Дело подИканом или Иканский бой. Именно под таким названием, в историю Уральского казачьего войска вошло трех дневное сражение произошедшее в начале декабря 1864 между сотней Уральских казаков есаула Серова и кокандской армии силою около десяти тысяч человек. Знаменитая песня «В степи широкой под Иканом…» составлена А.П Хорошхиным (в 1870 году в его сотне служило 10 участников Иканского боя). Текст песни, исправленный по указаниям автора, цитируется по книге М.П Хорошхина «Иканский бой 4, 5 и 6 декабря 1864 года: Рассказ о геройском подвиге Уральской сотни» (СПб., 1884): В начале декабря 1864 года до коменданта Туркестана полковника Жемчужникова донеслись слухи о появлении в окрестностях города шайки кокандцев численностью до 400 человек и 4 декабря 1864 года он отправил на осмотр местности и для уничтожения кокандских повстанцев сотню есаула Серова, (2 обер-офицера, 5 урядников и 98 казаков), вооруженных нарезными ружьями, при одном горном единороге с 4 артиллеристами. Всего в отряде, следовательно, было 109 человек и 1 орудие; казакам дали по два комплекта патронов, а к единорогу взято 42 заряда.Возле селения Икан сотня неожиданно наткнулась на главные силы кокандской армии силою около десяти тысяч человек, возглавляемую регентом Кокандского ханства муллой Алимкулом и шедшую брать город Туркестан . Не смея атаковать Чикмент , в котором сосредоточены были главные силы отряда генерала Черняева, Алимкул, собрав скопища силою от 10.000 до 15.000 чел., двинулся из Ташкента , в начале декабря, по левом берегу Сырдарьи, с целью разграбить киргизов, вновь принявших русское подданство, и даже взять Туркестан , занятый только двумя с половиною ротами пехоты и полутора сотнями казаков. Казаки выступили из города 4 декабря, вскоре после обеда, и, узнав от встреченных киргизов о занятии коканцами Икана, пошли далее рысью, не встречая, однако, неприятеля и соблюдая все военные предосторожности. Под вечер уже, не доходя четырех верст до Икана, Серов увидел вдали, вправо от деревни, огни. Предполагая, что это был неприятель, он остановил отряд и выслал вперед одного из находившихся при отряде киргизов-вожаков для собрания более точных сведений. Не зная ничего обстоятельно о силах неприятеля и ввиду близости ночи, Серов решился отойти на замеченную им в тылу позицию и там выжидать разъяснения дела. Не успел, однако, отряд отойти с полверсты, как был почти мгновенно окружен толпами неприятеля, отрезавшими ему отступление. Так как главное орудие среднеазиатских полчищ поныне есть холодное, то в случае крайней несоразмерности в силах казаки, весьма основательно, предпочитают ведаться с неприятелем не на равном с ним оружии. Хорошее ружье, а тем более винтовка, удерживая неприятеля на благородной дистанции, способна уравнять шансы и не позволить подавить себя массой, как это всегда случится с пикой и саблей. Превосходя азиатцев качеством огнестрельного оружия, казаки при встрече с более сильным противником, обыкновенно спешиваются, батуют или треножат коней, а сами, выйдя вперед, окружают цепью своих лошадей и, залегши за неровностями местности, отстреливаются . Так сделано и в этот раз: казаки спешились, сбатовали коней и залегли в небольшую, едва приметную канаву, устроив с открытых сторон завалы из мешков с провиантом и фуражом. На одном из фасов образовавшегося таким образом лагеря поставлен был единорог. Толпы неприятеля, приблизившиеся между тем к отряду, были встречены дружным огнем из нарезных ружей и единорога и отступили в большом беспорядке. Неудача первого и, как всегда у коканцев, самого запальчивого натиска влияет обыкновенно на решительность последующих; то же случилось и на этот раз: несколько повторенных атак остались безуспешными. Отойдя и собравшись в густые толпы, коканцы держались с этих пор вдали от лагеря. Всю ночь неприятель ограничивался канонадою из трех орудий, гранатами и из фальконетов, снаряды которых много вредили лошадям и верблюдам, представлявшим, на открытой местности, огромную цель для выстрелов; из ружей действовали по отряду одни сарбазы — регулярная коканская пехота, вооруженная, впрочем, плохими фитильными пищалями, не причинявшими казакам никакого вреда. К рассвету 5 декабря огонь неприятеля усилился. Гранаты и ядра его стали чаше ложиться в каре, причиняя значительный вред. Несколько казаков уже были ранены. Пешие толпы неприятеля стали заметно усиливаться подкреплениями со стороны Икана. Это были главные силы (до 10.000 чел.) самого Алимкула. Надо отдать справедливость этому человеку: зимний поход его со столь значительным войском, а следовательно, и с большими тяжестями, при быстроте, необходимой для сохранения тайны, переправа по льду, наконец, самый риск предприятия (в обход сильного отряда нашего в Чимкенте), — все это могло окончиться для туркестанского гарнизона весьма печально, если бы Алимкул не наткнулся на геройскую сотню уральцев, продержавшую его 3 дня и давшую тем возможность сделать диверсию из Чимкента. Весь день 5 декабря уральцы продолжали держаться в своих завалах с прежнею энергией, рассчитывая на помощь из Туркестана (куда из отряда пробрались два казака с донесением). В единороге, после восьми выстрелов, рассыпалось одно колесо, но фейерверкер Грехов нашелся, как пособить горю: он снял колеса с ящика и, надев их на ось лафета, укрепил их веревками.