Русские военнопленные Первой Мировой

Из недавнего пополнения:

 

Фото-открытка отправлена из лагеря для военнопленных в городе Gutersloh (Германия) 29-го декабря 1915-го года, город прибытия Мозырь.
На фотографии И.К.Шамшин. Архив В.Л.Святенко.

 

Галиция, 1917 год.



Униформа для военнопленных в германских лагерях

К концу войны численность военнопленных, содержавшихся в германских лагерях, составляла около 2,4 миллионов человек из 13 государств.
Несмотря на выпады антинемецкой пропаганды со стороны союзников, военные власти Империи уделяли немаловажное значение созданию приемлемых условий пребывания захваченных солдат и офицеров в плену.
Одним из направлений этой работы являлось учреждение специальной униформы для военнопленных.

На основе изучения фотографий и литературы представляется возможным выделить несколько типов использовавшегося обмундирования для военнопленных.

1. В самом начале войны взятым в плен вражеским солдатам разрешалось донашивать свою униформу, а в случае, если она была непригодна к носке, им выдавались трофейные комплекты обмундирования. Однако по мере увеличения численности военнопленных одежды уже перестало хватать, и уже концу осени первого года войны перед германской военной администрацией остро встала проблема экипировки продолжавших поступать в лагеря военнослужащих стран Антанты.

2. Самым первым образцом специальной униформы для военнопленных стал учрежденный в ноябре 1914 г. комплект, состоявший из куртки, брюк и фуражки черного цвета. Короткая куртка (Jacke für Kriegsgefangene) шилась из черной шерсти с ярко-желтой выпушкой по воротнику и рукавам. Во внешние швы черных брюк также вшивался желтый шнур. Черная шерстяная фуражка (Mütze für Kriegsgefangene) могла быть двух видов – с козырьком и без такового, но в любом случае отличительным признаком являлся узкий ярко-желтый кант, нашивавшийся между тульей и околышем. Козырек, как правило, изготавливался из синтетических материалов и обтягивался черной клеенкой. По обеим сторонам тульи были расположены небольшие круглые вентиляционные отверстия

3. Нехватка желтой ткани, обнаружившаяся в сентябре 1915 г., привела к замене ярко-желтых кантов на светло-коричневые. Поскольку новая расцветка была менее приметной и, соответственно, снижала шансы поимки беглецов, в октябре 1915 г. было принято решение обязать военнопленных нашивать на верхнюю часть левого рукава куртки или шинели светло-коричневую парусиновую повязку шириной 10 см, а также лампасы шириной 5 см на брюки.

4. Принципиально новый тип фуражки был учрежден Прусским военным министерством 13.11.1916 г. Отныне головной убор военнопленных представлял собой мягкую фуражку из грубой черной шерсти, на околыш которой нашивалась широкая светло-коричневая лента, а по тулье проходил светло-коричневый кант. Козырек изготавливался из различных материалов – от черной кожи до вулканизированной фибры (гибкий водостойкий кожеобразный материал) или даже картона. Внутренняя подкладка изготавливалась из грубой льняной ткани.

5. Окончательный вариант верхней одежды для военнопленных был учрежден 18.09.1917 г. и представлял собой короткую однобортную куртку из черной шерсти со стоячим воротником без выпушки, которая застегивалась на пять черных пуговиц из кокосового ореха. Для комфорта носки внутренняя поверхность куртки обшивалась грубой льняной тканью. Карманы у куртки отсутствовали, на верхнюю часть левого рукава нашивалась светло-коричневая парусиновая повязка шириной 10 см.




6. Нехватка шерстяной ткани для пошива униформы для военнопленных, обнаружившаяся в августе 1917 г., привела к тому, что в лагеря с армейских складов стали поступать комплекты различного обмундирования. Вначале это были темно-синие мундиры “мирного времени” (Waffenrock M1895), которые должны были перешиваться и окрашиваться в черный цвет. Дефицит красителей привел к тому, что военнопленные стали носить мундиры оригинального цвета. Параллельно солдат снабжали и всеми другими доступными видами немецкой верхней одежды цвета фельдграу со споротыми погонами.

7. К концу войны, 25.07.1918 г. Военное министерство Пруссии учредило шинель для военнопленных. До этого в холодное время года солдат снабжали старыми немецкими армейскими шинелями. Шинель (Mantel für Kriegsgefangene) со стояче-отложным воротником шилась из черной шерсти и имела два боковых кармана с внешними клапанами. Спереди она застегивалась на шесть черных пуговиц из кокосового ореха, сзади пришивался хлястик, застегивавшийся в центре на одну пуговицу. На верхнюю часть левого рукава нашивалась светло-коричневая повязка шириной 10 см. Нехватка текстиля в Германии вызвала необходимость крупномасштабного производства бумажной ткани, из которой и стали изготавливаться нарукавные повязки различных оттенков, вплоть до белого.



Стоит отметить, что все вышеописанные образцы униформы и ее отдельных элементов хотя и были официально учреждены Военным министерством Пруссии, но поступали в лагеря для военнопленных в ограниченном количестве. Не справляясь с производством униформы даже для собственных нерегулярных частей (ярким примером чему служит разношерстный вид бойцов Ландштурма, т.е. Земельного ополчения), германская промышленность, испытывавшая перебои с материалом, все же ориентировалась на обеспечение потребностей собственной армии. В итоге военнопленные носили различные комбинации вышеописанных элементов униформы, зачастую в сочетании с предметами гражданской одежды (кепки, шляпы и т.д.) и своего прежнего обмундирования.

Не всегда соблюдалось и “уставное” ношение повязки на левом рукаве, известны фотографии, запечатлевшие военнопленных с повязками на правой руке.

Для идентификации военнопленных, как правило, использовались различные системы номеров в виде цифр или цифр с буквенными обозначениями. Иногда личный номер выбивался на металлической бирке, которая крепилась к фуражке, иногда он рисовался краской или выбивался по трафарету на небольшом кусочке ткани, пришивавшемся к верхней одежде или к головному убору. Что же касается знаков различия и наград, то на основании изучения множества фотографий представляется возможным сделать вывод о том, что возможность их ношения военнопленными зависела от решения руководства конкретного лагеря. В целом же отношение к плененным противникам, а особенно к офицерам, было достаточно лояльным.



http://antique-photos.com/ru/unidatabase/german-empire/175-pow-uniforms.html

 

Русские военнопленные в австро-венгерских лагерях

Отдавая должное всем тяготам и лишениям, выпавшим на долю военнопленных Первой мировой войны, стоит объективно признать, что условия содержания в неволе нижних чинов и особенно офицеров противника все же носили исчезающие черты рыцарства, присущие безвозвратно ушедшей эпохе. К подобным проявлениям гуманизма, практически немыслимым в годы последующего мирового конфликта, можно отнести уважительное отношение к командному составу вражеской армии, соблюдение, пусть и частичное, норм международного права, возможность организации досуга самими военнопленными, а также отсутствие жестких барьеров между узниками лагерей и гражданским населением тех стран, на территории которых они пребывали во временном заключении. В начале ХХ века существование театральной самодеятельности и оркестров, проведение концертов, выставок и спортивных состязаний, функционирование библиотек, школ и кружков по интересам, а также выпуск газет в лагерях для военнопленных были нормой, соблюдение которой было абсолютно естественным явлением для политического и военного руководства стран-участниц Великой войны, вполне правомерно считавших себя представителями цивилизованного мира.

Пройдет всего лишь каких-то двадцать лет, и “просвещенная Европа” вновь погрузится в хаос новой мировой бойни, в которой уже не будет места лагерным товарищеским судам, офицерским судам чести и кассам взаимопомощи для нуждающихся военнопленных, а само понятие лагеря станет синонимом тяжкого испытания, выдержать которое доведется немногим. Кардинально изменилось отношение даже к своим гражданам, оказавшимся в плену противника.

В июне 1917 года московский журнал “Русскiй военноплѣнный” писал: “Среди всех страшных трагедий старой русской жизни эта трагедия военного плена – одна из самых тягостных. Военный плен – трагедия по самому своему существу. В новой России – иное отношение к военнопленному ее гражданину. С него решительно снято всякое подозрение, к нему – сострадание, любовь и признательность. Уж не будут скрыты от глаз русского народа его великие страдания, материальные и моральные. Русский народ должен знать во всей полноте и эту жестокую правду. И томящийся там, в германском, австрийском, турецком концентрационном лагере, почувствует, наконец, что не забыт он Родиною, вспомнила она, что дорогой он ей”.

Сравним эти строки с суровой констатацией долгое время замаливавшихся фактов, которые были изложены Г.К.Жуковым. 11 мая 1956 г. в Президиум ЦК КПСС он направил “Проект представления по вопросу о положении вернувшихся из плена военнослужащих Советской Армии и лиц, не находящихся на службе в Армии”. В документе, в частности, говорилось: “С 1941 года военнослужащие, выходившие из окружения, бежавшие из плена и освобожденные советскими частями, направлялись через сборно-пересыльные пункты под конвоем войск НКВД в тыловые лагери НКВД для спецпроверки (фильтрации), проводившейся органами НКВД. Условия содержания военнопленных в этих спецлагерях были приказами НКВД установлены такие же, как и для особо опасных государственных преступников: лагери были изолированы высокими заборами и колючей проволокой, охрану их несли конвойные войска, военнопленным запрещалась переписка, свидания с родственниками и т.п.”.

Оставив за скобками обстоятельства содержания советских солдат в лагерях Третьего Рейха, и так достаточно подробно описанные в документальной исторической литературе, в данном материале мы попробуем дать общие представления об условиях пребывания в австро-венгерском плену военнослужащих русской императорской армии в годы Великой войны.

Во время Первой мировой войны в австро-венгерских лагерях для военнопленных содержалось более одного миллиона бывших военнослужащих Антанты – сербы, черногорцы, французы, итальянцы, румыны, англичане и подданные стран Британского Содружества наций. Однако большинство пленных все же составляли русские солдаты, унтер-офицеры и офицеры. Значительная часть захваченных в плен противников – более 830 тысяч человек – провели войну в австрийских лагерях, менее 220 тысяч военнопленных содержались в венгерских лагерях.

Самая первая многочисленная партия русских военнопленных была захвачена войсками Двуединой монархии еще в 1914 году в результате сражений в Польше и на Карпатском фронте. По мере наступления армий Центральных держав на Восточном фронте русские пленные разделяли участь своих боевых товарищей вплоть до начала марта 1918 г., пока Брест-Литовский мирный договор не положил конец участию России в Великой войне.

Вообще говоря, Первая мировая война, по сравнению со всеми предыдущими военными конфликтами, заняла печальную пальму первенства по численности военнопленных. Так, в русской армии потери пленными с августа 1914 г. по 31.12.1917 г. составили более 3,4 миллионов человек, то есть 74,9% всех боевых потерь, или 21,1% от общего числа мобилизованных. Из их числа 59,9% военнопленных содержались в Австро-Венгрии, 42,14% – в Германии и лишь менее 1% – в Болгарии и Османской империи.

