Оружейный «голод» у России в Первую мировую

Тема в разделе "Россия. Русская Императорская Армия", создана пользователем zunder1, 19 сен 2014.

  1. Offline

    zunder1 scrapper

    Регистрация:
    19 дек 2012
    Сообщения:
    12.014
    Спасибо SB:
    87.996
    Отзывы:
    1.842
    Страна:
    European Union
    Из:
    city
    Интересы:
    no
    0.jpg

    В России ура-патриоты до сих пор доказывают, что «ещё чуть-чуть и Россия выиграла бы Первую мировую». Анализ дел в ВПК страны говорит об огромном дефиците в российской армии всех видов вооружений и снаряжений – от винтовок и снарядов до сапог и сукна. От быстрого поражения Россию спас Западный фронт и союзники по Антанте.

    Россия юридически оформила своё поражение в Первой мировой заключением Брестского мира. Это железобетонный факт. Но в России до сих пор в политической среде продолжаются рассуждения, что наша страна не проиграла в этой войне, и в доказательство приводятся детские аргументы, что это «большевики прекратили почти выигранную войну». Хотя аргумент, почему царь и будущая белая гвардия допустили большевиков (а поначалу вообще либеральную и социалистическую буржуазию) до власти в их детских рассуждениях не принято произносить.

    Мы же по-взрослому посмотрим на причины поражения России в Первую мировую.
    Историк Григорий Попов в своей работе «Почему Россия не могла не проиграть Первую мировую войну» (журнал Вопросы регулирования экономики, 2010, №3) описывает ряд социально-политических аспектов роли России в этой войне.

    «Ставка западных союзников на то, что Россия с её большими людскими ресурсами вымотает Германию, пока французы и англичане будут потихоньку готовить новые силы, не вполне оправдалась. Наиболее сильные германские дивизии навсегда остались на Западном фронте. К несчастью для Франции и Великобритании, германские главнокомандующие упорно следовали идеям Шлиффена, отдавая предпочтение активным действиям на Западе. Исключение составило только летнее германское наступление 1915 года, в результате которого Россия потеряла территорию Польши. Если бы немцы рвались в первую очередь не к Сомме и Вердену, а к Москве и Санкт-Петербургу, Россия могла бы потерпеть сокрушительное поражение уже на второй год войны».

    А это истинное отношение Антанты к России как к второстепенному союзнику:
    «Весной 1917 года западные союзники, рассматривая прогнозируемое крушение Русского фронта, предполагали перебросить в Европу миллион японских солдат. В обмен англичане и французы планировали отблагодарить Микадо приращением новых территорий к его империи. Какими же территориями? Не германских колоний в Тихом океане и не французских островов, а землями подконтрольных тогда России Маньчжурии и Уссурийского края. Поэтому в ноябре 1917 года, когда произошла большевистская революция в России, Япония, логично восприняв это событие как факт выхода России из войны, объявила ей войну. Цели японского правительства были просты — захватить русский Дальний Восток, а предлог был дан западными союзниками — неисполнение Россией своих союзнических обязательств. Именно благодаря Японии Гражданская война на Дальнем Востоке тянулась до 1922 года».

    Единственный относительно успешный участок Восточного фронта был на Кавказе, но и там Россия добилась этого не благодаря, а вопреки обстоятельствам:

    «Одна из причин слабости российских вооруженных сил на Кавказском фронте в том, что регион Закавказья был связан с коренными губерниями империи только одной одноколейной дорогой, имевшей, разумеется, низкую пропускную способность. Именно из-за этого в начале войны России удалось сконцентрировать против Турции сравнительно мало войск. Повторилось то же, что было во время русско-японской войны, когда войска можно было перебрасывать на Дальний Восток по единственной железной дороге.

    Но главная проблема российских войск в Закавказье заключалась не в их численности, а в их снабжении. Оно было более чем минимальным: на одно полевое орудие выделялось по 50 выстрелов, что в 20 раз меньше даже довоенной нормы по российской армии.

    Нельзя не удивляться тому, что даже в таких условиях русские войска в Закавказье сумели в 1914-1915 годах не только отбить натиск турок, но и провести ряд успешных наступательных операций, имевших, правда, только тактический эффект.

    Создание сильной группировки русских войск в Закавказье могло вообще заставить Турцию сохранить нейтралитет в войне. Ведь основные экономические и людские ресурсы Османской империи находились в Малой Азии, и захват хотя бы 50% её территории мог бы уничтожить саму Османскую империю. Но до 1915 года Россия с трудом могла даже оборонять подступы к Батуми, где добывалось 20% всей медной руды Российской империи, остро необходимой для производства дефицитных снарядов».
    И вот теперь более предметный разговор – как раз о снарядах и прочем снаряжении российской армии в Первую мировую. Россия полностью зависела от поставок вооружения западными союзниками. Отчасти малые запасы снаряжений объяснялись тем, что российской генштаб рассчитывал завершить войну до лета 1915 года в результат блицкрига (как минимум – выхода на реку Одер).

    Историк Виноградов в статье «Миссия адмирала Русина. Иностранные поставки России в Первой мировой войне» (журнал «Научные ведомости Белгородского государственного университета», 2009, №11) описывает зависимость Восточного фронта от поставок стран Антанты.

    «В начале 1915 года российскую армию поразил глубокий кризис в снабжении оружием и боеприпасами. Одним из способов решения проблемы являлись поставки военного имущества из-за рубежа. Миссия адмирала А.И.Русина стала одной из попыток создать эффективный механизм военных поставок из Англии и Франции. Они оказались малоэффективными, так как союзники стремились удовлетворить потребности собственных армий.

    В России рассчитывали, что союзники с готовностью пойдут навстречу большинству её требований.

    Главная цель вице-адмирала Русина в Лондон заключалась в размещении за границей заказов на производство военного имущества. В первую очередь необходимо было разместить заказы на винтовки, пулемёты и артиллерийские орудия крупного калибра. Одновременно Русин должен был представлять Россию на конференции министров снабжения стран Согласия, а также составить ясную картину с положением заказов за границей.

    Россия начала тяготиться контролем со стороны Англии за размещением заказов в нейтральных странах, особенно в США. Заказы России в Америке росли в геометрической прогрессии, а импорт товаров из США в 1915 году составлял 60,8 млн. долларов. Но размещать заказы в Америке Россия могла лишь с разрешения и только на тех фирмах, на которые указывало английское правительство при посредничестве банкирского дома Моргана. Естественно, что стоимость таких заказов была в несколько раз выше. Английское правительство при заключении в сентябре 1915 года финансового соглашения настояло на том, «что в будущем все предложения относительно поставок для России, либо в Британской империи, либо в Америке, будут рассматриваться в Лондоне». Россия вынуждена была пойти на то, что фактически её «Оборонзаказ» контролировала Англия.
    По вопросу о масштабах помощи, которую союзники могли оказать России, они в один голос отвечали, что в настоящий момент их промышленность ещё не достигла максимального выпуска оружия и других предметов военного назначения, и поэтому в первую очередь они снабжают собственные армии. Так, министр вооружений Великобритании отмечал, что вместо 200.000 тысяч солдат, которых необходимо было содержать до войны, теперь требуется снарядить и вооружить 2 млн. Д.Ллойд-Джордж откровенно заявил, что «наш первый долг — это забота о вооружении нашей армии, и как бы велики ни были нужды наших союзников, во многих случаях наши ещё больше». Таким образом, Англия и Франция дали понять вице-адмиралу А.ИРусину, что, удовлетворяя те или иные потребности России в различных предметах снабжения, им «приходится давать нам не из своего избытка, а отрывать от собственных своих нужд».

    Между тем объём заказов согласно ведомости, полученной вице-адмиралом А.И.Русиным, был действительно огромен. Номенклатура необходимых заказов выходила далеко за рамки заказов обычного вооружения. Первые 11 пунктов ведомости содержали заказы на артиллерийские орудия, пулемёты, винтовки и боеприпасы к ним. Русское правительство предполагало получить от союзников до 1 января 1917 года 2700 артиллерийских орудий различных калибров, в том числе и калибром 8 и 12 дюймов с полным комплектом боеприпасов.

    Следующим по объемам заказов шло стрелковое вооружение: 1 млн. винтовок и 300 млн. патронов к ним, а также 1 млн. пистолетов с 250 млн. патронов и 21300 пулеметов. Помимо этого, русская армия остро нуждалась в большом количестве пороха, толуола, колючей проволоки общей массой в 8,5 млн. пудов. Потребность в средствах связи: 20 тыс. телефонных аппаратов и 300 тысяч вёрст телефонного кабеля. Тыловые службы действующей армии нуждались в 10 тысячах легковых и грузовых автомобилях и 15 тысячах велосипедов и мотоциклов. Для экипировки солдат требовалось закупить 3 млн. пар сапог, 360 пудов подошвенной кожи, 28 млн. кв. м сукна. Остальные пункты ведомости содержали заказы на медикаменты, авиационное имущество и различные сорта стали. Речь шла о миллиардных заказах, от успешного выполнения которых в большой мере зависела боеспособность армии.

    Союзники согласились поставить 300 орудий. Из этого числа Англия согласилась передать России 8- и 6-дюймовые гаубицы в количестве 200 штук обоего калибра, заказанных американской фирме Мидвель со сдачей с середины 1916 года по 6 орудий в месяц. В поставке же 12-дюймовых гаубиц России было отказано, кроме 10 штук, уже заказанных фирме Виккерс. Отказ мотивировался тем, что «последние (сентябрьские) бои показали, что без большого числа орудий калибром в 6 дюймов и выше невозможно предпринять что-либо против фортификационных сооружений германцев на Западном фронте». Вместо предполагавшегося заказа 1400 48-линейных гаубиц Великобритания согласилась передать только 300 полевых 45-линейных гаубиц, а в получении 520 горных 3-дюймовых пушек было вовсе отказано. В отношении артиллерийских боеприпасов пришли к соглашению, что на каждое орудие будет поставляться по 1 тысяче снарядов.
    Лорд Китчинер не пошел навстречу пожеланиям Русина об увеличении отпуска патронов японского образца и артиллерийских орудий большого калибра. Более того, Китчинер, по словам Русина, был неприятно поражён тем, что большое количество орудий (45-дюймовых гаубиц), необходимых английской армии, уступлено России. Положение поправило обещание французского правительства поставлять каждую третью изготовленную 42-линейную пушку.

    Французское правительство обязывалось поставить России 80 тысяч винтовок Кропачек, 480 тысяч винтовок Гра, 39 тысяч винтовок Лебеля с 375 патронов на каждую винтовку. Кроме того Франция гарантировала ежемесячную поставку 4 млн. патронов к винтовкам Лебеля и до 30 млн. патронов к винтовкам Гра и Кропачек.

    Англия уступала 60 тысяч винтовок системы Арисака с 300 патронами на каждую, обещав увеличить поставку винтовок до 150 тысяч. Кроме того, английское правительство уступало единовременно 30 млн. патронов для винтовок Арисака и обязывалась производить в Англии ежемесячно 45 млн. патронов в месяц для России. Эта уступка была очень важна, так как количество японских винтовок в русской армии было довольно большим.

    Итальянское правительство передавало 500 тысяч винтовок Веттерли, из которых 300 тысяч были реально переданы, с 400 млн. патронов с ним. Количество патронов было явно недостаточным, требовалось еще около 300 млн.

    Производство револьверов удалось разместить в Испании всего на 100 тысяч штук вместо предполагаемого 1 млн. с 500 патронами на каждый пистолет. Быстрорежущей стали союзниками было отпущено 2500 тонн, ферровольфрама 50 тонн.
    В результате вице-адмиралу А.И.Русину удалось разместить львиную долю заказов на предметы, перечисленные в ведомости. Принципиально важным являлось согласие союзников на увлечение поставок винтовочных патронов и немедленного отпуска и отгрузки винтовок. Отпущенные 300 гаубиц позволяли вооружить ими к весне 1916 году 25 корпусов.

    В итоге, союзники пошли навстречу пожеланиям и требованиям России лишь после того, как снабдили всем необходимым собственные армии. Поэтому будет справедливым отметить, что «союзники России не сделали ей ничего более того, что соответствовало их представлении о собственном благе».

