Священники в войсках РИА

Первая мировая война стала последней, на которой для поддержания боевого духа солдат и офицеров в войсках находились священники. Сейчас довольно коряво пытаются возродить эту традицию. Не лишне будет привести рассказ о полковом священнике того времени — он был опубликован в разгар первой мировой войны на страницах одной из ростовских газет.
— Наш священник просто образец непостижимого хладнокровия и неустрашимости, — рассказывал полковой поручик.
Священнослужитель, о котором восхищенно отзывался офицер, к началу войны уже успел понюхать пороху. Он был участником японской компании и не без оснований носил свой наперсный крест на георгиевской ленте.
— Ему бы в обоз второй очереди, пока бой идет, а он под самыми выстрелами прогуливается как ни в чем не бывало, — продолжал свой рассказ офицер. — Тяжело раненного причастит, над умирающим прочтет отходную. Солдаты, видя такое,
кричали ему:
— Уходите, батюшка! Неровен час – заденет! А он им отвечал с чисто российской невозмутимостью:
— Не мая право, бо я нейтральный и при исполнении священнослужительских обязанностей!
— Да ведь шальная какая-нибудь хватить может,— урезонивали офицеры.
— Шальная не имеет право без Господней на то воли. А ежели Его воля…
И ходит по полю брани спокойно, словно по церковной площади в мирный день.
— Мне докладывали, что однажды после неудачной атаки он ходил под самыми австрийскими окопами, — рассказывал командир полка. – Только кричал австриякам все время:
— Не сметь в меня стрелять. Не сметь стрелять — бачишь, я с крестом!
И не один выстрел не раздался со стороны неприятеля.
К сожалению, ни но мера полка, ни имя священника из-за военной цензуры газета не называет. Да и не так важно имя этого ревностного служителя господа, так как большинство из них исполняли свой долг с таким же героизмом.
Слишком сильны были в российской империи традиции добросовестного исполнения своих обязанностей в любых условиях. Так что поведение этого полкового священника скорее, правило, чем исключение.

 

К концу XIX века в русской армии и на флоте насчитывалось около 5 тысяч лиц из числа военного духовенства. Численный состав священников в русской армии определялся штатами, утвержденными военным министром.

Главной задачей священника в военное время, кроме совершения богослужений, было влияние на свою паству личным примером, твердостью духа в сложнейших ситуациях, стойкостью в исполнении воинского долга. Они участвовали также в принятии присяги новобранцами.

«Полковой священник принимает на себя особенную чрезвычайную миссию во время сражения русского воинства с неприятелем. Священник должен запастись самоотвержением, чтобы, стоя в пылу битвы, быть способным поддерживать в армии надежду на помощь Божию и свои собственные силы, вдохнуть в нее патриотический героизм к Царю и Отечеству», — писал Н.Невзоров.

В бою место нахождения полкового священника должно было быть на передовом перевязочном пункте, где скапливались раненые, нуждавшиеся в моральной поддержке и медицинской помощи. Поэтому от священника требовалось помимо выполнения своих прямых функциональных обязанностей уметь выполнять обязанности медперсонала.В случаях необходимости, когда того требовали обстоятельства, полковые священники находились и среди сражающихся.

В русской армии полковыми священниками были священнослужители разных конфессий— христианства, иудаизма, ислама (полковой мулла)







Православное духовенство на защите империи: http://hero1914.com/pravoslavnoe-duxovenstvo-na-zashhite-imperii/

 

Интересно а каков был механизма отбора священников в армию? Назначались ли они своим руководством для службы или выбирались среди тех кто пожелал добровольно идти в полки?

 

ВОЕННОЕ ДУХОВЕНСТВО РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ



Время появления первых священников при воинских дружинах точно неизвестно. Петр I законодательно повелел быть священнослужителям при каждом полку и корабле, и с первой четверти XVIII века назначения священнослужителей к воинским частям (прежде всего, на флот) становятся регулярными.

В течение XVIII века управление военным духовенством в мирное время не отделялось от епархиального управления и принадлежало архиерею той местности, где был расквартирован полк. Реформу управления военным и морским духовенством осуществил император Павел I. Указом от 4 апреля 1800 года должность полевого обер-священника стала постоянной, в его руках сосредоточилось управление всем духовенством армии и флота. Обер-священник получил право сам определять, переводить, увольнять, представлять к наградам священнослужителей своего ведомства. Для военных пастырей были определены регулярное жалование и пенсия. Первый обер-священник Павел Озерецковский был назначен членом Святейшего Синода и получил право по вопросам кадровой политики сноситься с епархиальными архиереями без доклада Синоду. Кроме того, обер-священник получил право личного доклада императору.

В 1815 году было образовано отдельное управление обер-священника Главного штаба и войск гвардии (позднее включившее в себя и гренадерские полки), вскоре ставшее в вопросах управления фактически независимым от Синода. Обер-священники гвардейского и гренадерского корпусов Н.В. Музовский и В.Б. Бажанов в 1835–1883 годах возглавляли также придворное духовенство и являлись духовниками императоров.

Новая реорганизация управления военным духовенством произошла в 1890 году. Власть вновь сосредоточилась в лице одного человека, получившего титул протопресвитера военного и морского духовенства. Во время Первой мировой войны протопресвитеру Г.И. Шавельскому впервые было дано право личного присутствия на военном совете; протопресвитер находился непосредственно в ставке и, как и некогда первый обер-священник П.Я. Озерецковский, имел возможность личного доклада императору.

Численный состав священнослужителей в русской армии определялся штатами, утвержденными Военным ведомством. В 1800 году при полках служило около 140 священников, в 1913 году – 766. В конце 1915 года в армии служило около 2000 иереев, что составляло примерно 2% от общего числа священнослужителей империи. Всего за годы войны в армии отслужило от 4000 до 5000 представителей православного духовенства. Многие из кадровых священников продолжили свою службу в армиях А.И. Деникина, П.Н. Врангеля, А.В. Колчака.

