1- Кубанский или Ледяной поход генерала Корнилова

​

Добрый вечер уважаемые форумчане. В силу того что я болею гражданской войной, решил создать тему о первом кубанском или ледяном походе генерала Корнилова. И перед тем, как начать повествование, хотелось бы выразить свою точку зрения на этот поход и повествование о нём.
В общем существует масса мнений о гражданской войне в целом, кто то говорит о терроре красных, другие о терроре белых, я лично от себя считаю, что беспринципная, не имеющая подобий и аналогов битва идеологий, где вместо ораторских доводов были люди. И оценивать вину и кровопролитее той или иной стороны невозможно. Каждый бился за то, во что он верил. Конечно, как и в любом деле были нейтральные стороны , те кто просто ради выгоды присоединился к той или другой стороне. Но в основном это люди у которых кроме веры и надежды не было ничего.(прошу не спаривать моё мнение. Оно просто моё и я ни в коем случае не хочу его кому либо навязать.)

Немного о генерале от инфантерии Корнилове.(1870-1918)гг.



Окончил Сибирский кадетский корпус, Михайловское артиллерийское училище и Николаевскую академию Генерального штаба (1898). После окончания академии служил с 1889 по 1904 год в Туркестанском военном округе помощником старшего адъютанта штаба округа, а затем – штаб-офицером для поручений при штабе. С началом русско-японской войны с сентября 1904 года по май 1906 года занимал должность штаб-офицера при штабе 1-й стрелковой бригады. Награжден орденом Св. Георгия 4-й степени, Георгиевским оружием и произведен в «чин полковника за боевые отличия». В декабре 1912 года был назначен командиром бригады 9-й Сибирской стрелковой дивизии. На фронт первой мировой войны вышел командиром бригады 48-й пехотной дивизии и в августе 1914 года назначен начальником этой дивизии. За бои в августе 1914 года произведен в генерал-лейтенанты. В конце апреля 1915 года, во время отступления Русской армии после прорыва у Горлицы, его дивизия была окружена, а раненый Корнилов попал в плен. В июле 1916 года бежал из плена и после возвращения в Россию был награжден орденом Св. Георгия 3-й степени и назначен командиром 25-го армейского корпуса.

Предпосылки.

При Временном правительстве в марте 1917 года был назначен командующим войсками Петроградского военного округа. 29 апреля 1917 года назначен командующим 8-й армией. Произведен в генералы от инфантерии в июле 1917 года, стал командующим войсками Юго-Западного фронта, а 18 июля 1917 года – Верховным Главнокомандующим Русской армии. Стремясь восстановить дисциплину в армии и правопорядок в стране с тем, чтобы довести войну до победного конца, генерал Корнилов отправил 25 августа 1917 года 3-й кавалерийский корпус в Петроград, дабы предоставить в распоряжение Временного правительства надежные войска на случай вооруженного восстания большевиков.Но 27 августа А. Ф. Керенский объявил генерала Корнилова мятежником и
сместил его с поста Верховного Главнокомандующего. Корнилов был арестован 2 сентября 1918 года и
отправлен в Быховскую тюрьму. 19 ноября 1917 года начальник штаба ВерховногоГлавнокомандующего
генерал Духонин освободил генерала Корнилова и его сторонников. Тогда же генерал Корнилов в сопровождении Текинского конвоя отправился на Дон и прибыл в Новочеркасск 6 декабря 1917 года,
где вместе с генералом Алексеевым приступил к формированию Добровольческой армии. 25 декабря
1917 года Корнилов стал ее первым Командующим.
События февраля – октября 1917 года привели к фактическому развалу страны и началу гражданской войны. В этих условиях часть демобилизованной, согласно статьям подписанного большевиками от лица России Брестского мирного договора, армии приняла решение объединиться для восстановления порядка (впрочем, вскоре выяснилось, что многие понимают под этим словом очень разные вещи). Объединение происходило на базе “Алексеевской организации”, начало которой было положено в день прибытия генерала Алексеева в Новочеркасск — 2 (15) ноября 1917 года. Обстановка на Дону в этот период была напряжённой. Атаман Каледин, с которым генерал Алексеев обсудил свои планы относительно своей организации, выслушав просьбу “дать приют русскому офицерству”, ответил принципиальным согласием, однако, учитывая местные настроения, рекомендовал Алексееву не задерживаться в Новочеркасске более недели…

На специально созванном 18 (31) декабря 1917 года совещании московских делегатов и генералитета, решавшим вопросы управления “Алексеевской организации” (по существу — вопрос распределения ролей в управлении между генералами Алексеевым и Корниловым, прибывшим на Дон 6 (19) декабря 1917 года), было решено, что вся военная власть переходит к генералу Корнилову.

Обязанность по срочному завершению формирования частей и приведению их в боевую готовность 24 декабря 1917 (6 января 1918) года была возложена на Генерального штаба генерал-лейтенанта С. Л. Маркова.

На Рождество был объявлен “секретный” приказ о вступлении генерала Корнилова в командование Армией, которая с этого дня стала именоваться официально Добровольческой.

Красная Армия наступает с севера на Новочеркасск и на Ростов с юга и запада. Красные войска сжимают кольцом эти города, а в кольце мечется Добровольческая армия, отчаянно сопротивляясь и неся страшные потери. в сравнении с надвигающимися полчищами большевиков добровольцы ничтожны, они едва насчитывают 2000 штыков, а казачьи партизанские отряды есаула Чернецова, войскового старшины Семилетова и сотника Грекова — едва ли 400 человек. Сил не хватает. Командование Добровольческой армии перекидывает измученные, небольшие части с одного фронта на другой, пытаясь задержаться то здесь, то там.

После отказа донского казачества в поддержке Добровольческой армии и начала наступления советских войск на Кавказ, генерал Л. Г. Корнилов, главнокомандующий армией, принял решение об оставлении Дона.

В Ростове были снаряды, патроны, обмундирование, медицинские склады и медицинский персонал — всё то, в чём так остро нуждалась охранявшая подступы к городу малочисленная армия. В городе пребывало на отдыхе до 16 000 (!) офицеров, не пожелавших участвовать в его обороне. Генералы Корнилов и Алексеев не прибегали на этом этапе ни к реквизициям, ни к мобилизации. Большевики Сиверса, заняв после их ухода город, “взяли всё, в чём нуждались, и запугали население, расстреляв несколько офицеров”.

К началу февраля в состав армии, находившейся в процессе формирования, входили:
– Корниловский ударный полк (Подполковник Неженцев)
– Георгиевский полк — из небольшого офицерского кадра, прибывшего из Киева. (Полковник Кириенко).
– 1-й, 2-й, 3-й офицерские батальоны — из офицеров, собравшихся в Новочеркасске и Ростове. (Полковник Кутепов, подполковники Борисов и Лаврентьев, позднее полковник Симановский).
– Юнкерский батальон — главным образом из юнкеров столичных училищ и кадет. (Штабс-капитан Парфёнов)
– Ростовский добровольческий полк — из учащейся молодежи Ростова. (Генерал-майор Боровский).
– Два кавалерийских дивизиона. (Полковников Гершельмана и Глазенапа).
– Две артиллерийские батареи — преимущественно из юнкеров артиллерийских училищ и офицеров. (Подполковники Миончинский и Ерогин).
– Целый ряд мелких частей, как то “морская рота” (капитан 2-го ранга Потёмкин), инженерная рота, чехословацкий инженерный батальон, дивизион смерти Кавказской дивизии (Полковник Ширяев) и несколько партизанских отрядов, называвшихся по именам своих начальников. Все эти полки, батальоны, дивизионы были по существу только кадрами, и общая боевая численность всей армии вряд ли превосходила 3-4 тысячи человек, временами, в период тяжёлых ростовских боев, падая до совершенно ничтожных размеров. Армия обеспеченной базы не получила. Приходилось одновременно и формироваться, и драться, неся большие потери и иногда разрушая только что сколоченную с большими усилиями часть. (А.И. Деникин, «Очерки русской смуты»)

Под давлением превосходящих сил красного командующего Р. Ф. Сиверса, сумевшего организовать выступление против добровольцев гарнизон Ставрополя с примкнувшей к нему 39-й дивизией, подошедших с боями 9(22) февраля непосредственно к Ростову, было принято решение отходить из города за Дон — в станицу Ольгинскую. Вопрос о дальнейшем направлении не был ещё решен окончательно: на Кубань или в донские зимовники.

Смысл начавшегося при таких сложнейших обстоятельствах похода его участник и один из командующих армией — генерал Деникин — выразил впоследствии следующим образом:

Пока есть жизнь, пока есть силы, не все потеряно. Увидят “светоч”, слабо мерцающий, услышат голос, зовущий к борьбе — те, кто пока еще не проснулись… В этом был весь глубокий смысл Первого Кубанского похода. Не стоит подходить с холодной аргументацией политики и стратегии к тому явлению, в котором все — в области духа и творимого подвига. По привольным степям Дона и Кубани ходила Добровольческая армия — малая числом, оборванная, затравленная, окружённая — как символ гонимой России и русской государственности. На всем необъятном просторе страны оставалось только одно место, где открыто развевался трёхцветный национальный флаг это ставка Корнилова.

(А.И. Деникин, «Очерки русской смуты»)

Состав похода .

Отряд, выступивший в ночь с 9 на 10 (с 22 на 23) февраля 1918 года из Ростова-на-Дону, включал:

• 242 штаб-офицера (190 — полковники)
• 2078 обер-офицеров (капитанов — 215, штабс-капитанов — 251, поручиков — 394, подпоручиков — 535, прапорщиков — 668)
• 1067 рядовых (в том числе юнкеров и кадетов старших классов — 437)
• добровольцев — 630 (364 унтер-офицеров и 235 солдат, в том числе 66 чехов)
• Медицинский персонал:148 человек — 24 врача и 122 сестры милосердия)

С отрядом также отступил значительный обоз гражданских лиц, бежавших от большевиков

...Мы уходим в степи. Можем вернуться только, если будет милость Божья. Но нужно зажечь светоч, чтобы была хоть одна светлая точка среди охватившей Россию тьмы.
Из письма М. В. Алексеева




1-Кубанский поход (9/22 февраля — 30 апреля /13 мая 1918 года)



Армия прошла в походе по основному маршруту 1050 верст. Из 80 дней — 44 вела бои. Вышла в составе 4 тысяч, вернулась в составе 5 тысяч, пополненная кубанцами. Начала поход с 600 — 700 снарядами, имея по 150 — 200 патронов на человека; вернулась почти с тем же; все снабжение для ведения войны добывалось ценой крови. В кубанских степях оставила могилы вождя и до 400 начальников и воинов; вывезла более полутора тысяч ранены
Генералы М. В. Алексеев и Л. Г. Корнилов приняли решение отойти на юг, в направлении Екатеринодара, рассчитывая поднять антисоветские настроения кубанского казачества и народов Северного Кавказа и сделать район Кубанского войска базой дальнейших военных действий. Вся их армия по числу бойцов равнялась полку трёхбатальонного состава. Армией она именовалась, во-первых, по той причине, что против неё боролась сила численностью в армию, а во-вторых, потому что это была наследница старой бывшей Русской армии, «её соборная представительница».

9 (22) февраля 1918 года Добровольческая армия переправилась на левый берег Дона и остановилась в станице Ольгинская. Здесь она была реорганизована в три пехотных полка (Сводно-Офицерский, Корниловский ударный и Партизанский); в её состав также входили юнкерский батальон, один артиллерийский (10 орудий) и два кавалерийских дивизиона. 25 февраля добровольцы двинулись на Екатеринодар в обход Кубанской степи. Войска прошли через станицы Хомутовская, Кагальницкая, иЕгорлыкская, вступили в пределы Ставропольской губернии (Лежанка) и вновь вошли в Кубанскую область, пересекли железнодорожную ветку Ростов-Тихорецкая, спустились к станице Усть-Лабинской, где форсировали Кубань.

Войска постоянно находились в боевом контакте с превосходящими по численности красными частями, численность которых постоянно росла в то время как первопоходников становилось с каждым днём меньше. Однако победы неизменно оставались за ними:

—Малочисленность и невозможность отступления, которое было бы равносильно смерти, выработали у добровольцев свою собственную тактику. В её основу входило убеждение, что при численном превосходстве противника и скудости собственных боеприпасов необходимо наступать и только наступать. Эта, неоспоримая при маневренной войне, истина вошла в плоть и кровь добровольцев Белой армии. Они всегда наступали. Кроме того, в их тактику всегда входил удар по флангам противника. Бой начинался лобовой атакой одной или двух пехотных единиц. Пехота наступала редкой цепью, время от времени залегая, чтобы дать возможность поработать пулемётам. Охватить весь фронт противника было невозможно, ибо тогда интервалы между бойцами доходили бы до пятидесяти, а то и ста шагов. В одном или двух местах собирался «кулак», чтобы протаранить фронт. Добровольческая артиллерия била только по важным целям, тратя на поддержку пехоты несколько снарядов в исключительных случаях. Когда же пехота поднималась, чтобы выбить противника, то остановки уже быть не могло. В каком бы численном превосходстве враг ни находился, он никогда не выдерживал натиска первопоходников



Дорога из станицы Елизаветинской наЕкатеринодар — путь наступления Партизанского полка генералаКазановича 27 марта.



