Архивные интересности

Разбирая фонды Смоленской городской управы, создаётся впечатление, что основной задачей смоленского городского самоуправления было добывание денег. Из любых источников, и желательно в наибольшем количестве. Немаловажную роль в этом деле играли принадлежащие городу лесная дача «Чёрный Бор» и пустошь Пронино. Уже с конца 60-х годов участки в лесной даче сдавались в аренду крестьянам окрестных деревень, принося городской казне стабильный доход. Крестьяне из Пронино, Шеломца, Соколово (Бурая), Гвоздово и Борка использовали арендованную у города землю под дополнительные посадки хлеба и картофеля, для выпаса скота, за отдельную плату косили сено в Чёрном Бору. Но на беду вскоре оные крестьяне стали относиться к лесной даче как к своей собственности.

Пока самое раннее донесение о незаконной порубке леса в даче «Чёрной Бор» которое найдено мною относиться к 24 октября 1884 года. Смотритель городских дач Иван Бойков рапортом докладывает городской управе, что в лесной даче «Чёрный Бор» работники смоленского купца Степана Макаровича Щербакова 18 октября срубили аж 120 корней. Из них 50 берёзовых толщиной в 2 вершка, 40 осиновых толщиной в вершок с третью, 30 ольховых толщиной в полтора вершка. Смоленская городская управа оштрафовала купца Щербакова на 2 рубля 40 копеек серебром, оговаривая, что при невнесении денег в городскую казну против купца будет возбуждено судебное разбирательство. Надо сказать, что купец проникся и внёс в управу 3 рубля, которые были записаны в приход и причислены к городским доходам.

В ноябре 1884 года в Смоленске были расклеены печатные объявления. Смоленская городская управа, что в её присутствии 13 декабря состоятся торги на отдачу в содержание статей, показанных в росписи городских доходов 1885 года. А именно: кирпичного завода, что за церковью Гурия, Симона и Авивы, бывшего в содержании у купеческого сына И.Н. Папкова; кирпичного завода на Покровской горе, состоявшего в содержании у купца Н.В. Ефременкова; земли в даче «Чёрный лес» и пустоши Пронино; земли состоящей за Московской заставой, бывшей в содержании у мещанки Д.М. Пашутиной; мест отводимых под качели, балаганы и другие заведения, во время народных гуляний; участка земли в даче селения Рачевки; снятия травы в городском саду Блонье; городских весов и мер; 4-х лавок, состоящих по правую сторону Санкт-Петербургской улицы; 3-х лавок по левую сторону той же улицы; 4 мест и 4 лавок в табачном ряду; 20-ти лавок в мясном ряду; беседок в городском саду Блонье и за Днепром на бульваре; харчевни на Базарной площади в 3-й части города; питейного дома близ краснинской заставы, содержимого мещанином В.С. Пирожковым. Желающие участвовать в торгах приглашались в городскую управу. Торги назначены были окончательными без переторжки.

Большую часть земли в «Чёрном бору» и пустоши Пронино много лет арендовали крестьяне деревнь Пронино и Борок. В том же 1884 году пронинские жители подали в городскую управу прошение о восстановлении заросших межевых знаков. По которым определялась арендованная земля каждой деревни в пустоши Пронино и Чёрном бору. Жаловались мужички, что жители Бурой (Соколово) и Борка, пользуясь отсутствием межевых знаков занимают ту землю, которая по договору аренды отходила к Пронино. Ну а пока о безобразиях окрестных пейзан в лесной даче. Февраль 1890 года. Лесной сторож Никита Богданов при обходе дачи «Чёрный лес2 обнаружил поруб неподалёку от деревни Шеломец. В понятые лесной сторож взял десятника этой деревни Трофима Ефимова и крестьянина Василия Яковлева. Эта компания насчитала 32 берёзовых пня толщиной от 2-х до 3-х с половиной вершков (примерно от 9 до 16 см.). При проведении дознания в Шеломце несколько крестьян указали, что порубили берёзы трое: Симон Иванов, Дмитрий Васильев и Василий Иванов. Оные крестьяне были вызваны в городскую управу для разбирательства.

Добирались до городских лесных дач и порубщики из-за Днепра. Так в порубке 100 сосновых брёвен был уличён крестьянин деревни Кловка Ефим Лавров. Никита Богданов доставил его в городскую управу.

Редко, но случалось, что крестьяне закон блюли. Некто Ананий Иванов получил от управы разрешение на вырубку кустарника в Чёрном бору на одной десятине леса в ответ на своё заявление и уплаченные 2 рубля. Следить за соблюдением площади вырубленных кустов был поставлен всё тот же лесной сторож Никита Богданов.

В апреле 1890 года некто Семён Александрович Шевелёв, дворянин, проживающий в Смоленске по Воскресенскому переулку в собственном доме Смоленскую городскую управу озадачил. В своём прошении на имя городского головы Александра Платоновича Энгельгардта Шевелёв просил передать ему в аренду на 30 лет сто десятин земли (около 109 гектаров) в лесной даче «Чёрный бор» неподалёку от деревни Дубровенки за цену, которую управа найдёт для себя приемлемой. Писал Семён Александрович, что имеет желание, расчистив место аренды от леса, возвести там маслобойный завод, а также другие строения разного назначения. Созданная городской управой по этому делу комиссия нашла, что для интересов города более выгодно сохранить лес лесной даче «Чёрный бор» в неприкосновенности. Шевелёву через Смоленское полицейское управление было доведено о невозможности уважения его ходатайства.

Но, как говориться, чем дальше в лес, тем толще партизаны. Сбегать в Чёрный бор по дрова стало у окрестных крестьян в порядке вещей. А потом в пивной ли лавке, в городском трактире или кабаке похвастать своей удалью. И к началу века 20-го строевой и дровяной лес воровали из лесной дачи что называется кубометрами. Пришлось Смоленской городской управе озаботиться защитой лесных богатств города. Дело решил новый городской голова Борис Петрович Рачинский. А началось всё вот так…

25 августа 1906 года, исполняющий обязанности урядника Катынской волости И. Кореневский проезжая по Пронино, обнаружил в одном из дворов сосновые брёвна. На спрос хозяин дома только мычал да пожимал плечами. Пробежался урядник по другим дворам и на время впал в ступор. На каждом дворе в Пронино лежало по несколько десятков брёвен хорошего строевого леса. Создавалось впечатление, что крестьяне в едином порыве решили перестроить деревню. Рапортом Кореневский доложил о ситуации приставу 1-го стана Смоленского уезда, а тот переправил сведения в городскую управу. Уполномоченный управой городской лесничий Михаил Иванович Гуторов обследовал лесную дачу «Чёрный бор» и представил земскому начальнику иск о взыскании с крестьян деревни Пронино Катынской волости Смоленского уезда двойной стоимости за порубленный лес. Земский начальник решил дело в пользу города. Вы думает наложенный штраф остановил пронинских?

Уже в ноябре от лесничего Михаила Гуторова и лесного сторожа Никиты Богданова в управу приходит новый акт. Теперь пронинские озаботились заготовкой дров на зиму. За счёт города Смоленска в лесной даче Чёрный бор. У крестьянина Владимира Фёдорова на дворе обнаружено 6 берёзовых брёвен обхватом от четырёх вершков, у Луки Терентьева 5 таких же брёвен. И дальше прямо по посемейному списку деревни Пронино:

Павел Романов 5 брёвен, Роман Леонов 24 бревна, Семён Тихонов 20 брёвен, Осип Фёдоров 20 брёвен, Никита Фёдоров 20 брёвен, Яков Фёдоров 30 брёвен, Еромолай Терентьев 15 брёвен, Ефим Семёнов 7 брёвен, Иван Семёнов 30, Егор Иванов 30, Андрей Иванов 15, Илья Егоров 20, Мерка Парфёнов 1 бревно, Варфоломей Фролов 20, Лаврен Тимофеев 20, Евдоким Харитонов 20, Георгий Харитонов 20, Пётр Тимофеев 20, Семён Савельев 20. Из всех деревенских выделился только Михаил Филиппов, который вместо берёзы спилил двадцать штук осин.

Уездный суд, штраф в двойном размере стоимости. А Борис Петрович Рачинский выносит на рассмотрение Смоленской городской думы проект решения о создании в лесной даче «Чёрной бор» лесной стражи в составе конных объездчиков и пеших обходчиков. Дума решение одобрила, и под команду главного лесничего города поступают первые кандидаты: Кондратий Семёнович Качанов, Василий Яковлев. Уже 22 января член Управы Квасков пишет рапорт о расширении штата лесных сторожей и о приёме на работу ещё двоих: крестьянина деревни Боровой Хохловской волости Фёдора Анисимовича Боденкова и, только не смейтесь, крестьянина деревни Пронино Катынской волости Иллариона Тимофеева. Иллариона взяли в лесную стражу так как он в отличие от братца своего Петра он ни разу не фигурировал в протоколах о незаконной порубке.

Первые объезды лесной дачи и пустоши Пронино начались уже в конце апреля 1907 года. И тут столько всего интересного выяснилось, что у городского головы и членов управы волосы шевелились даже в подмышках. Не имевшие возможности оплатить аренду земли в Чёрном бору крестьяне окрестных деревень Катынской волости и Верховской волости Поречского уезда пользовались городской землёй в наглую. В лесу на просеках пасли скот, косили сено, на полях распахивали участки под посев яровых и озимых. Да и жители Пронино нет-нет, да и прирежут к своей арендованной земле десятину другую. Крестьяне из деревни Шеломец летом 1907 года скосили городские луга, вывезя в деревню более 110 возов сена. Управа отправила в лесную дачу городского землемера для обмера незаконно засеянных участков. В то же время до крестьян через полицию было доведено, что до уборки урожая их не допустят, если не будет оплаты в городскую казну. Стоимость десятины ярового хлеба была установлена городским головой Борисом Рачинским в 45 рублей, озимого в 35 рублей.

7 июля 1907 года лесные сторожа принесли присягу в присутствии Смоленской уездной земской управы. Священнику, принимавшему присягу, был заплачен один рубль серебром из сумм городской казны. Помимо прочих обязанностей лесным сторожам было вменено доводить под расписку до жителей окрестных деревень решения городской управы и приговоры земского и уездного судов. Ох и наслушались мужики любезностей в свой адрес. Всё пришло к тому, что Михаил Иванович Гуторов запросил у городской управы выдать ему и лесным сторожам разрешение на хранение и ношение оружия и патронов к нему. Управа ходатайство удовлетворила и Смоленское уездное полицейское управление выдало лесным сторожам удостоверения на право ношения оружия и старые револьверы. Патроны к ним в количестве 500 штук были оплачены городской управой в магазине Виннера.

Крестьяне, не смотря на уговоры лесной стражи, продолжали пасти в Черном бору скот, косить траву и распахивать землю под посевы. Гуторов докладывал в управу, что пронинские засеяли яровой рожью 25 десятин городской земли помимо арендованной, озимой рожью 5 десятин. Жители Шеломца Верховской волости пасут скот на 117 десятинах городской земли, крестьяне деревни Новосёлки засеяли незаконно около десяти десятин яровым хлебом. Скот из деревни Глущенки пасётся на 150 десятинах городской земли, а жители Дубровенки для тех же нужд используют аж 231 десятину. Городская управа была вынуждена через уездных исправников довести до крестьян деревень вокруг Чёрного бора и пустоши Понино запрет на незаконные посев хлеба, выпас скота и косьбу сена.

5 сентября 1907 года присяжный поверенный Александр Сергеевич Теодоронский письменно предложил Смоленской городской управе подавать судебные иски к крестьянам, самовольно пользующимся згородской землёй, о восстановлении нарушенного владения и о вознаграждении за причинённые тем нарушением убытки. Такие иски до 300 рублей подсудны уездному земскому начальнику, а до 500 рублей уездному члену окружного суда и решаются довольно быстро. Управа же попыталась пойти по пути увещевания, обратившись в октябре 1907 года с жалобой к смоленскому губернатору.

На службу в лесную стражу поступали всё новые люди, такие как отставной фельдфебель 5-й роты 315 пехотного Рыбинского полка Марк Ефимов из Старых Батек, Цуриковской волосттии Смоленского уезда деревни Рышково Михаил Тимофеевич Воробьёв или крестьянин Новых Батек Сергей Петров. Последний, правда, себя быстро скомпрометировал, и Гуторов письменно докладывал в Управу, что оный Петров за лесом совершенной не следит, а ходит на подённые работы на станцию Гнёздово, откуда часто возвращается пьяным. Лесной сторож Илларион Тимофеев, живущий в Пронино, в феврале 1908 года подал в управу заявление об увольнении. Заклевали, видимо, мужика «добрые» соседи по деревне.

Как ни старались лесные сторожа, но некоторые большие порубки леса в городской даче они пропускали. Так 23 февраля 1908 года пристав 1-го стана Смоленского уезда рапортовал городской управе, что крестьянами деревни Яцынино Владимирской волости производится рубка деревьев в даче Чёрный бор. Дрова отвозятся ими в Смоленск. Управа строго указала лесным М.И. Гуторову, В. Яковлеву, Ф. Бодину и К. Качанову аккуратно относиться к своим обязанностям, повысить бдительность в охране лесных городских дач, грозя в противном случае увольнением и судебным преследованием за нерадение в службе.

В июле месяце 1909 года лесной сторож Гуторов доложил городской управе о том, что общество деревни Бурой (Соколово) самовольно выделило участок городской земли в лесной даче Чёрный бор своему однодеревенцу Борису Азарову для постройки усадьбы. Азаров в несколько дней возвёл деревянную постройку. Изначально Гуторов указал на произвол местному полицейскому уряднику Калину Семёновичу Власенко, но тот дознание проводить не стал. Присяжный поверенный А.А. Иогансен от имени Смоленской городской управы выставил от имени управы иск к Азарову у земского начальник 2-го участка Смоленского уезда, оценив ущерб городу в 50 рублей. Земский начальник 29 марта 1911 года определил вернуть участок захваченной Азаровым земли городу, а возведённые постройки снести в течение четырёх месяцев. Исполнение было возложено на пристава 1-го стана Смоленского уезда. Азаров сносить постройки не стал, а написал в городскую управу заявление с просьбой передать оные 60 квадратных саженей городской земли в аренду. Член городской управы Яков Михайлович Зубов от лица города Смоленска заключил арендный договор сроком на два года с крестьянином деревни Соколова (Бурая) Борисом Азаровичем Карпеченковым. Стоимость аренды составила 1 рубль 20 копеек серебром в год.

В апреле 1912 года городская управа через Катынское волостное правление пригласила представителей сельских обществ Пронино, Борка, Соколово, Новосёлок, Глущенок, Дубровенок и Батек на очередные переговоры об аренде земли в даче Чёрный бор у перечисленных селений. По результатам на 2 мая были назначены торги. При деревне Шеломец Верховской волости Поречского уезда торговалось 117 десятин 1296 квадратных саженей удобной земли, годной под покос травы и пастьбу скота, при Пронино 556 десятин 22 кв. сажени, при Романенках 22 десятины 1632 кв. сажени, при Новосёлках 242 десятины 18000кв. саженей, при Глущенках 147 десятин 1080 кв. саж., при Соколово 297 десятин 80 кв. саж. У Дубровенки сдавались сразу два участка, так называемый «Куприянов луг» в 6 десятин 720 кв. саж., и отдельно ещё 231 десятина земли. У деревни Борок 47 десятин и при Батеках 21 десятина 104 кв. сажени.

Но 2-го мая из назначенных к торгам по аренде 10-ти участков были выкуплены только 4. Крестьяне деревни Шеломец заплатили за аренду земли на год 100 рублей, за большой участок при Дубровенке некто Е.Г. Васильев заплатил 55 рублей. Он же взял в аренду участок земли у деревни Батеки за 85 рублей в год. Вскоре и жители Пронино заключили контракт на аренду земли с городской управой, но этому предшествовал большой скандал. Уже несколько десятков лет, с самой реформы, крестьяне Пронино арендовали землю у города, выступая единым обществом. Но в этом году перед торгами в Смоленскую городскую управу поступило заявление от представителя крестьян деревни Пронино Семёна Савельева, Максима Абрамова, Ивана Савельева, Фаддея и Романа Леоновых, Сергея Григорьева, Павла и Якова Романовых. Оные пейзане просили городского голову разделить выставляемый в аренду участок при Пронино, ссылаясь на большие разногласия с сельским обществом и на питаемую к ним, заявителям, от остальных жителей Понина злобу и ненависть. Мол, на фоне тех разногласий, превосходя числом и силой крестьяне Пронино не дают им, заявителям, пахать и сеять на арендованной у города земле. Межевать заново уже много лет назад размеченные участки городская управа не стала и заключила арендный договор с сельским обществом Пронино на прежних основаниях на один год по цене 500 рублей.

В июле в управу поступило заявление от крестьянина Пронино Сергея Григорьева и его партнёра крестьянина деревни Кругликов Владмирской волости Смоленского уезда Ивана Ананьевича Буханова. Эта «сладкая парочка» предлагала смоленской городской управе выгодный, по их мнению, «гешефт». Ни много ни мало Буханов предлагал отобрать у пронинского общества арендованную у города землю и передать ему. Он же обещался заплатить городу за аренду в 1912 году 700 рублей, и столько же в следующем году. Городская управа отказала, пригласив Буханова со товарищем к торгам в следующем году.

Тяжким для крестьянства Катынской волости выдался 1912-й год. Как уже говорилось жители Соколово, Борка, Романенок и других деревень не стали даже брать в аренду дополнительную землю к своим наделам. Да и крестьяне Пронино не смогли заплатить в этом году вторую часть арендных денег Смоленску. Для лесной стражи все эти неустройства 1912 года вылились в полнейшее сумасшествие в году 1913-ом. Все окрестные деревни взялись за порубку леса в Чёрном бору. Лесные сторожа чуть ли не каждый день составляли акты о воровстве леса. Судите сами:

Январь 1913 года:

Крестьянин деревни Шеломец Пётр Митрофанов срубил на арендованном у города участке 4 осины;

Лаврентий Никитич Бойков из Дубровенки – 7 берёз;

Жители деревни Романенки Верховской волости Поречского уезда Иван Михайлов, Андрей Давыдов и Михаил Тимофеев вырубили в Чёрном бору 24 берёзы и 76 ольховых деревьев;

В феврале месяце всё тот же Бойков был уличён лесной стражей в порубке 7 берез, братья Алексей и Иван Ивановы из Капраново Верховской волости украли 39 берёзовых стволов. В том же феврале Фёдор Стефанов и Николай Чистяков из Дубровенки были оштрафованы за поруб 22 берёз. В марте снова лесной страже попался Бойков. Крестьяне из Соколово Сидор Филимонов, Григорий Ефремов, Тимофей Ермолаев, Иван Родионов и Василий Кузьмин всего-то и срубили по берёзе, но были застигнуты на месте преступления лесным сторожем Гуторовым. А вот житель Серебрянки Фёдор Григорьев не мелочась вывез из Чёрного бора аж 5 возов берёзовых дров.

К лету ситуация в лесной даче только усугубилась. Иван Семёнов из Новосёлок обрезал больше ста берёз на веники. Не отставали от него и его соседки Устинья Ефимова и Евдокия Петрова. Мария Петрова и Ефросинья Трофимова с невестками из деревни Глущенки ободрали за июнь 1000 лозин на продажу. С полутора тысяч лозин сняли кору крестьянки деревни Батеки Ефросинья Рафеева и Авдотья Иванова. В этом же месяце Лаврен Андреев из Дубровенки свалил в Чёрном бору 10 берёз, а Кондратий Петров из новосёлок 4 осины. Яков Фёдорович Ходорченков из Пронино по мелочам решил не размениваться и заготовил себе в августе 1913 года на зиму аж 50 берёзовых стволов. И снова и снова лесным сторожам попадается Лаврентий Бойков. Этот хитрован вовсю торгует украденными дровами в Смоленске. Поверенный Иогансен через уездный суд и земского начальника взимает с нарушителей двойную стоимость украденного леса, но это не останавливает никого. Вновь и вновь попадаются лесной страже крестьяне из Пронино, Шеломца, Соколово и других окрестных деревень.

Нет, не только воруют лес в Чёрном бору. Крестьянин из Дубровенки Тихон Данилов выкупил на дрова несколько десятин леса у смоленской городской управы. Нанятые управой рабочие вырубают лес, передавая дрова самому Данилову или его представителям, а лесная стража следит за соблюдением условий договора. Дрова Тихон оплачивает по цене 3 рубля за кубическую сажень дров 4-го сорта, причём 100 рублей лежит в казне управы в качестве залога. Также на корню в Чёрном бору покупает лес у городской управы Соломон Наумович Буяновер, платя за 10 кубических саженей дров 2-го сорта по 140 рублей. Всего в 1913 году Буяновер заплатил городской управе за дрова 1664 рубля 60 копеек.

В 1913 году жители Пронино не смогли полностью выплатить городу деньги за аренду земли в даче Чёрный бор. Их представитель Семён Савельев письменно просить смоленскую городскую управу снизить арендную плату, так как часть арендованной у города земли представляет из себя болото площадью аж в 25 десятин. Оное болото крестьяне Пронино своими силами осушить и приспособить под посев никак не могут. Городская управа отвечает в том ключе, что, мол, нет денег за аренду, нет и никаких разговоров о послаблении. Около восьмидесяти лет крестьяне из Пронино арендовали пронинскую пустошь и часть земель в Чёрном бору. Представители сельского общества пытаются донести до городской управы, что именно они, крестьяне, привели эти земли в состояние годное к сельскохозяйственной деятельности (где нужно осушили, унавозили и т.д.). Теперь же городская управа начинает отдавать эти земли в аренду другим сторонним людям. Уполномоченные от пронинского общества Семён Савельев, Лукьян Пименов и Никанор Ильин просят городскую управу возместить крестьянам деревни Пронино многолетние труды по облагораживанию городских земель, оценив это в 3000 рублей. Ответ члена городской управы Я.М. Зубова прост, городская управа никому ничего не должна. Платите за аренду, земля в вашем распоряжении, не платите, пусть вы её и арендовали многие годы, управа в своём праве распоряжаться городской дачей по своему усмотрению. В 1914 году сельское общество деревни Пронино взяло в арендное пользование на 150 десятин земли меньше, заплатив городу 300 рублей.

В мае 1914 года городская управа требовала от городского объездчика Ф.С. Езерского довести до жителей деревень Новосёлки, Глущенки, Борок, Соколово и Гнёздово, что их представители должны внести в городскую казну арендную плату за пользование землёй за вторую половину 1914 года. Новосёлки были должны 35 рублей, жители Гнёздово 30 рублей, крестьяне деревни Бурой, она же Соколово 15 рублей, с Глущенок управа требовала 40 рублей, а с жителей Борка – 60. А также с Езерского требовали объяснений, почему он допустил покос травы теми крестьянами без оплаты аренды. Внятно объясниться лесной сторож Езерский не смог и был уволен с должности. В августе городской землемер Владимир Станиславович Кржевкович-Позняк докладывал управе, что при попустительстве бывшего объезчика Езерского жителями Пронино самовольно засеяно льном 2 десятины городской земли, а крестьянами из Соколово аж 6 десятин. Также крестьяне скосили траву в 3-ем и 4-ом кварталах Чёрного бора, уничтожив годовую лесную поросль. По мнению землемера, все эти непотребства происходят из-за того, что управа перестала брать с сельских обществ, арендовавших участки в даче Чёрный бор и пустоши Пронино, деньги в залог исполнения условий арендного соглашения. Городской землемер предлагал смоленской городской управе возобновить практику взимания залоговых денег и дать указание лесной страже отгородить земли сельхозназначения от собственно леса. Иначе, уверял он, город может лишиться большей части весьма ценного естественного лесного прироста.