Полковой священник находился в двойном подчинении: по церковным делам – главному священнику, по другим вопросам – военному начальству. Долгая служба в одном и том же полку была большой редкостью. Обычно священнослужитель постоянно перемещался из полка в полк, в среднем каждые пять лет, причем нередко из одного конца империи в другой: из Брест-Литовска в Ашхабад, оттуда в Сибирь, потом на запад, в Гродно, и т.д.


Летопись войны 1914 года

Обязанности военного священнослужителя определялись, прежде всего, приказами военного министра. Главные обязанности военного священнослужителя заключались в следующем: в строго назначенное военным командованием время совершать богослужения в воскресные и праздничные дни; по соглашению с полковым начальством в определенное время готовить военнослужащих к исповеди и принятию святых Христовых таин; совершать таинства для военнослужащих; управлять церковным хором; наставлять воинские чины в истинах православной веры и благочестия; утешать и назидать в вере больных, погребать усопших; преподавать закон Божий и с согласия военного начальства проводить внебогослужебные беседы на этот предмет. Священнослужители должны были проповедовать «слово Божие перед войсками усердно и вразумительно… внушать любовь к вере, государю и Отечеству и утверждать в повиновении властям».

По инструкциям Г.И. Шавельского, помимо выше названных обязанностей, полковой священник должен был: помогать врачу в перевязке ран; заведовать выносом с поля боя убитых и раненых; извещать родных о смерти воинов; организовывать в своих частях общества помощи семьям убитых и увечных воинов; заботиться о поддержании в порядке воинских могил и кладбищ; устраивать походные библиотеки.

С 1889 года в служебных правах военные священнослужители были приравнены к следующим армейским чинам: главный священник – к генерал-лейтенанту, протоиерей – к полковнику, иерей – к капитану, диакон – к поручику. На Руси защита Отечества всегда считалась святым делом, но в русской покаянной дисциплине убийство, даже на войне, с какой бы целью и при каких бы обстоятельствах оно ни было совершено, – осуждалось. Священнослужителям и монахам, согласно 83-му апостольскому правилу и 7-му определению IV Вселенского Собора, запрещено участвовать в военных действиях с оружием в руках. Но на Руси, особенно в раннее Средневековье, представители духовенства иногда, по разным причинам, принимали непосредственное участие в битвах. В Куликовской битве 1380 года по благословению Сергия Радонежского сражались схимонахи Александр Пересвет и Роман (Родион) Ослябя, впоследствии канонизированные.

В.Н. Татищев указывает следующие случаи участия священнослужителей в войнах: «Что о монахах и попах на войну воспоминает, то по истории нахожу обстоятельство: новгородцы Изяславу Второму противо дяди его Юрия Второго приговорили всех чернецов и церковников нарядить, и ходили; Сергий, игумен Радонежский, Димитрию Донскому двух воинов постриженных послал, и побиты; Старые Русы поп Петрила с войском на Литву ходил и победил; костромской игумен Серапион в нашествие татар Казанских, собрав монахов и попов, татар победил. Может же, того более было, да истории до нас не дошли».

Во время осады многие монастыри превращались в крепости, где вооружались иногда и монашествующие лица. В обороне Троице-Сергиевой лавры от поляков в 1608–1610 годах активно участвовали монахи, старцы Ферапонт и Макарий возглавили конную атаку иноков.

Известен и другой случай. Митрополит Новгородский Исидор в 1611 году при осаде Новгорода шведами служил молебен на стенах крепости. Увидев, что протопоп Софийского собора Амос ожесточенно сопротивляется врагам, митрополит снял с него какую-то церковную епитимью. Амос сражался до тех пор, пока его дом не был сожжен вместе с ним.

В XVIII веке единственный известный нам случай прямого участия священника в битве отражен в «Деяниях Петра Великого». Там говорится, что «олонецкий поп Иван Окулов в 1702 году, собрав охочих людей до тысячи человек, ходил за шведский рубеж, разбил четыре неприятельских заставы, побил до 400 шведов и со взятыми рейтарскими знаменами, барабанами, оружием и лошадьми возвратился в торжестве; чего же забрать не смог с собою, то предал огню».

В XIX веке нам известно несколько случаев прямого участия священнослужителей в битвах. В 1854 году монахи Соловецкого монастыря обороняли монастырь от нападения английской эскадры. В том же году священник Гавриил Судковский был награжден золотым наперсным крестом на Георгиевской ленте из кабинета Его императорского величества «за содействие в отражении англо-французских пароходов, напавших на Очаковскую крепостную батарею 22 сентября 1854 года, когда под выстрелами благословлял каждого и сам заряжал орудия калеными ядрами». При этом позднее, служа в городе Николаеве отец Гавриил прославился как молитвенник и постник.

Во время Первой мировой войны среди духовенства было много желающих добровольцами служить в армии с оружием в руках, и в 1915 году Святейшим Синодом было утверждено определение, категорически запрещающее священникам идти в армию не на духовные должности.

В 1914–1917 годах священнослужители часто возглавляли пешие и конные атаки, но без оружия, только с крестом в руках. Во время русско-японской войны погибло 16 священнослужителей, было ранено и контужено не меньше 10 человек. Выявленные нами данные говорят о том, что к лету 1917 года на войне пострадал 181 священнослужитель. Из них были: убиты – 26, умерли от ран и болезней – 54, ранены – 48, контужены – 47, отравлены газами – 5 человек. Число убитых и умерших от ран и болезней составляет 80 человек. В Первую мировую войну к 1917 году в плену перебывало или продолжало находиться не менее 104 православных священнослужителей.