    Взято: http://ttolk.ru/?p=18674
     
    Сан Саныч, fantom1, ohranik и 2 другим нравится это.
  2. Ads Master

    Отзывы:
    0
     
  3. Offline

    Parovoz Приказный

    Регистрация:
    14 сен 2014
    Сообщения:
    17
    Спасибо SB:
    50
    Отзывы:
    1
    Страна:
    Russian Federation
    Из:
    Тула
    Интересы:
    Первая мировая война
    Вообще-то пик снарядного и оружейного голода - 1915 год. К началу 1917 года его удалось преодолеть. И то, что в 1915-м Россию спасли от разгрома союзники - тоже утверждение достаточно спорное.
     
  4. Offline

    zunder1 scrapper

    Регистрация:
    19 дек 2012
    Сообщения:
    12.014
    Спасибо SB:
    87.996
    Отзывы:
    1.842
    Страна:
    European Union
    Из:
    city
    Интересы:
    no
    Я не автор этой статьи) Всё может быть.
    Просто мне она (статья) показалась интересной.
     
    Сан Саныч и Дождевой Земляк нравится это.
  5. Offline

    Parovoz Приказный

    Регистрация:
    14 сен 2014
    Сообщения:
    17
    Спасибо SB:
    50
    Отзывы:
    1
    Страна:
    Russian Federation
    Из:
    Тула
    Интересы:
    Первая мировая война
    Я понимаю, что вы не автор - вы же дали ссылку. Просто излагаю свои мысли по поводу текста.
     
    Владислав нравится это.
  6. Offline

    Pfeffer ГВИР "Товарищи по оружию"

    Регистрация:
    23 окт 2012
    Сообщения:
    3.845
    Спасибо SB:
    6.187
    Отзывы:
    91
    Страна:
    Belarus
    Из:
    Byratinland
    Как по мне -то ,похоже Россия в 14-16годах только и занималась спасением союзничков.Я не говорю за неподготовленные наступления,экспедиционые корпуса чего стоят.Соглсно автору-хотели русский фронт-японцами держать?Так чтож они японцев тогда во францию не отвезли-быстрее бы войска получили.К 1917 году всего уже изрядно поднакопили,под арисаку открыли производство патронов в Москве,и еще воевать на четыре года хватило.
    Даже по ВВ-2 начальному периуду всякие штучки выпуска1916-18годов не редкость.Будь то отечествнные производители или западные.А за 1915год козлам забугорным отдельное 'спасибо'сказать стоило.
     
  7. Offline

    Parovoz Приказный

    Регистрация:
    14 сен 2014
    Сообщения:
    17
    Спасибо SB:
    50
    Отзывы:
    1
    Страна:
    Russian Federation
    Из:
    Тула
    Интересы:
    Первая мировая война
    Понимаете, коллеги, в журналистике есть такое понятие - тренд. Данная статься написана именно в тренде сегодняшней либерастльной журналистики - дескать, Россия есть никто и звать ее никак, и без союзников ничего она не шмогла бы. Нонешний читатель такое любит.
    Истина, как обычно, посередине. Без поставок от союзников нашей армии, промышленности и транспорту действительно пришлось бы кисло. Поставлялось ведь многое - от цельнотянутых стальных труб для пик и до вагонов с паровозами включительно.
    Только есть два момента: а) все это поставлялось отнюдь не бесплатно, а за русское золото и б) большая часть поставок пришлась на конец войны. Самое трудное время - 1915 год - Россия вынесла сама, при крайне слабой помощи извне. Да еще и помогала союзникам, ведя активные боевые действия в условиях оружейного и патронного голода.
     
  8. Offline

    Дождевой Земляк Команда форума

    Регистрация:
    26 апр 2014
    Сообщения:
    11.212
    Спасибо SB:
    37.613
    Отзывы:
    829
    Страна:
    Belarus
    Из:
    Смоленская губерния
    Интересы:
    Реставрация
    «Ни к одной стране судьба не была так жестока, как к России. Ее корабль пошел ко дну, когда гавань была уже в виду. Она уже перетерпела бурю, когда все обрушилось. Все жертвы были уже принесены, вся работа завершена. Отчаяние и измена овладели властью, когда задача была уже выполнена.

    Долгие отступления окончились; снарядный голод побежден; вооружение притекало широким потоком; более сильная, более многочисленная, лучше снабженная армия сторожила огромный фронт; тыловые сборные пункты были переполнены людьми, Алексеев руководил армией, и Колчак — флотом. Кроме того, никаких трудных действий больше не требовалось: оставаться на посту; тяжелым грузом давить на широко растянувшиеся германские линии; удерживать, не проявляя особой активности, слабеющие силы противника на своем фронте; иными слова-ми — держаться; вот все, что стояло между Россией и плодами общей победы.

    DSC06347.JPG

    ...В марте Царь был на престоле; Российская Империя и русская армия держались, фронт был обеспечен и победа бесспорна.
    Согласно поверхностной моде нашего времени, царский строй принято трактовать как слепую, прогнившую, ни на что не способную тиранию. Но разбор тридцати месяцев войны с Германией и Австрией должен был исправить эти легковесные представления. Силу Российской Империи мы можем измерить по ударам, которые она вытерпела, по бедствиям, которые она пережила, по неисчерпаемым силам, которые она развила, и по восстановлению сил, на которое она оказалась способна.

    В управлении государствами, когда творятся великие события, вождь нации, кто бы он ни был, осуждается за неудачи и прославляется за успехи. Дело не в том, кто проделывал эту работу, кто начертывал план борьбы; порицание или хвала за исход довлеют тому, на ком авторитет Верховной ответственности, Почему отказывать Николаю II в этом суровом испытании?.. Бремя последних решений лежало на нем. На вершине, где события превосходят разумение человека, где все неисповедимо, давать ответы приходилось ему. Стрелкою компаса был он. Воевать или не воевать? Наступать или отступать? Идти вправо или влево? Согласиться на демократизацию или держаться твердо? Уйти или устоять? Вот поля сражений Николая II. Почему не воздать ему за это честь? Самопожертвованный порыв русских армий, спасших Париж в 1914 г.; преодоление мучительного бесснарядного отступления; медленное восстановление сил; брусиловские победы; вступление России в кампанию 1917 г. непобедимой, более сильной, чем когда-либо; разве во всем этом не было его доли? Несмотря на ошибки большие и страшные, тот строй, который в нем воплощался, которому он придавал жизненную искру — к этому моменту выиграл войну для России.

    ...Остановитесь и скажите: а кто же другой оказался пригодным? В людях талантливых и смелых, людях честолюбивых и гордых духом, отважных и властных — недостатка не было. Но никто не сумел ответить на те несколько простых вопросов, от которых зависела жизнь и слава России. Держа победу уже в руках, она пала на землю, заживо, как древле Ирод, пожираемая червями» (Churchill W. The World Crisis. 1916—1918.New York, 1927.Vо1. 1. Р.227—229).
     
    Последнее редактирование: 27 сен 2014
    Сан Саныч, vld и Parovoz нравится это.
  9. Offline

    Wolf09 Старый Волк

    Регистрация:
    27 фев 2012
    Сообщения:
    31.214
    Спасибо SB:
    121.598
    Отзывы:
    1.934
    Страна:
    Russian Federation
    Из:
    Нижегородская губерния
    Имя:
    Алексей
    Интересы:
    История государства российского
    «Патронов! Дайте патронов!»
    Чего не хватало русской армии в Великой войне — кризис боевого снабжения в 1915-1916 годах.

    989a0274de0062d11ed54c1cc65d30e8.jpg

    Уже через год после начала Великой войны Россия оказалась перед угрозой стратегического поражения — период с мая по сентябрь 1915 года вошел в историю как «Великое отступление», в ходе которого русская армия была вынуждена оставить противнику почти все западные области. Причиной этой военной катастрофы стали отнюдь не ошибки командования, а жесточайший кризис военного снабжения. В популярной истории его часто именуют как «снарядный голод», хотя это не совсем так. Как свидетельствуют документы тех лет, на самом деле русской армии не хватало почти всего, что нужно на войне, и в первую очередь — винтовок и патронов.

    «Укомплектование 14 000 человек без ружей»

    Генерала А.Н. Куропаткина, ставшего олицетворением поражения в Русско-японской войне 1904-1905 гг., можно обвинить, наверное, во многих грехах, но только не в отсутствии наблюдательности и почти немецкой методичности в дневниковых записях. 27 декабря (по старому стилю, по новому — 9 января 1915-го) 1914 года, в финальную фазу Лодзинской операции, он оставил в своем дневнике следующую запись: «Приехал А.И. Гучков (известный политический и государственный деятель, после начала войны отправился на фронт в качестве особоуполномоченного Общества Красного креста — РП) с передовых позиций. Много рассказывал. С продовольствием не справляются в армии. Люди голодают. Сапог у многих нет. Ноги завернуты полотнищами. Убыль в пехоте, в офицерах огромная. Есть полки, где несколько офицеров. Особенно тревожно состояние артиллерийских запасов. Читал мне приказ командира корпуса не расходовать более 3-5 снарядов в день на орудие. Пехоте, осыпаемой снарядами противника, наша артиллерия не помогает. Одна стрелковая бригада не получала укомплектования 3 месяца. Во время боев, когда германцы прорвались из мешка [в ходе Лодзинской операции], на правый фланг прислали укомплектование 14 000 человек без ружей. Эта колонна подошла чуть не в боевую линию и очень стеснила войска».

    Стоит отметить, что хронологически эта запись относится к концу пятого месяца с момента вступления России в Великую войну и до трагедии «Великого отступления» еще далеко. Почти за полгода боевых действий русская Ставка Верховного Главнокомандования, во главе с великим князем Николаем Николаевичем, не только не сумела организовать надлежащее функционирование тыловых служб действующей армии, но и оказалась в условиях острейшего кризиса поставок боезапаса — снарядов, винтовок, патронов.

    К весне 1915 года Генеральный штаб Германии принял решение сосредоточить основные усилия в войне именно на русском фронте (изначально немецкое командование планировало нанести основной удар сначала по Франции — РП). «Пришел момент, — вспоминал начальник полевого Генерального штаба генерал Эрих фон Фалькенхайн, — когда дальше нельзя было уже откладывать решительного наступления на Востоке…».

    К своему весеннему «натиску на Восток» немецкие генералы подготовились основательно. На участках прорыва на русском фронте немцы и австрийцы создали двойное превосходство в живой силе, тройное — в легкой полевой артиллерии, у них было в 40 (!) раз больше тяжелой артиллерии, в 2,5 раза больше пулеметов, в несколько десятков раз больше снарядов.

    Второго мая 1915 года начался знаменитый Горлицкий прорыв генерала Августа фон Макензена. На 35-километировом участке германские и австрийские войска сосредоточили 10 пехотных и 1 кавалерийскую дивизию: 126 тысяч штыков и сабель, 457 легких и 159 тяжелых орудий, 96 минометов и 260 пулеметов. «Таран Макензена» — как впоследствии назвали историки этот ужасающей силы немецко-австрийский удар — прокладывал себе путь через русские окопы с помощью массированной бомбардировки из сотен орудий, включая сверхтяжелые 305-мм гаубицы. Русским солдатам адекватно ответить на немецкий вызов было попросту нечем.

    «Немцы вспахивают поля сражений градом металла и ровняют с землей окопы и сооружения, — телеграфировал в Петербург командир 29-го корпуса генерал Д.П. Зуев, — заваливают их защитников землей. Они тратят металл, мы — человеческие жизни! Они идут вперед, окрыленные успехом, и потому дерзают, мы же ценою тяжких потерь и пролитой крови лишь отбиваемся и отходим».

    В начале июля 1915 года, когда катастрофа русской армии уже стала совершившимся фактом, а на всех фронтах с Германией и Австро-Венгрией происходило «Великой отступление», командующий Северо-Западным фронтом генерал М.В. Алексеев представил военному министру свой доклад о причинах нескончаемых поражений.

    В этом основательном документе факторы «пагубного влияния на оперативные соображения и моральное состояние войск» расположены в следующем порядке.

    1. Недостаток артиллерийских снарядов — «самый важный, самый тревожный недостаток, имеющий гибельное влияние».

    2. Продолжающийся развал в укомплектовании войск призывниками: «Наше, может быть, единственное преимущество в смысле материальных средств борьбы над противником принимает прямо трагический оборот».

    3. Недостаток тяжелой артиллерии.

    4. Недостаток винтовок и патронов к ним, — «сковывающий инициативу в оперативных вопросах и ведущий к развалу в вопросе новых формирований».

    5. Потеря кадрового офицерства и неудовлетворительная подготовка новых офицеров.

    Как минимум с 1911 года военное ведомство Российской империи начало целенаправленно готовиться к возможной крупномасштабной войне в Европе. Как можно было так «подготовиться», чтобы уже через полгода после начала боевых действий в общеевропейском конфликте остаться без снарядов и винтовок, а к исходу первого года войны — без офицеров?