Сербы начали поступать в лагеря в октябре 1915 г. после успешного наступления войск Германии, Австро-Венгрии и Болгарии на сербские позиции. После несколько нелогичного вступления Румынии в войну на стороне Антанты в августе 1916 г. и объявления войны Австро-Венгрии плененные чины королевской румынской армии начали массово поступать в австро-венгерские лагеря в декабре 1916 г. после оккупации Валахии немецкими, австро-венгерскими и болгарскими частями.

В октябре-декабре 1917 г. после Битвы при Капоретто, когда австро-германские войска прорвали итальянскую оборону и продвинулись к югу от реки Пьяве в северо-восточной Италии, в плену оказались около трети миллиона итальянских солдат. Их судьба сложилась достаточно трагически. Если изначально итальянцы находились в достаточно привилегированном положении, то после поражения при Капоретто в конце 1917 г., когда в плен к немцам и австро-венграм попало огромное число итальянцев, римские власти объявили их дезертирами и прекратили отправку посылок. Как следствие этого необдуманного эмоционального решения состояние здоровья многих итальянских военнопленных к концу войны заметно ухудшилось.

Большинство лагерей создавались, что называется, “на пустом месте”, и для их строительства активно привлекались сами военнопленные. Исключением стали лишь лагеря в Верхней Австрии, где командование III Армейского корпуса начало размещать поступающих вражеских солдат и офицеров в резервных военных госпиталях и казармах для нижних чинов. Как правило, лагеря для военнопленных возводились в непосредственной близости от железнодорожных путей, тем самым существенно снижая расходы на транспортировку пленных и доставку им продовольствия и медикаментов.

Лагеря для военнопленных и военные тюрьмы находились в ведении Военного министерства (kaiserlich und königlich Kriegsministerium), а гораздо меньшие по размеру лагеря для гражданских интернированных лиц подчинялись министерству внутренних дел (kaiserlich und königlich Innenministerium). Руководство МВД предпочитало не строить специальные места заключения, и размещало гражданских пленных в крепостях и казармах еще довоенной постройки. Количество лагерей для гражданских интернированных лиц превышало лагеря для военнопленных, и они подразделялись на рабочие лагеря, проходные (карантинные) пункты, штрафные пункты для пойманных беглецов, тюрьмы и непосредственно крупные лагеря.

Что же касается лагерей для военнопленных на территории третьих стран, то австро-венгерские власти создали множество крупных военных тюрем по принципу концентрационных лагерей. Хотя в каждом из них содержалось от 40 до 100 тысяч военнопленных, на их обустройство военное министерство выделяло явно недостаточные суммы.

В зависимости от государственной принадлежности, находившиеся в ведении Военного министерства лагеря для военнопленных относились либо к Австрийской империи, либо к Королевству Венгрия. Поскольку именно австрийские части захватывали наибольшее число военнопленных, то “австрийских” лагерей было гораздо больше “венгерских”.

Весной 1916 г. в Приложении № 13 к Сборнику распоряжений по императорской и королевской армии (Beiblatt Nr.13 zum Verordnungsblatt für das k.u.k. Heer) был опубликован полный список лагерей для содержания военнопленных, которые были разделены на пять категорий.

I. Лагеря для военнопленных (Kriegsgefangenenlager)

1. Военное командование Вены (Militärkommando Wien): Wieselburg an der Erlauf, Purgstall, Hart bei Amstetten, Spratzern bei Sankt Pölten, Sigmundsherberg, Bruck-Királyhida.

2. Военное командование Пожони (Militärkommando Pozsony): Kenyérmezö Tábor, Somorja, Dunaszerdahely, Nagymegyer, Boldogasszony, Ostffyasszonyfa, Sopronnyék, Zalaegerszeg, Hajmáskér, Csót bei Pápa.

3. Военное командование Праги (Militärkommando Prag): Eger, Plan, Heinrichsgrün.

4. Военное командование Лейтмерица (Militärkommando Leitmeritz): Josefstadt, Milowitz, Theresienstadt, Deutschgabel, Reichenberg, Brüx, Braunau.

5. Военное командование Перемышля (Militärkommando Przemyśl): Czaple-Gleboka, Tuchla, Jaroslau.

6. Военное командование Инсбрука (Militärkommando Innsbruck): Kleinmünchen, Mauthausen, Freistadt, Marchtrenk, Grödig bei Salzburg, Braunau am Inn, Aschach an der Donau.

В вопросах повседневной деятельности и управления коменданты “австрийских” лагерей подчинялись напрямую командирам армейских корпусов в соответствующих военных округах. В отличие от своих австрийских коллег, все коменданты “венгерских” лагерей подчинялись командиру V Армейского корпуса в Пожони (ныне – Братислава).

II. Лагеря для интернированных лиц (Interniertenlager)

1. Военное командование Граца (Militärkommando Graz): Thalerhof bei Graz.

2. Военное командование Пожони (Militärkommando Pozsony): Nézsider.

2. Военное командование Тимишоары (Militärkommando Temesvár): Arad.

III. Пункты для военнопленных офицеров (Offiziersstationen für Kriegsgefangene)

1. Военное командование Вены (Militärkommando Wien): Neulengbach, Schloß Zell bei Waidhofen, Salzerbad bei Hainfeld, Mühling bei Wieselburg.

2. Военное командование Пожони (Militärkommando Pozsony): Városszalónak, Vassurány, Léka, Zalaszentgrót-Zalacsány, Taplánfa.

3. Военное командование Лейтмерица (Militärkommando Leitmeritz): Theresienstadt, Brüx, Deutschgabel.

IV. Ремесленные лагеря для военнопленных (Kriegsgefangenen-Gewerbelager)

1. Военное командование Вены (Militärkommando Wien): Brunn am Gebirge.

2. Военное командование Будапешта (Militärkommando Budapest): Nákosszentmihály.

V. Рабочие отряды из военнопленных (Kriegsgefangenen-Arbeiterdetachements)

1. Военное командование Граца (Militärkommando Graz): Knittelfeld, Feldbach, Lebring, Sternthal bei Pettau.

2. Военное командование Лейтмерица (Militärkommando Leitmeritz): Dux, Sebenstein.

По мере расширения масштаба боевых действий и, как следствие, резко увеличившегося притока военнопленных, перед властями Австро-Венгрии остро встала задача формирования специальных подразделений для конвоирования и охраны военнослужащих неприятеля, попавших в плен. Для решения этих задач без отвлечения с фронта боеспособных частей в 1916 г. в рамках австрийского и венгерского Ландштурма (Земельного ополчения) были созданы “охранные батальоны Ландштурма” (Landsturm-Wachbataillone, сокращенно – Ldst-Wachbaon). Именно они отвечали за охрану нижних чинов и унтер-офицеров в лагерях для военнопленных и офицеров в пунктах для содержания военнопленных офицеров. Охранные батальоны Ландштурма не следует путать с Охранными ротами: задачами последних являлись обычные охранные и военные функции. Численность Охранных батальонов Ландштурма была следующей: 22 австрийских (k.k.) батальона (нумерация - 1-22) и 19 венгерских (k.u.) (нумерация - I-XIX). Каждому батальону была придана вспомогательная рота военнопленных (Kriegsgefangenen-Begleitkompagnie, или KgfBglKomp) с тем же номером, что и сам батальон. В обязанности членов вспомогательных рот входила охрана военнопленных на работах вне расположения лагеря.

В 1917 г. было выпущено Приложение № 8 к Сборнику распоряжений по императорской и королевской армии, в котором содержался новый подробный список лагерей для содержания военнопленных.

II. Лагеря для интернированных лиц (Interniertenlager)
​

1. Военное командование Граца: Thalerhof bei Graz. Охрана – k.k.LdstWachBaon Nr.18.

2. Военное командование Пожони: Nézsider. Охрана – k.u.LdstWachBaon Nr.XI.

2. Военное командование Тимишоары: Arad. Охрана – k.u.LdstWachBaon Nr.XII.

Примечание: в этих лагерях содержались интернированные гражданские лица всех национальностей.

IV. Ремесленные лагеря для военнопленных (Kriegsgefangenen-Gewerbelager)​

1. Военное командование Вены: Brunn am Gebirge с отделением лагеря в Bruck-Királyhida. Охрана – k.k.LdstWachBaon Nr.1.

2. Военное командование Будапешта: Czinkota (Ehmann Telep) с отделением лагеря в Kenyérmezö-Tábor. Охрана – k.u.LdstWachBaon Nr.I.

Примечание: в обоих лагерях содержались русские, сербы и итальянцы.

​

Примечание: во всех этих лагерях содержались русские военнопленные.

VI. Лагеря для больных военнопленных (Kriegsgefangenen-Beobachtungsstation)​

Военное командование Кракова (Militärkommando Krakau): Wadowice. Охрана – k.k.LdstWachBaon Nr.22. В этом лагере содержались больные русские военнопленные, как нижние чины, так и офицеры.

Несмотря на достаточно подробную информацию, приведенную в двух приведенных выше австро-венгерских источниках, список лагерей, где содержались русские военнопленные в годы Первой мировой войны все же недостаточно полный. Исчерпывающую информацию удалось найти в отечественном издании – “Справочнике для сношений с русскими военнопленными, находящимися в Германии и в Австро-Венгрии”, подготовленном генерал-лейтенантом Иваном Александровичем Овчинниковым и выпущенном в 1916 г. в Петрограде.

Ниже приводится “Список мест водворения (лагерей) русских пленных в Австро-Венгрии и в местностях, оккупированных австрийскими войсками (составлено по спискам, полученным из Австро-Венгрии по 1 февраля 1916 года)”. Написание городов дается в соответствии с первоисточником, где и был опубликован список.

