Военные фотокоры и фотоаппаратура ПМВ

Аэрофотосъемка в годы Первой мировой войны



Развитие военных операций поставило авиацию перед необходимостью корректировать огонь своей артиллерии, помогать ей подавлять огневые точки противника, уничтожать долговременные укрепления. Возникновение этой новой потребности в свою очередь ускорило специальные изобретения в области аэрофотосъемки, радиотехники и вооружения самолета. Аэрофотосъемке много внимания еще до войны уделяли военные воздухоплаватели. Русским полковником С. А. Ульяниным были изобретены специальные фотокамеры для работы с воздушных змеев и дирижаблей. Последние были приспособлены и для нужд авиации. В офицерском классе воздухоплавательной школы еще в начале 1914 г. курсанты сдавали экзамены по аэрофотографии и радиотелеграфии. Читали эти предметы подполковники Муромцев и Агапов.

Методы аэрофотосъемки военная авиация вначале восприняла также от воздухоплавателей. Накануне войны на военных маневрах русские летчики уже пользовались фотоаппаратами С. А. Ульянина и С. С. Неждановского. Аппараты С. А. Ульянина пользовались в авиации большой популярностью и оставались на вооружении до конца войны. На 1 апреля 1917 г. в корпусных и армейских авиаотрядах насчитывалось 77 аппаратов этой системы 2. Каждому отряду придавались специальные фотографические двуколки. Когда в начале 1915 г. ГВТУ запросило командиров авиаотрядов о пригодности имеющихся в частях фотографических аппаратов и фотографических двуколок, то большинство командиров дало положительную оценку, заявляя, что фотоаппараты С. А. Ульянина едва ли оставляют желать лучшего. Но их количество далеко не удовлетворяло потребностей авиаотрядов.

Для того, чтобы от опытов перейти к массовой аэрофотосъемке, потребовались не только специальные фотоаппараты, но и новые виды самолетов. Из-за недостаточного запаса мощности авиадвигателей полеты на дальние расстояния проводились без наблюдателей. Никаких особых карт для летчиков не существовало. Лучшей картой считалась пятиверстная. Это сильно осложняло авиаразведку.

Вначале разведка во многих отрядах была только визуальной. Снимки носили зачастую любительский характер. Потребность в детальном изучении укрепленной полосы обороны противника, точность и объективность, предъявляемые к данным авиаразведки, требовали совершенствования аэрофотосъемочного дела.

Разведка позиций противника, пересеченных стрелковыми окопами, ходами сообщений, проволочными заграждениями, блиндажами и артиллерийскими позициями, была немыслима без аэрофотоаппарата, так как наиболее точным и объективным документом авиаразведки является фотографический снимок. По словам известного астронома Джемса Джинса, «глаз человека, находясь во власти предвзятых идей, нетерпения или надежды, может впасть - и фактически впадает - во всевозможные ошибки: фотографическая камера не может лгать».

Используя аппараты системы С. А. Ульянина, русские летчики давали командованию весьма ценные сведения об укреплениях противника. Особенно эффективной была разведка крепостных районов, в частности Перемышля. Поручик Мулько неожиданно для артиллерии противника на бреющем полете пролетел над всей крепостью и сфотографировал ее.

2 декабря 1914 г. командование Юго-Западного фронта доносило в ставку: «Метание бомб в крепость Перемышль и фотографирование ее успешно продолжаются» 1. Пролетая над Львовом, русские летчики, в том числе П. Н. Нестеров, фотографировали военные объекты города. Боевая работа русских летчиков немало способствовала успешной осаде крепости.

Со временем наблюдение в полете за земными целями и пунктами стало осуществляться как летчиком, так и летчиком-наблюдателем. Ответственными за точность разведки являлись оба. Вскоре на помощь авиаторам пришли инженеры. Благодаря их совместным усилиям в 1915 г. русские самолеты были снабжены специально сконструированным полуавтоматическим фотоаппаратом системы «Потте», который позволял делать как маршрутную, так и площадную съемку. «Аппарат назначен главным образом лля, съемки непосредственно фотограмметрического плана местности, мелькающей под пролетающим над ней аэростатом или аэропланом» 2. Его изобретатель офицер русской армии подполковник В. Ф. Потте родился в Самаре в 1866 г. в семье военного топографа. Окончил кадетский корпус, пехотное училище. Еще накануне войны он изобрел первый в мире фотоаппарат, при помощи которого можно было без перезарядки получать 50 снимков. В разведывательной авиации Франции и Англии применялись в это время неавтоматические аппараты с кассетами, заряжавшимися фотопленками. Впоследствии для перспективной съемки применялись аппараты и других конструкций, но аппарат «Потте» оставался наиболее распространенным и популярным среди русских летчиков.