    Справедливости ради отметим, что кризисные явления в Первую мировую войну в боевом снабжении испытали все без исключения армии воюющих держав. Однако только у русских это привело не к временной снабженческой скудости, а к полномасштабному кризису, фактически к развалу боевого снабжения фронта, который был преодолен страшным методом — сжиганием в топке сражений многих сотен тысяч человеческих жизней.

    97bd4351d6f1e434a2ec3aa42ecce0d5.jpg
    Пушечное производство


    Нет винтовок

    Известный российский оружиевед С.Л. Федосеев в одном из своих исследований отмечает: «Хотя общественное мнение на долгие годы усвоило словосочетание «снарядный голод», первым «голодом», который пришлось испытать русской армии в мировую войну, стал дефицит винтовок».

    Действительно, уже в самом начале войны, в октябре 1914 года Главное управление Генерального штаба России сообщало военному министру, что в действующей армии выявился недостаток в 870 тысяч винтовок: 585 тысяч — для новобранцев призыва 1914 г.; 170 тысяч — для пополнения по требованиям фронтов; 93 тысячи — для запасных батальонов; 22 тысячи — для вновь формируемых подразделений казаков. W В дальнейшем «винтовочно-патронный голод» приобрел масштабы катастрофы. Действительные потребности русской армии в винтовках превзошли мобилизационные расчеты более чем на 150%.

    О возможности подобного негативного развития событий специалисты по военно-техническому снабжению предупреждали военное министерство России еще в 1912 году. Тогда Главное артиллерийское управление (ГАУ) констатировало недопустимое снижение объема производства стрелкового оружия. ГАУ неоднократно обращалось к военному министру В.А. Сухомлинову со специальными докладами о критическом положении с выпуском винтовок на казенных заводах. Одновременно ведомство требовало соответствующих ассигнований на модернизацию оружейных предприятий, но всякий раз получало отказ. В.А. Сухомлинов не смог преодолеть фактического «вето» на финансирование некоторых важных программ по перевооружению армии, которое накладывал тогдашний министр финансов В.Н. Коковцев.

    Необходимые средства на переоборудование оружейных заводов были выделены только в конце января 1914 года. К замене станков и расширению производственных площадей приступили только в марте 1914 года.

    Сразу после начала войны положение с поставкой новых винтовок в войска стало быстро ухудшаться. Потребность в стрелковом оружии резко возросла, но его поставки были ограничены начавшейся реконструкцией оружейных заводов.

    За первые три года Великой войны на всех русских оружейных заводах было изготовлено 3 189 717 новых винтовок, отремонтировано бывших в употреблении стволов — 299 431. Однако в первом, 1914-м году войны с заводов поступило всего 132 844 винтовки. И это при фактической потребности армии — причем только для вооружения первоочередного мобилизованного контингента — в 500 000 стволов!

    В 1915 году положение с винтовочным арсеналом еще более ухудшилось: заводы произвели 733 017 винтовок (за весь год), при ежемесячной фактической потребности армии (причем только для восполнения убыли) в 200 000 стволов.

    Только к весне 1916 года производство стрелкового оружия в России начинает выходить на должный уровень: в этот год было произведено 1 301 433 винтовки. Однако и эти поставки не покрывали всех потребностей армии, которые были выше как минимум на 15-18%.

    Не сумев наладить отсталую оружейную отрасль промышленности, военное ведомство России было вынуждено прибегнуть к массовым закупкам в зарубежных странах как стволов, так и готовых винтовок. «Стратеги» из Генштаба и чиновники Минфина, задушившие в 1912-1914 гг. собственную оружейную промышленность, теперь вынуждены были щедро финансировать промышленность других государств.

    За рубежом с 1914 по 1917 гг. по государственным контрактам Российской империи было закуплено 2 461 000 винтовок: в том числе, в США — 657 000, в Японии — 635 000, во Франции — 641 000, в Италии — 400 000, в Англии — 128 000. Союзники России по Антанте, удовлетворявшие в первую очередь, разумеется, потребности собственных армий, стали более-менее осязаемо помогать «русскому медведю» только ближе к концу 1915 года.

    Выдающийся отечественный военный историк Л.Г. Бескровный отмечает — вплоть до 1917 года русская армия в той или иной мере продолжала испытывать «винтовочный голод».

    Всего за годы Великой войны было произведено и закуплено (в России и за рубежом) для обеспечения русской армии 5 950 148 винтовок. Захвачено у противника и как-то применено в тыловых частях около 700 тысяч винтовок. Вместе с имеющимися к началу войны 4 629 373 винтовками это составило общий винтовочный стрелковый потенциал нескольким более 11 млн винтовок.

    При этом только за первые три года войны фактическая потребность русской армии оценивалась в 17 млн 700 тысяч винтовок. Таким образом, постоянный некомплект в снабжении армии винтовками на протяжении всей войны составлял не менее 35%.

    6c873f44f49dfd58cb4e533d0d376b4e.jpg



    Нет патронов

    Нормы запаса патронов в русской армии были установлены решением мобилизационного комитета Главного управления Генерального штаба еще в 1908 году. Расчет этой нормы делался на основании данных по расходованию патронов в сражениях Русско-японской войны 1904-1905 гг. При этом остается загадкой, почему обоснованность этих норм не была переосмыслена с учетом совершенно других реалий европейского театра военных действий. Скорее всего, как и во многих иных случаях, свою роль сыграл традиционный расчет на «авось», замешанный на брутальном инфантилизме, — характерном для русского Генштаба эпохи последнего царя Дома Романовых.

    По арсенальным нормам 1908 года русская армия мирного времени должна была иметь в казармах и на складах около 3 миллиардов патронов на все винтовки и пулеметы. Однако даже этих запасов, установленных явно заниженными нормативами, создать не сумели. К началу военных действий имелось только 2 446 000 050 патронов, что сразу же создавало некомплект как минимум в 11% от нормы.

    В самые первые месяцы войны поставки винтовочных патронов в войска в целом соответствовали фактическим нуждам армии. Например, на активно сражающемся Северо-Западном фронте суточный расход патронов даже в ноябре-декабре 1914 года не превышал 2-2,5 штуки на каждую строевую винтовку. Однако уже в феврале 1915 года начальник снабжений Северо-Западного фронта стал бить тревогу по поводу незначительности поставок винтовочного боезапаса и просил военное ведомство высылать на фронт «не менее 75 млн винтовочных патронов в месяц (или не менее 19 млн в неделю) – ввиду того, что количество войск возросло и расход боезапаса возрастает». В начале марта 1915 года генерал-лейтенант А.В. Гулевич с этого же фронта панически телеграфировал в Ставку о «чрезмерно большом расходе ружейных патронов» и необходимости срочного отпуска со складов в среднем 20 миллионов патронов в неделю.

    В начале 1915 года русская Ставка Верховного Главнокомандования заявила о ежемесячной потребности по действующей армии в 150 миллионов патронов. Это существенно превышало производственные возможности отечественной оружейной промышленности, производившей в этот период в совокупности не более 90 миллионов патронов в месяц. Столь существенное расхождение в потребностях фронта и наличных поставках вызвало эмоциональную телеграмму начальника штаба Ставки, генерала Янушкевича военному министру Сухомлинову: «Из всех армий вопль — дайте патронов!».

    На 1 сентября 1915 года среднемесячный расход патронов в целом по действующей армии возрос до 156 млн штук, а с учетом потребности тыловых и учебных частей — не менее 200 млн штук. В октябре 1915 года генерал штаба Ставки М.А. Беляев был вынужден с грустью констатировать: «Общая потребность в винтовочных патронах исчисляется в месяц в 200 миллионов, однако в значительной мере не покрывается в данный момент производительностью патронных заводов, изготавливающих в месяц 100-115 млн патронов».

    Помимо этого хронический недостаток винтовочных патронов в войсках во многом стимулировался и крайне низким уровнем общеобразовательной и военной подготовки солдат новых воинских частей. Кадровая русская армия уже к концу 1914 года практически перестала существовать. Большей частью она была выбита в масштабных операциях первого периода войны, а частью просто растворилась в людском море призванных в строй лапотных крестьян, из которых в спешном порядке пытались сделать солдат.

    Генерал А.А. Маниковский в своем труде «Боевое снабжение Русской армии в 1914-1918 гг.» приводит ужасающие зарисовки отношения к винтовочному боезапасу, которое демонстрировали вчерашние крестьяне, насильно призванные на войну и совершенно не понимающие ее смысл. Маниковский пишет о «картине позорного распутства», когда сотни тысяч патронов бесцельно сваливались в сырые, наполненные водой траншеи позади окопов, а «из ящиков с патронами сооружались траверсы (вид защитного сооружения — РП) и даже окопные бруствера». Генерал указывает, что миллионы патронов просто оставались в поле при отступлении, поскольку русские солдаты ничуть не пытались обременять себя их вывозом.

    «Повсюду [с приходом нового призывного контингента] началось безумное мотовство оружейных патронов, — пишет генерал Маниковский. — На них не смотрели как на драгоценную часть боевого оружия, а как на какой-то ненужный и часто обременительный хлам, который поэтому можно и не очень беречь, а при случае, например, при отступлении, и прямо бросить». Далее А.А. Маниковский приводит пример, когда только в одну из инспекторских поездок генерал-инспектора артиллерии на фронт в прифронтовой полосе «на небольшом участке недавно оставленной позиции было найдено около 8 миллионов вполне исправных патронов».

    Любопытно, что в инонациональных частях русской армии, например, в казацких формированиях или в «Дикой дивизии», составленной из представителей народов Кавказа, ежедневный расход патронов на одну строевую винтовку не превышал, даже в периоды крупных войсковых операций, 7-9 штук. В этих же самых условиях русские пехотные части, составленные на 95% из крестьян, расходовали на одну винтовку до 90 патронов в день, что невозможно объяснить ничем иным, как просто бессмысленной пальбой в воздух для создания эффекта боевой активности.

    Хроническое недофинансирование строительства патронных заводов в предвоенный период вынудило русское военное ведомство, как и в случае с производством винтовок, масштабно финансировать зарубежные оружейные фирмы. Так, в 1914-1915 гг. в США было заказано 2 млрд 250 млн патронов русского калибра 7,62-мм R, в Японии — 74 млн патроновкалибра 6,5 мм (к закупаемым винтовкам Арисака), во Франции — 455 млн штук к винтовкам Гра-Кропачек и Лебель.

    1d078a65ceb073c76b1ea47accaecc3c.jpg
    Пулеметная команда 303-го Сенненского полка в районе Гродно. 1914 г.


    «Вопрос поистине кровавый»

    С первых же дней Великой войны в русской армии возникла крайне острая проблема дефицита артиллерийских снарядов. Бросая вызов Германии и Австро-Венгрии, «стратеги» русского военного ведомства отталкивались в расчетах о грядущих потребностях в артиллерийском боезапасе опять-таки от условий военных действий в горной и бездорожной местности в Маньчжурии. В итоге посчитали, что заготовленных 76-мм снарядов к основной полевой пушке русской армии из расчета по 1000 выстрелов на орудие хватит, по крайней мере, на год.

    Фронтовая реальность первых месяцев войны сразу же опрокинула все кабинетные расчеты. Только две крупные операции начального периода боевых действий — Галицийская и Восточно-Прусская — поглотили половину имевшихся на складах снарядов, причем особенно неблагоприятным было положение на «австрийском» Юго-Западном фронте. С 10 по 26 августа 1914 года, то есть всего за 16 дней, на Юго-Западном фронте было израсходовано по 350 выстрелов на каждое полевое орудие.

    Начальник штаба Ставки Верховного Главнокомандования, генерал Н.Н. Янушкевич уже через месяц после начала войны, 29 августа 1914 года послал военному министру В.А. Сухомлинову паническую телеграмму: «…Во избежание снарядного и патронного голода со всеми его последствиями верховный главнокомандующий [великий князь Николай Николаевич] требует полного напряжения деятельности к разрешению этой задачи государственной важности. Безотлагательная помощь фронту необходима: без патронов и снарядов не может быть победы». Снижение огневой мощи полевой армейской артиллерии немедленно вызвало повышенные потери в пехоте. «С уменьшением числа стреляющих орудий и патронов к винтовкам стало выбывать из строя в пехоте на 50-60% больше, — сообщал Янушкевич военному министру 22 ноября 1914 г., — вопрос о нехватке снарядов и ружей в армии поистине кровавый». Помимо этих главных составляющих боезапаса, самым пагубным образом сказывалась на боевой эффективности русских солдат чудовищная нехватка грузовых автомобилей, пулеметов, средств связи, инженерного имущества, индивидуальных средств защиты. Выяснилось, наконец, что русская армия испытывает де-факто самый пагубный дефицит буквально во всем.