Отступление Добрармии отЕкатеринодара
1 (14) марта 1918 года красные заняли Екатеринодар, оставленный без боя за день до этого вышедшим из кубанской столицы в направлении на Майкоп Отрядом Кубанской рады произведенного 26 января кубанским атаманом в полковники В. Л. Покровского, что значительно осложнило положение добровольцев. Первые слухи о занятии красными Екатеринодара были получены стремящейся к городу Добровольческой армией 2 (15) марта 1918 на станции Выселки. Не многие из добровольцев поверили этим слухам, однако уже через 2 дня — 4 марта — во взятой после упорного боя Кореновской, были получено подтверждение этому из номера найденной в станице советской газеты. Новости обесценивали и ломали саму стратегическую идею всего похода на Кубань, за которую уже было заплачено сотнями жизней добровольцев. Командующий генерал Корнилов повернул в результате полученных известий армию от Екатеринодара на юг, с целью, переправившись через Кубань, дать отдых войскам в горных казачьих станицах и черкесских аулах и «выждать более благоприятных обстоятельств»

Несмотря на то, что генерал Алексеев был разочарован поворотом армии в Закубанье, он не стал настаивать на пересмотре и изменении решения Корнилова: причины для такого решения у командующего были серьёзные. Кроме того взаимоотношения двух руководителей армии становились все хуже, Алексеев отходил от штабных дел. Генерал Деникин счел приказ о повороте на юг «роковой ошибкой» и был настроен более решительно: он, переговорив и заручившись поддержкой Романовского, отправился вместе с ним к командующему. Несмотря на все усилия генералов переубедить Корнилова им не удалось: отдающий себе отчет во всех потерях и переутомлении войск, Главнокомандующий остался при своем мнении: «Если бы Екатеринодар держался, тогда бы не было двух решений. Но теперь рисковать нельзя»

Мотивы Деникина и Романовского состояли в том обстоятельстве, что, когда до заветной цели похода — Екатеринодара — осталось всего пара переходов и морально вся армия была нацелена именно на кубанскую столицу как конечную точку всего похода, любое промедление, а тем более отклонение от движения к цели грозит «тяжелым ударом по морально-психическому состоянию армии», высокий боевой дух, наряду с организацией и выучкой которой одни только и могли компенсировать малочисленность армии в сравнении с войсками Автономова и Сорокина, отсутствие базы, тыла и снабжения.
Ночью 5—6 марта армия генерала Корнилова двинулась к Усть-Лабинской, повернув на юг, отразив нападение с тыла крупного отряда Сорокина. С боем переправившись утром 8 марта через Лабу, армия пошла в майкопском направлении. Оказавшись в Закубанье в «сплошном большевистском окружении», где каждый хутор необходимо было брать с боем, генерал Корнилов принял решение свернуть резко в западном направлении после перехода через Белую — в направлении черкесских аулов. Генерал посчитал, что в дружественных селениях он сможет дать армии отдохнуть, и сохранит шансы на соединение с кубанцами Покровского
Однако, по злой иронии судьбы, 7 марта кубанское командование, на основании устаревших сведений о движении Корнилова к Екатеринодару, приняло решение прекратить попытки прорваться к Майкопу и повернуть обратно к реке Кубань — на соединение с ушедшей оттуда армией Корнилова. Только на соединение с добровольцами могли тогда надеяться кубанцы, чьи войска при первом же столкновении с противником обнаружили свою крайне низкую боеспособность. Только через, 4 дня после тяжелейших боев и изнурительных переходов в сплошном кольце окружения красными, пытаясь найти друг друга наугад — на звук отдаленного боя ещё непонятно кого и с кем — Добровольческая армия и войска Кубанского края нашли друг друга. 11 марта, когда идущие к Калужской измотанные кубанцы нарвались в районе аула Шенджий на крупную группу красных и в бой пошли даже штатские из кубанского обоза, на них наткнулся разъезд корниловцев.
В марте 1918 года неожиданно резко испортилась погода: дождь, сменявшийся заморозками, вызывал оледенение шинелей. Ослабленная в многочисленных боях и измученная ежедневными переходами по размякшему кубанскому чернозёму, армия стала изнемогать под ударами стихии. Затем резко похолодало, в горах выпал глубокий снег, температура упала до 20 градусов ниже нуля. По свидетельствам современников, доходило до того, что раненых, лежавших на телегах, вечером приходилось освобождать от ледяной коры штыками .В это время произошло жестокое боестолкновение, известное как бой у ст. Ново-Дмитриевской (28) марта 1918 года . Бойцы отличившегося здесь Офицерского полка бой у Новодмитровской называли «Марковскими». Генерал Деникин впоследствии запишет: «15 марта — Ледяной поход — слава Маркова и Офицерского полка, гордость Добровольческой армии и одно из наиболее ярких воспоминаний каждого первопоходника о минувших днях — не то были, не то сказки»

Этот бой у Ново-Дмитриевской, предшествующие и последовавшие за ним ряд переходов по покрытой ледяной коркой степи, Армия стала называть «Ледяным походом»:

— Всю ночь накануне лил дождь, не прекратившийся и утром. Армия шла по сплошным пространствам воды и жидкой грязи — по дорогам и без дорог — заплывших, и пропадавших в густом тумане, стлавшемся над землёю. Холодная вода пропитывала насквозь все платье, текла острыми, пронизывающими струйками за воротник. Люди шли медленно, вздрагивая от холода и тяжело волоча ноги в разбухших, налитых водою, сапогах. К полудню пошли густые хлопья липкого снега, и подул ветер. Застилает глаза, нос, уши, захватывает дыхание, и лицо колет, словно острыми иглами…

—…Между тем, погода вновь переменилась: неожиданно грянул мороз, ветер усилился, началась снежная пурга. Люди и лошади быстро обросли ледяной корой; казалось, все промёрзло до самых костей; покоробившаяся, будто деревянная одежда сковала тело; трудно повернуть голову, трудно поднять ногу в стремя.
3 (17) марта у Новодмитриевской, после упорного сопротивления кубанцев, желавших сохранить самостоятельную боевую силу, и подписания в итоге официального «союзного договора» воинские формирования Кубанского краевого правительства были включены в армию Корнилова, при этом кубанская власть обязалась содействовать пополнению и снабжать Добровольческую армию. В результате численность армии возросла до 6000 штыков и сабель, из которых были сформированы три бригады; количество орудий увеличилось до 20.
Перед Добровольцами встала новая задача — взять Екатеринодар. Простояла армия в Ново-Дмитриевской до 22 марта — штаб разрабатывал операцию по взятию столицы Кубани. Войска отдыхали и переформировывались, отбивая одновременно постоянные атаки Автономова от Григорьевской.
Переправившись через реку Кубань у станицы Елизаветинская, войска начали штурм Екатеринодара, который защищала двадцатитысячная Юго-Восточная армия красных под командованием Автономова и Сорокина.
27—31 марта (9—13 апреля) 1918 г. Добровольческая армия предприняла неудачную попытку взять столицу Кубани — Екатеринодар, в ходе которой генерал Корнилов был убит ,И вот около 8 часов утра 31 марта (13 апреля по нов.ст.) 1918 года, накануне штурма Екатеринодара Добровольческой Армией, разорвавшейся русской гранатой, пущенной из русской пушки преступной русской рукой был убит в своем штабе.
Добровольцы оставляли Екатеринодар и уходили на Север. Уносили с собой тела Корнилова и полковника Нежинцева, убитого в атаке за два дня до гибели генерала. В окрестностях небольшой немецкой колонии Гначбау, добровольцы решили временно похоронить тела и темной ночью, тайно, несколько корниловцев опустили два гроба в могилу, засыпали землей и сравняли, чтобы скрыть могилы во избежании надругательства. Ни холмика, ни креста. Ни воинской почести, ни салюта. Только кононада большевистской артиллерии нарушала жуткую тишину темной ночи.
Оставив дорогие сердцу могилы. Добровольческая Армия продолжила свой отход с новым главнокомандующим генералом Деникиным под прикрытием конницы генерала Эрдели. Двигались по дороге повозки с ранеными и обозом, а по бокам шли цепи нечеловечески усталых, измученных, но по прежнему полных мужества и отваги бойцов.
Большевики, преследовали Добровольцев. Войдя в оставленную Армией колонию Гначбау, они по свежевскопанным следам обнаружили могилы, откопали и подняли гробы. Тело генерала Корнилова вынули из гроба, отвезли в Екатеринодар и там предали „суду народа богоносца". Толпа, одержимыя нечеловеческой злобой безчинствовала над трупом, обнажив его до гола, плевала, топтала ногами, колола штыками, удовлетворяя свои „высокие революционные чувства". Затем изуродованный труп пытались повесить на суку дерева, но веревка оборвалась и тело упало на землю. Останки положили на телегу, вывезли за город на свалку и там сожгли. Так были отданы „великим русским народом" в порыве революционного подъема последние воинские почести Великому Русскому Патриоту.
В конце осени 1918 года, после освобождения Екатеринодара во время Второго Кубанского похода Добровольческой Армии, на месте раззоренной, опустошенной варварами-большевиками могилы генерала Корнилова и полковника Неженцева, духовенство отслужило первую панихиду в присуствии Корниловцев, Добровольцев других полков, всех тех, кому была дорога память погибшего русского Воина. а командование частями армии в тяжелейших условиях (потери при неудавшемся штурме составили около четырёхсот убитых и полутора тысяч раненых) полного окружения многократно превосходящими силами противника принял генерал Деникин, которому удаётся в условиях непрекращающихся боёв на все стороны, отходя через Медведовскую, Дядьковскую, вывести армию из-под фланговых ударов и благополучно выйти из окружения за Дон во многом благодаря энергичным действиям отличившегося в бою у станицы Медведовская в ночь со 2 (15) на 3 (16) апреля 1918 г. при пересечении железной дороги Царицын-Тихорецкая командира Офицерского полка Генерального штаба генерал-лейтенанта С. Л. Маркова.
По воспоминаниям современников, события развивались следующим образом:
Около 4 часов утра части Маркова стали переходить через железнодорожное полотно. Марков, захватив железнодорожную сторожку у переезда, расположив пехотные части, выслав разведчиков в станицу для атаки противника, спешно начал переправу раненых, обоза и артиллерии. Внезапно от станции отделился бронепоезд красных и пошел к переезду, где уже находился штаб вместе с генералами Алексеевым и Деникиным. Оставалось несколько метров до переезда — и тут Марков, осыпая бронепоезд нещадными словами, оставаясь верным себе: «Стой! Такой-растакой! Сволочь! Своих подавишь!», бросился на пути. Когда тот действительно остановился, Марков отскочил (по другим сведениям тут же бросил гранату), и сразу две трёхдюймовые пушки в упор выстрелили гранатами в цилиндры и колёса паровоза. Завязался горячий бой с командой бронепоезда, которая в результате была перебита, а сам бронепоезд — сожжён.
К 29 апреля (12 мая) добрармия вышла на юг Донской области в район Мечетинская — Егорлыцкая — Гуляй-Борисовка. На следующий день поход, ставший вскоре легендой Белого движения, был окончен.

Итоги

“Ледяной поход” — наравне с двумя другими белыми “первыми походами”, протекавшими одновременно с ним — Походом дроздовцев Яссы — Дон и Степным походом донских казаков, создал боевой облик, боевую традицию и внутреннюю спайку добровольцев. Все три похода показали участникам Белого движения, что можно бороться и побеждать при неравенстве сил, в условиях трудной, казавшейся порой безвыходной, обстановки. Походы подняли настроение казачьих земель и привлекали в ряды Белого сопротивления всё новые и новые пополнения.
Нельзя однозначно утверждать, что поход явился неудачей (в военном отношении — поражением), как это делает часть историков. Одно несомненно: именно этот поход позволил в условиях тяжелейших боёв и лишений оформить костяк будущих Вооружённых сил Юга России — Белой армии.
Кроме того, в результате этого манёвра, удалось вернуться на земли Донских казаков, уже, во многом, изменивших, к тому времени, свои первоначальные взгляды относительно непротивления большевизму.
В эмиграции участниками похода был основан Союз участников 1-го Кубанского (Ледяного) генерала Корнилова похода, вошедший в состав Русского Обще-Воинского Союза (РОВС).

Позже учрежден «Знак отличия 1-го Кубанского (Ледяного) похода» — награда времён гражданской войны, учрежден в августе 1918 года приказом главнокомандующего Вооружёнными силами Юга России генерал-лейтенантом А. И. Деникиным. Знак вошёл в историю Белого движения как самая уважаемая и почитаемая награда

Знак был учрежден в память беспримерного Первого Кубанского (Ледяного) похода Добровольческой армии для всех участников похода. Участникам боевых действий выдавался знак на Георгиевской ленте, для тех, кто непосредственного участия в боях не принимал — на Владимирской ленте. Знак представляет собой терновый венец, изготовленный из серебра, пересеченный мечом рукоятью вниз (в отличие от знака отличия Военного ордена «За Великий Сибирский поход», меч на котором был из золота). На обратной стороне имелся порядковый номер знака. Право на награждение знаком имели все участники похода.

Знаком под № 1 посмертно был награждён Л. Г. Корнилов. Всего в конце 1918 года на Юге России по заказу командования ВСЮР было единовременно изготовлено 5 000 знаков. Из них 400 так и не были выданы. Невыданные знаки были утоплены в Дунае в 1944 году, во время эвакуации Главного правления Союза участников 1-го Кубанского похода из Белграда перед его занятием Красной армией



И немного от себя.
Географически я живу в местах, где проходил кубанский поход. Много раз я пытался найти места стычек или стоянки армии, но увы пока безуспешно. Единственное что я могу хоть как то связать с походом, это находки РИА на пропавших аулах, но увы возможно их отнести и ко второму кубанскому походу и просто к гражданской войне.

И немного иллюстраций похода


на марше,генерал Алексеев.


участники похода


Марковский полк


Утром 3 апреля, в окрестностях Екатеринодара, занимаемых во время штурма ...


Деникин со штабом.

п.с.
О походе очень много написано. Он описывается во многих мемуарах. Можно бесконечно описывать 80 дней изнурительных боёв и мытарства измученных людей, но я надеюсь, что я собрал максимум и информации и сути в этой небольшой теме.с ув.




Штаб Корнилова во время штурма Екатеринодара

 

Из воспоминаний реальных участников боя за село Лежанку 21 февраля 1918 года

Деникин А.И. Очерки Русской Смуты. Том 2
ГЛАВА XIX. ПЕРВЫЙ КУБАНСКИЙ ПОХОД.

"В селении Лежанке нам преградил путь большевистский отряд с артиллерией.
Был ясный слегка морозный день.
Офицерский полк шел в авангарде. Старые и молодые; полковники на взводах.
Никогда еще не было такой армии. Впереди - помощник командира полка, полковник Тимановский шел широким шагом, опираясь на палку, с неизменной трубкой в зубах; израненный много раз, с сильно поврежденными позвонками спинного хребта… Одну из рот ведет полковник Кутепов, бывший командир Преображенского полка. Сухой, крепкий, с откинутой на затылок фуражкой, подтянутый, краткими отрывистыми фразами отдает приказания. В рядах много безусой молодежи - беспечной и жизнерадостной. Вдоль колонны проскакал Марков, повернул голову к нам, что-то сказал, чего мы не расслышали, на ходу "разнес" кого-то из своих офицеров и полетел к головному отраду.

Глухой выстрел, высокий, высокий разрыв шрапнели. Началось.
Офицерский полк развернулся и пошел в наступление: спокойно, не останавливаясь, прямо на деревню. Скрылся за гребнем. Подъезжает Алексеев. Пошли с ним вперед. С гребня открывается обширная панорама. Раскинувшееся широко село опоясано линиями окопов. У самой церкви стоить большевистская батарее и беспорядочно разбрасывает снаряды вдоль дороги. Ружейный и пулеметный огонь все чаще. Наши цепи остановились и залегли: вдоль фронта болотистая, незамерзшая речка. Придется обходить.

Вправо, в обход двинулся Корниловский полк. Вслед за ним поскакала группа всадников с развернутым трехцветным флагом…

- Корнилов!

В рядах - волнение. Все взоры обращены туда, где виднеется фигура командующего…

А вдоль большой дороги совершенно открыто юнкера подполковника Миончинского подводят орудия прямо в цепи под огнем неприятельских пулеметов; скоро огонь батареи вызвал заметное движение в рядах противника. Наступление, однако, задерживается…
Офицерский полк не выдержал долгого томления: одна из рот бросилась в холодную, липкую грязь речки и переходить вброд на дугой берег. Там - смятение, и скоро все поле уже усеяно бегущими в панике людьми мечутся повозки, скачет батарее.
Офицерский полк и Корниловский, вышедший к селу с запада через плотину, преследуют.

Мы входим в село, словно вымершее. По улицам валяются трупы. Жуткая тишина. И долго еще ее безмолвие нарушает сухой треск ружейных выстрелов: "ликвидируют" большевиков… Много их…
Кто они? Зачем им, "смертельно уставшим от 4-х летней войны", идти вновь в бой и на смерть? Бросившие турецкий фронт полк и батарее, буйная деревенская вольница, человеческая накипь Лежанки и окрестных сел, пришлый рабочий элемент, давно уже вместе с солдатчиной овладевший всеми сходами, комитетами, советами и терроризировавший всю губернию; быть может и мирные мужики, насильно взятые советами. Никто из них не понимает смысла борьбы. И представление о нас, как о "врагах" - какое то расплывчатое, неясное, созданное бешено растущей пропагандой и беспричинным страхом.