Размер снимка у «Потте» получался 13 X 18 см. Масса аппарата 9 кг. Его первые экземпляры снабжались специальной резиновой «грушей», при помощи которой автоматически открывался объектив и включался механизм для перематывания фотопленки. Работа затвора и перематывание пленки производились действием заводных спиральных пружин, рассчитанных на 50 экспозиций (снимков). На случай отказа «груши» аппарат имел механизм, включавшийся в действие с помощью специального тросика с кольцом, который натягивался вручную. Фокусное расстояние объектива камеры составляло 21 см и позволяло фотографировать отдаленные предметы. Снимок, сделанный аппаратом «Потте», по четкости мало уступал современным аэроснимкам. В. Ф. Потте в ходе войны сконструировал аэрофотоустановку, укрепленную на полукруге, что позволяло поворачивать камеру на угол сноса, применил шторный затвор. Созданная В. Ф. Потте конструкция оказалась совершенной, долгое время находилась на вооружении, явилась основой для развития аэрофототехники во всем мире.



Кроме аппарата «Потте», использовался также английский аппарат «Торнтон-Пикард», предназначавшийся для съемок отдельных объектов. На 1 апреля 1917 г. русские авиаотряды насчитывали 198 аппаратов системы «Потте», 77 аппаратов Ульянина и 114 аппаратов других систем. Все корпусные и армейскиесамолеты были снабжены аэрофотоаппаратами.

Применение аэрофотоаппаратов давало столь ценные сведения о противнике, что данные авиаразведки стали непременным условием подготовки любой наземной операции. В «Руководстве воздушной фотографией по программе для испытаний на звание военного летчика», изданном в 1916 г., говорилось: «Разведка, произведенная с летательного аппарата, только тогда является ценной, когда в виде иллюстрации к донесению летчика приложена фотография всего того, что запечатлено всевидящим оком объектива».

Теперь стало возможным с меньшими усилиями подавлять огневые точки, разрушать блиндажи и окопы противника. Крайне затруднительными сделались дневные передвижения войсковых резервов. Аппарат «Потте» позволял получать снимки в масштабе 100 м в 1 см, что делало возможным дешифрировать передовые позиции противника.

«Если воздухоплавательный прибор пролетает над землей на высоте в 500 метров, то с каждым снимком получается план около 1/4 версты, но так как аппарат может дать 200-250 таких снимков, значит, за один рейс в одном направлении или за ряд параллельных рейсов можно отснять 50 квадратных верст».

В декабре 1915 г. верховным главнокомандующим было созвано совещание по вопросам авиационного снабжения; в протоколе записано: «Фотографические аппараты желательно системы Потте, и, кроме того, заготовить 100 американских фотографических аппаратов нового типа».

Всякое новое усовершенствование в военном деле сейчас же вызывает средства противодействия. В ответ на аэросъемку возникла новая отрасль военного дела - маскировка. Все основные военные объекты тщательно маскировались, устраивались ложные артиллерийские позиции, ходы сообщений, целые ложные укрепленные районы и города. В этих условиях требуется дешифрирование фотоснимка, его тщательный анализ, составление легенды, монтаж площадей, превращение перспективных снимков в плановые и пр. Эта задача возлагалась на сделавшуюся теперь неотъемлемой частью воздушной разведки военную аэрофотограмметрическую службу, которая составляла планы и карты местности по снимкам, доставляемым летчиками. Для правильного определения каждой точки плана применялись геометрические методы обработки аэрофотоснимков.

Маскировка заставила улучшить также и аэрофотоаппараты. Стали применять длиннофокусные камеры, имеющие фокусное расстояние до 50 см, появилась специальная пленка высокой чувствительности. Были проведены опыты ночного фотографирования. Авиация получила возможность фотографировать большие районы.

Всякая разведка хороша тогда, когда носит непрерывный характер и когда ее данные могут быть быстро использованы. Поэтому воздушная разведка велась так часто, как позволяли условия погоды и материальная часть авиационных отрядов. Самолеты вели наблюдения за позициями и тылом противника, насколько это допускал радиус их действия.

Командование требовало, чтобы снимки местности предъявлялись без всяких разрывов между ними. В этих условиях приходилось строго выдерживать заданный маршрут и делать несколько полетов. Обычно снимать начинали с первой линии окопов и далее в тыл на глубину 5-10 км. Съемки велись с высоть 1200-1500 м, а иногда 2500 м, зачастую в условиях интенсивное обстрела с земли. За авиаотрядами закреплялись определенны участки фронта для ведения авиаразведки и корректирования огня артиллерии. Военные объекты противника просматривались двумя авиаотрядами.

Фотоснимки позиций противника, сделанные в ходе первой мировой войны, отличаются четкостью. Например, артиллерийская батарея, заснятая фотоаппаратом «Потте» с высоты 1200 м, видна совершенно ясно вплоть до дорожки в лесу, где были скрыты артиллерийские двуколки.

