать себе в городах хорошо оплачиваемую работу. Их приглашали в качестве учителей. В основном этим промыслом занимались австрийские поляки, реже немцы. Широко использовался труд военнопленных инженеров, бухгалтеров и т.д. Эти категории работников в основном комплектовались из немцев [Греков И.В., 1997, 164-165].

К месту работ военнопленных сопровождали под конвоем. Кроме всего этого для пленных были введены ограничения в перемещении, причем за соблюдение их отвечал наниматель. «Уволенным на работу военнопленным ни в коем случае не разрешается ходить и ездить по городу одним без сопровождающих лиц от работодателя, сидеть за воротами домов, в коих живут военнопленные. Все одиночные военнопленные будут задерживаться военными патрулями и сдаваться в комендантское управление и их работодатели больше не получат, о чем прошу поставить в известность всех работодателей и предприятия города Кургана, имеющих у себя военнопленных…

Работодатель обязан иметь за пленными постоянный надзор, как личный, так и из своих доверенных лиц (совершеннолетних мужчин). На улицу без сопровождающего не должны выходить, после 8 часов вечера выход военнопленным на улицу безусловно запрещен. Замеченные в нарушении изложенного военнопленные арестовываются военными властями и полицией, а работодатель взамен арестованного не только не получает другого военнопленного, но по усмотрению уездного воинского начальника у него могут быть сняты с работ прочие военнопленные» [ГАКО, ф. 267, оп. 1, д. 23-а, 79].

В архиве также сохранился документ, в котором объяснен порядок надзора за военнопленными, в том случае если они работали в сельской местности. Для надзора за военнопленными в каждое селение назначаются ратники народного ополчения – один унтер-офицер на 250-300 человек и менее военнопленных и по одному рядовому в качестве взводного на каждые 50 человек. В каждое селение назначается пленный офицер, а по возможности двое. Военнопленные разделялись на роты по 200-250 человек, в каждой роте назначаются также взводные, отделенные и десятские. Сельский староста обязан вести список у кого из домохозяев есть военнопленные и сколько их. Как военнопленные офицеры, так и должностные лица из военнопленных солдат ответственны за поведение и порядок среди вверенных им солдат, но дисциплинарные взыскания накладывать не имеют права. Дисциплинарной властью в наложении взысканий на военнопленных обладают назначенные для надзора ратники, а именно унтер-офицер властью фельдфебеля, а исполняющие должность взводных – правами взводных унтер-офицеров, при этом налагать взыскания на пленных офицеров эти нижние чины не имеют права. Если военнопленные совершают какое-либо преступление, то арестовать их имеют право не только военное начальство, но и гражданские власти. Военнопленные обязаны ночевать у тех домохозяев, к которым были назначены на проживание, а если пленный не явился на ночлег, хозяин обязан немедленно заявить об этом сельскому старосте или кому-либо из ратников [Государственный архив в г. Тобольске, ф. 344, оп. 1, д. 108, 382-385].

То есть можно увидеть, наниматели несли полную ответственность за поведение и охрану военнопленных, работавших у них. Кроме того, они должны были обеспечить приемлемый уровень жизни пленных, а это снабжение продовольствием, одеждой, медицинской помощью. Подтверждение опять можно найти в документах Курганского лесничества. Это декрет Тобольского управления земледелия и государственных имуществ, в котором сказано: «Согласно ВЫСОЧАЙШЕ утвержденного 31 мая и 29 июня с/г журналом Военного Совета о содержании военнопленных продовольствие всех военнопленных нижних чинов должно ныне производиться по нижеследующим нормам: провиант довольствия – хлеба 2 ф. и крупы 24 золотника, приварочного довольствия ¼ ф. мяса баранины, свинины или рыбы, при условии довольствия пленных 2 раза в неделю обязательно постной пищей, 2,5 коп. на все приварочные запасы» [ГАКО, ф. 167, оп. 1, д. 185, 54]. При этом оговаривается, что возможно и лучшее содержание военнопленных, в зависимости от местных условий. Об обеспечении пристойной жизни военнопленных нанимателем сказано и в циркуляре КОМОСХа: «…хозяин, взявший военнопленного, обязан выплачивать ему по 25 копеек за рабочий день (в зависимости от соглашения и старательности военнопленного возможна и добавочная приплата), но содержать его в течении 4 месяцев и дать ему необходимую одежду….Обязан хозяин обеспечить заболевших медицинской помощью» [ГАКО, ф. 267, оп. 1, д. 23-а, 396].