Говоря о наградах духовенства, следует сказать, что к началу XX века порядок наград белых священнослужителей выглядел следующим образом: набедренник; фиолетовая скуфья; фиолетовая камилавка; наперсный крест от Святейшего Синода; орден святой Анны 3-й степени; сан протоиерея; орден святой Анны 2-й степени; орден святого Владимира 4-й степени; палица; орден святого Владимира 3-й степени; золотой наперсный крест из кабинета Его императорского величества; золотой наперсный крест с украшениями из кабинета Его императорского величества; орден святой Анны 1-й степени; митра. Для иеромонахов из вышеперечисленных наград исключались скуфья, камилавка, сан протоиерея и добавлялся сан игумена (дававшийся после получения ордена святого Владимира 4-й степени) и сан архимандрита (дававшийся после получения палицы или ордена святого Владимира 3-й степени). Благодаря наличию «духовных» наград (скуфьи, наперсного креста и т.д.), военные священники могли иметь значительное количество отличий и даже превосходить в этом показателе офицерский состав.

До 1885 года священнослужители могли носить ордена, медали и другие светские знаки отличия поверх облачения при совершении богослужений. Только с 1885 года по инициативе императора Александра III ношение духовными лицами светских знаков отличия при совершении богослужений в священном облачении было запрещено. «Исключение из сего правила допускались лишь для знаков ордена святого Георгия и наперсных крестов на Георгиевской ленте».

За отличия в Первую мировую войну военным священникам было выдано до марта 1917 года: орденов святой Анны 3-й степени с мечами – более 300, без мечей – около 500, орденов 2-й степени с мечами – более 300, без мечей – более 200, орденов святой Анны 1-й степени с мечами и без мечей – около 10, орденов святого Владимира 3-й степени с мечами – более 20, без мечей – около 20, святого Владимира 4-й степени с мечами – более 150, без мечей – около 100.

Наперсный крест на Георгиевской ленте с 1791 по 1903 год получил 191 православный священнослужитель, за русско-японскую войну – 86, с 1914 по март 1917 года – 243. Орденом святого Георгия 4-й степени в течение XIX века было награждено 4 священнослужителя, за русско-японскую войну – 1 и с начала Первой мировой войны по март 1917 года – 10.

Отличия, за которые священники могли быть пожалованы орденами с мечами или наперсным крестом на Георгиевской ленте (на основании изучения нами реальной наградной практики) можно разделить на три группы. Во-первых, это подвиг священника в решительные минуты боя с крестом в поднятой руке, воодушевлявшего солдат продолжать сражение. Рискуя жизнью, священник вел за собой нижние чины. Как правило, это происходило, когда бывали убиты или ранены офицеры полка. Известны сотни таких случаев. Например, этот подвиг в Первую мировую войну совершили священник 318-го пехотного Черноярского полка Александр Тарноуцкий (был убит) и старец иеромонах Богородицко-Площанской пустыни Брянского уезда, служивший в 289-м пехотном Коротоякском полку Евтихий (Тулупов) (был убит). Священник 9-го драгунского Казанского полка Василий Шпичак на лошади первый повел полк в атаку.

Другой тип отличия священника связан с усердным исполнением своих непосредственных обязанностей в особых условиях. Напутствия и причащение раненых воинов, благословение на бой производились священнослужителем с риском для собственной жизни. Иногда, причащая раненых на боле боя, священник бывал сам тяжело ранен. Часто священнослужители совершали богослужения под огнем противника. Например, священник 115-й бригады государственного ополчения Николай Дебольский не прервал службы, когда прямо во время великого входа внезапно появившийся вражеский аэроплан сбросил несколько бомб рядом с молящимися. Священник 15-го драгунского Переяславского полка Сергий Лазуревский с немногими добровольно оставшимися воинами не оставил службы всенощного бдения под шрапнельным огнем до тех пор, пока не был контужен.

В 1915 году на Галицком фронте, когда иеромонах 311-го пехотного Кременецкого полка Митрофан совершал литургию, снаряд попал в церковь, пробил крышу и потолок алтаря, после чего упал около престола с правой стороны. Отец Митрофан перекрестил бомбу и продолжил службу. Снаряд не разорвался, а молящиеся, видя спокойствие священника, остались на своих местах. По окончании литургии снаряд вынесли из храма.

В 1915 году при селе Мальнов священник 237-го пехотного Грайворонского полка Иоаким Лещинский в полутора верстах от боя совершал молебен о даровании победы. В это время «снаряд ударил в крыло паперти и, отхлынув чудом Божиим, сразу в углу в пяти шагах разорвался. Сила взрыва была очень велика, ибо угол большого храма был оторван силой взрыва, около водосточного камня образовалась глубокая яма, а камень сброшен в сторону на несколько шагов и разорвался в куски. Много побитых стекол в храме. Одна пуля угодила в стену ризницы». Батюшка продолжил службу. Среди трехсот человек молящихся не было ни убитых, ни раненых, только один человек оказался контужен.

Священник 6-го Финляндского стрелкового полка Андрей Богословский, стоя на возвышении, благословлял каждого подходившего к нему воина. Когда началась стрельба, он остался стоять на прежнем месте. Грудь его защитила дароносица, висевшая на шее, дав пуле, летевшей в сердце, боковое направление.


Молебен в станице

Иногда священники погибали при подготовке похорон убитых воинов во время продолжающегося боя. Так был убит иерей 15-го гренадерского Тифлисского полка Елпидий Осипов. Священник 183-го пехотного Пултусского полка Николай Скворцов, узнав, что в занятом неприятелем селе есть убитые и раненые, добровольцем пошел туда для напутствия и погребения. Своим примером он увлек за собой несколько человек медиков и санитаров.

И, наконец, духовенство совершало возможные для всех армейских чинов подвиги. Первый полученный наперсный крест на Георгиевской ленте был вручен священнику 29-го пехотного Черниговского полка Иоанну Соколову за спасение полкового знамени. Крест был вручен ему лично Николаем II, о чем сохранилась запись в дневнике императора. Сейчас это знамя хранится в Государственном историческом музее в Москве.