По возвращении самолета-разведчика на аэродром фотопленки немедленно передавались в фотолабораторию авиаотряда. Отпечатки снимков направлялись в аэрофотограмметрическое отделение авиационного дивизиона или штаба армии, там расшифровывались и развертывались в карты, на которых были указаны огневые точки противника. Карты направлялись в артиллерийские дивизионы и авиационные отряды, по ним производилось корректирование огня артиллерии. Такая система отнимала много времени, поэтому в ряде случаев приходилось обрабатывать фотоснимки непосредственно в фотолаборатории авиаотряда, тогда можно было пользоваться данными авиаразведки через два часа. Обнаруженные артиллерийские батареи наносились на карту-трехверстку, ее копия передавалась на батарею для ведения артиллерийского обстрела. Иногда стрельба добавочно корректировалась самолетом.

Непрерывное улучшение летных качеств самолетов расширяло их радиус действия. Например, двухместный самолет «Вуазен» в начале 1916 г. мог находиться в воздухе в течение четыре часов со скоростью полета 100 км/ч, т. е. радиус его действия равнялся 200 км; в конце 1917 г. у самолета «Сопвич», обладавшего скоростью полета 130 км/ч и запасом горючего на четыре часа, радиус действия составлял уже 260 км.

Немцы также придавали исключительное значение аэрофотосъемке. Так, по словам подполковника германской авиации Зигерта, в 1915 г. при подготовке летнего контрнаступления силами авиационных частей XII армии была произведена фотосъемка Новогеоргиевска, Варшавы, Росхан и Остроленк, что дало материал для получения точных топографических планов. Зигерт утверждает, что штурм предместных укреплений Ивангорода 51-м прусским пехотным полком был совершен по плану, выработанному на основании фотосъемочной разведки, произведенной 64-м авиаотрядом. Из этих признаний следует, что и командование немецких войск стремилось поставить авиаразведку на службу своим оперативным планам и уже в зачаточной форме установить взаимодействие авиации и наземных войск.






Фотограф с камерой Graflex, 1917-1918 года. (U.S. Army)




Капитан Стивенс (в центре в переднем ряду) и личный состав. Около 1918 года. (Army Air Forces)

Птицы войны: «прототипы» беспилотников появились в Германии еще накануне Первой мировой

В 1908 году немец Юлиус Густав Нойброннер (Julius Gustav Neubronner (1852-1932) запатентовал свое изобретение: «Способ и средства для фотографирования пейзажей сверху».



Аэрофотосъемка проводилась с помощью специальных компактных фотоаппаратов с автоспуском, который срабатывал регулярно, через определенный промежуток времени. Камера устанавливалась на легкий каркас, который надевался на шею голубя.

Метод использовался германской разведкой для съемки с воздуха объектов и позиций противника во время Первой мировой войны.






Их оружие — острое перо и зажигающее слово.
Корпус военных корреспондентов в русской армии в годы Великой войны

Информационное обеспечение русской армии в годы Первой мировой войны являлось одним из основных направлений в вооруженной борьбе. Российская империя вступила в войну достаточно подготовленной в вопросах нормативно-правовой базы по деятельности военных корреспондентов в действующей армии, что стало возможно благодаря учтенному опыту информационного обеспечения в предыдущих войнах (Русско-турецкой 1877-1878 гг. и Русско-японской 1904-1905 гг.); заранее подготовленной законодательной базе в области печати («Положение о военных корреспондентах в военное время», «Временное положение о военной цензуре» и неоднократно дорабатывавшиеся с учетом изменения обстановки «Перечни сведений по военной и военно-морской частям, оглашение коих в печати воспрещалось»), а также постоянному контролю со стороны правительства, которое, несмотря на неоднократную смену политических курсов в государстве, не пускала на самотек вопросы регулирования деятельности прессы как важного информационного и пропагандистского средства.

Основным законом, которым в своей деятельности руководствовались журналисты, было «Временное положение о военной цензуре», утвержденное Николаем II на следующий день после начала войны. За основу данного нормативно-правового акта был взят проект «Положения о военной цензуре», разработанный Главным управлением Генерального штаба еще осенью 1909 г.

«Временное положение о военной цензуре» регламентировало все аспекты жизнедеятельности прессы и журналистов. Согласно «Положению» министру внутренних дел предоставлялось право запрещать при объявлении мобилизации во время войны сообщение сведений, касающихся внешней безопасности России или ее вооруженных сил, а также сооружений, предназначенных для военной обороны страны. Виновные в разглашении этих сведений могли подвергаться тюремному заключению. Такому же наказанию подвергались виновные в возбуждении акций к прекращению войны. Главнокомандующему или командующему отдельной армией разрешалось в случае необходимости для успеха ведения войны запрещать собственной властью в подчиненной им местности выпуск периодических изданий.