В циркуляре главного министерства землеустройства и земледелия сказано: «Размер вознаграждения военнопленных устанавливается распоряжением Начальников Управлений с таким расчетом, чтобы половина вознаграждения, вместе с отпускаемыми Военным Ведомством средствами покрывала расходы по содержанию и окарауливанию пленных, передвижению их по работе. Вторая половина вознаграждения, выдаваемая в виде заработной платы на руки пленным, являлась побуждением их к исправной работе» [ГАКО, ф. 167, оп. 1, д. 185, 4]. Заработная плата выдавалась по особым расчетным книжкам, которыми был снабжен каждый военнопленный. Как уже было сказано в приведенном выше документе, эта заработная плата составляла в Курганском уезде 25 копеек.

Таково было положение военнопленных на бумаге. Что касается жизненной ситуации, то здесь все было не так гладко, как написано в документах. Имели место конфликты военнопленных и с нанимателями и с военными. Конфликты происходили по вине обоих сторон. Работодатели, желая сэкономить, не выполняли указанных выше правил по снабжению военнопленных продовольствием, одеждой, медицинской помощью. Власти пытались бороться с этой ситуацией, забирая военнопленных у таких нанимателей, но положение не улучшалось. В ряде случаев в возникшем конфликте были виноваты сами пленные. Наниматели сообщали, что пленные самовольно оставляют работы, «при чем означенные пленные предъявляют незаконные требования: как например выдачи свежего мяса вместо малосольного, выдачи им кожаной обуви и т.д.». Для восстановления порядка против таких пленных принимались решительные меры, вплоть до суда и командирования воинских команд [Государственный архив в г. Тобольске, ф. 344, оп. 1, д. 108, 467].

В работах участвовали представители всех народов, воевавших на стороне Германии и ее союзников. Согласно «Алфавитному списку военнопленных, состоящих на учете Курганского стола Московского общества сельского хозяйства» в Курганском уезде работали поляки, русины, словенцы, немцы, словаки, чехи, хорваты, румыны, мадьяры. Какого-то особенного различия между национальностями не делалось, и ни в одном документе нет отдельного подсчета немцев и славян. Исключение составляет собственно только «Положение о военнопленных» - это один из первых правительственных документов по этому вопросу. В статье 13 отмечалось, что «к принудительным казенным и общественным работам… могут быть привлекаемы лишь исключительно немцы, венгры; пленные же славяне всех национальностей, дружественно настроенные к России, в силу принятого в отношении их льготного режима, могут быть назначаемы лишь на работы, желаемые ими самими». Но к 1915 г. эта политика себя изжила, так как в условиях нехватки рабочих рук перешли к интенсивному использованию пленных всех национальностей и положение военнопленных сравнялось [Меньщиков В.Н., 2002, 121-122].

Как же относилось к военнопленным местное население? Гражданское население губернии к военнопленным относилось лояльно. В периодической печати практически нет статей с негативными отзывами о военнопленных Первой мировой войны. Можно сказать, что если не возникло конфликтов на почве оплаты труда или содержания военнопленных, то отношение к ним было хорошее. Правда следует отметить, что ассимиляции пленных в местное сообщество практически не происходило. Причин этому несколько: само положение военнопленных, а также языковой и культурный барьер. Все это существенно мешало ассимиляции. Хотя следует отметить, что в метрических книгах все же встречаются браки с русским населением, что является одним из важнейших шагов ассимиляции.

