д.Камышкино до 1917г. относилась к Волочковской волости Сычевского уезда, в 1939г. это территория Зимовского сельсовета Андреевского района Смоленской области, в настоящее время - Новодугинский район. По рассказам жителей деревни Камышкино "Деревни Камышкино и Рябцево, что в верховьях Днепра, делила речка разлучница. Речка сама по себе пустячная: тоненький, робко прыгающий по камешкам ключ. Однако извилисты и круты ее склоны, сварлива и недоступна она в весеннюю водополь. Рождается ручеек тут же, на грани двух деревень: выбился из земли сдвоенный сверкающий родничок. Холодна и прозрачна напористая тугая струя. Когда я был маленьким, ключ величали Гремучим. Впрочем, и мать моя. и отец всегда помнили его под тем же названием. И никто не знает, не ведает, откуда у ключа столь звучное имя, если тихо и мирно возник он средь цветущих лугов. Из рябцевского источника пили всегда. Если бы у него имелась некая волшебная сила — оживлять в своем серебряном зеркале невозвратно отшумевшие годы, то, засмотревшись в стеклянную гладь, вы увидели бы усталых пахарей в лыковых лаптях, бородатых прасолов с гуртами скота, шумных цыган, оберегающих конские табуны. Туманилась в небе звездная пыль, и зеленые светила будто устилали далекое дно. Мир и покой царствовали вокруг. Ничто, казалось, не предвещало этой земле тяжких испытаний... Но в грозовом сорок первом пахнуло с запада едкой пороховой гарью. Провинились заревами июльские ночные дали, звучали в сводках Информбюро совсем близкие города: Пречистое, Духовщина, Ярцево. В Рябцеве и Камышкине немцы появились восьмого октября. Длинные машины и пятнистые танки долго ползли по днепровским откосам. Солдаты в глубоко надвинутых касках рушили избы, жгли деревни: отблески пожарищ постоянно мерцали в светлом зеркале родника. Стар и млад с надеждой обращали свой взор на восток, туда, где в двухсоткилометровой дали полыхала Московская битва Зима сорок второго выдалась лютой. Глубокий снег устлал волнистые поля Приднепровья. Температура падала до тридцати. И вот 21 января звонким морозным днем хлынули через Днепр стремительные лыжные роты. Наши пришли с запада, от Великих Лук. прорвавшись с тяжелыми многодневными боями. Сюда, в глубокий коридор между Белым и Оленино вошла армейская группа генерала П.А. Белова, части 39-й армии и одиннадцатый кавалерийский корпус. Огненная черта пересекала заснеженный Днепр у Рябцева и Камышкина. Два месяца отдыхала здесь на время приумолкшая война до того зыбкого мартовского рассвета, когда явились в Камышкино гитлеровские разведчики. Пришло их пятеро, все на широких полированных лыжах, а унес ноги только один: четверо остались лежать у сараев. В полдень со стороны Караваева по отлогому гладкому взгорку кинулись фашисты в карательную атаку: плотные цепи волнами выкатывались из дальнего березняка. Путь врагу преградили пятнадцать бойцов. В Камышкине до нынешних дней, словно былину, передают молодым рассказ о том мартовском дне. Помнят: было у ребят всего два пулемета— «Максим» да ручной «Дегтярев», руководили боем лейтенанты Бардин и Выдрин, а лыжным отделением командовал отчаянный, оставшийся неизвестным сибиряк. Сражались солдаты в полуверсте от ключа и. говорят, «поили» пулеметы хрустальной родниковой водой. И, знать, таилась в этом соке земли некая великая сила: сдержали гвардейцы отчаянный натиск. Поредевшие цепи, огрызаясь, откатились назад, оставив на покрасневшем снегу триста распластанных трупов. Всю ночь таскали гитлеровцы убитых. Наши бойцы тоже хоронили товарища. Кто был он — из деревни иль из города, смолянин ли сибиряк? — сейчас уж неведомо. Но память о