- "Кадеты"… Офицеры… хотят повернуть к старому…

Член ростовской управы, с. д. меньшевик Попов, странствовавший как раз в эти дни по Владикавказской жел. дороге, параллельно движению армии, такими словами рисовал настроение населения:

"…Чтобы не содействовать так или иначе войскам Корнилова в борьбе с революционными армиями, все взрослое мужское население уходило из своих деревень в более отдаленные села и к станциям жел. Дороги… - "Дайте нам оружие, дабы мы могли защищаться от кадет" - таков был общий крик всех приехавших сюда крестьян… Толпа с жадностью ловила известия с "фронта", комментировала их на тысячу ладов, слово "кадет" переходило из уст в уста. Все, что не носило серой шинели, казалось не своим; кто был одеть "чисто", кто говорил "по образованному", попадал под подозрение толпы "Кадет" - это воплощение всего злого, что может разрушить надежды масс на лучшую жизнь; "кадет" может помешать взять в крестьянские руки землю и разделить ее; "кадет" это злой дух, стоящий на пути всех чаяний и упований народа, а потому с ним нужно бороться, его нужно уничтожить"*161.

Это несомненно преувеличенное определение враждебного отношения к "кадетам", в особенности в смысле "всеобщности" и активности его проявления, подчеркивает, однако, основную черту настроения крестьянства - его беспочвенность и сумбурность. В нем не было ни "политики", ни "Учредительного Собрания", ни "республики", ни "царя"; даже земельный вопрос сам по себе здесь, в Задонье и в особенности в привольных Ставропольских степях, не имел особенной остроты. Мы, помимо своей воли, попали просто в заколдованный круг общей социальной борьбы: и здесь, и потом всюду, где ни проходила Добровольческая армия, часть населения более обеспеченная, зажиточная, заинтересованная в восстановлении порядка и нормальных условий жизни, тайно или явно сочувствовала ей; другая, строившая свое благополучие - заслуженное или незаслуженное - на безвременьи и безвластия, была ей враждебна. И не было возможности вырваться из этого круга, внушить им истинные цели армии. Делом? Но что может дать краю проходящая армия, вынужденная вести кровавые бои даже за право своего существования. Словом? Когда слово упирается в непроницаемую стену недоверия, страха или раболепства.

Впрочем, сход Лежанки (позднее и другие) был благоразумен - постановил пропустить "корниловскую армию". Но пришли чужие люди - красногвардейцы и солдатские эшелоны, и цветущие села и станицы обагрились кровью и заревом пожаров…
У дома, отведенного под штаб, на площади, с двумя часовыми-добровольцами на флангах, стояла шеренга пленных офицеров - артиллеристов квартировавшего в Лежанке большевистского дивизиона.

Вот она новая трагедия русского офицерства!..

Мимо пленных через площадь проходили одна за другой добровольческие части. В глазах добровольцев презрение и ненависть. Раздаются ругательства и угрозы. Лица пленных мертвенно бледны. Только близость штаба спасает их от расправы.
Проходить генерал Алексеев. Он взволнованно и возмущенно упрекает пленных офицеров. И с его уст срывается тяжелое бранное слово. Корнилов решает участь пленных:

- Предать полевому суду.

Оправдания обычны: "не знал о существовании Добровольческой армии"… "Не вел стрельбы"… "Заставили служить насильно, не выпускали"… "Держали под надзором семью"…
Полевой суд счел обвинение недоказанным. В сущности не оправдал, а простил, Этот первый приговор был принят в армии спокойно, но вызвал двоякое отношение к себе.
Офицеры поступили в ряды нашей армии."

Суворин Б.А. "ЗА РОДИНОЙ"

"Ген. Корнилов решил избегать боя до соединения с кубанской группой, которого мы добились, к сожалению, гораздо позднее. Все столкновения с большевиками до самого Екатеринодара, несмотря на их громадное численное превосходство и громоздкость нашего обоза, оканчивались для НИХ ПЛачевно. Впервые они попробовали нас задержать у границы Дона и Ставропольской губернии, но результат для них был ужасен. Наши потери были 1 убитый (случайным попаданием) и человек 20 раненых, все в офицерской роте Кутепова, которого не взлюбил начальник штаба ген. Романовский, впоследствии убитый в Константинополе, и не хотел передать более ответственной должности. БОЛЬШЕВИКИ, совершенно не умевшие пользоваться своей артиллерией, почти без офицеров, брошенные своими комиссарами и начальством, потеряли более 500 человек.

В этом селе - Лежанке, я впервые увидел весь ужас братоубийственной, беспощадной войны. В начале боя, когда впервые я увидел разрывы большевистской артиллерии, когда я представил себе, что там, на той стороне речки, в веселом освещенном солнцем селе, с поднимающимися к небу колокольнями православных храмов, засели какие-то озверелые люди, мечтающие о нашем истреблении, сделалось как-то жутко на душе.
За что, думалось мне? За то, что мы не идем за продажным большевиком Лениным, за евреем Бронштейном, за то, что мы хотим увидеть вновь свою Родину великой и счастливой?
Эти трупы русских людей, разбросанные по улицам большого села, все это было кошмарно. Страшный призрак гражданской войны, с которой мне пришлось встретиться лицом к лицу, подействовал тягостно на меня. Потом мне пришлось видеть много, много крови, но так устроен человеческий механизм, что сильнее привычки нет ничего на свете, и даже ужасы гражданской войны не производили впечатления на привыкшие нервы.
Следующее, серьезное на этот раз и ожесточенное сопротивление большевики оказали под Кореневской станицей. Здесь наша маленькая армия имела перед собой не сброд, как в Лежанке. Здесь впервые наши части понесли серьезные потери.
Самое тяжелое для командования были наши раненые. Их приходилось возить с собой по ужасным дорогам при самых тяжелых условиях, почти без организованной помощи.
Оставлять раненых нельзя было, это значило обрекать их на верную и мучительную гибель. Так было с ранеными, оставленными при ОТХОДе из Новочеркасска и Ростова. где большевистская прислуга госпиталей, до сиделок включительно, с необычайными надругательствами перебила всех раненых. Та же участь постигла раненых и сестер милосердия, оставленных под Екатеринодаром.
Как страдали наши раненые и больные, какие мучения им приходилось переносить в этих тряских повозках, без ухода, без хороших перевязок, без серьезной медицинской помощи.
Один раз ночью на одном ИЗ самых трудных переходов по страшной грязи, почти без дороги. по разлившимся ручьям, я шел за обозом с ранеными. Впереди везли молодого юнкера. Он не был тяжело ранен, но у него уже началось заражение крови. Об операции думать было нечего. Всю ночь он кричал от боли. От его крика некуда было уйти и кажется мне эта страшная ночь, кустарник, кругом вода, кочки, выбившиеся из сил лошади и слышится этот страшный непрерывный крик. Утром он скончался.
В другой раз я обогнал раненого в повозке: сверху шинели, покрывавшей его, лежал револьвер, как он объяснил для того, чтобы застрелить возницу, если он заметит, что он хочет его бросить и самому застрелиться.
Как бы не были тяжелы страдания во всякой войне, в войне против потерявших всякое представление о пощаде, в братоубийственной резне, положение раненых было бесконечно более тяжелое.
Тот медицинский персонал, который посвятил себя уходу за ними, те женщины сестры-милосердия, которые должны были бессильно следить за медленным мучительным умиранием этих несчастных молодых людей, не будучи в состоянии как-нибудь облегчить их участь, достойны преклонения.
Русская женщина на этом походе показала себя на удивительной высоте, во всем разделяя ужасные условия этого длительного небывалого подвига.
Как я уже говорил выше, ни одного, даже частичного, неуспеха наша армия не потерпела до самого Екатеринодара и на обратном пути на Дон, но все эти победы или успехи не давали ощутительных результатов.
Разбив врага под одной станицей, армия, привязанная к своему обозу, без намека на базу, где она могла бы остановиться и хотя бы отдохнуть, не могла преследовать его и должна была, чаше всего без отдыха, двигаться все дальше вперед, где она неминуемо должна была встретить новые, во много раз сильнейшие, массы неприятеля.
У большевиков были нескончаемые резервы, наша же армия могла увеличивать лишь свой обоз раненых и тем затруднять свое продвижение.
Нужно было необычайную смелость и уверенность в духе своих бойцов, чтобы совершить этот, ни с чем несравнимый, поход среди большевистского океана, и будущий военный историк, когда начнут изучать этот русский Анабазис, не раз преклонится перед решимостью, талантом, находчивостью вождей и непреодолимым духом маленькой армии, бывшим сильнее всех разочарований, которые неумолимая судьба готовила нам на каждом шагу..."

=======

"Вскоре мы добрались до Лежанки, где впервые встретили сопротивление большевиков в начале похода, сопротивление столь дорого стоившее им.
Мы остановились у священника. Была страстная неделя. Матушка пекла куличи. Красили яйца и мы рассчитывали хорошо встретить Пасху в гостеприимном доме. Большевики казались нерешительными и как будто отказывались от преследования.
Мы жили спокойно. Ходили с милыми сестрами Энгельгардт в церковь. Искали водку и скучали по новому идеалу - Новочеркасску, который казался нам таким же прекрасным, как исчезнувший из наших мечтаний Екатеринодар.
От первой донской станицы, Егорлыцкой, восставшей одной из первых, мы были в 25-ти верстах и не понимали, почему мы не идем туда, где казался отдых обеспеченным. А как мы мечтали об отдыхе.
Так, в ничего неделании, дожили мы до страстной субботы и вполне были уверены, что встретим Пасху здесь. Но вот с утра, приблизившиеся большевики, открыли стрельбу по Лежанке.
Снаряды ложились довольно аккуратно по селу, имея мишенью колокольню церкви, вокруг которой размещались штаб, ген. Деникин, ген. Алексеев и остальное начальство.
Были раненые. На площади лежала убитая лошадь. Я сходил к полк. Реснянскому, приехавшему из дальней командировки. Его впечатления о России были самые мрачные. Россия безвозвратно погибала. Я грустно возвращался домой. В десятке сажень неожиданно ударил снаряд и улица опустела.
У нас было подавленное впечатление неизвестности. 'Мы пообедали и многие расположились поспать. Нас было человек десять в комнате. Артиллерия большевиков действовала вяло. В это время нам приказано было быть готовыми через час, так как мы уходили из Лежанки.
Посыпались догадки, предположения. Итак, мы не увидим Пасхи!
Я пошел к своей лошади, чтобы приготовиться к отъезду. Когда я проходил через двор, низко надо мной пролетел снаряд и ударил где-то за нами невдалеке.
«Перелет», подумал я, потом «недолет», а «потом ...»
Я не успел дойти до конюшни, как страшный треск раздался сзади меня и как будто в самом доме, где мы жили, Я бросился в него.
В одно мгновение мне показалось, что снаряд упал в наш дом, где спало человек десять, и я представлял себе уже кучу изуродованных тел.
В узком коридоре я встретил перепуганную матушку, ее дочку, скользившую как-то вдоль стены и жену офицера, жившую у них, всю в крови. Все это кричало и охало. Я бросился в нашу комнату. Все были на ногах и никто не ранен.
Оказалось, что снаряд попал у самого окна нашей хозяйки, выбил раму и к счастью никого не тронул. Только осколки стекла порезали гостью матушки.
После всего этого всем было не до сна и нам приказано было торопиться. Мы уходили на Дон, в Егорлицкую.
Прощай куличи, пасхи и красные яйца!

* * *

Мы вышли вечером кружной дорогой вдоль какой-то речки.
Сейчас передо мной карты и с помощью записной книжки я силюсь припомнить этот переход. Ведь это было три года тому назад. Три года испытаний, и сколько пережил я за это время.
Я не нашел подробной карты - десятиверстки, которая бы мне указала наш путь; но, развертывая их непослушные свитки, я вспоминаю другие места, другие надежды. Все это куски России, великой, единой, которые ушли от нас и в этом беглом взгляде на холодную карту, испещренную именами, то дорогими, то связанными с тяжелыми воспоминаниями, тоска захватывает сердце. Мы же были там. Там на русской земле искали мы счастье и свое и своей Родины. Эти краски географической карты залиты русской кровью, и про этих людей, безумно любящих и любивших свою Родину, болтают озлобленные эмигранты, ничего не делавшие для ее спасения, кроме надменного самолюбования и оценивания ошибок тех, кто работал, кто умирал на этих забытых полях, - чьих могил мы никогда не найдем.
Неужто это все было напрасно, а нужны самодовольные рассуждения и пошлость человечества, чувствующего себя в безопасности?
* * *
Этот переход был очень легкий. Во первых мы шли на Дон, а во-вторых мы торопились к заутрени.
Наступала темнота, появилась ущербленная луна в облаках. Спичек не было и мы курили по очереди, так чтобы можно было зажигать папиросу от последнего. Как берегли мы этот священный огонь.
И вот в темноте к нам вышли мельницы, предвестие жилья. Все заторопились, лошади прибавили хода. Замелькали хаты.
Лихорадочно мы стали разыскивать квартирьеров, и всех потянуло к церкви.
Она уже была ярко освещена.
Светлая заутреня уже шла.
Кое-как привязав к плетню указанного дома лошадь, распустив ей подпругу, я побежал в церковь.
Она была полна народу. В ней было жарко от людей и свечей. Пот лил градом. Но какое наслаждение было услышать наше великое:
«Христос Воскресе.»
Я смотрел на серьезные, точно испуганные, лица казаков, на своих друзей и слезы радости, слезы воскресения так и бежали из глаз.
«Христос Воскресе», говорит батюшка.
«Воистину Воскресе», гулом идет к нему ответ, и слышу я его сейчас и вижу эти одухотворенные простые лица, освещенные свечами и чувствую ту радость, удивительную, великую, которая, как ураганом, увлекла меня к счастью.
Да, воскрес Христос и мы воскреснем, воскресли уже, и пение великой песни, как будто заунывное и вместе с тем волшебное по своей силе, надежде и ясности спасения, сжимает так радостно сердце, что свечка дрожит в руке и слезы в глазах отражают бесчисленные огни свечей и страшная лихорадочная радость горит в сердце, в голове.
Ген. Алексеев христосуется со священником, за ним Деникин. Нет сил терпеть. Хочется плакать, не зная отчего, и я выхожу, мимо тех же бородатых, с исступленно-вдохновенным лицом казаков, из церкви..."

КАКУРИН И.И. "Первый Кубанский Генерала Корнилова поход"

"21 февраля утром Добровольческая армия выступила из Егорлыцкой на село Лежанка Ставропольской губернии, находящееся в 22 верстах южнее. В авангарде шел Офицерский полк с батареей. Противник, увидев, идущую в воде цепь, открыл по ней огонь. Генерал Марков с одной из рот атакует мост. Красные не выдерживают атаки и стремительно бегут в село, преследуемые нашим огнем. В этом бою ярко сказался недостаток у нас конницы: ни хорошей разведки, ни энергичного преследования противника не было. И в других боях мы это чувствовали.
В этот день генерал Корнилов выслал к походному атаману Попову офицерский разъезд из офицеров 6-го Донского казачьего полка в 15 шашек под командой подполковника Ряснянского с новым предложением о соединении с Добровольческой армией. Подполковник Ряснянский настиг отряд походного атамана в станице Великокняжеской и поручение передал, но генерал Попов вновь категорически отказался покинуть Донскую область.
22 февраля армия отдыхала в селе Лежанка, наполовину оставленном жителями. Убитые офицеры с воинскими почестями были погребены на местном кладбище. Генералы Алексеев и Корнилов проводили их до места вечного упокоения.
23 февраля утром армия выступила из Лежанки на станицу Плосскую Кубанской области..."