Применение на практике «Временного положения о военной цензуре» вскоре вскрыло ряд недостатков в организации цензуры. Во-первых, несовершенство ее обусловливалось существенным различием в отношении цензуры к печати в тех местностях, где она была введена в полном объеме, — на театре военных действий, и в частичном — вне театра военных действий. Во-вторых, самой спорной в «Положении» (касаемо деятельности журналистов) была ст. 31, согласно которой военным цензорам всех степеней предоставлялось право «не допускать к опубликованию путем печати всякого рода сведений, хотя бы и не предусмотренных правилами, но которые могут, по мнению цензора, оказаться вредными для военных интересов государства». Исходя из такой постановки вопроса военной цензор, по личному усмотрению, мог допустить или не допустить материал к опубликованию, либо допустить его в печать частично, вымарывая, по его мнению, подозрительные места. В результате такой «правки» публикация нередко теряла свой первоначальный смысл и была непонятна читателю. В итоге в ситуацию пришлось вмешаться высшему командованию русской армии. В августе 1915 г. начальник штаба Главнокомандующего армиями Северо-Западного фронта генерал-лейтенант А.А. Гулевич обратил внимание военных цензоров на злоупотребление ими ст. 31 «Временного положения о военной цензуре».

Также одним из основных документов по организации деятельности журналистов в годы войны было «Положении о военных корреспондентах в военное время», разработанное Главным управлением Генерального штаба в 1912 г. с учетом ранее проведенных Россией войн (Русско-турецкой 1877-1878 гг. и Русско-японской 1904-1905 гг.). Согласно Положению «военным корреспондентом на театре военных действий считалось лицо, особо уполномоченное редакцией издания или телеграфным агентством для сообщения сведений с театра войны и утвержденное в этом звании начальником Генерального штаба». Особо подчеркивалось, что кроме утвержденных начальником Генштаба военных корреспондентов, ни одно лицо не имело права посылать с театра войны какие-либо сведения, предназначенные для печати. В армию предусматривался допуск 20 (в том числе 10 иностранных) корреспондентов. Военным корреспондентам разрешалось пользоваться фотоаппаратами. Кроме корреспондентов на театр военных действий допускались три русских военных фотографа (из профессионалов), утверждаемых в этом звании также начальником Генштаба. Военным фотографам запрещалась подготовка текстовых публикаций, им разрешалось лишь помещать под иллюстрациями краткие подписи.

Военные корреспонденты и фотографы утверждались в этих званиях после того, как давали подписку, что они обязуются беспрекословно подчиняться всем требованиям «Положения», а также соответствующим взысканиям в случае нарушения этих требований. Утвержденные в своем звании военные корреспонденты и фотографы получали от Главного управления Генерального штаба (ГУ ГШ) специальные удостоверения и нарукавные повязки. Ношение последних было обязательно в тех районах, в которых действовало «Положение о полевом управлении войск». Список военных корреспондентов и военных фотографов опубликовывался ГУ ГШ для всеобщего сведения и сообщался начальнику штаба Главнокомандующего (начальнику штаба отдельной армии) для отдания его в приказе. В списке указывались: фамилия, имя, отчество военного корреспондента (фотографа); номер его нарукавной повязки, соответствующий тому номеру, за которым военный корреспондент (фотограф) занесен в список ГУ ГШ; представителем какого издания (агентства) он является (если издание иностранное, то также название страны, в которой выходит издание); время отправления корреспондента (фотографа) на фронт, а также к кому он должен явиться по прибытии. Обязательным условием для военного корреспондента было, чтобы он являлся подданным государства, в котором издавалось представляемое им издание (агентство). Военным фотографом мог быть только русский подданный.

Лица, желавшие быть утвержденными в звании военных корреспондентов, подавали в ГУ ГШ прошение на имя начальника Генерального штаба. К прошению прикладывались: удостоверение редакции (агентства) о том, что соискатель действительно уполномочен на это редакцией; документ, удостоверяющий личность; три фотографические карточки с собственноручной подписью просителя, надлежащим образом засвидетельствованные; свидетельство о благонадежности для русских подданных, а для иностранных — рекомендация нашего дипломатического представителя и военного агента в соответствующем государстве; денежный залог в размере: для русских военных корреспондентов — 25 000 рублей, для иностранных корреспондентов — 75 000 франков, а для военного фотографа — 10 000 рублей.

В случае утверждения просителя в звании военного корреспондента представленный им залог хранился в ГУ ГШ для удержания из него штрафов, если таковые будут наложены. В случае же отказа залог возвращался просителю вместе с остальными документами. Также требовалось представить нотариальное обязательство редакции (агентства) о том, что в случае уменьшения залога путем удержания из него штрафных сумм до половины первоначального размера редакция немедленно доводит залоговую сумму до установленной нормы.