Аклош (Aklos), Альшоу-Верецке (Also-Vereczke), Андрухов (Andruchow), Арад (Arad), Баден (Baden), Байя (Baja), Баласса-Дьярмат (Balassagyarmat), Балатонфюред (Balaton-Fured), Бартия (Bartia), Бахассадьяцмал (Bahassagyazmal), Башка (Baschka), Бекеш-Чаба (Bekescsaba), Бераун (Beraun), Бертольдштейн (Bertholdstein), Бесбанья (Besz-Banya), Бестерце-Бания, или Банская Быстрица, или Нейзоль (Bestercze-Banya / Neusohl), Бирча (Biercze), Бистриц, или Бестерце (Bistritz / Bestercze), Бобова (Bobowa), Богумилов (Bogumilow), Болдогассов, или Фрауенкирхен (Boldogasszony / Frauenkirchen), Боржецин (Borzecin), Бохния (Bochnia), Боцен (Bozen), Брассо, или Кронштадт (Brasso / Kronstadt), Браунау, на Инне (Braunau, a.Inn), Брегенц (Bregenz), Бржеско (Brzesko), Брук на Лейте (Bruck a/L), Брюкс (Brüx), Брюнн (Brünn), Будапешт (Budapest), Будвейс (Budweis), Белгорай (Bjelgorai), Белиц (Bielitz), Беловар (Belovar), Бельц (Belz), Беч (Biecz), Бюн (Bun), Бяла (Biala), Ваарош-Лазы (Varoslazy), Ваарош-Солонак (Varosszolonak), Вадовице (Wadowice), Вад-Самбад (Wadyszambad), Вайдгофен (Waidhofen), Вац (Vacz), Ваш-Суран (Vassurany), Вегшейд (Wegscheid), Вейскирхен (Weisskirchen), Вельс (Wels), Веренчанка (Werenczanka), Веспрейм (Veszprém), Визельбург на реке Эрлаф (Wieselburg a.Erlaf), Виллах (Villach), Вильковице (Wilkowice), Витковиц (Witkowitz), Вишнич (Wisznitz), Волоуц (Volocz), Воля (Wola), Вильковышки (Wilkowyschki), Вышков (Wyschkow), Вена (Wien), Гаймашкер (Hajmasker), Гарт у Амштеттена (Harth b.Amstetten), Гачин (Hatschin), Гаяшд (Hajasd), Гединг (Göding), Гейнрихсгрюн (Heinrichsgrün), Германштадт (Hermannstadt), Герцогенбург (Herzogenburg), Гитчин, или Ичин (Gitschin / Jicin), Гмюнд (Gmund), Гольштейн у Ольмюца (Holstein b.Olmütz), Гомоунна (Homonna), Горлиц (Gorlice), Гошонч (Cosonc), Градшан (Hradschan), Гран, или Эстергом (Gran / Esztergom), Граткорн (Gratkorn), Граун (Graun), Грац (Graz), Гредиг (Gröding), Гросвардейн, или Надь-Ваарад (Grosswardein / Nagy-Varad), Гросс-Канижа, или Надь Канижа (Gross Kanizsa / Nagykanizsa), Грыбов (Grybow), Гюнс, или Кешег (Güns), Дебречин (Debreczin), Дейч-Габель (Deutsch-Gabel), Дейш (Des), Делятынь (Delatin), Дембица (Dębica), Десе (Desze), Дзедиц (Dzieditz), Добрава (Dobrau), Добржан (Dobrzan), Добромил (Dobromil), Домброва (Dombrowa), Дорнаватра (Dornawatra), Дунасердагель (Duna-Szerdahely), Дьендьеш (Gyöngyos), Дьер, или Рааб (Győr / Raab), Дьимотфальва (Giymotfalva), Дьюлафехейрваар (Gyulafehervar), Егерндорф (Jägerndorf), Живиц (Zywiec), Жолна (Силлейн) (Zsolna (Sillein)), Завихост (Zawichost), Загреб (Zagreb), Закличин (Zaklitschin), Зальцбад (Salzbad), Зальцбург (Salzburg), Зоммерейн, или Соморя (Sommerein / Somorja), Звержинец (Zwierzyniec / Zwircinica), Зеебах (Seebach), Зомбор (Zombor), Зонтагсберг (Sonntagsberg), Зяблинков (Zablinkow), Иглава (Iglau), Издебно (Izdebno), Илльнау (Illnau), Инсбрук (Innsbruck), Йозефштадт (Josefstadt), Кагран (Kagran), Кальмица (Kalmica), Канижа (Kanizsa), Капошваар (Kaposvar), Карлштейн (Karlstein), Касса (Kassa), Каценау (Katzenau), Кашау (Kaschau), Кениггрец (Königgrätz), Кенты (Kenty), Кеньермезо у Эстергома (Kenyermezo bei Esztergom), Керешмезе (Körosmezo), Кестгель (Keszthely), Кечкемет (Kecskemet), Кешег, или Гюнс (Kőszeg), Кираальгед, или Кравлова гора (Kiralyhedy), Кисуцауйхели (Kiszucza-Ujhely), Киш-Себен (Kisszeben), Клагенфурт, или Целовец (Klagenfurt), Клатовы (Klattau), Клейнмюнхен (Kleinmünchen), Клостербрук (Klosterbrück), Клостернейбург (Klosterneuburg), Книттельфельд (Knittelfeld), Колин (Kolin), Коложваар (Koloszwar), Коломеа (Kolomea), Комаром (Komarom), Комарно (Komarno), Комотау (Komotau), Корнейбург (Korneuburg), Краковиц (Krakowiec), Краков (Krakau), Красечин (Kraseczyn), Красне (Krasne), Крейцштейн (Kreutzstein), Кремзир (Kremsier), Кремс (Krems), Кржеминице (Krzemienice), Криммль (Krimml), Куттенберг (Kuttenberg), Куфштейн (Kufstein), Лагевник (Lagiewnik), Лагендорф (Lagendorf), Лайбах, или Люблина (Laibach), Ламбрехт (Lambrecht), Ласковиц (Laskowitz), Лебринг (Lebring), Лежайск (Lezajsk), Лейпник (Leipnik), Лейтмериц (Leitmeritz), Лека, или Лекенгауз (Leka / Löckenhaus), Леобен (Leoben), Лец (Löcz), Леч (Löcz), Линц (Linz), Лобар (Lobar), Лобцов (Lobzow), Лошонц (Losonz), Лугош (Lugos), Львов (Lemberg), Люблин (Lublin), Маарамарош-Сигет (Marmaross-Sziget), Маарош-Ваашааргель (Maros-Vasarhely), Мадьяр-Оувар (Magyarovar), Марбург (Marburg), Мариенберг (Marienberg), Мархтренк (Marchtrenk), Мееркирхен (Meerkirchen), Мезе-Кевешд (Mezőkövesd), Мезе-Лаборц (Mező Laborcz), Мейдлинг (Meidling), Мельк (Melk), Миловиц (Milowitz), Мистельбах (Mistelbach), Миттельберг (Mittelberg), Михов (Miechow), Мишкольч (Miskolcz), Миш-Собен (Misszoben), Мункач (Munkacz), Мшанна Дольна (Mszana-Dolna), Мье-Кевешд (Mjökövesd), Мюлинг (Mühling), Надбржезье (Nadbrzezie), Над-Кикинда (Nagykikinda), Надь-Михаэль (Nagymihály), Надь-Сетен (Nagysseten), Надь-Сомбат, или Тырнау (Nagy-Szombat / Tyrnau), Надь-Шебен (Nagyszeben), Нейгаус (Neuhaus), Нейзидль, или Нецзидер (Neusidl a/See / Nezsider), Нейленгбах (Neulengbach), Нейнкирхен (Neunkirchen), Нейтра, или Ньитра (Neutra), Нейштадт (Neustadt), Нецзидер (Nezsider), Нещач, или Новый Сад (Neusatz), Нижанковице (Nizankowice), Ниско (Nisko), Новый Зандец (Neu Sandec), Новый Тарг (Nowytarg), Ньиредьяза (Nyiregihaza), Оасберг (Oasberg), Обер-Голлабрунн (Ober Hollabrunn), Одерберг (Oderberg), Одерфурт (Oderfurt), Ольмюц (Olmütz), Орат (Orat), Ортельсбург (Ortelsburg), Освецим (Osviecim), Острау (Ostrau), Остфиассонифа (Ostfyassonyfa), Осек, или Эссег (Osjek / Esseg), Пааркаан (Parkany), Папа (Pápa), Пардубиц (Pardubitz), Пацин (Paczin), Пейч, или Фюнфкирхен (Pecs / Fünfkirchen), Петровардин (Petrovardin), Петроков (Petrikau), Петтау (Pettau), Пешт-Уйхели (Pestujhely), Пильзен (Pilsen), Пихль-Аугоф (Pichl-Auhof), План (Plan), Подгурце (Podgorze), Пожонь, или Прессбург (Pozsony / Pressburg), Поттенбрунн (Pottenbrunn), Прага (Prag), Прахатиц (Prachatitz), Пржемышль (Przemysl), Пургшталь на реке Эрлаф (Purgstall an d.Erlaf), Раадафальва, или Рудерсдорф (Radafalva / Rudersdorf), Ракова (Rakow), Рейтфали (Rétfalu / Wiesen), Рейхенберг (Reichenberg), Решицабаанья (Resiczabanya / Reschitza), Ржешов (Rzezow), Римасомбат (Rimaszombat), Рожахель (Rozsahely), Рожнау (Rozsnyo), Розвадув (Rozwadow), Розенберг (Rosenberg), Роттенман (Rottenmann), Рудка (Rudka), Рудник (Rudnik), Рупица Русская (Rupica-Ruska), Рыманов (Rymanow), Саас-Ваарош (Szászváros), Саас-Шебес, или Мюльбах (Szászsebes / Mühlbach), Самбор (Sambor), Санок (Sanok), С-т Грот на Зале (Zalaszentgrót), С-т Кирааль (Szent-Király), С-т Михель (St.Michel), Сатмаар-Неймети (Szatmár-Németi), Себен (Szeben), Сегед, или Сегедин (Szeged), Сейкеш-Фехейваар, или Штульвейсенбург (Székesfehérvár / Stuhlweissenburg), Сейкеш-Цард, или Секержан (Szekeszárd), Скочау (Skotschau), Солнок (Szolnok), Сомбатель, или Штейнамангер (Szombathely / Steinamanger), Сопронниек, или Шопронь (Sopronnjek / Sopron), Стрый (Stryi), Суха (Sucha), Синява (Sieniawa), Тараскоц (Taraszkoz), Тарнобржег (Tarnobrzeg), Тарнов (Tarnow), Темешваар (Temesvár), Тенваар (Tenvar), Терезиенштадт (Theresienstadt), Тешен (Teschen), Токары (Tokary), Торда (Torda), Траад (Trad), Траун (Traun), Тренчин (Trenscen), Троппау (Troppau), Тулн (Tuln), Тухла (Tuchla), Тюрниц (Turnitz), Уйгель (Ujhely), Унгваар (Ungvar), Фельдбах (Feldbach), Феринг (Fehring), Франкштадт (Frankstadt i/R), Фрейштадт (Freistadt i/O.-Oster.), Фридек (Friedek), Фризах (Friesach), Хлебовице (Chlebowice), Хрудим (Chrudim), Хырув (Chyrow), Целль на озере (Zell a/See), Целль, у Вайдгофена (Zell b.Waidhofen), Цилли (Cilli), Цисна (Cisna), Цнайм, или Знаимо (Znaim), Цотг (Czat / Csot), Чакатурн (Csakathurn / Csaktorna), Часлау (Časlau), Черновиц (Czernowitz), Шааторалья-Уйгель (Sátoralja-Ujhely), Швац (Schwaz), Шенберг (Schönberg), Шенихель (Schönichel), Шенихель, у Одерберга (Schönichl-Oderberg), Шлоссцоль (Schlosszoll), Шпратцерн, у С-т Пельтен (Spratzern b.St.Pölten), Штейнгоф (Steinhof), Штейнкламм (Steinklamm), Штейр (Steyer), Штернберг (Sternberg), Штернталь (Sternthal), Щуровице (Szczurowice), Эгерсег на Зале (Zalaegerszeg), Эгер (Eger), Эйр-Михаальфальфа (Ér-Mihályfalva), Экермезо (Ökörmező), Эльбекостелец (Elbekosteletz), Эннс (Enns), Эперьес (Eperjes), Юнгбунцлау (Jungbunzlau), Юредьяза (Juregyháza), Яблонков (Jablunkau), Якохаза (Jakohaza), Янов (Janow), Ярослав (Jaroslaw), Ясло (Jaslo).