В случае болезни военнопленные размещались в городской больнице и военном лазарете. Умерших хоронили на военных и городских кладбищах. Благодаря метрическим книгам Курганского римско-католического костела можно выяснить причины смертей. Наиболее часто упоминаются туберкулез, воспаления легких, печени, почек, мозга, грипп, дизентерия, тиф. Как правило, умирали от болезней, только один человек умер от ран и двое утонули. Такая же ситуация прослеживается и по метрическим книгам других городов. В основном военнопленные умирали от болезней. Что же делали с имуществом умерших? Существовали «Правила пересылки имущества умерших, бежавших и проч. военнопленных неприятельских армий». Согласно этому документу все оставшиеся после смерти пленных нижних чинов предметы обмундирования должны быть сданы в местные интендантские склады. Все прочие вещи (штатское платье, белье, обувь и т.д.), если они в удовлетворительном состоянии, после дезинфекции следует передать другим военнопленным. Если эти вещи в негодном состоянии, то их надлежит уничтожать. Такие вещи как документы, письма, знаки отличия, записные книжки следует отправлять в центральное справочное бюро в Петрограде. Причем к ним должна прилагаться сопроводительная бумага, в которой указано имя, фамилия умершего, возраст, религия, место рождения или постоянного проживания, обозначение армии (германская, австрийская или турецкая) [ГАКО ф. 267, оп. 1, д. 23-а, 237].

В Сибири в 1914-1917 гг. размещали и так называемых «гражданских пленных». Это были, в большинстве своем германские и австро-венгерские подданные, находившиеся в запасе армий своих государств, и проживавшие к началу войны на территории России. Позднее к этой группе причислили вообще всех германцев, годных к военной службе. По всей стране прошла первая волна арестов. Жандармам не нужно было наводить какие-либо справки. С1909 г. они составляли подробные списки германских и австрийских подданных, проживали в городах и уездах Сибири. Списки ежегодно уточнялись. Поэтому жандармские управления располагали точными сведениями не только о числе германских и австрийских подданных в подведомственных им районах, но и о роде занятий, составе семьи, состоянии здоровья каждого. Гражданских военнопленных из Степного генерал-губернаторства отправляли пароходами в Тобольск. Например, 7 сентября 1914г. на борту парохода «Сарт» из Семипалатинска в Омск, а оттуда – в Тобольск была отправлена группа из 8-ми германских подданных. Это были канонир в отставке 53-летний Иоганн-Христиан Онезорге, который 23 года прожил в Семипалатинске, где содержал мясную лавку; 33-летний рядовой запаса Фридрих Мориц был мастером-пивоваром, Эрнет Витке служил в компании «Гергард Гей», а Густав Резинг – в фирме «Карл Югансен». Случайно оказавшийся в Семипалатинске инспектор нитяных мануфактур Вильгельм Ваннер, также разделил участь своих соотечественников. В городе Кургане были взяты под стражу 12 человек германских и австрийских подданных, в числе коих находились видные члены Курганского общества, как то доктор Шапиро, техник Брендель, Влндрачек, братья Хотовинские, управляющие международной компанией Братц [Курганское слово, 1914]. Почти четверть арестованных еще до начала войны неоднократно подавали прошение о вступлении в русское подданство. Многие германцы подали ходатайства о смене подданства срезу же после объявления о начале войны. Каждое такое заявление власти принимали, против фамилии германца делалась специальная пометка, но избежать ареста это не позволяло. Подавляющее большинство немцев-крестьян, задержанных в качестве военнопленных на территории Степного края, родились и почти всю жизнь провели в России. В Германию выезжали только для отбытия воинской повинности. И хотя с Сибирью их связывало гораздо большее, нежели с Германией, но с формальной стороны, являясь подданными враждебного России государства, они оказались в числе военнопленных. Некоторые из них были женаты на православных русских женщинах, которые и отправлялись в ссылку вместе с мужьями- германцами. Задержанные военнообязанные германцы и австрийцы размещались в Тобольской и Томской губерниях.