К сентябрю 1914 года 11 домохозяев из деревни Бурой (Соколово), отделившись от сельского общества, купили у смоленской городской управы право на длительную аренду более 60 десятин удобной пахотной земли возле речки Каразинки. Построив себе на арендованной земле дома, крестьяне, разделив землю на участки, занялись хлебопашеством. Остальные домохозяева Соколово в количестве аж 32 посчитали себя ущемлёнными таким раскладом. О чём и сообщили в прошении городской управе. Мол, много десятилетий наши отцы и деды арендовали землю у города, обихаживали и удобряли. Да и вообще, жители Соколово считали земли и луга у речки самой лучшей частью арендованных земель. А теперича, мол, всем этим пользуются только 11 домохозяев. Обиженные покорнейше просят городскую управу перераспределить арендованную землю между всеми домохозяевами Соколово, как они сами утверждают, по совести. Это прошение смоленская городская управа оставила без ответа. Тем более в Смоленске и уезде уже вовсю шла мобилизация.

20 сентября 1914 года крестьянки деревни Пронино подали в управу заявление с просьбой разрешить им собирать хворост в лесной даче Чёрный бор, так как мужья их забраны на военную службу, а денег на покупку дров к зиме у них нет. Управа передала заявление городскому землемеру Позняку, который хворост собирать разрешил безвозмездно.

К концу 1915 года смоленская городская управа продала большой участок земли в лесной даче Чёрный бор на 401 километре Александровской железной дороги интендантскому управлению Минского военного округа, чем нажила себе и лесной страже новую головную боль. Военные взялись благоустраивать купленную землю под себя, не считаясь с мнением ни лесных сторожей, ни городского землемера, ни городского головы Рачинского. Акты о порубке леса военными в Чёрном бору сыпались в городскую управу дождём.

В январе 1916 года лесной объездчик Василий Андронов, объезжая свой участок, обнаружил, что нижние чины караула, поставленного у складированных бочек протухшей рыбы начальником смоленского холодильного склада капитаном Корюшкиным, самовольно рубят берёзы на дрова. Возмутившийся было лесной сторож, был откровенно послан солдатами в пешее эротическое путешествие в сторону военного начальства. Нас, мол, тут поставили охранять военное имущество, а дровами не обеспечили. Так чего, замерзать? Исходя из рапортов и актов лесной стражи, в Чёрном бору нижними воинскими чинами за зиму и весну 1916 года было срублено 238 берёзовых и осиновых деревьев.

29 мая 1916 года лесной сторож Пётр Бойков доложил своему непосредственному начальнику лесному объездчику Василию Андронову, что застал нижних чинов интендантства за выкапыванием молодых ёлочек в 4-ом обходе Чёрного бора на городской земле неподалёку от военных складов. На замечание тыловые воины отвечали, что посланы за ёлками по приказу заведующего зданиями интендантства коллежского советника Смидовича. Между городским головой и Смидовичем началась обширная переписка. Смидович признавал, что приказал солдатам выкопать некоторое количество молодых ёлок для обсадки палисадниковых дорожек, но считал ущерб, нанесённый городской лесной даче ничтожным. Также просил у городского головы Рачинского разрешения выкопать ещё около сотни молодых ёлок для благоустройства территории интендантских складов. Городская управа ответила в том духе, что может продать Смидовичу как представителю военного ведомства не более 50-ти молодых ёлок по цене в 20 копеек штука, но и то только с той лесосеки, которую она, управа, укажет. А брать молодую поросль рядом с участком интендантства военным запрещено. Коллежский советник Смидович в своём ответе посетовал на залитые водкой глаза лесных сторожей, которые составляя акты о выкопке ёлок не заметили, что молодые деревца выкапывались на участке интендантства в рамках благоустройства и расчистки территории. Однако 9 июля внёс в городскую казну требуемые управой денежные средства.

2 июня всё тот Андронов усмотрел, что солдаты копают глубокую канаву от границы участка интендантских складов через городскую землю в сторону деревни Новосёлки. Уже наученный горьким опытом лесной сторож буянить и укорять нижних чинов не стал, а , угостив табаком, выяснил, что работы ведутся по указанию начальника вещевых складов Минского военного округа полковника Нароновича. Городская управа письменно покорнейше попросила его высокоблагородие объяснить свои действия. Полковник ответил, что в заботе о здоровье подчинённых ему нижних чинов приказал выкопать канаву для укладки трубы в целях осушения участка, на котором находятся вещевые склады. В управе задумались. Конфронтация с полковником, пусть и интендантским, может выйти боком для городского самоуправления. Дождались удобного случая, и поверенный Иогансен подал в уездный суд иск о возмещении городу убытков от рытья канав на городской земле. Иск к кому бы вы думали? К начальнику холодильного склада капитану Николаю Николаевичу Корюшкину. Полковника трогать побоялись.

Уже 8 июня 1916 года городской голова Борис Петрович Рачинский подписал обращение к начальнику Минского военного округа. Смоленская городская управа сообщала генералу, что вблизи платформы 401-й километр Александровской железной дороги нижними чинами интендантского ведомства, 14 железнодорожного батальона, лазаретов 2-го полевого военного госпиталя и рабочих рот, приезжающих ежедневно на интендантские склады, производится варварская порубка городского леса. Заботясь о сохранении весьма ценного для города лесного хозяйства в даче Чёрный бор, городской голова просит Его Превосходительство поспособствовать в прекращении разных правонарушений, творимых в лесу нижними чинами. Однако ж к августу 1916 года лесные сторожа выставили акты о порубке военными в Чёрном бору еще 266 деревьев.

Февральская революция много что смешала в головах и смоленских обывателей и крестьян деревень Смоленского уезда. Не обошло это поветрие в Чёрный бор. Уже 15 апреля жители Пронино подали в городскую управу прошение, в котором сообщали, что уже более 60-ти лет арендовали у города участок земли в 556 десятин в пустоши Пронино и лесной даче Чёрный бор. Приведённая трудами пронинских крестьян в порядок земля привлекла внимание разных «стервятников» типа господина Позняка, который с подачи городской управы к 1913 году начал распоряжаться землей в лесной даче Чёрный бор. Оный Позняк, якобы за взятки, передал часть удобной благоустроенной под пахоту земли жителям деревни Брок, а сенокосные луга и вовсе передал крестьянам из Бурой (Соколово). При этом арендная плата для Пронино с 1913 года всё время поднималась. Уполномоченные от Пронино просили управу разобраться в этом вопросе и вновь удовлетворить их запросы в пахотной земле, сенокосных лугах и выпасах, как и раньше. Однако городская управа оставила прошение без внимания.

23 мая жители Пронино потребовали собрать заседание членов комиссии по отчуждению и приобретению городских недвижимых имуществ и решить вопрос с передачей им в аренду требуемых земель. Комиссия собралась только 15 июня. И постановила передать крестьянам деревни Понино под выпас скота и посев ржи в количестве 72 десятин в 5 и 9-м кварталах лесной дачи Чёрной бор по цене 4 рубля за десятину. По покос выделили луга в 7 и 5 кварталах по цене 8 рублей за десятину на одно лето до 1 сентября 1917 года. Решение комиссии должно было быть доведено до крестьян из Пронино через городского землемера Д.П. Мухина. Тот 5 июля объявил уполномоченным от деревни Пронино, что 8 июля будет проводиться межевание между участками крестьян из Пронино и Соколово. Но пронинские 8 числа «не пожелали явиться». Оказалось, что пронинские пейзане, поняв, что правды от города они не добьются, самовольно распахали под посев нужные им территории. По своему усмотрению взялись выкашивать луга и делянки в Чёрном бору, сломав установленные лесной стражей ограждения, рубить лес на дрова. Причём мужики из Пронино выгнали с лесосек рабочих, нанятых городом для заготовки дров для отопления городских общественных зданий. Поставки дров в город остановились.

Ничего не решил и приезд в Пронино члена городской управы Рябикова совместно с представителями Совета солдатских и рабочих депутатов. Крестьяне стояли на своём. Ежели город не хочет понимать чаяний крестьянино, то оный крестьянин сам возьмёт то, что считает себе положенным. В полном согласии с пронинским жителями находился и Катынский волостной комитет, который своим постановлением запретил вырубку леса в лесной даче Чёрный бор для нужд города. В июне месяце крестьяне Проино заявили свои права на все сенокосные луга в округе. Те самые луга, которые городской землемер Кржевкович-Позняк с 1913 года сдавал в аренду жителям Соколово и Борка. Возмущение своих оппонентов пронинские быстро погасили, где кулаком, а где и толстой еловой жердью. Наше это было, много лет уже наше, и не замай! Смоленская городская управа через поверенного А.А. Иогансена выставила иск на 2000 рублей убытков Катынскому волостному комитету и крестьянам деревни Пронино Катынской волости. Тонко чувствовавший конъюнктуру времени Иогансен от ведения дела отказался. За дело взялся новый присяжный поверенный Смоленского городского общества Александр Гаврилович Кононов. Он запросил у временной судьи 2-го участка Смоленского уезда провести экспертизу причинённого городу ущерба с участием городского землемера, учёного лесовода, агронома и потерпевших от пронинских местных домохозяев.

В то же время среди косящих траву на делянках молодняка пронинских крестьян был замечен лесным объездчиком Андроновым лесной сторож Фокин. По рапорту Андронова городская управа уволила Фокина с должности. Однако, когда постановление управы попало в руки к заведующему лесным хозяйством Позняку, тот объявил Фокину, что если бы рапорт Андронова был представлен ему, то он его непременно бы уничтожил. Терентий Ильич Фокин был жителем деревни Пронино, и после своего увольнения развёл среди однодеревенцев агитацию против лесных сторожей. От пронинских объездчику Андронову не раз поступали угрозы.

А вот уголовное дело смоленской городской управы против крестьян из Пронино застопорилось. На запрос об экспертизе убытков временный судья ответил только в ноябре 1917 года. Ответ судьи был однозначным: никакого дела против крестьян деревни Пронино в его производстве не имеется. Посему никакой экспертизы он, судья, назначить не может.

 

бежавшие из Нарымского края Мовша Шулимович Цырклевич и Болеслав Константинович Косинский задержаны чинами Смоленского сыскного отделения в Смоленске 31 августа 1909 года с подложными паспортами. По запросу начальника Смоленского сыскного отделения из Варшавы ответили. Цырклевич на второй фотокарточке.

 

Сельские общества Катынской волости Смоленского уезда

Никулинское общество

Никулино, Верхние Савенки, Нижние Савенки, Самоделки, Криснево, Тверитино, Архиповка, Заязье, Шафарова, Турово

Почаевское общество

Почаево, Исаково, Лясковка, Топа, Фролы, Сметошино, Будново, Барсуки, Пискарёва-Дубровка

Воронинское общество

Воронино, Михайловка, Бруи, Загусинье, Бруи Загусинье, Дудино, Путилово, Новосёлки, Лосево, Сергеевка, Смоляки

Надвинское общество

Надва, Глушевка, Бобры, Анципоровка, Светицы, Пупово, Пальцево

Замощанское общество

Замощье, Затылки, Гончаренки, Семененки, Четовка, Кишинёво, Коты, Шмолино, Средняя, 1-я Филиппова слобода, 2-я Филиппова слобода, Андроново

Коробинское общество

Коробино, Ефремово, Панцово, Власова слобода, Кузино, Алексеевка

1-ое Нивищинское общество

Нивищи, Железный мост, Сипачи, Терпилово, Новотерпилово, Новосельцы, Ракитня, куприно, Ромы, Холм, Слобода Холм, Старины, Свиты

Ольшанское общество

Ольша, Подлесье, Стайки, Жеглы, Бочары, Остров, Кисели, Гнёздово, Ракитня 1-ая, ракитня 2-ая, Глущенки

Плехтянское общество

Плехтино, Дубровенка, Карманичи, Алешково, Новосёлки, Гвоздово, Сторожище, Ситники, Ракитня

2-ое Нивищинское общество

Ерши-Нивищи, Ерши-Ладыжицы, Новые Батеки, Старые Батеки

Борковское общество

Борок, Соколово, Пронино, Житки

 

есть у меня несколько рассказов об Смоленском сыскном отделении...главными героями там полицейский надзиратель Николай Степанович Сапожников и князь Павел Павлович Мещерский. Чтоб автограф князя заполучить, можно пока только помечтать. А вот сыскные расписались практически в полном составе)))) правда, помимо начальника отделения...ну да я не в обиде)))

 

познакомимся...один из пока второстепенных персонажей моих рассказов о смоленском сыскном отделении Владимир Иванович Грундуль. Что интересно, в прошении и некоторых протоколах он пишется Карл Иванович. В сыскное поступил из младших полицейских урядников Бельского уезда Смоленской губернии в 1909 году. Служил верой и правдой, выслужил себе к 1914 году классный чин и должность пристава 3-й части Смоленска. На каковую и поступил 8 марта 1914 года. На фото и служебное удостоверение и одновременно проездной билет в смоленском трамвае и железнодорожном транспорте.

 

С 1 января 1874 года на смену рекрутской системе пришла всеобщая воинская повинность. Теперь смоленская городская управа составляла для уездного по воинской повинности присутствия списки мещан и купеческих детей, достигших 21-летнего возраста и подлежащих отбытию воинской повинности. По закону священники и их дети от воинской повинности были освобождены. Для этого со всех церквей города и губернии в управа запрашивала выписки из метрических книг о рождении в семьях приписанных к мещанскому обществу Смоленска сыновей. По этим выпискам составлялись предварительные списки, после чего через полицию запрашивались сведения о проживании кандидатов в новобранцы. Также через полицию объявляли в розыск молодых людей, уехавших из города. Окончательные списки подавались городской управой в уездное по воинской повинности присутствие, а позже ещё и печатались в газетах Смоленска. (ГАСО, фонд 65, опись 1, дело 546)

В конце 1878 года Смоленская городская управа получила уведомление о том, что в Смоленск на расквартирование направлен 1-й Невский пехотный Его Величества короля Эллинов полк. Для организации встречи полка, снискавшего лавры в только что окончившейся русско-турецкой войне, из членов управы была организована исполнительная комиссия. Оная комиссия, усиленная командированным от Смоленской уездной земской управы Иваном Демьяновичем Толпыго, занялась приготовлениями к торжественной встрече. Господин Толпыго внёс в исполнительную комиссию 750 рублей, выделенных уездным земством. Смоленская городская дума добавила к этой сумме из городской казны ещё 1 250 рублей.

Войти в Смоленск Невский полк должен был 19 апреля 1879 года. В 10 часов полк по Ново-петербургской улице через Торговую площадь направляется к Днепровскому мосту, где у триумфальных ворот полк встречают начальник губернии, исполняющий должность губернского предводителя дворянства, городской голова Александр Платонович Энгельгардт, председатель губернской земской управы, члены городской и земской управ, представители от сословий. Городской голова вручает командиру полка хлеб-соль. На площади возле памятника 1812 году для нижних чинов были установлены столы для праздничного обеда. Помимо этого, каждый нижний чин должен был получить по буханке белого хлеба и винной порции. Тут и произошёл первый казус. По первому сношению с полком городская управа считала строевых и нестроевых ничих чинов полка в количестве 2 200 человек. Однако, оказалось, что с полком прибывают также 1-й запасной пехотный батальон и подвижной лазарет 1-й пехотной дивизии. Число нижних чинов выросло до 2 440-ка. Члену исполнительной комиссии Малкину пришлось срочно дозаказывать выпечку хлебов на 19 апреля и оплачивать оную.

Для устройства триумфальных ворот у Днепровского моста был нанять застройщиком Михаил Фаддевич Мейшер, которому на ассигнования городской управы были выданы строительные материалы. Продовольствие для обеда нижних чинов закупали в магазине Ланина, мясных лавках Сенаторского, Воронкова и Рудакова. Обед для нижних чинов вышел общей стоимостью в 703 рубля 68 копеек, причём 302 рубля из этой суммы были заплачены обслуге (поварам – 100 рублей, официантам 100 рублей, за прокат посуды купцу Лизункову 80 рублей, судомойкам 6 рублей, двум помощникам 6 рублей, 7 рублей за перевозку посуды и 3 рубля за изготовление обеденных карточек).

Итак, Невский пехотный полк, пройдя строем через триумфальные ворота, по Днепровскому мосту и под воротами церкви Божией Матери, выстраивается на площади вокруг аналоя, где Преосвященным Иосифом отслужено было молебствие. По окончанию молебна и провозглашения многая лета Государю Императору, Царствующему Дому и победоносному Русскому Воинству, войска окроплённые святой водой проследовали по Благовещенской и Кирочной улицам, мимо Блонье, к площади возле памятника 1812 года. По пути следования Невского полка по правой стороне улицы были размещены квартирующие в Смоленске воинские части. По шоссе до Троицкого монастыря 77 запасной пехотный батальон, по Благовещенской и Кирочной улицам батареи 3-й артиллерийской бригады, а дальше вдоль Гимназического бульвара Московский гренадерский полк.

У здания лечебницы Благотворительного общества новоприбывших воинов приветствовали Совет и члены Смоленского благотворительного общества. Ремесленная школа выставила своих воспитанников возле городской типографии, а ремесленные цеха со своими значками стояли возле поворота к Собору. Возле Троицкого монастыря духовенство с иконами и хоругвями окропляли проходящие мимо роты святой водой под пение хора воспитанников семинарии. Воспитанницы Мариинской гимназии расположились на тротуаре у здания гимназии, у часовни Вознесенского монастыря монахини и послушницы оного монастыря. У дома городской управы Невский полк встречали члены Смоленского пожарного общества со знаменем и музыкой, исполнявшей народный гимн. Пожарное общество проследовало на площадь за войсками. Воспитанники реального училища выстроены у здания училища, а у театра – пожарная команда. У окружного суда на тротуаре – рукодельная школа и воспитанницы училища девиц духовного звания. Напротив здания казначейства воспитанники детского приюта. У здания губернского правления расположились члены общества красного креста, члены дамского кружка и сёстры милосердия.

На площади у памятника 1812 году угощаются нижние чины Невского полка. Купец Дубасов для нижних чинов выставил 20 вёдер пива безвозмездно, и ещё 40 вёдер было куплено у него исполнительной комиссией. У него куплено 37 вёдер пенного вина на винные порции солдатам. На обед израсходовано 63 пуда ялового мяса, 55 пудов ржаного хлеба, 2 360 пирожков и два пуда соли. В 4 часа пополудни в зале дворянского собрания был устроен обед для господ офицеров, полковых дам и желающих из числа жителей Смоленска. Смоленские обыватели должны были не позднее 15 апреля приобрести билеты на сей обед в канцелярии городской управы. Магазины Ланина и Чумакова снабдили офицерский стол лучшими винами, коньяком и ликёрами.

А в мае месяце городская управа подсчитала свои расходы. Выяснился перерасход денежных средств, выделенных Смоленском для встречи Невского пехотного полка аж в 674 рубля 50 копеек. 410 рублей городская управа смогла собрать по подписке среди жителей города, а 223 рубля 50 копеек оплатил из своего кармана городской голова. Затратное это дело, да хлопотное, встреча победоносных российских полков. (ГАСО, фонд 65, опись, дело 328)

К 1890 году в Смоленске квартировали 3 пехотных полка 1-й пехотной дивизии, резервный батальон и 3-я резервная артиллерийская бригада. Как докладывала городской думе смоленская городская управа главной проблемой являлось размещение войск «… в разбросанных по всему городу отдельных домах, принадлежащих как городу, так и частным лицам.» Ежегодно воинское начальство направляло в управу уведомления о большой заболеваемости нижних чинов, якобы от сырости помещений, и требовало больших ремонтов оных и часто дезинфекции помещений. Но денег на ремонты в городской казне не было. Управа, проведя проверки домов в которых были размещены нижние чины, пришла к выводу, что постоянная сырость в тех помещениях происходит от способа мытья полов дневальными. По существовавшим тогда правилам, полы должны были мыться с опилками. Но правила сии практически никогда не соблюдались, в том числе и из-за дороговизны, как считали воинские начальники, тех самых опилок (20 копеек мешок). Дневальные в казармах наливали на пол большое количество воды, и гоняли её мётлами до тех пор, пока вода и оттертая грязь не уходила под пол. При проверках членами управы воинских помещений практически во всех было выявлено поражение половых досок и лаг грибком и плесенью. Управа предложила воинским начальникам взять за правило в казармах вместо мытья полов водой посыпать оные сухим песком. Это по мнению городского самоуправления защитит полы от преждевременного загнивания и уменьшит расходы городской казны. Что по этому поводу думали генералы и как комментировали предложение «гражданских штафирок» история умалчивает. Думается мне, что всё больше непечатно. (ГАСО, фонд 65, опись 1, дело 987)

Летом 1894 года планировалось провести под Смоленском большие военные манёвры с привлечением до 100 000 человек войск. Для приведения к должному состоянию для Высочайшего смотра учебного поля 1-й пехотной дивизии командующий войсками Московского военного округа приказал начальнику смоленского гарнизона создать смешанную комиссию. Помимо председателя (начальника смоленского гарнизона) в неё должны были входить генерал-майор Шелковников в качестве помощника председателя, один чиновник, назначенный от смоленского губернатора, и один от смоленской городской управы. В качестве делопроизводителя к комиссии прикомандировывался один из офицеров 2-й бригады 1-й пехотной дивизии. Комиссия, в первую очередь, должна была выяснить размер материальных средств и рабочих сил для приведения учебного поля в должное состояние, а также что может предложить военному ведомству в качестве помощи губернская администрация и городское управление.

Нам двух своих заседаниях сводная комиссия пришла к выводу, что учебное поле по своим нынешним размерам крайне недостаточно для проведения смотра такого значительного количества войск, что будет участвовать в манёврах. Но и увеличение размеров поля в глубину, посредством расчистки кустарника и осушения болота, потребует сложных работ и больших затрат. Комиссией было принято решение о перенесении с края учебного поля Солдатской слободки на место указанное городской управой. Эту идею начальник смоленского гарнизона генерал-майор Хлебников предлагал обсудить смоленской городской думе. Дума задумалась, и такого порешала, что у военных начальников волосы встали дыбом под фуражками. Своим постановлением смоленская городская дума решила перенести с Покровской горы Солдатскую слободку на другую окраину города, но только после получения с военного ведомства долга за аренду городской земли и зданий в 2 350 рублей 86 копеек. Генерал письменно поинтересовался у городского головы, понимает ли он и вся городская власть, какая ответственность возложена на город и его гарнизон, и как могут какие-то там долги военного ведомства влиять на проведение смотра в присутствии Августейших особ. Городской голова 1-й гильдии купец Пётр Фёдорович Ланин не нашёлся что ответить, и просто расписал генералу все долги военного ведомства перед Смоленском. Военным ничего не оставалось, как решать свои вопросы через губернатора и губернский распорядительный комитет.

Распорядительный комитет запросил у управы объяснений, но управа упёрлась. Нет мол в городской казне средств на работы по переносу слободки, а тут как раз и долг у военных. Да и людьми помочь смогут. Губернские чиновники увещевали членов управы, что военное ведомство не может оплатить аренду городской земли под лагеря по независящим от него, военного ведомства, причинам, а вам, господа городское управление стоит пойти навстречу военным. Иначе губернский распорядительный комитет вынужден будет довести до Правительства о саботаже городской управой подготовки к Высочайшему смотру. Городская управа в вопросе Солдатской слободки стояла на своём. Но к визиту Высочайших особ готовилась. У Московскогог городского головы были запрошены правила 3-х процентного и полуторапроцентного сборов с содержателей торговых и промышленных предприятий (для оплаты расходов по приёму Государя Императора в Смоленске) а также рисунок палатки для Императрицы, которая была установлена на Театральной площади в Москве во время Высочайшего смотра войск в 1893 году.

1 сентября 1893 года по указанию губернского распорядительного комитета смоленский уездный исправник Фёдор Путято, адъютант штаба 1-й пехотной дивизии Хитрово и член уездной земской управы Демьянов начали обзор землемерных планов выгонной земли города Смоленска и владельческой земли крестьян деревни Себелёво, занимаемых войсками под лагерные сборы. Эта комиссия путём опроса крестьян и осмотра земель выяснила, что вознаграждение за занятые войсками земли что городом, что окольными крестьянами явно преувеличены.