С учетом сложной ситуации в экономике воюющей Австро-Венгрии и массовой мобилизации, власти двуединой монархии как, впрочем, и Германской империи, повсеместно привлекали военнопленных к различным видам трудовой деятельности. В этих целях из плененных военнослужащих создавались рабочие команды (Arbeitkommando). Большинство содержавшихся в “австрийских” шталагах (Stammlager) работали на заводах и в добывающей промышленности.

Несмотря на Конвенцию о законах и обычаях сухопутной войны, принятую в Гааге 18.10.1907 г., одним из подписантов которой являлась Австро-Венгрия, имеются свидетельства о принуждении русских военнопленных к работам военного значения. Так, текст Статьи 6 Главы 1 Отдела I “Положения о законах и обычаях сухопутной войны” гласил: “Государство может привлекать военнопленных к работам сообразно с их чином и способностями, за исключением офицеров. Работы эти не должны быть слишком обременительными и не должны иметь никакого отношения к военным действиям. Военнопленным может быть разрешено работать на государственные установления за счет частных лиц или лично от себя. Работы, производимые для государства, оплачиваются по расчету цен, существующему для чинов местной армии, за исполнение тех же работ, а если такового расчета нет, то по ценам, соответственным произведенным работам. Если работы производятся на государственные установления или за счет частных лиц, то условия их определяются по соглашению с военной властью. Заработок пленных назначается на улучшение их положения, а остаток выдается им при освобождении, за вычетом расходов по их содержанию”.

В брошюре А.Кривцова “Жизнь русскихъ воиновъ в плѣну”, изданной в Петрограде в 1916 г., приводится следующее свидетельство. “Из лагеря Терезиенштадт австрийцы также посылали партии пленных рыть окопы на фронт. В июле 1915 года Оренбургский казак Клюшин отказался идти с такой партией. За это его ежедневно подвешивали на 2 часа к столбу на четверть аршина от земли. После десятого подвешивания Клюшин заявил: “Хоть убейте меня, помру, но рыть окопы против своих не пойду”. Тогда австрийские солдаты избили Клюшина палками и прикладами с такой силой, что спина и руки у него почернели. Обстоятельство это удостоверено казаком 37 Донского казачьего полка Александром Алифановым.

Прапорщик 9 Финляндского Стрелкового полка барон Р.О.Будберг видел в лагере Саморья партию наших нижних чинов, в 250 человек, которых австрийцы, переодев в свою форму без погон, отправляли на фронт рыть окопы и возводить укрепления”.

Условия содержания военнопленных из стран Антанты заметно отличались. Во-первых, в результате весьма эффективной экономической блокады Австрии военнопленные в “австрийских” лагерях зачастую страдали от недоедания, чего нельзя сказать о солдатах, попавших в “венгерские” шталаги. На территории Венгрии, являвшейся преимущественно аграрной страной, рабочие команды трудились в основном в фермерских хозяйствах, где проблем с продовольствием практически не было. Во-вторых, русские, сербские и румынские военнопленные получали гораздо меньше посылок с продуктами в силу истощения резервов, которые Петроград, Белград и Бухарест могли бы использовать для поддержки своих подданных, попавших в плен. Аналогичная ситуация, естественно, складывалась и в лагерях для военнопленных на территории Германской империи.

В годы войны среди населения России усиленно распространялись слухи о том, что содержимое посылок расхищалось нерадивыми немецкими и австрийскими чиновниками, либо вообще изымалось по решению правительств этих государств. О пропаже посылок с продуктами и носильными вещами достаточно эмоционально писала столичная и провинциальная пресса. Подобная пропаганда привела к обратному эффекту: не только многие родственники военнопленных, но и некоторые российские общественные организации вовсе прекратили отправлять продукты в лагеря. Никоим образом не обеляя наших противников, которые, возможно, и допускали подобные низости (если верить пропагандистским статьям в газетах военного времени), отметим, однако, что многие посылки “исчезали” еще на территории России, не успев пересечь границы с Германией и Австро-Венгрией.

Об этом, в частности, 10 ноября 1915 г. в Московский комитет Красного Креста написал генерал-майор Иванченко: “Сын мой, капитан артиллерии, будучи искалеченным, еще в августе прошлого года попал в плен и теперь находится в лагере. Судя по тому, что пишут об участи наших военнопленных, этот лагерь надо признать исключительным. Из самых верных источников я знаю, что комендант у них прекрасный честный старик, очень заботящийся о возможном улучшении их участи, обращение корректное, за заболевшими уход прекрасный, но они голодают потому, что везде недостача продуктов, и вся надежда на нашу помощь, а из нее выходит вот что: сын пишет: “М-м В… (из Москвы) выслала мужу 14 посылок (непосредственно почтой) и мне 4. Ни одна не получена. Посылки приходят к нам с русскими печатями, с немецкой аккуратностью вскрываются в нашем присутствии и, в большинстве, оказываются обокраденными. “Ищи злодеев у себя”.

Слухи о “недополучении” русскими военнопленными в австрийском плену развенчал и журнал “Русскiй военноплѣнный” в № 3, выпущенном в августе 1917 г. Приведем текст материала на эту тему “Военнопленные о своих нуждах”, опубликованный в разделе “Хроника”.

“Одной из сестер милосердия, командированных для объезда лагерей русских военнопленных в Австрии, Комитетом лагеря Зальцербад, был подан рапорт следующего содержания:

Распорядительный Комитет господ офицеров, находящихся на станции Зальцербад, 20 июля 1916 г.

В отношении своего быта на станциях господа офицеры считают своим долгом заявить нижеследующее:

1. В виду отсутствия обмена тяжело раненых и больных офицеров, таковые находятся в весьма тяжелом положении вследствие невозможности лечить сложные заболевания или хронические болезни, находясь в плену; на основании этого, офицеры просят возбудить ходатайство об отправлении таковых офицеров, нуждающихся в серьезном систематическом лечении, в какое-либо нейтральное государство. Эту же меру желательно также применить к офицерам очень преклонного возраста.

2. В виду систематического уменьшения пищевых продуктов в стране, а в будущем, при затяжении войны, возможности сведения их к минимуму, просят об организации посылки таковых продуктов для военнопленных, чтобы избежать возможности физического истощения от недостатка, еще большего в будущем. Наиболее подходящим центральным питательным пунктом, из коего военнопленные могли бы получать необходимые пищевые продукты, является Швейцария.

3. Вследствие того, что из практики выяснилось, что многие посылки доходят до военнопленных неполными, в разбитом виде, а иногда и совсем не доходят, желательно учреждение контроля в пределах России и Австрии за всеми посылками, адресованными военнопленным, откуда бы они ни были посланы.

4. Желательно, чтобы представители Испанского посольства, под покровительством коего русские военнопленные состоят в Австрии, посещали время от времени лагери и станции, так как заявляемые на их имя жалобы не доходят в большинстве случаев до Посольства, а представитель Посольства во многих лагерях до сих пор еще не бывал.

5. Желательно оповестить русское общество о том, что пересылка денег должна быть преимущественно по почте, а не через банки, так как в последнем случае страдают интересы военнопленных от разменного курса австрийских банков.

6. Желательно более правильное урегулирование пересылки писем, так как таковые в большинстве своем идут или весьма неравномерно, или же совсем не приходят.

7. Желательна более широкая высылка книг как в офицерские станции, так и нижним чинам, так как в магазинах Австрии и Венгрии отказывают в продаже русских книг за отсутствием таковых.

8. Вследствие недостатка материальной обеспеченности семейств военнопленных офицеров и вздорожания жизни во время войны желательно увеличение размера содержания, выдаваемого семьям военнопленных, тем более, что семьи из этого же содержания снабжают посылкой необходимых вещей нас, военнопленных.

9. Просят также обратить внимание на недостаточное питание находящихся в плену нижних чинов и снабжение их бельем и одеждой; недостаток питания ведет их к полному истощению и разного рода заболеваниям.

10. Просим Вас обратить внимание кого следует, на улучшение качества хлеба, получаемого пленными.

Следуют подписи.

Этот рапорт красноречивее всяких воззваний говорит о том, в чем нуждаются наши военнопленные, а также опровергает слухи о том, что ничего из посылаемого военнопленным из России, ими не получается”.

Что же можно было отправлять почтой русским военнопленным с Родины? Посылки весом не более 12 фунтов (т.е. 4,9 кг), бандероли, письма, фотографические карточки на открытках или отдельно в конвертах, деньги ценными письмами и денежные переводы. По сведениям Центрального справочного бюро о военнопленных при Главном управлении Российского общества Красного креста, “русские пленные особенно нуждаются в следующих разрешенных к пересылке предметах: белье, одежде, обуви, табаке, папиросах, чае, сахаре, сухарях всякого рода, шоколаде, печенье, сушках, баранках, сластях, всякого рода крупах, макаронах, семечках, орехах, копченой рыбе и колбасе”. При этом к пересылке в австро-венгерские лагеря были запрещены “меховые вещи и шубы, консервы в герметически запаянных жестянках, икра, спиртные напитки, предметы роскоши, металлы всякого рода и изделия из них”.

На основании международных почтовых правил, установленных еще в мирное время, денежные переводы за границу не должны были превышать суммы в 300 рублей. В то же время, “Справочник для сношений с русскими военнопленными, находящимися в Германии и в Австро-Венгрии” сообщал, что “неприятельские державы разрешают пленным держать деньги на руках только в небольших размерах. Во избежание полного в этом отношении произвола, на Стокгольмском Совещании представителей Обществ Красного Креста (в ноябре 1915 года) было намечено, что на каждые 10 дней пленные могут располагать: офицеры и те из нижних чинов, которые по своему общественному положению могут быть к ним приравнены, в том числе и вольноопределяющиеся (…) не более 50 крон”. В России же неприятельским пленным офицерам дозволялось иметь не более 20 рублей на каждые десять суток.

В целом же, по свидетельству российских источников военных лет, положение русских военнопленных в австро-венгерских лагерях было гораздо более благоприятным, нежели в германских шталагах. Вот, например, отрывок из материала Бориса Пашкова “Въ плѣну”, опубликованного в уже цитировавшемся выше московском журнале “Русскiй военноплѣнный” (№ 1, июнь 1917 г.).

“Другая картина – в Австрии, где хоть внешне люди могут чувствовать себя людьми. По свидетельству одной из сестер, объезжавших лагери Австрии – “в лагерях требования чистоты и гигиены строго соблюдаются и как внешний вид лагеря, так и внутреннее устройство жилых бараков, хозяйственных и других помещений вполне отвечают запросам гигиены и санитарии. На борьбу с эпидемиями и заразными заболеваниями в Австрии обращено громадное внимание”. При этом автор все же отмечает проблемы со снабжением продуктами питания. “Но питание и тут недостаточно, грозит самыми ужасными последствиями. И если можно всю тяжесть вины за отвратительное, нечеловеческое отношение к пленным в области внешней жизни сложить на правительство наших врагов, то в том, что наши страдальцы голодают, приходится ставить упрек и себе самим. Сотни писем, получаемых Москвою из плена, содержат молчаливую жалобу на голод, настойчивую мольбу изголодавшихся людей – помочь. А помочь можем только мы, Россия, через посредство нейтральных государств, так как все население Германии и Австрии само настолько плохо питается, что ожидать с этой стороны какого-либо улучшения невозможно”.