КАКУРИН И.И. "Первый Кубанский Генерала Корнилова поход"
(Возвращение в Лежанку - прим. И.У.)

17 апреля генерал Деникин выслал из Плосской Егорлыцкую 1-й конный полк, в составе коего находились и лейб-казаки: подъесаулы С. Краснов и Ф. Рыковский, хорунжий Н. Ляхов и братья С. и Г. Чекуновы, подхорунжий Г. Мигулин и казак Харламов. После полудня армия тронулась из Плосской на село Лежанка Ставропольской губернии, ей памятное по бою 21 февраля. На этот раз село нас встретило без всякого сопротивления и с населением, уже не бросившим свои дома.
18 апреля. День прошел в Лежанке спокойно. Настроение у добровольцев было хорошее: выбрались из окружения, соединились с восставшими донцами; армия пополнилась кубанцами, и генерал Покровский сформировал конный отряд в составе нескольких сотен. Доносился отдаленный гул артиллерийской стрельбы - то донцы вели бой с красными у станицы Заплавской, расположенной в 14 верстах от Новочеркасска. Вечером было выставлено усиленное охранение с пулеметами.
19 апреля перед рассветом часть Офицерского полка была посажена на подводы и выехала в северо-восточном направлении. Было приказано выбить красных из села Лопанка, находящегося в 15 верстах.
Произошел встречный бой, и стремительным ударом противник был опрокинут и село занято. Ночью части возвратились в Лежанку.
20 апреля 2-я и конная бригады срочно ушли на помощь донцам в Гуляй-Борисовку в тыл красным, наступавшим на донские станицы Егорлыцкую и Мечетинскую. В Лежанке остались 1-я бригада и конный отряд генерала Покровского, а с ними весь походный лазарет армии с 500 ранеными и обоз. Пройдя 15 верст, передовые части 2-й бригады вошли в соприкосновение с противником, и после первых стычек с красными последние прекратили наступление на Мечетинскую и стали поспешно отступать на слободу Гуляй-Борисовка. Наступала уже ночь, и генерал Богаевский с бригадой прекратил преследование, остановившись на отдых в большом хуторе. 1-му конному полку полковника Глазенапа было приказано после освобождения Егорлыцкой наступать к Мечетинской. Противник, заметив выход из Лежанки большой колонны, повел на село энергичное наступление с востока и юга. Их была подавляющая масса. 1-я бригада заняла позиции редкой цепью и, подпустив противника на тысячу шагов, сильным огнем заставила его залечь. Затем бригада перешла в атаку, поддержанная подвижными пулеметными батареями на тачанках, и обратила его в бегство по всему фронту. Бригада преследовала красных несколько верст. Наступила ночь.
Выдвинувшимся вперед частям приказано было отойти к селу и выставить усиленное охранение. Потери в Офицерском полку были серьезные, до 50 человек. Был ранен и командир полка генерал Боровский.
После отдыха на хуторе 2-я бригада генерала Богаевского выступила около 10 часов вечера и, пройдя насколько часов в полной тишине, на рассвете 21 апреля атаковала слободу Гуляй-Борисовку Корниловским полком, шедшим в авангарде. По-видимому, противник не ожидал нашего появления. Из крайних хат началась беспорядочная стрельба, скоро прекратившаяся. Суматоха поднялась по всей слободе. Цепи корниловцев во главе с полковником Кутеповым ворвались в нее. Началась ловля и истребление неприятеля по дворам. Пленных сгоняли на площадь на краю слободы. Вскоре их набралось у партизан генерала Казановича более 300 человек. Здесь впервые от начала похода было получено приказание генерала Богаевского, по случае страстной субботы, пленных не расстреливать. Но суровая действительность заставила военно-полевой суд отнестись к некоторым из них более строго.
В страстную субботу конница генерала Эрдели вступила в Егорлыцкую, где была встречена казаками с хоругвями и иконами. Добровольческая армия соединилась с восставшими донцами южных станиц. У армии теперь есть тыл, и в первой половине дня в тыл, в станицу Еroрлыцкую, из Лежанки кружным путем ушел весь походный лазарет и обоз 1-й бригады. Обоз оставлял Лежанку под обстрелом артиллерии противника.
Обстрел начался с утра и постепенно усиливался. Было видно разворачивание красной пехоты. Затем вся эта масса перешла в наступление. Бой был жестокий. Бригада генерала Маркова с трудом сдерживала наступление превосходных сил противника. Неоднократно Офицерский и Кубанский стрелковый полки, поддержанные подвижными пулеметными батареями на тачанках, то там, то здесь переходили в контратаки, но красные, подаваясь в иных местах назад, поддерживаемые резервами, продолжали наступать. Упорный бой шел на самой окраине села, на кладбище. Красные захватили кирпичный завод и угрожали перерезать дорогу на Егорлыцкую, для восстановления положения была послана инженерная рота - последний резерв генерала Маркова, численностью в 80 человек, и была снята с соседнего участка полурота в 50 человек. Немедленной атакой красные были выбиты из кирпичного завода и бежали, оставив на месте два пулемета и много патронов. По всему фронту наступление красных стало выдыхаться. Только к вечеру красные окончательно были отброшены от села в свое исходное положение. Выставив охранение, части бригады расположились в домах на окраине. В минувшем бою части бригады понесли чувствительные потери - до 80 человек, из которых 7 убитых потерял Офицерский полк; Инженерная рота потеряла убитыми 8 офицеров и свыше 20 ранеными. Снова при бригаде образовался походный лазарет со 150 ранеными. Вечером, в конце боя, из Лежанки в Еroрлыцкую перешел штаб армии.
22 апреля. Первый день святой Пасхи прошел спокойно в 1-й бригаде в Лежанке. В светлый праздник добровольцам пришлось хоронить своих соратников на том же кладбище, где раньше были похоронены первые четыре жертвы начала похода. Конница встретила светлый праздник в Егорлыцкой. Бригада генерала Богаевского спокойно встретила светлый день в Гуляй-Борисовке. Вечером этого дня колонна 1-й бригады на подводах тронулась по дороге на Егорлыцкую, переехала мост через реку Егорлык, ту реку, которую 21 февраля переходил вброд Офицерский полк, но вскоре свернула с дороги вправо по направлению к железнодорожному разъезду Прощальный. В сумерках хвост полка был внезапно обстрелян наскочившим на него грузовиком с пулеметом, но одного артиллерийского выстрела было достаточно, чтобы грузовик поспешно скрылся.

ПАВЛОВ В.Е. "Марковцы в боях и походах за Россию в освободительной войне 1917-1920 годов" Том 1, Париж, 1962 (Сборник)
Марковцы в Первом походе Добровольческой армии.