По военному ведомству в Смоленске вовсю шла подготовка к манёврам. А это подразумевало под собой тесное общение с городской управой. Город обязался для снабжения войск поставлять на смоленский продовольственный железнодорожный пункт до 10 000 вёдер воды ежедневно. Для этого заведующий городским водопроводом инженер Малеванный получил указание провести трубопровод напрямую к резервуарному зданию продовольственного пункта. Стоимость всех работ в 2 6000 рублей оплатило общество Московско-Брестской железной дороги. На предстоящих манёврах продовольственный железнодорожный пункт с его воинской платформой приобретал важнейшее значение для подвоза и вывоза войск и грузов. Однако оказалось, что переулок Ильинский ручей, соединяющий Торговую площадь с продовольственным пунктом, замощён крайне плохо, а частью и вовсе утопает в грязи. Всё это совершенно неудобно для значительного перемещения войск и военных грузов. Военное ведомство уже через губернатора просило городскую управу отремонтировать переулок. Но управа ссылалась на отсутствие денег в городской казне. Чуть позже смоленская городская дума приняла постановление, которое было доведено до домовладельцев Ильинского ручья через смоленского полицмейстера. Именно они, те самые домовладельцы, назначались ответственными за приведение в порядок мостовой в переулке.

Интендантом Московского военного округа предполагалось устройство рядом с городом на время манёвров полевых хлебопекарен для снабжения войск. Но ещё в 1892 году Главным военно-медицинским управлением вода в Днепре и в артезианских колодцах на Покровской горе у военных лагерей и у Свирских казарм была признана негодной. Началась новая переписка военных с губернатором и городской управой о возможности доставления воды к хлебопекарням.

Так как для снабжения войск во время манёвров мясом интендантством предполагалось, что живой скот будет следовать в гуртах за воинскими подразделениями и забиваться на местах ночлега, Московское окружное интендантство в апреле 1894 года запросило у Смоленского городского головы разрешения присылать на смоленские городские бойни в июне месяце ежедневно команду из 8 нижних чинов для обучения убою скота, снятию кож и разделке туш. Об этом Николай Петрович Возненко сообщил письменно заведующему бойнями ветеринарному врачу Козачкову.

15 июля 1894 года министр внутренних дел статс-секретарь Дурново сообщил смоленскому городскому голове, что на докладе министра с представлением адреса от смоленской городской думы о возможности изъявления верноподданнических чувств по поводу ожидаемого прибытия ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА в Смоленск для присутствия на манёврах, Государь Император собственноручно начертал: «Благодарю и радуюсь посетить древний Смоленск». А военные начальники всё продолжали теребить городского голову и городскую думу на предмет обеспечения войск всем необходимым. Помимо прочего воинским подразделениям требовались отдельные помещения под склады амуниции, заручного оружия и мундирных вещей. Изыскивайте, господа.

Городская управа же готовила город к приезду Императора. Для приведения улиц в порядок, город, был разделён по-уличному на участки, в которых были назначены ответственные за уборку и украшение улиц и домов.

1-й участок: улицы Авраамиевская, Козловская и Спасская, ответственные Ф.И. Штраних, А.Д. Овсянников и Б.К. Гаккель;

2-й участок: улицы Никольская, Одигитриевская и Кадетская, ответственные В.А. Петров, А.И. Вавранский и И.Ф. Крылов;

3-й участок: улицы Дворянская и Большая Благовещенская до женской гимназии, ответственные П.И. Лидов и А.И. Чумаков;

4-й участок: улицы Кирочная, Почтамтская и Вознесенкая гора, Ф.Н. Реут и К.В. Кузенев;

5-й участок: Ильинская, Вознесенская и Верхне-Пятницкая улицы, Г.В. Глинка и А.И. Карелин;

6-й участок: улицы Большая Благовещенская от женской гимназии до Днепровского моста, Немецкая и Армянская, ответственные Г.А. Зубов, Н.П. Радкевич и С.А. Машкевич;

7-й участок: Соборная гора, Резницкая, Малая Воскресенская и Нижне-Митропольская улицы, В.А. Добротворский и А.С. Глебов;

8-й участок: Ново-Петербургская улица и Покровская гора, ответственные М.М. Амшинский, А.П. Белелюбский и Я.Ф. Лизунков;

9-й участок: Витебское шоссе, Моховая, Кукуевская и Тюремный переулок, Н.Н. Ерыхайлов, Ф.П. Синявский и П.А. Будников;

10-й участок: улицы Набережная, Никольская, торговая площадь, Старо-Петербургская и Рыбацкие улицы, ответственные А.А. Кваской, П.В. Рыжиков и СА.А. Мачульский;

11-й участок: Петропавловская и Нижне-Пятницкая улицы, И.П. Бекин, И.С. Греков, Н.В. Филимонов;

12-й участок: Королевская улица, Э.М. Рутковский;

13-й участок: Солдатская слобода, М.Ф. Мейшер и И.В. Алтухов;

14-й участок: Офицерская слобода, П.Я. Зайцев и К.И. Маннерот-дю-Мэн;

15-й участок: Козинка, Богословская и Свирская улицы, Н.Е. Энгельгардт и С.П. Писарев;

16-й участок: слобода Рачевка, А.Г. Малеванный;

17-й участок: слобода Ямщина, ответственные И.М. Лукин и В.А. Девкин.

Озадачил городскую управу и смоленский полицмейстер. Министр внутренних дел для усиления смоленской полиции предполагал командировать на время пребывания в Смоленске Их Императорских Величеств 110 городовых из Орловской губернии. Предоставление этим чинам полиции квартир вблизи полицейских частей Смоленска стало ещё одной головной болью управы.

В ночь с первого на второе июля в Смоленске сильным ливнем были размыты Резницкая, Воскресенская, Казанская, Покровская, Авраамиевская улица возле дома Львовых, Немецкая улица возле ремесленного училища, Духовская улица у моста через речку Рачевку, так и полностью не замощённый переулок Ильинский ручей, Верхне-Донская улица и Тюремный переулок. И всё это нужно было исправить управе в кратчайшие сроки. А ещё и военные инспектора требовали привести в надлежащее состояние для прохода войск Свирский мост и дорогу через деревню Чернушки. Присланные из Москвы инженеры Министерства путей сообщения, после проведённых обследований, забраковали основной мост через Днепр. Мост к приезду Государя должен был быть отремонтирован. Для свободного перемещения обывателей городская дума постановила устроить наплавной (на плотах) мост через Днепр на время ремонта основного моста. Тендер на устройство наплавного моста выиграл инженер Малеванный, который брался его выстроить за 1300 рублей серебром напротив торговых бань Сизова.

Но все приготовления оказались напрасными. Из-за внезапной болезни Императора большие манёвры под Смоленском были отменены. Но на этом не кончились проблемы городской управы с военным ведомством. 17 ноября 1894 года заведующий смоленским городским водопроводом инженер-технолог Малеванный доложил управе, что по её указанию направил в военные лагеря за Покровской горой приказчика А.Л. Виноградова для снятия крана с магистральной трубы водопровода, подведённого к лагерям для обеспечения водой войск на время манёвров. Но на месте выяснилось, что кран заделан в сруб, который заперт на замок. Ключ оказался у заведующего хозяйством Капорского пехотного полка, который водопроводчикам в открытии сруба отказал, ссылаясь, что не может это сделать без письменного приказа из штаба 1-й пехотной дивизии. Городская управа письменно попросила командира 1-й пехотной дивизии выдать ключи от сруба для снятия крана с магистральной трубы водопровода, так как договорённость о функционировании водопровода в районе военных лагерей была с военными только на время проведения манёвров. Требование городской управы было проигнорировано, но смоленскому губернатору написал командир 13-го армейского корпуса. Генерал разъяснил, что по отмене больших манёвров в августе месяце интендантство Московского военного округа, создав комиссию, все машины, приспособления и принадлежности, устроенные у военных лагерей за Покровской горой, приняло на свой баланс и передало в постоянное пользование войскам смоленского гарнизона. В связи с тем, что военные лагеря для войск теперь надёжно снабжены водою, командир корпуса не находит возможным удовлетворить просьбу смоленской городской управы об отключении крана на магистральной трубе. Как Малеванный не сотрясал воздух своими возмущениями, городская управа ничего не смогла поделать с произволом военных.(ГАСО, фонд 65, опись 1, дело 1258)

 

После убийства императора Александра II первого марта 1881 года в российских газетах появились статьи с нападками на евреев и обвинением евреев в убийстве царя, и намекали на неизбежные погромы. В мае императором был опубликован документ «О порядке приведения в действие правил о евреях», который резко ограничивал права еврейского населения и фактически стал поворотным пунктом имперской политики в отношении евреев после реформ Александра II. Погромы начались с беспорядков 15-17 апреля в Елисаветграде. К концу апреля южные губернии были охвачены погромным движением. В еврейской историографии эти погромы получили на иврите грозное название «суфот ба-негев» — «бури на юге».

8 мая 1881 года смоленский губернатор Лев Павлович Томара отношением за № 2458 уведомил смоленскую городскую управу , что в числе предупредительных мер, предпринятых им для предотвращения столкновений между христианским и еврейским населением, образованы 25 новых полицейских постов в городе. В распоряжение губернатора от военного ведомства командированы 88 нижних чинов. Томара просил смоленского городского голову Александра Платоновича Энгельгардта разместить означенных нижних чинов в городе, а также, в виду их обременительной службы увеличить им кормовое довольствие, получаемое от казны, на 5 копеек в день на человека за счёт каких-либо доходов городского бюджета. В виду исключительности службы и признанной господином губернатором необходимости, смоленская городская управа отпустила деньги на увеличение пайковых для нижних чинов, не дожидаясь разрешения от городской думы. Сумма на 25 дней несения полицейской службы воинскими чинами составила 110 рублей. Кроме того, было оплачено 50 рублей за постой воинского контингента в доме надворного советника Кошкина. 4 июня городской голова выступил с докладом на заседании городской думы, имея в виду, прежде всего, утверждение гласными расхода 160 рублей денег смоленской городской управы по просьбе смоленского губернатора. Расходы, произведённые управой, дума утвердила, но по прочтении доклада многими гласными в адрес городского головы Энгельгардта высказаны замечания по поводу отношений христианского и еврейского населения в Смоленске. Думцы не считали возможным даже допустить мысли, о каких либо серьёзных столкновениях между евреями и смоленскими обывателями. А дополнительные меры по защите правопорядка, принятые губернатором, почитали инспирированными самими евреями. Александр же Платонович должен был, по мнению большинства гласных городской думы, указать губернатору, мало знакомому с местными условиями жизни, на невозможность еврейских погромов в Смоленске. По мнению думы, экстренные меры со стороны губернатора только произвели застой в торговле, нанеся ущерб смоленским предпринимателям, и искусственно вызвали в городе еврейский вопрос.

Энгельгард разъяснил думе, что на совещании у губернатора в начале мая по мерам пресечения столкновений с евреями в Смоленске, он, как городской голова, озвучивал те же резоны, что сейчас слышит в свой адрес от гласных думы. Но господин губернатор, руководствуясь, прежде всего осторожностью и заботой о спокойствии в губернском городе и губернии в целом, решил принять некоторые меры предупредительного характера. Городская управа же не посчитала возможным отказать Льву Павловичу Томара в отпуске денег, дабы не подать повода к обострению вопроса и ситуации в городе. Да и новые полицейские посты были тотчас же сняты после того, как прошли все ярмарки и праздники во время которых губернатор ожидал столкновений с евреями.

Подтверждением расхода денежных средств на воинских чинов заседании думы не закончилось. Некоторые из гласных высказали мнение, что столкновения с еврейским населением могут состояться в Смоленске в будущем, из-за увеличивающегося наплыва евреев из-за черты осёдлости. А евреи, несомненно, нелюбимы русским народом, как из-за определённых черт национального характера, так и из-за особенных способов эксплуатации не только местного населения и местной промышленности, но и всех отраслей государственного хозяйства. По мнению гласных думы еврей, для достижения собственной выгоды, не остановиться ни перед чем. А Смоленск, находящийся на границе белорусских земель, первым подвергается наплыву еврейского населения. Городу необходимо принять меры к воспрепятствованию притока евреев, потому как нельзя ручаться, что, почувствовав на себе гнёт еврейской эксплуатации, русские не взбунтуются, что может привести к крайне печальным событиям. Любые же волнения приведут со стороны правительства к исключительным мерам, которые отрицательно скажутся как на местном населении и торговле, так и приведут к непроизводительным расходам для города. Основываясь на таких резонах, смоленская городская дума постановила: избрать особую комиссию, которой поручить исследовать причины наплыва еврейского элемента в город Смоленск. Также комиссии было поручено изыскать меры препятствовать незаконному проживанию евреев в городе и производству ими незаконной торговли. Комиссия должна была представить также городской думе свои соображения по мерам о предотвращении в будущем столкновений христиан с евреями. В состав особой комиссии думой были избраны: городской голова А.П. Энгельгардт и гласные думы П.А. Мачульский, П.Ф. Ланин, П.В. Филимонов, Н.В. Ефременков, А.Ф. Рожнов, А.В. Мачульский, А.А. фон Зигельт, К.Н. Туманов и Б.П. Бекин.

О прошедшем заседании городской думы и принятых на нём решениях городской голова Энгельгардт 11 июня 1881 года отдельным докладом уведомил губернатора. Лев Павлович одобрил создание особой комиссии по еврейскому вопросу, но крайне болезненно отреагировал на высказывания думских гласных о расходе средств на дополнительные меры полицейского характера для предотвращения возможных беспорядков в городе. В появлении таких настроений среди гласных смоленской городской думы губернатор усмотрел дискредитацию действий губернской администрации. Томара 15 июня 1881 года уведомил Александра Платоновича Энгельгардта, что оставляет за собой, как за губернатором, неоспоримое право и в будущем принимать любые предупредительные меры для сохранения порядка в городе и губернии без совещания с лицами, близко стоящими к этим вопросам. Губернатор убеждён, что тем самым исполняет свой служебный долг и блюдет самые существенные интересы населения, а от городского управления надеется встретить понимание, взаимное доверие и уважение в отношениях.

Не только губернатора и гласных городской думы волновало обострение еврейского вопроса. К концу лета 1881 года городской голова получил от домовладельца статского советника М.П. Полесского-Щепилло пространный проект, касаемо еврейского населения города Смоленска. Оный чиновник, указывая на обособленность семейств еврейской расы в среде русского населения, а также на кажущееся им, евреям, превосходство над русским мужиком в нравственном и умственном плане, считал большинство лиц иудейского вероисповедания невежественными и неразвитыми со стороны общественного права. Признав в своей записке сложившуюся на протяжении многих лет нелюбовь русского населения к еврейству, Щепилло предлагает чаще приглашать еврейское население обоего пола во всех городах Империи в публичные места, как то: улицы, площади, рынки, бани и купальни, биржи, театры, буфеты и в места народных гуляний. Причём с требованием к евреям придерживаться в общении с окружающими речи местного населения. По мнению автора, указанные меры могут привести к следующему:

1. стушёвываются различия рас, составляющих население города
2. оттенки вековой неприязни существенно ослабляются (почему он так решил, остаётся для меня загадкой)
3. сглаживание различий общей речи поможет, якобы, евреям перенести недавнее снятие в приказном порядке пейс и ермолок (с чего вдруг? Могут же евреи посчитать требования говорить на русском ещё большим ущемелением себя)

И тут же Полесский-Щепилло в своём проекте описывает случай, произошедший с его дочерью Александрой, гимназисткой 12-ти лет в Выгонном переулке 27 июня 1881 года около 3-х часов дня. Старик-еврей и две моложавые еврейки попытались схватить шедшую из города домой гимназистку. Только ловкость и знание местных зарослей и оврагов (откуда, интересно?) по мнению отца, спасли девочку. Еврей же руководил своими женщинами, отдавая им команды на своём языке. А вот если бы ему это было запрещено, то тогда бы, проходившие по переулку русские люди смогли бы пресечь данное безобразие. Как по мне, так бред полнейший. Неизвестно как на сей письменный проект отреагировал городской голова, но в дела комиссии по еврейскому вопросу бумагу подшили.

11 августа 1881 года смоленская городская дума на своём заседании рассмотрела доклад особой комиссии по еврейскому вопросу. Гласные признали вполне целесообразными и практичными меры, предпринятые членами комиссии в сфере пресечения незаконного проживания и ведения незаконной торговли евреями в Смоленске. Принято было решение усилить надзор за торговлей в городе, для чего двум торговым депутатам назначено вознаграждение в 2000 рублей в год, а четырём членам особой исполнительной комиссии по 300 рублей в год. Также дума решила просить Казённую палату воспретить чиновникам палаты выдавать в городе Смоленске кому бы то ни было документы на право торговли. Была направлена просьба в смоленскую ремесленную управу произвести, совместно с исполнительной комиссией, проверку всех ремесленников-евреев на тот предмет, занимаются ли они тем ремеслом, на которое получили ремесленное свидетельство и не производят ли они торговлю изделиями собственного производства без надлежащих документов. Также дума постановила просить господина смоленского губернатора посодействовать немедленному удалению из города тех евреев, которые не имеют права проживать в Смоленске и заниматься торговлей.

А 22 августа того же года губернатору подали прошением смоленские купцы Евсей и Евель Зеликины, Берка Гозенпуд, купеческий сын Шварц, ремесленники Берх, Агранат, Арон Прайс и Абрам Гуревич. В своём прошении евреи объясняли, что меры, принятые городской думой, коснуться более всего евреев-ремесленников с семействами, так как их в Смоленске намного больше, чем тех евреев, что причастны к какой-либо торговле. Упирали иудеи также на циркулярное сообщение господина министра внутренних дел Российской Империи к губернаторам великороссийских губерний от 3 апреля 1880 года, в котором определено, что не стоит прибегать к высылке евреев в места постоянной осёдлости до особого по этому предметы распоряжения. И губернатор, и городская дума и городская управа оказались перед дилеммой. Ещё в 1865 году постановлением Правительствующего Сената были определены категории евреев, имеющих право проживать вне черты осёдлости. Это купцы 1-й гильдии, лица с высшим образованием и цеховые ремесленники. Губернатор склонялся к мнению министра внутренних дел, а вот дума и управа хотели как можно быстрее решить вопрос с евреями в Смоленске кардинально.

18 сентября исполнительная комиссия постановила наблюдение за правильностью торговли возложить на депутатов Штраниха и Масленникова. Штраних принимал на себя письменную и юридическую сторону дел, а Масленников практическую. Из ассигнованных городской думой 2000 рублей депутат Штраних получал 1200 рублей в год, а депутат Масленников соответственно 800. На должности членов исполнительной комиссии были думой рекомендованы Редькин, Коноплёв и Розов, которым их должностные обязанности должен был разъяснить сам городской голова. И комиссия заработала в полную силу. При проверке торговых заведений, принадлежащих лицам еврейского вероисповедания, по требованиям статьи 109 Положения о пошлинах за право торговли составляется акт. В оном акте указываются все нарушения положений законов Российской Империи относительно торговли. Акт проверки всё равно составляется, даже если в торговом заведении не обнаружено никаких нарушений. Все акты передаются исполнительной комиссией в городскую управу. В управу же смоленской ремесленной управой был передан список цеховых мастеров-евреев, проживающих в Смоленске. Приведём его полностью:

Абрам Симонов Перельман, серебряник

Кирш Израилев Якубсон, серебряник

Абрам Кунин, шапошник

Сара Бенкина, медница (вдова)

Ицка Шульман, шапошник

Лейба Файбешов Берх, часовщик

Лейба Каган, шапошник

Азик Нохамов, часовщик

Нохам Шевелёв, скорятник

Евсей Моткин Берман, часовщик

Мейдель Абрамович, скорятник (исключён)

Берка Ицкович Фрейден, медник

Есель Абрамов Купер, гильзник

Михель Абрамов Крубечь, кровельщик

Абрам Гинзбург, кухмистер

Орлик Израилев Лопинер, переплётчик

Янкель Израилев Фреадович, серебряник

Абель Файбишев Берх, часовщик

Залмон Лейбов Берх, часовщик

Берка Газенпуд, часовщик

Дон Ицков Агранат, часовщик
Фрайбишь Аронов Берх, часовщик

Абрум Берсон, переплётчик

Фридман Мовшев Мордухов, переплётчик

Смоленский мещанин Давидович, сапожник

Нот Абрамов Минкин, шорник

Мовша Елия Гиршов Бинкин, обойщик

Фишель Левков Лопреонецкий (солдат), столяр

Лейба Пинкус (солдат), столяр

Мендель Ловшев Пайк, маляр

Борух Шейнек, маляр

Шевель Залманов Мнухин, пряничник

Янкель Чудов Сандорифон, дрожжевик

Евель Залманов Макарин, переплётчик

Орешк Тройм Левитон, переплётчик

Шлёма Янукель Айнбиндер, переплётчик

Залмон Давидов Генин, серебряник

Абрам Хаимов Гуревич, часовщик

Ицка Номов Каган, часовщик

Ицка Закошанский, резчик печатей

Соломон Хацкелев Генкин, медник

Ицка Янкель, сапожник

Абрам Янкель Векслер, кухмистер

Шлёма Иоселев Шарафан, портной

Израиль Гершов Мушкатель, мастер шипучих вод

Орон Мухелев Гусинский, стекольщик

Есель Израилев Панскер, столяр

Нот Абрамов Минкин, столяр

Янкель Лейба Берман, столяр-стекольщик

Абрам Берков Берынштейн, заготовщик сапожного товара

Мовша Бонкин, обойщик

Абрам Крубечь, медник

Шах Израилев, обойщик

Маркус Ицковский, портной

Брысмер Карновский (Иосиф Израилев Бреннер Карновский), портной

Янкель Ицков Голубь, портной

Зюсь Певзхнер (солдат), печник

Ривка Абрамова Слуцкина, белошвейка

Мейзер Еселев Доверт, маляр

Берлинова, кухмистерша

Мендель Залманов Цейтлин, прянишник

Завель Залманов Щекин, портной

Есель Абрамов Кутнер, гильзник

Кисена, шляпница

Шахна Израилев Шуховицкий, обойщик

Лапинер, резчик печатей

Евсей Ицков Абрамов Голдштейн, токарь

Янкель Лейбов Берман, столяр-стекольщик

Лейба Каган, шапочник и шляпник

Евель Таугер, дамский портной

Езель Оршер, мужской портной

Шолом Хаукелев Генкин, медник

Мордух Брейнат, печник

Илам Хаим Берехович, уксусник

Абрам Залманов Рывкин, уксусник

Ицка Аронов Владман, уксусник

Борис Абрамов Рефес (на основании купеческого права), перчаточная мастерская 2-й гильдии купца

Фрейда Богородова, шляпница

Лейба Айзик Каган, портной



И вот во все промышленные и торговые заведения Смоленска, принадлежащие лицам еврейского вероисповедания, зачастил с проверками торговый депутат Масленников. Нашлись и нарушения в сфере торговле, и проживающие в губернском городе без нужных документов евреи. Все бумаги оформлялись депутатом Штранихом, и отправлялись к смоленскому полицмейстеру. К середине осени набралось немало кандидатов на высылку за черту оседлости. Но смоленский полицмейстер в ответе своём городсклй управе указал, что все акты по нарушению правил торговли должны отправляться в Казённую палату, и уже она, рассмотрев документы о нарушении правил торговли, может требовать или взыскание штрафа с нарушителя, либо высылки евреев за черту оседлости. Что же касается иудеев в Смоленске, не имеющих прав на проживание в городе, то полицмейстер склоняется к исполнению циркуляра министра внутренних дел о приостановке любой высылки евреев за черту оседлости до особого распоряжения. Не помогла управе и жалоба губернатору. Тот встал на сторону полицмейстера. В свете с ложившейся ситуации Александр Платонович Энгельгард решил выяснить как обстоят дела с еврейским вопросом в соседней Орловской губернии. В декабре 1881 года смоленскому городскому голове пришёл ответ от его орловского коллеги Н.В. Митина. Вопрос о высылке евреев из Орла был поднят гласными орловской городской думы (в основном купцами) ещё в 1880 году. Митину постановлением думы было поручено ходатайствовать перед Правительством о высылке торговцев иудейского вероисповедания из Орла, так как полицейское управление самостоятельно высылать их не хотело, ссылаясь на уже известный нам циркуляр министра внутренних дел. Правительство ответа не дало. В сентябре 1881 года вновь собралось заседание орловской городской думы, на котором Митину вновь было поручено ходатайствовать перед Правительством о решении еврейского вопроса. Одновременно с этим через орловского губернатора у министра внутренних дел было запрошено разрешение на проведение тщательной проверки полицией всех видов на жительство евреев в Орле. Результаты этой проверки были телеграфом посланы министру, с запросом на разрешение выдворить из Орла всех незаконно проживающих евреев. В результате орловская полиция выдворила за черту осёдлости большую часть незаконно проживающих иудеев, а имеющим в Орле торговые конторы Орловское губернское правление назначило двухмесячный срок для окончания всех своих дел. Министр внутренних дел Российской Империи уведомил Орловское городское управление, что не будет отменять решение губернского правления в отношении евреев. Также Митин сообщал Энгельгардту, что на 1 декабря 1881 года часть евреев всё же оставалась в Орле, ссылаясь на незаконченность своих торговых дел. Посему Орловская городская дума уполномочила городского голову ходатайствовать перед губернским правлением с приложением списка евреев о выдворении их из Орла. Также Митин был уполномочен просить орловскую ремесленную управу провести поголовную проверку знаний всех евреев-ремесленников и выяснить, работают ли они по своему ремеслу и не содержат ли незаконные торговые предприятия. Резюмируя, орловский городской голова отмечал, что вследствие таких действий городского управления евреи, проживавшие в Орле, постепенно его покидают.