Существовала и еще одна категория пленных. В официальных документах их называли «военнозадержанными». В 1914 – 1916 гг. войска Германии, Австро-Венгрии и России, заняв территорию противника, захватывали заложников. Так, например, осенью 1914 г. русская армия, отступая из восточной Пруссии, вывезла оттуда в плен 11000 гражданских пленных, среди которых были не только молодые мужчины, но и женщины, дети. Этих пленных эвакуировали в центральные губернии России и в Сибирь [Греков И.В., 1997, 171-175].

В1915 г. некоторые пленные немцы, в основном инвалиды, получили возможность вернуться на родину, в результате обмена между Россией и Германией. Таким образом, получили свободу в1915 г. лейтенант 3 уланского полка Куно Брахт, лейтенант 79-й артиллерийской бригады Вальтер Штерн, лейтенант 6-го драгунского полка Пауль Витгенштейн, находившиеся в Омске. Из Тюмени был отправлен в Германию солдат Фриц Бетге. Всего в1915 г. на основании соглашения об обмене инвалидами-военнопленными из лагерей Сибири в Германию вернулись 52 человека. Конечно это лишь небольшая часть военнопленных инвалидов, содержавшихся в сибирских лагерях.

Можно сказать, что Первая мировая война стала качественно новым этапом в истории войн. Эта война, охватившая практически весь мир, характеризовалась появлением массовых миллионных армий. Это явление в свою очередь привело к появлению во всех странах, участницах Первой мировой войны огромного количества военнопленных, просто несоизмеримое с числом пленных во всех предыдущих война. Возникает проблема с размещением всех пленных людей и как следствие появляются первые концлагеря, система которых получит дальнейшее развитие в последующих войнах XX в. Массовая мобилизация населения в армию, и последовавшая за этим нехватка рабочих рук привели к массовому использованию труда военнопленных, что также не наблюдается в предшествующих войнах. Впервые в истории появляется такое явление, как массовое зачисление в военнопленные мирных жителей, являющихся гражданами стран-противников. Причем это характерно не только для России, но и для других стран, принимавших участие в Первой мировой войне. В годы Первой мировой войны в России и в других странах стала формироваться новая законодательная база, регулирующая положение военнопленных. Можно сказать, что это законодательство, стало первым шагом на пути принятия Женевской конвенции1949 г.

А.С. Жарова. ГУ «Курганский областной краеведческий музей».


http://www.kurgangen.org/local-finding/Pervaya Mirovaya/Plen/

 

Австрийские военнопленные захваченные в Карпатах


Австрийские военнопленные на пути из Перемышля в Лемберг


Германские военнопленные захваченные на Сомме


Германские военнопленные, 1916

 

Военнопленные Первой мировой войны в Кременчугском гарнизоне

http://ah.milua.org/ww1-pow-in-kremenchuk-ru

Н. В. Греков. Германские и австрийские пленные в Сибири (1914-1917)

http://ah.milua.org/germany-and-austro-hungarian-pows-in-siberia-1914-1917

 

Несколько открыток периода Первой Мировой на тему немецких и австрийских военнопленных. Архив В.Л.Святенко

 