Казаки с большим усердием помогали артиллеристам, и сами принялись работать, сберегая, однако, выстрелы из орудия до последней крайности. Можно вообразить себе, до какого раздражения дошли коканцы, видя перед собою горсть русских, испортившую весь успех так хорошо задуманного и наполовину уже исполненного предприятия. Боясь атаковать лагерь открытой силой, они принялись свозить камыш и колючку, из которых устроили что-то вроде мантелетов и щитов на двуколесных арбах, и, подкатывая эти подвижные блиндажи, безопасно приближались к осажденному отряду. Около двух часов пополудни, со стороны Туркестана послышались пушечные и ружейные выстрелы. Это шла выручка из 150 человек пехоты, при двух орудиях. Но эта выручка была под командой весьма неопытного, чтоб не сказать хуже, офицера, — подпоручика Сукорко, снабженного вдобавок приказанием коменданта, если «встретит огромные силы неприятеля и усиленную преграду для соединения с сотней и увидит движение неприятеля к Туркестану, то, не выручая сотни, следовать обратно» [рапорт Жемчужникова от 9 декабря 1864 года]. Такое приказание мог отдать только человек чересчур расчетливый, каким и был в действительности Жемчужников, выказавший впоследствии большие коммерческие способности и наживший огромное состояние… Сукорко встретил большие массы коканцев, которые, по обыкновению, окружили его и, следовательно, отрезали от Туркестана. Этого только и ждал Сукорко: теперь он имел право отступить, не подвергаясь нареканиям!Как не пришло в голову ни Жемчужникову, ни Сукорко, что выручка с каждым шагом вперед делается все сильнее, потому что ей помогает бить врага и осажденная сотня, а соединившись с нею, отряд Сукорко усиливался почти вдвое в числительном отношении и во сто раз в нравственном. Никто, надеемся, не усумнится, что геройская сотня Серова в этом отношении показала себя вполне заслужившею такую оценку. Коканцы сейчас же воспользовались отступлением пехоты, чтобы напугать казаков; они послали им письмо с извещением об уничтожении отступившего отряда и с предложением сдачи на условиях всяческого за это благорасположения. Послание, как рассчитывал Алимкул, быть может, и заставило бы казаков призадуматься, но их доблестный командир решился держаться до последней крайности. Уральцы, ободренные его примером, бойко принялись за дело и к ночи успели поделать несколько новых завалов из убитых лошадей и верблюдов. До утра все было спокойно. Поздно вечером два молодца Андрей Борисов и Еким Черной, вместе с джигитом-почтарем кара-киргиз Ахмет, пробрались сквозь массы неприятеля в Туркестан и доставили записку от Серова о немедленной помощи, но… Жемчужникову казалось, что город окружен коканцами. На другой день, 6 декабря, когда дневной свет рассеял ночные страхи и когда оказалось, что город вовсе не окружен, а «посланный разъезд объявил, что в садах никого нет» .Тогда только чересчур осторожный комендант решился послать новый отряд из 207 челов. пехоты и 10 казаков при 2 орудиях, — на этот раз с приказанием непременно соединиться с Серовым. Что такое подействовало на Жемчужникова — неизвестно. Опасность для города была все та же, если еще не более, ибо дело сотни близилось к концу: гарнизону в Туркестане не прибавилось, жителей было по-прежнему 10 т., — откуда же такой риск, на который не решались целых два дня? Кажется, пример доблестных уральцев, бившихся уже 3-й день, приободрил злополучного коменданта. Уральцам приходилось плохо: утром 6 декабря неприятель имел уже до 16 щитов, под прикрытием которых он, по-видимому, готовился окончательно атаковать лагерь. Что это за щиты? Официальное донесение называло их и мантелетами, очевидцы уверяли, что это просто вязанки сена, подвязанные и снизу, и сверху арбы, которую и катили к казакам, закрываясь ею от выстрелов. Не теряя еще надежды на помощь и чтобы протянуть время, Серов вступил в переговоры с Алимкулом и тем выиграл более часу. Когда же переговоры окончились, коканцы открыли по казакам жестокий огонь и бросились в атаку. Первый натиск и последовавшие за ним три других были отражены весьма удачно, но выстрелами неприятеля перебиты были все лошади и из строя выбыло