    Несмотря на крайне тревожные телеграммы с фронта, в военном министерстве в Петербурге царило странное благодушие. Военный министр В.А. Сухомлинов, например, в ответ на запрос французского главнокомандующего, генерала Жоффра, о возможностях наступательных действий русской армии в связи с непредвиденно большим расходом снарядов поспешил заверить союзника, что «в данное время положение с боевыми припасами в русской армии не внушает никаких серьезных опасений».

    Но уже в ноябре 1914 года начальник штаба Ставки Главнокомандования, генерал Янушкевич был вынужден официально уведомить «европейских союзников», что «мы [русская армия] ощущаем самый серьезный недостаток в артиллерийском снабжении — и это обстоятельство сильно повлияет на наши дальнейшие стратегические предположения». Еще через месяц тот же Янушкевич официально информировал главнокомандующих союзными армиями о том, что «если мы вынуждены были перейти к обороне, то исключительно из-за недостатка в артиллерийских снарядах и ружьях». При этом русская Ставка всерьез предлагала союзникам обсудить вопрос: «Не выгоднее ли им самим уделить часть своего производства нуждам нашей армии и этим обеспечить развитие ее наступления, чем примириться с остановкой последнего, сохраняя для себя все свои производительные силы».

    Поскольку союзники энтузиазма не проявили, перед Главным артиллерийским управлением (ГАУ) встала сложнейшая задача увеличить производство снарядов по меньшей мере в 4-5 раз. Что можно было спокойно и планомерно сделать в мирное время, – теперь приходилось реализовывать в условиях дефицита времени и военной «штурмовщины». Требовалось в кратчайшие сроки создать развитую кооперацию в снарядном производстве, обеспечить это производство современными станками, организовать массовое производство сопутствующих снарядных элементов — пороха, дистанционных трубок, капсульных втулок и т.п.

    Для изготовления снарядов было привлечено 16 крупных казенных и частных предприятий: Путиловский, Обуховский, Невский, Балтийский, Петроградский механический, Ижевский, Сормовский, Николаевский, Златоустовский и другие заводы. Однако абсолютное большинство этих производств не было технологически готово к массовому изготовлению снарядов.

    Даже мощнейший, вполне современного уровня Путиловский завод, получивший крупный заказ уже в августе 1914 года, смог дать первую партию снарядов только в ноябре (26 711 снарядов). Не менее технологически развитый Петроградский механический завод изготовил к декабрю 1914-го всего 1009 снарядов. Другие заводы (Балтийский, Николаевский) выдали первые партии снарядов только в январе-феврале 1915 года.

    Плоды предвоенной инфантильности «стратегов» Генерального штаба теперь в полном объеме вынуждена была пожинать русская армия.

    «Весна 1915 года останется у меня навсегда в памяти, — вспоминал впоследствии генерал А.И. Деникин. — Великая трагедия Русской армии — отступление из Галиции. Ни патронов, ни снарядов. Изо дня в день кровавые бои, изо дня в день тяжелые переходы, бесконечная усталость…

    Помню сражение под Перемышлем в середине мая. Одиннадцать дней жестокого боя 4-й стрелковой дивизии — одиннадцать дней страшного гула немецкой тяжелой артиллерии, буквально срывающей целые ряды окопов вместе с защитниками их. Мы почти не отвечали — нечем. Полки, истощенные до последней степени, отбивали одну атаку за другой — штыками или стрельбой в упор; лилась кровь, наши ряды редели, росли могильные холмы — два полка были почти уничтожены германским артиллерийским огнем…»

    Только к зиме 1915-1916 гг. «снарядный голод» в русской армии начал постепенно ослабевать. Военный теоретик, фронтовой генерал Н.Н. Головин в своем капитальном труде «Россия в Первой мировой войне» отмечает, что только к летней кампании 1916 года «наша легкая артиллерия оказалась уже в удовлетворительной мере обеспечена огнестрельными припасами».

    Одновременно генерал подчеркивает, что дефицит боезапаса для полевых гаубиц и для тяжелой артиллерии в той или иной мере сохранялся на всем протяжении русского периода Великой войны, т.е. до конца 1917 года. Правда, конкретизирует Н.Н. Головин, вопрос боезапаса для гаубиц и тяжелой артиллерии никогда на русском фронте «так не обострялся, поскольку количество этого рода орудий было все время значительно меньше нужной для армии нормы».

    6f38e6bb2178a6b10c9bd7c98e5ab59c.jpg

    http://www.istpravda.ru/digest/11049/
     
  10. Offline

    Parovoz Приказный

    Регистрация:
    14 сен 2014
    Сообщения:
    17
    Спасибо SB:
    50
    Отзывы:
    1
    Страна:
    Russian Federation
    Из:
    Тула
    Интересы:
    Первая мировая война
    Это просто праздник какой-то. Как так можно писать, перемешивая правду с грубейшими ошибками и домыслами - мне неведомо. Укажу на некоторые особо бредовые мысли сего текста, как-то:

    С первых же дней Великой войны в русской армии возникла крайне острая проблема дефицита артиллерийских снарядов. Бросая вызов Германии и Австро-Венгрии, «стратеги» русского военного ведомства отталкивались в расчетах о грядущих потребностях в артиллерийском боезапасе опять-таки от условий военных действий в горной и бездорожной местности в Маньчжурии. - вообще-то прогнозы грядущих войн строились на опыте войн прошедших, не только тогда и не только в России, но всегда и повсеместно. Отсюда известная поговорка про генералов, которые всегда готовятся к прошедшей войне. Но что делать, машину времени пока не изобрели.

    Любопытно, что в инонациональных частях русской армии, например, в казацких формированиях или в «Дикой дивизии», составленной из представителей народов Кавказа, ежедневный расход патронов на одну строевую винтовку не превышал, даже в периоды крупных войсковых операций, 7-9 штук. -
    про то, что казаки, оказывается, это какая-то другая национальность - это сильно. Новое слово в исторической науке. Как, собственно, и само слово "инонациональные" - это автор сам придумал красивый словесный гибрид, нет такого слова в русском языке. Что касается расхода патронов, то автору, к сожалению, неведома разница в тактике ведения боя регулярных пехотных частей и иррегулярных конных. Подсказка: последние действовали в основном холодным оружием, перестрелки из окопов и беглый огонь - это не их профиль. Подобные ляпсусы весьма наглядно показывают крайне низкий уровень исторических познаний автора.

    При этом остается загадкой, почему обоснованность этих норм не была переосмыслена с учетом совершенно других реалий европейского театра военных действий. Скорее всего, как и во многих иных случаях, свою роль сыграл традиционный расчет на «авось», замешанный на брутальном инфантилизме, — характерном для русского Генштаба эпохи последнего царя Дома Романовых. - в чем именно заключались "совершенно другие реалии европейского театра", автор скромно умолчал.

    Грош цена тем аналитикам, которые все свои, кхм, высокоученые выводы делают спустя сто лет и уже зная наперед, чем кончилась война. В 1908 г. в Генштабе этого знать не могли, а что касается инфантилизма, то он характерен скорее для авторов подобных текстов, которые ругательски ругают "царскую власть, что правила триста лет и не могла запасти колбасы на каких-то семьдесят".

    Я отнюдь не идеализирую русское Военное ведомство, но такие вот дилетантские "разоблачения" хороши для желтой прессы. Для серьезного исторического ресурса они явно излишни.
     
    Последнее редактирование: 9 мар 2015
    Дождевой Земляк, zunder1 и PaulZibert нравится это.
  11. Offline

    андерсон Завсегдатай SB

    Регистрация:
    18 май 2008
    Сообщения:
    2.368
    Спасибо SB:
    637
    Отзывы:
    23
    Страна:
    Russian Federation
    Из:
    г.Смоленск
    Странная у Вас позиция. Вы что пытаетесь отрицать что России по всем видам вооружения отставала от Германии и от Англии с Францией. Ну так задайте себе вопрос почему имея на начало войны армию в два раза больше немецкой через пол года Россия потеряла всю гвардию и отступала по всем фронтам При этом Германия еще и во Франции наступала.
    А еще почитайте сколько за три года Россия выпустила, танков, пулеметов, автомобилей, тяжелых орудий, телефонов, телефонного провода. Там в десятки раз меньше цифры чем у остальных воюющих стран. Да к 17 году преодолели дефицит в винтовках и патронах к ним , а по остальным позициям как были цифры рядом с 0 так и остались.
     
  12. Offline

    Parovoz Приказный

    Регистрация:
    14 сен 2014
    Сообщения:
    17
    Спасибо SB:
    50
    Отзывы:
    1
    Страна:
    Russian Federation
    Из:
    Тула
    Интересы:
    Первая мировая война
    Если бы вы почитали мои более ранние комментарии в данной теме, то обратили бы внимание, что я отнюдь не отрицаю ни оружейного, ни снарядного голода 1914-1915 гг. Просто я категорически против огульного охаивания и кроме того, не согласен с автором статьи по поводу причин снарядного голода.
    Накануне войны в планировании будущей кампании ВСЕ стороны допустили, в общем, одни и те же ошибки. Первая - прогноз, что война будет короткой, и отсюда вторая - ставка на войну при помощи накопленных запасов без мобилизации промышленности. Осознали это все, включапя Россию, в первые же месяцы войны. Всем воюющим странам пришлось перестраивать промышленность на массовый выпуск оружия и боеприпасов уже в ходе войны. Многие вещи делались буквально на коленке. Посмотрите на тот же французский пулемет Шоша, который делали на велосипедной (!) фабрике, на него ж без слез не взглянешь.
    Так как Россия была, в отличие от Германии или Франции, аграрной страной, то частная оружейная промышленность в ней отсутствовала вовсе и многие нужные отрасли пришлось создавать уже в ходе войны. Естественно, этот процесс занял больше времени, чем у стран Европы. Однако к 1916 г. патронный и снарядный голод был практически преодолен. Так, выпуск винтовок был увеличен в несколько раз, плюс заграничные заказы.
    Мало кто знает, но в 1917 г. Россией были накоплены огромные запасы самого страшного на тот момент оружия - химического. Кто там привел Ленина к власти - вопрос открытый; однако то, что это произошло как нельзя вовремя для Германии - факт, иначе был бы немцам полный газовый экстерминатус. Досталось все это богатство (сам лично читал в РГВИА данные по запасам химического оружия на складах к осени 1917 г.) уже Красной Армии.
    Отставание в количестве тяжелой артиллерии характерно не только для России - например, в Австро-Венгрии в 1914 г. вполне официально тяжелой артиллерии полагалось меньше, ЕМНИП, раза в три в пересчете на пехотный батальон. Только у России малое количество гаубиц и мортир от недостатка средств, а у австрийцев - от неверного представления о роли тяжелой артиллерии в войне.
    Танка в России не произвели ни одного; так же, впрочем, как и в Австро-Венгрии или в Турции. Да и Германия со своими мощностями осилила всего-то около 70 машин. А вот британцы одних только Mk.IV и Mk.V изготовили под 1100 единиц.
    Данных по объемам выпуска полевых телефонов и кабеля у меня нет, однако в России собственное их производство существовало, и выпускали их несколько фирм (одна - знаменитый Эрикссон). Полки, насколько я знаю, связью были обеспечены полностью. Так же, как солдаты кашей, лошади овсом и сеном, а автомобили и аэропланы - жидким топливом.
    Не все так было плохо в России, отнюдь не все. Как видите, самое интересное кроется в деталях.
     
    Дождевой Земляк нравится это.
  13. Offline

    Wolf09 Старый Волк

    Регистрация:
    27 фев 2012
    Сообщения:
    31.214
    Спасибо SB:
    121.598
    Отзывы:
    1.934
    Страна:
    Russian Federation
    Из:
    Нижегородская губерния
    Имя:
    Алексей
    Интересы:
    История государства российского
    «Ни патронов, ни снарядов»

    В конце осени 1914-го германский главнокомандующий на Востоке Пауль Гинденбург и его начальник штаба Эрих Людендорф (бессменный тандем, в котором никак нельзя преуменьшать роль начальника штаба) решили повторить свой успех в Восточной Пруссии и начали операцию по окружению 2-й (новосформированной) и 5-й русских армий в районе Лодзи.