нем, о безымянном герое не тускнеет с годами. Трудные военные тропы увели вскоре знакомых бойцов. Покидая деревню, с наслаждением пили они «на дорожку» воду ключа, наполняли белые фляжки. Побывали в Камышкине и другие, не менее хорошие парни. Их образы тоже сберегла цепкая людская память: лейтенант Цыбульский, старшина туляк Николай Леонов. Уже давно за сорок тогдашним деревенским мальчишкам, чьи сердца полонил москвич Иванов. Был он красив и статен — белое лицо, черные брови, густой волнистый чуб. Носил лихо сбитую набок кубанку, форма словно влитая сидела на нем. Командовал лейтенант взводом, и о храбрости его говорили вокруг. Ходил непременно с верным замполитом — казахом. И еще запомнился бывшим мальчишкам общительный татарин Костя — рядовой смешливый боец. Веселый лейтенант, казалось, и думать не мог о трагичном. А между тем она пришла, та большая беда. В «Истории Великой «Отечественной войны» есть строчки: «Немецко-фашистское командование, стремясь отвлечь резервы Красной Армии с южного (участка фронта и улучшить положение группы армии «Центр», 2 июля (1942 г.) развернуло наступление против войск 39-й [армии Калининского фронта, зажимавших выступ в районе города Белого...» Строки эти относятся к нашим местам... ...Тихий , летний рассвет взорвался грохотом мин и трескотней автоматов. Против крошечного гарнизона враг бросил целую часть. Лейтенант Иванов берегом ручья отходил к Днепру. Он расстрелял диск и отшвырнул автомат. Оборонялся пистолетом. — Взять живым! — надрывно вопил немецкий офицер, и вскоре сам упал, захлебнувшись кровью... Вражья мина настигла Иванова возле гремучего ключа. Падая в сочную луговую траву, может быть, вспомнил он, что еще вчера черпал здесь жгучую светлую воду. А возможно, пригрезился лейтенанту какой-нибудь свой родник, вот с такой же кристальной водой и склоненными над ним девичьими лицами. Но скорее всего ни о чем не подумал, потому что не успел. Три дня и три ночи лежал он на цветущем откосе. Склонялись над телом белые ромашки, и волосы гладил ветер... Сельчане убрали наших павших бойцов, и москвича похоронили тут же у рябцевского ключа. Доныне это скорбное место зовется могилой лейтенанта, хотя прах его давно покоится на большом братском кладбище.. Гремучий ключ, как и прежде, разлучает Камышкино с Рябцевом. Прошлым летом я вновь побывал в этих местах.. Любовался просветленной землей, размышлял о настоящем, прошлом и будущем. На севере, там, где, туманится лесной окоем, огненным семицветьем пылала веселая радуга, а к югу, под белогрудыми облаками, убегала высокая рожь. Ячменем и клевером засеяно ратное поле: ничто не напоминает здесь теперь о трагических днях.» Лишь иногда звякнет под ногой позеленевшая гильза да в темной канаве увидишь истлевшую каску. И, видать. не огрубила война сердца людей, живущих у рябцевского родника, если расписал один из них свою избу синими колокольцами да золотыми подсолнухами. Заново узнавал я знакомые с детства селения. Вот осененное кронами вековых лип Нахимовское. Трепетная дымка окутала Настасьино, Белоусово. Юдина В солнечной дали мысленно угадываются Хмелита, Пигулино Белый Берег. Сколько вокруг деревень, подумалось мне, и у каждой своя боль, своя легенда, свои герои окропившие землю горячей кровью. Пусть же вечно живет их подвиг в наших сердцах." Несколько бойцов остались лежать в Камышкино. Но нет их имен в базе обд-мемориал. Кого и куда перезахоронили?
Даа...а теперь стоит Камышкино и хлопает пустыми глазницами...дома рушатся,а вокруг поля и мелиорация и бывшие жители переехали либо на кладбищев Зилово либо в Нахимовское,частенько проезжаем мимо..