Не очень понятно, помогло Энгельгардту и смоленской городской управе письмо из Орла, но искореняемая беда сама постучалась в двери. В управу обратился некто чаусовский мещанин Яков Шмеркович Егельсон. Называя себя поверенным смоленского купца Мовшы Симоновича Кобалкина, оный Яков просил выдать ему по доверенности Кобалкина деньги от городской управы за воинский постой в доме Мовшы Симоновича. Однако что-то делопроизводителям управы показалось странным, и они, попросив Егельсона подождать, отправили посыльного к Кобалкину. Выяснилось, что оный чаусовский мещанин никогда у Мовшы и не служил в приказчиках. Егельсона задержали и отправили к полицмейстеру для разбора и высылки за черту осёдлости, так как никаких документов, подтверждающих его право на проживание в губернском городе Смоленске, у него не оказалось.

С октября 1881 года по 1 января 1882 года исполнительной комиссией было проверено 58 промышленных, торговых и ремесленных предприятий, принадлежавших евреям. Выявлено 98 нарушений законов о торговле. По результатам проверок в городской управе заведено 78 дел, из которых 15 отправлены мировым судьям, 23 в Казённую палату, 4 дела переданы прокурору окружного суда, 25 смоленскому полицмейстеру. 3 дела направлены непосредственно господину министру внутренних дел, и несколько переданы в смоленскую ремесленную управу. Мировыми судьями наложены штрафы по 6-ти делам, казённой палатой по 7, прокурором прекращено 4 дела, а от министра внутренних дел не поступило никакого ответа на переданные для рассмотрения дела. На основании проверок и возбуждённых дел, по мнению смоленской городской управы подлежали закрытию 25 промышленных и торговых предприятий, и 37 евреев подлежали высылке за черту осёдлости. Однако к февралю 1882 года закрыто было лишь 3 заведения, а выслано из города всего 4 еврея. Исходя из этих результатов работы исполнительной комиссии, смоленская городская дума на заседании 25 февраля наделила городского голову правом ходатайствовать через смоленского губернатора перед министром внутренних дел об отмене циркуляра от 3 апреля 1880 года. Ответ министра пришёл в Смоленск лишь к декабрю 1882 года. Министр внутренних дел уведомлял смоленского губернатора, что «…распоряжение министерства о приостановлении высылки из внутренних губерний незаконно поселившихся там евреев вызвано было тем обстоятельством, что, отчасти благодаря небрежному отношению местных властей к действующим законам о месте жительства евреев, последние неправильно водворились во внутренних губерниях в таком значительном числе, что одновременная высылка их представлялась неудобной. И потому министерство было вынуждено разрешить этим евреям остаться временно, «до особых распоряжений», в местах их нового поселения. Но при этом отнюдь не имелось в виду, кроме дозволения временного жительства во внутренних губерниях, предоставлять им ещё и другие какие-либо преимущества и льготы по торговле и производству промыслов, на которые они по закону права не имеют».

Копию с этого письма смоленская городская управа направила в казённую палату, подкрепив актами о проверке и требованиями о закрытии торговых и промысловых предприятий, и о выселении евреев за черту осёдлости. Однако ж и тут пришло разочарование. Чиновники казённой палаты ответствовали, что руководствуются в своей работе 90 статьёй Высочайше утверждённого в 1865 году положения о пошлинах на право производства торговли и промыслов. И всё вопросы, относящиеся к торговле в Российской Империи, решает Министерство финансов по департаменту торговли и мануфактур. И соответственно казённая палата в своей работе руководствуется циркулярами и предписаниями департамента торговли и мануфактур. Именно вэтих документах прописано, что купцы евреи переселившиесяво внутренние губернии имеют право иметь приказчиков из единоверцев. А также и ремесленники иудейского вероисповедания могут получать торговые свидетельства и билеты. Требования же смоленской городской управы о прекращении выдачи приказчичьих и торговых свидетельств и билетов евреям казённая палата считает незаконными и для интересов государственной казны вредными. Предложение же господина министра внутренних дел, по мнению смоленской казённой палаты, никоим образом не запрещает выдавать документы на право торговли евреям, проживающим в Смоленске. Чиновники казённой палаты и впредь будут выдавать свидетельства на право торговли лицам еврейского вероисповедания, а городскую управу казённая палата просит не чинить препятствий евреям в получении торговых и промысловых документов. А если городская управа откажется выдавать оные свидетельства, то казённая палата в соответствии с требованиями Положения о пошлинах за право торговли и промысла предпишет выдавать таковые Смоленскому губернскому казначейству. Как говорится, шах и мат.

3 мая 1882 года вступили в действия временные правила о евреях, утверждённые постановление кабинеты министров Российской Империи. 3 пунктом положения кабинета министров о приведении в исполнение оных правил воспрещалось евреям производить торговлю в воскресные дни и двунадесятые христианские праздники. При закрытии в праздники торговых заведений в отношении еврейских торговых предприятий соблюдался тот же порядок, который установлен в эти дни и для христиан. В июне месяце 1882 года оршанский городской голова Громыко консультировался у смоленского городского головы о порядке, установленном в Смоленске на предмет торговли в воскресные и праздничные дни. Свою заинтересованность в правильности применения закона Громыко объяснял тем, что в Орше вся торговля находится в руках евреев. Интерес у оршанского городского управления вызывал и такой аспект: закрываются в праздники торговые предприятия только на время литургии, или смоленские власти требуют закрытия на весь день, а также соблюдаются ли в Смоленске требования 329 статьи Питейного устава о закрытии на время литургии в церквях питейных заведений. К сожалению ответа смоленского городского головы на этот запрос в фондах смоленской городской управы мною не обнаружено.

К лету 1882 года торговый депутат Штраних продолжал проводить проверки в торговых предприятиях евреев. В лавке купца Хаима Левича Мовшева Зеликина на Ново-Петербургской улице в доме Гаврилова приказчик 1-го класса бобруйский мещанин Берка Аронов Сендеров предъявил при проверке приказчичье свидетельство от чиновника казённой палаты Случаева, промысловый билет Смоленской городской управы и приказчичьий договор Зеликина с Сендеровым, заверенный смоленским нотариусом Шмерлингом. А вот документов, подтверждающих право проживания в Смоленске, у Сендерова не оказалось. Так же не смогли оправдать своё пребывание в губернском городе приказчик смоленского купца 2-й гильдии Меера Лейбова Бобровского мстиславльский мещанин Симон Абрамов Малкин и приказчица 1-го класса витебская мещанка Штерна-Фрейда Гиршева Черномордик, служившая в лавке купца 2-й гильдии Ицки Хаймовича Шмерлинга. Штраних оформил документы на нарушения (как он считал, а купцам-евреям 2-й гильдии не разрешалось иметь приказчиков единоверцев) и передал их в казённую палату. Однако отношение от управы было составлено в таких обтекаемых выражениях, что чиновники министерства финансов крайне удивившись, запросили разъяснений. Не могли понять финансисты, если нарушения на лицо, почему городская управа пишет, что Сендеров, Малкин и Черномордик не имеют права жить в Смоленске, и тут же оговаривается, что управа не входит в разбор вопроса об этом праве. Из управы пришло новое отношение, в котором городское управление просило обратить особое внимание на выдачу чиновниками казённой палаты документов на право торговли евреям, а лучше вообще таковые не выдавать или выдавать по предъявлении документов, подтверждающих право проживания во внутренних губерниях Империи. На что из казённой палаты ответили, что вопрос о праве проживания евреев в Смоленске должен быть разрешаем полицией. Что касается содержания евреями купцами 2-й гильдии приказчиков-единоверцев, чиновники казённой палаты не нашли в предписаниях и циркулярах министерства финансов такого запрещения. Чиновники министерства финансов как выдавали торговые и приказчичьи свидетельства, так и будут их выдавать. Но при сём, казённая палата отнюдь не отрицает прав смоленской городской управы на проведение проверок торговых предприятий в рамках существующих законов и распоряжений начальства.

 

К 1 января 1875 года смоленский полицмейстер передал в городскую управу за собственной подписью список, служащих по вольному найму городовых и чинов смоленской пожарной команды. Приведём его полностью:

Старшие унтер-офицеры городовой полиции с окладом 15 рублей в месяц:

Сергей Абрамов, Дорофей Абрамов, Фёдор Малахов, Николай Кровинский

Унтер-офицер Брем Заул

Городовые с месячным окладом 12 рублей:

Мейкула Чач, Сергей Меркулов, Иван Романов, Дмитрий Яковлев (принят на службу вместо уволенного Фёдора Байсука), Карп Житницкий, Ефим Тимофеев, Пётр Ульянов, Степан Фёдоров, Николай Алексеев, Викентий Оирса, Михаил Гондер, Тадеуш Шкода, Павел Степанов, Франц Гжибуло, Станислав Ковальчук, Григорий Петров, Ян Дурлик, Матвей Яковлев, Иван Семёнов, Семён Дмитриев, Григорий Семёнов, Виктор Ефремов, Тимофей Ильин, Ефрем Тугаринов, Иван Сорокин, Андрей Лебедев, Александр Разумов, Григорий Иванов, Илья Иванов, Фёдор Куликов, Викентий Гунтковский, Абрам Фрейман, Иван Евсташьев, Самуйла Мартынов, Кузьма Матвеев, Влас гайдуков, Иван Васильев, Фёдор Никифоров, Артемий Арефьев, Алексей Матюшкин, Илья Максимов, Михаил Романов, Осип Саба, Дмитрий Рыбаков, Константин Берёзкин, Иван Михайлов, Яков Антонов, Ларион Никифоров, Павел Николаев, Захар Гусарев.

Пожарной команды унтер-брандмейстеры:

Фёдор Корабинский, Шмуйла Горелик

Пожарной команды рядовыес месячным окладом 9 рублей:

Дмитрий Климонскок, Степан Павлов, Михаил Дешевой, Михаил Виноградов, Ефим Скопцов, Андрей Сизов, Лаврен Победоносцев, Пётр Степанов, Панфил Лаврентьев, Александр Феоктистов, Андрей Ильин, Фёдор Ефремов, Филипп Иванов, Сигадутин Хусаинов, Агафон Кошда, Фёдор Петров, Родион Корнеев, Афанасий Дмитриев, Марк Коржавин, Анисим Лазарев, Иван Семёнов, Тимофей Зайцев, Григорий Торопченко, Илья Александров, Федор Ананьев, Пётр Петров, Данила Таур, Семён Тимоненко, Яков Дранцев, Филипп Никитин.

Итак, на 1 января 1875 года под командованием смоленского полицмейстера служило 55 городовых и 32 нижних чина пожарной команды. Позволю себе начать наш разговор со смоленской пожарной команды и обеспечения пожарной безопасности. Губернский город Смоленск был разбит на пожарные участки по 30 домов, в которых собранием домовладельцев избирались пожарные старосты. На оных, « лежит как по закону, так и нравственная обязанность принимать всякие меры к предупреждению пожаров и оказывать в этом отношении своё содействие городскому управлению и полиции». На август 1883 года в первой части было 32 пожарных участка, во второй части 38, и в третьей 38, что меньше показателей 1872 года, когда в третьей части Смоленска насчитывалось 41 пожарный участок. Люди в пожарных старостах числились разные. В первой части совмещал должность пожарного старосты 1, 2 и 3-го участков смоленский купец Иван Яковлевич Щокотов, 5 и 6 майор Николай Иванович Ярошевский, 14 и 15 надворный советник Прокофий Лаврентьевич Сахаров, а вот пожарным старостой 9 и 10 участков первой части значился хлебопашец Платон Иванович Добромыслов. Более 10 лет пожарным старостой Солдатской слободы (пожарные участки с 27 по 32 1 части Смоленска) был титулярный советник и кавалер Егор Николаевич Силлау. В фонде Смоленской городской управы сохранилось прошение пожарного старосты Силлау от марта 1890 года, в котором он просит городское управление отдать распоряжение об очистке пяти колодцев в Чуриловском рву и о поправке мостов там же. Городская же управа ответила титулярному советнику, что колодцы в Чуриловском рву могут очищать лица, которые в этом нуждаются. Отказалось городское самоуправление и от починки мостов, так как для города они надобности не представляют.

В начале 1884 года по результатам проверки смоленского полицейского управления во второй части города выяснилось, что больше половины пожарных старост выбыли по смерти или другим причинам. Выборы же новых старост не проводились. А претенденты на эти должности имелись. Например, домовладелец А.Е. Дубинский с Егорьевской улицы, бомбардировавший управу прошениями с согласием поступить в пожарные старосты. Городская управа передала все эти бумаги смоленскому полицмейстеру, для передачи через пристава 2-й части на усмотрение домовладельцев соответствующих пожарных участков.

Пожаров в губернском городе боялись. Домовладелец Василий Фёдорович Высоцкий уведомил городскую управу, что в ветхом доме его соседки по Мало-Казанской улице за № 3 солдатки Александры Прокофьевны Пахомовой устроена пекарня для производства еврейского хлеба. А так как печь топится и днём и ночью, легко может случиться пожар. Осмотревший совместно с брандмейстером дом городской архитектор Добролюбов, разрешил выпекание хлеба только в дневные часы, с 5 часов утра до 5 часов вечера.

4 января 1890 года часовой на пожарной каланче при городской управе пожарный служащий Прокофий Егоров доложил брандмейстеру об огне, видимом на Благовещенской улице в доме купца Рубцова. На место был отправлен пожарный обоз. Оказалось, что в дымовой трубе горела сажа. Так как на основании 1-го параграфа обязательных постановлений смоленской городской думы от 4 ноября 1885 года и 15 января 1886 года каждый домовладелец обязывается содержать в исправном состоянии печи в своих домах, городская управа, после доклада брандмейстера о ложном выезде, оштрафовала купца Рубцова на 10 рублей. По тем же резонам были оштрафованы домовладельцы Вонлярлярские, в чьём доме на Почтамтской улице каланчовый часовой 8 марта 1890 года заметил огонь в трубе.

В марте того же года пришлось проводить целое расследование. Из городского полицейского управления по телефону в пожарную команду сообщили о возгорании в доме Шмерлинга на Большой Благовещенской улице. Высланная по адресу пожарная команда установила, что горела сажа в трубе квартиры Бранденбургера. Вызванный приставом второй части Смоленска Подлуцким домовладелец смоленский купец Сергей Ефимович Шмерлинг, объяснил, что проживая в доме Котикова, в своём доме бывает крайне редко. А исправностью печей и прочисткой труб занимается по условию прусский подданный Лонген Ломбовецкий, проживающий в Офицерской слободе в доме Лебедевой. Означенный прусскоподданный представил приставу расчётную книжку, из которой было видно, что, по заключённому со Шмерлингом условию, оный Лонген прочищал трубы в доме только в 1888 году. Также Ломбовецкий заявил, что сажа могла скопиться в трубе из-за её коленчатости и узости дымовых отверстий. То же подтвердил и городской архитектор. Смоленская городская управа оштрафовала домовладельца Шмерлинга, и отдельным решением обязала его отремонтировать дымовые трубы в доме, согласно указаниям городского архитектора.

В марте 1890 года смоленское ремесленное училище выставило городской управе счёт на 106 рублей 50 копеек за ремонт пожарного обоза. В мастерских было сделано одно новое дышло, 1 новая трубка к насосу с ковшом4 новых колеса, пять колёс перетянуты. Перемотаны 4 конца рукавов, исправлены 2 каски, 2 черпака.

Видимо на пожарах телеги пожарного обоза ломались достаточно часто. Так член управы Андреев докладывал, что при пожаре в доме мещанина Куйкина на Вылуповой улице в пожарном обозе 1-й части получила повреждения двухколёсная труба (сломаны 2 оглобли).

На январь 1891 года в смоленской пожарной команде насчитывалось 35 нижних чинов: 2 унтер-брандмейстера и 33 рядовых. По сравнению с 1875 годом жалование у пожарных служителей понизилось, унтер-брандмейстер имел месячный оклад содержания в 11 рублей, а рядовой пожарный 8 рублей. Однако, от городской управы выплачивались ещё и продовольственные деньги, в расчёте на человека в месяц: ржаной муки 1 пуд 30 фунтов по 70 копеек за пуд, гречневой крупы по 10 фунтов (1 рубль 30 копеек за пуд), на приварок по 1 рублю 50 копеек и на обмундирование каждому по 2 рубля 70 копеек. Четыреста шестьдесят два рубля 74 копейки в месяц выдавались брандмейстеру Лейбе Левину в денежной части городской управы.

Списочный состав смоленской пожарной команды на январь 1891 года:

Унтер-брандмейстеры: Захар Андреев, Осип Васильев

Рядовые: Василий Гущин, Корней Евдокимов, Леон Хопалев, Степан Дмитриев, Никитьа Елисеев, Абрам Иванов, Андрей Алексеев, Иван Фокин, Василий Спиридонов, Иван Воронов, Фёдор Васильев, Сергей Воронов, Лев Судейкин, Пётр Сергеев, Герман Морозов, Мирон Петров, Клим Иванов, Пётр Вачковский, Пётр Машихин, Алексей Ввозной, Николай Матвеев, Пётр Иванов, Дмитрий Осипов, Влас Демьянов, Михайла Антонов, Иван Степанов, Антип Елисеев, Дормидонт Власов, Иван Лабутин, Сергей Гордеев, Кирей Егоров, Трофим Екимов, Василий Феоктистов.

Исходя из платёжной ведомости из 33 рядовых 16 были неграмотными.

Исполняющий должность брандмейстера смоленской пожарной команды Лейба Гиршевич Левин в ноябре 1879 года подал смоленскому полицмейстеру прошение о назначении ему пенсии в размере 63 рублей в год, как совершенно потерявшему здоровье на более чем двадцатилетней службе в пожарной команде. Перед тем, как ходатайствовать о пенсии перед комитетом о раненых, полицмейстер обратился к городскому голове. 1 июля 1880 года смоленская городская дума не нашла достаточных оснований для назначения пенсии брандмейстеру Левину, так как он до сих пор состоит в должности, получает от города жалование и пользуется квартирой. Однако, приняв во внимание усердную службу Левина, а так же его расходы на излечение, городская дума предоставила брандмейстеру Левину в качестве единовременной выплаты годовой оклад пенсии в размере 63 рубля. И служил Лейба после этого в своей должности ещё без малого двенадцать лет. В 19 день февраля 1891 года Государь Император соизволил дать указание Правительствующему Сенату на возведение Лейбы Гиршева Левина в звание личного почётного гражданина. К 1894 году брандмейстер Левин вышел в отставку и просил городскую управу сделать распоряжение о записи его, Лейбы с женою Масею Самуиловной и усыновлённым сыном Исором, в личные почётные граждане города Смоленска. Предоставил Лейба и все нужные документы в копиях как то, копию указа Правительствующего Сената, купчую крепость на участок земли на Свирской улице в размере 241 квадратной сажени (так как по требованию Департамента неокладных сборов Министерства финансов Российской Империи для причисления в число городских обывателей необходимо соблюдать имущественный ценз, необходимый для участия в делах городского управления и хозяйства). Были представлены и копия решения смоленского окружного суда от 30 января 1892 года об усыновлении сына черниговского мещанина Моисея Файбишевича Брансдорфа Исора Лейбой Левиным и его женой Масей, и копия свидетельства о рождении 11 сентября 1886 года Исора Брансдорфа. Рассмотрев документы, смоленская городская дума постановила, личного почётного гражданина отставного унтер-офицера Лейбу Гиршевича Левина 64 лет жену его Масю Самуйловну 48 лет внести в заведённую в городской управе книгу почётных граждан города Смоленска. Сын же их Исор не может быть внесён в оную книгу, так как звание личного почётного гражданина может быть установлено лишь высшей правительственной властью.

К октябрю 1912 года старший унтер-брандмейстер смоленской общественной городской пожарной команды личный почётный гражданин Захарий Андреевич Андреев, 58 лет от роду, вероисповедания православного, имел 32 года беспорочной службы, а так же большую золотую медаль для ношения на шее на Владимирской ленте, большую серебряную медаль для ношения на шее на Аннинской ленте, малую серебряную медаль для ношения на груди на Аннинской ленте и медаль Красного Креста в память о Русско-Японской войне. И такого человека по требованию смоленского губернатора городская управа вынуждена отставить от должности. Правда, с сохранением половинного оклада жалования до окончания возбуждённого против него в смоленском окружном суде уголовного дела. Не сдержался старый пожарный и набил морду брандмейстеру Гофману прямо на пожаре. Городской голова Борис Петрович Рачинский от должности-то Андреева отстранил, но судебному следователю 1-го участка Смоленска выдал на него отличную рекомендацию. А в декабре запросил у губернатора разрешения вернуть старшего унтер-брандмейстера Андреева на службу, так как «старослужащий является одним из опытнейших работников по пожарной команде, в особенности в хозяйственной части…нет лица в составе команды, которое могло бы успешно выполнять поручения управы». Губернатор такого не разрешил, и дело тянулось аж до октября 1914 года, когда Московская судебная палата Захара Андреева полностью оправдала. А Андреев потребовал с городской управы выплатить ему удержанное содержание за два года. А по закону управе деваться некуда, пришлось платить.

В 1884 году Виленская городская управа запросила смоленское городское самоуправление высказать своё мнение по вопросу об обязательности нести расходы на расквартирование частных приставов, их помощников, а также на наем помещений для полицейских участков и управлений. За подписью городского головы в Вильно было отправлено следующее уведомление: «…на основании пункта 8 статьи 139 Городового Положения от 16 июня 1870 года наём помещений для городского полицейского управления, а равно выдача квартирных денег полицейским чинам, служба которых ограничена чертою города отнесены к обязательным расходам города. Поэтому Смоленская городская управа для полицейских управлений и квартир полицмейстера и частных приставов отводит помещения в принадлежащих городу зданиях, на наём же квартир для помощников приставов выдаёт квартирные деньги в размере 100 рублей в год на каждого».

К январю 1891 года под началом смоленского полицмейстера состояло 12 старших и 48 младших городовых. И тот же брандмейстер Лейба Левин получал на них в городской управе по доверенности полицмейстера месячное жалование 756 рублей. Так же каждому городовому выплачивалось от городской управы по 25 рублей в год на обмундирование.