Иерей 42-й артиллерийской бригады Виктор Кашубский, когда была прервана телефонная связь, добровольцем пошел искать разрыв. Телефонист, ободренный его примером, пошел за священником и исправил линию. В 1914 году иерей 159-го пехотного Гурийского полка Николай Дубняков, когда был убит начальник обоза, взял командование на себя и довел обоз до места назначения. Священник 58-го пехотного Прагского полка Парфений Холодный в 1914 году вместе с тремя другими чинами, случайно столкнувшись с австрийцами, вышел с иконой «Спас Нерукотворный» вперед и, проявив выдержку, уговорил сдаться 23 солдат и двух офицеров противника, приведя их в плен.

Получивший орден святого Георгия 4-й степени священник 5-го Финляндского стрелкового полка Михаил Семенов не только самоотверженно исполнял пастырские обязанности, но и в 1914 году добровольцем вызвался провезти недостающие патроны на передовую по открытому месту, непрерывно обстреливаемому тяжелой артиллерией. Он увлек за собой несколько нижних чинов и благополучно провез три двуколки, чем обеспечил общий успех операции. Месяц спустя, когда командир полка вместе с другими офицерами и отцом Михаилом вошли в помещение, предназначенное для них, там оказалось неразорвавшаяся бомба. Отец Михаил взял ее на руки, вынес из помещения и утопил в протекавшей рядом реке.

Иеромонах Антоний (Смирнов) Бугульминского Александро-Невского монастыря, исполнявший пастырские обязанности на корабле «Прут», когда судно было разбито и стало погружаться в воду, уступил свое место в шлюпке матросу. С тонущего корабля, надев облачение, он благословлял матросов. Иеромонах был награжден орденом святого Георгия 4-й степени посмертно.

Совершали подвиги и представители приходского духовенства. Так, священник Кремовского прихода Белгорайского уезда Холмской епархии Петр Рылло совершал богослужение, когда «снаряды рвались за церковью, перед ней и пролетали сквозь нее».

Говоря о церквях Военного и Морского ведомств, следует сказать, что в XVIII веке обер-священнику были подведомственны только походные церкви при полках. С начала XIX века в ведомство обер-священника (позднее главного священника, протопресвитера) постоянно переходили все новые и новые неподвижные церкви: госпитальные, крепостные, портовые, при военно-учебных заведениях и даже храмы, прихожанами которых, помимо военных чинов, являлись местные жители.


Строительство походной церкви

В течение XIX века мы видим следующее изменение численности неподвижных церквей Военного и Морского ведомств: в 1855 году – 290, в 1878 году – 344, в 1905 году – 686, в 1914 году – 671 церковь. Престолы военных церквей освящались во имя тезоименитых императорам святых, в память значимых событий из жизни царской семьи и в память событий, связанных с историей учреждения или военными победами полка. Тогда престолы освящались во имя того святого, чей праздник приходился на день памятного события.

Во многих полковых церквях и храмах военных училищ на стенах укреплялись мемориальные доски с именами погибших в разных кампаниях воинских чинов, как правило, офицеров поименно, солдат – общим числом. В церквях хранились знамена и всевозможные военные реликвии. В Преображенском всей гвардии соборе хранилось 488 знамен, 12 замков и 65 ключей от крепостей европейской и азиатской Турции, завоеванных русскими войсками в царствование Николая I, и другие трофеи. В убранстве церквей могли быть использованы элементы воинской символики. Так, в убранстве церкви Генерального и Главного штаба были использованы изображения ордена святого Георгия.

Судьба кадровых священнослужителей Военного и Морского ведомств после окончания Первой мировой войны сложилась по-разному. Часть людей оказалась в эмиграции: во Франции, Чехословакии, Финляндии, Греции и т.д. Из священнослужителей, оставшихся в России, многие погибли от рук большевиков в годы гражданской войны, как например Алексий Ставровский, Николай Яхонтов, главный священник армий Юго-Западного фронта Василий Грифцов. Некоторые священнослужители были репрессированы в советское время, как например священники Василий Ягодин, Роман Медведь и другие.

Некоторые священнослужители, оставаясь в Церкви, дожили до глубокой старости и поддерживали Советскую власть в годы Великой Отечественной войны. Например, награжденный золотым наперсным крестом на Георгиевской ленте протоиерей Федор Забелин скончался в 1949 году в возрасте 81 года. Во время Великой Отечественной войны он служил, с разрешения немецкого командования, настоятелем Павловского собора в Гатчине, и спас от смерти советского разведчика, спрятав его под покрывалом престола в алтаре.

В наше время некоторые бывшие военные священники канонизированы. Священник Герман Джаджанидзе канонизирован Грузинской Православной Церковью. Русской Православной Церковью канонизированы бывшие кадровые священники, впоследствии епископы: Онисим (до пострига – Михаил Пылаев), Макарий (до пострига – Григорий Кармазин), священники Николай Яхонтов, Сергий Флоринский, Илия Бенеманский, Александр Саульский и другие.

В современной России постепенно возрождается традиционная для русской армии деятельность православных священнослужителей в войсках.

К сожалению, в настоящее время существует мало исследований, посвященных российскому военному духовенству. В какой-то мере восполнить этот пробел сможет «Памятная книга военного и морского духовенства Российской империи XIX – начала XX веков: Справочные материалы», изданная в рамках исторического проекта «Летопись», одной из задач которого стало составление базы данных (Синодика) православного духовенства Российской империи. В 2007 году проект «Летопись» был поддержан настоятелем московского ставропигиального Сретенского монастыря архимандритом Тихоном (Шевкуновым).