БОЙ У СЕЛА ЛЕЖАНКА

21 февраля (6 марта). Утром Добровольческая армия выступила из станицы Егорлыцкой на село Лежанка Ставропольской губернии, находящееся в 22 верстах. В авангарде, по-прежнему, Офицерский полк с батареей полковника Миончинского и Техническая рота. Генерал Марков, обгоняя свои части, со всеми поздоровался и ускакал вперед со своими ординарцами. Снега нет совершенно, но густая, липкая, черноземная масса делает поход тяжелым. Сделали привал, затем второй. Было известно, что Лежанка занята красными, и, в частности, там стоят части 39-й пехотной дивизии. Следовательно, бой неизбежен.
Откуда-то по колонне Офицерского полка передается приказание:
- Ротные командиры к командиру полка!
Все следят, куда идут командиры. Слегка в стороне от дороги все видят генерала Маркова и полковника Тимановского. К ним идут полковник Плохинский, полковник Лаврентьев, полковник Кутепов, ротмистр Дударев, полковник Кандырин, подъезжают верхом полковник Миончинский и полковник Гершельман. О чем они там говорят? Но - "это дело хозяйское". Совещание кончилось, и все его участники направляются к своим частям и отдают распоряжения.
И, наконец... от авангардной 4-й роты отделяются взводы и идут влево от дороги, за ними вся рота. От 1-й роты один взвод идет по дороге вперед, другой вправо - на топографический гребень, вдоль которого идет дорога. Влево рысью уходит конница, скоро исчезнувшая за цепью курганов.
Когда походные заставы отошли примерно на версту, полк в колонне двинулся вперед. Генерал Марков значительно впереди. Все тихо. Что впереди? Где противник? - Не видно. Лишь за перегибом впереди лежащей местности видна верхушка колокольни села Лежанки.
Вдруг над колонной высоко в небе появляется маленькое белое облачко от разрыва шрапнели. Другое, третье... Наконец их уже не счесть. И все "журавли". Полк начинает разворачиваться в боевой порядок, левее его Техническая рота. А шрапнели все продолжают "давать журавлей": со стороны Лежанки стреляет батарея, и стреляет прескверно.
Роты быстро достигли гребня, откуда местность начинает понижаться к реке Средний Егорлык, на противоположном берегу которой расположено село. Едва заметив появление цепей, красные открыли ружейный и пулеметный огонь. Расстояние слишком велико (около 2 верст), и стрельба их недействительна. Не снимая с ремней винтовок и не прибавляя шага, роты идут на сближение. По дороге идет полковник Тимановский с трубкой в зубах, опираясь на палку.
Расстояние все уменьшается, и пули все чаще и чаще пролетают мимо ушей. Впереди уже ясно видна вся обстановка: полоса камышей, за ними огороды и на них окопы красных, за огородами село. Невольно усиливается шаг, перешедший затем в бег, чтобы скорее достичь камышей и укрыться от взоров противника. Но - взводу поручика Кромма приказано остановиться и ротным пулеметам открыть огонь. По этому взводу сосредатачивается главная сила огня противника, наносящая ему потери.
В это время над огородами по ту сторону реки с поразительной точностью разрываются несколько шрапнелей батареи полковника Миончинского, заставив красных ослабить свой огонь. Головные взводы без потерь достигают камышей. Ливень огня сбивает верхушки камышей над головами останавливающихся там офицеров.
У моста генерал Марков, полковник Тимановский. Они нацеливают 2-ю роту на молниеносную атаку моста; левее 4-я, правее 3-я и 1-я роты должны поддержать атаку 2-й роты, всеми возможными мерами стараясь форсировать реку.
Но в это время 3-й взвод 1-й роты, штабс-капитана Згривец, достигнув и скрывшись в камышах, не остановился, а продолжал продвижение вперед. Раздвигая руками камыши, утопая в воде, офицеры взвода, пройдя 2-3-саженный пояс камышей, оказались на чистой воде. До камышей противоположного берега было всего лишь шагов 20; воды всего лишь по пояс. Но положение взвода создавалось трагичным: неглубокий Егорлык имел илистое дно, выше колен уходили в ил ноги. Движение сильно замедлилось. Красные, увидев идущую по воде цепь, открыли по ней огонь. Одна мысль была у всех: скорей добраться до камышей противоположного берега. Шли с трудом; некоторые пытались плыть… Но вот, наконец, и другой берег; снова скрыты от взоров противника и есть опора - камыши. Вперед!
Выйдя из камышей, взвод атаковал красных, находящихся в десяти шагах. Красные не оказали никакого сопротивления: их охватила паника, и они бросились бежать. Офицеры штыковыми ударами, выстрелами в упор, устилали путь их бегства в село трупами. Перед взводом и левее него толпы красных бежали на дорогу от моста в село. Здесь к ним подскакали двое верховых… в погонах. Один из них, оказавшийся прапорщиком Варнавинского полка, кричал:
- Товарищи! Собирайтесь на соборную гору! Кадеты штурмуют мост.
Залп - и оба падают убитыми (впоследствии, возвращаясь снова на Дон, офицеры видели на кладбище села среди свежих могил одну с надписью: "Барон, прапорщик Борис Николаевич Лисовский. Убит бандой Каледина 21 февраля 1918 г.").
Выбежав на дорогу, взвод разделяется: два отделения преследуют красных, бегущих в село, другие два поворачивают налево, навстречу бегущим от реки... Красные не ожидали встретить у себя в тылу офицеров...
В этот момент генерал Марков атаковал мост. В момент офицеры были на другом берегу. Левее 4-я рота частью перешла вброд реку и опрокинула красных. Правее 3-я рота, частью вброд, частью на оказавшихся на реке лодках, также переправилась на другой берег. Генерал Марков бежал с головным взводом по дороге к селу за бегущими красными. И вдруг он остановился в недоумении, увидев перед собой офицеров 1-й роты.
- А вы откуда взялись? - спросил он. Он не ожидал такого маневра 3-го взвода 1-й роты.
Здесь генерал Марков отдал приказание: 1-й роте продолжать преследование противника по ведущей от моста улице села; 3-й роте обходить село справа; 2-й и 4-й - слева. Увидев, что офицеры собирают пленных, он закричал:
- Пленными не заниматься. Ни минуты задержки. Вперед!
А в это время отделения 3-го взвода продолжали преследование на улице села. Чем дальше в лихом и быстром преследовании бежали вперед, тем гуще перед ними были красные. Последние бежали, как куры перед автомобилем. Офицеры стреляли на бегу в упор, кололи...
Вот они на соборной горе... Церковь посреди площади и... четырехорудийная батарея с суетящейся возле орудий прислугой; орудия стреляют. Впереди поручик Успенский, за ним другие. Они атакуют батарею. Прислуга бежит, остаются несколько человек, среди них трое в офицерских погонах... Они "сдались".
3-я рота обходит село справа. У ветряных мельниц стреляет красная батарея. Но она успевает сняться, оставив лишь зарядный ящик.
Перед 2-й ротой, обходящей слева, красные исчезли в селе. Еще левее скачет в обход села конный отряд полковника Гершельмана и конные разведчики 1-й батареи, посланные туда генералом Марковым.
Село взято.
***
На опустевшей от красных площади остановились головные отделения 3-го взвода 1-й роты, дальше продолжать преследование не было сил. Подходит вся 1-я рота.
Генерал Марков подскакал к 4-й роте. Увидя пленных, он закричал:
- На кой черт вы их взяли?
Скачет ко 2-й роте. Все благополучно, и спешит на церковную площадь. Сзади раздается беглая стрельба.
- Узнать, в чем дело, - приказывает он ординарцу.
Ординарец вернулся с донесением: "Стрельба по вашему приказанию, Ваше Превосходительство!"
На площади к генералу Маркову подвели пленных артиллеристов, среди них командир батареи. Офицеры видят, что генерал Марков вне себя от гнева, и слышат возбужденный его голос:
- Ты не капитан! Расстрелять!
Но подъехал генерал Корнилов:
- Сергей Леонидович! Офицер не может быть расстрелян без суда. Предать суду! (На следующий день над пленными офицерами был суд. Так как их преступление было очевидно, их не оправдали, но... простили и влили в части армии). /…/
***
Потери Офицерского полка выразились в количестве 4-х убитых (все взвода поручика Кромма) и нескольких раненых. Незначительные потери, огромный успех первого боя и восторг офицеров своим командиром влили во всех уверенность в дальнейших успехах полка и армии.
Патронов в бою было израсходовано мало, а добыто огромное количество. Приходилось весьма сожалеть, что были захвачены орудия горного образца, снаряды которых оказались для армии ненужными.
22 февраля (7 марта). Армия отдыхала в селе Лежанка, наполовину оставленном жителями. Бежали потому, что поверили рассказам красных о жестокостях, чинимых "кадетами". В течение дня немалая часть бежавших вернулась в свои дома, которые нашла совершенно нетронутыми и не разграбленными. Смущение было огромное, когда добровольцы не требовали, а просили и за все расплачивались. Не возвращались в село лишь люди призывного возраста, боясь, что их мобилизуют, и те, которые связали себя службой у красных.
В этот день, в присутствии генералов Алексеева, Корнилова, Деникина, Маркова и других в сельской церкви было отпевание четырех убитых офицеров.
Мы проводили их с воинскими почестями до их могилы на сельском кладбище. Отслужена была последняя лития, а потом генерал Алексеев сказал со слезами на глазах о наших первых жертвах похода, о нашей обреченности в дальнейшем. Генерал Корнилов внимательно осмотрел закрытые могилы и сказал нам: "Запомните, господа, где мы их похоронили: может быть, близкие будут искать эти одинокие могилы".
23 февраля (8 марта). Утром Добровольческая армия выступила из села Лежанки и скоро вошла в пределы Кубанской области. Конный отряд полковника Глазенапа несколько раньше выступил в юго-восточном направлении на село Белая Глина, дабы отвлечь внимание красных от истинного направления движения армии. Офицерский полк с 1-й батареей на этот раз шел в арьергарде. Погода была чудесная, дорога совершенно сухая; идти было легко. Колонны частей шли в образцовом порядке.
Вдоль колонны Офицерского полка проскакал генерал Марков. Роты быстро "взяли ногу". Проезжая 4-ю роту, он вдруг громко спросил:
- Четвертая рота, что это за строй?
Не успел ротмистр Дударев ответить, как вся рота сказала:
- Справа по три, Ваше Превосходительство!
Этот кавалерийский строй унаследован был всей ротой от главной составной ее части, Ударного дивизиона кавалерийской дивизии. В ответ раздалась реплика генерала Маркова:
- Я вам покажу! Пехота, а справа по три...
И так как генерал Марков ускакал дальше, так ничего и не "показав", то рота весь дальнейший поход и проходила в кавалерийском строю "справа по три".
Совершив без утомления двенадцативерстный переход, армия остановилась в первой кубанской станице Плосской, разместившись там по квартирам. Сразу же всех поразила резкая противоположность тому, что было в селе Лежанка: станица не была оставлена жителями, и казаки встретили их приветливо и радушно, страха перед пришедшей армией они не испытывали. Всего 12 верст разделяло два различных характера, две психологии - казачью и крестьянскую. И это несмотря на то, что крестьяне Ставрополья жили не беднее казаков.
Но задумываться над этим офицерам не хотелось, они были заняты приведением себя в порядок в ожидании скорого и, видимо, обильного вкусного обеда. Они видели, как расторопные казачки готовили еду. Особенно пострадали куры; их приходилось ловить офицерам "по всем правилам военного искусства" и не всегда удачно; особенно беспомощны были офицеры в "убийстве" кур: казачки и казаки это проделывали с поразительной ловкостью и без всякого "оружия". Курьезы и смех! Казачки решительно отказывались брать деньги за угощенье.
В Технической роте особенное оживление: прапорщика Шмидта, одетого в черкеску, казаки принимали за Великого Князя Николая Николаевича. Впрочем, сходство действительно поразительное. Ему, как и тем, кто с ним, оказывалось особо почтительное внимание и хлебосольство. Казаков не разуверяли ни теперь, ни потом.
Был впоследствии даже такой случай: один офицер, подойдя к прапорщику Шмидту, сказал ему на ухо:
- Ваше Императорское Высочество, я вас узнал! - На это ему Шмидт также тихо ответил:
- Ну и молчи!
Когда спросили Петра Эдуардовича, зачем он дал такой странный ответ, он объяснил, что если бы он постарался разуверить офицера, что он не Великий Князь, ему офицер все равно не поверил бы, а приказ "Великого Князя" молчать действительно заставил бы его не распространять этот вздорный слух.
Несмотря на благожелательное отношение казаков станицы к добровольцам и несмотря на то, что они бесспорно разделяли цели и задачи Добровольческой армии (генерал Корнилов почти в каждой станице разговаривал с казаками), тем не менее они не внимали призыву вступить в борьбу против большевиков. Не ожидали этого добровольцы.
24 февраля (9 марта) армия выступила дальше в западном направлении, имея в арьергарде Офицерский полк. Сделав в хуторе Ново-Ивановском двухчасовой привал, перешла на ночлег в станицу Незамаевскую. Здесь она нашла иное отношение казаков и к большевикам, и к себе: предчувствуя или понимая, что могут дать им большевики, казаки взялись за оружие и дали армии пополнение - пешую и конную сотни.
25 февраля (10 марта). С утра армия снова в походе. Шедшему в арьергарде Чехословацкому батальону пришлось отбить атаку и нанести большие потери кавалерийскому отряду красных. За это дело генерал Корнилов выдал батальону награду в 5000 рублей.
Пройдя всего лишь 15 верст, армия остановилась в станице Веселая и расположилась по квартирам, что весьма удивило всех. Стали строить догадки о причинах этого. То обстоятельство, что армия находилась уже недалеко от Владикавказской железной дороги, заставляло предполагать о возможном переходе ею этой дороги и даже с весьма вероятным боем, и что все это может произойти ночью. И действительно, около 21 часа армия выступила дальше, имея в авангарде Офицерский полк, Техническую роту, Юнкерский батальон и 1 батарею, под общим начальством генерала Маркова. Направление движения было взято по прежнему на запад, на станцию Сосыка, но, пройдя верст десять, у хутора Упорный авангард круто повернул на юг.
В темноте Офицерский полк по небольшой проселочной дороге, спускаясь вниз, прошел по гати, перешел мост через реку Тихонькая... Но орудия застряли на гати. Полковник Миончинский мобилизовал все силы батареи: кустарник, камыш, солома... все валится на гать. Ей на помощь подошла Техническая рота: вяжутся фашины, крепится мост... Стучат топоры. Среди глухого шума работающих людей слышен отчетливый резкий голос генерала Маркова. Наконец орудия благополучно перешли мост, но снова застряли на второй половине гати. Подбежала Офицерская рота. Скоро орудия оказались на твердом грунте, и авангард тронулся дальше.
- С ним не пропадем и везде пройдем, - говорили про генерала Маркова.
Где-то вправо раздались 2-3 взрыва.
26 февраля (11 марта). Перед рассветом авангард вошел в станицу Ново-Леушковскую и, не задержавшись в ней, продолжал путь, но уже в западном направлении. Еще 5-6 верст, и он вышел на железную дорогу, пропуская мимо себя армию. Генерал Марков распоряжался на переезде. Здесь же был и генерал Корнилов.
Однако, переход армией железной дороги не прошел спокойно: с севера, со стороны станции Сосыка, подошел бронепоезд красных и начал обстрел переезда. Оказалось, железнодорожный путь был подорван слишком близко, но его скоро отогнала 1-я батарея, выехав на версту вперед. Когда прошли последние части, тронулся за ними и Офицерский полк с батареей.
Наступила ночь.
***
Уже было далеко за полночь, а Офицерский полк с батареей все еще в походе. Дорога была хорошая, но дул холодный ветер. Усталость давала себя чувствовать. Вспоминалась солдатская песенка:
"Хорошо служить в пехоте;
Впрочем, очень чижало…"
Короткие остановки мало облегчали. Одолевал сон. Вдруг длительная остановка: впереди задержка при переходе болотистой балки. Многие заснули. Даже резкий оклик генерала Маркова не сразу всех разбудил. Кое-кто задержался, приводя в порядок свою изорванную обувь; ему брошено короткое приказание:
- В первом же бою добыть цельные сапоги!
Отстающих нет; колонна идет в порядке. Беда, если "приспичило пойти до ветра" по большому делу: генерал Марков тут ничего не скажет, но догонять своих нелегко. Генерал Марков не может ехать спокойно: он должен быть всюду. И обоз он не оставляет без внимания. Он знает всех едущих на подводах.
- Что с вами? - обращается он к одному штаб-офицеру.
- Болен, Ваше Превосходительство!
- Позвать доктора и сказать ему, чтобы он доложил мне о состоянии здоровья этого офицера! - После доклада доктора, генерал Марков приказал передать "больному", что "армии такие больные не нужны".
Наконец, вот и станица Старо-Леушковская, но арьергард должен ждать, пока вся армия втянется в нее. Досадно утомленным тридцативерстным переходом в течение суток быть в степи на холоде и голодными. Но - "як треба, то треба".
27 февраля (12 марта). Только под утро Офицерский полк и батарея втянулись в станицу и остановились в указанном им районе. Конечно, некоторым взводам пришлось сразу же идти в заставы и оставить надежды на отдых и еду.
Полковник Биркин со своим отделением был послан в заставу у мельницы и неожиданно нашел там заставу корниловцев в 10 человек. Корниловцы были в возбужденном состоянии... Оказалось, ночью на них натолкнулась колонна красных, шедшая в станицу, и они бесшумно разделались с нею: около сотни убитых лежало на дороге, и стояло 5-6 захваченных подвод с оружием. Но быть смененными они не решились, так как не получили никакого уведомления об этом, и полковник Биркин с отделением вернулся в станицу. Отдохнуть ему опять не пришлось: армия уже выступала.
Пройдя еще 20 верст, армия пришла в станицу Ирклиевскую, и только здесь было объявлено о ночевке и даже добавлено - спокойной. Необходимость отдыха была огромна: ведь армией за полутора суток пройдено до 50 верст.
28 февраля (13 марта). Объявлено о возможной дневке в станице, и, действительно, армия простояла не только весь день, но и еще одну ночь. Добровольцы основательно отдохнули.
Конечно, среди офицеров велись разговоры на темы, выдвигаемые походом. Прежде всего, о безболезненном переходе Владикавказской железной дороги. Объяснение у всех одно: армию ведет генерал Корнилов. Затем - куда направляется армия? Тут - разногласия. Одни убеждены, как убеждены были и до перехода железной дороги: она идет на станцию Тихорецкая и изменила лишь направление удара на нее; другие утверждают, что теперь она идет на Екатеринодар и что для этого совершенно не нужно предварительно разбить Тихорецкую группу красных. В одном офицерском взводе по этому вопросу шел весьма горячий спор, и мир восстановил командир взвода, штабс-капитан Згривец, своим обычным приемом: "Слышь! Почистите винтовки, а пойдем туда, куда прикажет генерал Корнилов".
1 (14) марта. Утром армия двинулась по дороге на станицу Березанскую, имея в авангарде Корниловский ударный полк с батареей. Офицерский полк на этот раз шел почему-то в голове главных сил, что всем казалось новым за поход.
Впереди начался бой и, судя по стрельбе, серьезный. Колонна остановилась.
В это время бывший в голове колонны генерал Корнилов, обратившись к генералу Маркову, сказал:
- Помогите корниловцам! Если мы не собьем противника до вечера, мы будем окружены.
Тревога генерала Корнилова была понятна: он не думал, что красные будут оказывать упорное сопротивление армии в таком отдалении от железной дороги; не допускал мысли, что кубанские казаки будут на стороне красных, как случилось теперь. Оказалось, что противник не только обороняет станицу большими силами, но и сидит в окопах.
Генерал Марков выехал вперед. За ним Офицерский полк с батареей. Вскоре полк свернул с дороги и перестроился в боевой порядок. Выйдя на линию корниловцев, оба полка перешли в наступление. На фланге - конный дивизион.
Красные встретили полки жесточайшим ружейным и пулеметным огнем. Но цепи, не останавливаясь, спокойно, с винтовками на ремне, шли вперед; лишь изредка кто-нибудь на ходу давал выстрел-другой по важной цели. Красные не выдержали такого уверенного наступления и, сначала одиночками, а затем и всей своей массой, поднялись и бросились бежать, бросая пулеметы и винтовки.
Пройдя окопы красных на пологом гребне, добровольцы в 3-4 сотнях шагов увидели станицу, куда ныряли красные, укрываясь в постройках, садах, в огородах и в камышах пересекающей станицу речки. Конный дивизион обошел станицу и преследовал красных уже за ней. В станице вылавливали укрывшихся; иные платились жизнью, а на станичной площади старики-казаки поучали свою молодежь за помощь красным.
Офицерский полк не задержался в станице и вслед за конным дивизионом перешел в занятую им станицу Журавскую, проделав за день до 30 верст.
Потери полка в бою были ничтожны.
2 (15) марта. Вся армия перешла в станицу Журавскую, выделив Корниловский полк и конный дивизион полковника Гершельмана для занятия станции Высеки, на железной дороге Тихорецкая - Екатеринодар. Станция была взята. Оставшийся на ней конный дивизион не подорвал железнодорожный путь в сторону Тихорецкой, стоял беспечно и неожиданной атакой красных с бронепоездом был с потерями выбит.
Посланный для восстановления положения Партизанский полк встретил упорное сопротивление и не мог взять станции ночной атакой. Положение армии, имеющей теперь на фланге сильную группу красных, базирующуюся на Тихорецкую, было тяжелое. Разбить в первую голову красных в Выселках стало первой и неотложной задачей.
3 (16) марта. До рассвета на помощь партизанам выступил отряд генерала Маркова: Офицерский полк, Техническая рота и 1-я батарея; ему был придан и батальон корниловцев.
Под прикрытием утреннего тумана отряд подошел к станции версты на 2-3 и стал разворачиваться. Впереди была слышна стрельба. Не доходя гребня, офицерские роты встретили отходящих партизан, пропустили их и ускорили движение на гребень. Едва поднявшись на него, они нос к носу столкнулись с наступающими густыми цепями красных. С дистанции в 50 шагов офицеры ринулись в штыки. Местами произошел короткий рукопашный бой; красные были опрокинуты. Расстояние быстро увеличивалось: офицерские цепи, продолжая наступление, преследовали красных огнем, но, встреченные огнем многих пулеметов из построек поселка, залегли. Тем временем красные с помощью резервов снова перешли в наступление.
Генерал Марков был в цепи полка. В этот момент к нему подскакал красавец-казак, высокого роста, с красным башлыком 17-го Баклановского полка.
- Очень рад видеть вас, есаул Власов! - громко заговорил генерал Марков, - как нельзя вовремя подошли: на наш левый фланг наступают матросы... Как бы до штыков не дошло! Атакуйте их, только поскорее!
- Слушаюсь, Ваше Превосходительство! - ответил есаул Власов, изящно отдав честь, скачком сел в седло и, круто повернув коня, карьером понесся к своей сотне, стоявшей в укрытом от пуль месте. Через несколько минут лава казаков в 40 шашек с гиком бросилась в атаку. Затрещала пальба и... стихла.
- Вперед, бегом! - и с криком "ура" цепь Офицерского полка кинулась в атаку. Теперь снова цепи оказались шагах в ста от красных. Атака есаула Власова сделала свое дело: его сотня изрубила ведущую часть красных - матросов и соседних с ними. Батарея затушила пулеметный огонь из мельницы; она заставила красный бронепоезд укрыться за зданиями поселка, а затем поспешно уйти в сторону станции Тихорецкой. Красные бежали через поселок на восток, но там они попали под огонь обошедшей станцию с севера офицерской роты. Генерал Корнилов в решающий момент атаки станции был с цепями.
Станция была взята и противник разбит, но части Добровольческой армии понесли большие потери. Это был первый серьезный и жестокий бой. На стороне красных, кроме матросов (их было до 150 человек, погибли почти все), участвовали казаки и части 39 пехотной дивизии, чем и объяснялось их упорство. Генерал Марков был вне себя. К нему не обращались с вопросами о случайных пленных, а священнику, просившему о помиловании "заблудившихся", он ответил:
- Ступайте, батюшка! Здесь вам нечего делать.
В конной атаке погиб и есаул Власов. В момент схватки с матросами под ним был убит конь. Есаул упал, но, вскочив, он снес голову стрелявшему матросу и тут же погиб под пулями другого.
- Есаул! Есаул! - закричали его казаки. Изрубив матросов, они уже не могли преследовать красных: они столпились у тела своего командира и рыдали. Ночью тело есаула Власова и других убитых были преданы земле на кладбище поселка Выселки.