Интересно отметить, что среди многочисленной пропагандистской литературы, выпускавшейся в России в годы Первой мировой войны, не только не встречаются отдельные антиавстрийские издания, но и информация о реальных или вымышленных зверствах военнослужащих Двуединой монархии крайне скудна. Например, в иллюстрированной брошюре “Какъ живется нашимъ плѣнным въ Германiи и Австро-Венгрiи”, выпущенной Павлом Ефимовичем Навоевым в 1915 году в Петрограде, австрийцам посвящено лишь несколько страниц. Применительно к содержанию в лагерях для военнопленных там опубликован лишь один короткий рассказ под названием “Пытки у австрiйцевъ”.

“Леонтий Гончарук, 73-го пехотного Крымского полка, заявил, что за побег из плена из Перемышля он был подвергнут следующим истязаниям: в крайне неудобном сидячем положении был скован цепями и продержан в таком положении 2½ суток без пищи. В крайне неудобном висячем положении был привязан к дереву в течение 2½ часов. Свидетелями были: 53 Подольского полка рядов[ой] Васильев, 76 пехотного Кубанского полка ряд[овой] Лях и 134 пех[отного] Феодосийского полка ряд[овой] Одушенко”.

В то же время в цитировавшейся выше брошюре “Жизнь русскихъ воиновъ в плѣну” приводятся такие свидетельства.

“В концентрационном лагере военнопленных в Дунашердагели, в Венгрии, помимо многих наказаний, которым подвергаются наши солдаты, наказываемого иногда раздевают догола, кладут в тесный гроб, плотно закрывают его крышкой, имеющей для притока воздуха 1-3 небольших дырочки, и в таком положении держат 2 часа. Этому наказанию были подвергнуты рядовые: 17 уланского Миргородского полка Трофим Михайлов Кравченко, впоследствии бежавший из австрийского плена, и 325 пехотного Царевского полка – Сергей Шеянов, возвратившийся на Родину как инвалид. По словам Кравченко, он задохнулся бы, если бы часовой время от времени не открывал бы крышки. Шеянова за курение табака положили в гроб, на дне которого были расположены ребром, на пол-аршина одна от другой, доски, которые врезались в спину и причиняли невыносимые мучения. Двухчасового наказания гробом Шеянов не мог перенести и лишился чувств. Крышку гроба, однако, не всегда открывали, так что некоторые пленные в гробу теряли сознание, задыхались или сходили с ума. Все это удостоверили: 1) старший унтер-офицер 280 пехотного Сурского полка Яков Михайлов Ерыгин, 2) рядовой того же полка Иван Дмитриев Припачкин, 3) подпрапорщик 84 пехотного Ширванского полка Филипп Александров Пашков, 4) младший унтер-офицер 81 пехотного Апшеронского полка Степан Григорьев Ухан, 5) ефрейтор того же полка Афанасий Данилов Благодарный, 6) рядовой того же полка Клим Ильин Блынский, 7) рядовой 310 пехотного Шацкого полка Александр Феоктистов Рябошапка, 8) рядовой 326 пехотного Белгорайского полка Тимофей Григорьев Лисанов, 9) унтер-офицер 26 пехотного Могилевского полка Егор Иванов Слесарев и многие другие. По словам Ерыгина, гроб был обит жестью.

Существование наказания в Дунашердагели помещением в гроб подтвердили и возвращенные из Австро-Венгрии инвалиды – рядовой 257 пехотного Евпаторийского полка Петр Васильев Лазаренко, рядовой 45 пехотного Азовского полка Ефим Михеев Бондаренко и рядовой 2 Финляндского стрелкового полка Иван Дмитриев Храбров, причем последний объяснил, что гроб, который он видел, был из цемента.

Один из наших солдат, при посещении лагеря в Дунашердагели сестрой милосердия, командированной Российским Обществом Красного Креста в Австро-Венгрию, княгиней Н.Г.Яшвиль, заявил ей, что в этом лагере пленных за неповиновение кладут в гроб на 2 часа.

Наказание пленных помещением в гроб применялось кроме Дунашердагели в лагерях Брюкс и Линц.

Подобные наказания налагаются на пленных не только за провинности, но и за жалобы на дурную пищу, на жестокое обращение, а иногда и без всякого повода.

В Иоссене несколько пленных пожаловались офицеру, заведовавшему ританием, на недоброкачественность пищи. Когда в лагерь прибыл генерал, он выбрал жалобщиков и приказал всем пленным бегать по лагерю целый день. Падавших от изнеможения часовые били и заставляли продолжать бег”.

В том же источнике приводятся и единичные случаи жестокого обращения австрийцев со взятыми в плен офицерами русской армии: “Обращение наших врагов с пленными русскими офицерами является оскорбительным для воинской чести и человеческого достоинства пленных. По показанию рядового 187 пехотного Аварского полка Василия Тимачева, в Пресбурге австрийцы-солдаты били прикладами пленных не только солдат, но и офицеров”. Читаем там же на следующей странице: “Срезали или срывали погоны даже и у офицеров, находящихся в лазаретах. Так, в Граце австрийский лейтенант в грубой форме приказал солдатам снять погоны с тужурки раненого зауряд-капитана 174 пешей Донской дружины П.М.Резакова”.

Представление о степени “жестокости обращения” австрийцев с попавшими в плен чинами русской армии можно составить из следующих строк: “Рядовой 13 Стрелкового полка Агафон Горнов показал, что во время нахождения его в госпитале в Будапеште австрийский врач, делая ему (в январе или феврале 1916 года) промывание раны шприцем, причинил ему сильную боль. (…) По словам прапорщика 9 Финляндского стрелкового полка барона Р.О.Будберга, в Терезиенштадте старший врач лазарета Альтгрубер отличался чрезвычайной грубостью в обращении с пленными офицерами”.

Показательным является и тот факт, что даже в пропагандистской литературе о жестоком обращении представителей Центральных держав с русскими военнопленными проклятия звучат лишь в адрес Вильгельма II, а Франц Иосиф I не упоминается вовсе. “Бессмысленные, дикие зверства немцев над нашими ранеными и пленными никогда не забудутся русским народом. Рано или поздно, а придется варварам ХХ-го века дать ответ и дорого поплатиться за все содеянные ими гнусные преступления. Наказание, заслуженное Вильгельмом II, обрушится и на весь германский народ и “не уйти им от суда мирского, как не уйти от Божьего суда” (заключительный абзац брошюры “Какъ живется нашимъ плѣнным въ Германiи и Австро-Венгрiи”).

Справедливости ради стоит отметить, что судьба военнослужащих австро-венгерской армии, попавших в российский плен, зачастую также была незавидной. Вот, например, что писал Штефан Штвртецкий в материале “Из истории участия чехословацких красноармейцев в боях на фронтах гражданской войны в Советской России”, опубликованном в сборнике “Былые походы: Воспоминания словацких красноармейцев — участников Великой Октябрьской социалистической революции и гражданской войны в СССР”: “Уже в первый год Первой мировой войны в русском плену оказалось значительное число солдат австро-венгерской армии. (…) Словацкие пленные вместе с пленными чехами, венграми, поляками, немцами и другими были распределены по многим лагерям для военнопленных. Из лагерей пленных посылали на различные работы – на строительство железных и шоссейных дорог, на рытье окопов, на рубку леса, на заводы, шахты и в крупные помещичьи хозяйства. Много военнопленных попало на сельскохозяйственные работы в деревни – в кулацкие хозяйства и в семьи фронтовиков. Жизнь пленных была незавидной. Бюрократизм и взяточничество, пронизывавшие царский самодержавный режим, были причиной того, что не соблюдались положения международных соглашений о военнопленных. Тысячи их гибли от голода и эпидемий, вспыхивавших в наскоро построенных лагерях”.

Немаловажное значение придавалось интеллектуальному развитию русских военнопленных. Вот выдержка из статьи “Книги для русскихъ военноплѣнныхъ” (журнал “Русскiй военноплѣнный” (№ 3, август 1917 г.). “Первоначально и Московский отдел обслуживал больше германские лагери, а после посещения русскими сестрами милосердия австрийских лагерей завязались более оживленные сношения с австрийскими лагерями. Книги высылаются почтовыми посылками, непосредственно в германские лагери; в Австрию и Венгрию большинство книг идет через Копенгагенское бюро Московского Комитета (имеется в виду Московский городской комитет помощи военнопленным – прим.авт.). Библиотеки и большие партии книг высылаются на представителей лагерных организаций и поступают в общее пользование, но также исполняются и специальные просьбы отдельных лиц. За время работы отделом выслано 147199 экземпляров книг в 227 лагерей германских, австрийских и венгерских. Из писем пленных видно, что работа в лагерях налаживается, устраиваются школы, библиотеки, группы для подготовки к экзаменам за среднюю и высшую школу, читаются лекции, изучают иностранные языки, для чего высланы самоучители и словари. Для чтений по туберкулезу, алкоголизму, сельскому хозяйству были высланы рисунки и картограммы. Много помогают в деле снабжения книгами “Союз артистов города Москвы”, доставляющий в большом количестве книги научно-популярные и народные библиотечки, изд.Посредника; Общество грамотности отдает часть собранных книг; Педагогический кружок исполняет просьбы пленных учителей. Часть книжных просьб, поступивших из лагерей, была исполнена Обществом взаимопомощи агрономов, Московским книгоиздательством писателей, лигой по борьбе с туберкулезом”.

Разнились условия содержания в австро-венгерских лагерях и по политическим соображениям. Так, сразу же после начала Великой войны власти Дунайской монархии интернировали значительное число гражданских лиц польского и чешского происхождения. Этот шаг, по мнению властей, во многом позволил погасить националистические настроения среди “нетитульных” подданных многонациональной империи. С другой стороны, австрийцы на начальном этапе войны 16 августа 1914 г. поддержали идею формирования Польского Легиона под командованием известного своими русофобскими настроениями Юзефа Пилсудского (который, кстати, вынашивал идею создания боевого антирусского подразделения из военнопленных поляков еще во время русско-японской войны). Польские добровольцы, вдохновляемые Высшим национальным комитетом в Кракове, сражались против русских войск на стороне австро-венгерской и немецкой армий за независимость Польши от России. Лишь после того, как стало понятно, что Берлин и Вена планируют создание польского протектората с регентским советом в Варшаве, Пилсудский приказал легионерам не присягать на верность Германии и Австро-Венгрии. В итоге польские подразделения были распущены, многих легионеров интернировали, а сам Пилсудский был заключен в крепость Магдебург и парадоксальным образом стал “символом борьбы с оккупантами”.

Рассказывая об австро-венгерских лагерях для военнопленных, нельзя обойти вниманием и своеобразные “потемкинские деревни” – агитационные лагеря для российских чинов украинского и грузинского происхождения – с улучшенными условиями содержания, включая качественное питание. Особый акцент в этих пропагандистских лагерях делался на официальных языках общения – украинском и грузинском, в пику российским реалиям. Причина подобного протекционизма была весьма банальной: после окончания войны Габсбурги вынашивали идею присоединения этих земель к своей империи, и гуманное отношение к военнопленным украинцам и грузинам являлось первым шагом на пути к формированию позитивного восприятия подобных территориальных приобретений со стороны этих подданных Российской империи. Обратной стороной медали стало отношение к национальным меньшинствам, изменившим присяге и осмелившимся выступить против Австро-Венгрии в составе добровольческих подразделений. Военно-полевые суды на Итальянском и Восточном фронте, не колеблясь, выносили смертные приговоры бывшим подданным Дунайской монархии, сражавшимся в составе Чехословацкого Легиона и других национальных формирований.