Согласно «Положению» на фронте военные корреспонденты и военные фотографы находились в ведении начальника военно-цензурного отделения при штабе Главнокомандующего, к которому они обязаны были явиться немедленно по прибытии в действующую армию. Из документов военному корреспонденту возвращались: удостоверение ГУ ГШ об утверждении военного корреспондента и военного фотографа, документ удостоверяющий личность и одна фотографическая карточка, засвидетельствованная начальником военно-цензурного отделения при штабе Главнокомандующего. Все эти документы должны были постоянно находиться при военном корреспонденте и немедленно предъявляться им для проверки по первому требованию военного начальства. Приступить к работе военный корреспондент и военный фотограф могли лишь после разрешения на это начальника военно-цензурного управления при штабе Главнокомандующего. Для личных нужд журналист мог иметь прислугу, но не более одного человека. Как им, так и прислуге запрещалась отлучка за пределы района расположения штаба Главнокомандующего.

Военный корреспондент или фотограф, допущенный на театр военных действий, мог сложить с себя звание военного корреспондента (фотографа) лишь по ходатайству перед начальником штаба Главнокомандующего. Отказавшегося от звания военного корреспондента или фотографа немедленно высылали из действующей армии, причем до перехода им границ театра военных действий он должен был выполнять правила «Положения».

Военные корреспонденты осведомлялись о ходе дел у начальника военно-цензурного отделения. Вся корреспонденция, предназначенная к отправке с театра войны для печати, представлялась предварительно на цензуру в двух экземплярах, один из которых оставался в военно-цензурном отделении. Иностранные военные корреспонденты должны были представлять свои материалы лишь на французском, немецком или английском языках. Корреспонденции на иных языках не пропускались. Все иллюстрации представлялись также в двух экземплярах. Каждая из них должна была иметь подпись.

Что касается наказаний, налагаемых за нарушение правил военной цензуры, то кроме общих наказаний в «Положении» предусматривались особые взыскания за нарушение требований, предъявляемых к военным корреспондентам (фотографам) при работе на фронте. Военный корреспондент (фотограф), замеченный без нарукавной повязки, подвергался штрафу: в первый раз в размере от 25 до 100 рублей, во второй раз — от 100 до 300 рублей, в третий и последующие разы — 500 рублей. Если журналист (фотограф) отправил без предварительного представления начальнику военно-цензурного отделения корреспонденцию или иллюстрацию, предназначенную для печати или не предназначенную, но затем напечатанную, подвергался за это: в первый раз штрафу 3 000 рублей, во второй раз — лишению звания военного корреспондента (фотографа). В случае, если военный корреспондент (фотограф) отлучался без соответствующего разрешения начальника военно-цензурного отделения за пределы района расположения штаба Главнокомандующего, пробыл в отлучке не более трех суток и затем возвращался в район расположения штаба, он подвергался за это: в первый раз штрафу от 3 000 до 5 000 рублей, во второй — от 5 000 до 10 000 рублей и в третий раз — лишению звания военного корреспондента (фотографа).


Фотокоры 10-й стрелковой сибирской дивизии 5-го армейского корпуса.
1915 - 1916 гг.

Военный корреспондент (фотограф), отлучившийся без соответствующего на то разрешения начальника военно-цензурного отделения за пределы района расположения штаба Главнокомандующего и пробывший в отлучке более трех суток или же совсем не явившийся обратно, подвергался за это лишению звания военного корреспондента (фотографа) и сверх того: 1) если во время отлучки он пребывал в местностях, на какие распространяется действие «Положения о полевом управлении войск», — заключению в тюрьму гражданского ведомства на срок от шести месяцев до одного года; 2) если он пребывал во время отлучки вне местности, на которую распространяется действие «Положения о полевом управлении войск», заключению в тюрьму гражданского ведомства на срок от трех до шести месяцев. Взыскания за нарушение требований военной цензуры, а также взыскания, перечисленные в «Положении», за исключением наказаний, предусмотренных Уголовным кодексом, налагались на военного корреспондента (фотографа) в административном порядке властью начальника штаба Главнокомандующего по представлению начальника военно-цензурного отделения. Административные взыскания, наложенные на военных корреспондентов и фотографов, обжалованию не подлежали.

О каждом взыскании, наложенном на военного корреспондента (фотографа), связанном с денежным штрафом, сообщалось в ГУ ГШ для удержания соответствующей суммы из залога виновного. Штрафные суммы вносились в доход государства. Лишение звания военного корреспондента (фотографа) было связано с последующей высылкой в одну из внутренних губерний России, где он отдавался под гласный надзор полиции до прекращения боевых действий. Свой залог или оставшуюся его часть, военные корреспонденты (фотографы) получали лично в ГУ ГШ после прекращения действия военной цензуры. Однако, несмотря на столь строгие условия, желающих получить звание «военных корреспондентов» находилось немало, но вот удавалось это далеко не всем. Отказывали даже известным публицистам.