    111.jpg

    Русские армии сумели отбиться и отступили, оставив Лодзь немцам. Тогда от полного поражения русских спасла не только доблесть солдат, но во многом упорное нежелание Эриха Фалькенгайна, начальника полевого генерального штаба, перебрасывать войска с Запада на Восток. Фалькенгайн считал тогда приоритетным именно Западный театр военных действий.
    Тем не менее, к концу первого года войны Германия оказалась в патовой ситуации: «план Шлиффена», а вместе с ним и расчёт на «молниеносную войну» на Западе провалился, а русские выстояли после тяжелого поражения в Восточной Пруссии и последующих сражений под Варшавой, Ивангородом и Лодзью. Более того, успешное русское наступление в Галиции создало предпосылки для последующего разгрома и вывода из войны Австро-Венгрии. В долговременной перспективе положение Второго рейха выглядело угрожающим. В условиях морской блокады со стороны Британии уже начал ощущаться продовольственный кризис: ведь до войны Германия являлась одним из крупнейших европейских импортеров сельскохозяйственной продукции. Германия была вынуждена перейти на карточную систему распределения продовольствия. Неблагоприятной была ситуация и на международной арене: вступление в войну нейтральной Италии против Австро-Венгрии было лишь вопросом времени.

    В этой ситуации Гинденбург и Людендорф предложили Фалькенгайну в кампании 1915 года осуществить блицкриг на Восточном фронте и вывести Россию из войны.

    333.jpg
    Гинденбург, кайзер Вильгельм и Людендорф.

    Гинденбург намеревался окружить целый фронт — от четырех до шести армий, расположенных в Польском выступе («мешке») между Восточной Пруссией и Карпатами. План был не новый: совместное австро-германское командование так или иначе намеревалось следовать ему ещё в 1914 году. Однако в связи с затишьем на Западном фронте и целенаправленным решением сосредоточиться против России у немцев впервые появились силы, которые они могли использовать не только для обороны, но и для наступления.

    В то же время русское командование запланировало на кампанию 1915 года свои два наступления, но по расходящимся направлениям: в Восточную Пруссию и на Карпаты…

    Одновременное наступление противников превратилось на первом этапе в серию кровопролитных встречных сражений. Кампания началась с грандиозной встречной битвы в Карпатах в январе-апреле. Ни одна из сторон не достигла поставленных целей, однако австро-венгерские войска были настолько измотаны боями, что германцы были вынуждены латать их фронт своими соединениями. Русские сумели продвинуться до 20 км на некоторых участках, но потеряли около миллиона убитыми, ранеными и пленными, а немцы и австро-венгры — до 800 000 человек.

    На Северо-Западном русском фронте немецкому тандему едва не удалось повторить свой успех под Танненбергом после провалившейся русской операции под Лансдененом. На этот раз целью новых «Канн» должна была стать 10-я армия. В результате Августовской операции в феврале немцы при почти полуторном превосходстве в пехоте и полном — в артиллерии, особенно тяжелой, сумели достичь лишь частичного успеха. В Августовских лесах попал в окружение 20-й корпус 10-й армии, но ценой своей гибели предотвратил прорыв немцев в тыл Северо-Западного фронта.

    Юго-западнее Августова и севернее Варшавы в конце февраля - начале марта Гинденбург и Людендорф испытывали на прочность 1-ю и 12-ю русские армии, однако Второе Праснышское сражение закончилось для немцев неудачей. Русские войска сумели отразить вражеские атаки и сами перешли в контрнаступление.

    В то же время на австро-венгерском фронте после Карпатского сражения немцы и австро-венгры постепенно сосредоточивали крупные силы против войск Юго-Западного фронта.

    Лорд Китченер, статс-секретарь Великобритании по военным делам, за месяц предупредил российскую Ставку Верховного главнокомандования о готовящемся наступлении в районе городка Горлицы. Однако российские генералы не придали значения сосредоточению германской тяжелой артиллерии и войск на этом участке. На момент начала операции на главном участке прорыва немцы сумели сосредоточить в 2 раза больше пехоты, в 2,5 — пулеметов, в 4,5 — легкой артиллерии. 160 тяжелых орудий приходилось против 4 русских, кроме того, у немцев было 96 минометов. В результате 2 мая (все даты приведены по новому стилю) немцы после 13-часовой артиллерийской подготовки сравняли с землей русские траншеи. Однако полностью систему русского огня они подавить не смогли, и бои на передовых позициях русских шли ещё три дня. Обескровленная 3-я армия не смогла сопротивляться врагу, и начала постепенно отступать. Вместе с нею были вынуждены отступать и соседние армии — иначе в результате прорыва они оказывались под угрозой окружения в Карпатах.

    Весь май и июнь войска Юго-Западного фронта, огрызаясь, медленно откатывались к государственной границе и дальше. К концу июня линия фронта отодвинулась на 200 и даже больше километров к Ивангороду, Люблину, Холму, Бродам. Была потеряна с большим трудом завоеванная в 1914-1915 гг. Галиция и Карпаты, города Радом, Львов и Перемышль.

    Войска были обескровлены — во многом потому, что снарядов, патронов и даже винтовок, растраченных зимой на штурм Карпат, катастрофически не хватало, а новые пополнения были набраны уже не из резервистов, как в 1914 году, а из новобранцев. Их боевая выучка, мягко говоря, оставляла желать лучшего: из-за нехватки винтовок многие из них не были знакомы с их устройством и даже не умели заряжать. В то же время выздоровевших от ран ветеранов не возвращали обратно в свои полки, а направляли в первые попавшиеся части.

    Большие потери понёс и русский офицерский корпус: к исходу 1915 г. было выбито свыше 60 % всего офицерского корпуса, в основном кадровых офицеров и офицеров запаса.

    Успех Горлицкого прорыва и постепенное отступление русских войск заставили немецкое командование на Востоке задуматься о прорыве на германском участке фронта. Именно с этой целью немцы попытались навязать русским войскам Третье Праснышское сражение, однако русские войска не приняли его, и с тяжелыми арьергардными боями начали отход из «Польского мешка».

    Июль–август стали месяцами постоянного непрекращающегося отступления, Великого отступления русских войск на всем Восточно-Европейском театре военных действий. Это было не просто отступление от врага, это было медленное (танков ещё не было, а кавалерия показала свою неэффективность), но умелое и напористое продавливание врагом русской обороны, в основном с помощью артиллерии. И зачастую не на подготовленных рубежах, а по сути, в чистом поле. При этом отпуска солдат и офицеров были отменены, у частей не было возможности сменяться. Враг постоянно прорывал линию фронта, и на ликвидацию угрозы Ставка бросала последние резервы: дивизии, превратившиеся в полки, а потом – даже в батальоны и роты.

    А.И. Деникин так вспоминал об этом периоде: «Весна 1915 г. останется у меня навсегда в памяти. Великая трагедия русской армии — отступление из Галиции. Ни патронов, ни снарядов. Изо дня в день кровавые бои, изо дня в день тяжкие переходы, бесконечная усталость — физическая и моральная; то робкие надежды, то беспросветная жуть...».

    Именно в июле-августе у Гинденбурга были наиболее выгодные предпосылки для окружения и разгрома русских войск в Польше. Однако его план был сорван, благодаря как отчаянной доблести русских войск, так и разногласиям тандема Гинденбурга и Людендорфа с такой же «сладкой парой Фалькенгайна и Конрада фон Гётцендорфа, начальника австро-венгерского полевого генштаба. Фалькенгайн настаивал на более умеренном варианте окружения и предполагал поймать в «Польский мешок» 1-ю, 2-ю, 3-ю и 4-ю русские армии, тогда как Гинденбург и Людендорф надеялись «прихватить» ещё части 10-й и 12-й армий. Фон Гётцендорф же был озабочен больше захватом Галиции и рвался наступать на восток, а не на север. В результате кайзер Вильгельм принял решение поддержать все три точки зрения. Получилось, что на севере вместо одного смертельного для русских войск удара немцы наносили одновременно два — чувствительных, но не критичных. Тогда как на юге австрийцы отправили на поддержку Гинденбургу едва половину своих дивизий…

    444.jpg
    Николай II, генералы Михаил Пустовойтенко (слева) и Михаил Алексеев (справа), 1915 год.

    К тому же в 1915 году произошли существенные кадровые перестановки в русском генералитете, явно в лучшую сторону. Так, вместо заболевшего любимца Николая Николаевича, генерала Н.В. Рузского, командующим Северо-Западным фронтом в марте стал генерал М.В. Алексеев. Он настоял на отмене приказа «Ни шагу назад» и вынудил Верховного главнокомандующего разрешить отвод войск на рубежи с естественными преградами, чтобы не лить реки русской крови в чистом поле.

    Тяжелые сражения продолжались вплоть до конца сентября 1915 года. Последней попыткой осуществить окружение стал Свенцянский прорыв Северо-Западного фронта немецкой кавалерией. Однако благодаря умелому руководству Алексеева русские войска сумели отбить удар и залатали в линии фронта пробитые бреши. В результате ни одна русская армия не попала в окружение.

    Но Алексеев, увы, тоже допустил ряд просчетов. Так, например, непонятно зачем были оставлены крупные гарнизоны в крепостях Новогеоргиевск и Ковно, хотя русские генералы прекрасно знали бесполезность такого использования войск на примере Перемышля (тогда австрийцы «отпустили» в русский плен 120 тысяч человек). В Новогеоргиевске генерал Н.П. Бобырь отдал приказ о капитуляции «во избежание кровопролития», уже находясь в немецком плену. После десятидневной осады добычей врага стали 83 000 человек и свыше 1100 орудий. На один день больше продержалась крепость Ковно, в которой 20 000 человек с 405 орудиями сдались, деморализованные бегством коменданта генерала В.Н. Григорьева, как он утверждал, «за подкреплениями».

    Справедливости ради нельзя не привести и примеры беззаветной доблести русских войск. В февральской Августовской операции до последнего человека погиб в окружении Малоярославский полк. Оставшиеся от него 40 человек во главе с полковником Вицнудой были окружены превосходящими силами немцев, но отказались сдаться и погибли в неравном бою.

    Несколько сот раненых солдат полка, которые не могли уже двигаться, расстреляли все патроны и погибли на своих позициях, зная, что немцы всё равно в лучшем случае если не приколют, то бросят их умирать в зимнем лесу (так в большинстве своем и произошло с ранеными при Августове русскими солдатами).

    В том же феврале 1915-го одиннадцать дней сводный полк полковника Барыбина оборонял город Прасныш, который штурмовал целый немецкий корпус. Последними в рукопашный бой вступили офицеры штаба полка...

    В ходе Карпатской операции в Буковине отличились конные корпуса лучших кавалерийских генералов: 2-й Каледина (знаменитая «Дикая» дивизия и 12-я кавалерийская дивизия) и 3-й графа Келлера (1-я Донская и Терская казачьи, 10-я кавалерийская дивизии, а также Варшавская гвардейская кавалерийская бригада).

    Немало во время сражений кампании 1915 года случалось и курьезных событий — и с той, и с другой стороны. Так, на Пасху 26 марта немцы заключили временное перемирие с нашими войсками у печально известной высоты 992 рядом с Козювкой. Однако перемирие было нужно только для отвода глаз: дождавшись, когда русские отпразднуют Пасху, немцы стремительным ударом захватили высоту.

    Сходная история приключилась с Тирольским 14-м корпусом австро-венгров. Празднуя назначенную передислокацию на Итальянский фронт (он им представлялся не таким страшным, как Русский), солдаты противника никак не предполагали, что русские нападут на заре, прямо перед самой отправкой, и возьмут в плен 7000 человек...

    В мае, в канун Горлицкого наступления, при ликвидации прорывов прославилась 4-я «Железная» стрелковая бригада (потом дивизия) А. И. Деникина, не в первый раз выручая 8-ю армию Брусилова.

    В это же время в Литве искусно действовала Уссурийская кавалерийская бригада генерала А. М. Крымова, ставшего больше известным в русской истории по событиям 1917 года (мятеж Л.Г. Корнилова). В бою под Попелянами в июне 1915 г. Крымов, лично командуя Приморским драгунским полком, в решительной атаке последовательно разгромил пять вражеских кавалерийских полков.

    Между тем сам Корнилов в мае попал в плен вместе с передовым отрядом 48-й дивизии, пытаясь прикрыть её отход. Через год и три месяца, летом 1916 года, он сумел бежать из неволи.