Списочный состав городовых 1-й части:

Старшие (оклад 15 рублей): Иван Митрофанов, Лукьян Наумов, Иван Алфёров, Михаил Гондер, Фока Парфёнов

Младшие (оклад 12 рублей): Никита Фёдоров, Анисим Петров, Тадеуш Шкода, Трофим Антонов, Филипп Андреев, Дмитрий Жаков, Иван Трофимов, Николай Цветков, Иван Евдокимов, Дементий Блинов, Илья Елисеев, Григорий Григорьев, Григорий Лукьянов, Захар Иванов, Иван Дмитров, Евсей Корольков, Федор Григорьев, Пётр Сазонов, Василий Егоров, Семён Шеваренков, Тимофей Антонов, Данила Иванов, Фёдор Ефимов, Тимофей Дмитриев, Захар Прокофьев.

2-й части:

Старшие городовые: Архип Баранов, Кирилл Новиков, Абрам Фридман, Платон Богушевский

Младшие городовые: Федосей Терентьев, Лаврентий Черкасов, Евдоким Мирофанов, Александр Минаев, Пётр Осипов, Иван Байков, Тимофей Егоров, Тит Степанов.

3-й части:

Старшие городовые: Дорофей Абрамов, Василий Иванов, Никита Антонов

Младшие городовые: Афиноген Васильев, Фрол Егоров, Антон Митюл, Пётр Петров 1-й, Пётр Петров 2-й, Иван Бобров, Василий Яковлев, Леон Уваров, Пётр Иевнок, Еремей Никифоров, Андрей Михайлов, Матвеев, Евгений Иов, Григорий Емельянов, Степан Трофимов, Годфрид Ляйс.

Деньги городовые от городской управы получали, а вот свои обязанности случалось что и выполняли «спустя рукава». Сторож Рачевского луга Терентий Затолокин докладывал в городскую управу, что городовой 2-й части Морковкин закопал на городском лугу за известковой печью Заквасина мёртвую корову, принадлежавшую мещанину Абрамову. Но закопал так мелко, что собаки отрыли, и через то происходит страшное зловоние.

5 апреля 1891 года смоленский полицмейстер запросил городскую управу выделить средства на изготовление 120 латунных лент для летних и зимних головных уборов городовых по представленному образцу. Полицейский чин упирал на то, что знаки эти весьма необходимы во многих случаях, как например, если городские обыватели обращаются к городовому с просьбой оказать законное содействие. Но не получив от него удовлетворения, не знают его фамилии и не могут указать начальству виновного. Если же управа посчитает изготовление 120-ти лент для города накладным, то полицмейстер просил не отказать в оплате хотя бы 60 штук. Городская управа поручила члену управы Бекину озаботиться изготовлением 60 латунных лент на фуражки городовых, а о произведённых расходах донести городской управе. В середине июля месяца городовые получили ленты с номерами на фуражки. А резчик печатей Лапинер 30 рублей за выполненную работу.

В 1902 году смоленский полицмейстер надворный советник Константин Августович Тиде освободил казённую квартиру. Возможно, что приобрёл собственную. И в бывшую квартиру полицмейстера было решено перевести городское полицейское управление, а в освободившемся здании полицейского управления разместить городской ломбард. Городским архитектором и членом городской управы Н.Ф. Алейниковым была разработана смета на ремонтные работы и приспособление под ломбард бывшего здания полицейского управления в размере 854 рубля 70 копеек. 31 мая 1902 года городская дума утвердила смету, и ремонт начался. Однако к концу 1902 года стало ясно, что выделенных управой денег не хватает. Пришлось испрашивать разрешения губернатора на заимствование из запасного капитала губернии ещё 455 рублей.

 

Это нравится Вам, Ellenna, Юлиа и ещё одному человеку. прочитал как........и еще одному почетному человеку. Шутка. Автору огромный респект.......читаю запоем........

 

Благодарю, друзья...я стараюсь, хоть и не всегда получается)))

 

В начале зимы 1879 года смоленская городская управа, озаботившись наведением порядка на рынках и базарах губернского города, представила на утверждение городской думы «проэкт» правил о внутреннем распорядке на рынках и базарах. Правила сии были разработаны городским самоуправлением совместно со смоленским полицмейстером на основании 103 и 104 статей городового положения. В докладе чиновники управы просили гласных выпустить оные правила в форме обязательных постановлений. Правила внутреннего распорядка на рынках и базарах устанавливали нижеследующее:

1. Торговля с возов, то есть базарная и рыночная: со столов, ларей, скамей и прочего должны производится по роду предметов отдельно, на местах, указанных городской управой. Нигде, кроме указанных управой мест, подводы окрестных жителей не должны останавливаться ни для продажи каких бы то ни было предметов, ни для корма лошадей и другого скота.

2. Приезжающие на базар для продажи разных сельских произведений должны становиться на базарных площадях рядами и отделениями, согласно указаниям лиц, наблюдающих за порядком на базарах.

3. На местах, предназначенных для торговли с возов, никакие товары не должны быть раскладываемы на столах, рогожах и прочем.

4. Никто не должен занимать городской земли для постройки лавок, балаганов, для выставки столов, ларей, скамеек и также для раскладки товара на земле не получив предварительного разрешения городской управы, которое удостоверяется выдачей билета или квитанции с точным означением меры отведённого для означенной цели участка земли.

5. Во всех лавках должны быть прибиты на видных местах торговые документы. Лица же торгующие со столов, скамеек и прочего, должны иметь означенные документы при себе.

6. На базарах в деревянных лавках как собственно городских, так и построенных частными лицами на городской земле, не дозволяется устройство печей.

7.Мясо: свинина, поросятина, дичь и битая домашняя птица не должны быть раскладываемы на земле, хотя бы и с подстилкою рогожи или холста.

8. Лица, приносящие на рынки и базары, различные предметы для продажи с рук, не должны блуждать по всему рынку или базару, а должны держаться около тех мест, где производится продажа товаров однородных с принесёнными ими.

9. На мостовых и тротуарах, а также на галереях, находящихся возле лавок, не должны быть выставлены или складированы товары и другие предметы, чтобы не стеснять проход и проезд.

10. Плата за рыночные участки городской земли, занимаемые торговцами под устройство лавок, балаганов, ларей, а также под выставку столов, скамеек, корзин, хоть и переносимых с одного места на другое должна быть внесена в городскую управу в определённое управой время. Торговец, не сделавший вовремя такого взноса, должен по требованию городской управы немедленно очистить занимаемую им землю.

11. Торговцы и торговки, выставляющие свои столы, скамьи, лари, корзины и прочее на рыночных площадях, обязаны ежедневно удалять солому, листья, корки и вообще всякий сор, остающийся после продажи товара, на места, которые им будут указаны управой.

Примечание: виновные в нарушении этих правил привлекаются к ответственности согласно 109 и 110 статьям городового уложения.

В общем пакете правил, представленных управой на рассмотрение городской думы были также обязательные правила об очистке дворов и об устройстве и очистке ретирадных мест и помойных ям, а также о мерах к соблюдению чистоты в помещениях для продажи съестных припасов и напитков и к обеспечению безвредности оных. Все предметы, годные в пищу без предварительного приготовления, как то: древесные плоды, разного рода печенья, кондитерские изделия не в коробках и не в бумаге выставляемые на продажу, должны были постоянно быть прикрыты от пыли и насекомых стеклом или чистым покрывалом. Любые съестные припасы, особенно колбасы, ветчина и рыба, не должны были представлять ни малейших признаков испорченности. В харчевнях запрещалось производство любых других промыслов кроме продажи пищи и напитков. Для харчевен в правилах устанавливалось постоянное наличие должного количества горячей воды для мытья посуды и столовых приборов. Остатки пищи с прошлого дня разрешалось подавть назавтра в холодном или разогретом виде, если не обнаружено никаких признаков прокислости или испорченности блюда. А вот мешать вчерашнее со свежеприготовленным категорически запрещалось. Квас запрещалось хранить в медной посуде, а также продавать неперебродившим или наоборот слишком старым, покрытым плесенью. Правилами для харчевен устанавливалось лужение всей медной посуды и столовых приборов.

Отдельно оговаривалось устройство мясных лавок. Ради проветривания лавочники должны были устраивать в своих торговых помещениях в двух противоположных стенах по одной двери и как минимум по одному окну с открывающимися рамами. Полки в оных лавках, равно как столы и колоды, на коих рубится мясо, должны быть ежедневно отскоблены и тщательно отмываться. Ради чего в мясных лавках правилами предусматривалось наличие кадки с чистой водой. В мясных лавках запрещалось производить убой, ошпаривание и очищение любой птицы или скота. В летнее время всё мясо в лавке, как вывешиваемое на крюках, так и выкладываемое на полках должно было быть укрыто от насекомых чистым полотном. В летнее время торговцем мясом запрещалось вывешивать мясо на солнцепёке.

Только 22 апреля 1881 года (два года думали-рядили!) правила были утверждены смоленской городской думой в качестве обязательных постановлений.

Принять-то правила приняли, а вот соблюдались ли они? В августе 1898 года Николай Петрович Возненко устроил разнос члену управы А.А. Кваскову. Углядел смоленский городской голова в базарные дни на городских площадях, рынках и базарах полнейшее несоблюдение тех самых правил торговли, принятых аж в 1881 годе. Кандидат прав Возненко в письменном виде указывал члену управы, что раз на него от города возложена обязанность следить за соблюдением правил торговли, то он, Квасков, должен приложить все усилия к наведению порядка на рынках и базарах города. К сожалению, представление члена управы Кваскова смоленскому голове Возненко о беспорядках в базарные дни не сохранилось в фондах городской управы. Но вот по тону и содержанию отпуска Николая Петровича Возненко на это представление можно сделать вывод, что чиновник городского самоуправления просто вопросил у начальства, чего, мол, где, какие такие нарушения? И городскому голове пришлось подчинённому объяснять. «…В частности же таковые беспорядки в базарные дни замечаются, во-первых – в совершенном заграждении пролегающих по площадям дорог приезжающими на базар возами, а тротуаров, раскладыванием на них разного рода товаров…во-вторых – в отсутствии всякого порядка в сосредоточении приносимых на рынки и базары для продажи разных товаров на местах, отведённых для каждого в отдельности рода торговли. В-третьих – в небрежении за взысканием разрешённого в доход города сбора за места, отдаваемые для продажи разных товаров…»

И взялся член управы за… Работу, вы думаете? Не таков был сын купеческий Александр свет Александрович. Взялся он вовсе даже за перо, и четыре дня сочинял доклад в управу об улучшении в рыночной сфере. В своём опусе Квасков упирал на то, что ещё в 1895 году докладывал городской управе о недостаточном количестве подчинённых ему базарных служителей, без которых упорядочить толпы торговцев и приезжающих на рынки окрестных крестьян в базарные дни совершенно невозможно. Предлагал Квасков, если управа не имеет средств для увеличения штата торговых смотрителей, переложить их обязанности на городовых, учредив на рынках и базарах особые постоянные полицейские посты. Что же касается разграничения зон по продаже разных видов товаров, член управы предлагал выделить для этого особые места, ограждённые столбами и забором с пояснительными табличками. Также в этих зонах должны быть устроены лари и лавки для торговцев. Заметьте, правила приняты ещё 18 лет назад, а их требования на смоленских рынках как не выполнялись, так и не выполняются.

Контролировать торговцев, заплативших годовой сбор в управу за торговое место, Александр Александрович считал нецелесообразным. Деньги-то уже управой получены. А вот решение о сборе за торговлю сельскохозяйственной продукцией с приходящих на рынки крестьян член управ Квасков перекладывал на своё начальство. Ежели решит городская управа, что сей сбор является законным, то он, как смотрящий за торговлей, подтянув штаны, начнёт его взимать. Только просил чётких указаний, с каких товаров оный сбор должен город получать. Нынче же Квасков собирает в городскую казну деньги только за привозимые на продажу на городские рынки колёса, лыко и деревянную посуду. Просил Квасков управу поспособствовать к выделению в базарные дни на городские рынки по 6 городовых, то есть в общей сложности 18 человек, для наблюдения за порядком.

Что смог ответить на такой рапорт городской голова? Денег в управе нет, но вы работайте, Александр Александрович, работайте. Полицмейстеру уже управой сообщено, и ежели вы к нему обратитесь, то Константин Августович
(смоленский полицмейстер титулярный советник К.А. Тиде) вам не откажет в помощи городовыми. Что касаемо сборов в городской доход, Возненко указывал, что есть постановления городской думы, в коих чётко и ясно расписано, что деньги берутся не за привозимый на продажу товар, а за предоставляемое торговое место. Что торговый смотритель Квасков и должен по мере сил исполнять.

 

буду хвастаться))) и это только начало, я уже вычитал макет продолжения в январском номере "Края Смоленского"...с благодарностью Юрию Николаевичу, Кузьмичу нашему, большой рахмат!!!

 

Торговые депутации

учреждены законом 1824 г. в столицах, губернских, портовых и больших Т. городах, для удобнейшего наблюдения за правильным, сообразно свидетельствам и званию каждого, производством торговли и промышленности. Т. депутации состояли при городских думах и избирались, в числе от трех до семи лиц, из купцов, заслуживающих особого доверия общества. Т. депутатам был открыт свободный вход во все лавки, Т. заведения и дома, где производится торг, с обязанностью иметь надзор и на биржах. Т. депутаты избирались на три года, при общих выборах городских обществ на прочие должности. Избрание на должность Т. депутата обязаны были принимать купцы всех вообще гильдий, не исключая и первой. На Т. депутациях лежала обязанность побуждать торговцев ко взятию надлежащих Т. свидетельств в ноябре и декабре, а начиная с 1 февраля каждого года производить генеральную поверку торговли; найденные нарушения правил торговли представлялись депутатами в городские думы, которые об этом представляли от себя казенной палате для наложения взыскания. Жалобы на Т. депутации могли приноситься в четырехнедельный срок как в казенные палаты, так и в губернские и областные правления.

Согласно документам городской управы в 1872 году в торговой депутации Смоленска состояли на тот момент купеческий сын Пётр Ланин, Иван Васильев, Яков Грехов, Семён Шведов и С. Бибиков. 12 лет (4 трёхлетия) избирался городской думой торговым депутатом смоленский мещанин Иван Львович Масленников. Православного вероисповедания, имеет в городе Смоленске деревянный дом и пустопорожнее место, чем владеет совместно со своим братом. В службу вступил 26 июня 1875 года по выбору общества гласным смоленской городской думы на четырёхлетие. 25 февраля 1876 года выбран торговым депутатом. На каковую должность переизбирался ещё три раза. И дважды переизбирался гласным городской думы. В апреле 1881 года награждён серебряной медалью для ношения в петлице. Женат на мещанской дочери Марии Фёдоровой. К 1884 году имеет шестерых детей (сыновья: Иоанн, Александр и Павел, дочери: Ефросинья, Мария и Ольга).

В январе 1872 года торговыми депутатами Греховым и Васильевым в Смоленске был задержан еврей Шкловского общества Могилёвской губернии Лейба Басин. Сын израилев производил по губернскому городу разносную торговлю меховым товаром, не имея никаких разрешающих то документов. Товар Басина (один волчий мех, два куньих и шесть бобровых воротников) был торговыми депутатами арестован, запакован в тюк и положен на хранение в доме депутата Грехова. О нарушении Лейбой Басиным правил торговли составлен надлежащий акт, переданный для рассмотрения в смоленскую казённую палату. На основании статей 119 и 143 Положения о пошлинах на праве торговли и промыслов Басин был оштрафован казённой палатой на сумму в 135 рублей (тройная стоимость свидетельства второй гильдии в местности 3-го класса, к каковой и относился губернский город Смоленск). Через городскую управу решение было доведено до Лейбы, с которого взята подписка. По закону, Басин должен был указать, доволен ли он, или нет, решением казённой палаты, и имел право обжаловать решение в Правительствующем Сенате. В подписке еврей заявил, что решением государственного органа остался недоволен, но до марта месяца 1872 года никаких жалоб в казённую палату не представил. Городская управа уже было собралась продать с открытых торгов меха, арестованные торговыми депутатами, для покрытия штрафа в казну и других причитающихся платежей в пользу земства и города, когда через полицейское управление пришёл запрос от судебного следователя 3-го участка Кременчугского уезда Полтавского окружного суда. Оный следователь вёл дело о мошенничестве со стороны Басина, который оказался ремесленником-скорняком, взявшим для ремонта меха у кременчугских мещан Ляховича и Бродского. Судебный следователь просил выслать в его распоряжение как Лейбу Басина, так и меховой товар. Однако городская управа ответила, что не сможет этого сделать, пока еврей Басин не заплатит причитающийся ему штраф.

А с первого февраля, как мы помним, торговая депутация начинала генеральную проверку всех торговых заведений Смоленска. И уже 9 февраля 1872 года первые акты поступили в смоленскую казённую палату. К торговым депутатам 3-й части губернского города купеческим 2-й гильдии сыновьям Петру Фёдоровичу Ланину и Семёну Даниловичу Грехову присоединился старший чиновник для особых поручений смоленской казённой палаты Лидов. И вот эта троица докладывала в городскую управу, что ими в торговых заведениях 3-й части Смоленска выявлены евреи-ремесленники, работавшие приказчиками 1-го класса. У 2-й гильдии смоленского купца Евеля Ицкова Зеликина Могилёвский губернии Горецкий мещанин Бенциан Лейбович Ситкин, мстиславльский мещанин Янкель Хацкелевич Госин и Витебской губернии города Полоцка мещанин Янкель Гиршев Генкин. Все они проживали в Смоленске по ремесленным свидетельствам, согласно которых Ситкин оршанской ремесленной управой признан мастером-дистиллятором, Госин по свидетельству мстислальской ремесленной управы меховщиком. Генкин предъявил проверяющим ремесленное свидетельство смоленской ремесленной управы на скорняжное мастерство. На резонный вопрос торговых депутатов, а что ж вы, мол, имея ремесло приказчиками служите при купце, все три еврея предъявили приказчичьи свидетельства, выданные Ситкину и Госину оршанской городской думой, а Генкин соответственно полоцкой. Чем только усугубили своё незавидное положение, так как эти документы не были должным образом зарегистрированы в смоленской городской управе. Работавшая там же у Зеликина Слева Осеровна Рабинович вообще не имела прав на проживание за чертой осёдлости.

У второй гильдии купчихи Райхели Лазаревны Зеликиной приказчиком служил еврей Гирша Лейбович Голдин, записанный в мстиславльской ремесленной управе механиком и часовщиком. У купца Ицки Шмерлинга в приказчиках обнаружилась жена витебского 2-й гильдии купеческого племянника Стера Гиршевна Черномордикова, предъявившая свидетельство на приказчика первого класса от витебской городской думы, но так и не смогшая доказать своё право проживать за чертой еврейской осёдлости. На всех вышеперечисленных торговой депутацией были составлены соответствующие акты, которые вместе с изъятыми документами переданы для разбирательства в смоленскую казённую палату. Казённая палата присудила Ситкина, Генкина, Госина, Рабинович и Черномордикову к уплате всех причитающихся земских и городских сборов за право торговли. Также на ремесленных и приказчичьих свидетельствах была сделана соответствующая «надписка» о нарушении законов Российской Империи.

22 марта в городскую управу поступил новый рапорт от торговых депутатов. В доме купца Текоцкого постоялый двор держала чета полоцких мещан Гинзбургов муж Осер и жена его Лейба. Как выяснилось, у Лейбы не нашлось промыслового свидетельства на содержание постоялого двора, а в паспорте Осера не имелось отметки о праве проживания за чертой еврейской осёдлости. В том же доме смоленский 2-й гильдии купец Мунька Ицков Зелькин (Зеликин как написано в решении казённой палаты), держащий амбар из которого производится розничная торговля, не смог предъявить торговым депутатам ни билета 2-й гильдии, ни приказчичьего свидетельства 1-го класса. В винном оптовом складе, что в доме мещанина Худолеева в 3-й части Смоленска, работала без приказчичьего свидетельства жена почётного гражданина Ципа Зеликина. На том же складу водочный мастер Ицка Менухович Зарх и Гирша Беленький не имели положенных по закону промысловых свидетельств. В доме мещанина Малкина содержал амбар с продажей хлебных изделий 2-й гильдии купец Евель Зелькин. Он тоже не смог представить на проверку нужных документов( билет 2-й гильдии и приказчичье свидетельство). Все вышепоименованные нарушители были оштрафованы смоленской казённой палатой в размере 111 рублей серебром каждый. Взыскание штрафов было возложено на смоленскую полицию.

В мае того же года казённой палатой были оштрафованы содержательница постоялого двора солдатка Анна Хон и её управляющий витебский мещанин Абрам Векснер. За работу без нужных документов Векснер заплатил в казну 7 рублей 50 копеек серебром, а Анна Хон 5 рублей за дозволение Векснеру без документов у неё работать. Тем же решением были оштрафованы за отсутствие документов на право мелочной торговли смоленские кузнецы Макар Заквасин и Харитон Иванов. Весной это же 1872 года смоленские торговые депутаты рапортовали в городскую управу о запрете проверок торговли на станциях Московско-Брестской и Риго-Орловской железных дорог, и просили управу поспособствовать их допуску к проверке за правильностью торговли проезжающими в поездах торговцами. А то, понимаешь, что же это твориться? Бродит по благословенному губернскому городу Смоленску временно отпускной рядовой еврей Хаим Ицков Эдельман. Приехавший неизвестно откель на поезде, да и торговлю ведёт по постоялым дворам и трактирам янтарными украшениями. Благо, что торговые депутаты Ланин, Грехов и Васильев не дремлют. И пресекли незаконное торжище на постоялом дворе Пакорского.

Ковенский еврей Гаусман, проживающий во второй части Смоленска в доме Каранкевича, имел торговлю такого рода. Собирал он со смоленских торговцев и купцов (Федунина, Егорова, Рубцова, Луковникова, Котикова, Ковалдина, Масленникова, Куйкина, Лизункова и многих других) заказы на определённые товары и выписывал их по почте из разных городов империи. Естественно, Гаусман никаких документов на право торговли никогда не выкупал, да и смоленские торговцы проводили доход от этих товаров мимо бухгалтерских книг. Но вот на партии резиновых калош для торговцев Масленникова и Ковалдина ковенский хитрец «сел в калошу». Документы городской управы не сохранили свидетельства, чем Гаусман обидел смолян, но торговым депутатам его преподнесли, что называется «на блюдечке с голубой каёмочкой» вместе с той самой партией калош обиженные Масленников и Ковалдин.

В документах городской управы сохранился журнал генеральной проверки ярмарочных временно открытых заведений в декабре 1883 и январе 1884 годов. В балаганах на Торговой площади бакалейную продукцию выставляли смоленские мещанине Яков Макарович Алексеев и Константин Григорьевич Волков, а также крестьянин Богородицкой волости Илья Гаврилович Лядовский с женой Евдокией Тимофеевной. Крестьянин Кузьма Семёнович Сосенков держал на ярмарках балаган с фарфоровой и хрустальной посудою, чайной посудой и детскими игрушками торговал крестьянин Андрей Иванович Кульнев. Крестьянин Верейского уезда Тимофей Мочалов на ярмарках торговал детскими игрушками, а смоленский мещанин Фёдор Никитич Колобов помимо детских игрушек, выкладывал на прилавок временного ярмарочного балагана стеклянную посуду и народные книги.

В начале зимы 1879 года смоленская городская управа, озаботившись наведением порядка на рынках и базарах губернского города, представила на утверждение городской думы «проэкт» правил о внутреннем распорядке на рынках и базарах. Правила сии были разработаны городским самоуправлением совместно со смоленским полицмейстером на основании 103 и 104 статей городового положения. В докладе чиновники управы просили гласных выпустить оные правила в форме обязательных постановлений. Правила внутреннего распорядка на рынках и базарах устанавливали нижеследующее:

1. Торговля с возов, то есть базарная и рыночная: со столов, ларей, скамей и прочего должны производится по роду предметов отдельно, на местах, указанных городской управой. Нигде, кроме указанных управой мест, подводы окрестных жителей не должны останавливаться ни для продажи каких бы то ни было предметов, ни для корма лошадей и другого скота.