Еще в начале войны в сообщении от Военного министерства говорилось, что осведомление населения о ходе ведения боевых действий будет вестись в пределах возможного, и «общество должно мириться с краткостью и вероятной скудностью тех сведений, которые ему будут сообщаться». Кроме того, в первый же день вступления в должность начальника штаба Ставки генерал-лейтенант Н.Н. Янушкевич указал в телеграмме начальникам военных округов, что «корреспонденты в армию допущены не будут». 7 (20) сентября 1914 г. в приказе войскам 1-й армии за подписью командующего армией генерала от кавалерии фон П.К. Ренненкампфа было объявлено, что в некоторых газетах появляются телеграммы и заметки под рубрикой: «от собственных корреспондентов из действующей армии». Ввиду того, что корреспонденты в действующую армию не допущены, появление в печати корреспонденций из армии недопустимо.

В качестве сравнения вполне уместно будет привести мнение главного противника России в этой войне начальника немецкого Генерального штаба генерал-полковника Х. Мольтке, заявившего 2 августа 1914 г., что «печать является неизбежным средством войны» и дал указание о необходимости тесной связи между Верховным командованием и печатью, а на следующий день состоялось первое собеседование офицеров немецкого Генерального штаба с представителями печати. Данную точку зрения полностью разделял подполковник Н. Николаи, на протяжении всей войны руководивший Управлением печати Верховного командования. «Печать представляет собой силу, — говорил Н. Николаи, — и, как всякая сила во время войны, она должна находиться в руках правительства».

Лишь в конце сентября 1914 г., ввиду появления в русской печати публикаций и сообщений под рубрикой «от собственных корреспондентов из действующей армии», содержание и факты которых поддавались сомнению ввиду отсутствия репортеров на передовой, позиция русского командования по отношению к печати изменилась. Великий князь Николай Николаевич (младший) потребовал «во всех штабах корпусов и отдельно действующих отрядов назначить особых офицеров, которым был бы поручен сбор соответственных материалов в целях официального или неофициального помещения этих данных в печати». Тогда же было принято решение о допуске в действующую армию 7 иностранных и 3 русских корреспондентов, в связи с чем, в срочном порядке, были разработаны новые «Правила для русских и иностранных корреспондентов, допущенных в действующую армию», утвержденные в конце сентября начальником штаба Ставки. Необходимо отметить, что данные правила касались лишь тех корреспондентов, кто временно был допущенных в действующую армию и об этой категории журналистов ничего не говорилось в «Положении о военных корреспондентах в военное время». Репортерам было разрешено посещать лишь определенные районы, перемещаться по заранее утвержденному маршруту и только в сопровождении офицера Генерального штаба.

В первую группу корреспондентов, которая находилась в действующей армии в течение двух недель, были включены С.Ф. Вельский, Н.И. Кравченко, В.И. Немирович-Данченко, К.Н. Соломонов (Шумский), С.Н. Сыромятников, А.М. Федоров, японский журналист К. Оба, англичане Роберт Вильтон, Бернард Перс, Мьюз, американец Стенли Вашбурн, француз Людовик Нодо, а также корреспондент «Русского инвалида» поручик В.В. Даманский. Некоторые журналисты, получив аккредитации, но охваченные всеобщим патриотическим подъемом, ехали на фронт солдатами и офицерами. Среди них были А.И. Куприн, Н.С. Гумилев, С.А. Есенин, А.С. Серафимович, Б.В. Савинков, А.А. Блок и другие. Также издания стремились расширить сеть своих военных корреспондентов путем привлечения к сотрудничеству офицеров из действующей армии.

Особым вниманием Ставки пользовались корреспонденты нейтральных государств, так как их благоприятные отзывы и сообщения о русской армии оказывали непосредственное влияние на общественное мнение представляемых ими стран. Ценность данного фактора в достаточной мере учитывалось военным командованием русской армии, поэтому на распространение за границей нужных Ставке сведений обращалось соответствующее внимание.

Основными задачами военных корреспондентов в рассматриваемый период были: пропаганда мужества и героизма русских солдат и офицеров; культивация мнения о необходимости ведение войны до победоносного окончания; показ связи фронта и тыла; воспитание у военнослужащих чувства ненависти и нетерпимости к врагу, через демонстрацию его антигуманных поступков по отношению к военнопленным и мирному населению на оккупированной территории, а также применение противником запрещенных средств ведения войны; публикация материалов, касающихся успехов коалиционных войск, их передового опыта, вооружения и военной техники.

Однако выполнение этих задач не всегда было возможно из-за строгости военной цензуры. Как отмечал в своем труде «Философия войны» А.А. Керсновский, «страна должна знать лучших своих сынов, должна знать и чтить имена своих доблестных полков… Такие черствые «алгебраические» выражения, как «один из наших доблестных полков», «один из наших молодых полков» ничего не говорят уму и сердцу населения, оставляя в то же время чувство горечи в сердцах участников боев… Совершенно нетерпим и недопустим слащавый тон о «солдатиках» и «серых героях». Он раздражает бойцов и деморализует значительные их категории… Вообще, сообщения нашей Ставки в Мировую войну 1914–17 гг. следует рассматривать как непревзойденные отрицательные образцы».