Константин Капков
​

​

Ещё ни одну войну в своей истории Россия не выиграла без активной поддержки Православной Церкви. В нашем Отечестве помощь церковных структур и отдельных священников русской армии стала традицией много веков назад. Так было и в годы одной из самых кровопролитных браней в истории человечества – Великой войны, в ходе которой многие священники бесстрашно исполняли свой долг до самого конца вместе с солдатами

Предвоенные годы в Российской империи были не самыми лучшими для Русской Православной Церкви. В обществе назревал духовно-нравственный кризис на фоне заметного снижения авторитета церковных служителей и отдаления духовенства от паствы: таковы были неминуемые последствия двухсотлетнего Синодального периода.

Однако с вступлением России в войну в народе произошёл всплеск патриотизма. Общество, включая интеллигенцию, обратилось к своим корням, к своей «русскости», которая, в числе прочего, подразумевала исповедание Православия. Способствовала этому и активная позиция самой Церкви, которая с первых же дней войны стала задействовать все свои ресурсы для поддержки фронта и оказания помощи раненым.

Святейший Синод уже в августе 1914 года издал особый указ, в котором призывал монастыри, церкви и самих прихожан жертвовать «на врачевание раненых и больных воинов», собирать средства в пользу Красного Креста, искать помещения под госпитали и подготавливать людей, способных ухаживать за больными.

Белое духовенство, монахи и десятки тысяч церковных приходов со всей Российской империи незамедлительно отозвались на призыв Святейшего Синода, который первым организовал лазарет для раненых солдат в Петрограде. Помощь больным, а также семьям солдат оказывалась зачастую из личных средств священнослужителей. В считанные недели лазареты и санатории для воинов появились в десятках городов; сёстрами милосердия в них становились прихожанки храмов и в первую очередь, «матушки» — жёны священников.

Несмотря на тяжёлое для России время, стране удавалось исправно собирать для армии необходимые средства. И Церковь выполняла здесь привычную для себя роль: как отмечает российский юрист Д. А. Пашенцев, «благотворительная деятельность Русской Православной Церкви осуществлялась на трех уровнях: общецерковном, епархиальном и местном. Крупные акции помощи нуждающимся, проводимые под руководством Святейшего Синода, имели место в периоды народных бедствий, поэтому Церковь выступала как организатор социальной помощи и как непосредственный благотворитель».

Более того, Церковь помогала не только императорской армии, но и братской Сербии – в частности, раненым сербским солдатам. Помимо этого, церковные структуры собирали пожертвования для беженцев и голодающих на занятых противником территориях.
Особо стоит отметить учреждение во всех крупных приходах Приходских Попечительных Советов. Такие органы самоуправления помогали на местах семьям военнослужащих по хозяйству, засеивали поля и собирали урожай — одним словом, выполняли всю работу, которой занимался ушедший на фронт кормилец.

Непосредственно на фронте служение несли полковые священники. Помимо духовного окормления личного состава, они поднимали боевой дух солдат, подготавливали их к возможной встрече с болью и смертью. Перед тем, как принять бой, воины читали слова молитвы: "Господи Боже, Спасителю мой! По неизреченной любви твоей Ты положил душу Свою за нас. И нам заповедал полагати души наши за друзей своих. Исполняя святую заповедь Твою и уповая на Тя, безбоязненно иду я положить живот свой за Веру, Царя и Отечество и за единоверных братий наших. Сподоби меня, Господи, непостыдно совершить подвиг сей во славу Твою. Жизнь моя и смерть моя — в Твоей власти. Буди воля твоя. Аминь"

Всего за время войны в действующей армии побывало более 5 тысяч капелланов, и их деятельность отнюдь не ограничивалась молебнами. Священники не были обязаны находиться на передовых линиях фронта, однако зачастую они по собственной инициативе вели за собой целые полки.

Известно немало случаев, когда священнослужители, жившие в окопах вместе с солдатами, тонувшие с моряками на боевых кораблях, проявляли настоящий героизм и были за это отмечены соответствующими наградами — при жизни или посмертно.


Полковой священник во время Первой мировой войны

Так, 6 октября 1914 года крушение терпел корабль "Прут". Служивший на нём священник, 70-летний иеромонах Антоний (Смирнов) осенял крестом с палубы тонувшего судна борющихся со смертью моряков. Антоний отказался садиться в шлюпку, чтобы не занять "лишнее" место, и скрылся под водой вместе с кораблём.

Георгием 4-й степени был награжден полковой священник отец Василий (Шпичек). В момент, когда 9-й драгунский Казанский полк, в котором он служил, должен был двинуться в атаку на австрийцев, произошло страшное: на команду командира идти в бой полк отреагировал полнейшим бездействием и остался сидеть в окопах. Тогда, по рассказам очевидцев, "вылетел на своей лошаденке" отец Василий и с криком: "За мной, ребята!" понесся вперед. Сначала за ним пошли в атаку офицеры, а за ними и весь полк. В результате противник в страхе бежал с поля брани.

24 июня 1915 года героически погиб отец иеромонах Амвросий, священник 3-го Гренадерского Перновского полка. Он с крестом в руках повёл за собой солдат, одержавших уверенную победу над противником, и был убит в ходе атаки. Аналогичный случай произошёл 7 ноября 1916 года в 154-ом пехотном Дербентском полку. Протоиерей Павел Смирнов повел батальон на турецкое укрепление, которое было успешно взято штурмом. Сам священник при этом был тяжело ранен.

В ожесточённых боях, ведя за собой солдат, героически погибли также священник 439-го пехотного Илецкого полка отец Михаил (Дудицкий), иеромонах отец Евтихий (Тулупов), священник Черноярского пехотного полка отец Александр (Тарноуцкий) и многие другие.

Вот что писал в своих воспоминаниях о войне генерал Брусилов : "В тех жутких контратаках среди солдатских гимнастерок мелькали черные фигуры — полковые батюшки, подоткнув рясы, в грубых сапогах шли с воинами, ободряя робких простым евангельским словом и поведением... Они навсегда остались там, на полях Галиции, не разлучившись с паствой".