2. Приезжающие на базар для продажи разных сельских произведений должны становиться на базарных площадях рядами и отделениями, согласно указаниям лиц, наблюдающих за порядком на базарах.

3. На местах, предназначенных для торговли с возов, никакие товары не должны быть раскладываемы на столах, рогожах и прочем.

4. Никто не должен занимать городской земли для постройки лавок, балаганов, для выставки столов, ларей, скамеек и также для раскладкитовара на земле не получив предварительного разрешения городской управы, которое удостоверяется выдачей билета или квитанции с точным означением меры отведённого для означенной цели участка земли.

5. Во всех лавках должны быть прибиты на видных местах торговые документы. Лица же торгующие со столов, скамеек и прочего, должны иметь означенные документы при себе.

6. На базарах в деревянных лавках как собственно городских, так и построенных частными лицами на городской земле, не дозволяется устройство печей.

7.Мясо: свинина, поросятина, дичь и битая домашняя птица не должны быть раскладываемы на земле, хотя бы и с подстилкою рогожи или холста.

8. Лица, приносящие на рынки и базары, различные предметы для продажи с рук, не должны блуждать по всему рынку или базару, а должны держаться около тех мест, где производится продажа товаров однородных с принесёнными ими.

9. На мостовых и тротуарах, а также на галереях, находящихся возле лавок, не должны быть выставлены или складированы товары и другие предметы, чтобы не стеснять проход и проезд.

10. Плата за рыночные участки городской земли, занимаемые торговцами под устройство лавок, балаганов, ларей, а также под выставку столов, скамеек, корзин, хоть и переносимых с одного места на другое должна быть внесена в городскую управу в определённое управой время. Торговец, не сделавший вовремя такого взноса, должен по требованию городской управы немедленно очистить занимаемую им землю.

11. Торговцы и торговки, выставляющие свои столы, скамьи, лари, корзины и прочее на рыночных площадях, обязаны ежедневно удалять солому, листья, корки и вообще всякий сор, остающийся после продажи товара, на места, которые им будут указаны управой.

Примечание: виновные в нарушении этих правил привлекаются к ответственности согласно 109 и 110 статьям городового уложения.

В общем пакете правил, представленных управой на рассмотрение городской думы были также обязательные правила об очистке дворов и об устройстве и очистке ретирадных мест и помойных ям, а также о мерах к соблюдению чистоты в помещениях для продажи съестных припасов и напитков и к обеспечению безвредности оных. Все предметы, годные в пищу без предварительного приготовления, как то: древесные плоды, разного рода печенья, кондитерские изделия не в коробках и не в бумаге выставляемые на продажу, должны были постоянно быть прикрыты от пыли и насекомых стеклом или чистым покрывалом. Любые съестные припасы, особенно колбасы, ветчина и рыба, не должны были представлять ни малейших признаков испорченности. В харчевнях запрещалось производство любых других промыслов кроме продажи пищи и напитков. Для харчевен в правилах устанавливалось постоянное наличие должного количества горячей воды для мытья посуды и столовых приборов. Остатки пищи с прошлого дня разрешалось подавть назавтра в холодном или разогретом виде, если не обнаружено никаких признаков прокислости или испорченности блюда. А вот мешать вчерашнее со свежеприготовленным категорически запрещалось. Квас запрещалось хранить в медной посуде, а также продавать неперебродившим или наоборот слишком старым, покрытым плесенью. Правилами для харчевен устанавливалось лужение всей медной посуды и столовых приборов.

Отдельно оговаривалось устройство мясных лавок. Ради проветривания лавочники должны были устраивать в своих торговых помещениях в двух противоположных стенах по одной двери и как минимум по одному окну с открывающимися рамами. Полки в оных лавках, равно как столы и колоды, на коих рубится мясо, должны быть ежедневно отскоблены и тщательно отмываться. Ради чего в мясных лавках правилами предусматривалось наличие кадки с чистой водой. В мясных лавках запрещалось производить убой, ошпаривание и очищение любой птицы или скота. В летнее время всё мясо в лавке, как вывешиваемое на крюках, так и выкладываемое на полках должно было быть укрыто от насекомых чистым полотном. В летнее время торговцем мясом запрещалось вывешивать мясо на солнцепёке.

Только 22 апреля 1881 года (два года думали-рядили!) правила были утверждены смоленской городской думой в качестве обязательных постановлений.

Принять-то правила приняли, а вот соблюдались ли они? В августе 1898 года Николай Петрович Возненко устроил разнос члену управы А.А. Кваскову. Углядел смоленский городской голова в базарные дни на городских площадях, рынках и базарах полнейшее несоблюдение тех самых правил торговли, принятых аж в 1881 годе. Кандидат прав Возненко в письменном виде указывал члену управы, что раз на него от города возложена обязанность следить за соблюдением правил торговли, то он, Квасков, должен приложить все усилия к наведению порядка на рынках и базарах города. К сожалению, представление члена управы Кваскова смоленскому голове Возненко о беспорядках в базарные дни не сохранилось в фондах городской управы. Но вот по тону и содержанию отпуска Николая Петровича Возненко на это представление можно сделать вывод, что чиновник городского самоуправления просто вопросил у начальства, чего, мол, где, какие такие нарушения? И городскому голове пришлось подчинённому объяснять. «…В частности же таковые беспорядки в базарные дни замечаются, во-первых – в совершенном заграждении пролегающих по площадям дорог приезжающими на базар возами, а тротуаров, раскладыванием на них разного рода товаров…во-вторых – в отсутствии всякого порядка в сосредоточении приносимых на рынки и базары для продажи разных товаров на местах, отведённых для каждого в отдельности рода торговли. В-третьих – в небрежении за взысканием разрешённого в доход города сбора за места, отдаваемые для продажи разных товаров…»

И взялся член управы за… Работу, вы думаете? Не таков был сын купеческий Александр свет Александрович. Взялся он вовсе даже за перо, и четыре дня сочинял доклад в управу об улучшении в рыночной сфере. В своём опусе квасков упирал на то, что ещё в 1895 году докладывал городской управе о недостаточном количестве подчинённых ему базарных служителей, без которых упорядочить толпы торговцев и приезжающих на рынки окрестных крестьян в базарные дни совершенно невозможно. Предлагал Квасков, если управа не имеет средств для увеличения штата торговых смотрителей, переложить их обязанности на городовых, учредив на рынках и базарах особые постоянные полицейские посты. Что же касается разграничения зон по продаже разных видов товаров, член управы предлагал выделить для этого особые места, ограждённые столбами и забором с пояснительными табличками. Также в этих зонах должны быть устроены лари и лавки для торговцев. Заметьте, правила приняты ещё 18 лет назад, а их требования на смоленских рынках как не выполнялись, так и не выполняются.

Контролировать торговцев, заплативших годовой сбор в управу за торговое место, Александр Александрович считал нецелесообразным. Деньги-то уже управой получены. А вот решение о сборе за торговлю сельскохозяйственной продукцией с приходящих на рынки крестьян член управ Квасков перекладывал на своё начальство. Ежели решит городская управа, что сей сбор является законным, то он, как смотрящий за торговлей, подтянув штаны, начнёт его взимать. Только просил чётких указаний, с каких товаров оный сбор должен город получать. Нынче же Квасков собирает в городскую казну деньги только за привозимые на продажу на городские рынки колёса, лыко и деревянную посуду. Просил Квасков управу поспособствовать к выделению в базарные дни на городские рынки по 6 городовых, то есть в общей сложности 18 человек, для наблюдения за порядком.

Что смог ответить на такой рапорт городской голова? Денег в управе нет, но вы работайте, Александр Александрович, работайте. Полицмейстеру уже управой сообщено, и ежели вы к нему обратитесь, то Константин Августович (смоленский полицмейстер титулярный советник К.А. Тиде) вам не откажет в помощи городовыми. Что касаемо сборов в городской доход, Возненко указывал, что есть постановления городской думы, в коих чётко и ясно расписано, что деньги берутся не за привозимый на продажу товар, а за предоставляемое торговое место. Что торговый смотритель Квасков и должен по мере сил исполнять.

Не только в Советском Союзе реглировалась жизнь людей «по просьбам трудящихся». В конце весны 1881 года смоленскому городскому голове пришло прошение, подписанное работниками торгового прилавка и ремесленниками. Более сорока подписей насчитали чиновники управы. Заявители просили управу оказать содействие в прекращении всяческой торговли в Смоленске в воскресные и праздничные дни. В настоящее же время как хозяева торговых лавок, так и их приказчики лишены возможности сходить в церковь, а затем провести остаток дня с семьёй. Также пенялось крестьянскому люду, каковой, привезя на рынок свою продукцию и пролав её, тут же большей частью пропивает заработанное в честь праздника или воскресного дня. Городской управой на рассмотрение думы были представлены подробные предложения о запрещении торговли в воскресные и праздничные дни, а также о переносе базарных дней в губернском городе. 4 июля 1881 года смоленской городской думой были приняты обязательные для жителей Смоленска правила о запрещении торговли в воскресные и праздничные дни.

Торговля на базарах, в лавках и магазинах запрещалась в дни воскресные а также на Новый Год, в день Богоявления (Крещения), Сретения Господня, Благовещения Пресвятой Богородицы, в первые дни Светлого Христова Воскресения, в день перенесения мощей Святителя Николая, в дни Святой Троицы и Святого Духа, в день явления иконы Пресвятыя Богородицы Смоленской Одигитрии, Преображения Господня, Успения Пресвятой Богородицы, Рождества Пресвятой Богородицы, Воздвижения Честного Креста, Покрова Пресвятой Богородицы, в день Святителя Николая 6 декабря и в первые два дня Рождества Господа Иисуса Христа. Базарными днями для торговли на рынках были установлены среда и суббота. Отдельно оговаривалось, что торговля на рынках не прекращается, если праздничный день совпал с базарным.

В вышеозначенные дни разрешалась лишь продажа печёного хлеба, мяса, рыбы, вареной пищи и съестных припасов, подвергаемых быстрой порче, как то: ягоды, грибы, молоко и дичь. Городская дума разрешила по праздничным дням открывать мясные лавки и кондитерские, причём в булочных разрешалось продавать только изготовленные в них хлебобулочные изделия. Трактиры, харчевни и питейные заведения должны были открываться в установленные законом часы.

Принятие сих правил вызвало большой общественный резонанс, особенно среди евреев. В управу поступило прошение от бессрочно отпускных нижних чинов иудейского вероисповедания, которые протестовали против закрытия в воскресные дни торговли на Толкучем рынке. Упирали сыны Израилевы на то, что «Толчок» ни много, ни мало «…оазис сбыта и приобретения разного бытового хлама…покупатели продавцы толкучего - бедняки, ведущие свои грошовые обороты…» Против закрытия торговли предметами роскоши, да и прочих бакалейных и иных магазинов просители не возражали. Городская управа и дума, посчитав процент еврейского населения в городе не таким уж и большим, оставили сию петицию без удовлетворения. Торговцы колониальным и бакалейным товаром петиций не писали, а принялись запрет на торговлю игнорировать, производя торговлю по воскресным и праздничным дням с чёрного хода. Об этом докладывал управе в своём рапорте торговый депутат Штраних. Также торговый депутат выяснил, что большинство ремесленных мастерских продолжают работать в запретные дни, ссылаясь на то, что в правилах оговорено только запрещение торговли, а мастера торговлей и вовсе не занимаются, «производя ремесло». Управе пришлось доводить правила до ремесленников подпиской через городскую полицию.

Городская управа пошла на встречу лишь мастерам парикмахерского цеха. Те в своём прошении объясняли, что самые большие заработки у цирюльников и куафюров происходят накануне балов, приёмов и театров. Да и вовсе парикмахерское искусство нельзя отнести к торговым мероприятиям. Также указывалось, что по правилам цеха подмастерья цирюльников и так имеют в неделю один выходной день, и права их не могут быть стеснены отступлением от городских правил. 10 сентября 1882 года смоленская городская дума нашла резоны прошения мастеров парикмахерского цеха заслуживающими уважения.

В 188 году евреи как купцы, так и мелкие торговцы попытались уже через смоленского губернатора отменить запрет торговли в воскресные и праздничные дни. Но городская управа и дума настояли на своём, и прошение не было удовлетворено.

В 1874 году по городу Смоленску в городской управе объявлено купеческих капиталов на местном праве 1-й гильдии 4 и временных 1-й гильдии 3. По второй гильдии на местном праве 76 и на временном праве 39. Из числа местных купцов по перечню 1873 года на 1874 год не объявили купеческие капиталы следующие лица:

1. девица Александра Тихоновна Глуховская

2. девица Ираида Ивановна Долбежова

3. Иов Егоров с женой Устиньей Тимофеевной

4. Иван Кириллович Пастушенков с женой Анной Васильевной и дочерью Александрой.

Все эти лица, а также братья Яков Иванович и Нил Иванович Попковы были причислены городской управой в мещанское сословие. В этом же году за взнос сполна купеческой пошлины причислен к смоленскому купечеству первой гильдии рославльский купец Мовша Веньков Черняк с семейством, а по второй гильдии: из смоленских мещан Фёдор Михайлович Лизунков с семейством, Петр Васильевич Филимонов с семейством и вдова Татьяна Фёдоровна Шлыкова с детьми Петром и Алексеем. О купцах объявивших и не объявивших купеческие капиталы городской управой была подана именная ведомость в смоленскую казённую палату.

Исходя из сводной таблицы выданных документов на право торговли с 1881 по 15 сентября 1884 года, трудились городские чиновники не покладая рук. В губернском городе за этот период времени ими выдано свидетельств на право мелочной торговли 3 класса (стоимостью 15 рублей) 732 шт., свидетельств на право торговли для ремесленников (по 7 рублей 50 копеек) 158 шт., разрешений на мещанские промыслы (по 2 рубля 50 копеек) 60 шт., приказчичьих свидетельств 1-го класса (20 рублей) 177 шт., приказчичьих свиетельств 2-го класса (10 рублей) 1592 шт. Свидетельств для членов купеческих семейств за этот период было оформлено по 1-й гильдии (по 10 рублей) 50 шт., по второй гильдии (по 5 рублей) 222 штуки. Купеческих билетов 1-й гильдии (стоимостью в 20 рублей) выдано 119 шт., а пятнадцатирублёвых 2-й гильдии – 1019 штук. Шестирублёвых билетов 3 класса для мелочной торговли выдано 1132 шт.

Раз уж речь зашла о смоленском купечестве, давайте поближе рассмотрим нескольких его представителей. В фонде городской управы имеется формулярный список о службе смоленского 1-й гильдии купца Павла Александровича Мачульского, составленный марта 3-го дня 1884 года. Итак, Павел Александрович Мачульский, 56 лет, происхождения из купцов, вероисповедания православного. Родовое имение: в 3-й части деревянный дом и каменный водочный завод, в Смоленском уезде в селе Пискарихе 340 десятин земли и винокуренный завод. Благоприобретённое имение: во второй части города Смоленска каменный 4-х этажный дом, в 3-й части каменный дом на Толкучем рынке, в Смоленском уезде в селе Исакове 340 десятин земли и в селе Корохоткине 340 десятин земли. Жена его купеческая дочь Александра Егоровна владеет во второй части Смоленска двумя деревянными домами. У пары сыновья: Аким, родившийся в 1854 году, Фёдор 15 лет и Павел 1881 года рождения. Имеется у Павла Александровича и дочь Матрена 18 лет от роду. Жена и дети вероисповедания православного.

Окончил курс наук в смоленском уездном училище. По баллотировке 1 июля 1871 года избран гласным городской думы на четырёхлетие. В тот же день смоленским уездным земским собранием избран земским гласным до 1874 года. 25 июня 1875 года избран городской думой гласным на второе трёхлетие. 6 июля 1876 года смоленским купеческим обществом избран купеческим старостой. В 1881 году переизбран на ту же должность. Смоленская городская дума переизбирала Мачульского гласным думы в 1879 и 1783 годах. В 1872 году награждён серебряной медалью для ношения на шее на Станиславовской ленте. 1 января 1884 года Высочайше награждён золотой медалью для ношения на шее на Станиславовской ленте.

В заявлении на получение гильдейского свидетельства на 1902 год Павел Александрович Мачульский показывает посемейный список: он сам 75 лет, жена Александра Егоровна 66 лет, сын Фёдор 36 лет с женой Марией Евстигнеевной 35 лет и сыном Владимиром 13 лет, сын Павел 20 с половиной лет, дети умершего Акима: Надежда 22 лет и Александра 17 лет.

Не обойдём мы вниманием и смоленского 1-й гильдии купца Петра Фёдоровича Ланина, уже упоминавшегося в данном повествовании в качестве торгового депутата. А вот что сам Пётр Ланин писал о своей торговле в 1885 году смоленскому городскому голове: «В 1828 году отце мой Фёдор Андреевич Ланин начал производить торговлю в городе Смоленске на мещанском праве. В 1844 году перешёл в купечество, и с того времени по настоящее время торговля, начатая отцом моим Фёдором Ланиным, продолжается мною.

В 1847 году приобретена была недвижимая собственность на Санкт-Петербургской улице, где постепенно начаты производиться постройки для торговли, и смотря по мере развития оной постепенно увеличивались и в настоящее время достигли размера до 86 сажен в длину двух и трёхэтажные здания.

…род торговли заключается в бакалейной, колониальной, парфюмерной, пушной шубной, частию железной и хлебной, при этом имеется ренсковый погреб русских и иностранных вин с продажею на вынос, и всё это сосредоточено в главном моём магазина на Санкт-Петербургской улице…а отделение оной на углу Малой Одигитриевской и Благовещенской улиц, в коем отделении производится бакалейная колониальная торговля гаванскими сигарами и табаком иностранного и российского приготовления при коей также имеется ренсковый погреб русских и иностранных вин с продажею на вынос…» (из прошений П.Ф. Ланина смоленскому городскому голове от 4 октября и 16 ноября 1885 года).

В заявлении на получение гильдейского свидетельства на 1902 год представлен посемейный список Ланина: Петр Фёдорович Ланин, потомственный почётный гражданин 54 лет, жена его Мария Александровна 44 лет, дети: Фёдор 23 лет, Николай 21 года, Петр 8 лет, Мария 18 лет и Валентина 15 лет от роду.

Имел награды: золотая медаль на Станиславской ленте для ношения на шее (1884 г. за исполнение обязанностей члена учётного комитета государственного банка), золотая медаль для ношения на шее на Александровской ленте (1888 г. «за усердие и особые труды по званию почётного члена Смоленского губернского попечительства детских приютов»; знак Красного Креста (от 28 марта 1880 г.).
Крупнейший общественный деятель Смоленщины. Гласный Смоленской городской думы (1871-1895 гг.). С 1872 г. являлся пожизненным директором Смоленского городского общественного Пестрикова и Ланина банка. С 1872 по 1885 гг. член учётного комитета в Смоленском отделении государственного банка. 17 октября 1873 г. её императорским величеством был «определён» почётным членом Смоленского губернского попечительства детских приютов. С 1874 г. являлся членом учётного комитета при Смоленском городском общественном банке. 6 июля 1876 г. был избран членом попечительного совета и распорядителем городской Пестрикова и Ланина богадельни. В декабре 1876 г. избран церковным старостой при Нижне-Никольской церкви, являлся учредителем и председателем приходского попечительства. С августа 1880 г. церковный староста церкви св. Тихона Задонского. В марте 1882 г. был избран почётным членом бесплатной лечебницы военных врачей в Москве для бедных. В феврале 1889 г. был выбран и утверждён купеческим старостой. Городской голова (1892-1893 гг.), входил в руководство ряда др. обществ и организаций (член Императорского российского общества садоводства, Общества охотников конного бега, Российского общества покровительства животным, Смоленского наблюдательного комитета общества взаимного страхования от огня имущества, почётный смотритель второго городского училища, действительный член православного миссионерского общества). Принимал активное участие в создании Смоленского вольного пожарного общества, членом совета которого являлся.

И вот этот заслуженный со всех сторон смоленский купец и его оба больших магазина попадают под действие закона от 14 мая 1885 года. Сей правовой акт оговаривал невозможность открытия торговли вином с продажею на вынос на расстоянии ближе 40 сажен от церквей и 60 сажен от линии железных дорог. Как назло от главного магазина Ланина на Санкт-Петербургской улице до пересечения с линиями Орловско-Рижской и Московско-Брестской железных дорог было всего 45 сажен. А от входа во второй магазин на углу Благовещенской улицы всего 37 сажен до западной части ограды Одигитриевской церкви. Совсем не зря в своих прошениях к городскому голове Петр Фёдорович расписывал давнюю давность своей торговли в Смоленске, её широту и размах, приложив даже типографски напечатанный прейскурант своих магазинов. Испрашивал смоленский купец ходатайства от городского головы и смоленской городской думы к министру финансов Империи, который по 19 статье закона от 14 мая мог разрешить продолжить торговлю на тех же местах в заведениях ранее открытых. В том же ноябре 1885 года смоленское губернское по питейным делам присутствие известило городскую управу, что купцам Сафонову, Алтухову, Самотёсову, Щекотову и Ланину разрешено оставить ренсковые погреба, расположенные ближе, чем положено к оградам церквей. Тем уведомлением Петру Фёдоровичу довели, что в главном его магазине на Санкт-Петербургской улице запрещается раздробительная торговля вином на вынос, так как до линий железной дороги меньше 60 сажен положенных по закону.

Уж сколько нервов попортила смоленским купцам и предпринимателям борьба государства за народную трезвость словами не передать. Ещё 1 января 1876 года было высочайше утверждено мнение Государственного Совета об ограничении раздробительной торговли вином, в котором городским думам разрешалось ограничивать количество питейных заведений в городе и разрешать им вновь открываться только в определённых городским самоуправлением местностях. Однако, смоленская городская дума аж до 1883 года не считала нужным издавать какие-либо правила или ограничения в сфере виноторговли в губернском городе, так как «…питейных заведений было в городе не особенно много, и сама городская управа не встречала противодействия со стороны виноторговцев в тех случаях, когда находила нужным воспретить в том или ином месте открытие питейного заведения. Подобные вопросы улаживались всегда добровольно…» Всего на 1883 год в Смоленске имелось 15 питейных домов и 10 ренсковых погребов, тогда как число трактирных заведений дошло до 129. Достигалось это преимущественно тем, что выбор разрешительных документов на содержание трактирных заведений обходился не больше стоимости документов на питейное заведение. С трактирных заведений взимался сбор в пользу города в 150 рублей серебром в год. Но правду говорят в народе, новая метла по-новому метёт. В 1881 году на престол вступил Александр Третий, и в стране начались многочисленные изменения, включая и повышение налогового бремени.

К концу 1883 года смоленское городское самоуправление было уведомлено из столицы, что с 1 января 1884 года стоимость патента на содержание трактирного заведения увеличивается со 110 рублей до 280 рублей серебром, сравниваясь таким образом с патентом на питейное заведение. Так же содержателям трактиров полагалось по новым требованиям выкупать гильдейское свидетельство на право торговли. Гласные городской думы враз смекнули, что расходы на содержание трактиров и белых харчевен взлетят неимоверно, и ожидали повсеместного закрытия мелких трактиров и харчевен, и увеличения числа питейных заведений. Губернский город Смоленск мог потерять большую часть доходов от акцизного сбора с содержателей трактиров, харчевен и гостиниц. 27 октября 1883 года смоленская городская дума постановлением своим ограничила возможность открытия новых питейных заведений во всех частях города Смоленска. Число же ренсковых погребов с продажею вина на вынос гласные думы ограничили шестью «…в видах общественного благоустройства города…и ограничения той нежелательной формы продажи вина…, которая развивает пьянство со всеми его безобразиями…» Открытие новых питейных домов и заведений было разрешено в 1-й части в Солдатской слободе (кварталы 230-233) и Свирской казинке (кварталы 173,175,176), во второй части в Офицерской слободе (кварталы 247 и 252) и на Рачевке (квартал 109). В третьей части разрешалось открывать новые кабаки на Покровской горе (кварталы 11,13,14,15), по Витебскому шоссе (кварталы 30-35) и в Садках в Воздвиженском приходе (кварталы 54-57). Тем же постановлением поднимался акциз с трактирных заведений в пользу города до 195 рублей в год.