Кресты в степи

Анализ Русско-Японской войны показал, что стабильной системы железных дорог, связывающей угольный район Донбасса с центром страны, не существует. Доставляемый железнодорожным транспортом уголь оказывался неимоверно дорогим. И тем не менее, уголь был крайне необходим. В донбасском топливе нуждались динамично развивающиеся оборонные предприятия Урала. Уголь в больших количествах требовался и Балтийскому флоту. Этим регионам было необходимо и зерно с полей Дона и Кубани.
Эти проблемы с успехом решались строительством Волго-Донской речной магистрали. Наиболее сложной в техническом и строительном отношении частью этих работ являлось возведение Северско-Донецкой шлюзовой системы. В мае 1911 г. была запущена первая очередь этого колоссального строительства. Закипели подготовительные работы по строительству шлюзов на Дону. В места наиболее сложных судоходных условий по течению реки посылались изыскательные партии.
Результатом исследований стал проект контр-адмирала Н.П. Пузыревского «Шлюзование реки Дон 1914-1918». По этому, высочайше утвержденному проекту, планировалось возвести девять шлюзов. И в первую очередь, шлюзы у станиц Кочетовской № 1, Константиновской № 2, Николаевской № 3, Камышевской № 4.
Полномасштабные строительные работы по созданию системы шлюзов, ввиду особой важности проекта, были начаты незамедлительно уже в 1913 году. Застучали топоры на Кочетовском, Константиновском, Камышевском шлюзах. Местное население охотно принимало участие в строительстве, получая за свой труд, как тогда говорили, достойную оплату.
Начавшаяся в 1914 г. война и мобилизация стали причиной оттока строителей на фронта Великой войны. Это замедлило темпы строительных работ и ставило под угрозу осуществление всего плана шлюзования. В связи с этим, было принято решение направлять на возведение шлюзов пленных военнослужащих немецких и австрийских армий.
Так уже в 1914 г. первые партии военнопленных приступают к работам на Кочетовском шлюзе. А с начала 1915 г. бывшие военнослужащие австрийской армии задействуются в строительных работах у станиц Камышевская и Константиновская.
Содержание военнопленных, говоря языком документов того времени, было приличным. Достаточное питание, отдых, возможность совершать молитвенные службы согласно своим религиозным убеждениям - это то немногое, что наполняло жизнь немцев, австрийцев, венгров на Дону, вдали от своей родины.
Отличительной особенностью пребывания военнопленных на строительных работах по возведению шлюзов являлось то, что вчерашние противники были полостью расконвоированы и трудились бок о бок с вольнонаемными местными жителями. Пленные свободно проживали в районе строительства, образуя свои автономные компактные поселки или находя кров в близлежащих хуторах и станицах.
Отношения с местным казачьим населением складывалось хорошо. Восполняя недостаток мужской составляющей станиц, военнопленные оказывали помощь в сельскохозяйственных и строительных работах. Так, в Константиновской и Камышовской известны здания, построенные при участии австрийских и венгерских солдат. Имелись примеры, когда военнопленные помогали станичникам тушить пожары, бороться со стихией.


Немецкие пленные

Однако тяжелая, временами опасная работа на шлюзах, отсутствие своевременной медицинской помощи и медикаментов играли свою негативную роль. К концу 1914 года на Кочетовском строительстве появились первые погибшие и умершие. Вдобавок, сказывался и климатический фактор. Венгры, австрийцы, немцы были непривычны к такому резкому перепаду температур, какой являлся обычным делом для жителей Дона.
Возникшие кладбища военнопленных у Кочетовского, Камышевского шлюзов и у поселка близ Борщевской балки около станицы Константиновской поначалу были отмечены лишь деревянными крестами. Но стихийные бедствия 1915 года и, в особенности, весны 1916 года в разы увеличило число крестов на погостах.


Немецкое кладбище

Разлив Дона весной 1915 года в одночасье затопил строящийся котлован у Константиновского шлюза. Досталось и находящемся неподалеку Кочетовскому. Балки строительного леса, срываясь с места по воле стихии, убили или искалечили сотни военнопленных и строителей-казаков. Но настоящей катастрофой стал 1916 год. Весной на Кочетовском шлюзе вследствие половодья и резкого подъема воды прорвало отсечную дамбу. Огромной силы гидроудар в одно мгновение унес жизни двух тысяч строителей шлюза.
В память о трагической гибели немцев, австрийцев, венгров, русских в 1916-м году на Дону близ Кочетовского шлюза появился первый памятник Великой войне. Он представлял собой трехметровую пирамиду, увенчанную небольшим крестом.


Памятник у Кочетовского шлюза

Около десяти лет назад, по сообщениям местных жителей, памятник у Кочетовского шлюза подвергался косметическому ремонту. Восстановление выполнялось за счет средств и силами австрийских общественных организаций. Обновлялась ограда, выложенная из пластушки. Полностью заменили крест на вершине постамента.
Однако плиты остались прежними. Русский и венгерский текст на них полностью не читаем. В целом памятник, являющийся, без сомнения, национальным достоянием, находится в удовлетворительном состоянии. В ближайшее время ему необходимы капитальные реставрационные работы.