Всего за время первой мировой за проявленный героизм государственными наградами были отмечены около 2500 капелланов — половина всех священников, оправленных на фронт.

"В Великую войну... священники делили с воинами все тяжести и опасности, возбуждали их дух, своим участием согревали уставшие души, будили совесть, предохраняли наших воинов от столь возможного на войне ожесточения и озверения", — писал в своих мемуарах протопресвитер русской армии и флота отец Георгий (Шавельский). Однако одновременно с этим свою работу по усыплению совести и пробуждению озверения вели в армии революционеры-агитаторы. К 1917 году они в этом заметно преуспели, и священнослужителей уже стали убивать не немецкие, а русские солдаты.

http://www.pravoslavie.ru/jurnal/28242.htm
http://tayni.info/31924/

Священники на фронтах Первой мировой войны

 

Большое спасибо!

 

Спасибо ! очень интересно.

 

Тема очень интересная и мало изученная, тем более на местах проживания солдат попадаются вещи принадлежавшие священнослужителям. Крест был найден завернутый в сукно, и не далеко от него пуговица ТДС (как выяснилось - Тульская духовная семинария)

 

Я тоже такую пуговицу находил, только мне её по другому расшифровали. Мне кажется, что буква "Т" как то по другому расшифровывается.

 

Религиозной воспитание солдат Русской армии,стояло на очень высоком уровне и не было забыто даже после " Великого исхода Русской армии " Ниже помещены фотографии русских военных лагерей ,их походных церквей духовных настоятелей . Галлиполи 1920-1921гг.

1.Церьковь Гвардейской артлерийской батареи.
2. Духовенство 1 го Армейского корпуса.
3.На снимке : Леонид Алексеевич Розанов. Военный ,священник Участник Первой мировой и Гражданских войн на стороне Белого движения. После революции: Священник Корниловской дивизии. Покинул Россию с частями Белой армии.
Отец Леонид Розанов сидит рядом с командиром Корниловского ударного полка генерал-майором Николаем Владимировичем Скоблинымым.
Позади них стоят слева направо:
подполковник В.В. Челядинов, помощник командира 1-го батальона;
ротмистр П.В. Копецкий, адъютант командира полка;
полковник К. П. Гордиенко, командир 1-го батальона.
http://pogost-tegel.info/index.php?id=2094

 

Солдаты и офицеры одной из армейских частей во время богослужения.


Солдаты и офицеры одной из армейских частей во время богослужения.

 

Архимандрит Исаакий,в миру капитан РИА Виноградов Иван Васильевич



Фото.Георгиевский кавалер:

Сообщения объединены, 17. Februar 2016, время первого редактирования 17. Februar 2016

молебен в Марковской дивизии

 

Иеромонах крейсера «Рюрик» - отец Алексий.
Алексий Оконешников (в миру Василий Тимофеевич) родился в Среднеколымском улусе, Мятисском наслеге в 1873 г. Отец его был якут, а мать русская. В 11 лет он научился читать и писать. Обучившись грамоте, добрался до Якутска и поселился в Спасо-Якутском монастыре, где продолжил учебу. Вскоре в 1898 г. поступил в Казанскую духовную академию. Одаренный юноша привлекался к работе специальной комиссии, занимавшейся переводом на якутский язык церковной литературы. По окончании академии вернулся в стены, ставшей ему родным домом Спасо-Якутской обители. В монашеском постриге он получил имя -- Алексий. Когда поступил запрос о священнике, знающем английский язык для флота, А.Оконешников согласился.

Так, в 1903 г. 30-летний священник оказался на борту российского крейсера "Рюрик". Поступил он во флот за год до войны и первое время находился в Порт-Артуре. Незадолго до начала военных действий "Рюрик" был переведен во Владивосток, и отец Алексий, стал слушателем Восточного института, начал изучать японский язык.

В составе экипажа крейсера "Рюрик" отец Алексий принял участие в выходах владивостокской эскадры в океан. О последнем бое крейсера "Рюрик" им было сделано сообщение после своего возвращения из японского плена 12 ноября 1905 г. в Русском собрании в Петербурге. Его рассказ опубликован в 5 №-ре журнала "Природа и люди" за 1905 г. "...Вскоре после начала боя лазаретное помещение и баня до того переполнились ранеными, что трудно было двигаться. На палубе, заваленной трупами и залитой кровью, был сущий ад от рвущихся снарядов. Командир капитан Трусов и большинство офицеров были перебиты, но, несмотря на это, геройские защитники крейсера продолжали неравный бой с гораздо сильнейшим неприятелем. Некоторые из них проявили прямо-таки нечеловеческие подвиги. Когда отец Алексий хотел перевязать одного матроса с перебитой ногой, болтавшейся на жилах и мешавшей ему двигаться, то он отказался и сам отрезав ногу ножиком и опираясь на палку, навел пушку и выстрелил из пушки по врагу, обессилев, упал и при этом разбил себе голову. В совершении геройства далее этого идти уже некуда..."

Отец Алексий проявил храбрость и отвагу. Не ограничиваясь уходом за ранеными и их утешением, он подбадривал сражавшихся матросов и когда на крейсере вспыхнул пожар, одним из первых бросился тушить его, подавал снаряды так как некому было заряжать пушку. Самый ужасный момент наступил тогда, когда, вследствие порчи руля и всех пушек, решено было потопить судно.