Все эти нововведения вызвали бурю негодования среди содержателей трактиров, гостиниц и белых харчевен. И в городскую думу и в губернское по городским делам присутствие были направлены жалобы. Смоленские предприниматели указывали на то, что общие расходы на выборку разрешительных документов и все акцизы и сборы в пользу казны и земства возрастают для них до 1000 рублей серебром в год. А ожидаемое в следующем 1884 году повышение на 30 процентов квартирного налога ещё больше подорвёт экономическое положение смоленских трактирщиков, так как многие из них снимают помещения под свои заведения в аренду у собственников. Каковые с повышением квартирного налога не применут поднять арендную плату. Многие семьи будут вынуждены закрыть свои заведения и остаться без куска хлеба и под неустойками за разрыв арендных договоров, заключённых на несколько лет вперёд. Смоленские трактирщики пеняли городской думе, что новые постановления служат только пользе владельцев больших винных складов, которые непременно воспользуются случаем захватить в свои руки большую часть винной торговли, что подразумевает организацию монополии в данной сфере. Обращение в вышестоящие инстанции дало свои плоды. 26 ноября 1883 года смоленское губернское по городским делам присутствие отменило постановление городской думы в части ограничения числа питейных заведений в городе и разрешения раздробительной торговли вином при винных складах, ссылаясь как раз на возможность возникновения монополии. Ограничение же по количеству ренсковых погребов до шести в Смоленске, губернское присутствие оставило в силе.

А вот акциз в пользу городской казны остался повышенным. Как не противились этому содержатели трактиров, а раскладка акцизных сумм на 1884 год была с ними согласована городской управой в сумме 20 085 рублей в год. Повышением акциза так понравилось чинам городской управы, что через четыре года они снова попытались увеличить акцизный сбор. Для составления раскладки из общества трактиросодержателей на каждое четырёхлетие выбиралось от 10 депутатов и 10-ти кандидатов, которые с чинами городской управы и составляли оную раскладку. По утверждению её, раскладка печаталась в «Смоленских губернских ведомостях» с указанием среднего акциза с трактирного заведения на год (на 1889 год, например 260 рублей) и общей суммы (на тот же год 29 640 рублей серебром в год со 114 заведений). Средняя температура по больнице, конечно, 36 и 6, но ведь не всё так просто. Так и с акцизами. Например, Халилулло Рахимов, содержатель буфетов на вокзалах Риго-Орловской и Московско-Брестской железных дорог и в Благородном собрании в 1884 году получил акциза на вокзальные буфеты по 350 рублей, а за Благородное собрание 400. На 1889 год трактирные депутаты и городская управа и вовсе установили для смоленского 2-й гильдии купца Халилулло Мухамета Рахимова акцизный сбор по 2000 тысячи рублей с каждого буфета на вокзалах и 1200 рублей за буфет в Благородном собрании. В своём заявлении к трактирной депутации Рахимов указывал, что цены в его буфетах утверждаются управлениями железных дорог, нумеров при буфетах для отдыха пассажиров организовывать запрещено. Да и торгуют буфеты купца Халилулло всего пять часов в течение суток, а именно когда на вокзалы приходят поезда. Он просит городскую управу и трактирных депутатов пересмотреть сумму акциза на его буфеты, так как железные дороги принимать на себя часть оплаты акцизных сборов отказываются. Даже городской голова в своём отношении сетовал на трактирную депутацию, объясняя, что буфет в Благородном собрании практически не приносит дохода, а на его содержание ещё и расходуются суммы из посторонних источников. В окончательной редакции раскладки, пропечатанной в номере «Смоленских губернских ведомостей» купец Рахимов облагался акцизным сбором на буфет в Благородном собрании в 500 рублей, а за буфеты на вокзалах по 1500 рублей серебром.

В свете раскладочно-акцизных баталий интересна история гостиницы «Лондон», что на Сенной площади во 2-й части губернского города. В 1888 году трактирные депутаты установили для её владельца поручика П.В. Типякова акциз в 260 рублей. Весь следующий 89 год Павел Васильевич ломал голову над тем, как избавиться от городского сбора, всё же внося в городскую казну требуемые суммы. И в ноябре подал в городскую управу прошение о выдаче ему разрешения на 1890 год на содержание меблированных комнат. Однако трактирная депутация и на 1890 год выставила ему акциз, посчитав 18 сдаваемых номеров в его доме гостиницей. В своём прошении на имя городского головы А.П. Энгельгардта Типяков указывал, что содержит меблированные комнаты, при которых нет ни ресторана, ни даже общего стола для постояльцев. Ссылался проситель на других содержателей меблированных комнат в Смоленске Крылова, Глинку и Покорского, каковые никаких акцизных сборов не платят. Мало того, понимая, что с городским чиновничеством нужно разговаривать с документами на руках, поручик получил из смоленского полицейского управления свидетельство о том, что при обследовании его дома на Сенной площади не обнаружено ни ресторана, ни харчевни, ни общего стола. Но управу не проведёшь. Прошение Павла Васильевича осталось без рассмотрения, так как комиссия от городской управы на его доме обнаружила вывеску «Гостиница Лондон». Также в доме Типякова имелась кухня. Типяков написал губернатору, приводя всё те же резоны (нет при меблированных комнатах на Сенной площади ресторана, не организован общий стол для постояльцев, а кухня в его доме готовит только для его семьи и прислуги; да и вывеску Типяков заменил). Тут надо ещё вот что сказать, Типяков, чтобы нормально работать в 1890 году половину акцизного сбора за год внёс в городскую казну. И надеялся, что по решению его проблемы, деньги ему город вернёт. Наивный. На запрос губернатора чиновники городской управы и гласные думы ответствовали, что всё равно считают заведение «Лондон» гостиницей. И приводили следующие резоны:

1. Типяков сменил вывеску на доме. Новая имеет надпись «Чайная Лондон», а по законам Российской Империи вывеску меблированные комнаты иметь не могут.

2. В 18 номерах останавливаются в основном только приезжие, на непродолжительное время. Тогда как меблированные комнаты снимают на продолжительный срок.

3. Поручик Типяков не подал жалобу на представленную в газете раскладку акцизного собора в должный по закону срок, и уже оплатил половину акцизного сбора за 1890 год, и эти деньги уже занесены в доход города Смоленска, а также по требованиям статьи 34 Положения о трактирных заведениях, уплаченный акциз ни при каких обстоятельствах не возвращается из городской казны.

Смоленский губернатор оставил прошение Павла Васильевича Типякова без уважения.

По документам городской управы и трактирной депутации интересно проследить за судьбой гостиницы «Европейская», что в доме Рачинского на Кирочной улице и её владелицы. В 1884 году торговая депутация установила для оной гостиницы акциз в размере 195 рублей серебром. Содержательница «Европейской» смоленская мещанка Мария Ануфриевна Походова, повздыхав конечно, не без того, денежки в городскую казну внесла. Но не зря же в народе говорят, что аппетит приходит во время еды. На 1889 год трактирные депутаты выставили, на тот момент уже жене дворянина Марии Толпыго, требование на 350 рублей в год. Гостиница считалась одной из престижнейших в городе, и депутаты решили не мелочиться. За четыре года акциз поднялся чуть не вдвое. И это не считая патентов на собственно гостиницу, а также прочие земские и городские сборы. А городская управа вошла во вкус. На 1890 год для гостиницы «Европейская» акциз подняли ещё на 50 рублей. Тут уж мадам Толпыго не смогла сдержать праведного гнева. В городскую управу была направлена жалоба на действия трактирной депутации, с объяснениями незавидного положения содержательницы и просьбой оставить акцизный сбор на уровне прошлогоднего 350 рублей. Иначе Марии Ануфриевне пришлось бы оставить только меблированные комнаты и закрыть ресторан при гостинице, который в тёплое время года и так простаивает, так как приёмы пищи для постояльцев обустроены в саду. Изучая сей опус жены дворянина, приходишь к мысли, что профессиональной солидарностью сия мадам не страдала, от слова совсем. «Другие же гостиницы в Смоленске и трактиры несут налог несравненно меньший; но торговля вдвое больше…что те гостиницы, которые обставлены гораздо хуже приносят доходу гораздо больше от гостиниц хорошо обставленных…» Объясняла эту несправедливость Толпыго тем, что в большинство гостиниц Смоленска заезжают люди разных сословий, а к ней только «…исключительно лица привилегированного сословия да и то только во земских и дворянских выборов…» Сей «плач Ярославны» не смог растопить чёрствых сердец городских чиновников, и акциз в 400 рублей для «Европейской» остался неизменным.

Смоленский купец Василий Петрович Сизов, получив через полицию сведения об установленном для его гостиницы с продажею крепких напитков акцизном сборе в 1100 рублей на 1900 год, попытался письменно увещевать управу, ссылаясь на расписание разрядов торговых заведений и полностью расписав свои траты на выборку документов. Вот это нам и интересно будет рассмотреть. Итак:

Промысловое свидетельство 1-го разряда с городским и земским сбором – 650 рублей

Купеческое свидетельство 1-й гильдии – 50 рублей

Купеческий сословный сбор – 61 рубль

В своём прошении Сизов указывает, что вполне мог бы содержать гостиницу по свидетельству 2-го разряда, как в прежние годы и делал, платя всего 142 рубля 50 копеек за документы (промысловое свидетельство 2-го разряда, купеческое свидетельство 2-й гильдии и сословный сбор). Но городская управа осталась непреклонной.

В том же году просила снизить сумму акцизного сбора и наследница содержателя гостиницы в доме Зубакина на Большой Благовещенской улице Тереза Брауер. В 1895 году, писала она в своём прошении, муж её Христиан Брауер, ныне покойный, был вынужден отказаться от аренды в доме Рачинского площадей под гостиницу «Германия», каковую содержал до того несколько десятков лет. Но, не желая бросать любимое дело, открыл гостиницу в двухэтажном доме Зубакина на углу Никольской и Большой Благовещенской улиц. Однако ж соседство с «Гранд-отелем», «Европейской» и той же «Германией», как и общий невзрачный вид дома Зубакина не дают возможности Терезе заработать на приезжающей в Смоленск публике. И даже установленная на 1900 год сумма акцизного сбора в 262 рубля 50 копеек для Брауер крайне обременительна. Управа же резонно возразила содержательнице гостиницы, что она непосредственно сама принимала участие в составлении раскладки акцизного сбора, и никаких возражений не выставляла.

В 1888 году в изыскании дохода в казну городскую не обошли вниманием чины городской управы и смоленские дома терпимости. Торговый смотритель В.Д. Ушаков совместно с членами городской управы В.И. Андреевым, С.И. Малкиным и И.А. Ламыкиным 23 августа совершили вояж по злачным местам губернского города. В 3-й части на Ильинском ручье посетили заведение «Орёл» мещанки Марии Васильевны Урановской. В том же переулке содержала бордель под названием «Париж» Мария Яковлевна Ротберг. Также в третьей части проверяющие посетили дома терпимости Марии Павловны Эйдиновой в доме крестьянина Дудина, Прасковьи Ивановой в доме крестьянина Лебедева и Александры Васильевны Кульневой в доме ямщика Никифора Бочкина. Затем Ушаков со товарищи поехали во вторую часть Смоленска, где в Шведовом переулке в доме Тимофея Дудина свой второй дом терпимости содержала мадам Ротберг. На свои перемещения по бардакам торговый смотритель с компанией членов управы потратили аж 8 рублей (утверждали, что на извозчиков), каковые были им возвращены из городской казны. Во всех заведениях была обнаружена беспатентная торговля пивом в бутылках. Уже 25 августа все содержатели борделей были подпиской извещены смоленским полицейским управлением о необходимости приобрести в городской управе патенты на портерные заведения. Иначе городской голова передаст дело в акцизное управление, что повлечёт за собой не только выкуп патента на торговлю пивом, но и штраф в двойном размере стоимости того патента.

Всё тот же торговый смотритель Ушаков, всё в том же конце августа 1888 года был отправлен городским головой в вояж по пивным ласкам города Смоленска. Нет, ну что вы, отнюдь не самые вкусные сорта пива искал Александр Платонович Энгельгардт. А искал он деньги для городской казны. Ушакову было прикзано выяснить в каких пивных лавках установлены бильярды, и не подают ли в оных лавках помимо пива и холодных закусок, разрешённых патентами, ещё и закуски горячие. Торговый смотритель обнаружил в Смоленских пивных аж четыре бильярда, о чём и доложил письменно руководству. Имелся бильярд в пивной лаве Марии Воробейчиковой на Королевской улице в доме Глинки. Главным же бильярдистом оказался купец Греков. В трёх его заведениях на Рачевке близ Духовской церкви в доме Клишина, на Сенной площади в доме В.П. Крылова и в доме Маргорина на Большой Благовещенской посетители гоняли шары. Но Греков, видимо, знал, как договориться с чинами управы, и требование заплатить акцизный сбор 195 рублей в городскую казну направили только Воробейчиковой. Почему городским чиновникам взбрело в голову, что при имеющемся бильярде пивная лавка становиться трактиром, о том история умалчивает. А вот акцизные деньги управе пришлось выбивать из несговорчивой Марии Игнатьевны через мировых судей. Когда же мировой судья третьего участка взыскал акцизный сбор с Воробейчиковой, владелица пивной лавки, тряхнув мошной, наняла очень неплохого адвоката. 4 января 1889 года в съезд мировых судей была подана апелляционная жалоба, в каковой как решение мирового судьи, так и требования городской управы были разбиты в пух и прах со ссылками, как на законодательные акты, так и на судебные прецеденты.

В августе 1882 года неравнодушные смоленские обыватели, есть у меня большое подозрение с купеческими свидетельствами во внутренних карманах сюртуков, известили городскую управу о работе на Старой Петербургской улице в доме братьев Морозовых керосинового склада. Управа для проверки делегировала торгового депутата Штраниха, предложив ему взять в качестве усиления какого-нибудь полицейского чиновника, кого сможет выделит городское полицейское управление. В подвалах дома Морозовых Штраних обнаружил склад керосина в бочонках. Там же велась торговля огнеопасным веществом в розлив. Один из подвалов с 9-ю десятипудовыми бочонками керосина принадлежал временному смоленскому купцу Менделю Лейбовичу Бобровскому, а второй подвал арендовал отставной рядовой Залман Беркович Кацман. В его подвале было составлено аж 43 семипудовых бочки керосина. В рапорте Штраних указал, что помещения не соответствуют требованиям, установленным в 1876 году смоленской городской думой для складов керосина. Не было в подвалах ни вытяжных труб, ни металлических дверей на улицу. И Кацман и Бобровский не смогли представить торговому депутату промысловых свидетельств на право торговли керосином. Да и разрешения городской управы на открытие керосинового склада тоже отсутствовало. Городская управа передала акты торгового депутата Штраниха как мировому судье, так и в Казённую палату для назначения взыскания, как по незаконной торговле керосином, так и по отсутствию документов на право торговли. Мировой судья 2-го участка Смоленска дело принял к рассмотрению, и уже 15 декабря, а это по меркам имперской бюрократии достаточно быстро, оштрафовал Бобровского и Кацмана на 15 рублей серебром каждого. А вот казённая палата, имевшая с городской управой самые натянутые отношения из-за разногласий в выдаче промысловых свидетельств, затребовала от городского головы дополнительные сведения. Хотелось знать чиновникам казённой палаты с какого точно времени были открыты склады в подвалах дома Морозовых, с какого точно месяца велась в них разливная торговля керосином. Ещё несколько раз отправлялся торговый депутат Штраних на Старую Петербургскую улицу, иногда в сопровождении чиновника казённой палаты Заболоцкого. А уж сколько торговый депутат перевёл бумаги и чернил на акты, уходившие на стол управляющего казённой палаты, то не в сказке сказать, ни пером описать. А палата всё требовала новые и новые подробности о Бобровском и Кацмане. Самое интересное, что в бумагах городской управы нет решения казённой палаты о наказании предприимчивых евреев.

А вот Пётр Фёдорович Ланин в керосиновой торговле старался соблюдать все и всяческие правила, установленные как правительством, так и городскими властями. Потому как это давало и некоторые льготы смоленскому купцу. В постановлении Правительствующего Сената о пошлинах на керосин было указано, что если на складах по хранению оного будут установлены железные баки, то держателям складов дозволяется получать керосин без оплаты залоговой пошлины в казну. 4 сентября 1890 года Пётр Ланин уведомил городскую управу, что хотел бы воспользоваться этой льготой, и просил городского голову разрешить ему устроить на своём складе в 3-й части города между Старо и Ново Петербургскими у лицами железные баки для слива и розлива керосина.

Как мы помним, с февраля начиналась генеральная проверка всех торговых и промышленных заведений города Смоленска. Вместе с торговыми депутатами в проверке принимали участие и чиновники казённой палаты. И уже с марта между управой и казённой палатой начиналась обширнейшая и где-то даже нервозная переписка. Городской голова и торговые депутаты выговаривали управляющему казённой палатой Красовскому, что он выдаёт промысловые свидетельства евреям, не затребовав с них даже документов на право проживания за чертой осёдлости. Евреи же эти не уведомляют городскую управу о получении промысловых свидетельств и об открытии торговых предприятий, что крайне затрудняет работу торговых депутатов. Красовский же в своих обращениях к городскому голове требовал как можно быстрее доставлять журналы генеральной проверки в казённую палату, и не отговариваться недостатком свободного времени у торговых депутаций. Также чиновники казённой палаты затягивали рассмотрения дел о нарушениях в торговле, требуя от городской управы всё новых и новых разъяснений по полученным актам. Так, например, на акт о нарушениях в книжной лавке Андреева казённая палата ответила пространным письмом аж на семи страницах. Управляющий Красовский для правильного разбора неправомерной торговли Андреева требовал от торговых депутатов точных сведений, как о состоянии книжной лавки, так и об особенностях торговли в оной. Торговые депутаты должны были выяснить, какой именно вид торговли осуществляет Андреев (купеческий, партиями либо розничный), продаёт ли и в каких количествах книжки с чистыми листами. Торговые депутаты должны были обосновать и требования наказать Андреева за продажу бронзовых рамок для фотографий, согласно Положения о торговле. Ссылался казённый чиновник и на некоторые прошлогодние промахи городской управы, когда торговые депутаты требовали наказать работавшего без приказчичьего свидетельства в лавке Копеля Абрамовича Черкуса сына его Абеля. Казённая палата выписала штрафы отцу и сыну Черкусам, но по обращению Абеля в суд выяснилось, что отец его к моменту проверки лавки умер. А по закону наследники имеют право продолжать торговлю без выборки новых документов до конца года.

Государственная монополия на торговлю хлебным вином вводилась в Империи постепенно. Принята она была в 1894 году, но, например, в Смоленске городское самоуправление задумалось о применении оной только к концу 1896 года. И тяжкие, надо сказать, это были думки. О состоянии трактирного промысла после введения монополии, а соответственно, и о состоянии акцизных сборов в пользу городской казны на запрос смоленской городской управы ответили из Перми, Самары и Уфы. В Перми акциз в 1895 году упал с 33000 рублей до 18 000 в год, а количество трактиров и буфетов с продажей крепких напитков сократилось (1894 год: 48 заведений и 7 буфетов; 1895 год: 12 заведений и 2 буфета). Из Самары пришли не менее горькие известия. Акцизные сборы с трактирных заведений сократились в городе на 11 000 рублей в год. Только в Уфе с введением казённой торговли питий ничего в плане акцизных сборов в пользу города не изменилось. В смоленской городской управе заволновались всерьёз, когда оказалось, что на 1 июля 1897 года заявок на открытие заведений с продажей крепких напитков подано совсем мало. Члены управы Квасков и Петров, как полагалось, произвели обследование помещений этих заведений, а городской голова направил в губернское акцизное управление и губернатору доклад, в котором от лица управы указывал, что губернском городе необходимо иметь не менее пятидесяти точек продажи крепкого алкоголя (как в запечатанной таре на вынос, так и с продажею в розлив произвольными мерами по вольной цене). И губернатор, и акцизное управление не имели ничего против такого количества питейных заведений в городе, да где ж их взять? По сведениям городской управы, переданным по запросу казённой палате , в Смоленске в о второй половине 1897 года числозаведений трактирного промысла уменьшилось на 78 заведений. Вместо 126 трактиров, гостиниц и буфетов с продажей крепких напитков в Смоленске в 1896 году, в 1897 имелось только 48, а акцизных сборов получено всего 8 675 рублей против 17 847 рублей годом ранее.

В смоленскую городскую управу каждый год поступали запросы от различных казённых учреждений на сведения о ценах на те или иные продукты и материалы в губернском городе. Некоторые конторы присылали и вовсе типографским способом изготовленные ведомости в несколько листов, в коих члены управы должны были проставить цены. Благодаря этим запросам мы имеем возможность узнать о ценах на продукты, строительные материалы и многое другое в городе. Наибольший массив информации имеется на 1902-1903 годы. От него и будем отталкиваться. Итак:

Ржаной муки пуд 80 копеек

Крупы гречневой пуд 1 рубль 15 копеек

Крупы ячной пуд 1 рубль 20 копеек

Говядина 1 сорта пуд 4 рубля 80 копеек

Сало свиное кусковое солёное пуд 7 рублей 20 копеек

Сало говяжье пуд 4 рубля

Соль пуд 40 копеек

Рыба колодкой пуд от 2 рублей 40 копеек до 4 рублей

Рыба пластянка пуд 4 рубля

Масло конопляное пуд 4 рубля 20 копеек

Солод ржаной пуд 1 рубль 40 копеек

Солома ржаная пуд от 15 копеек до 17 копеек

Овёс пуд 55 копеек

Пшеничная мука 2 сорта пуд от 1 рубля 80 копеек до 2 рублей

Просяная крупа пуд 1 рубль 30 копеек

Перловая крупа пуд от 1 рубля 80 копеек до 4 рублей

Рисовая крупа (хорошая) пуд от 3 рублей до 4 рублей 80 копеек

Белый горох пуд 1 рубль 25 копеек

Масло подсолнечное пуд 4 рубля 40 копеек

Масло коровье пуд 14 рублей

Говяжья печень пуд 1 рубль 20 копеек

Севрюга солёная пуд от 6 рублей 60 копеек до 7 рублей 80 копеек

Снетки солёные пуд 3 рубля 60 копеек

Сахарный песок пуд 5 рублей 20 копеек

Сахар пиленый пуд 6 рублей 20 копеек

Чернослив пуд 3 рубля 20 копеек

Изюм пуд 4 рубля 80 копеек

Четверть картофеля 2 рубля 80 копеек

Лук репка пуд 1 рубль

100 штук свежих бураков 1 рубль

Лавровый лист 1 фунт 30 копеек

Зернистый перец 1 фунт 60 копеек

Шотландские сельди 1 бочка от 18 рублей до 23 рублей

Но ведь не только брюхом набитым жив человек:

Сальных свечей пуд 7 рублей

Керосину пуд от 1 рубля 20 копеек до 1 рубля 40 копеек

Дратва прошивная фунт 40 копеек

Дратва тачальная фунт 40 копеек

Гвозди деревянные сапожные фунт 20 копеек

Гвозди железные фунт 20 копеек

Щетина сапожная фунт от 3 до 4 рублей

Купорос фунт 15 копеек

Смола сапожная фунт 15 копеек

Вар сапожный фунт 15 копеек

Воск фунт 60 копеек

Лубок большого размера 1 шт. 90 копеек

Дёготь берёзовый фунт 5 копеек

Лыко простое пуд 4 рубля 20 копеек

Мыло простое пуд 4 рубля 20 копеек

Кислота карболовая фунт 15 копеек

Вата гигроскопичная фунт 80 копеек

Вата простая фунт 30 копеек

Марля гигроскопичная 1 аршин 10 копеек

Бумага писчая 10 листов от 7 до 15 копеек

Перо стальное 1 шт. 1 копейка

Пуговица медная позолоченная

дюжина от 20 до 55 копеек

Нитки серые фунт 60 копеек

Нитки чёрные 1 катушка 8 копеек

Крючок с петлёй 1 пара 1 копейка

Напёрсток 1 шт. 3 копейки

Пуговицы костяные дюжина от 5 до 20 копеек

Листовое железо пуд 3 рубля 20 копеек

Масляная краска фунт от 20 до 40 копеек

Олифа фунт 18 копеек

Клей столярный фунт 18 копеек

Доска еловая в 1 дюйм 35 копеек

Веник 1 шт. 1 копейка

Сургуч фунт 40 копеек

Чернорабочий в день получал 75 копеек.