    В июле свои великолепные боевые качества под Наревом показали знаменитые сибирские дивизии (2-я и 11-я), сдержавшие натиск восемь немецких под ураганным артиллерийским огнем в первый день Третьего Праснышского сражения. Через несколько дней, правда, немцы прорвали русский фронт. Тогда возник критический момент, когда казалось, что 1-я армия обречена попасть в окружение. В сдерживании вражеского прорыва отличились митавские гусары. Им помогали донские казаки 14-го полка. Когда же немецкая кавалерия попыталась повторить их подвиг — она была исколота штыками 21-го Туркестанского полка, и отступила.

    Несмотря на доблесть русских войск и локальные успехи, истерзанная и по сути лишенная артиллерии русская армия была вынуждена отступать. В начале августа почти одновременно были потеряны уже упоминавшиеся крепости Новогеоргиевск и Ковно, Гродно, а также знаменитый Осовец, была оставлена тогда небоеспособная и заброшенная крепость Брест-Литовска.

    Царство Польское было завоевано врагом, русские потеряли Западную Белоруссию и всю Литву. К сентябрю русские войска откатились на отдельных участках на расстояние до 400 километров. Линия фронта подошла вплотную к Риге, Молодечно, Барановичам, Пинску, Ровно. Единственный участок, где австро-венгры не сумели добиться существенного успеха, была Буковина, граничащая с Румынией.

    Неудивительно, что в конце лета смена Верховного Главнокомандующего великого князя Николая Николаевича была неизбежна. Правда, никто не ожидал, что новым Верховным станет сам император.

    К тому времени по инициативе великого князя уже развернулась кампания шпиономании. Чтобы обелить себя в глазах общественности, великий князь Николай Николаевич свалил вину за свои поражения на пресловутых немецких шпионов. По обвинению в измене был отстранен от должности даже военный министр (!) В.А. Сухомлинов. Некоторые подозревали в измене даже августейшую фамилию...

    Не предвидела Ставка и последствия применения тактики «выжженной земли», направленной на то, чтобы не дать немцам лишние запасы продовольствия на оставляемой территории. Более четырех миллионов озлобленных, обнищавших беженцев скопилось в центральных областях России — в Гражданской войне эти люди примут самое деятельное участие. Кроме того, приказы Ставки привили войскам привычку к грабежу и насилию в отношении мирного населения, предвосхитив тем самым ужасы братоубийственной войны.

    Уставшие от войны солдаты воюющих сторон всё больше были склонны не доверять офицерам, тем более — своим правительствам...

    Возвращение телесных наказаний в русской армии летом 1915-го также способствовало озлоблению солдат. Многие уже не верили в саму возможность выиграть эту войну.

    На дипломатических фронтах тоже было не всё гладко: и страны Антанты, и Россия были взаимно разочарованы. Российские военачальники упрекали союзников в том, что они упрямо отсиживались в окопной войне на Западном фронте и переложили всю тяжесть войны на русские плечи. Ведь за весь 1915 год союзники предприняли лишь три крупные операции. Две из них провалились весной и осенью в Шампани и Артуа (300 000 человек убитыми и ранеными у союзников). Немцы применили химическое оружие (фосген) в Ипрском сражении, но это было сражение, не имевшее особенных последствий для линии фронта. Дарданелльская авантюра Уинстона Черчилля, направленная на захват Стамбула и вывод Турции из войны, тоже потерпела крах (150 000 убитых и раненых). Главное, что операции на Западном фронте и в Дарданеллах так и не отвлекли силы немцев: ни одна их дивизия не был снята с Восточного фронта.

    Мало помогло союзникам вступление в войну Италии 23 мая 1915 г. Четыре сражения на реке Изонцо показали полную неспособность итальянцев проводить наступательные операции. Австро-венгры, правда, остановили наступление в Галиции на две недели, опасаясь растратить войска, нужные против «макаронников», на Русском фронте. А вот присоединение Болгарии к Центральным державам в сентябре 1915 года привело к падению Сербии к концу осени.

    Всё же грандиозный план Гинденбурга был сорван, хотя русские войска понесли ужасающие тяжелейшие потери убитыми, ранеными и пленными. Главная цель немецких стратегов — полный разгром Русского фронта и вывод России из войны — не была достигнута. План «молниеносной» войны на Востоке провалился — в результате Германия начала упускать инициативу в пользу Антанты…

    До победы союзников было ещё очень далеко, и они, не сумев помочь России, только сами продлили войну (впереди были «мясорубки» на Сомме и у Вердена).

    Всё же в стратегической перспективе положение Германии ухудшилось, ведь затягивание войны было на пользу только Антанте, а никак не Центральным державам. К тому же после уничтожения «Лузитании» в мае 1915 г. США начали готовиться к вступлению войны на стороне Антанты…

    Для России же, к сожалению, колоссальные жертвы, принесенные в Великом отступлении, из-за революций и Гражданской войны в итоге оказались напрасными.

    24d1940a224571524a0bf3eb3c8592b6.jpg

    http://www.stoletie.ru/voyna_1914/ni_patronov_ni_snaradov_335.htm
     
    Дождевой Земляк и Verzond нравится это.
  14. Offline

    Wolf09 Старый Волк

    Регистрация:
    27 фев 2012
    Сообщения:
    31.214
    Спасибо SB:
    121.598
    Отзывы:
    1.934
    Страна:
    Russian Federation
    Из:
    Нижегородская губерния
    Имя:
    Алексей
    Интересы:
    История государства российского
    КРИЗИС ПРОДОВОЛЬСТВЕННОГО СНАБЖЕНИЯ В ГОДЫ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ
    (по материалам Воронежской губернии)


    О причинах революции 1917 г. в России сказано много. Существует большое количество работ, посвященных анализу глубоких социальных корней революционного движения в России. Абсолютное большинство исследователей (как отечественных, так и зарубежных) оценивали крушение самодержавно-монархического строя как закономерный и, по существу, неизбежный итог освободительного движения. При этом роль главного детонатора социально-политического взрыва, случившегося в феврале 1917 г., практически все исследователи отводили продовольственному кризису. Получалось некоторое логическое несоответствие: без продовольственного кризиса падения монархии могло и не случиться. И шансы довести войну до победного завершения были бы не потеряны. Чтобы снять такое противоречие, советские историки старались доказать, что продовольственный кризис в свою очередь был закономерным итогом антинародной политики властей, заинтересованных исключительно в обеспечении прибылей и выгод эксплуататоров всех мастей: помещиков, промышленной и торговой буржуазии. В работах В. Я. Лаверычева, А.Л. Сидорова, A.A. Погребинского, П.В. Boлобуева, Т.М. Китаниной, Д.С. Дякина, В.И. Старцева собран большой фактический материал об экономических трудностях в годы войны. Но основной вывод всех трудов одинаков: иного развития событий при царизме быть не могло, спасти страну от голода и разорения могла только социалистическая революция. После распада СССР историки чаще стали говорить о стихийном характере Февральской революции. Действительно, сохранилось множество свидетельств о том, что падение династии поразило современников своей внезапностью. Ни либеральные, ни революционные деятели (включая В.И. Ленина) в большинстве своем не ожидали такой скорой и оглушительной развязки.

    Стремительный выброс народной энергии в феврале 1917 г. породил немало версий о потаенных пружинах революционного процесса, в том числе о германских проокациях и подкупе. Широкое хождение приняли суждения о таинственном заговоре масонов. Новейшие исследования показывают, что выводы о стихийном характере народного движения в Петрограде сильно преувеличены. При таком разбросе суждений необходимо изучить обстановку в регионах. Без этого нельзя понять подлинные причины кризиса государства на исходе тяжелой войны.

    Не нужно лишний раз доказывать, что мировая война стала тяжким испытанием для народа. Перевод экономики на военные рельсы, массовые мобилизации, колоссальный рост государственных расходов не могли не сказаться на резком ухудшении материального положения народных масс. Между тем в первые месяцы войны положение с продовольственным обеспечением не вызывало больших опасений ни у властей, ни у большинства жителей империи. Русское сельское хозяйство, вставшее со времени премьерства П.А. Столыпина на путь рационального переустройства, неуклонно наращивало свой потенциал. В стране перед войной полностью удовлетворялись внутренние потребности в продуктах питания. Большие объемы зерна (до 800 млн пудов) ежегодно экспортировались на мировые рынки. И в годы войны сельское хозяйство успешно справлялось с повышенными нагрузками. Урожаи военных лет оказались не ниже благополучных показателей мирного времени. Прекращение же хлебного экспорта привело к образованию сверхнормативных запасов зерна, которые к 1916 г. превысили, по подсчетам специалистов, 1 млрд пудов. По оценке современников и исследователей, отмечал П.В. Волобуев, «несмотря на обусловленное войной сокращение сельскохозяйственного производства в стране к весне 1917 г. имелись изрядные запасы хлеба, оставшиеся от богатого урожая 1915 г и среднего урожая 1916 г.». Не испытывавший никаких симпатий к столыпинской политике и к монархии A.M. Анфимов также признавал устойчивость отечественного сельского хозяйства. Даже без учета хлебных запасов Сибири, писал он, «которые были весьма значительными, Европейская Россия вместе с армией до самого урожая 1917 г. могла бы снабжаться собственным хлебом, не исчерпав всех остатков хлеба от урожаев прошлых лет». Известный экономист П.П. Мигулин в начале войны утверждал:

    «Страна земледельческая, Россия, конечно, пострадает вследствие сокращения экспорта своих сельскохозяйственных продуктов. Однако это будет иметь и свою хорошую сторону: названные продукты подешевеют для внутреннего потребления, в то время, как они резко должны подорожать в странах промышленных».

    Положение с продовольствием в Воронежской губ. тем более не должно было внушать опасений. В начале XX в. экономика губернии оставалась преимущественно аграрной, причем значительная часть производимой продукции систематически вывозилась в промышленные районы страны и на экспорт. По вполне достоверным данным губернской земской управы, ежегодный вывоз хлебов из губернии в 1909—1913 гг. превышал их ввоз примерно на 30 млн пудов. Конечно, во время войны воронежским земледельцам пришлось столкнуться с серьезными трудностями. По мобилизациям в армию из губернии ушло около 400 тыс. трудоспособных крестьян. Тем не менее оставшиеся дома труженики справлялись с повышенными нагрузками. Сказались несколько факторов: ощутимый избыток трудовых ресурсов мирного времени, рациональный курс столыпинского землеустройства, использование труда военнопленных. Все 3 предреволюционных года показатели сбора хлебов и картофеля в Воронежской губ. можно признать благополучными. В 1914 и 1916 гг. общие сборы зерновых составили около 110 млн пудов, а в 1915 г. урожай оказался существенно более высоким, чем средний по меркам довоенного времени (около 150 млн пудов). При этом озимых хлебов было собрано свыше 63 млн пудов, яровых - около 72 млн пудов и картофеля - свыше 33.4 млн пудов. Если учесть, что, по расчетам авторитетного в ту пору экономиста A.B. Чаянова, потребительская норма хлебов в губернии составляла 18 пудов на едока в год, то для удовлетворения собственных продовольственных нужд требовалось около 55 млн пудов, из которых горожанам вполне хватало 2 млн пудов. На семена требовалось около 20 млн пудов зерна и картофеля. Следовательно, в губернии должны были оставаться ощутимые товарные хлебные ресурсы (от 35 до 75 млн пудов ежегодно). По словам председателя Воронежской уездной земской управы H.A. Александрова, высказанным в начале 1915 г., «уездное земство пришло к убеждению, что население Воронежского уезда благодаря хорошему урожаю в достаточной мере обеспечено рожью, просом и картофелем, т.е. предметами, которые оно не покупает».

    Располагая общей информацией о достаточности ресурсов, власти поначалу практически целиком полагались на действие привычных рыночных связей. Потребности населения в продуктах первой необходимости обеспечивались свободной торговлей. Но все же определенное регулирование рынка продовольствия и фуража стало применяться с первых дней войны. Для удовлетворения военных потребностей был введен принцип обязательных закупок по фиксированным ценам. Успешное проведение военных заготовок достигалось установлением цены на закупаемое продовольствие и фураж, как правило, несколько превышающей рыночную. Финансовое обеспечение такой операции потребовало усиленной работы печатного станка. Поставками на нужды обороны руководил правительственный орган — Главное управление земледелия и землеустройства, преобразованное вскоре в Министерство земледелия. На местах его представляли особые уполномоченные по закупкам хлеба для армии, получившие право приобретать продовольствие в необходимых объемах. В Воронежской губ. таким уполномоченным стал председатель губернской земской управы и член Государственного совета Российской империи В.Н. Томановский.