***
Уже в полных сумерках Офицерский полк, Техническая рота и 1-я батарея расположились на ночлег в поселке станции Выселки и близлежащей станице Суворовской. Генерал Марков приказал отдохнуть "как следует" и, кроме того, всем нашить на головные уборы белые повязки, чтобы в бою легче было отличить своего от красного. Тем частям отряда, которые остановились в станице Суворовской, приказано было не платить за питание, как репрессия за участие казаков этой станицы на стороне красных.
Партизанский полк и батальон корниловцев со взятием станции ушли на присоединение к главным силам армии в станицу Журавскую.
Стало всем известно об екатеринодарских добровольческих частях. Несколько дней назад здесь эти части потерпели поражение и отошли к Екатеринодару. Но факт существования добровольческого отряда в Екатеринодаре теперь был бесспорен, и путь в Екатеринодар не представлялся трудным: красные будут сжаты с двух сторон и не помешают соединению армии с Кубанским отрядом.

ПАВЛОВ В.Е. "Марковцы в боях и походах за Россию в освободительной войне 1917-1920 годов" Том 1. Париж, 1962 (Сборник)
Марковцы в Первом походе Добровольческой армии.
(Возвращение в Лежанку. Прим. - И.У.)

БОИ У СЕЛА ЛЕЖАНКА

19 апреля (2 мая). Перед рассветом часть полка была посажена на подводы и выехала в северо-восточном направлении. Было приказано выбить красных из села Лопанка, находящегося в 15 верстах. Произошел встречный бой, и стремительным ударом противник был опрокинут и село занято. Ночью части вернулись в Лежанку.
20 апреля (3 мая). 2-я и Конная бригады срочно ушли на помощь донцам, которые вынуждены были оставить станицы Егорлыцкую и Мечетинскую. В Лежанке остались 1-я бригада и Конный отряд генерала Покровского, а с ними - весь походный лазарет армии с 1500 ранеными и обоз.
Вскоре обнаружилось наступление красных на село с востока и юга. Их была подавляющая масса. Генерал Марков отдал приказ - не допустить противника ворваться в село и разбить его. Вся бригада заняла позиции редкой цепью. Выдано по 30 патронов на человека. Кроме того, генерал Марков приказал в полках часть пулеметов держать на подводах, составить из них подвижные пулеметные батареи, готовые вынестись вперед, по возможности, на фланги цепей противника, поражать их фланговым огнем, чем облегчить пехоте переход в контрнаступление. Это был первый случай в армии организации таких батарей.
Противник приближался. Ему оставалась верста до села, когда он на ходу открыл огонь. Несколько его орудий обстреливали цепи 1-й бригады. Это пулеметы, выскочив вперед своих цепей, заливались огнем. Ему отвечали редким ружейным и орудийным огнем.
Но вот противнику оставалось пройти последние каких-нибудь 1000 шагов, как сильный огонь обороняющихся заставил его залечь. Еще момент, и вперед вылетели пулеметные батареи, открыв огонь с дистанции в 500-600 шагов, посыпая его огнем во фланги. У противника замешательство, а громкое "ура" перешедшей в атаку бригады обращает его в бегство по всему фронту. Только частью своих сил бригада преследовала красных несколько верст.
С прекращением преследования противник остановился и стал приводить себя в порядок. Его батареи стреляли по выдвинувшимся частям полка. 4-я рота остановилась в 2-3 верстах от села на линии больших стогов соломы и сараев с сельскохозяйственными машинами. Шрапнели рвались над ней, нанося ей потери. Несколько серьезно раненых были внесены в сараи, где пули были не столь опасны. К несчастью, один снаряд попал в сарай и зажег находившееся в нем сено. Огонь распространился так быстро, что из сарая не успели вынести всех раненых. Трое из них погибли в пламени.
Наступила ночь. Выдвинувшимся вперед частям приказано отойти к селу и выставить сильное охранение.
Потери в Офицерском полку были серьезны: до 50 человек. Был ранен в голову и командир полка, генерал Боровский. По приказанию генерала Маркова полк принял полковник Дорошевич.
21 апреля (4 мая). Страстная суббота. Пришло радостное сообщение: 2-я пехотная и Конная бригады разбили красных у села Гуляй-Борисовка и заставили их поспешно отойти от станицы Егорлыцкой и очистить станицу Мечетинскую. Итак, Добровольческая армия соединилась с восставшими донцами южных станиц, которые вошли в подчинение генералу Деникину. Теперь территория армии уже не ограничивалась территорией одной станицы или села. У армии теперь есть тыл, и в первой половине дня в тыл, в станицу Егорлыцкую, уехал весь походный лазарет. Вместе с лазаретом был отослан и обоз всей 1-й бригады. Обоз оставлял село под обстрелом артиллерии противника.
Обстрел начался с утра и постепенно усиливался. Одновременно было видно разворачивание красной пехоты на значительно большем фронте, нежели в предыдущие дни, и с охватом села с северо-востока и юго-запада. Затем вся эта масса перешла в наступление. Захваченные пленные в стычках передовых частей заявили, что на митинге минувшей ночью было решено во что бы то ни стало взять Лежанку, чтобы в ней встретить праздники.
Бой был жестокий. Неоднократно выскакивали вперед пулеметы на тачанках и 1-я батарея, расстреливая красных чуть ли не в упор. Неоднократно Офицерский и Кубанские полки то там, то здесь переходили в контратаки, но красные, подаваясь в иных местах назад, поддерживаемые резервами, продолжали наступать. Упорный бой шел на самой окраине села, на кладбище. Красные захватили кирпичный завод и угрожали перерезать дорогу на станицу Егорлыцкую. Для восстановления положения была послана Инженерная рота - последний резерв генерала Маркова. 80 человек, поддержавшие часть Офицерского полка, не смогли сломить сопротивление противника в 500 человек и залегли. Пришлось снять с соседнего участка полуроту в 50 человек. Немедленной атакой красные были выбиты из кирпичного завода и бежали, оставив на месте 2 пулемета и много патронов.
По всему фронту наступление красных стало выдыхаться. Генерала Марков приказал Инженерной роте "пройтись в село Лопанка с пасхальным визитом", но общая обстановка перед селом заставила его отменить приказание. Только к вечеру красные окончательно были отброшены от села.
На этот раз красные не задерживались на виду у села, а отошли в те села, из которых они пришли. Выставив охранение, части бригады расположились в домах на окраине. Мечта многих побывать в церкви у Светлой Заутрени не осуществилась. Не было приготовлено ничего для пасхального стола, так как еще утром хозяйственные чины вместе с обозом уехали в станицу Егорлыцкую. Разговелись только тем, чем угостили жители.
В минувшем бою части бригады понесли чувствительные потери - до 80 человек, из которых 7 убитых, потерял Офицерский полк; Инженерная рота одними убитыми потеряла 8 офицеров и свыше 20 ранеными. Снова при бригаде образовался походный лазарет с не менее чем 160 ранеными.
Опять ранен был и командующий Офицерским полком, полковник Дорошевич. Генерал Марков назначил командовать полком полковника Хованского.
Вечером, в конце боя из Лежанки в станицу Егорлыцкую уехал штаб армии.
22 апреля (5 мая). 1-й день Святой Пасхи. Перед рассветом части бригады приготовились к возможному наступлению красных, но последние не появлялись: решили праздновать. Так русские люди, вчера ведшие бой, сегодня отдыхали и отмечали день Святой Пасхи в пятнадцати-двадцативерстном удалении друг от друга.
Грустный праздник был у жителей: они боялись ухода добровольцев и прихода красных. Грустный он был и для добровольцев: в Светлое Христово Воскресение им пришлось хоронить своих соратников. Похоронили их на том же кладбище, на котором раньше были похоронены первые четыре жертвы начала похода.
Генерал Марков обошел свои части и поздравил их с Праздником. Ему кричали "ура". Посетил он и раненых, которые забыли на время свои боли, увидев своего любимого начальника. Пошутил он над 4-мя ранеными 4 роты:
- Что это вы подставляете свои ноги и руки? (двое были ранены в ноги и двое в руки). А я так вообще не подставляю себя под пули.
Вызвал генерал Марков улыбку даже у тяжелораненых. Один офицер был ранен в живот навылет, и у него началась кровавая рвота. Подошел генерал.
- Ну, что? Ранен? - Раненый улыбнулся, кивнул головой.
- По глазам вижу, что выздоровеете!
Эта улыбка смертельно раненого, этот случай запомнились. Раненый действительно выздоровел.
Трудно было подыскать название генералу Маркову, которое оценивало бы его целиком. Он и "Ангел-Утешитель", как в описанном случае, он и "Ангел-Хранитель", как называли его в обозе армии, грозой которого он был, он и "Бог войны", и "Шпага генерала Корнилова".
Вечером этого дня бригада выстроилась на северной плошали села, и ей было объявлено, что она оставляет село. Колонна на подводах тронулась по дороге на станицу Егорлыцкую, перешла мост через реку Егорлык, ту реку, которую в свое время переходил вброд Офицерский полк, но вскоре свернула с дороги вправо. В сумерках хвост полка был внезапно обстрелян наскочившим на него грузовиком с пулеметом. Но одного артиллерийского выстрела было достаточно, чтобы грузовик поспешно скрылся.
23 апреля (6 мая). 2-й день Святой Пасхи. На рассвете бригада подошла к разъезду Прощальный на железной дороге Торговая - Батайск. Высланные подрывники к станции Целина подорвали там путь, а бригада в это время основательно разрушила его у разъезда. Выполнив эту задачу, она двинулась в станицу Егорлыцкую, куда и прибыла еще засветло, проделав за сутки до 50 верст.
Встреча и прием станичниками ставших у них по домам добровольцев были искренне радостными, с широким гостеприимством. Теперь их отношение к добровольцам совершенно не было равнодушным, как два месяца назад. Они признались в своем заблуждении. И это произошло ровно через два месяца, как тогда им и говорил генерал Корнилов. Старик-казак с гордостью заявлял, что его два сына, служивших раньше в Императорской Гвардии, теперь "бьют большевиков". Все это радовало добровольцев, усиливало пасхальное настроение.
24 апреля (7 мая). 3-й день Святой Пасхи. За ночь все чины бригады спокойно выспались и проснулись в бодром и радостном состоянии. Не теряя времени, разбрелись по станице, чтобы встретить и похристосоваться со своими знакомыми и друзьями. Все спешили в походный лазарет навестить и поздравить раненых соратников. "Христос Воскресе! - Воистину Воскресе!" - раздавалось по станице.
Во второй половине дня разнесся слух о выступлении. Досадно! Но бодрое настроение оставалось. На вечерней перекличке и молитве было объявлено: рано утром бригада выступит на подводах. Никаких вещей с собой не брать, но патронами запастись. Итак, снова в поход, но, как будто, на короткое время. Куда и с какой целью? Ответ на эти вопросы генерал Марков дал бы короткий и определенный: "Это вас не касается!"
О предстоящей задаче похода узнали лишь 7 офицеров Инженерной роты во главе с подполковником Александровым, которых генерал вызвал к себе и им сказал:
- Инженеры! На вас возлагается серьезная задача, от которой зависит успех нашего набега на треугольник станций: Крыловская - Сосыка-Ейская и Сосыка-Владикавказская. Вам надлежит пробраться в тыл к красным и около разъезда Хуторской на железной дороге на Ейск подорвать основательно полотно железной дороги и перерезать телефонные и телеграфные провода. Нужно, чтобы все, что есть на этих трех станциях, попало нам в руки. В ночь на 27 апреля (10 мая) вы должны выполнить этот приказ, а с утра я примусь за красных. Вам в помощь дается три проводника и сотня черкесов. Подробные приказания даны подполковнику Александрову.
Ночью отряд тронулся в путь.
25 апреля (8 мая). В 6 часов утра 1-я пехотная и Конная бригады выступили в юго-западном направлении. Целый день тряски на подводах и прибытие в станицу Незамаевскую. Переход около 65 верст. Ночевка.
Казаки просили генерала Маркова оставить отряд для защиты их станицы, на что тот предложил им самим сорганизоваться для защиты, а еще лучше - влиться в части бригады. Те колебались.
26 апреля (9 мая). Утром генерал Марков объехал части и объявил задание, данное армии:
- Идем запасаться боевой провизией. 2-я бригада будет наступать на станцию Крыловская. 1-я в центре, на станции Сосыка-Владикавказская и Сосыка-Ейская; Конная - левее, на станции Леушковская. Цель - захват всего, что имеется у красных на этих 4-х станциях. Боевая провизия необходима ввиду массового прилива в ряды армии кубанских казаков.
От станицы Незамаевской 1-я и Конная бригады пошли по разным направлениям. Проехав около 30 верст, 1-я бригада остановилась, не доезжая нескольких верст до станции Сосыка-Владикавказская. Разъезды от Черкесского конного дивизиона, приданного бригаде, доносили, что станция занимается большими силами противника с бронепоездом.
По диспозиции штаба армии атака трех бригад должна начаться одновременно с рассветом следующего дня.
С наступлением ночи 1-я бригада стала разворачиваться в боевой порядок: Офицерский полк - для атаки станции Сосыка-Владикавказская, Кубанский - левее его; с занятием этой станции бригада должна, заходя левым плечом вперед, наступать на станцию Сосыка-Ейская.
***
Отряд подполковника Александрова в течение 25 и 26 апреля (8 и 9 мая) скрытыми путями, весьма осторожно приближался к Владикавказской железной дороге севернее станции Сосыка. В ночь на 27-е (10 мая) он перешел дорогу и приблизился к месту своего назначения. Оставив шагах в 300 от железной дороги черкесов и проводников, офицеры подползли к полотну и принялись за работу. Через короткое время - команда: "Отползай". У полотна остались двое. Следующая команда: "Поджигай". Раздались сильные взрывы. И в этот момент всего лишь в нескольких шагах от места взрыва офицеры увидели силуэт остановившегося бронепоезда. Еще момент, и по ним понеслась с него пулеметная очередь: видимо, красные заметили отбегавших. На рассвете отряд взял направление на гул начавшегося боя и благополучно присоединился к бригаде.
27 апреля (10 мая). Незадолго перед рассветом 1-й роте было приказано произвести демонстрацию наступления. Рота сбила заставу красных, но, подойдя к железной дороге на 200 шагов, была встречена картечным и пулеметным огнем бронепоезда. Она залегла и в этот момент подверглась атаке красной пехоты с флангов. В жестокой схватке сопротивление роты было сломлено, и она стала отходить. Преследовавшие ее красные были остановлены пулеметным огнем батарейных и ротных пулеметов. На всем фронте разгоралась стрельба.
Едва стало светать, Офицерский полк перешел в наступление. Перед железной дорогой, не в силах преодолеть сильнейший огонь противника, он залег, но через несколько минут, когда 1-я батарея отогнала бронепоезд, а слева у кубанцев уже неслось "ура", он сбил красных, занял станцию и, не задерживаясь на ней, повел наступление вдоль железной дороги в северном направлении. Красные отходили, не оказывая уже сопротивления, и вскоре совершенно рассеялись.
Генерал Марков с Черкесским дивизионом, не обращая внимания на разбегавшихся красных, прискакал на станцию Сосыка-Ейская. На обоих станциях было захвачено несколько эшелонов с "боевой провизией", которую немедленно стали перегружать на те подводы, на которых ехала бригада, в то время как Офицерский полк продолжал двигаться на север. Бронепоезд красных успел проскочить станцию Крыловская до занятия ее 2-й бригадой.
Был момент тревоги: к станции Сосыка с востока подходила большая колонна пехоты и кавалерии. Выяснилось, что это были казаки станицы Незамаевской, шедшие на присоединение к бригаде. Их было свыше 500 человек. Генерал Деникин, приехавший на станцию, их всех назначил на пополнение в 1-ю бригаду, и им тут же было выдано оружие.
Тем временем, Офицерский полк занял станицу Павловскую, радостно встреченный жителями. Генерал Марков просил их немедленно разойтись по домам, так как станица не будет удерживаться, что вызвало у жителей восклицания: "Что теперь будет с нами?" Захваченных здесь пленных в числе нескольких десятков человек генерал Марков приказал отпустить.
К вечеру в станицу Павловскую пришел и Кубанский полк, а ночью вся бригада двинулась дальше на север.
28 апреля (11 мая) она пришла в станицу Ново-Михайловскую, в 6-7 верстах западнее станции Крыловской, занятую с жестоким боем 2-й бригадой, но еще ведшей бой севернее ее. Через несколько часов на станцию выступила вся 1-я бригада, но на ней не задержалась, а проследовала на восток через станицу Екатериновку в станицу Ново-Пашковскую, где и расположилась на ночлег. За нею отошла и 2-я бригада.
29 апреля (12 мая). Бригада перешла в село Гуляй-Борисовку и 30 апреля вернулась в Егорлыцкую.
Уставшими вернулись части с "налета на Сосыку", но бодрыми. Одержан был большой успех и добыты трофеи, нужная для армии "боевая провизия". 2-я бригада захватила даже два орудия. В первый раз Добровольческая армия вела наступление на фронте в 30 верст.
Потери в Офицерском полку были большие: около 100 человек, из которых на долю одной 1-й роты пришлось 27 человек убитыми и 44 ранеными, свыше половины ее состава. Был ранен и командующий полком, полковник Хованский, третий командир за время с 20 апреля (3 мая).
С 27 апреля (10 мая) в командование полком вступил полковник Тимановский. Генерал Марков расстался со своим неразлучным помощником, оставаясь, однако, его ближайшим начальником.
30 апреля (13 мая) - дата окончания Корниловского, Ледяного, 1-го Кубанского похода Добровольческой армии.