Текст на немецком


Венгерский текст


Всё, что осталось от русского текста

Другой, не менее интересный, памятник Мировой войне установлен в 1918 году на месте захоронений погибших и умерших у Камышевского шлюза. Памятник представляет собой сложенный из кварцевого известняка массивный 1,5 метровый постамент, увенчанный большим крестом правильной формы. На трех сторонах постамента расположены доски из шлифованного камня с надписями на русском, немецком и венгерском призывающими помнить жертвы войны 1914-1918 гг.


Памятник у Камышевского шлюза

Всего в сотне метров от памятника находятся остатки шлюзовых каналов. Строгие, будто проложенные под линейку, рукотворные гидросооружения растянулись на многие километры. Камышевский шлюз так и не был достроен, в отличии от Кочетовского. Ныне лишь покрытые густым пойменным лесом каналы и покосившийся обелиск в степи напоминают о титаническом труде военнопленных.


Каналы, построенные военнопленными

Кладбище строителей шлюза, близ которого был построен памятник жертвам войны, сейчас разоряется черными археологами. Рядом с монументом виднеются свежеразрытые могилы и разбросанные по степи человеческие останки. Сам же памятник находится в удручающем, критическом состоянии. Постамент с едва читаемыми надписями может быть разобран на строительный камень в любой момент. Крест постамента, покрытый выбоинами и трещинами, может рухнуть уже завтра. Объектом Государственной охраны памятник не является и нигде не зарегистрирован.


Андрей Кудряков (руководитель Ростовского объединения поисковых отрядов «Миус-фронт»)
у памятника Жертвам войны

Те немногие местные жители из станицы Камышевской, которые знают о существовании памятника, полагают, что его установили пленные финны. Шлюзы же, по мнению станичников, возводил еще Петр I.
Военнопленным солдатам немецкой и австрийской армий был возведен в 1917 году и 3-й памятник. Его установили близ станицы Константиновской. По одним сведениям, он был расположен на острове Лучка, по другим - его возвели возле бараков в Борщевской балке. Сейчас трудно сказать, как выглядел этот памятник, но хочется надеяться, что в ближайшее время мемориал или то, что от него осталось, удастся отыскать и восстановить.


Посреди разрытого кладбища военнопленных


Памятник может рухнуть уже сегодня

А памятники военнопленным, практически забытые и заброшенные, ныне занимают особо место на Ростовской земле. Будучи уникальными по своему смыслу и значению, Донские мемориалы служат примером гуманного отношения к пленному противнику и являются лучшим призывом к миру для современного общества. Предавая забвению памятники погибшим воинам, мы, в конечном итоге, открываем двери новой войне. И ещё…я глубоко уверен что народ который не знает свою землю, свои памятники, свою историю, в конце концов лишиться своей земли!

Андрей КУДРЯКОВ, руководитель Ростовского объединения поисковых отрядов «Миус-фронт»

http://rslovar.com/content/кресты-в-степи-военнопленные-первой-мировой-на-строительстве-донских-шлюзов

 

Из истории города Венёва Тульской области

С началом войны в глубь страны стали высылаться военнопленные. Особенно этот процесс усилился после успеха русской армии в боях с австро-венгерскими войсками. В Венев прибывали рядовые и офицеры. Как вспоминает главврач П.Ф. Введенский среди них были даже два врача, которые работали непродолжительное время в лазарете.
При Веневском Земстве была создана "Канцелярия по пленным". Пленным позволялось получать и отправлять почту. Расходы на получение почтовых переводов оплачивались местным Земством, в 1916 году на эти нужды было истрачено 14 рублей.
Существовала практика использования военнопленных на уборке хлеба в семьях, из которых были призваны на войну члены семьи. Содержание пленного во время работ также оплачивалось Земством.


Работник мельницы села Потетино в австрийской солдатской шапке, 1920 г.

Еще до войны планировалось продлить Веневскую железнодорожную ветку в южном направлении до станции Узловая. Начавшаяся война ускорила принятие решения о начале строительства, в итоге 1916-1917 году ветка была проложена. Основную рабочую силу на строительстве составили австро-венгерские военнопленные, по национальному составу, главным образом, чехи и венгры. Некоторые из них во время прокладки железнодорожной линии женились на девушках из окрестных селений, и после окончания войны остались в России.