    В первые месяцы войны положение с торговлей предметами первой необходимости (хлеб, мясные и молочные продукты, топливо и промышленные товары) беспокойства не вызывало. Об этом свидетельствовали сообщения с мест уездных исправников и руководителей учреждений общественного самоуправления. Однако к началу 1915 г. появились тревожные симптомы: обнаружился заметный рост цен практически на все товары массового спроса. В свободной торговле стали замечаться признаки сбоев, все более широкое развитие приобретала спекуляция. Оптимистический прогноз Мигулина об удешевлении продовольствия на внутреннем рынке оказался несостоятельным.

    Беспокоясь за возможные социальные последствия роста цен, министр внутренних дел H.A. Маклаков направил местным руководителям телеграмму с настоятельной просьбой выяснить причины подорожания предметов первой необходимости и выработать меры по удержанию этих цен «на нормальном уровне». Этот вопрос обсуждался на совещании при воронежском губернаторе Г.Б. Петкевиче 3 февраля 1915 г. Участвовали руководители администрации, земства, управления железной дороги, биржевого комитета и видные торговцы. Из собранной перед совещанием информации следовало, что к началу 1915 г. рост цен был еще не повсеместный. Например, «чрезмерное» (на 25-30%) повышение цен на хлеб, соль, рыбу, топливо и корма было зафиксировано в Землянском уезде. Об ощутимом росте цен 26 января 1915 г. доносил Острогожский уездный исправник. В его уезде до войны пуд ржаного хлеба стоил 1 руб., теперь же - 1 руб. 40 коп. при вполне достаточном урожае. Объяснялось такое положение воздействием внешних причин: размещением в уезде войск, прибытием большого числа беженцев, спекуляциями. Зато в Валуйском и Коротоякском уездах потребительский рынок был спокоен, здесь не отмечалось ни особого роста цен, ни дефицита продуктов.

    Как полагали участники совещания, на рост цен повлияли 3 основных фактора. В некоторых уездах землевладельцы поспешили продать хлеб военным заготовителям еще осенью. Известное количество хлеба закупили и уполномоченные из других губерний, хотя первоначально закупки такого рода допускались только в своих регионах. H.A. Александров отметил, что в его уезде основная причина повышения цен - «сравнительно большая скупка для войск, когда все более или менее крупные землевладельцы весь свой хлеб тотчас же запродали, так что у нас запасов почти не имеется, или очень мало». Второй фактор повышения цены - массированный вывоз хлеба из губернии скупщиками из других регионов. Назван был и третий фактор - начавшееся обесценивание рубля. Крестьяне же стали уменьшать вывоз хлеба на базар «в видах сохранения у себя запасов» на тот случай, если в грядущую весну из-за сокращения рабочих рук им придется уменьшить посевную площадь. И все же общий вывод совещания был обнадеживающим:

    «крайнего недостатка в предметах первой необходимости в данное время в губернии не имеется и, хотя цены на эти предметы постоянно растут, однако чрезмерного их повышения не наблюдается».

    Местные власти с самого начала войны хорошо представляли себе меру социальной опасности, связанную с ростом дороговизны. Еще в сентябре 1914 г. совещание городских голов пришло к заключению о необходимости незамедлительного введения такс, т.е. цен, выше которых продажа не допускалась. Таксы были известны еще с довоенного времени. Формальное право регулирования цен у городских самоуправлений существовало с 1892 г., когда было утверждено особое Установление о народном продовольствии. По закону такое регулирование могло касаться только печеного хлеба и мяса. В Воронеже таксы, причем только на печеный хлеб, впервые были введены 29 ноября 1907 г., скорректированы 4 апреля 1912 г. Тогда были установлены предельные цены на фунт черного хлеба первого сорта - 2.5 коп., второго сорта - 2 коп., белого весового - 3.5 коп. Низкая цена на хлеб, с точки зрения властей, защищала интересы малоимущих слоев населения. Для сравнения можно отметить, что зарплата квалифицированного рабочего составляла примерно 40 руб., а учителя гимназии - 100-120 руб. в месяц.

    С началом войны таксы ввели все города губернии. Но некоторые города, сообщил на февральском совещании губернатор, назначили таксы и на другие товары первой необходимости (соль, спички, керосин, дрова, воду), «так что я был поставлен перед таким положением: или опротестовать это постановление как незаконное, или пропустить; но так как время было чрезвычайное, я решил их все пропустить, и они были за отсутствием протеста подведены под мои обязательные постановления, чтобы гарантировать население от чрезмерного повышения цен». Таксы рассчитывались на основании фактической себестоимости произведенных продуктов и стоимости их доставки на рынки. На протяжении войны таксы росли, но все-таки не так быстро, как того хотелось производителям и торговцам.

    Вторым мероприятием регулирования стал запрет на вывоз из губернии хлеба и других жизненно важных продуктов до выполнения казенных закупок. Такое право губернаторы получили в середине февраля 1915 г. и сразу же стали им пользоваться. Уже 17 февраля губернатор Петкевич издал обязательное постановление о запрете свободного вывоза из губернии овса до 1 мая 1915 г., а спустя 5 дней запрет был распространен на вывоз зерновых продуктов, муки, фуража. Право на вывоз сохранили только представители казенных и общественных учреждений, снабженные специальными разрешениями. Но это мероприятие имело крайне негативные последствия. Оно ощутимо повлияло на расстройство частной торговли, при этом государственная система снабжения не вводилась. Как справедливо отметила Т.М. Китанина, «страна подверглась искусственному делению на ряд "уделов", слабо связанных в хозяйственном отношении действиями военной администрации».

    Принятые меры оказались недостаточными. Цены весной и летом 1915 г. продолжали упорно расти. К концу первого года войны стало ясно, что административные методы их сдерживания начинают порождать дефицит и развитие черного рынка. Спекуляции предметами первой необходимости приобретали все более изощренный характер. Таксы сплошь и рядом нарушались, а действенного контроля над торговлей администрации установить не удалось. Особенно болезненно рост цен сказывался на положении малоимущих городских слоев, отчасти интеллигенции и даже мелкого чиновничества, чьи доходы явно не успевали за ростом цен. Страхи по поводу возможных акций социального протеста становились все более реальными, поэтому городское самоуправление летом 1915 г. решило усилить свою активность в этом направлении и выступило с инициативой организации собственной продажи продуктов без торговых наценок. Для этого управа решила открыть особые лавки, предварительно закупив продовольствие на собственные средства. Иначе говоря, управа решила выйти на рынок продовольствия в качестве самостоятельного игрока и попытаться сбить цены. К такому решению воронежские руководители пришли после проведенного в Москве в апреле 1915 г. съезда Всероссийского городского союза. На нем они узнали, что первой к самостоятельным продажам населению предметов первой необходимости приступила Московская городская дума, выделившая на зги цели 3 млн руб. В соответствии с решением городской думы от 14 октября того же года уполномоченные управы закупили за пределами губернии 176 вагонов ржи и 9 вагонов пшеницы. Заготовленное зерно было направлено на городские мельницы, а затем поступило в продажу по заготовительной цене в зависимости от сорта от 1 руб. 40 коп. до 2 руб. 80 коп. за пуд. Вскоре такие же операции были проведены с солью и сахаром. Для закупок городской управе пришлось брать кредиты, но объем их был невелик, кроме того, по мере реализации товаров, деньги возвращались в городскую казну.

    Местные деятели назвали такую акцию «муниципализацией» торговли. Поначалу администрация оценила эту акцию городской думы как весьма позитивную. Отмечая реакцию населения, начальник ВГЖУ 16 декабря 1915 г. информировал губернатора:

    «По полученным во вверенном мне управлении негласным сведениям попытки Воронежского городского самоуправления продавать по нормальной расценке муку бедной части населения встречены с некоторым удовлетворением как первые шаги в борьбе с торговыми спекулянтами, но в то же время вызывают критику в том смысле, что ничего пока не предпринято в смысле контроля, дабы мука эта попадала в руки действительно нуждающихся, а не кулаков-спекулянтов, кстати очень и открыто недовольными этими начинаниями управы».

    «Муниципализация» оказалась и недолговечной, и не безупречной. Городская управа не смогла обеспечить должного порядка при организации торговли через свои лавки. Дешевая мука часто попадала в руки совсем не тех, кому она предназначалась. Обеспокоенный губернатор 21 декабря 1915 г. направил в адрес городского самоуправления письмо, в котором советовал городской управе подумать о применении карточной системы. Примечательно, что одновременно с продовольственными трудностями стали расти политические амбиции городского самоуправления. В конце ноября 1915 г. Воронежская дума приняла решение о создании продовольственного комитета, в состав которого планировалось ввести кроме думцев гласных уездного и губернского земств, других компетентных лиц. Предполагалось, что такой комитет должен был стать параллельным органом власти и сосредоточить в своих руках все дело снабжения. Однако губернатор запретил эту инициативу как явно противоречившую закону о городском самоуправлении.

    К весне 1916 г. продажа продуктов в лавках городской управы приостановилась. Воронежский полицмейстер С.К. Булыгин поспешил проинформировать губернатора о том, что у него появились сведения о нечистоплотных замыслах:

    «По имеющимся у меня сведениям, Воронежская городская управа прекратила продажу жителям города муки, по-видимому, с целью дать возможность усиленно поторговать мучным торговцам, которые почти все состоят гласными думы».

    Жители города крайне возмущены, писал полицмейстер, так как среди них упорно циркулируют слухи о том, что перед Пасхой торговцы хотят взвинтить цену муки до 7-8 руб. за пуд. На этой почве, предупреждал начальник полиции, возможны массовые беспорядки. Разгневанный губернатор потребовал от полицмейстера немедленно представить доказательства преступных действий членов городской управы, однако признаков сговора гласных полицмейстеру обнаружить не удалось. Городская управа развесила плакаты с объявлением, что продажа муки приостановлена ввиду исчерпанности запасов. Но эпизод этот очень красноречив: коронная администрация и общественное самоуправление и в условиях войны продолжали давнее соперничество. Заложником в таком противостоянии мог быть только народ.

    При ограниченном предложении купить хлеб было сложно, но даже успешная покупка еще не гарантировала успех дела. Представители городской управы не могли своевременно доставлять закупленный хлеб из-за острого дефицита железнодорожных вагонов. На заседании городской думы 26 ноября 1915 г. горячо обсуждалась проблема доставки закупленной в Ростове-на-Дону пшеницы. Управляющий Юго-Восточной железной дорогой поначалу уверял, что вагоны будут даны, но когда руководители управы показали телеграмму своего уполномоченного о том, что вагонов для доставки пшеницы из Ростова не дают, «местное железнодорожное начальство пожимало плечами и кончилось дело тем, что на последнем заседании у губернатора пришли к заключению, что без подкупа мы вагонов не получим». В итоге уполномоченному пришлось дать «широкие полномочия» (т.е. деньги на подкуп. - М.К), и 40 вагонов пшеницы в Воронеж все-таки прибыли. Столь откровенное проявление коррупции, да еще в условиях войны, наглядно свидетельствовало о подрыве авторитета государственной власти.

    В январе 1916 г. воронежский губернатор М.Д. Ершов снова созвал совещание местных руководителей и деловых людей. Предметом обсуждения вновь стали вопросы устранения дефицита продуктов и борьбы с дороговизной, а поводом для созыва телеграмма министра внутренних дел, на сей раз А.Н. Хвостова, отправленная руководителям центральных губерний России 1 января 1916 г. В ней министр сообщал об обеспокоенности монарха разгулом спекуляции на внутреннем рынке. Николай II считал, что действия торговцев и предпринимателей можно расценить как непатриотические. Участники встречи констатировали продолжение роста цен на предметы первой необходимости. Так, в Бобровском уезде пуд пшеничной муки второго сорта стоил до войны 1 руб. 30 коп., теперь его цена поднялась до 3 руб. 50 коп., т.е. более чем в 2 раза, цена пуда подсолнечного масла поднялась с 5 руб. до 8 руб. 80 коп., пуда керосина — с 1 руб. 65 ком. до 2 руб. 60 коп., соли с 35 коп. до 50—55 коп. и т.п. Сильно выросли цены на мясные продукты. Из г. Валуйки сообщали, что «повышение цен распространилось положительно на все предметы потребления, главным же образом чрезмерно повысилась цена на предметы, перевозимые по железной дороге». H.A. Александров сообщил о следующей динамике цен в Воронежском уезде: пшеничная мука первого сорта подорожала с 2 руб. (довоенный уровень) до 3 руб. 80 коп., подсолнечное масло - с 4 до 8 руб., сахар с 16 коп. за фунт до 22-27 коп. Информация аналогичного содержания шла на этот раз из всех уездов.