 

Раненный офицер-первопоходник после награждения "Знаком отличия Первого Кубанского похода".



ЛЕДЯНОЙ ПОХОД. КОРНИЛОВЦЫ



Иван Савин. Ледяной поход



Ледяной поход

http://smotri.com/video/view/?id=v230089667e0



Сквозь ледяные реки
Шли переправы вброд, -
Видимо в каждом веке
Свой сумасшедший год!

Перешагнув, живые
Шли… соблюдая черед…
Только в одной России
Мог быть такой поход!

(Кн. Н. Кудашев)

 

С удовольствием прочитал,спасибо Wolf09.Весьма интересно,т.к. мой прадед Григорий Захарович тоже корниловец, а информации о нем у меня крайне мало.Знаю, что закончил школу прапорщиков в Петергофе.В первую мировую командовал батальоном пехотного Изборского полка.Участник 1-го Ледяного похода.У Корнилова служил вместе с братом Андреем Захаровичем.В 20-м году был вынужден иммигрировать.До недавнего времени мы(его родные) практически ничего о нем не знали,пока моя сестра,случайно(опять же спасибо инету)разыскала в Аргентине сына прадедова брата Андрея.В июне прилетал в Россию,был у нас.Чтобы не быть голословным вот фото одной из страниц личного дела брата прадеда.



Ещё фото:

 

Bolek, большое спасибо за фото таких документов,на самом деле по первому кубанскому походу и корниловцам очень мало документов в основном источник это воспоминания и мемуары.с ув

И если хотите напишете фамилию прадеда в личку. Есть товарищ журналист. Возможно сможем что то узнать про вашего прадеда.с ув

 

К сожалению да ,информации кот наплакал,собираю по крупицам.
Ещё несколько фото из личного архива моих родственников:







На первом фото верхний ряд,первый слева прадедов брат.Следующее фото сделано в Париже,празднование Нового 1947 года.Первый слева прадедов брат,третий слева мой прадед Григорий Захарович.

 

Отличный сайт. Спасибо.

Сообщения объединены, 20 дек 2014, время первого редактирования 20 дек 2014

Степняк, позвоните мне. Проводим по местам боев первого Кубанского похода мероприятия. В марте 2015 планируется реконструкция боя под станицей Некрасовской. В марте 2014 года провели реконструкцию боя под Лежанкой. Учавствовало порядка 150 человек с обеих сторон. 89180243630.

Сообщения объединены, 20 дек 2014

В телефоне ошибка. Правильно 89180243620

Сообщения объединены, 20 дек 2014

Если не нарушаю правила форума, то даю полезную ссылку на сайт реконструкторов, где я на правах модератора (ник Кизлярский) веду тему подготовки к 100-летию первого Кубанского (Ледяного) похода. Много чего нового узнается при подготовке очередной экспедиции. Так, в селе Лежанка всплыла рукопись Эрика Бретда, немецкого военнопленного, который стал невольным свидетелем боя в Лежанке и своими воспоминаними дополнил картину боя и побоища.
На сайте много бытовых споров, которые можно пропускать, но выхватывать те или иные исторические факты и неизвестные эпизоды.
http://livinghistory.ru/forum/304-podgotovka-k-100-letiiu-1-go-kubanskogo-ledianogo-pokh/

Сообщения объединены, 20 дек 2014

Bolek,

Трошин Григорий Захарович. Капитан. В Добровольческой армии в Корниловском ударном полку. Участник 1-го Кубанского похода. В июне 1919 командир роты во 2-м Корниловском полку, окт.1920 командир батальона в том же полку до эвакуации Крыма. Орд. Св. Николая-Чудотворца. На 18 дек.1920 в 5-й роте Корниловского полка в Галлиполи, с 24 дек.1921 командир 7-й роты полка. Осенью 1925 в составе того же полка в Болгарии. Подполковник. В эмиграции во Франции, в 1931 возглавлял группу Корниловского полка в Бийянкуре, 1936 глава объединения полка во Франции. Полковник. Умер 10 (13) авг.1971 в Нью-Йорке. Дочь Лариса.

 

Немного дополню: у Трошина Г.З. было двое детей в России.Дочь Ольга и сын Аким (собственно мой дед).

 

"Ледяной поход" 1918 года в лицах





Военный врач Александр Александрович Жемчужный (Перельман)


Генерал-лейтенант Африкан Петрович Богаевский, с 1919 Донской Войсковой Атаман


Генерал-лейтенант Н.С. Тимановский.


Генерал-майор (с 1920) Иван Касьянович Кириенко.


Есаул Николай Евдокимович Скориков


Капитан Сергей Александрович Бровкович,
Марковец, галлиполиец, в Русском Корпусе, умер в Н.-Йорке в 1970-м


Кубанский Войсковой Атаман (1920-1958),
ГШ генерал-майор Вячеслав Григорьевич Науменко


Кубанского гвардейского дивизиона есаул Александр Михайлович Лекторский


Полковник Василий Никитович Зеленский, офицер Корниловского конного полка ККВ.
Старший адъютант Кубанского Атамана, умер в США


Полковник Владимир Иванович Третьяков

 

Слава
Слава погибшим бойцам (Павел Булыгин)

Слава погибшимъ бойцамъ,
Съ жизнью умевшимъ бороться.
Пусть ихъ порывъ по сердцамь
Нашимъ, гудя, пронесется.

Въ дикiе хмурые дни
Злого и страшнаго века
Намъ показали они
Силу любви человека.

Годы, меняясь, пройдутъ,
Пусть же всегда для народа
Жгучимъ примеромъ живуть
Дни ледяного похода.

Жалкiй развалъ февраля,
Речи паяца — кумира;
Ложь ихъ Россiю вела
Къ подлости Брестскаго мира.

Грянулъ ударь октября...
Вопли измены о мире.
Горькiя думы Царя
Въ саване белой Сибири...

Русь захлестнула волна
Низости, крови и смрада:
Черни привольна она, —
Чернь междувременью рада!

Все, чем гордилися мы,
Рухнувъ, въ крови утонуло.
Ночь. Но средь горестной тьмы
Что то, блеснувъ, промелькнуло:

Съ скорбью на гордомъ лице
Тамъ, на далекой Кубани
Слава въ терновомъ венце
Встала въ кровавомъ тумане.

<Декабрь 1921>,
Кёнигсберг

 

ЛЕДЯНОЙ ПОХОД

Армия раздетая
В тот холодный год,
Лишь верою согретая
Шла в Ледяной Поход.

Бури бушевали,
Враги смыкали круг.
Но окован был из стали
Добровольцев дух.

Армия штыками
Пролагала путь,
Покрытая снегами –
Валилась отдохнуть.

И снова за Вождями
Дружно шла вперед
Казачьими степями
В тот Ледяной Поход.

Мало так осталось
От тех сынов России,
Что пуль не убоялись
Разгневанной стихии.

Мы веру сохранили
В Родину, народ,
И ради них свершили
Безумный тот поход.

В.Яр.
"Вестник первопоходника" № 7 Апрель 1962 г.

 

ОТРЫВКИ ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ГЕН. А.П.БОГАЕВСКОГО о Первом Кубанском Походе.



В Ольгинской решен был вопрос о дальнейшем нашем движении - в задонские степи на зимовники. Корнилов принял это решение без ведома ген.Алексеева. Последний, узнав об этом, настоял на том, чтобы был собран военный совет старших начальников для детального обсуждения этого вопроса.

Мнения на совете разделились. Большинство стояло за движение на Кубань, где предполагалось найти еще нетронутые большевиками казачьи станицы, сочувственное настроение населения и достаточное количество запасов, продовольствия. Екатеринодар был еще в руках Кубанской власти, у которой, по слухам, было много добровольцев; соединение с ними должно было значительно усилить Добровольческую Армию. Меньшинство, в том числе Корнилов и я, верили в то, что Дон скоро поднимется, испытав на себе всю прелесть советской власти, а потому не стоит идти так далеко, не зная еще точно, как нас встретят на Кубани. Опасения за то, что на богатых зимовниках мы не разместимся и будем голодать, казались нам неосновательными, и надежда на соединение с Походным Атаманом ген.Поповым, который двигался туда с Донцами, еще более укрепляла нас в мысли о целесообразности движения на зимовники. Однако, победило первое мнение: решено было идти на Кубань.
Вечером 13 февраля в Ольгинскую прибыл Пох.Атаман ген П.Х.Попов со своим начальником штаба полк. В.И.Сидориным.

Тому и другому суждено было сыграть крупную роль в дальнейшем ходе борьбы Донского казачества. Немало нареканий, может быть и не вполне справедливых, вызвала их деятельность. Дело беспристрастной истории разобраться в этом и вынести свой приговор. Но в этот первоначальный период заслуга Пох.Атамана и его Нач.штаба несомненна. В эти страшные дни растерянности и упадка духа "Степняки" спасли честь Донского казачества, как Добровольцы - честь Русской армии, доказав, что не все Донцы "решили нейтралитет держать".

Жестокими словами описывает ген.Деникин тогдашнее настроение Донского казачества: "Не понимают они совершенно ни большевизма, ни "корниловщины". С нашими разъяснениями соглашаются, но как-будто не верят. Сыты, богаты и, повидимому, хотели бы извлечь пользу и из "белого" и из "красного" движения. ... Больше всего они боятся ввязаться в междоусобную распрю... пока большевизм не схватил их за горло..."

К глубокому сожалению, эти грустные слова Добровольческого вождя - справедливы. Иначе возможно ли было бы такое чудовищное явление, как равнодушие, даже враждебность, какую видели к себе добровольцы и "степняки" не только со стороны Донского крестьянства, но и казаков. Среди огромного населения Донской области, свыше 4.000.000 человек, подняли оружие только две ничтожные кучки, едва 5.000 человек. Остальные "держали нейтралитет".

Утром 14 февраля мы выступили из Ольгинской. Со своими хозяевами я расстался без особого сожаления. Хозяин, старый урядник, часто приставал ко мне с просьбой посоветовать ему, идти ли ему с нами или нет, оседлал лошадь, выехал за станицу, но раздумал и вернулся.

Грустную картину представлял наш поход.

По широкой грязной улице привольно раскинувшейся станицы шла колонна добровольцев. Бедно и разнообразно одетые, разного возраста, с котомками за спиной и винтовками на плече - они не имели вида настоящей воинской части. Это впечатление переселяющегося цыганского табора еще больше увеличивалось многочисленным и разнообразным обозом, с которым ехали раненые и еще какие-то люди.

При нашем проходе вся станица высыпала на улицу. Больно было видеть уходящую куда-то в неведомую даль нищую Добровольческую Армию и тут же рядом стоящих у своих домов хорошо одетых казаков, окруженных часто 3-4 сыновьями, здоровыми молодцами... Все они смеялись, говорили между собой, указывая на нас.

Проходя мимо одной такой, особенно многочисленной семейной группы, я не выдержал и громко сказал:

- Ну, что ж, станичники, не хотите нам помогать - готовьте пироги и хлеб-соль большевикам и немцам. Скоро будут к вам дорогие гости!

- На всех хватит! - ответил мне, при общем смехе семьи, отец ее, пожилой бородатый казак.

По пути от Ольгинской нам пришлось остановиться на привал на хуторе, приютившемся в степной балке. В бедной хате, где я остановился, суетился вдовец старик крестьянин, принося нам хлеб и молоко.

Один из моих офицеров спросил его: "А что, дед, ты за кого - за нас, "кадет", или за большевиков?"

Старик хитро улыбнулся и сказал: "Чего же вы меня спрашиваете? Кто из вас победит, за того и будем".

Дед, повидимому, верно определил тогдашнее отношение к нам русского народа.

К вечеру 15 февраля подошли к ст.Кагальницкой и спокойно переночевали в ней; на другой день к ночи прибыли в ст.Мечетинскую, где была сделана дневка. В общем, шли медленно, постепенно втягиваясь в походную жизнь.