Портреты героев и описания их подвигов должны были быть на почетном месте периодических изданий. В войну же это считалось военной тайной. В то время как Франция, Англия и Германия помещали фотографии своих героев и описания их дел, Россия не знала о подвигах своих сынов. Корреспонденты строчили из обозов 2-го разряда бессодержательные статьи, а в журналах можно было видеть лишь фотографии «земгусар», привозивших на фронт подарки.

Через пятнадцать месяцев войны, с целью упорядочения работы с журналистами, было принято решение об образовании при Ставке специального органа — Бюро печати. Дело в том, что к осени 1915 г. целым рядом условий печать была поставлена в такое положение, при котором совершенно не имела возможности удовлетворять запросы общества ввиду крайней скудности, туманности и неверности даваемых ею сведений о ходе военных действий. Главную причину такого положения генерал-квартирмейстер Ставки генерал-лейтенант М.С. Пуствойтенко видел в отсутствии «какой бы то ни было связи между печатью и единственным компетентным для нее органом — штабом ВГК». Пустовойтенко был твердо убежден, что для развития и поддержания интереса к войне в обществе необходимо принять меры к тому, чтобы печать не оставалась в этих целях неиспользованною. В результате, не имея возможности получить достоверную информацию о положении на фронте, прямо писать о коренных политических и социальных проблемах, журналисты обращались к жанру «картинок», который стал особенно популярен в период войны.

Будучи органом Ставки, главной задачей Бюро, безусловно, являлось обмен информацией в интересах военного командования. В своих мемуарах М.К. Лемке так сформулировал принципы, которыми руководствовались офицеры Бюро при сообщении той или иной информации корреспондентам: «Начатая нами и не законченная операция по возможности должна обходиться молчанием, чтобы не обнаружить нашего плана; всякий наш успех должен быть сообщен вполне; всякий наш неуспех в отражении удара — только в общих, неясных выражениях; наши потери, неудавшиеся операции и маневры обходить полным молчанием; когда мы бьем немцев — писать «германцев», а если австрийцев — «противника»; фамилии нашего командного состава и название частей не упоминать; взятых нами пленных подсчитывать почаще, на разные даты, чтобы создать иллюзию более значительного успеха; результаты действия неприятельских аэропланов обходить молчанием».

Создание Бюро печати, где находились корреспонденты ведущих изданий и агентств, должно было ускорить информирование общественности о боевых действиях. Однако, как показала практика, из-за отсутствия в штате профессиональных сотрудников, способных грамотно работать с прибывшими репортерами и снабжать их необходимой информацией, деятельность Бюро была малоэффективной. Уже в скором времени в газетах, в том числе и военных, стали появляться секретные сведения, которые допускать к печати не имели права. Причем давали их люди, как раз и поставленные за этим следить.

К сожалению, до конца войны эта проблема так и не нашла положительного решения. Об этом открыто заявил второй генерал-квартирмейстер штаба ВГК генерал-майор С.Л. Марков на состоявшемся в мае 1917 г. совещании редакторов военных газет. В частности, в докладе отмечалось, что «до настоящего времени армейская газета существует случайно, работников почти нет, печатается она из милости. Руководители – лица, оторванные от другого дела, редко сведущие и опытные». Марков констатировал, что необходима полная реорганизация печатного дела в армии, и лишь при создании особых редакций газет возможна борьба армейской печати с разрушительной пропагандой крайних течений, только при этих условиях армейские газеты смогут печататься как в большем количестве, так и в большем объеме.

Мнение генерал-майора С.Л. Маркова полностью разделял Главнокомандующий армиями Западного фронта генерал-лейтенант А.И. Деникин. Он отмечал, что в армии была военная печать, но она имела характер чисто военных бюллетеней. Со времени революции эти издания своими слабыми литературными силами честно, но неталантливо вели борьбу за сохранение армии. Встречая равнодушие и озлобление со стороны солдат, уже отвернувшихся от офицерства, «они начали мало-помалу хиреть и замирать, пока, наконец, в начале августа приказом Керенского не были закрыты вовсе».

Таким образом, можно сделать вывод, что Российская империя вступила в Первую мировую войну достаточно подготовленной в вопросах информационного обеспечения, благодаря учтенному опыту в этой сфере в предыдущих война и заранее подготовленной законодательной базе в области деятельности военных корреспондентов в действующей армии. Однако, отсутствие на местах лиц, способных на профессиональной основе организовать работу с прибывающими репортерами, а иногда и откровенное игнорирование и нежелание оказывать им всемерную помощь, сводило на нет усилия командования русской армии в деле четкого взаимодействия между Ставкой и журналистами, и как следствие – появление искаженной, а иногда и напрямую противоречащей информации на страницах газет и журналов.