Использованная литература:

- Навоевъ П.Е. Какъ живется нашимъ плѣнным въ Германiи и Австро-Венгрiи. Петроградъ, Военная типографiя Императрицы Екатерины Великой, 1915.- Овчинниковъ И.А. Справочникъ для сношенiй съ Русскими военноплѣнными, находящимися въ Германiи и въ Австро-Венгрiи. Петроградъ, Государственная Типографiя, 1916.- Кривцовъ А. Жизнь русскихъ воиновъ в плѣну. Высочайше учрежденная Чрезвычайная слѣдственная комиссiя. Петроградъ, 1916.- Beiblatt Nr.13 zum Verordnungsblatt für das k.u.k. Heer, 1916.- Beiblatt Nr.8 zum Verordnungsblatt des k.u.k. Heeres, 1917.- “Русскiй военноплѣнный”. Изданіе Московскаго Городского Комитета помощи русскимъ военноплѣннымъ. Москва, Іюнь 1917 г. № 1; Августъ 1917 г. № 3. - Русские военнопленные в мировой войне 1914-1918 гг. Ч. 1, 2 и 3. Москва, 1921.- Материалы к проекту постановления Президиума ЦК КПСС о положении бывших военнопленных, направленные Г.К.Жуковым членам комиссии ЦК КПСС, 1956.- Былые походы: Воспоминания словацких красноармейцев — участников Великой Октябрьской социалистической революции и гражданской войны в СССР. Сборник. Москва: Воениздат, 1961. - Kenneth Steuer. Pursuit of an “Unparalleled Opportunity”: American YMCA and Prisoner of War Diplomacy among the Central Power Nations During World War I, 1914-1923.

http://antique-photos.com/ru/collectorhelp/702-russian-pow.html

 

Лемзяков Филипп, примерно 1880 г.р. родом из Курской губернии.
Прошу знающих людей объяснить, какая на нем форма и в каком звании.
Фото из личной коллекции его внучки.

 

Группа нижних чинов, бежавших из германского плена

 

"Неизвестные трагедии Первой мировой. Пленные. Дезертиры. Беженцы." М.В. Оськин.

Приказ по 2-й армии Северо-Западного фронта, за № 4 от 25 июля 1914 года гласил: "В одном из донесений я усмотрел, что несколько нижних чинов без вести пропали. В большинстве случаев без вести пропавшие впоследствии оказываются в плену. Попадать в плен - позорно. Лишь тяжело раненный может найти оправдание. Разъяснить это во всех частях".
Генерал А. В. Самсонов, страдая от тяжести поражения, застрелился 17 августа при попытке выхода из кольца окружения. Характерно, что офицеры его штаба, бывшие с ним, даже не смогли сказать, как именно это произошло, слышали лишь хлопок выстрела и не смогли разыскать его тело, которое впоследствии было захоронено немцами в общей могиле. Но так поступил лишь сам командарм! Брать пример со своего командира подчиненные не торопились.
Командир 23-го армейского корпуса ген. К. А. Кондратович успел бежать от своих войск в тыл, где объявил себя больным. Комкор-15 генерал Н. Н. Мартос был взят в плен в общей неразберихе стычек в русском тылу. Причем - с оружием в руках, без сопротивления.




Но вот комкор-13 ген. Н. А. Клюев возглавил дивизионную колонну, пробивавшуюся из неплотного "мешка". Перед последней цепью германских пулеметов генерал Клюев приказал капитулировать. Вопрос: кто виновен в том, что двадцать тысяч русских солдат здесь сдались неранеными? Лично они или приказавшие капитулировать их начальники?
Генерал Клюев сам приказал своему ординарцу ехать к немцам с белым платком в руках. К кому же тогда относится характеристика: попадать в плен - позорно? Здесь впервые проявилась та пагубная тенденция качества небольшой части предвоенного русского офицерского корпуса, которая сдавала в плен подчиненных им солдат.
Генерал П. Н. Краснов цитирует фразу такого русского пленного, который даже и не понимал что происходит, а действовал, "как все": "До конца был верен Царю и Отечеству и в плен не по своей воле попал. Все сдались, я и не знал, что это уже плен".




Чем виноваты солдаты армии Самсонова, которые оказались заложниками неверного стратегического решения довоенного планирования и бездарного его исполнения со стороны генералитета Северо-Западного фронта?
Сам Александр Васильевич Самсонов, слишком поздно осознавший довоенную неподготовленность, поступил так, как того требовал кодекс офицерской чести. Наверное, нельзя говорить, что самоубийство - это единственный выход из положения. Не каждый отважится на такое, да и не нужно это.
Но одно дело - сдаться в плен в безвыходной ситуации, когда уже нельзя пробиться и так не хочется умирать. И совсем другое - сдать в плен вверенных тебе людей, когда у тебя за спиной целый корпус. Это уже воинское преступление.




Чем же виноваты рядовые, у которых на глазах легко сдавались генералы, в том числе и командиры корпусов (всего во 2-й армии в плен тогда сдались пятнадцать генералов)? Когда две наиболее многочисленные группы, пробившиеся из окружения, были ведомы не генералами, а полковником и штабс-капитаном?
Да, личный состав 13-го армейского корпуса на две трети состоял из запасных, то есть фактически являлся некадровым. Однако большую часть корпуса "сдали" в плен собственные командиры, не показавшие примера верности долгу.
Из высших чинов 13-го армейского корпуса из окружения вышел только начальник штаба 36-й пехотной дивизии полковник Вяхирев. А всего из состава 13-го армейского корпуса пробились лишь сто шестьдесят пять человек штабс-капитана Семечкина и подпоручика Дремановича да команда разведчиков.
Эти люди всего-навсего не сложили оружия по приказу своего комкора, а ушли в лес, и, попытав счастья, добились его. Кто бы осудил сдавшихся по приказу вышестоящего командира? Но нашлись же офицеры, пошедшие наперекор начальнику во имя исполнения воинского долга и требования присяги.




Общие потери 2-й русской армии в ходе Восточно-Прусской наступательной операции составили около 8000 убитыми, 25 000 ранеными и до 80 000 пленными. Противник захватил также до пятисот орудий и двести пулеметов.
Потери немцев во время операции против 2-й армии с 13 августа составили около тринадцати тысяч человек. Обратим внимание на соотношение потерь. Очевидно, что часть раненых учтена и в массе пленных, ибо большая часть раненых оказалась в германском плену.
В таком случае, против 13 000 потерь у немцев, русские имеют не более 20 000, что объясняется как оборонительными боями немцев в заблаговременно подготовленной местности, так и преимуществом германцев в технике. Остальное - это пленные.
То есть убывшие "в расход" исключительно неприятельским маневром - сдавшиеся в "котле". Или - "сданные" командирами. Почему пятнадцать генералов не возглавили прорыва? Тем паче - приказывавшие своим людям сдаваться.




Пагубность неверного восприятия пленения в отношении командного состава была понята сразу после Русско-японской войны 1904-1905 гг. Но, к сожалению, она не была возведена в аксиому внутри самой российской военной машины.
Оценивая итоги дальневосточного конфликта, бывший командующий Маньчжурской армией ген. А. Н. Куропаткин писал: "В ряду с истинными подвигами отмечаются и случаи малого упорства отдельных частей и, в частности, отдельных лиц. Случаи сдачи в плен неранеными в прошлую войну были часты не только среди нижних чинов, но и среди офицеров.
К сожалению, по отношению к этим лицам не были применены существующие законы во всей строгости. По возвращении из плена некоторые офицеры ранее суда над ними уже получили в командование отдельные части и, возвращаясь в полки, вступали в командование ротами и батальонами.
Прямо из Японии бывшие пленные приказами по военному ведомству получали назначение даже начальниками дивизий. Между тем может существовать только одно обстоятельство, оправдывающее сдачу в плен: это ранение. Все же, сдавшиеся в плен неранеными, должны быть ответственны за то, что не сражались до последней капли крови".
Справедливости ради следует сказать, что при том уровне полководчества, что показал генерал Куропаткин, поражения и пленения были неудивительны.




Суть проблемы в ином: почему сдавшиеся неранеными офицеры затем получали высокие командные посты? Они уже раз презрели присягу и требования военного законодательства, а значит, не постеснялись бы сделать это и впоследствии.
Сначала требовалось разобраться, а лишь затем восстанавливать таких офицеров в армии, да еще с повышением. В сравнении с СССР здесь явно проигранная ситуация: возвратившихся из плена советских генералов тщательно проверяли, но и те из них, кто не был подвергнут репрессалиям, а восстановлен в армии, высоких должностей не получили.
Главное здесь - это пример, показанный отношением политического руководства Российской империи к таким случаям. Пример, который резко контрастировал с репрессалиями в отношении сдающихся рядовых в период Первой мировой войны.
Если внимательно вглядеться в документы того времени, то нельзя не отметить старания генералов, издающих репрессивные распоряжения, прикрыть собственную растерянность, вызванную тем обстоятельством, что война пошла не по спланированному до войны сценарию. Теперь приходилось учиться во время самой войны и, стиснув зубы, делать все для достижения победы. А это ведь нелегко.




Достаточно вспомнить только оправдание ген. А. А. Благовещенского, бежавшего от своих войск 6-го армейского корпуса во время Восточно-Прусской операции. Бегство командира вынудило корпус отступить, чем был оголен правый фланг центральных корпусов 2-й армии, угодивших в окружение - "двойной охват".
В свое оправдание генерал Благовещенский заявил, что "не привык быть вместе с войсками". Как говорит по этому поводу А. А. Керсновский: "Мы видим, таким образом, что в русской армии могли быть начальники, "не привыкшие быть с войсками", что подобного рода начальникам вверяли корпуса и что у них не хватало честности сознаться в своей "непривычке" в мирное время и уступить заблаговременно свое место более достойным".
В подобной практике было почти невозможно определить, были ли исчерпаны все возможности к сопротивлению или нет. Равно как и определить меру ответственности каждого сдавшегося бойца, брошенного не столько в бой, сколько "на убой" своими командирами.
Тот же 6-й корпус в панике откатился в тылы, но разве это не естественная реакция на поведение командира? С другой стороны - почему никто из старших офицеров отступавшего корпуса, отлично понимавших, что отход оголяет тыл центра армии, не взял на себя ответственности и не удержал войск?
Опять-таки каждый, наверное, помнил, что плен - это, скорее, несчастье, а не позор, каковой пример показала Русско-японская война. Раз уж прощали не только сдавшихся в плен ("берут" в плен - раненых или безоружных), но и сдававших в плен.