Открыли кингстоны и вода хлынула в судно. "...Видя все это,— писал он, — я пошел исповедовать умирающих. Они лежали в трех палубах по всем отсекам. Среди массы трупов, среди оторванных рук и ног, среди крови и стонов я стал делать общую исповедь. Она была потрясающе: кто крестился, кто тянул ко мне руки, кто не в состоянии двигаться, смотрел на меня широко раскрытыми глазами, полными слез... картина была ужасная... Наш крейсер медленно погружался в море...". Мичман Шилинг, не терявший хладнокровия даже в самые отчаянные минуты боя, не мог вынести ее невыразимого ужаса и поспешил удалиться. Однако медлить было нельзя, так как судно стало быстро погружаться в воду. Но прежде чем подумать о собственном спасении, отец Алексий хотел спасти тяжело раненого доктора Брауншвейга, но тот категорически отказался покинуть судно. Тогда отец Алексий оставил его и вскоре после того, когда судно сильно накренилось, спрыгнул в море.

Попав в плен, он вскоре был освобожден как гражданское лицо и прибыл 7 октября 1904 года в Россию. По прибытию в Санкт-Петербург добился приема в Артиллерийском Ученом комитете, где подробно рассказал о последнем бое "Рюрика" и о том, что снаряды уступали японским и рвались, не причиняя вреда врагу, передал записки офицеров.

Алексий Оконешников дал обширное интервью столичным газетам, где подробно рассказывал о бое и о недостатках русских крейсеров и их артиллерии. Дело о "строптивости" иеромонаха было передано на рассмотрение Святейшего синода так как его критика не нравилась властям. Синод его отправил обратно в Якутск, где он продолжил свою службу, поселившись в Спасо-Якутском монастыре. Затем работал в г. Томске, преподавателем в местной семинарии.

За свой подвиг в ноябре 1905 г. был награжден золотым наперстным крестом на Георгиевской ленте.
http://igumen-aga.livejournal.com/471716.html

 

Военный протоиерей Николай Георгиевич Бутков, Дроздовская дивизия



Галиция, март 1916 года



Священник А.Порецкий



фото



Госпитальный пароход "Царица"



Живопись, "молебен у зарядного ящика"



М.Аваков "Всенощная в лесу"

 

Биография священника 198-го пехотного Александро-Невского полка Александра Успенского.