Американские и французские фотографы. Франция 1917 год.


Фотокоры ПМВ


Германский военный фотокор с ПМВ




Наземное использование аппарата для аэрофотосъёмки.(ПМВ)



Военная камера 1916 год.
Graflex 3 А один из самых первых цифровых фотоаппаратов.
Это военная модель, выпущенная для Первой мировой войны.


Kodak Vest Pocket Autographic с гравюрами Первой мировой войны.
Эта камера была не только произведена во время Первой мировой войны, она также содержала несколько гравюр относительно ее путешествий.


Германский фотограф ПМВ


Германский фотограф ПМВ






Вот так выглядела рабочее место фотографа.
Немецкий военный фотограф в передвижной студии.


Рискуя жизнью немецкий военный фотограф делает снимки на фронте во время Первой мировой войны.

 

Реклама фотоаппарата Кодак (приблизительно 1916).
В рекламе говорится, что это - идеальная камера для солдат, которая карманного размера, легкого веса и простоты использования.
Есть две версии, более дорогая с линзой Kodak Anastigmat.

 

Гроховской 182-й пехотный полк. Настройка киноаппарата. Справа — Георгий Сигсон. Начало лета 1916. Позиции на реке Сервечь, Минская губерния.


Полевой фотосалон 182-го Гроховского пехотного полка.
Начало лета 1916. Позиции на реке Сервечь, Минская губерния.

 

Русский экспедиционный корпус во Франции

 

12-й артиллерийский минометный дивизион русской армии

 

На испытаниях разработок Шилова....
http://smolbattle.ru/threads/Химическое-оружие-в-Первой-Мировой.19528/page-6


М.А. Романов с фотоаппаратом в светлом полушубке. Фото Н.А. Шилова. 24 Октября 1915г.


Кинокадр, на нам виден офицер с фотоаппаратом


Кадр с кинооператором

 

1918 год. Воздушные наблюдатели - фотографы

 

Сергей Александрович Корсаков

Штабс-капитан Сергей Александрович Корсаков - потомстенный дворянин Московской губернии, окончил Оренбургский Неплюевский кадетский корпус и два класса в Константиновском артучилище.
Младший офицер 12-й роты Квантунской крепостной артиллерии, он 22-хлетним юношей участвовал в обороне Порт-Артура, дважды был ранен. Русско-Японскую войну закончил в плену, откуда вернулся только в феврале 1906 года.
В годы Первой Мировой в чине штабс-капитана был военным фоторепортером, сотрудничал со многими российскими и зарубежными еженедельными изданиями, в том числе с изданием «Великая война в образах и картинах».


штабс-капитан С. А. Корсаков на передовых позициях

Джон Уэллс Рейхил (John Wells Rahill)

Американец Джон Уэллс Рейхил был направлен молодёжной волонтерской организацией YMCA в воюющую Россию в 1917 году. До этого момента он был скромным пастором.
Ему было 28 лет, он получил степень бакалавра теологии в Йельском университете, у него только что родилась дочь.
Джон, увлекавшийся фотографией, не расставался с фотоаппаратом (Eastman Kodak Jr. #1). Он фотографировал казаков, солдат, русские деревни и русских крестьян, сцены на улицах и вокзалах, снимал и на передовой.
Потом, после революции, было путешествие на восток – Псков, Москва, Транс-Сибирская магистраль до Владивостока. Потом были Монголия, Китай, Япония и возвращение домой.
Из части негативов были сделаны слайды, потом их раскрасили вручную, и с этим материалом Джон Уэллс Рейхил, как и многие другие миссионеры, стал читать лекции о России.
Когда интерес к России пропал, слайды, негативы были упакованы в коробки и убраны на долгие времена. После смерти Джона, его внучке Барбаре досталось наследство - 9 коробок, в которых было 500 слайдов и 400 карточек с напечатанными пояснениями. Чтобы узнать ценность коллекции, Барбара пригласила некоего Дмитрия Орлова - русского иммигранта, занимающегося фотографией.
Благодаря Дмитрию Орлову, слайды получили вторую жизнь, а мир узнал о скромном пасторе Джоне Уэлсе Рейхиле, сохранившем мгновения русской истории.


Джон Уэллс Рейхил, автопортрет.

 

Британец фотографирует траншеи противника. 1915 г.

 

2Lt. Paul Weir Cloud. combat photographer of the 89th Inf. Div.,Germany on January 16, 1919.

 

J B McDowell британский кинооператор на Западном фронте во время Первой мировой войны

 

Немецкие офицеры у фотокамеры,используемой для аэрофотосъемки вражеских позиций.