Какое наказание понесли сдавшие в 1904 году Порт-Артур генералы Стессель, Фок и Рейсе? После длительного и закрытого суда - минимальное. Такое отношение власти к тем, кто, ничтоже сумняшеся, сдавал в плен противнику тысячи солдат, только поощряло сдачу.
Отсюда и сдавший в плен целый корпус ген. Н. А. Клюев, и отдавший уже из плена приказ о капитуляции крепости Новогеоргиевск ее комендант ген. Н. П. Бобырь, и бежавший из крепости Ковно ее комендант ген. В. Н. Григорьев.
В мирное время все они считались хорошими служаками, а генерал Клюев с 1909 года так вообще занимал пост начальника штаба Варшавского военного округа, то есть непосредственно готовился к борьбе с Германией. Хорошо подготовился, нечего сказать.




Как, в таком случае, относиться к сдававшимся в плен нижним чинам, которые распоряжениями командиров ставились не просто в безвыходное, но прямо в самоубийственное положение? Например, можно ли считать трусами и изменниками пару взводов, оставшихся от наступавшего по ровной местности батальона и теперь застрявших перед колючей проволокой, в которой артиллерия не пробила проходов?
О таком случае (неудачное наступление 7-й и 9-й армий Юго-Западного фронта на реке Стрыпе в тщетной попытке помочь гибнущей Сербии) сообщает, к примеру, А. А. Свечин:
"Работу штабных бюрократов мне пришлось наблюдать в январе 1916 г. Истощенные атакующие части соседнего корпуса, попадая в 300 м от австрийской позиции под сильный пулеметный огонь, бросали винтовки, поднимали руки и в таком виде продолжали движение через проволоку и австрийские окопы.
Начальство же полагало, что окопы взяты, но не поддержанные резервами атакующие части не смогли оказать сопротивление контратаке и сдались. Три атаки производились в вечернем сумраке несколько дней подряд.
Вместо признания недостаточности артиллерийской подготовки бюрократы полагали, что вся беда в том, что резервы следуют на слишком больших дистанциях, и настаивали на более близком надвигании последних, что только увеличивало потери и сумятицу при каждом новом штурме".




Заодно гибель сотни собственных солдат можно представить в реляции таким образом, что будет возможно рассчитывать на очередное награждение или повышение по службе. Пример такой ситуации дает февраль 1915 года - 1-я Праснышская операция в Восточной Пруссии.
Участник тех боев, характеризовавшихся большими и бессмысленными потерями, так как никаких оперативных бонусов наступление на Прасныш дать не могло, офицер показывает:
"Наступать приходилось по местности совершенно открытой, с подъемом в сторону немецких окопов, земля была мерзлая, и цепи, залегая от невыносимого огня, не могли окопаться и поголовно расстреливались.
Немцы даже делали еще лучше. Когда атакующие подходили к совершенно целому проволочному заграждению, приказывали бросить винтовки, что волей-неволей приходилось выполнять, и тогда их по одному пропускали в окопы в качестве пленных".
С формальной точки зрения получается добровольная сдача солдат в плен. А значит - те или иные репрессалии. А если по-человечески? Кто виновен в том, что русские стрелки повисали на не разрушенной артиллерией проволоке?
Кто виновен в том, что русская артиллерия не имела снарядов (уже в декабре 1914 года приказы Ставки Верховного главнокомандования запрещали трату более одного снаряда на орудие в день)? Разве эти самые стрелки, наступавшие по открытой местности в лоб на пулеметы?



Для сравнения: в ноябре 1915 года партизанским отрядом штабс-ротмистра Ткаченко был захвачен в плен командир германской 82-й резервной пехотной дивизии генерал Фабериус.
При конвоировании в тыл, воспользовавшись оплошностью начальника конвоя, встретившего по дороге старого товарища и решившего отметить встречу крепкими напитками, Фабериус захватил револьвер и застрелился, будучи не в силах снести позор плена.
Сколько русских генералов поступили подобным же образом, если помнить, что в плен попали шестьдесят шесть русских генералов, а отважился бежать из плена лишь один - начдив-48 ген. Л. Г. Корнилов?
Правда, сказались и возраст, и испытания пленом. Из шестидесяти шести пленных генералов в плену умерли одиннадцать, что составило 16 %, при общем уровне смертности русских военнопленных - 5,6 %. По данным С. В. Волкова, в плену оказались семьдесят три русских генерала.
Очевидно, что большинство генералов попали в плен в "котлах", так как непосредственно на поле боя все-таки генерал находится отнюдь не в первых рядах.
В частности, под Танненбергом августа 1914 г. в германском плену оказались пятнадцать генералов, в Августовском лесу февраля 1915 года - одиннадцать, наконец, в крепости Новогеоргиевск - семнадцать.
Таким образом, две трети плененных русских генералов попали в плен всего в трех точках на громадном театре военных действий, что представлял собой Восточный фронт Первой мировой войны.




Опять-таки о параллелях. Первым смещенным со своего поста командармом Первой мировой войны стал как раз немец - командарм-8 ген. М. фон Притвиц унд Гаффрон, оборонявший от русских все ту же самую Восточную Пруссию.
Он всего лишь посмел усомниться в успехе борьбы за провинцию, отправив в Главную квартиру телеграмму о намерении отойти за Вислу после первого же проигранного сражения под Гумбинненом, и был немедленно отправлен в отставку.
Кто-то смещался за некомпетентность. Но разница опять же в сроках замены. Такая бездарность, как главнокомандующий армиями Северо-Западного фронта ген. Я. Г. Жилинский, был смещен лишь после проигранной операции, когда потери фронта насчитывали то же число, что и в начале операции, - четверть миллиона, в том числе сто пятьдесят тысяч пленными.
Для такого необходима поистине выдающаяся бездарность, и кто-то же поставил генерала Жилинского не только в начальники Варшавского военного округа, но до того и в начальники Генерального штаба.




Сам довоенный подбор командиров показывает, что Российская империя начала двадцатого столетия находилась в надломленном состоянии, что объективно вызывалось буржуазной модернизацией страны. Точно такой же ситуация была и в Австро-Венгрии, что подтверждается результатами столкновения австро-венгерского и русского оружия на полях Первой мировой войны.
Опыт войны позволил выдвинуться лучшим людям, о чем говорит тот простой факт, что в летней кампании 1916 года (Брусиловский прорыв) потери русской армии пленными были в пять раз меньше, чем кровавые потери. Но сколько надо было потерять людей до этого?
И, даже если отвлечься от исчисления патриотизма, а говорить о монархической государственности, сколько было зря потеряно кадровых офицеров - опоры существующего режима?
























http://oper-1974.livejournal.com/600797.html

 

Эпопея полкового врача 1914-1957 гг.

"За полгода до начала первой русско-германской войны я был откомандирован от военного сухарного завода назад в свой полк и в первые же дни мобилизации в должности старшего врача был направлен с полком на Западный фронт.
На фронте пробыл всего недели три и 16 августа 1914 года в бою под Грислиненом у Мазурских озер был взят в плен вместе со всей Самсоновской армией. Пробыл в плену четыре года и два с половиной месяца, работая все это время в крайне тяжелых условиях за колючей проволокой в разных (8 штук) лагерях, амбулаториях и лазаретах наших русских военно-пленных.


Константин Васильевич Криворотов с женой. Фотография 1909 года.

Здесь мы, пленные, особенно страдали от двух вещей - голода и сыпного тифа. В лагере "Котбус" содержалось около 10 тысяч человек, попавших в плен главным образом в августе 1914 года с Самсоновской армией.
А первый раз они попали в баню (когда она была устроена) в январе (!). В результате на людях была такая масса вшей, что если лежит снятый с такого человека мундир, то кажется, он как живой шевелится.
Из бывших в лагере десяти тысяч сыпным тифом переболело шесть с половиной тысяч человек. В разгар эпидемии из амбулатории, случалось, отправляли в лазарет (такой же двухъярусный барак, где на нарах и под нарами лежали вплотную три соломенных грязных матраса, подушка и одеяло) до 150 больных в день. В лагере нас, врачей, работало 45 человек. Из нас сами заболели сыпным тифом 25 человек, пятерых мы схоронили...


Русские военные медики в немецком плену (1914-1918).
Криворотов К.В. - в центре, спиной к березе.

Постепенно пищевое довольствие начало падать в лагере все ниже и ниже. Особенно для русского человека был чувствительным недостаток хлеба, которого к концу войны выдавалось только по 250 граммов на день.
Там я впервые увидал как пухнут с голоду. Сам я, не болевший в плену, по возвращении домой, оказалось, потерял полтора пуда весу (24 кг). Вся оставшаяся дома моя одежда висела на мне, как на вешалке, и многое пришлось перешивать.
Помимо чисто медицинской работы (лечебной) я выполнял функции лагерного врача хозяйственно-административного порядка с уклоном в санитарию.
На этой почве обычно отвоевывал у немцев что можно для пленных, за что всегда пользовался расположением последних.


1916 год. Заключенные немецкого лагеря Бранденбург.
В правом верхнем углу группа военнопленных еврейской национальности.
Внизу лагерная синагога.


1916 год. Кладбище при немецком лагере Бранденбург.
Похороны умершего военнослужащего царской армии еврейской национальности.


1916 год. Кладбище при немецком лагере Бранденбург.
Могилы военнослужащих царской армии еврейской национальности.


1916 год. Кладбище при немецком лагере Бранденбург, где содержались взятые в плен военнослужащие царской армии.
Могилы рядового состава.


1916 год. Кладбище при немецком лагере Бранденбург, где содержались взятые в плен военнослужащие царской армии.
На переднем плане могилы умерших в лагере офицеров.


1917 год. Кладбище при немецком лагере Бранденбург, где содержались взятые в плен военнослужащие царской армии.
Открытие памятника павшим воинам.


1918 год. Лагерный театр. Бранденбург.

К концу 1917 года война России с Германией прекратилась, в России произошла революция, а мы все еще продолжали сидеть в плену и только 8 октября 1918 года, на самый праздник Октября, были на санитарном поезде привезены в Петроград, украшенный плакатами "Добро пожаловать в свободную Россию!".
Пару дней мы прожили здесь, потом дня на два перевезены были в Москву в какой-то госпиталь или эвакопункт, где, к слову сказать, набрались вшей немногим меньше, чем в Котбусе.
Отсюда я был направлен в свой город Елец, на Елецкий эвакопункт, на должность "врача для поручений" уже в Красной армии. Вернулся я из плена вместе с братом Николаем, который тоже был в плену на Австрийском фронте и с которым мы съехались в Германии в последнем отправном лагере.

По прибытии в Елец ввиду крайнего упадка сил и плохого питания (потерял полтора пуда весу) мне был дан двухмесячный отпуск. Однако через месяц-полтора я с отделением эвакопункта был командирован на Южный фронт сначала в город Валуйск, а оттуда вскоре же в город Купянск.
Здесь работал как начальник эвакопункта, как врач бывшего при нем стационара и как руководитель эвакуации раненых и больных, главным образом завшивленных, сыпнотифозных. Сам заразился и заболел сыпным тифом.
Ввиду моего тяжелого состояния из Ельца была вызвана ко мне жена, которая, оставив четверых детей в Ельце у бабушки, приехала в Купянск. В начале лета линия фронта приблизилась к самому Купянску, и накануне взятия его белыми я был забран из больницы и погружен в самый последний эшелон (вагоны-теплушки), отходивший когда под городом шла уже пулеметная стрельба.
Утром, когда наш хвостовой эшелон, успевший отъехать только верст семь, вместе с многими другими был обстрелян из взятого за ночь Купянска, окружен и взят в плен вместе с находившейся в одной теплушке со мной моей женой.