    Как видно из приведенных данных, цены на основные продукты выросли в губернии весьма существенно, в 1.5—2.5 раза. Но правильная оценка тяжести роста цен возможна лишь при сопоставлении их с уровнем доходов населения. В июне 1916г. в составе правительства появилось новое ведомство - Особый комитет для борьбы с дороговизной, который возглавил кн. Н.Л. Оболенский. Он немедленно запросил сведения об изменениях в оплате труда на территории губернии. По полученным канцелярией губернатора данным дневные заработки отдельных категорий работников в Воронеже выглядели следующим образом: землекоп в июне 1914 г. получал 1 руб. 20 коп., а в июле 1916 г. - 3 руб.; кузнец - 1 руб. 40 коп. и 4 руб.; маляр - 1 р. 50 коп. и 3 руб.; печник - 2 руб. и 4 руб.; плотник - 1 руб. 40 коп. и 3 руб.; столяр - 2 руб. и 4 руб.; токарь - 2 руб. и 4 руб.; слесарь - 1 руб. 75 коп. и 4 руб.; чернорабочий / женщина - 65 коп. и 1 руб. 25 коп.; малолетний - 50 коп. и 1 руб. 50 коп. соответственно. По данным Воронежской ремесленной управы в хлебопекарной промышленности до войны заработная плата подручного рабочего составляла 15 руб. в месяц, а в сентябре 1916 г. - 40 руб., мастера - 30 и 75 руб.; булочного мастера - 40 и 100 руб. соответственно. До войны сапожник получал за изготовление пары штиблет 2 руб., а пары сапог - 3 руб., теперь же за пару штиблет он получал 5 руб., а за пару сапог - 6 руб. Как видно, рост заработной платы у этих категорий работников до лета 1916 г., в общем, соответствовал росту цен. Примерно такая же картина наблюдалась (с небольшими колебаниями) и в уездах. Только в Нижнедевицком уезде из-за отсутствия спроса на труд заработки выросли незначительно, примерно на 25-40% (например, у плотника с 1 руб. 20 коп. до 1 руб. 60 коп.).

    Очень заметно выросли заработки сельскохозяйственных рабочих. По сообщениям земских управ в середине сентября 1916 г. дневные заработки пешего батрака поднялись за время войны с 60 коп. до 2 руб. 50 коп., конного - с 1 руб. 10 коп. до 5 руб. («в отдельных же случаях, как, например, по Рогачевской волости, цена доходит до 4 руб. пешему и до 14 руб. конному». Понятно, что работу еще надо было найти, а в условиях войны сделать это было непросто. Поэтому для многих жителей, но особенно горожан рост дороговизны был крайне обременительным.

    Многие участники совещания отметили, что торговцы и предприниматели нередко создавали искусственный дефицит и, пользуясь этим, получали чрезмерные барыши. Видный торговец С.В. Типцев, например, заявил, что необходимо найти способы ограничения подобных сверхприбылей. Я предлагаю, говорил он, «ограничить пользу промышленности и торговли не более как 50%». На удивленные реплики из зала по поводу величины таких доходов Типцев заметил, что «в настоящее время некоторые промышленники берут 300, 400 и даже 500%». Опытный купец хорошо знал положение дел и будучи разумным предпринимателем, предлагал строго наказывать дельцов, готовых, не считаясь с войной, гнаться за бешеной наживой.

    Оживленный интерес на совещании вызвал вопрос об отношении крестьян к ценам на продовольственном рынке. Вплоть до столыпинских преобразований общинное крестьянство было в массе своей заинтересовано в сохранении низких цен на хлеб. Такое, внешне противоестественное отношение самых массовых производителей зерна к ценообразованию объяснялось натуральным характером экономики общинного крестьянства. Осенью крестьяне должны были погашать разнообразные задолженности по налогам и повинностям, а весной не менее половины из них даже в благополучные годы покупали недостающий для пропитания хлеб. Низкие цены позволяли крестьянам реализовать главную цель их трудовых усилий — обеспечить жизнедеятельность собственных семей.

    Январское совещание констатировало, что отношение крестьян к ценообразованию за время войны изменилось самым радикальным образом. Целевые установки крестьянской экономики стали прочнее связываться с рыночной конъюнктурой. Главной задачей крестьянина становилось повышение доходности хозяйства. Участвовавший в работе совещания коммерсант И.В. Мещеряков обратил внимание на то, что укрепление материальных возможностей крестьян стало следствием резкого повышения спроса на их продукцию. В мясе, масле, яйцах, молоке и других продуктах нуждаются горожане, армия, многочисленные беженцы. Последних в Воронеже собралось до 80 тыс. В таких условиях у крестьян стали быстро укореняться рыночные подходы. Тяготы военного времени заметно повысили стоимость крестьянского труда. «Теперь крестьянин, который имеет лошадку, зарабатывает 6-7 рублей в день, и таким образом нам от них ждать дешевых цен не приходится». За этими сетованиями Мещерякова скрывался факт драматического и давнего антагонизма интересов города и деревни. На протяжении десятилетий пореформенного развития низкая доходность земледельческого труда являлась одним из решающих источников накоплений, необходимых для роста молодой российской индустрии. Но чрезвычайные обстоятельства военного времени неожиданно и круто изменили положение дел. Не без доли социального эгоизма крестьянство считало, что оно продуктами обеспечено, а городские потребители теперь расплачивались за долгую экономическую дискриминацию деревни.

    До войны и до проведения аграрных реформ большинство воронежских крестьян испытывало острый недостаток денег. Теперь же положение изменилось самым радикальным образом. «Вы, может быть, помните, — горько шутил городской голова Воронежа Г.А. Пуле, — что французский король Генрих IV мечтал о том, чтобы каждый его подданный раз в неделю имел курицу в супе». У нас, сейчас, заявил Пуле, «каждый крестьянин может каждый день кушать не только курицу в супе. Мы слышим, как на базаре крестьянин говорит: не дашь мне за индейку 5 руб., я сам ее дома съем. Значит, он может кушать не только курицу, но и индейку».

    Пуле считал, что основную причину продовольственных трудностей горожан и быстрого ухудшения социально-политической ситуации надо искать в просчетах правительства, допустившего расстройство нормального товарооборота. О вреде чрезмерного и при этом избирательного контроля властей говорил и H.A. Александров. «Цены, - подчеркнул он, - повышаются исключительно в городе Воронеже, все регулируется в городе, и к этому чутко прислушивается деревня». Председатель уездной управы привел колоритный пример:

    «Не далее как вчера один из священников рассказывал, как он поехал в Усмань, где продавались поросята по три рубля, ему показалось дорого, он поехал в Воронеж, но оказалось, что в Воронеже они 6 рублей, и когда он вернулся, уже этих поросят продавали по 6 рублей».

    Участники совещания сочли, что социальную ситуацию осложнила попытка сдерживания цен на продовольственные товары в то время, как цены на промышленные товары ничем не ограничивались. «Не соображаясь ни со стоимостью товара, не соображаясь с теми этапами, которые нужно было пройти, — заявил профессор Воронежского СХИ Н.П. Макаров, - эта такса, нарушившая обычный товарооборот в стране, разрушила более или менее правильную организацию передачи товара». Крестьяне попросту не желали продавать свою продукцию по фиксированным ценам.

    На совещании много говорилось о том, что общее ухудшение экономического положения в губернии парадоксальным образом сочеталось с заметным ростом денежных доходов крестьянства. В одном только Коротоякском уезде (одном из самых малых в губернии) крестьянам за 1.5 года войны было выплачено около 1.5 млн рублей в качестве ежемесячных субсидий за ушедшего на фронт призывника. Такие пособия от казны семьи мобилизованных получали по закону 25 июня 1912 г., в соответствии с которым каждый член семьи мог рассчитывать на денежное пособие в размере стоимости 1 пуда 28 фунтов муки, 10 фунтов пшена, 1 фунта постного масла и 10 фунтов соли, причем это пособие выдавалось не только на членов прямой семьи, но и на отца, мать, деда, бабку, а также братьев и сестер, если эти лица содержались трудом призванного. На детей младше 5 лет пособие выдавалось в половинном размере.

    Кроме этого, около 1 млн руб. крестьяне сэкономили из-за введения в России с августа 1914 г. запрета на продажу крепких спиртных напитков. Деревня, по многочисленным свидетельствам современников, в те месяцы воины отрезвела , что, естественно, не могло не улучшить ее финансового благополучия. По точному наблюдению современного исследователя, для многих крестьянок военное лихолетье обернулось еще одним парадоксом: в их семьях наступил покой, а возросшие денежные остатки порождали чувство небывалой прежде комфортности. «Как признавались сами солдатки, до войны мужья часто пропивали деньги, одаривая их лишь иногда чаем да шелковым платочком. Теперь же, в военные годы, они сами могли решать, как и куда тратить деньги»... В этих условиях понятными становятся слова одной из солдатских жен, услышанные корреспондентом «Тамбовского земского вестника» в августе 1916г.: «Мы теперь воскресли, свет увидели. Дай, Господи, чтобы война эта подольше прошла». Конечно, на такое экстравагантное пожелание могла отважиться лишь самолюбивая натура, да и то, видимо, сгоряча. Но сам по себе факт такого настроения очень показателен. Есть основания говорить, считает современный историк, «о налаженной социальной политике государства по отношению к крестьянскому населению в годы Первой мировой войны. В некоторых случаях эти правительственные меры можно даже назвать скорее неразумными затратами, учитывая появление иждивенческих настроений в крестьянской среде». Почва для таких настроений была и в Воронежской губ.

    Январское совещание так и не выработало программы борьбы с дефицитами и с ростом спекуляции. В 1916 г. негативные тенденции в экономике губернии продолжали нарастать. Между тем настроения людей вызывали у местных властей растущее беспокойство. О тревожных диспропорциях в материальном положении населения губернии сообщал, например, подполковник П.А. Зякин, помощник начальника губернского жандармского управления по группе северных уездов в донесении начальнику ГЖУ от 26 апреля 1916 г. Касаясь материального положения крестьян, он отмечал «полное, редкое благополучие, выразившееся в том, что местные ссудо-сберегательные кассы вследствие переполнения деньгами не принимают новых вкладов». Согласно данным подполковника, «многие крестьянские семьи, получая по несколько пайков, делают большие сбережения. В уездах Коротоякском, Задонском и Землянском у весьма многих крестьян стоят скирды хлеба из урожая прошлого года не обмолоченными, что является прямым показателем полного достатка и отсутствия нужды в сбыте хлеба». Но, констатируя значительные денежные накопления крестьянства, подполковник все же уточнил свое суждение о «редком и полном» благополучии деревни: «Дороговизну продуктов крестьяне испытывают далеко не так, как городские обыватели и другие сословия; крестьяне на все продукты, ими обрабатываемые, подняли цены и несут бремя высоких цен только на те продукты в своем обиходе, которые сами не выделывают». В то же время горожане, особенно малоимущие, отмечал Зякин, испытывают тяжелые лишения.

    О том, что сельское население успешнее городского справляется с тяготами военного времени, говорилось в конце 1916 г. на очередной сессии Воронежского губернского земского собрания. Война заставила быстрее искать пути рационализации аграрного производства. Сельские хозяева губернии только в 1916 г. заказали машин почти на 4 млн руб. Одновременно земцы с горечью констатировали, что возникшие во время войны проблемы с товарообменом вызваны плачевным состоянием отечественной обрабатывающей промышленности. «Война, — говорилось в земском докладе, — показала, как бедна Россия, несмотря на громадные природные богатства ее. Небольшие запасы фабрично-заводских продуктов, в значительной части своей заграничного происхождения, быстро были израсходованы, и население оказалось лишенным самых необходимых товаров, вроде кожи, мыла, свечей, сахара, красок, чернил, бумаги, спичек и т.д.» Закончится война, сетовали земские экономисты, «и если жизнь не будет построена по-новому, нагрянут в Россию иностранцы: американцы, англичане и, конечно, немцы. Снова наступит то или иное "засилье", в действительности засилье нашей косности и отсталости... Опять русское сырье высокого качества будет отдано иностранным предприятиям внутри и вне России, а за это русские потребители получат второсортные фабрикаты за тройную цену».
     
    ohranik нравится это.

Поделиться этой страницей