убитыми 3 урядника, 33 казака и 1 фурштатский солдат, ранеными — все 4 артиллериста и несколько казаков. Во все время атак казаки вели себя молодцами: но отряд был уже так слаб, что держаться до прибытия помощи не представлялось никакой возможности. Оставалось решиться на последнее средство: пробиться сквозь ряды тысячной неприятельской конницы или пасть. Серов предложил своим казакам пробиваться. Заклепав единорог, они единодушно, с криком «ура!» бросились в среду коканцев… Каким образом десятитысячной массе не удалось задавить и истребить три-четыре десятка пеших казаков, измученных трехдневным упорным боем, израненных, обессиленных и голодных, — объяснить это можно разве только тем, что отчаянная решимость уральцев, владевших еще своими ружьями, ошеломила коканцев. В самом деле, они не посмели приблизиться к казакам и только провожали их сильным огнем на протяжении почти всех восьми верст: остатки сотни шли, бросая всю одежду, в одних рубашках, с ружьями и патронами. Взбешенные азиаты излили всю свою месть на тяжелораненых, оставленных на дороге: в глазах отряда их рубили шашками и отсекали им головы. Легкораненые, — имевшие, впрочем, некоторые по 5—6 ран, — шли, поддерживая друг друга и по возможности принимая участие в обороне до тех пор, пока, совершенно обессиленные, не соединились с новым отрядом, высланным навстречу из Туркестана и спасшим остатки этой геройской сотни. Казаки ничего не ели и не пили два дня; поэтому с привала не могли даже встать с места без посторонней помощи… Их разместили по телегам и повезли в город. Вся потеря казаков в деле под Иканом оказалась: Убитыми Ранеными Офицеров 1 1 Урядников 4 1 Казаков 50 50 37 Артиллеристов - 4 Фельдшеров 1 1 1 Фурштат 1 1 — Вожак из киргизов - 1 Итого 57 45 Всего 102 человека. В 7 часов вечера герои вступили в Туркестан. Сам Серов был ранен в спину и контужен в шею; пальто его прострелено в 8 местах. Дело под Иканом должно по всей справедливости принадлежать к числу самых блестящих дел, бывших когда-либо в Средней Азии. Два дня горсть храбрых, предводимая бесстрашным своим начальником, отбивалась от несколькотысячной толпы наездников Алимкула. Выдерживая атаки коканской кавалерии, а также артиллерийский и ружейный огонь, она умирала, но не сделала и шагу назад. Израненные и изнуренные физически и нравственно, потеряв надежду на помощь и не видя возможности удержать за собою позиции, кинулись они на неприятеля и проложили себе путь. Почти все они заплатили за свое геройское мужество и беспримерную храбрость: половина из них легла на месте, другая половина обозначила кровью путь своего бесстрашного отступления. «Как ни блестяще это дело, — доносил Черняев [рапорт Черняева от 17 декабря 1864 г. № 1876], — и при настоящей потере, но, к крайнему сожалению, надо сознаться, что дело это могло бы иметь совершенно другие результаты, если бы не оплошность туркестанского коменданта подполковника Жемчужникова и не странные действия посланного с отрядом подпоручика Сукорко… Государь Император щедро наградил оставшихся в живых казаков; все они получили знаки отличия Военного ордена, а Серов — орден Св. Георгия 4 степени и следующий чин. Алимкул послал головы, срубленные с убитых казаков, в Ташкент, оттуда в Кокан и, наконец, 40 голов в Кащгар. , в подарок Якуб-беку, который только что прибыл туда для восстановления власти ходжей в лице Бзрук-хана. Это была реляция с вещественными доказательствами победы! Часть информации в сокращенном виде, взято от сюда http://rus-turk.livejournal.com/287108.html
Все выжившие после боя казаки были награждены Знаком отличия военного ордена, сам Серов — орденом Св.Георгия 4 ст. и произведен в войсковые старшины (19 января 1865 года). 7 октября 1884 года в 4-й сотне 2-го Уральского казачьего полка на головных уборах были введены особые знаки отличия за Иканский бой. Впоследствии в Ташкенте в новом городе одна из улиц получила название Иканская. Ниже на фото Памятник, поставленный на братской могиле на поле битвы под Иканом. с надписью: "Памяти воинов, павших под Иканом в 1864 году". Памятник простоял до начала 90-х годов прошлого века, но в суверенном Казахстане стал не нужен... В 2008 году в Чимкенте проводилась какая то конференция журналистов. Затем их повезли на экскурсию в Туркестан, а дорога шла недалеко от места сражения. Нашим, с их слов, с трудом удалось уговорить экскурсовода остановить на несколько минут автобус, что бы сфотографироваться. О месте былого сражения не напоминает ничего... Но в областном краеведческом музее Чимкента всё же есть небольшой уголок, посвященный бою и там же, по утверждению местных экскурсоводов, хранится единорог, с помощью которого славная сотня уральских казаков отбивалась от наседавших кокандцев.