Через короткое время, по восстановлении железнодорожного движения после боев, я был отправлен без всякого конвоя, а также с врученным мне запечатанным пакетом вместе с женой в Ростов-на-Дону, в тамошнее военно-санитарное управление.
По прибытии туда был освидетельствован врачебной комиссией и признан негодным ни к какой работе на шесть недель после перенесенного тифа, по истечении которых должен был явиться на комиссию вторично.
Совершенно неожиданно в управление зашел врач, с которым четыре года тому назад мы были вместе в плену в Германии, теперь же он работал старшим врачом санитарного поезда в белой армии.
Узнав о моем безвыходном положении, он предложил мне поступить к нему в поезд младшим врачом (взяв с собой жену), что он здесь легко может оформить и сегодня же вечером приходить нам обоим на поезд, заполненный больными и ранеными, которых они везут на Кавказ.
"Пока поправитесь, будете лежать в своем купе, а потом станете помогать мне", - сказал он. Я согласился, и вечером того же дня мы заняли с женой отведенное нам при вагоне-перевязочной двухместное купе, в котором проездили около года вплоть до прихода Красной армии и взятии Новороссийска.
За это время я успел проболеть в нашем поезде около двух месяцев брюшным тифом. Работа, когда поправлялся, была мне знакома и посильна, бытовые условия жизни неплохие.
Незадолго до этого старший врач перевелся с поезда куда-то на другое место, и я остался одним врачом за старшего и за младшего. При освобождении нас красной армией мы попали сначала в распоряжение Новороссийского Красного Креста, который назначил меня старшим врачом на том же бывшем моем поезде. Жену при первой возможности я отправил к детям в Елец, а сам остался работать со своим поездом на Кавказском фронте...

По окончании военных действий в 1921 году распоряжением Главсанупра (Главного санитарного управления) я был переведен на службу в город Горький и на следующий год демобилизован.
Первые 10 месяцев после этого работал ординатором 1-й Советской больницы Сталинского района. В 1922 году поступил на службу на железную дорогу. Сначала заведующим сандезотрядом, а по расформировании его, с 1 января 1923 года, заведующим Нижегородским врачебным участком (ныне поликлиника).
В год начала коллективизации, когда был дан лозунг "врачи в колхозы", первым из всего коллектива вызвался добровольно ехать на работу в колхоз; по возвращении оттуда привез одобрение и благодарность за свою работу.

В 1932 году, когда на Дальний Восток потребовались командировки многих железнодорожников, и в том числе врачей, и когда ни один врач из всего Горьковского коллектива, невзирая на категорические предписания Транссанупра (Транспортного санитарного управления) не хотел ехать, я, уже имевший за плечами тяжелую скитальческую жизнь, 30 лет врачебного труда и 54 года от роду, один из всех вызвался добровольно ехать на неизвестное несмотря на то, что о моей кандидатуре не было и речи. Поехал и пробыл там около полугода, работал на сыпном тифу на врачебном участке, трижды был премирован, получил звание ударника.
В 1936 году, при выделении Горьковской дороги переведен на работу в Дорсанотдел (Дорожный санитарный отдел). За неутверждением на 1937 год в смете ДСО штатной единицы на занимаемую должность был переведен заведующим учебной частью вновь формируемой фельдшерской школы при Узловой больнице.
Последние 18 лет проработал врачом скорой помощи до ухода на пенсию 1 октября 1956-го. А всего стажа работы врачом с окончания медфака у меня набралось 54 года...." - из воспоминаний 144-го Каширского полка полкового врача К.В. Криворотова.


Константин Васильевич Криворотов с женой. Фотография 1957 года.

 

Статья из журнала "Искры", № 15, 1916 год.
Рассказывает о быте офицеров Русской императорской армии, находящихся в плену.
Интересный факт, Россия и Германия находились в состоянии войны, а почтовые отправления, судя по просьбе ктитора, можно было отправлять.

"В ПЛЕНУ"

От ктитора (прим- создатель храма) церкви наших военнопленных офицеров в Гнаденфрей (прим- В. Силезия), в Германии, мы получили трогательное письмо. Он пишет о том, как устроили церковь на чердаке того помещения, в котором они живут. Все сделано из картона и сатина и все это ручная работа гг. офицеров, золотистым и серебряным порошком сделаны звезды и кресты на царских вратах и голубом небе над алтарем. Но у них нет самого главного - икон и крайне нуждаются в свечах. Поэтому ктитор с товарищами обращается с общей просьбой к добрым людям прислать им иконы, хотя бы даже бумажные и свечи в 3 и 5 копеек. "Мы здесь горячо молимся в нашей скорби,- пишет он,- и будем молиться и за тех, которые окажут нам доброе дело". Просят прислать иконы Воскресения, Вознесения и Св. Троицы по следующему адресу:...

Ктитором церкви вероятно был капитан 106 Уфимского полка Успенский А.А. Он попал в плен весной 1915 г. в р-не Сувалки. Вот отрывок из его книги "В плену" Ч.1, 1915-1916 гг.

"И вот, с ведома старшего в лагере, я, совместно с представителями от французов, англичан и бельгийцев, обратился к коменданту с просьбой отвести всем исповеданиям для Богослужения — манеж, а нам, православным, — назначить постоянного священника. Комендант согласился не сразу, и только в октябре разрешил устройство разборного (каждый раз) храма, в манеже и в тоже время, к нам назначен был постоянный священник (из Нейссе) приехал о. Назарий, иеромонах Почаевской лавры, бывший на войне благочинным священником 52-й пех. дивизии, ревностно преданный своему делу молитвенник.
У немецкого квартермистра («инспектора») я достал несколько парт и пюпитров (из склада училища); устроили из них иконостас, обтянули их картоном и сатином, приделали крючки, на которых каждый раз можно было вешать иконы; большую икону Божией Матери укрепили на верхнем окне манежа, поставили столы для Престола и Жертвенника; проходы между партами обозначали Царские и боковые врата; из пюпитров устроили подсвечники. Все было разборное, снимавшееся с места, согласно требованию коменданта: манеж должен был служить не только для Богослужения, но и для поверки («Appel») и для гимнастики".


Церковь, устроенная русскими офицерами-военнопленными в Гнаденфрей.

 

Уважаемые коллеги, нужна Ваша помощь: во время ПМВ под Барановичами был лагерь для русских военнопленных. В сети есть несколько фотографий, в т.ч. и женского отделения лагеря. Нельзя ли где-то получить информацию об общей численности военнопленных на момент лета 1916 года?
Если можно, помогите!!!!

 

Если попадётся информация сообщим в теме.
А пока, что есть:


«Барановичи 1916. Женское отделение лагеря военнопленных»








Прибытие пленных в лагерь в Барановичах, 1916 год

 

Барановичи. Управление лагеря военнопленных, 1918 год

Фотография периода Первой мировой войны. Немецкие офицеры в санях на фоне управления лагеря военнопленных. Сегодня это военный городок, улица Уборевича.
Сохранилось оба здания этого типа, изначально принадлежавших железнодорожной бригаде. В этих домах квартировали офицеры железнодорожных бригад.

 

Уникальная немецкая фотография-открытка времен Первой мировой войны: пленные казаки в Кобыльнике, где размещался штаб 21 армейского корпуса Оскара фон Гутьера (сейчас д. Нарочь, Беларусь)

 

Барановичи



1917 г., пленные русские солдаты на углу Lagerstrasse и Hauptstrasse


Барановичи. Пленные солдаты, 1915.
Барановичи, плац железнодорожной бригады, пленные пришли за едой (Baranowitschi. Gefangene bekommen Essen).
Фотография из альбома немецкого солдата снятая в Барановичах в 1915-18 годах. На снимке группа пленных русских солдат, которые выстроились в очередь за едой.
Фото сделано на плацу железнодорожной бригады, сегодня это территория детского сада №27 в военном городке.
Кирпичное здание Цейхгауза стояло параллельно улице Комарова.


Барановичи. Пленные русские солдаты, 1916 год.
Фотооткрытка времен Первой мировой войны. Пленные русские солдаты возле железнодорожной насыпи. Слева на фото видны стоящие на путях вагоны, за насыпью видны здания, похожие на склады или мастерские депо. Надпись на открытке указывает на то, что это Барановичи. Рискну предположить, что это где-то в районе 6 км Волковыского пути. Там неподалеку во время Первой мировой войны была третья станция "Барановичи", здание которой сегодня находится возле городской тюрьмы в запустении и подлежит сносу.



На 6 км и сегодня есть трехэтажное здание, улица Вильчковского, 5, как и водится в наше время — это жилой дом.



Заселен он был после ВОВ, как говорят местные жители в районе 1945 года. До этого в этом доме были железнодорожные мастерские, а со второго этажа этого здания шел пешеходный мост через пути, по которому в мастерские ходили рабочие. Нечто подобное на этот дом видно на старинной фотографии, точнее только крыша видна за насыпью.

На паспорте объекта указан год постройки 1928, но явно это не соответствует действительности. Постройка однозначно относится к периоду Российской Империи.



А возможно дом на 6 км — это совершенно другая история, не связанная с фотографией пленных русских солдат.

 

И снова вернёмся в Барановичи 1916 года.


«Барановичи 1916 . Заключенные на работах»


Барановичи. Комендатура Полесского вокзала, 1916 год
Интересны и персонажи на фотографии, судя по всему это военнопленные с разных фронтов, по форме все отличаются, есть французы, один англичанин.

 

Здравствуйте. Знаю, что пишу не совсем по теме, но есть ли на форуме аналогичная тема по ВОВ?
Потому, что прадед был в концлагере близ Катовице в Польше, а где именно и как не известно.

 

Зайдите сюда и создайте тему о поиске прадеда http://smolbattle.ru/forums/Поиск-солдат-ВОВ.39/

 

Следы Нищенко можно поискать в Кировоградской обл. Александрийский район п. Новая Прага.
Лунина(Лукина) в Скородное в Губкинском районе Белгородской области.
Китаева в Елань-Колено Новохоперского Воронежской.
С Куликовым посложнее.
Гнездилово, село, нежилое, ранее - административный центр сельского Совета Сосковского района Орловской области, ранее - административный центр Гнездиловской волости Дмитровского уезда Орловской губернии, а также - собственного прихода 2-го Благочиннического округа Дмитровского уезда Орловской губернии
Гнездиловская волость Дмитровского уезда Орловской губернии (создана не ранее марта-декабря 1861 г. и не позднее 1890 г., упразднена 14 февраля 1923 г.) (см.: Гнездилово - административный центр волости )
Гнездиловский сельский Совет в составе Сосковского района Орловской области (с 27 сентября 1937 г.), оккупирован Германией (с 2 октября 1941 г. – по не ранее 7 и не позднее 12 августа 1943 г.) (см.: Гнездилово - административный центр сельского Совета);