За это время были получены более подробные сведения о районе зимовников, выяснившие бедность района средствами и жилыми помещениями, разбросанными на значительных расстояниях, что для нас было опасно в отношении связи. Это заставило Корнилова окончательно решиться на движение на Кубань, о чем им и было объявлено войскам в ст.Мечетинской. Донские Партизаны, имевшие возможность двинуться на присоединение к ген.Попову, решили идти дальше с Добровольческой Армией. Пох.Атаману было послано предложение присоединиться к нам и идти дальше вместе, но он не согласился на это, мотивируя свой отказ желанием Донцов не уходить с Дона и дождаться на зимовниках его пробуждения. Этот отказ произвел на Добровольцев тяжелое впечатление... Были мнения, что этому соединению помешало и честолюбие ген.Попова, который знал, что ген.Корнилов потребует рано или поздно подчинения себе "Степного отряда" во имя единства командования - азбуки военного дела. Как бы то ни было, оба отряда разошлись в разные стороны и впоследствии действовали совершенно самостоятельно, без всякой связи друг с другом.

Первый более или менее серьезный бой с большевиками мы выдержали в пределах Ставропольской губ., в Лежанке, 21 февраля.

.... (После занятия нами Лежанки) появились и жители, стараясь оказать внимание "победителям". Но по их невеселым смущенным лицам видно было, что они с ужасом думают о новом приходе большевиков, после нашего ухода. Жалко было их, но что мы, кочующая армия, могли сделать?

В Лежанке Корнилов приказал, для отличия от большевиков, нашить полоску белой материи на папахи и фуражки.

Дошли 27 февраля до ст.Крклеевской. Заночевали, и здесь от местных жителей услышали темные слухи, что Кубанский Атаман и Правительство с верными казаками уже покинули Екатеринодар, который и занят большевиками.

Куда же идти тогда, если это правда? О ген.Попове уже давно не было сведений. Сзади - темная туча над притихшим Доном, впереди - полная неизвестность. Как утлый корабль, плыли мы по бурному морю... Но жребий был брошен. Остановка - гибель. Идем к Кубанской столице...

У ст.Березанской (1 марта) нас впервые встретили с оружием Кубанские казаки. Сбитая большевиками с толку на станичном сборе казачья молодежь, вопреки настроениям старых казаков, решила вместе с иногородними защищать станицу от "кадет". Сил у них было достаточно, но не было ни толкового руководителя, ни боевого опыта, ни достаточной стойкости. Для нас эта стычка обошлась без потерь убитыми, но известие, что против нас уже выступают казаки-кубанцы, тяжело отразилось на сознании Добровольцев.

Вечером снова был станичный сбор, и на нем "старики" выпороли за большевизм несколько молодых казаков и баб.

Ночь с 8-го на 9-е марта части Добр. Армии провели на хуторах к югу от Некрасовской станицы. В первый раз за поход темный горизонт осветился заревом пожаров: хутора загорались во время боев от разрывов снарядов, а иногда поджигались самими жителями, бросавшими их, чтобы ничего не досталось "кадетам", или добровольцами, мстившими большевикам. Во всем своем кровавом ужасе открылось страшное лицо гражданской войны, жестокой и беспощадной.

9-го марта утром, во время чая, зашел ко мне по служебному делу кап.Капелько. Настоящая его фамилия была, кажется, князь Ухтомский. Отважный офицер, Калелько был любим всеми за свою храбрость, открытый, прямой характер и доброе сердце. Я предложил ему разделить со мной наш скромный завтрак. И вот, за стаканом чая у нас зашла речь о предчувствиях. Капелько, обычно веселый и живой рассказчик, сумрачно молчал. И вдруг неожиданно для всех сказал:

- Я верю в предчувствия и знаю, что сегодня буду убит.

Я попытался шуткой рассеять его мрачное настроение.

Послышался выстрел за селом. Бой начался. Мы простились.

Сегодня мой полк в главных силах. Идем за обозом, который поспешно перебирается через речку Белую. Едва часть обоза перешла на другую сторону, как с гребня правого берега по нем началась неистовая стрельба с расстояния не более 800 шагов. Обоз, сбившись в кучу, переживал тяжкие часы. Был опрокинут экипаж ген.Алексеева и смертельно ранен его кучер. Несчастные раненые доходили до полного отчаяния, и многие из них уже спрашивали друг друга, не пора ли застрелиться.

Положение впереди становилось все хуже.

Уже начинает изнывать Корниловский полк, заколебался один батальон, в котором убит командир. Густые цепи большевиков идут безостановочно, явственно слышатся их крики... Потери растут. Мечется нервный горячий Неженцев, шлет Корнилову просьбу о подкреплении.

Корнилов со штабом стоял у моста, пропуская колонну обоза, сумрачен и спокоен. По его приказанию офицеров и солдат, шедших с обозом и по наружному виду способных драться, отводят в сторону. Роздали ружья и патроны, и две команды, человек в 50-60 каждая, идут к высотам. "Психологическое" подкрепление.

Моему полку было приказано усилить левый фланг Корниловцев. В резерве ничего не осталось. "Психологическое" подкрепление подчинено мне. Толку от него было мало, но своим огнем оно оказало нам все же кое-какую поддержку.

Стоя на высоком стогу соломы за своими цепями, я хорошо видел все поле сражения: оно было непривычно широко для наших сил. У красных была видна почти сплошная линия цепей; у нас - коротенькие цепочки, такие маленькие и жалкие, с большими промежутками между ними.

Подъехал к моему стогу Корнилов со своей свитой, влез ко мне, взял бинокль и стал мирно беседовать со мной. Пули все время долетали до меня и раньше и уже тяжело ранили офицера, приехавшего ко мне с докладом. С приездом Корнилова и его свиты, представлявшей заметную цель, огонь большевиков еще больше усилился. Стог рыхлой соломы на открытом поле был для нас весьма сомнительным прикрытием.

Так, с переменным успехом, бой тянулся почти целый день. Но вот настал психологический момент перелома: наша стойкость сломила упорство красных; у них не хватило смелости перейти в решительное наступление, у нас она нашлась. Корнилов верно схватил минуту для приказа перейти в атаку. В полном беспорядке большевики бросились бежать. Мы двинулись за ними.
И вот в это время по нашим бесконечно уставшим рядам, среди измученных раненых в обозе молнией пронеслась радостная весть: "Покровский с Кубанцами идут к нам на соединение".

Только тот, кто слышал тогда наше "ура", может понять ту безумную радость, которая охватила всех нас при этом известии.

И когда долетела она до арьергарда, где Боровский со своими юношами, как лев, отбивал атаки красных, кап.Капелько в безумном восторге вскочил на бруствер окопа с криком: "Ура! Кубанцы с нами!" - и пал мертвый с пулей в лоб...

Роковое предчувствие оправдалось.

Послав Корнилову донесение о взятии станицы (Григорьевской, 22 марта) и отдав все распоряжения на случай контр-атаки большевиков, я зашел отдохнуть в дом священника, где уже расположился мой штаб.

Бедный молодой батюшка от пережитых ужасов хозяйничанья красных в станице и только что кончившегося боя производил впечатление полупомешанного. Он без умолку говорил, суетился, все время спрашивал, не придут ли большевики опять, и умолял нас не заходить из станицы. Между прочим, он рассказал, что красные заставили его беспрерывно служить молебен о том, чтобы они победили "кадет", а когда он попытался уклониться от этого, они пригрозили ему расстрелом.

Впоследствии я слышал, что несчастный священник все же был убит ими через несколько дней после нашего ухода.

(В станице Смоленской) переночевали в зажиточном доме у веселой старухи казачки, еще помнившей рассказы своего отца о том, как "Шамиля брали" и удивительно спокойно относившейся к гражданской войне, как к уличной драке...

Как только 2-я бригада захватила западную половину ст.Георгие-Афипской и станцию, с востока в нее ворвалась и бригада Маркова, пользуясь тем, что большевики бросили оборону восточного моста, через которую и вошла 1-я бригада.

Собрав после боя на площади у жел. дорожной станции свою (2-ю) бригаду для встречи Корнилова, приехавшего благодарить ее, я с грустью видел, как уже мало осталось в строю старых Добровольцев, вышедших из Ольгинской. Прошло немного больше месяца, а сколько храбрых выбыло из нее - одни навеки, другие, раненые, надолго...

Мы продолжали путь. Мои передовые части захватили десяток матросов и немедленно их расстреляли. Из большевиков, кажется, никто не возбуждал такой ненависти в наших войсках, как матросы - "краса, и гордость" русской революции. Их зверские подвиги были слишком хорошо всем известны... Матросы тоже хорошо знали, что их ждет, если они попадут в плен, и поэтому всегда дрались с необыкновенным упорством, и нужно отдать им справедливость - умирали они му- жественно, редко прося пощады. По большей части это были здоровые, сильные молодцы, наиболее тронутые революцией.

27 марта авангард противника, стоявший впереди Екатеринодара, повел наступление на ст.Елизаветинскую. Мне было приказано отбросить его.

Красные сильно наседали на сторожевое охранение Корниловцев. Уже Неженцев ввел в бой весь свой полк. После полудня я приказал двинуть ему на помощь Партизанский полк. Ген.Казанович смело повел его в наступление и после упорного боя у кирпичного завода, на полпути от Екатеринодара, отбросил противника до предместья Кубанской столицы - фермы в трех верстах от города.

Во время этого боя, когда был уже захвачен кирпичный завод, мне пришлось наблюдать одну сцену, которая навсегда осталась у меня в памяти.

На вершине высокого кургана с отличным обстрелом стоял почти открыто наш пулемет. Около него лежал молодой офицер, прапорщик Зайцев (вскоре убитый), прекрасный офицер, и как виртуоз разыгрывал страшную симфонию на своем смертоносном инструменте. Выпуская одну ленту за другой, он видимо наслаждался меткостью своей стрельбы... И, действительно, она была великолепна. Вот выезжает у фермы красная батарея на позиции. Ленту - по ней. Падает несколько солдат, ранены две лошади, и "товарищи", сломя голову, удирают к пушкам за рощу. Навстречу им показались какие-то повозки - не то обоз, не то зарядные ящики. Снова лента, - и, переворачиваясь на поворотах, исчезает и этот обоз. То же случилось и с группой всадников, повидимому, начальством, выехавшим на возвышенность у фермы.

Пол-ленты - и "главковерхи" разлетелись стремительно в разные стороны.

Тут же на холме находились и оба наших командира полков со своими адъютантами и среди них молоденькая сестра милосердия в черной косынке - Вавочка, которая, сидя спиной к противнику, старательно набивала пулеметную ленту патронами и весело болтала с окружающими .

Я пошел туда. "Это что такое, Вавочка, зачем вы здесь?" - строго спросил я ее. - "Ваше Превосходительство, позвольте мне остаться, здесь так весело!" - ответила она, умоляюще сложив маленькие ручки, и улыбаясь ждала ответа. Я позволил остаться до моего у хода.

Вавочка, падчерица донского полковника К.М.Грекова - любимица всей Добровольческой Армии. Веселая, всегда жизнерадостная, она не состояла ни при одном лазарете, а появлялась всюду, где нужна была помощь раненым, которым она отдавала все свои молодые силы и часто все из своей одежды, что можно было разорвать на бинты. Жила она, как птица небесная, при какой части придется, везде была желанной гостьей. И, несмотря на свою молодость и окружающую обстановку, Вавочка сумела так себя поставить, что в ее присутствии никто не позволял себе брани, нескромной шутки или пошлого ухаживания. Часто заглядывала она и в мой штаб, иногда жила по несколько дней. Нередко являлась в мужской одежде, так как юбку и косынку успела уже порвать на бинты. Тогда офицеры дарили ей юбку, купленную тут же у хозяйки. Однако наш пулеметчик, видимо, уже очень обозлил "товарищей". Их гранаты стали падать все чаще и чаще у кургана. Пора было уходить. Красный пушкарь, видимо, уже пристрелялся, и следующая "очередь" будет в "точку"... Забрав Вавочку и лишних офицеров, я ушел с холма. И вовремя. Вскоре град снарядов осыпал курган, и один из них упал на то место, где мы только что лежали. Пулеметчик остался невредим, но должен был переменить позицию.

Вавочке я запретил появляться в боевой линии. Но она меня не послушалась. Через день ее принесли мертвой с боевого участка Партизан.

Ее нашли вместе с убитой подругой в поле за цепями, с несколькими шрапнельными пулями в груди и маленькой куколкой, зажатой в застывших руках - шутливым подарком одного из офицеров. Я видел ее лежащей на телеге у штаба Корнилова, перед отправлением в ст. Елизаветинскую, где ее похоронили вместе с подругой у церкви. Скорбно были сжаты красивые губки, умевшие так весело смеяться в минуты смертельной опасности. Суров был облик милого лица.

К Богу отлетела чистая душа, никому в своей короткой жизни не сделавшая зла.

В Добровольческой Армии было около двух десятков женщин и девушек. Некоторые из них несли службу в строю, как рядовые, остальные - как сестры милосердия. И те и другие оставили у нас по себе прекрасную память. Многие из них погибли во время похода, живые разбрелись по свету.

Ген.Деникин немедленно донес о смерти Командующего ген.Алексееву, находившемуся в это время в ст.Елизаветинской. Ген.Алексеев немедленно прибыл на ферму и своим приказом утвердил Деникина Командующим Армией.

Тело Корнилова положили в повозку вместе с телом полковника Неженцева. Ген.Алексеев подошел к нему, перекрестился, поцеловал холодный лоб покойного и долго в глубокой задумчивости стоял над его телом. Удивительны были взаимоотношения этих двух людей. Оба - глубокие патриоты, горячо любившие Россию, беззаветно служившие одному и тому же делу - не подходили друг к другу по личным свойствам своего характера. Много грустных сцен приходилось видеть их окружению при их служебных встречах. И почти всегда не М.В.Алексеев был причиной их... Я не буду касаться подробного разбора причин всех недоразумений между ними. В настоящее время оба они отошли в лучший мир, сделав все, что было в их силах, на земле.

 

Спасибо автору за материалы, еще читать и читать. Тема стала родной, когда в домашних архивах нашла данные о брате родного деда, Георгии Николаевиче Бельцеве, 1890 года рождения, г. Ейск, подпоручик. С июля 1918 года - служил в 5-ой роте 1-ого офицерского (Марковского) полка. 14 сентября 1948 года ранен под Армавиром. Попал в плен, пропал без вести, читайте погиб, в концлагере красных под Харьковом. Был венчан с Зинаидой Яворской, есть дочь, которую после ареста мужа Зинаида отдала в хорошие руки знакомых ейчан, а сама вышла замуж и уехала на север.
Племянник Зины Яворской живет в Москве (данные 2016 г.). Сохранилось только фото Зинаиды.
Если вдруг найдутся следы деда, дайте знать pustelgа-2012@yandex.ru
Еще раз - спасибо Вам!

 

Сообщения объединены, 26 апр 2020, время первого редактирования 26 апр 2020

Сообщения объединены, 26 апр 2020

Оригинал или нет?
Сложно найти в интернете хорошие фото оригинала и собственно знать,что сравниваю с оригиналом. Есть кто ответит?

 

Не встречал.

 

Я конечно не Алексей,)) , но попадались, очень скудные, но местами информативные. Впринципе в Союзе было не принято писать об этом, но всё же упоминания стычек и боёв есть. После развала об этом писать стали больше.

Сообщения объединены, 30 апр 2020, время первого редактирования 30 апр 2020

Есть в сети и фото оригиналов, и копии весьма хорошего качества, потратите час найдёте