Небезинтересен перечень предметов, потребных для обмундирования и снаряжения частей государственного ополчения, составленный в июле 1903 года:

Армейского полотна 1 аршин от 12 до 15 копеек

Холст рубашечный 1 аршин 8 вершков от 12 до 15 копеек

Холст подкладочный 1 аршин 9 копеек

Полотно фламское армейское в 23 вершка ширины 1 аршин 30 копеек

Сапоги с голенищами в 12 вершков от 5 рублей 20 копеек до 6 рублей

Сукно:

серое армейское 1 аршин 1 рубль

тёмнозелёное 1 аршин 1 рубль 30 копеек

алое 1 аршин 2 рубля 25 копеек

чёрное для галстука 1 аршин 1 рубль 60 копеек

верблюжье 1 аршин 1 рубль 30 копеек

серое крестьянское 1 аршин от 60 до 90 копеек

Кожаный ремень с пряжкой 30 копеек

Тесьма нитяная белая широкая 1 аршин 10 копеек

Тесьма нитяная белая узкая 1 аршин 5 копеек

Галун золотой:

широкий 1 аршин 80 копеек

узкий 1 аршин 35 копеек

Пуговицы жёлтой меди дюжина 12 копеек

Крючков и петель дюжина 3 копейки

Фуфайка вязаная или сшивная вместо полушубка 2 рубля

Полушубок из простых овчин от 6 рублей до 7 рублей 50 копеек

Перчатки замшевые офицерские пара 1 рубль

Шапка тёплая, верх суконный, околыш – смушка 1 рубль 25 копеек

А уж снаряжение в этом списки расписано с высокой степенью дотошности. От пил, топоров, лопат и ломов, до материала для починки сапог и бочонков для воды и водки.

С подачею справочных цен городской управой случались и конфузы. Смоленское исправительное арестантское отделение доложило в канцелярию губернатора, что управа озвучила цену на берёзовые дрова трёхполенные сухопутные в 12 рублей 62 копекйи за сажень с доставкой на место, и на сплавные 11 рублей 50 копеек. Чиновники губернского правления проверили отчёты городской управы, и нашли, что стоимость дров для зданий городского общественного управления выше указанной для тюрем. В середине февраля 1903 года губернатор запросил у городской управы разъяснения. Городское самоуправление задумалось аж на целый месяц. 12 марта губернатор письменно приказал управе немедленно озаботиться ответом на поставленный месяцем ранее вопрос. Через неделю городской голова представил губернатору доклад с объяснением. Цены для арестантского отделения прописывались исходя из справочных по губернскому городу, а вот цены на поставку дров для отопления общественных зданий были объявлены на торгах. Ничего за сотню с лишним лет в Смоленске не поменялось. Во всём виноваты тендеры.

 

Древняя Смоленская земля. Массу всего интересного она в себе хранит-скрывает. Но случается иногда, что кому-то приоткрываются подземные закрома. Вот, например. Пахала себе баба поле. Почему сама пахала, а кто ж теперь разберёт - может вдовая была, ну а может, ещё чего с мужем было. Итак, пахала Прасковья Прохоровна Белова своё поле 30 мая 1885 года. Поле то было у деревни Долины, Мочаловской волости Юхновского уезда. И тут из земли как полезет всякое. Не, не зомби...Какие-то витые штуки, на вид очень даже и серебряные. И отдала баба их волостному старшине, тот уездному исправнику, ну и дальше в Смоленское губернское правление, оттуда всё это дело переслали в Императорскую Археологическую комиссию в Санкт-Питербурх. Там, кстати, очень обрадовались и подивились, шейные гривны им нечасто присылали с мест, и решили поощрить Прасковью Белову аж двумястами рублями. И что самое интересное, эти деньги до Прасковьи дошли. В деле расписка имеется. (ГАСО, фонд 2, опись 81, дело 174)

А вот из более ранешнего. В мае 1835 года витебский дворянин Станислав Волк подал на имя Смоленского гражданского губернатора князя Хованского записку в которой обвинял титулярного советника
Варфоломея Прейса в том, что он, Варфоломей Прей, вызнав у означенного Волка место нахождения клада под Смоленском (на большом лугу, у малой речки...так в записке) нашёл мешок золота и утаил его от Станислава Волка. По распоряжению губернатора смоленский полицмейстер отобрал объяснения у титулярного советника Прейса и его дворового мальчика Ивана Яковлева, о чём и доложил губернатору, не усмотрев в выемки из земли под Смоленском Варфоломеем Прейсом двах гарнцов золотых червонцев состава преступления.

Но это было в губернии, а нас в этой статье интересуют клады, найденные в земле, принадлежащей губернскому городу Смоленску. Те самые, что проходили через чиновников смоленской городской управы. А они, конечно же, были, древний город Смоленск и во второй половине 19 века землю в городе рыли часто.

17 сентября 1879 года командир 1-й батареи 3-й резервной артиллерийской бригады полковник Рогоза доложил по начальству и уведомил смоленскую городскую управу о находке клада мелкой серебряной монеты старинного чекана на пустопорожней городской земле на Казанской горе у дома жены судебного пристава Анны Ивановны Полозовой. Нижние чины 1 батареи Сафрон Алексеев, Сергей Гращенков, Иван Николаев, Андрей Гаврилов, Федор Дриняев и Павел Петров выкопали два больших глиняных кувшина с монетой с глубины не более полуаршина. Общий вес найденного серебра составил 19 фунтов 27 золотников, монеток по счёту оказалось 14 720 штук. Городской голова Энгельгардт, доложив о находке смоленскому губернатору Лопатину, отправил клад в Русское императорское археологическое общество

Пока монеты ездили в столицу, командование Московского военного округа озаботилось награждением нашедших клад нижних чинов. Александр Григорьевич Лопатин получил письмо от командующего артиллерией округа, в котором тот, ссылаясь на мнения командующего войсками Московского округа графа Александра Ивановича Бреверн-Делагарди, практически требовал от смоленского губернатора вознаграждения для канониров. Лопатин в своём ответе уведомил артиллерийского генерал-лейтенанта о том, что после экспертизы клада, найденные ценности или деньги за них поступят в распоряжение смоленской городской управы, каковая и будет решать вопрос о вознаграждении нашедших клад по законам Российской Империи. Главный окружной артиллерист и городскому голове Александру Платоновичу Энгельгардту направил письмо похожего содержания. Вся эта спешка высоких военных чинов кажется крайне странной. По закону клад отходил владельцу земли, на которой был обнаружен, а нашедшему полагалась третья часть стоимости в качестве вознаграждения. Закон есть закон, и чего военным суетиться? Но видимо генералы знали то, что пока не было известно смоленскому самоуправлению.

К апрелю 1880 года в Смоленск вернулись 8 килограммов старинного серебра с уведомлением от Императорского археологического общества о невозможности приобретения данного клада за недостатком свободных средств. Городская управа назначила торги по продаже серебра на 30 апреля. И тут… Смоленскому губернатору и в городскую управу поступает заявление от дочери поручика Зинаиды Николаевны Гурьевой. Она утверждает, что клад у дома коллежского асессора Полозова 17 сентября прошлого года обнаружили вовсе не солдаты-артиллеристы, а её воспитанник ученик смоленской гимназии Евгений Дмитриев. И она, Гурьева, рассчитывает на законную долю от вырученных денег от продажи клада. К заявлению приложена справка от судебного пристава коллежского асессора Иосифа Васильевича Полозова, который подтверждает находку старинных монет Дмитриевым. «…но потом клад был разобран неизвестными мне солдатами…» заявляет в своей справке Полозов. Александру Платоновичу Энгельгардту пришлось крепко подумать. Ссориться с военными городскому голове не хотелось, поэтому было принято «соломоново» решение, что треть от вырученных за продажу серебра денег будет поделена между нижними чинами 3-й артиллерийской бригады и гимназистом Дмитриевым.

Торги были жаркими. 12 смоленских купцов изъявили желание приобрести старинное серебро. Берх, Каган, Зеликин, Лапинер, Шведов, Ермашов и Спиридонов набавляли и набавляли стоимость фунта серебряной монеты, но не смогли превысить предложение Петра Фёдоровича Ланина. Он и забрал основную часть клада в 18 с половиной фунтов за 529 рублей 10 копеек. Ещё фунт серебряных монет продали в разнобой, заработав для города ещё 22 рубля. 2 мая 1880 года состоялось заседание городской управы, где и было определено, что согласно закону 367 рублей 40 копеек отходит в городскую казну, а 183 рубля 70 копеек равномерно делится между канонирами и смоленским гимназистом Дмитриевым. А человека выходило по 26 рублей 24 копейки. Деньги для нижних чинов передали командованию 3-й резервной артбригады, но, как выяснилось, к тому времени Фёдор Дреняев был уволен в запас. Смоленским чиновникам пришлось потратиться на почтовые расходы, чтобы выслать 26 рублей 24 копейки в адрес Мокшанского уездного воинского начальника для передачи отставному канониру. (ГАСО, Ф.1 Оп.5(1879) Д.238; Ф. 65, опись 1, д. 296)

Год 1889 инженер-технолог Алексей Григорьевич Малеванный по договору с городской управой строит в губернском городе водопровод. 21 октября при земляных работах на Армянской улице у водоподъёмного здания крестьянин Емельян Прокофьев обнаружил горшок с четырьмя сотнями старинных мелких серебряных монет и двумя слитками серебра. Клад был передан Малеванным в городскую управу, которая, доложив о находке губернатору, уже 30 октября отправила слитки и монеты в столицу в Императорскую Археологическую комиссию. Емельян Прокофьев по договорённости с управой получил премию в 15 рублей. А в январе 1890 года четыреста одиннадцать серебряных богемских монет вернулись в Смоленск. Хотя А. Иозефович в своей заметке в «Смоленском вестнике» утверждал, что находка богемских монет начала 14 века в Смоленске является крайне интересным явлением, мол и в Польше такие монеты в кладах редкость, археологическая комиссия не сочла находку выдающейся и, определив принадлежность монет королю Богемии Вячеславу Второму (1303-1305 г.г.), передала клад в городскую управу. О судьбе серебра городские чиновники думали аж девять месяцев, и только к октябрю 1890 года «родилась» идея продать клад с открытых торгов. О чём и было сделано уведомление в «Смоленском вестнике». 2 фунта 60 золотников старинного серебра были оценены в 25 рублей 20 копеек (из материалов дела непонятно кто именно оценивал, Императорская археологическая комиссия или чиновники городской управы), с каковой суммы и должны были начаться торги в 12 часов 26 октября 1890 года. Клад выкупил в результате за 57 рублей некто Иван Белавенец (предположительно, так как протокол аукционного торга заполнен ужасающим подчерком). (ГАСО, фонд 65, опись 1, дело 1004, листы 1-18)

Надо сказать, что 2 ноября 1889 года на том же самом месте у водоподъёмного здания приставу 2-й части Смоленска Подлуцкому пришлось силой выгонять четырёх крестьян из ямы, в которой они с руганью и мордобитием делили найденные 104 древнерусские серебряные монеты. Авторитет полицейского чина был высок, монеты он, забрав у крестьян, представил смоленскому полицмейстеру. Данные монеты Императорская археологическая комиссия оценила в 3 рубля 25 копеек сенребром, каковые деньги были присланы из столицы в канцелярию смоленского губернатора. Он отношением своим от 7 февраля отправил сию сумму смоленскому полицмейстеру с указанием выдать деньги по принадлежности. Из материалов дела соверщенно непонятно кто именно деньги получил, пристав ли Подлуцкий или крестьяне, нашедшие клад. (ГАСО, фонд 1, опись 5, дело 145, листы 2, 9-11,13, 14)

В августе 1891 года смоленскому вице-губернатору графу Александру Александровичу Мусину-Пушкину принесли на рассмотрение заявление от мещанина Ивана Никитина. Дедушка вдруг вспомнил, как ему десятилетнему оболтусу дядюшка указывал места неподалёку от притвора церкви Ильи Пророка, где он со товарищи в ноябре 1812 года закопал отобранное у французов золото. Иван Никитин просил разрешить ему под надзором полиции выкопать клад. Граф Мусин-Пушкин приказал смоленскому полицмейстеру под расписку довести до мещанина, что археологические раскопки на землях казённых, в том числе и церковных и общественных, производятся только по открытому листу Императорской русской археологической комиссии, что и было полицией исполнено. Однако старинушка не унялся, и в конце сентября по рапоряжению уже губернатора с него отобрали вторую расписку.

А как же с французским золотом, спросите вы. Тайна сия велика есть. (ГАСО, фонд 1, опись 5, дело 187, листы 12-16)

Весной 1895 года в третьей части Смоленска в имении мещанина Александра Илларионовича Виноградова четверо крестьян Бизюковской волости Дорогобужского уезда при копании фундамента обнаружили запечатанный тюк с двадцатью тремя серебряными рублями, одним полтинником, одни полуполтьинником и ста шестьюдесятью медными монетами разного достоинства. Клад передан полиции. К октябрю месяцу Императорская археологическая комиссия прислала в Смоленск 30 рублей 65 копеек для выдачи вознаграждения мещанину Виноградову. (ГАСО, фонд 1, опись 6, дело 164, листы 1, 2,9)

Нужда ли, жажда ли новых впечатлений, а может и вовсе врождённая непоседливость привели в Смоленск на подённые работы крестьянина Брест-Литовского уезда Даниила Ляльку, кто знает? Но 27 октября 1899 года оный Лялька в 10 часов утра явился в кабинет пристава третьей части губернского города Смоленска с мешком серебра. По его словам нашёл он клад ещё три дня назад на подённых работах по понижению путей на станции Смоленск Риго-Орловской железной дороге. При понятых серебро было взвешено, весу оказалось 17 и три четверти фунта, и описано. Ну а дальше всё по закону, плечо-вокзал-родина. Извините, дорогой читатель, конечно же, полицмейстер-губернатор-археологическое общество. И если основная масса найденных польских монет столичных археологов не вдохновила, то за 40 серебряных талеров, 6 серебряных пуговиц, сердоликовую бусину, 2 медных подвески и 11 зёрен жемчуга учёные мужи предложили гродненскому крестьянину аж 60 рублей серебром. И это помимо оплаты стоимости остального серебра, что будет передано комисией для переплавки на Монетный двор. Не зря у Даниила свет Михайловича пятки чесались, да «странный стук звал в дорогу», ох не зря. (ГАСО, фонд 1, опись 6, дело 21, листы 19,20,23, 25, 28, 29)

Жили себе поживали в Ермолинской волости Рославльского уезда крестьяне с простыми «русскими» именами Мартин Бухгольц и Карл Павел. И тоже видимо дядя, тётя али прадедушка какой в своё время рассказали младшему поколению о древнем кладе у Смоленской крепостной стены. История умалчивает, с какими именно временами связана сия захоронка, да это и не важно. А важно, что Бухгольц и Павел обратились к смоленскому губернатору с просьбой разрешить им отыскать старый клад у крепостной стены, а в случае удачного нахождения выдать в качестве награды не много ни мало, а половину. Половину, Карл!? Его высокопревосходительство Камергер Двора Его Императорского Величества действительный статский советник Николай Иоасафович Суковкин в своей отписке разъяснил жадинам, что под надзором полиции они могут вести поисковые работы у стены. Но, все выкопанные ямы должны быть кладоискателями закопаны и утрамбованы, а клад, при его нахождении, по закону полностью поступает в распоряжение казначейства до решения правительства о том, какая именно часть его будет выдана в качестве вознаграждения. Ответ губернатора потомков иноземцев не удовлетворил, и они обратились с «заманчивым» предложением к министру финансов Империи. 2-е отделение канцелярии Министерства финансов обратилось за разъяснениями, ну да, к смоленскому губернатору. От которого вскоре в столицу пришло письмо с уведомлением, что все требования законов в плане розыска и реализации кладов до крестьян Бухгольца и Павела доведены. Но ведь не успокоились. Взялись донимать Императорскую археологическую комиссию. Археологи ответили однозначно, что кладоискательство в Империи запрещено циркуляром Министерства внутренних дел еще в 1886 году и Высочайшим Повелением от 11 марта 1889 года. А открытого листа на проведение археологических раскопок Императорская комиссия Бухгольцу и Павелу не выдаст. До просителей доведено под расписку в уездном полицейском управлении. (ГАСО, фонд 1, опись 6, дело 73, листы 13,14, 26-31)

17 сентября 1907 года во дворе дома владимирского купца Алексея Васильевича Забалуева на Троицком шоссе крестьянин Хохловской волости деревни Хрутчина Степан Прокофьев и смоленский мещанин Ефим Парфёнович Филиппов при устройстве фундамента нашли клад серебряных монет весом около 10 фунтов. Каковое серебро и отнесли приставу 1-й части Рындину. Уехало серебришко в столицу, и до следующего года не было о нём никаких вестей. Почесали в затылках Степан с Ефимом, скинулись денежкой, да и наняли стряпчего. И отпечатанное на машинке отправилось заявление Прокофьева и Филиппова летать со стола на стол в канцелярии смоленского губернатора. Клад вернулся в Смоленск в канцелярию губернатора для возврата находчикам 19 марта. Не представляет, мол, выдающегося нумизматического интереса. От ведь как учёно завернули-то в археологической комиссии. (ГАСО, фонд 1, опись 6, дело 73, листы 15-17, 33, 34,36,39, 42)

3 апреля 1908 года после долгих бюрократических согласований со столицей в Смоленске была организована Учёная архивная комиссия. Но на клады, которые открывались в губернском городе Смоленске и других местах губернии, оная комиссия обратила внимание лишь в 1912 году. 7 февраля 1912 гогда на основании общего собрания учёной комиссии смоленскому губернатору был направлен запрос о возможности уведомления в первую очередь смоленской комиссии полицией о нахождении всякого рода древностей, кладов и прочих археологических останков. Губернатор приказал, и теперь перед отправкой в Императорскую археологическую комиссию клады изучались членами комиссии смоленской. (ГАСО, фонд 1, опись 6, дело 41, листы 1, 2, 13, 15)

Расскажу-ка я вам напоследок одну историю. Пусть и не в Смоленске дело было, а вовсе даже в Юхновском уезде. Но история интересная. Год тот одна тысяча девятьсот девятый от Рождества Христова в губернии дюже странным выдался. То в начале февраля месяца города Старой Руссы Новгородской губернии старший городовой Пётр Фёдоров то ли перебрав полугара, то ли обо что головушкой приложившись, взялся доказывать непосредственному начальству, то бишь частному приставу да полицмейстеру, что точно знает место близ города Смоленска в имении помещицы Безобразовой, где зарыт особо ценный клад. Ох уж мне это сладкое слово-клад. Полицейское начальство в Старой Руссе от слов Петрова сильно возбудилось и принялось сочинять запрос в Министерство внутренних дел, благо не самому государю-императору. Из департамента общих дел запросили Николая Иоасафовича Суковкина о его мнении по сему поводу. Камергер Двора запросил у смоленского уездного исправника информацию об имении госпожи Безобразовой. И отписался в столицу, что близ губернского города Смоленска имения помещицы Безобразовой не имеется. (ГАСО, фонд 1, опись 6, дело 87, листы 1-8)

Вот ведь как получается, обещал одну историю а выходит две. Так вот… Вряд ли смоленский губернатор самолично вычитывал все периодические издания изыскивая упоминания о делах в Смоленской губернии, был, видимо, к этому делу приставлен особый чиновник. Как бы там ни было, но до сведения господина Суковкина дошло, что в московской газете «Раннее утро» опубликована заметка об открытии огромного клада старинной золотой и серебряной монеты в деревне Силенки Сосницкой волости. Юхновскому уездному исправнику полетел суровый разнос в письменном виде, с приказом всё выяснить, пресечь, описать и доложить «куды следоват», а именно господину губернатору. Почему это губернатор должен узнавать о происходящем в губернии со страниц московских газет, а исправник о кладе стоимость в три тысячи восемьсот рублей по начальству не докладывает? Заметочка в газете и была-то на три десятка строчек, а ажиотаж в Смоленске да в столице вызвала совершенно небывалый. Уж так высокохудожественно автор заметки расписывал перипетии отыскания клада в 15 фунтов золотой монеты времён царя Михаила Фёдоровича, помимо такого же количества серебря и меди, с таким знанием дела, как будто сам держал в руках «треугольные» серебрушки первого царя династии Романовых.

Получив такое послание от начальника губернии, Юхновский исправник неделю, не меньше как мне думается, пил беспробудно. На карьере можно было ставить жирный крест. Но, взявши себя в руки, а также ноги в те же руки, отправился в Силенки. Выяснив у крестьянской старшины все обстоятельства, отправился полицейский чин в самый большой храм Юхнова ставить пудовую свечу. Хотя, наверное, главное действующее лицо этой аферы замордовал за мильоны погибших нервных клеток. Выяснилось, что никакого клада в деревне не было и нет. Крестьянин Илья Никитич Обыденников, местная беднота-голытьба, еле-еле сводил концы с концами. У сельского общества набрал кредитов для пропитания семейства, а в отработку взялся построить на пустопорожнем месте, указанном сельским старостой, новую избу. И так уж его жисть-жистянка замордовала, что в буйную головушка пришла хитрая «мысля». Не достроивши избу, пропал из Силенок Илюха аж на целую неделю. А вернувшись в родимую избу, рассказал парочке друзей, что на том самом месте, указанном ему старостой, нашёл большой котёл с драгоценной старинной монетой. Как и положено по закону сдал Обыденников находку в Гжатское казначейство. И оценили там клад аж в 3 800 рублей серебром. И теперь ожидает Илья Никитич решения властей о выплате ему законной третьей части.

В деревне слухи расползаются быстро. И вот уже священник приходской церкви делится информацией с Юхновским благочинным, тот ещё с кем-то. Так и добралась информация о кладе до московской газеты. А в это время Обыденников понабрал в сельской лавке продуктов да одёжи в кредит под будущее вознаграждение аж на 11 рублей.

Во всей этой истории крайне интересна реакция Императорской русской археологической комиссии. Напомню, заметка была опубликована 1 октября. Губернатор отправил запрос в Юхнов уже 6-го. Юхновский уездный исправник, пока поправлял нервы сорокоградусной, пока выяснял обстоятельства дела, рапорт в Смоленск отправил только 19 октября. Так вот, запрос от столичных археологов на предоставление от смоленского губернатора золотых монет, видимо голландских или венецианских червонцев, и серебряных треугольных монет, видимо шведских или русских четвертаков (вот ведь шельмецы, раскатали «научную губу») времён царя Михаила Фёдоровича был отправлен только 5 ноября. Канцелярии губернатора пришлось составлять отписку в столицу, объясняя, что находка клада всего лишь деревенские слухи. (ГАСО, фонд 1, опись 6, дело 87, листы 18-21, 34,35)

 

https://www.litres.ru/book/aleksey-...da5850494e6c8366fdc7db12ac85010cb9b02267fc156
вот так и живём - от книжки до книжки))) и мне нравиться)))

 

Юлиа, благодарю...будем надеяться, что не последняя вышла)))