Почтовая карточка отправленная военнопленным Лодисловом Рудечекомиз Венёва в Швецарию,18.02.1916 г.

Вот, что об этом пишет бывший военнопленный Антон Куглер: "При содействии шведского Красного Креста 4000 австро-венгерских военнопленных были посланы в Тульскую губернию на станцию Узловая, где в то время строилась железная дорога Узловая–Венев."

Формально возвращение военнопленных из России началось сразу после окончания мировой войны в 1918 году. Но из-за гражданской войны этот процесс занял несколько лет. Из протокола собрания Урусовского волостного совета известно, что в 1919 году совет организовал сбор пожертвований для пленных.
По официальной информации в 1920 году на европейской части РСФСР насчитывалось несколько десятков тысяч бывших военнослужащих германских и австро-венгерских войск. Многие из них нашли работу, в основном в крестьянских хозяйствах. В Веневе начальником Горгоскомхоза в 1930-40-е годы был бывший военнопленный, чех по национальности, Этмар Иосиф Васильевич. Вернуться на родину он смог только в 1954 году.


Этмар И.В., 1930-е годы

http://www.veneva.ru/pmv.html

 

Ещё две открытки изданные во время Первой Мировой на тему немецких пленных.




Архив В.Л.Святенко.

 

Австрийские пленные и русские конвоиры в открытом вагоне перед отправкой в тыл.


Австрийские пленные помогают автомобилисту вытащить автомобиль из грязи.


Австрийские пленные, конвоируемые русскими солдатами, на марше


Пленные австрийские и немецкие солдаты на привале; на переднем плане - немецкий солдат беседует со своим русским конвоиром


Пленные австрийские солдаты


Пленные австрийские солдаты на привале


Русские и австрийские раненые солдаты


Раненый австрийский солдат покупает газету


Русский и австрийский раненые солдаты


Русский солдат-конвоир около отдыхающих на железнодорожных путях пленных австрийцев


Русский солдат-конвоир около отдыхающих пленных австрийцев в полосе отчуждения станции

 

Потомок древнего дворянского рода Валерий Михайлович Веселаго, офицер, фотограф-любитель на фронте Первой Мировой снимал стерео- фотоаппаратом. Это правая часть стерео-пары, на обороте текст: "Действующая Армия. 22 июня 1915 г. Пленные у м.Ополе, Люблинской губ. Партия 1000 чел. из числа 22000 взятых с 21-28 июня." Архив В.Л.Святенко.

 

Военнопленные австро-венгры.


Осмотр личных вещей австро-венгерских военнопленных в Дарницком лагере


Митинг германских военнопленных-репатриантов в Дарницком лагере (13 ноября 1918 г.)

 

Немецкие заключенные во французском лагере для военнопленных.


Пленные немцы. Западный фронт.


Немецкие заключенные на работе - около Villeroy

 

Открытка времён Первой Мировой из архива В.Л.Святенко.
На обратной стороне текст - Издание священ 64 пех. Казанского полка Олега Адамовича.

 

Германские военнопленные на сельскохозяйственных работах во Франции; 1916 год

 

Корреспондент газеты Таймс Стэнли Уошбурн ( в центре ) беседует с немецкими и австрийскими пленными.


Пленные уланы в сопровождении конной охраны на марше.

 

Фото с Первой Мировой, на обороте надпись: "1916 г. г.дв. Грушевка, штаб IX арм. корпуса, допрос пленного немца поруч. Вебером." От себя добавлю - господский двор Грушевка на самом деле местечко Грушевка (возле Ляховичей, Белоруссия), где находился штаб IX армейского корпуса, фотографировал штабной фотометрист, летнаб Н.И.Денисенко. Архив В.Л.Святенко.

 

Немецкие и австро-венгерские солдаты в русских лагерях для военнопленных.
Сибирь; 1915-1918 гг.