Александр Яковлевич Успенский родился около 1876 г. в Костромской губернии в семье сельского священника. Неудивительно, что когда встал вопрос о выборе дальнейшего жизненного пути, он пошел по стопам отца, став слушателем Костромской духовной семинарии, по окончании которой в 1897 г. был рукоположен в сан иерея и направлен на служение в один из сельских приходов.
Размеренность жизни сельского священника была нарушена в 1904 году, когда прозвучали первые залпы Русско-японской войны. Движимый горячим чувством патриотизма, отец Александр решил принять участие в боевых действиях. Он пишет прошение о переводе в военное ведомство, и вскоре получает согласие и первое назначение: становится полковым священником 1-го Уманского бригадира Головатого полка Кубанского казачьего войска, входившего в состав 1-й Кавказской казачьей дивизии, и квартировавшегося в городе Карсе. После перевода в Маньчжурию полк вошел в состав знаменитого отряда под командованием генерал-адъютанта П. И. Мищенко, сформированного из состава кавалерии трех армий и являвшегося одним из самых боеспособных соединений русской армии на протяжении всей войны. Молодому пастырю суждено было попасть в гущу военных событий, принять участие в самых сложных боевых операциях отряда: рейдах в тыл, разведке боем, штурмах укрепленных позиций, в том числе, в январе 1905 года в знаменитом деле казачьего отряда генерала П. И. Мищенко, вошедшем в историю русско-японской войны как «Набег на Инкоу». После войны отец Александр живо и подробно описал события и героев этой лихой кавалерийской операции на страницах «Вестника военного духовенства». [1]
Отец Александр Успенский блестяще проявил себя на поле брани. Его не пугали ни перестрелки, ни гром артиллерии. Священник безбоязненно напутствовал умирающих своих духовных детей – солдат и офицеров. Нередко ему приходилось превращаться из врача духовного во врача телесного. Освоив азы медицинского дела, он после духовного утешения помогал оказывать полковым врачам первую помощь раненным. Как отмечают очевидцы тех событий, в этом деле отец Александр достиг большого мастерства: не у каждого санитара получалось так хорошо перевязывать сложные ранения.
Для солдат полка он стал истинным отцом и благодетелем. Пользовался всеобщим почетом и уважением, с ним делились самым близким, ценным и сокровенным. Отец Александр выполнял не только священнический долг. Не оставлял он воинов полка и в их повседневных житейских заботах: хлопотал о теплых вещах, помогал написать письмо родным и близким, отправить скудные денежные средства на родину.
Его высокие заслуги были по достоинству оценены. За русско-японскую кампанию иерей Александр Успенский получил высокие награды: золотую медаль на Георгиевской ленте и ордена св. Анны 3-й и 2-й степени с мечами. После окончания военных действий продолжил свою службу по военному ведомству в 216-м пехотном Инсарском резервном полку в г. Пенза.
В 1910 году отец Александр получает новое назначение в только что сформированный 198-й пехотный Александро-Невский полк и вместе с ним 11 августа был переведен в г. Вологду. Здесь местное Епархиальное начальство выделяет под размещение полкового храма здание городской Александро-Невской церкви, которая на тот момент не имела штатного причта.[2] Все оказалось выбранным очень удачно: в храме спокойно разместился походный иконостас и вся полковая церковная утварь, а площадь перед ним стала местом проведения любимых вологжанами строевых смотров и парадов.
Довольно скоро выдающиеся пастырские качества отца Александра проявились и на новом месте служения. В беседах со своими друзьями он неоднократно говорил о трудности исполнения иерейского долга в особых условиях военной среды. Исповедь, беседы с солдатами, деликатное, но настойчивое воздействие на офицерскую среду – вот тот круг задач, которые приходилось решать полковому священнику, помимо непосредственного участия в богослужении. К своей работе, с солдатами и офицерами он относился не формально и равнодушно, а со всей любовью, душой и открытым сердцем.
Отца Александра знали не только в военном кругу. Многие простые вологжане оставили о нем добрые воспоминания, а приходские священники на равных приняли в свои ряды, несмотря на разницу в ведомственной принадлежности.
Начало Великой мировой войны отец Александр встретил как подобает мудрому пастырю, и с обычной энергией отдался своему призванию.
Уже 4 августа полк прибыл в лагерь в Красном Селе, но через два дня был переведен в столицу и размещен в казармах Лейб-гвардии Павловского и Финляндского полков. Отец Александр остался в Красном Селе. Его способности и здесь не остались незамеченными, и он назначается настоятелем церкви свт. Николая Чудотворца Авангардного военного лагеря.[3] Он активно берется за дело, которого было немало. Кроме многочисленного служения в храме приходилось заниматься сбором и отправкой подарков на фронт, писать благодарственные ответные письма.
Но его душа хотела совсем другого дела, и довольно скоро, отец Александр добивается перевода на фронт к своему сражающемуся полку, с которым разделяет все тяготы и лишения. Под грохотом снарядов, в тяжелой окопной и бивачной жизни он внушал окружающим: «Ты живешь, ты дышишь, и благодари Бога об этом. Смотря, ты видишь солнце, ты слышишь людской разговор. А ведь могло быть, что ты не слышал и не видел. Разве нет счастья, что у тебя целы органы чувств, что ты - живое существо».[4]
Скоро он обращает на себя внимание командира 50-й дивизии, в состав которой входил Александро-Невский полк: в середине июня 1915 года был удостоен ордена св. Владимира 4 степени с мечами за отличие во время военных действий. В феврале 1916 года отец Александр произведен в сан протоиерея, а незадолго до этого события награжден синодальным наперсным крестом.
Со дня начала фронтовой жизни отец Александр несколько раз посещал Вологду, где все свободное время проводил с близкими и в заботах по сбору необходимых вещей и продуктов для чинов полка, в том числе в рамках деятельности Комитета по оказанию помощи раненым воинам русским, черногорским и сербским и их семействам и семействам убитых воинов, председателем отделения которого он являлся.[5]
Сохранились и печатные свидетельства этой деятельности, подобные этому: «Лично рядовой 8 роты П. Д. Воронов 198-го Александро-Невского полка сердечно, от всей души благодарит С. Я. Голубева за присланные сухари, пряники и конфеты, которые они получили через их любимого священника Александра Успенского».[6]
Незадолго до смерти отец Александр отправил домой обширное письмо, в котором описывал свою жизнь и благословлял семью. Оно было отправлено с солдатом, который, передавая поклон от батюшки его жене, говорил, что «мало бережется батюшка среди огня и опасности, когда он напутствует раненых».[7]
Всего лишь через несколько дней в газетах печатается лаконичная телеграмма от Штаба Верховного Главнокомандующего о том, что 21 июля 1916 года полковой священник 198-го пехотного Александро-Невского полка протоиерей А.Я. Успенский был убит осколком большой шрапнели.
Только спустя некоторое время стали известны некоторые подробности его гибели. После захвата города Броды и отступления противника, врачи, отправившиеся в лазарет перевязывать раненых, позвали отца Александра напутствовать их. Священник согласился, но на обратном пути неприятель заметил группу всадников, и начал обстрел. Сначала недолет, потом перелет, и следующим выстрелом шрапнели оторвало голову лошади доктора, убило одного из офицеров и отца Александра.
После отпевания, совершенного на месте кончины, командиром полка было принято решение о перевозке останков в г. Вологду, согласно завещанию покойного.
3 августа вечером в город прибыло тело погибшего на поле брани протоиерея Александра Успенского. На следующий день 4 августа его тело было встречено на вокзале крестным ходом, и к полудню останки героя перевезли на колеснице в самый почитаемый вологжанами Спасо-Всеградский собор. Колесница сопровождалась красным звоном колоколов и массой народа. Эту скорбную процессию сопровождало духовенство во главе с настоятелем Спасо-Всеградского собора духовником покойного отцом Николаем Коноплевым. По внесении гроба в храм была совершена лития, которую возглавил Преосвященный Антоний, епископ Вельский, в сослужении 30 священников.
Во время литургии протоиереем Николаем Коноплевым было произнесено слово, в котором он охарактеризовал покойного как деятельного героя-пастыря, неустанно трудившегося на пользу своего полка, как до войны, так и во время нее. У него не было иной жизни, вне служения своим однополчанам. Даже День ангела отца Александра приходился на 30 августа, как и день полкового праздника Александро-Невского полка.
Затем местное духовенство совершило священническое отпевание, в котором принимал участие не только владыка Антоний, но и преосвященный Александр, епископ Вологодский и Тотемский, прибывший в собор во время литургии.
После отпевания гроб с останками покойного духовенство и народ на плечах донесли до кладбища Свято-Духова монастыря, где после краткой литии тело предали земле. Как вспоминали очевидцы, природа также прощалась с этим добрым и честным человеком – в этот день долгое время шел сильный ливень. Но, несмотря на это, на отпевании присутствовало большое количество должностных лиц, а так же огромные толпы народа.
В воздание отлично-усердной и самоотверженной службы на поле брани повелением Государя Императора протоиерею 198-го Александро-Невского полка Александру Успенскому, «кровью запечатлевшему верность своему Отечеству», был пожалован золотой наперсный крест на георгиевской ленте из кабинета Его Императорского Величества.[8]
После покойного осталось пятеро малолетних детей, жена и мать. Их дальнейшая судьба нам неизвестна. А полковая жизнь продолжалась своим чередом, диктуемая неумолимостью военного бытия. Новым духовным наставником александро-невцев стал опытный священник 96-го пехотного Омского полка, Георгиевский кавалер Евлампий Иоаннович Щекин.[9]

http://vologda-1914.ru/arkhiv/82-arkhiv/108-aleksandr-uspenskij

 

Православная часовня для русских военнопленных



Молебен в войсках